Текст книги "Повести и Рассказы (сборник)"

Автор книги: Владимир Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

– Вот-вот! – прокомментировал Анатоль Максимович растроганным голосом. – И картинки, между прочим, все время меняются.

– Демонстрируются в таком режиме уже имеющиеся видеозаписи, сделанные нашими регрессорами на ближайших к нам небесных телах. Теперь. Второй по модности режим…

– Погоди со своим вторым режимом, Максим, – с некоторым раздражением перебил вегикела Анатоль Максимович. – Все же таки тут какая-никакая, а женщина.

– Pardonez moi! – извинился вегикел, хотя никто даже и не подумал его понимать. А если кто и подумал, то все равно ни черта не понял. Поняли только, что Максим извиняется. Народец-то у нас темноват на Аккумуляторной станции. – Тогда…

– Да и третьего тоже не надо, не произведет! – несколько усилив раздражение голоса, опять прервал Максима Анатоль Максимович, а далее изобразил благостный вид и обратился уже ко всем:

– И дело, дорогой мой Боб, хоть ты и дурень первостатейный, но это строго между нами, дело, дорогие мои совегикельники, не только в том состоит, чтобы интересными пейзажами созерцаться, дело в цели, к которой мы все с вами сегодня договорились идти. Ид. Ти.

– О чем это мы договорились? – хмуро спросил оскорбленный Боб Исакович, тогда как Аскольд энергично внимал, Тим слушал, Мария смотрела, а Проспер Маурисович подозревал.

– О цели, дорогой мой Боб, щенок ты паршивый, которую я ранее наметил себе одному. Которая снилась мне моими одинокими без сына ночами, к которой даже на самый короткий дюйм я уже даже и приблизиться не мечтал – о Планете, дорогие мои, Где Все Можно!

– Ну, поехал, – сказал на это Проспер Маурисович, не столько потому, что ему было что сказать исключительно умное, а сколько потому, что по его мнению, настала именно его очередь выражать мнение вслух. А то все какие-то Бобы да Аскольды. – Опять снова-здорово! Ты уже рассказывал про эту свою планету. Раз этак шестьсот восемьдесят четыре!

– Ты прав только отчасти, Проспер, взятый мною, кстати, по твоей же просьбе в наше рискованное путешествие.

– Рискованное? – в свою очередь переспросил Аскольд. – Что ж ты раньше-то…

– Тебе-то откуда знать, по чьей просьбе, Анатоль Максимович, – хмуро и одновременно возразил Проспер, совершенно не оказавшись услышанным.

– Но я не рассказывал об этой планете, – невозмутимо продолжал Анатоль Максимович свою речь, – в тот момент, когда мы уже мчимся к ней со всеми реакторами наизготовку (Кстати, еще не мчимся, – как бы про себя поправил его вегикел). Ты послушай, Проспер! Ты ни с чем не спутаешь приближение к этой планете. Сначала – если в первом режиме – впереди все покрывается белым. Потом чернеет. Потом ты оказываешься перед Черной Дырой, нигде на картах галактик не обозначенной – потому что те, кто ее находили, или погибали, или скрывали от других свое знание о Планете, Где Все Можно. Скрытая такая, понимаешь, Дыра.

– А дальше бесконечный разрыв! – восторженно вставил Тим, который всю эту историю слышал с детства с регулярностью отцовских запоев.

– Именно, Тимочка, именно! – подтвердил Анатоль Максимович.

О Черной Дыре Анатоль Максимович рассказывал обычно самым близким родственникам, то есть Тиму, а другим знакомым по причине их невежественого недоверия предпочитал умалчивать. Он и сам толком не понимал, что это такое, хотя спрашивал многих и прочитал множество по этому поводу научных и околонаучных статей. Дело в том, что Анатоль Максимович, при всей своей профессиональной квалификации, в теории элементарных частиц, причем даже в элементарной их теории, которую обычно называют «приготовлением к введению в основы», разбирался безбожно слабо. У Анатоль Максимовича было неприятие математики, близкое к содроганию. Он не смог бы объяснить этот эффект так, как, я извиняюсь, попытаюсь вместо него объяснить я.

Вот, предположим, вы приближаетесь к Черной Дыре, которая, как известно, захватывает все живое и в себя втягивает, стоит только приблизиться к ней на опасное расстояние. Вот вы начинаете на нее падать. Это происходит очень быстро; вы, конечно, ничего такого, о чем я дальше раскажу, просто не замечаете, но если б вы замечали, происходило бы так.

Великий Ньютон учит – чем дальше вы от Черной Дыры, тем вас к ней тянет слабее, но все равно сильно. Когда вы на нее падаете, например, головой вниз, то голову вашу к ней притягивает сильнее, чем ноги, которые наверху, потому что они от Дыры, которая вовсе не дыра, А просто так называется, немножечко дальше. Немножечко – это сначала. Но по мере того, как вы на Черную Дыру падаете, разница в притяжении между ногами и головой начинает сказываться все сильней и сильней. И наступает момент, вы уж извините, когда вам стало бы больно, если б только вы не падали так быстро – вас растягивает, а потом разрывает напополам.

Казалось бы, прости-прощай, дорогая жизнь, здравствуй, Петя. Но дальше, поскольку вы потери осознать еще не успели, происходят дальнейшие события в нижеследующем порядке. Ваши две половинки тоже разрываются, и тоже напополам. Потом разрываются четвертинки. Потом – и так далее, до теории элементарных частиц, которая, как нам известно из слегка информированных источников, гласит: есть минимальный размер, меньше которого никакого размера нет. И, соответственно, ваша частичка, которая этого размера достигла, разорваться уже просто никак не может – по законам физики, утвержденным и должным образом проголосованным Межгалактическим законодательным собранием, которое мы с вами каждые восемь стандартных лет с таким трудом переизбираем.

Ну вот никак не может эта частичка еще раз напополам разорваться – а вы, то есть ваши бренные, все еще падаете на эту дыру. И потому должны разорваться еще раз напополам, потому что иначе нарушатся физические законы. Разорваться вы, кстати, тоже не можете, за это уж пожалуйста, извините – и опять-таки все из-за тех же законов, очевидно неправильных.

Но закон есть закон. Особенно физический. И если он в любом случае нарушается, то нарушаются тогда уже все абсолютно законы, в том числе и Закон об Ипотеке. Но это к слову.

А когда нарушаются все физические законы, утверждает теория, может случиться все, что угодно. В том числе вы можете встретить дьявола и ожить – тем более, что умереть вы к тому времени не успели.

Как рассказывал неоднократно (и, конечно, не так наукообразно) Анатоль Максимович, попав однажды по недоразумению в Черную Дыру, встретил он не дьявола, а самого Бога. Тот сидел посреди заштатной такой планетки, в небольшом таком кафе за рюмкой местной водки и приветливо улыбался.

Увидев такое, Анатоль Максимович просветленно спросил:

– Скажи, приятель, уж не ты ли, сотворивый сие?

На что существо, упорно называемое Анатоль Максимовичем самим Господом Богом, ответило утвердительно и спросило в свою очередь:

– Чего тебе надобно, Анатоле?

И тогда Анатоль Максимович, настрадавшийся перед тем и вообще склонный к спиртному, вместо счастья для всего человечества попросил рюмку.

Дальше Анатоль Максимовчи помнил то, что оказался посреди черт знает какого Глубокого Космоса, но уже не в Черной Дыре. И с той поры, натурально, обуреваем мечтой.

– Что ж ты, Анатоль Максимович, такой дурак? – поинтересовался Проспер Маурисович. – Вот неужели трудно было спросить, какое первое место в мире занимает Комкон-2, и где ему искать Странников, для поиска которых он предназначен?

На что ответили ему несколько человек, числом два – Анатоль Максимович и сын его Тим Анатолич, – однако Проспер Маурисович успел закрыться так называемым «блоком» и попало ему совсем чуть-чуть.

– Скажу тебе после того, – сказал ему после того Анатоль Максимович, отдышавшись и успокоившись, – что из чистого любопытства спрашивал я про Странников, не упоминая, впрочем, Комкон-2, который, как тебе известно, есть организация сугубо секретная и не подлежащая разглашению. И ответил мне Бог, что Странников, если не трогать, то и они тебя тоже не трогать будут, а далее перевел разговор на темы, которые я не помню. И отстань, пожалуйста, Проспер Маурисович, подонок, сволочь, подлец, и радуйся, что тебя к этому путешествию допустили.

– Не хочется прерывать вашу беседу, – подал вдруг голос вегикел, – но мы приближаемся к точке бифуркации. Причем очень эсхатологической точке.

* * *

Никто и виду даже не подал, что чего-то там не недопонял насчет эсхатологической точки бифуркации – все как-то так встрепенулись и разволновавшись спросили, что же, мол, в таком случае прикажете делать? Один Анатоль Максимович чего-то там в своем мозгу себе отложил, но, признаться, мы так и не удосужились полюбопытствовать у него, чего именно. Вот теперь жалеем.

Анатоль Максимович сделал многозначительный вид, произнес: «Момент!», – и спешно удалился в комнату управления. По забывчивости он не отдал вегикелу распоряжения выйти из режима номер один и наши друзья остались пребывать в окружении диких рож, джунглей и унитазов. Анатоль Максимовича причем не видя.

– Видал, как? – спустя немного погодя сказал Проспер Маурисович. – Бифуркация!

– Да уж! – с уважением в голосе отозвался Боб Исакович. – Не хухры-мухры! Тут по этому поводу анекдот интересный имеется. В одном модном салоне встретились тут как-то Странник и комконовец. Вот сидят они, смотрят, как перед ними бабы в голых платьях моды новые представляют, а комконовец вдруг и говорит.

Тут Боб Исакович стал усиленно вспоминать, что же именно сказал комконовец Страннику и вспомнил только конец анекдота, где было что-то насчет баньки и еще чего-то, такого же неприличного, и когда Проспер Маурисович понял, что больше на этот раз из анекдота ничего не предвидится, то он глубокомысленно заключил:

– Вот такова вся наша жизнь!

Тим, которого анекдоты и рожи совсем не веселили, пошел к себе доругиваться с Марией. Остальные тоже были не прочь разойтись, но только вот они не знали, в каких направлениях им следует расходиться, потому что в связи с некоторой потерей памяти они не помнили, где находятся их комнаты и есть ли таковые (то есть их комнаты) вообще.

– А вот интересно, какая она, эта планета на самом деле? – еще одну паузу спустя начал разговор Проспер Маурисович.

– Я думаю, Проспер Маурисович, – опять-таки отозвался Боб Исакович, – что планеты такой нет в природе нашей Вселенной. Природа таких планет не делает – они ей противны. Да еще чтоб сквозь черную дыру. Это уж, Проспер Маурисович, совсем, я думаю, сказки.

– Видишь ли, Боб, – пояснил свою мысль Проспер Маурисович, – меня лично в такой планете интересует ее такая, знаешь ли, странность. Как это можно – Где Все Можно? А странности нас, комконовцев, привлекают профессионально.

– Думаешь, Странники там?

– А где ж им быть-то еще?

– Где? Где угодно. Например, совсем нигде.

На эту реплику Проспер Маурисович оскорбился и решил временно замкнуться в себе. Там, по крайней мере, никто вслух не подвергал сомнению существование Странников. В конце концов, сказал себе Проспер Маурисович, если на той планете Странников нет, то ведь можно их там и изготовить. Если все можно.

Между тем, разобравшись с эсхатологической точкой бифуркации, Анатоль Максимович решил для разнообразия наконец-таки понять, в какую часть Глубокого Космоса занесло Максима неправильное толкование такой элементарной команды, какая перед сном была ему произнесена, и попробовать добраться до Планеты, Где Все Можно наиболее коротким путем.

И быстро выяснилось, что задачу Анатоль Максимович поставил перед собой не такую простую. Постоянное и неумеренное потребление спиртных напитков, как выяснилось, притупило его память, умерило сообразительность, но Анатоль Максимович очень рассчитывал на то неуловимое нечто, которое у регрессоров Комкона-2, так же, как и вообще дальних звездопроходцев, называется пространственным или почему-то «глубинным» чутьем.

Если кто не знает, глубинное чутье – это такая штука, без которой звездонавт не звездонавт. Если он не чует, где именно и в какой конкретно точке пространства времени следует совершить прокол, ему остается поставить свой вегикел в режим автопилотирования и ждать себе, ничего не предпринимая, куда вегикел его вывезет – и совсем не факт, что обязательно туда, куда нужно. Потому что вегикел, со всеми его громадными массивами памяти и прочими сверхинтеллекторными штучками-дрючками, чутьем совершенно не обладает.

Другие злятся и говорят, что это обыкновеный человеческий расизм, что никакого такого чутья у человека нет, точно так же, как не может быть у человека ни одного преимущества перед интеллекторным существом, а вовсе даже и наоборот, но я вам скажу – чушь! Есть оно у человека, это чутье, и вегикелы, кстати, его намного больше ценят, чем те же самые люди, вот оно как.

Чутьем своим Анатоль Максимович ужасно гордился и всегда был уверен, что оно не покинет его до самой смерти. Это совершенно неважно, что находясь как бы в изгнаниии на Аккумуляторной Станции, Анатоль Максимовичу негде было свое чутье применять – хватало и того, что оно просто было и делало его королем пространства-времени.

А теперь, ткнувшись раз, ткнувшись два, Анатоль Максимович почувствовал, что извините.

Причем с вегикелом вообще конфуз получился – Анатоль Максимович никак не мог сообразить, какие это такие координаты ему его Максим называет.

– С вами, – обратив внимание на такое дело, заметил после долгих разбирательств Максим, – истощится даже интеллекторное терпение. Я, Анатоль Максимович, вам на чистейшей интерлингве уже битый час твержу одни и те же координаты, а вы все спрашиваете: «А где это?».

– Нет, правда, а где это? – недоуменно спросил Анатоль Максимович. – Ты мне какую-нибудь привязку скажи.

– Какую я вам могу сказать привязку, когда сюда еще ни одна нога человека не вступала! – ответил Максим. – Откуда мне вам взять привязку, когда ее здесь отродясь не было. Девственные, вам же говорят, места! И не знаю я, какая галактика, что вы ко мне все с названиями пристаете. Нет здесь никаких названий.

– А если в первом режиме посмотреть?

– Нет, ну вы все-таки не очень понятливый, Анатоль Максимович. Если привязок нет, названий нет, нога не вступала, то откуда же взяться здесь первому режиму, странный вы человек!

– При Проспере такое не говори. Обоих сгноит. Ты все-таки покажи мне первый режим.

– Ну, пожалуйста, если вам так хочется. Хозяин – вы! – оскорбленно ответил вегикел и комната управления погрузилась во тьму.

– Это что? – спустя после паузы спросил Анатоль Максимович. – Это вот и есть твой первый режим? А где рожи?

– Очень я на вас удивляюсь, Анатоль Максимович, – так прокомментировал вегикел заданный ему вопрос. – Вы разве не поняли, что с рожами это был демонстрационный режим, утрированный. Не темноту же им показывать. Я в том смысле вас понял тогда, чтоб проняло.

– Ну, пронять-то оно… Постой-ка, постой-ка! – вдруг сказал Анатоль Максимович, вглядываясь во тьму. – А вот это там что, светленькое такое?

– Где? – сказал вегикел.

– Хороший вопрос от вегикела! – похвалил Анатоль Максимович. – Я вижу, а он не видит. Он «где» спрашивает. Да вон там же, погляди хорошенько!

– А. Это там, что ли? Такое светленькое?

– А какое же еще оно может быть здесь, – возмутился Анатоль Максимович, – посреди этой сплошной черноты?

– Я думаю, Анатоль Максимович, – ответил вегикел, – что следы какого-то мелкого и древнего события, случайно зафиксированного астрономами. Что-нибудь типа Сверхновой или ну я не знаю.

– Во-во! – гордо сказал Анатоль Максимович. – Вот тем-то вы и отличаетесь от нас, от регрессоров, что не чуете, куда надо соплы направлять. А я чую – оно! Туда давай.

Вегикел направил соплы, куда ему было сказано, и сделал такой жесткий прокол, что Боба Исаковича чуть не вывернуло наизнанку – очень потом ругался. Однако их снова постигла неудача и они забрались еще дальше вглубь Глубокого Космоса.

– Так недолго и заблудиться, – осторожно посетовал вегикел, на что Анатоль Максимович отреагировал очень бурно.

После пяти или шести дополнительных попыток выбраться не то что к Планете, Где Все Можно, но и просто хотя бы куда-нибудь поближе к Обитаемому Ареалу, вегикел сказал:

– Мне-то вообще-то что, Анатоль Максимович, я механизм, мне не больно, я таким галопом хоть тысячу лет скакать могу. Но мне вас и гостей ваших до слез жалко. Я вас, Анатоль Максимович, христом богом предупреждаю: еще один такой скачок – и я тогда точно заблужусь.

Анатоль Максимович был от всей этой ситуации очень нервен, в душу к нему начало закрадываться страшное подозрение, что неумеренное потребление спиртных напитков дурного качества может сказываться не только на памяти или, там, скажем, уме, но и на глубинном чутье также. И он после такого неуважительного замечания со стороны Максима совсем уже был готов с ним очень крупно поговорить, чтоб не вмешивался, железяка такая, в творческий процесс проникновения в пространство и время, но в этот момент в комнату управления, размахивая бутылками и руками, ввалились Боб Исакович, Проспер Маурисович и Аскольд – каждый из них чрезвычайно пьяный.

– Новый анекдот! – закричал Боб Исакович Анатоль Максимовичу, который на которого при этих словах посмотрел грустно. – Возвращается комконовец из командировки домой, а жена лежит в постели со Странником… Или нет, не так! Наоборот! Приходит жена из командировки домой, а в постели муж со Странником. Забыл. Но очень смешно!

– И вот так вся наша жизнь, – мрачно отрезюмировал Проспер Маурисович, на что Аскольд захихикал.

В который раз за этот тяжелый день Анатоль Максимовичу пришлось немного выждать спустя после многозначительной паузы, после чего он заорал:

– Во-о-он!

Все сразу подошли к Анатоль Максимовичу и стали его сильно жалеть. И от их жалости обмяк Анатоль Максимович, и отхлебнул из бутылок, и пожаловался им на полную потерю глубинного чутья. Анатоль Максимовича успокоили, сказав, что это от абстиненции и что надо ему еще из бутылок немножечко отхлебнуть. Что он тут же, из желания восстановиться, и отхлебнул.

Тут вегикел сказал:

– Анатоль Максимович и его гости, – сказал он тут, – Еще раз хочу известить вас об угрожающей нам опасности затеряться в необозримых глубинах Глубокого Космоса и потому не производить больше экспериментов по быстрейшему достижению цели, в которую, кстати, я не очень-то и верю. Я предлагаю вам всем, во имя вашей же безопасности, передать все управление мне, а я, в свою очередь, включу реверсивный режим и пойду по нашим же следам, пока мы не попадем на Аккумуляторную Станцию или, если уж вам так заблагорассудится, в границы Обитаемого Ареала. Потому что еще один такой скачок и я за последствия не ручаюсь.

– О, времена, о, ндравы! – воскликнул на это Анатоль Максимович, предварительно из бутылок еще разок отхлебнув. – Нас учит автомобиль! Он говорит нам, чистокровным людям, что нам делать, а мы покорно следуем его приказаниям из-за нашей собственной немощи. А? Я говорю на это! Включай еще раз первый режим, вегикел, подло тобою выключенный и строго следуй моим приказам, возражениями меня не гневя!

И снова в комнате управления воцарилась полная темнота.

На этот раз темнота была действительно полная и даже в чем-то страшная, но Анатоль Максимович вглядывался очень старательно и преуспел, увидав слева какие-то плавающие круги.

– Туда, вегикел! – приказал он, для верности показывая рукой. – Здесь! Шесть – один – ноль – пять – восемь и попробуй только не понять то, что я тебе приказал!

– Здесь?!! – акцентируя невероятное удивление, спросил вегикел. – Но здесь же ничего нет.

– Исполняй!

– Ну, – умывая руки, сказал вегикел, – раз вы так хотите… – Однако на середине фразы он вдруг был прерван Аскольдом.

– Ой, простите меня, пожалуйста, ой, вы подождите немножечко, – сам своей смелости изумляясь, сказал он, – но вот вы, пожалуйста, если можно, спасибо, чуть-чуть правее подайте. Мне кажется, я вот просто так чувствую, что это будет вернее.

При этих словах вегикел хмыкнул с явственным оттенком презрительности, а Анатоль Максимович приготовился как следует возразить, но тут на сцену выходит Тим, который, помирившись с Марией и для большей верности ее за плечи обняв, как раз в этот момент появился в комнате управления.

– Нет, – своим глубоким голосом сказал и даже провозгласил он. – Надо не просто чуть-чуть правее, а еще чуть-чуть и самую капелечку на запад, я сам скажу, когда надо произвести манеувр.

И если на слова Аскольда Анатоль Максимович собирался интенсивно возражать, то на желание своего сына Тима самолично провести манеувр ответил полным согласием и восторгом.

– Скажи, Тим, у тебя что – чутье? – спросил он.

– Папа, да. – опять же глубоким голосом ответил ему Тим, гордо обнимая Марию, почему-то молчащую безо всякой злобы. – У меня чутье. Я так чувствую.

– Вот кем мой сын будет – звездонавтом первого класса! – заявил в качестве реакции Анатоль Максимович и еще раз отхлебнул из бутылок.

– А я? – поинтересовался Аскольд. – Буду ли я тоже звездонавтом первого класса, как вы думаете, Анатоль Максимович?

Но Анатоль Максимович не обратил внимания на его вопрос.

– Максим! – провозгласил и даже приказал он. – Этот манеувр проведет мой сын Тим.

И Тим скомандовал Максиму совершить прокол пространства-времени, и когда оно прокололось, Максим произнес:

– Хм! Ваш сын, Анатоль Максимович, очень удачно произвел манеувр.

Вот так, случайно и невзначай, находят свое место в жизни большие таланты.

Вместо полной темноты первого режима пространство вокруг них тускло поблескивало разноцветными, хотя и довольно бледными, пятнышками. Тим переполнился чувствами и еще крепче обнял Марию, отчего та немножечко хрустнула, ни слова, впрочем, не возразив.

В обстановке полного восторга и обожания Тим, который очень много от отца знал о проколах, провел еще три-четыре манеувра, в результате которых вегикел наконец выбрался в пространство, сплошь обступленное ногой человека. Максим сообщил координаты, Анатоль Максимович, сильно прищурившись, обнаружил несколько хороших привязок и сообщил:

– Вот теперь добраться до Планеты, Где Все Можно – сущий пустяк. Максим, я передаю тебя в хорошие руки, которые за считанные проколы приведут нас к желанной цели. Значит так, Тим. Доберешься вон до того облачка, за ним налево два прокола по шестьдесят, а потом ищи во втором режиме рыжую майку. Это мой тайный и очень секретный знак. А я пойду отдыхать, потому что сегодня я уже утомился.

* * *

Допив из бутылок, Анатоль Максимович отправился в свою спальню на заслуженный отдых, однако отдохнуть ему так и не удалось.

Во-первых, из-за того, что хотя Тим и обладал ярко выраженным глубинным чутьем, однако практических навыков управления вегикелом у него не было и он нуждался в мудром руководителе. Вегикел же, со своей стороны и одновременно в свою очередь, на что-то, совершенно никому не понятное, обиделся и со своими советами к Тиму не приставал. Мол, пожалуйста, Тим Анатольич, распоряжайтесь, а мое дело выполнять и мне глубоко наплевать, Тим Анатольич, на то, что у вас получится в результате.

А в результате Боб Исакович при каждом проколе (их на самом деле получилось не три-четыре, а больше десятка) изводил килограммы антиблевательных таблеток, предупредительно вегикелом ему предлагаемых. Анатоль Максимович таблеток не просил, потому что считал, что таблетки на него не действуют, однако всякий раз в груди у него что-то глухо и болезненно екало, после чего он мучительно просыпался. И чтобы уснуть по новой, Анатоль Максимович дополнительно отхлебывал из бутылок. При полном и неодобрительном молчании со стороны вегикела. Поэтому на следующем проколе Анатоль Максимович просыпался еще более мучительно и стонал.

Когда же Тим добрался наконец до желтой майки, указанной Анатоль Максимовичем в качестве ориентира (она оказалась не то чтобы желтой, а скорей красноватой, но на ней большими буквами было написано: «Секретный знак»), Тиму пришлось бежать к отцу за дальнейшими указаниями.

Анатоль Максимович к этому времени был уже значительно отхлебнувши и перестал очень хорошо оценивать окружающую действительность. Также и его речь стала недостаточно разборчивой для четкого понимания, поэтому Тим вынужден был, даже после консультаций с невероятно официальным вегикелом, вновь и еще раз вновь обращаться к Анатоль Максимовичу за указаниями и для того его еще раз мучительно пробуждать.

Анатоль Максимович такому отдыху был не слишком-то рад и в конце концов распрощался с мыслью хоть немножечко отоспаться. Он был очень зол, но никак не мог определиться с тем, на кого. Для начала он немного поругался с Марией, которая ругалась с ним молча, но от того еще оскорбительней. Потом он попробовал пристать к Тиму, но Тим только отмахнулся, потому что ему куда интересней было с вегикелом, пусть даже и таким официально настроенным. Перепробовав по очереди конфликтные беседы с Аскольдом (изгнанным из комнаты управления за неуместные хихикания при виде оставленных Анатоль Максимовичем секретных знаков) и Бобом Исаковичем, но не преуспев по причине их моментального испуга и убегания, Анатоль Максимович остановился на тоже очень нетрезвом Проспере Маурисовиче, который грозно выражал свое неудовольствие тем, что на нем остановились, и пытался из-под Анатоль Максимовича без потерь выбраться, в результате чего оба свалились на диван и продолжали беседу там, крепко обнявшись.

Во время этой беседы их потревожил Тим, который вышел из комнаты управления чем-то необычайно взволнованный.

– Отец! – необычайно взволнованным голосом воскликнул он. – Там, впереди, Черная Дыра, очень похожая на ту, о которой ты говорил!

Не сразу ему удалось прервать увлекательную, но не очень разборчивую беседу отца с Проспером Маурисовичем, который почему-то настойчиво называл Анатоль Максимовича женским именем Сгалуфа. Но если человек упорен в достижении цели, у него получается все.

Анатоль Максимович туманно посмотрел на своего сына и спросил:

– Ты меня звал, сынок?

– Да, папа, – в который раз воскликнул Тим с волнением уже несколько попритихшим, но зато раздраженно. – Я хотел сказать тебе, что впереди находится Черная Дыра, похожая на ту, о которой ты говорил.

– Дыра? – переспросил Анатоль Максимович.

– Дыра, – подтвердил Тим.

– Черная Дыра? – переспросил Анатоль Максимович.

– Черная, – подтвердил Тим.

Анатоль Максимович немного помолчал, затем задал сыну свой следующий вопрос.

– Скажи, Тим, – произнес он довольно внятно и с подозрительным выражением глаз, – эта Дыра, она что, совсем черная?

– Нет, папа, она черная не совсем, – ответил Тим с нарастающим торжеством в голосе. – Она похожа на ту, о которой ты мне столько раз говорил. Она с теми самыми кружавчиками по ободку.

– С кружавчиками? – еще подозрительнее спросил Тима его отец Анатоль Максимович.

– С ними, – провозгласил Тим и протянул своему отцу руку – мол, пошли, покажу.

И бросив Проспера, Анатоль Максимович резво вскочил на ноги, будто и не пил совсем, а только чуть за компанию пригубил. Лицо его, правда, было той же безобразной для глаза мордой, какую он имел всегда после неумеренного приема спиртных напитков, хотя взгляд, только что безжизненный и тусклый, стал реактивен и устремлен.

– Пошли, сынок, – сказал он Тиму еще не совсем податливыми губами. – Мне надо посмотреть самому.

И они торопливо скрылись.

– Что это они про дыру? – тревожно спросил Аскольд. – Я что-то не понимаю.

Проспер Маурисович в ответ прохрапел мелодию, а Боб Исакович в качестве ответа на вопрос Аскольда начал рассказывать новый анекдот.

– Встречаются в баре комконовец и Странник, – сказал Боб Исакович. – Тут Странник и говорит: «Послушай, комконовец, а почему ты такой дурак?». Нет, он не то начал спрашивать. Это в конце про дурака было…

– Вот такова вся наша жизнь, – очень внятным голосом зареагировал Проспер Маурисович и собрался было прохрапеть еще одну мелодию, как вдруг из комнаты управления раздался хриплый и страшный рев.

– Что еще там такое? – встревоженно спросили друг друга друзья и пошли смотреть, что там такое.

Зайдя в комнату управления, они быстро поняли, что ревел Анатоль Максимович в качестве радостного возгласа.

– Она! – топая ногами, ревел Анатоль Максимович. – Сынок, это она самая! Я уж и не ждал увидеть ее! Тимка, сейчас мы с тобой увидим самую настоящую Планету, Где Все Можно! Ты не верил, а теперь вот она тебе, прямо перед твоим носом!

– Ну, – со скепсисом в голосе заметил на это Тим, – пока передо моим носом Черная Дыра. Простая Черная Дыра, пусть даже и с твоими кружавчиками. А это значит, папа, что нам следует незамедлительно провести еще один манеувр, чтобы ненароком не попасть в смертельное поле ее невозможно сильного притяжения.

– Ничего ты не понимаешь, Тим, – очень громко и взволнованно проревел в ответ Анатоль Максимович. – В нашем деле ты еще, хоть и талантливый, но совсем-таки новичок и потому не понимаешь, что никаких манеувров производить не надо, а надо просто переть на нее и все. Только с умом переть, потому что штука эта очень опасная.

– Экхм! – сказал в этот момент вегикел. – Я бы вам все-таки не советовал, Анатоль Максимович, кончать со своей жизнью подобным образом. Я-то ладно, однако оглянитесь – вокруг нас люди.

– Какие люди! – отмахнулся от вегикела Анатоль Максимович, – Ты давай прямо!

– Прямо я, конечно же, дам, но вокруг вас, Анатоль Максимович, люди, которые, в отличие от вас, еще пока немножечко хотят жить. И в те несколько минут, когда еще возможно провести манеувр, я бы вам настоятельно посоветовал…

– Советуй, дорогой Максим, что тебе вздумается, – горячим и страстным ревом ответил ему Анатоль Максимович, – но только никуда не сворачивай, а я тебе скажу, когда и чего.

Посторонний наблюдатель немало, наверное, подивился бы чудесной метаморфозе, в считанные мгновения происшедшей с Анатоль Максимовичем при виде этой странной Черной с кружавчиками Дыры. Только что он, как уже было сказано, имел вид безобразный и умопомрачительно пьяный, с трудом связывал между собой глаголы и существительные, причем из глаголов использовал в основном только один, а прочие части речи полностью игнорировал. Однако зрелище неумолимо приближающиейся Черной Дыры совершенно Анатоль Максимовича отрезвило. О недавнем приеме спиртных напитков свидетельствовало лишь некоторое порозовение кожи лица, причем более всего пористых частей носа. Движения его стали экономными и четкими, дыхание равномерно вздымало грудь, взгляд сиял и даже как-то все у него лет на двадцать помолодело.

Вот что наделала с Анатоль Максимовичем обыкновенная Черная Дыра со смешными оранжевыми кружавчиками по ободку и компактной надписью в правом верхнем углу: «Та самая черная дыра. Секретный знак».