Текст книги "Первое путешествие россиян вокруг света"

Автор книги: Владимир Невский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Хижины не имели окон, и только низкая дверь в один метр высотой вела внутрь помещения, состоящего из одной комнаты, разделенной бревном на две половины. Передняя часть комнаты была вымощена камнем, а задняя устлана травой и покрыта рогожками, на которых все семейство спало вместе без различия родства и пола. Часть комнаты, отгороженная рогожами, служила кладовой для хранения вещей и продуктов.

Стены и потолок украшались кокосовыми орехами, сосудами из тыквы, рыболовными сетями, копьями, топорами и музыкальными инструментами (барабанами). Мебели никакой не имелось. Строили здесь также большие общественные дома-столовые, стоявшие на фундаментах из обтесанных камней. Женщинам вход в эти дома-столовые был запрещен. Строить хижины обычно помогали все соседи.

Нукагивцы до совершеннолетнего возраста ходили нагими. Взрослые надевали на бедра пояс, сплетенный из травы или пальмовых волокон. В дождливое время на спине носили длинные рогожи, спускавшиеся с плеч наподобие одеял.

Женщины употребляли их также для защиты от загара. «Сие называется у них полным нарядом, а запросто ходят совсем нагие»⁸.

Украшения носили женщины и мужчины. Тилезиус пишет, что островитяне носили на шее ожерелья из свиных зубов, связанных волокнами кокосовой пальмы, или деревянный овальный ошейник, осыпанный кольцеобразными рядами красных зерен (семена Arbus precatorius), приклеенных смолой. Головной убор жителей острова Нукагива состоял из шлема, сделанного из птичьих перьев, или искусно сплетенного венка из кокосовых листьев. У мужчин в мочках ушей были сделаны большие дырки, в которые можно просунуть мизинец. В них вставляли бамбуковые палочки, цветы, свиные зубы или отшлифованные раковины, а иногда гвозди.

Главным украшением нукагивцев являлась татуировка. Это украшение нигде на земном шаре не достигало такого искусства, как на Маркизских островах. Г. X. Лангедорф²³⁰ наблюдал способ татуировки на острове Нукагива и подробно его описал. По его словам, эта операция не только мучительна, но и сопряжена с большими расходами, потому что художники, занимающиеся этого рода украшениями, получали большую плату (обычно свиньями). Татуировка производилась в юношеском возрасте и являлась крупнейшим событием в жизни нукагивцев. Ею занимались в специальных домах, объявленных табу. У некоторых мастеров было по три таких дома, и в каждом из них он татуировал одновременно 9—10 юношей.

Татуировка производилась следующим образом: сначала на теле делали рисунок палочкой, которой мешали краску. Орудия татуировки изготовляли из кости крыла фаэтона (Phaeton acthereus). Один конец кости вставляли в бамбуковую трубочку, а другому придавали форму полумесяца, на котором вырезали пять тонких гребневых зубчиков. Мастер, держа это орудие в левой руке и приставив его к телу, ударял деревяшкой по верхнему концу. Кровавые точки затирались для большей прочности рисунка сажей из сожженного масличного ореха, через час это место воспалялось и опухало. Во время татуировки юношам пить почти не давали.

Первый год накалывались главные фигуры, а затем в течение трех-шести месяцев—промежуточные украшения главных рисунков. Некоторые мужчины на острове Нукагива были так татуированы, что тело их выглядело как большие рощи хлебных деревьев, бананов и кокосовых пальм. Лисянский сообщает, что верховным вождям было дано право «в хороший урожай брать четвертую часть плодов, их подданным принадлежащих, в прочие времена смотря по обстоятельствам»¹.

«Все что с достоверностью сказать можно,—пишет Крузенштерн,—о преимуществах короля, состоит в том, что он обладает великим имением и потому бывает в состоянии прокормить многих»².

Крузенштерн пишет, что вождь, его родственники, жрецы и некоторые отличные воины имели «общественные столовые», в которых кормили преданных им приверженцев. Сочлены каждого сообщества имели особые знаки татуировки; так, например, в сообществе верховного вождя залива Тайегоа было 26 человек, и все они отличались четырехугольным знаком татуировки на груди. Вступать в подобное сообщество принуждал крайний голод. Это способ порабощения естественной свободы, так как вожди таким путем приобретали большую власть над сочленами своих сообществ.

Несмотря на наличие преданного сообщества, вожди острова Нукагива нигде не достигли деспотической власти, так как этому противились старшины больших семей, владевшие землей, которые представляли высшее сословие в стране. Так, например, без их согласия вождь не мог объявить войну.

Укреплению власти вождей способствовал также культ предков. Он давал вождям право налагать на вещи табу, т. е. посвящать их душам предков. Вожди также почитались народом священными, и до них никто не смел дотрагиваться. «Королевское табу также для них священно, и короли с помощью своих жрецов употребляют оное вместо именных своих повелений»³.

При помощи табу и через жрецов вождям удавалось достигнуть некоторой политической власти. Многое также зависело от личных качеств. Если вождь был храбр и смышлен, то пользовался большим уважением и влиянием. После смерти верховного вождя власть его ^{231 232}

переходила по наследству к его старшему сыну. Если сын был малолетний, его заменял старший брат короля.

Жители острова Нукагива вели между собою частые войны. Одним из поводов для войн был обычай принесения человеческих жертв. После смерти влиятельных жрецов приносили в жертву трех человек, трупы которых вешали на кладбище на деревья. Жертвы выбирались не из своего племени, а похищались в соседней области, что вызывало войну^{233 234}.

Войны нукагивцы вели почти беспрерывно как на суше, так и на море. Иногда война на море прекращалась и велась только на суше. Крузенштерн рассказывает следующий оригинальный случай. «Сын короля Катонова женат на дочери короля воинов Тай-Пи. Она привезена водою; а потому залив, разделяющий сии две долины есть табу: то есть место священное, возбраняющее всякое кровопролитие. Если разрушится согласие между молодым принцом и его супругою и она возвратится к своим родителям, то война, которую ведут теперь только на сухом пути, может быть и на море. Но когда умрет она в сей долине, тогда должен последовать мир вечный»²³⁵. Во время народных празднеств война прекращалась. Знаком перемирия служила кокосовая ветвь, выставляемая на вершине горы.

Постоянных армий у нукагивцев не было, поэтому войны были неособенно кровопролитны. Засады, ловушки, внезапные нападения поодиночке или небольшими группами исчерпывали все тактические приемы местных воинов.

«Хотя прежние путешественники и заключали,—пишет Лисянский,—что здешние женщины не имеют ни к кому супружеской обязанности, но живут по произволу, однако ж заключение сие несправедливо. Ибо супружество на сих островах наблюдается так же, как и в Европе; а ежели и есть какая-либо между ими разность, то разве в самых маловажных обстоятельствах²³⁶.

По описанию русских путешественников у нукагивцев обычно наблюдалась моногамия, но богатые имели

столько жен, сколько хотели или могли прокормить. Иногда число их доходило до восьми. Встречалось также многомужество (полиандрия), которое являлось, пови-♦ димому, пережитком группового брака.

Среди нукагивцев был распространен также обычай предоставлять жену в распоряжение гостя. Браки заключались с согласия родителей и по свободному выбору жениха и невесты. При этом жених делал подарок родителям жены. Если родители не давали согласия на брак, молодые убегали в лес и строили там себе хижину. Брачные союзы заключались без особенных торжеств.

Рождение детей казалось островитянам таинственным и нечистым. Беременная женщина удалялась в отдельную хижину, которая считалась табу. К ней допускались лишь немногие женщины¹. Через несколько дней после рождения ребенка устраивался пир, во время которого убивали много свиней. Детей своих нукагивки обычно не кормили грудью: «Когда родится дитя, то ближайшие родственницы стараются наперерыв заступить место няньки; берут дитя от матери в дом свой и кормят его не грудью, а плодами и сырою рыбою»^{237 238}.

Религия нукагивцев осталась недостаточно выясненной в трудах русских мореплавателей. «Судя потому,– пишет Лисянский,—что у нукагивцев есть жрецы, они должны иметь и веру, но в чем она состоит, неизвестно»²³⁹. Религия островитян состояла в почитании определенных божеств общего и местного характера.

В течение всей своей жизни нукагивец был проникнут страхом и верою в неведомых духов и привидений. «Верят существованию нечистых духов, которые будто бы иногда приходят к ним, свистят и страшным голосом просят пить кавы и есть свинины. Никто из жителей не сомневается, что ежели сии требуемые нечистым духом вещи поставятся посреди дома и чем-нибудь покроются, то, конечно, через некоторое время они совершенно исчезнут»²⁴⁰.

По описанию наших мореплавателей у нукагивцев наблюдалась вера в волшебство.

Сравнительно подробно мореплаватели описывают погребальные обряды нукагивцев. Тело умершего прежде всего обмывали, а затем клали на доску посредине комнаты. Родственники и знакомые рыдали над трупом, царапали свое тело до крови зубами животных и острыми раковинами. Здесь же можно было слышать и ужасный смех. Затем труп выносили и выставляли на деревянный помост перед домом. После этого начиналось пиршество с участием жрецов, но без женщин. Для пира убивали половину свиней умершего. Головы свиней обрезали и приносили в жертву богам (жрецы потом съедали их тайком от народа). Жрец на пир приносил четыре барабана и в такт ударам лопотал непонятные слова. Тело умершего в течение нескольких месяцев родственники натирали кокосовым маслом, отчего оно делалось крепким, как камень (превращалось в мумию). Затем покойника оборачивали кусками материи, смоченной в кокосовом масле. После этого устраивалось второе пиршество, во время которого тело разламывали на куски и клали в ящик, сделанный из хлебного дерева, который относили на кладбище. Женщинам на кладбище входить запрещалось под страхом смерти.

В военное время трупы умерших сразу зарывали в землю, чтобы они не попали в руки неприятеля. Считалось позором, если враги украдут труп и похоронят его у себя. В таких случаях похитители отрезали голову умершего и, привязав ее к ноге, носили в виде трофея. Тени этих непогребенных людей, по верованию островитян, преследую! переживших их родственников. Чтобы сделать себя неузнаваемыми для духа умершего, родственники мазали лицо и все тело грязью или краской; имя умершего никогда не произносилось и даже тезкам его давали другие имена.

Проявлением религиозных верований местных жителей являлось также табу. Табу—это запрещение, установленное советом жрецов или старшин, пользоваться неодушевленными предметами или живыми существами. Запрещенный предмет признавался как бы временным вместилищем божества и пользовался благоговейным почитанием. Табу носит различный характер: политический или религиозный, общий или индивидуальный, ограниченный временем или постоянный

✓

. Кладбище (морай) на о. Нукапта

(Атлас к путешествию вокруг свети, капитана Крузенштерна)

Табу обычно использовалось жрецами и старшинами для укрепления своего влияния* Особенно жестоко пора-жало оно женщин, которых подвергало ужасной неволе.

НА ПУТИ В КАМЧАТКУ

17 мая утром «Надежда» и «Нева» снялись с якорей. Ветер дул порывами и менялся почти каждое мгновение. Сильное течение увлекало «Надежду» к отвесной стене утеса* На скалах собрались вооруженные островитяне, некоторые из них плавали возле корабля. Пушечным выстрелом известили Лисянского, что корабль находится в опасности, и он прислал шлюпку, с помощью которой «Надежда» отошла от опасных скал.

Рассчитывая сделать новые открытия, Крузенштерн взял курс на запад-юго-запад.

24 мая установилась тихая погода, и астроном Горнер производил измерения глубинной температуры воды термометром Сикса на 0°56' ю ш, и 146°16' з, д. Был получен следующий результат:

L Температура воздуха и поверхности моря—26,9° С.

2. Температура воды на глубине 213,4 м—14,4°С,

Гельсова машина па той же глубине показала 23,8° С, Эта разница произошла, повидимому, от нагревания воды, находящейся в Гельсовой машине, при ее поднятии из глубины*

25 мая в три часа дня второй раз пересекли экватор на 146° 3Г з. д. {по хронометрам) и 144° 56' з₊ д (по счислению). Из этих данных видно, что за семь дней корабль снесло течением к западу на 1,5°, В связи с этим Крузенштерн пишет: «Впрочем, по примечаниям, учиненным Ванкувером в январе, Гергестом в апреле, а нами в мае, можно принять, что сии течения к западу на обе стороны экватора суть господствующий»²⁴¹.

На следующий день в широте Г12' N заметили течение, идущее к востоку-северо-востоку. На другой день опять оно было, как и прежде, западное: «Объяснение разности такого однодневного течения,—пишет Крузенштерн,—не нетрудно»²* Таким образом, Крузенштерн впервые установил экваториальное противотечение в Тихом океане, но понять и объяснить его был не в состоянии.

Несколькими годами позже Крузенштерна экваториальное противотечение в западной части Тихого океана наблюдал О. Коцебу во время второго кругосветного плавания на корабле «Предприятие».

При переходе через экватор от наблюдательности Крузенштерна не ускользнуло некоторое снижение температуры воздуха.

«Два дня уже дул ветер переменный, слабый, прерываемый безветрием; но мы чувствовали, что воздух был приятнее и в сравнении с тем жаром, который переносили мы несколько недель прежде сего, мог назван быть холодноватым, а особливо во время ночи. Термометр показывал впрочем только на 1/4 градуса менее, нежели в первые дни бытности у Нукагивы»¹.

Это явление отмечают также Коробицын^{242 243} и Лисянский²⁴⁴, которые указывают, что не только воздух, но и вода на экваторе сделалась гораздо холоднее.

Впоследствии это было подтверждено и другими русскими мореплавателями: «По приближении к экватору,—пишет Литке,—жар сделался гораздо сноснее. Температура, как воздуха, так и моря, понизилась на 1/4° и 2°, что для чувств было весьма приметно. Но в широте 3° и 4° встретили мы прежние жары. Подобное замечание сделал уже Адмирал Крузенштерн»²⁴⁵.

С. О. Макаров в Тихом океане, вблизи экватора, между 105° и 120° з. д., также отметил существование области холодной воды, которая на 3°—4° холоднее окружающей^{246 247}. Точного объяснения существования этой области пока еще нет. По видимому, понижение температуры происходит здесь от поступления снизу глубинной, более холодной воды вследствие уноса поверхностной теплой пассатным течением, причем главную роль играет противоположное направление отклоняющей силы вращения земли по обе стороны экватора.

27 мая на 2°10' с. ш. и 146°50' з. д. в море заметили большую ветку с зелеными листьями, на которой была масса мелких тропических птиц и одна большая черная. Моряки думали, что поблизости есть неизвестный остров.

7 июня Крузенштерн и Лисянский первые из русских моряков увидели остров Овиги (по Крузенштерну Овайги), или Гавайи,—самый крупный из группы Гавайских (Сандвичевых) островов, где рассчитывали запастись свежей провизией. Чтобы не терять времени, не встали на якорь, а пошли вдоль берега, надеясь, что местные жители, увидев их, подвезут продовольствие.

Когда корабли приблизились к острову, навстречу им вышла лодка с островитянами, но в ней, кроме плодов и маленького поросенка, ничего не было. Все это приобрели за высокую цену, так как кроме сукна островитяне ничего не хотели брать. 8 июня была сделана еще одна безуспешная попытка купить провизию, после чего Крузенштерн, не останавливаясь, направил свой путь к Камчатке.

10 июня в шесть часов вечера после троекратного «ура» корабли разлучились. Лисянскому не было необходимости спешить, и он имел возможность запастись свежей провизией и попутно сделать ряд ценных наблюдений над природой и жителями Гавайских островов.

У острова Гавайи Крузенштерном и Горнером были сверены показания приборов и инструментов с координатами пунктов, определенных астрономическими наблюдениями Кука, Кинга и Ванкувера Результаты поверки показали большую точность хронометров и высокое качество производства астрономических наблюдений, что позволило Крузенштерну шире развернуть эти работы в дальнейшем.

От Гавайских островов «Надежда» пошла на юго-запад. 15 июля на 17° с. ш и 169°30' з. д. появилось множество птиц, летающих у корабля стаями. Предполагали, что находятся вблизи острова или надводной скалы.

С 18 июня переменили курс на северо-западный, чтобы скорее достигнуть Камчатки, так как питались одним соленым мясом и сухарями, изъеденными жучком.

Крузенштерн правильно отмечает, что с удалением от экватора и приближением к тропику температура воздуха повышается: «По довольном отдалении нашем к северу сделался ветер слабее и переменнее и воздух гораздо теплее»²⁴⁸.

22 июня на 178°14' в. д. пересекли тропик Рака. Солнце стояло в зените, термометр показывал 26—27^ft С. Было полное безветрие и море спокойно, как зеркало Лангсдорф и Горнер со шлюпки определяли плотность морской воды и распределение глубинных температур.

С 16 апреля по 5 июля Горнер также производил наблюдения над колебаниями барометра между тропиками. Наблюдения производились ежедневно, через каждый час, в течение дня и ночи. Это было первое исследование суточного хода давления на океанах под тропиком.

В то время многие ученые Западной Европы изменения атмосферного давления и вообще все изменения погоды ставили в прямую зависимость от притяжения луны и солнца. Горнер при обработке наблюдений пришел к убеждению, что «расстояние луны от земли не имеет, кажется, никакого значащего влияния; величайшие колебания случались в перигеях, в апогеях и при среднем расстоянии»¹. Эта работа для того времени имела большой научный интерес.

На 27° с. ш. установили северную границу северо-восточного пассата. Наступила туманная, пасмурная погода с юго-западными ветрами, рвущими паруса.

3 июля Крузенштерн произвел бесполезную попытку отыскать легендарные острова, богатые золотом и серебром (Рика де Оро, Рика де Плата).

В конце XVI и первой половине XVII столетия среди испанцев и голландцев ходили слухи об этой земле, лежащей к востоку от Японии. На поиски легендарных островов различными странами снаряжались экспедиции вплоть до начала XIX в.

По этому поводу Крузенштерн пишет: «Хотя весьма малую имел я надежду быть счастливее моих предшественников в отыскании сего острова, а особливо при пасмурной бывшей тогда погоде, однако, не взирая на то, почитал обязанностью воспользоваться довольно свежим восточным ветром, дабы испытать, не доставлю ли каких-либо сведений о таком предмете, о котором с давних времен многие географы и мореходцы безуспешно помышляли»². ^{249 250}

Сильные западные ветры и туманы принудили Крузенштерна оставить свое намерение, хотя между 38° с. ш. и 42° с. ш. встречали признаки близкой земли (черепаху, массу китов, уток и старые стволы деревьев).

11 июля на 49°16' с. ш. и 160° 11' в. д. появились предвестники берега: масса чаек, больших и маленьких буревестников, белых альбатросов и пр. Утром 13 июля мореплаватели увидели Камчатский берег (Шипунский мыс). Огнедышащие горы, покрытые вечным снегом, красивые березовые леса и черные береговые скалы, покрытые тысячами чаек, привлекли взоры мореплавателей. Несмотря на неблагоприятные метеорологические условия, Крузенштерн сделал много астрономических наблюдений, которые позволили уточнить положение важных в географическом отношении пунктов, ставших основанием при создании карты южного берега Камчатки от Шипунского носа до мыса Лопатки, выполненной экипажем «Надежды» по возвращении из Японии,

15 июля в час дня бросили якорь в Петропавловской бухте после тридцатипятидневного плавания от Гавайских островов,

В то время в Петропавловске насчитывалось всего тридцать деревянных домов. Комендант крепости принял «Надежду» за иностранный корабль и приготовился к обороне Когда недоразумение разъяснилось, с крепости загремел пушечный салют из одиннадцати выстрелов, и «Надежда» ответила тем же. Прибытие «Надежды» в Петропавловск представляло большое событие, так как это было первое русское судно, пришедшее из далекой Балтики, Всех охватило праздничное настроение. Устраивались вечера с национальными камчадальскими танцами, изображающими медведей, птиц и собак²⁵¹. Корабль был оснащен для ремонта. Погруженные в Кронштадте товары и провиант для Камчатки были выгружены на берег. Несмотря на ежедневные дожди и туманы, офицеры и матросы, свободные от службы, каждый день отправлялись на охоту или рыбную ловлю.

За шестинедельную стоянку в Петропавловске «Надежда» была отремонтирована и приготовлена к дальнейшему плаванию в Японию,

12 августа в Петропавловск прибыл губернатор Камчатки генерал-майор Кошелев со своим братом и с отрядом гренадер в шестьдесят человек под командой капитана Федорова*

Путешествие их из Нижне-Камчатска {в то время столица Камчатки) до Петропавловска сопряжено было с большими трудностями, так как пришлось преодолеть расстояние в 700 верст²⁵². При летнем бездорожье большую часть пути плыли по реке Камчатке против течения в долбленых лодках, напомни а еощих корыто*

Путники вынуждены были всю дорогу лежать в лодках, вытянувшись во весь рост, а сменявшиеся в каждом селении камчадалы продвигали се вперед, отталкиваясь шестами.

Следует отметить, что солдаты были доставлены из Нижне-Камчатска по просьбе посланника Резанова, который в письме к губернатору Кошелеву сообщил, что на корабле произошел бунт* Действительно, во время плавания возникли сложные отношения между Резановым, с одной стороны, и командным составом «Надежды», с другой стороны, которые привели к прискорбным столкновениям, едва не погубившим дело всей экспедиции.

С самого начала Крузенштерн был поставлен на своем корабле в двусмысленное положение* Несмотря на то, что корабли принадлежали Российско-Американской компании и, стало быть, были торговыми, их объявили военными, «особливо,—как писал Крузенштерн,—ввиду беспокойного состояния дел в Европе, которая вся вооружена и моря всего света покрыты военными судами и каперами, кои пущаются беспрерывно не токмо на торговые корабли воюющих наций, ной на суда неутральные».

Распространение на торговую экспедицию действия военно-морских уставов и права поднимать военный флаг, а также введение воинской дисциплины делали экспедицию ни купеческой, ни военной. Поэтому чрезвычайно усложнились вопросы административного подчинения и юрисдикции*

В инструкции, данной Российско-Американской компанией Резанову 10 июля 1803 г., говорилось, что «сии оба судна («Надежда» и «Нева») с офицерами и

служителями, в службе Компании находящимися, поручаются начальству вашему». Резаков назначался «полным хозяйским лицом не только во время вояжа, но и в Америке»¹.

С другой стороны, Крузенштерну Компания также послала инструкцию еще в мае 1803 г., в которой писалось: «Предоставляя полному распоряжению Вашему управление во время вояжа судами и экипажем и сбережение онаго, как частиго, единственно искусству, знанию и опытности Вашей принадлежащего. Ныне дополняем сие тем только, что все торговые обороты, наблюдение для сего предмета приличных выгодам Компании мест и все интересы ея, ему (чрезвычайному посланнику и полномочному министру Н, П. Резанову), яко хозяйствующему лицу, в полной мере вверены, то Правление и ожидает от Вас и всех г, г. офицеров, что и Вы по усердию Вашему на пользу Российско-Американской компании, столь тесно а пользою отечества сопряженную, не оставите руководствоваться его советами во всем том, что к выгоде и интересам ея за благо признано будет, О сем от онаго Правления донесено и Его Императорскому Величеству. Майя 21 дня 1803 го да»Следует отметить, что по морскому ведомству Крузенштерн числился начальником всей экспедиции.

Такие неопределенные указания не могли не повлечь за собою недоразумений, каковые и выразились во время плавания в серьезных столкновениях между Крузенштерном и Резановым. Столкновения происходили еще в Копенгагене, у островов Мадейры и Маркизских и, особенно, в Петропавловске-на-Камчатке.

Рассказывают, что в Петропавловске Резанов грозил офицерам «Надежды» эшафотом и пытался организовать суд над Крузенштерном, как зачинщиком бунта. Кошелев на это не согласился. Тогда Резанов отстранил Крузенштерна от начальства над кораблем и предлагал всем офицерам экспедиции по очереди взять на себя командование для продолжения плавания в Японию, но они все отказались, приняв сторону Крузенштерна.

Губернатору Камчатки Кошелеву удалось примирить враждующие стороны и тем спасти экспедицию от неминуемого развала.

По этому вопросу имеется значительная литература в периодических изданиях XIX в. Большая часть статей написана реакционно настроенными историками, которым импонировала такая фигура, как Резанов, и они, основываясь на единственном свидетельстве Шемелина²⁵⁴, оправдывали его деятельность во время экспедиции. Однако известно, что Шемелин являлся ставленником Резанова и поэтому всячески пытался представить его жертвой злобного и несправедливого отношения офицеров и Крузенштерна.

Положительные отзывы о личности Крузенштерна всех участников экспедиции, как моряков, так и ученых, и факты, рассказанные в напечатанных отрывках из дневников офицеров, изображают события в ином свете.

Авторы этих дневников возлагают ответственность за случившиеся недоразумения на Резанова. Эти отзывы находятся в полном согласии с характеристикой личности Резанова, данной знаменитым русским мореплавателем В, М. Головниным: «Он был человек скорый, горячий, затейливый писака, говорун, имевший голову более способную созидать воздушные замки, чем обдумывать и исполнять основательные предначертания и вовсе не имевший ни терпения, ни способности достигать великих и отдаленных видов; впоследствии мы увидим, что он наделал Компании множество вреда и сам разрушил планы, которые были им же изобретены»¹.

Человек тщеславный невежественный в морском деле, не имеющий понятия о служебных отношениях во флоте и о важном значении командира в море, Резанов пытался разыгрывать роль начальника экспедиции, дискредитируя Крузенштерна и офицеров, и вызвал этим законное и справедливое их возмущение.

Перед уходом «Надежды» в Японию художник Курляндцев, доктор Брыкин^{255 256} и Федор Толстой^{257 258 259} покинули корабль па Камчатке и сухим путем вернулись в Петербург. На их место в состав экспедиции были приняты брат губернатора Д И. Кошелев, капитан Федоров и восемь солдат

7 сентября 1804 г., запасшись большим количеством рыбы, мясом оленей и диких овец, а также взяв с собою шесть живых быков, «Надежда» вышла из Петропавловской гавани

ПЛАВАНИЕ «НЕВЫ» К БЕРЕГАМ РУССКОЙ АМЕРИКИ

НА САНДВИЧЕВЫХ ОСТРОВАХ

10 июня 1804 г., расставшись с «Надеждой» у юго-. западной оконечности острова Гавайи (Овиги, Овайги), «Нева» направилась в местное селение Кеалакеакуа (у Лисянского—Карекекуе) для пополнения запасов продовольствия. За пять дней пребывания в гавани Кеалакеакуа Лисянский закупил большое количество свиней, коз, кур, кокосовых орехов, корня таро, сахарного тростника и множество различных редкостей. Для торговли с моряками каждый день к кораблю приплывало до тысячи местных жителей. По описанию Лисянского, жители острова Гавайи—среднего роста, имеют светлокаштановый цвет кожи и черные прямые, коротко подстриженные волосы. Почти все островитяне татуировали свое тело разнообразными фигурами ромбической формы и изображениями ящериц, козлов и других животных. В противоположность жителям острова Нукагива они не смазывали тело кокосовым маслом и не прокалывали ушей¹. «Сандвичяне,—пишет Лисянский,—смышлены, способны и не лишены природного вкуса». Все изделия их, особенно ткань, которую вырабатывали женщины из коры

бумажной шелковицы (Morus papurifera)², были прекрасного качества. Способ приготовления тканей точно такой же, как у жителей Маркизских островов. Расщепленным бамбуковым прутиком или деревянным вальком с нарезными узорами гавайцы изящно разрисовывали свои ткани разноцветными красками, которые приготовляли из соков кореньев и ягод. «Увидев их в первый раз,—пишет Лисянский,—никак не мог поверить, чтобы дикой человек имел столь изящный вкус Смешение цветов и отличное искусство в рисунке, со строжайшим соблюдением соразмерности, прославили бы каждого фабриканта даже и в Европе»¹.

Одежда жителей представляла смесь национальной и европейской. Национальный костюм гавайцев обычно состоял из куска ткани длиною в 4 У₂, а шириною в У₂ аршина. Мужчины носили его в виде пояса (моро), а женщины—наподобие юбки. В холодную погоду на плечи накидывали четырехугольный кусок толстой ткани, сложенной в несколько раз. В праздничные дни богатые сандвичане наряжались в плащи и шлемы, сделанные из птичьих перьев.

13 июня вечером Лисянский с несколькими офицерами отправился на берег, чтобы осмотреть местное селение. Под сенью густолиственных деревьев они увидели хижины, построенные из жердей, покрытых листьями. Хижины «походят на наши крестьянские анбары с тою токмо разностшо, что крыша на них делается выше, а стены, напротив того, весьма низки. Редкие из них имеют окна, да и то самыя малыя, а большая часть из них делаются с одной токмо дверью с рамою, наподобие наших слуховых окон, в которую едва пролезть можно»².

Богатые островитяне имели до шести хижин, построенных одна возле другой Хижины строились на каменных площадках и обносились низким деревянным палисадом.

В хижинах была чрезвычайная грязь, так как вместе с людьми там находились собаки, свиньи и куры.

Пища сандвичан состояла из свинины, собачьего и куриного мяса, рыбы, кокосов, бананов, иньяма и корня таро. Употребление свинины, кокосов и бананов женщинам строго запрещалось. Рыбу островитяне часто ели сырою, а остальные продукты пекли в ямах, выложенных раскаленными камнями. В отличие от жителей других островов Полинезии гавайцы употребляли в пищу соль и были большие охотники до соленой рыбы и мяса²⁶⁰. Во время отлучек из селения они брали с собою небольшие шарики из муки корня таро, которые размачивали в пресной или соленой воде и приготовляли мучной кисель.

15 июня Лисянский решил осмотреть селение Тава-роа, где был убит Джемс Кук. На деревьях еще видны были следы английских пуль, от которых, как рассказывали гавайцы, погибло много народа.

Здесь моряки осмотрели несколько местных храмов, представляющих собою открытые четырехугольные площадки, огороженные кольями. Внутри частокола стояло много «ни на человека, ни на скота не похожих деревянных болванов»².