Текст книги "Север Северище"

Автор книги: Владимир Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

 После завтрака отправились в шестидесятый квартал. Он занимает площадь 800 гектаров. Таких «восьмисоток» за сезон лесоустроителям предстоит обработать сорок пять. Наше снаряжение – топор, планшет со снимками квартала, суточный запас еды, высотомер Блуме-Лейсса.

 Продираемся сквозь таежные заросли. Острова хвойного леса то и дело пересекают безымянные речушки с топкими берегами. Попадаются небольшие болотины. Наш маршрут не позволяет обходить естественные преграды, а идти напрямик трудно и порой небезопасно.

 Вот и шестидесятый квартал. Алексей Изотович вынимает из планшета аэроснимок лесного массива и начинает по деталям сличать его с местностью. Четко обозначенное светлое пятно на фотобумаге – поляна. Рядом темная клякса – хвойный островок. А чуть дальше замысловатая петля – речушка. Этот процесс в специальной литературе называется дешифровкой. Только после обстоятельной сверки снимка с рельефом местности можно разбить лесной массив на участки – выдела, правильно обозначить его границы.

 Но это не все. Таксатору еще нужно определить состав леса, его среднюю высоту, возраст по породам деревьев, запас древесины. Подробное описание почв, подроста – тоже обязанность лесоустроителя.

 Наблюдать за четкой работой Марьенкова – одно удовольствие. А в короткие минуты отдыха он не перестает восторгаться красотами природы.

– Каждый уголок планеты по-своему хорош и неповторим, – задумчиво говорит Марьенков. – Леса Смоленщины, где я родился, по своей красоте не уступают сибирским. Но если подойти к делу с практической стороны, то нельзя не заметить и существенных различий между ними. В Европе дерево конусообразно, а здесь цилиндрическое почти до самой макушки. Поэтому одно и то же число деревьев, равных по диаметру и высоте, содержит древесины больше, чем в центральной зоне страны.

 Богатый опыт позволяет Алексею Изотовичу почти безошибочно определить возраст и высоту каждого дерева. Показывая на статную лиственницу и небольшую тоненькую елочку, Марьенков как-то заметил:

– Трудно поверить, что оба дерева – ровесники. У каждого возраст – 110 лет.

– Как вы определяете? – поинтересовался я.

– По форме ветвей, по аналогии с предыдущими деревьями-моделями.

 К концу дня я окончательно убедился, что ошибку в определении возраста различных деревьев на глазок Марьенков допускает в пределах лишь двух-пяти лет, а в определении высоты – около метра…

 А в это же время помощник таксатора Кирилл Григорюк и рабочий Василий Натальин мерной лентой разбивали 57-й квартал на участки.

 Напряженная кропотливая работа идет и в самом штабе лесоустроителей, расположенном в помещении Советского лесхоза. Начальники партий Иван Донатович Павлинов и Александр Никифорович Милованов разбирают схемы, документы по лесному хозяйству, с помощью стереоскопа детально изучают снимки каждого квартала. Этот прибор – незаменимый помощник лесоустроителей. Пользуясь им, можно будет со временем определять высоту, возраст, диаметр деревьев, получать другие сведения о лесе, не выходя из помещения.

 О значении работы, которую проводят сейчас разведчики тюменских северных лесов, я попросил рассказать начальника объекта Семена Селивановича Царькова. Вот что он ответил:

 – Лесоустройство в Советском районе проводится впервые. Во время строительства железной дороги Ивдель-Обь были сделаны лишь некоторые предварительные расчеты, разработаны правила и способы рубок. Наша задача сейчас – определить перспективы развития лесного хозяйства в этом районе на ближайшие десять лет.

  П. КОТОВ.

 Газета «Тюменская правда», 9 октября 1971 года.

 То, о чем пишет Павел Афанасьевич, сразу же появляется в его родной ханты-мансийской «Ленинской правде». Иногда похожие тексты на одну и ту же тему он предлагает в другие периодические издания, но там они публикуются позже, порой спустя два-три месяца после перового тиснения на газетной странице. Дата под репортажем «Сквозь тайгу» в «Тюменской правде» наглядно это иллюстрирует. В октябре ни приезжих омичей, ни советчан гнус уже не беспокоит. Котова не огорчает, что от жары его язык высох, а губы потрескались, как в «сладкое» время гостевания у лесоустроителей. Не поражают по-тогдашнему свои опухшие и покрасневшие глаза. Нос не улавливает едкого запаха болотной топи, слух – как бултыхнулся в ледяную воду Семен Селиванович Царьков, шеф «лесных геологов». Наступила зима, в воздухе кружат только «белые мухи», а гнездившиеся здесь недавно гуси-лебеди и прочие перелетные пернатые вывели, вырастили птенцов и вместе с ними покинули приравненное к Крайнему Северу Кондинско-Сосьвинское Приобье, греют свои перышки в Египте и других полуденных странах.

 ГЛАВА 4. СВЕТ В ТЕМНОМ ЛЕСУ

 Как тот мифический солдат, который носит в ранце жезл маршала, мечтая о завидной для себя судьбе, так публицист Павел Котов вынашивает замыслы своего будущего романа, собирает материалы к нему. В таежной глуши характеры будущих персонажей сами просятся в руки, ибо неповторимы и глубоки живые люди, с которыми приходится ему встречаться на тропах журналиста. То, что удается рассказать о них в форме газетных жанров – в очерках, статьях, зарисовках, репортажах, корреспонденциях, заметках – не вмещает и сотой части полученных впечатлений.

 Взять кузнеца Валентина Трофимовича Голубцова, основную фигуру публикации «Правдой своей сильны». Это – человеческая глыба. Как будто кованый из железа здоровяк, напоминающий Павлу Афанасьевичу родного дядю Игната Захаровича Шешенина, брата мамы, рядового Великой Отечественной войны. Тот выкосил однажды вручную за утро гектар с четвертью густющей травы. В день, когда его жена Маня сжала серпом сорок две сотки ржи. Походит Валентин Трофимович на брянского крестьянина Игната и могучим ростом, борцовским разворотом плеч, открытым лицом и спокойным взглядом. В Комсомольский Голубцов приехал из Свердловска вместе с семьей, в которой растут четыре сына-богатыря. Пятнадцатилетнего Колю бригада взрослых мужчин, прорубавшая просеку, брала в свой состав на равных условиях, и он мантулил не меньше любого из них. Кстати, и тут журналист обнаружил параллель со своими родственниками. Его двоюродный брат Виктор, сын дяди Игната и тети Мани, нанимался с местными мужиками строить избы, что в свое время весьма пленило Павла. Он всего на год помоложе Виктора, своего не только братейника, но и закадычного друга, но в себе такой крепости и сноровки не мог представить. Хотя тоже не из хлипких, не из неумех: с ранних лет производительно косил, пахал, пилил, рубил. Не зря его мама носила в девичестве фамилию славных трудовыми подвигами Шешениных.

 Кузнец из Комсомольского напоминает кровных, односельчан, протекшие невозвратные годы и простыми человеческими увлечениями, без которых тоже нельзя представить кого-либо из них. Валентин Трофимович – самозабвенный охотник. Такое дело, как и кузнечное, для него является, не будет преувеличением сказать, частью характера. То есть истинно природным, соответствующим его натуре. Рассказывая о себе, он не рядился, не притворялся, а походя, отвлекаясь от основного русла беседы, но торопливо раскрывал эту свою суть:

 – Где сейчас переезд через железную дорогу, ее переходили лоси. Когда мне об этом сказали, я не поверил. Назавтра стрелочник меня рано разбудил, чтобы показать, как именно здесь идет стадо на водопой. Я ошалел. Сразу – в Свердловск за ружьем. И, верите ли, первого лося убил из путейской будки.

 Зримо предстали и другие случаи из одиссеи кузнеца с ружьем, иногда он реально мог стать жертвой охотничьей сладостной страсти :

– Схватив раз после работы ружье, выскочил на короткое время, пока не стемнело, в тайгу. Думаю, подстрелю копылуху и назад. Они тут непуганные были. Убитая падает – другие, не улетая, смотрят вниз. Не поймут, что с ней произошло. Так вот, ушел на пять минут, а стали они пятью сутками. Заблудился. Меня искали все, кто только тут поблизости оказался. Даже воинская часть. Я с собой ничего ведь не брал – ни спичек, ни еды… Вышел из хвойной пущи фактически сам, но сел и не могу двигаться. Ноги сильно распухли. Слышу гудки. На тропе медведя увидел, но нет сил поднять ружье. Оно, подумал, тяжелей молота в кузнице Не мог выстрелить… Люди появились – я заплакал. Потом, конечно, неделю в больнице выхаживали.

 А раз по озеру добирался до егерского кордона, что был на другом берегу, и поднялась такая буря – жуть; гонит и гонит лодку от берега. В конце концов перевернулся… Спасибо, катер рабоохраны рядом оказался. Когда вытащили, то еле-еле разжали пальцы: мертвой хваткой удерживался за свою плоскодонку.

 Нынче, продолжал он, предположительно будет открыта летне-осенняя охота на водоплавающую и болотную дичь с утренней зари двадцать восьмого августа до отлета, на боровую – с двадцать восьмого августа по первое марта. Приглашаю принять в ней участие в составе моей группы. Вам только надо будет зайти в магазин – приобрести ружье, а остальное все у нас есть: наземный транспорт, моторки с «Вихрями», палатки, манки, прочее снаряжение. У меня найдутся запасные болотники, прорезиненный плащ. Поотшельничаем вместе. Эта охота близка и бесподобна!А дальше, если заразитесь «бабахательным спортом», и на зверя сходим.

 Не чуждым, не равнодушно-посторонним оказался Павел Афанасьевич и лесоустроителям. С первой встречи с «лесными геологами», а с некоторыми были и последующие, у собкорра сложились тоже доверительные отношения. Приоткрывая собственную судьбу, начальник таксаторского участка Марьенков поведал:

– Данные «разведки», завершив полевой сезон, мы обрабатываем в камеральных условиях в городе. Радость неслыханная, когда возвратимся домой! И по семьям истосковались, и по нормальным бытовым, производственным условиям, и по театру, и по выставкам. Зарекаемся когда-либо еще хоть раз отважиться на жизнь среди дикой природы, на страданья днем и ночью от летающе-прилипающе-кровососущих. Нет, свиданья с ними больше не будет! Такими делятся мыслями друг с другом все наши товарищи.

 Однако ближе к весне в душах наступает какое-то томление. Начинаем роптать на пребывание в «тюремных камерах» – своих кабинетах. Позабыты страсти-мордасти не так давно минувшего лета, всех равнозначных сезонов перед ним, родится вера в лучшую дорогу судьбы, совпадающую с маршрутом в какой-нибудь таежный Советский. Чем больше пригревает солнце, тем яснее становится погода в груди, зовущая в лесные темные просторы. Былых тяжестей как не бывало. Снова дружно несемся к ним, фактически в храм природы. Каждого ведет звезда воли-свободы, полностью овладевшей сердцем, кажущейся действительно безграничной в дикости по сравнению с цивилизацией.

 Есть точное выражение – «светлый человек». По преимуществу такими людьми озарилось бытие Павла Афанасьевича Котова в краю ночевок у лесных костров, обилия зверей и птиц, страшных сильных стихий, вечной темной хвои, непривычно раннего октябрьского, а то и сентябрьского хруста снега под ногами. Горе последних дней перед катапультированием из столицы переплавлялось в радость, бездушие – в душевность, маски лиц обернулись открытостью, бодрость поборола усталость, неудачи стали успехами.

 Круг его друзей становится шире. Глеб Грушко и Павел Котов являются притягательным ядром неформальной группы, которую директор лесхоза Анатолий Самойлович Кипа окрестил «малым Совнаркомом», позаимствовав словесную формулу у разрушившего национальные традиции так называемого вождя пролетариата. Сам Анатолий Кипа не является гуманитарием, более склонный к хозяйственным делам, серьезное должностное лицо, но безотчетно тянется к Глебу и Павлу, интересным ему высокой духовностью. Они менее распорядительны, чем он, однако не уступят главному леснику в дружелюбности и внимательности. А где найти лучших ценителей стоящих книг в домашней библиотеке Кипы, превосходящей по содержанию и даже по количеству томов превышающей районную?! Сделав очередное истинное приобретение книголюб нетерпеливо и лихорадочно, почти с религиозным чувством, спешит в очаг культуры, чтобы поделиться глубокой радостью с Грушко и Котовым. Когда Павел побывал у Анатолия Самойловича дома, своими глазами увидел уникальное личное книгохранилище и полюбопытствовал, в чем причина такой истовой библиомании, тот ответил:

 – Создаю свою микро-Москву.

 Кроме названных членов, в незримое объединение по интересам и сердцу, если вдруг взять да проанализировать симпатии и антипатии жителей райцентра, входит талантливый терапевт сначала медпункта в Таежном, а потом – Советской больницы Максим Денисович Царегородцев. Это тоже книгочей, которых характеризуют словамии «равных нет». Его служение накоплению фолиантов в своем жилище мало чем отличается от страсти Анатолия Кипы, хотя он имеет меньше финансовых возможностей. Ведь Максим Денисович растит двух сыновей и двух девочек, а директор лесхоза одного ребенка. К тому же в больнице не добавляют к зарплате коэффициент один и семь, как на производстве, только учитывают северный: увеличение до пятидесяти процентов. И еще. Царегородцев беззаветно служит Богу географии и туризма, выезжая во время отпусков в самые отдаленные уголки Союза, зачастую вместе с женой. Добрался даже на Курильских островах до селения Край Света. Павел Котов, тоже большой любитель путешествий и природы, обрел в нем надежного сотоварища по таежным походам и далеким поездкам.

 Примыкают к неформальному центру, как примыкает первый с западной стороны Тюменской области Советский район к Уралу, часто наведываются в Дом культуры, многие: заведующая библиотекой Алевтина Елисеевна Иванютина, инструктор райкома КПСС Василий Антонович Кадомцев, секретарь парторганизации Пионерского леспромхоза Андрей Владимирович Поплин и директор этого предприятия Дмитрий Сергеевич Фортов, корреспонденты районной газеты «Путь Октября» Ринат Сулейманов, Сергей Данилец, а также – редакции Комсомольской студии телевидения Петр Ромашкин, телевизионный оператор Кудеяр Беклемишев, возглавляющий дирекцию строящегося Советского лесопильно-деревообрабатывающего комбината – главной стройки Минлеспрома – Алексей Александрович Блинов, секретарь райкома комсомола Владимир Рыжов, председатель Комсомольского поселкового Совета Анна Филипповна Веретенина, молодой с широкой душой строитель-чуваш Иван Тургай, охотовед Виталий Бусарев, начальник Советского строительно-монтажного управления Леонид Георгиевич Арцыбушев, с недавнего времени – донкихотствующий мальчик с комсомольской путевкой Трофим Бабич… Если учесть, что у каждого из этих людей есть собственные разветвленные связи, то смело можно утверждать: негласное духовное правительство взяло в свои руки власть основательно и надолго. Павлу Котову со своим нынешним дружеским окружением просто стало хорошо жить. Он физически ощущает свет этих личностей, как и многих северян-таежников – героев его публикаций.

 Недавно они с Глебом создали при Советском Доме культуры литературное объединение «Кондинские озера». В кабинете директора два раза в месяц собираются проживающие во всех поселках самодеятельные поэты и прозаики. А таких немало, примерно один на каждую тысячу жителей, около пятидесяти таежников. Причем десять из них очень способные. Районная газета «Путь Октября» с удовольствием публикует подготовленные Грушко и Котовым «Литературные страницы» начинающих художников слова, чего, к сожалению, не делает окружная «Ленинская правда». В Тюмени регулярно проходят совещания молодых писателей, в последнем вместе с руководителями лито «Кондинские озера» участвовали еще трое советчан. Группа произвела совершенно хорошее впечатление на профессионалов. Литературная Ивдель-Обь стала присутствовать в областной периодике и сборниках, где печатают произведения участников совещаний.

 Павел Котов еще в начальной школе, едва ли не во втором классе, обратил внимание на себя учительницы как «маленький прозаик». Проверяя классную письменную работу, она испытала эстетическое удовлетворение от необычного текста его изложения по картине Саврасова «Грачи прилетели». Ничего похожего в ее долгой педагогической практике раньше не встречалось. Зинаида Владимировна прочитала написанное Павлом ребятишкам и, удостоверившись, что они тоже восприняли эту зарисовку как созданную будто «настоящим писателем», обратила внимание на несомненные литературные способности мальчика.

 Во время службы в Советской Армии, сержант Павел Котов посещал при гарнизонном доме офицеров литературный кружок, и его руководитель Кирилл Филимонович Орлов, признававший молодое дарование как несомненное, издал небольшой сборник рассказов молодого армейского прозаика.

 Павел Афанасьевич свободно владет публицистическим пером. Он удостаивался горячих похвал не за одно выступление в газете, чувствует общественную потребность в собственном письме.

 Но простор для типизации, обобщений, правильно считает он, дает только жанр художественного произведения. Теорию крупномасштабного полотна таежный творец уже выносил в сердце.

 Пусть будущий роман раскроет существо жизни с помощью чувств. У него собственно всегда имелось желание и влекущая тяга излагать на бумаге то, что сам переживает и видит мысленным взором. Мысли рождают люди, с которыми общается, их поступки, взгляды, а также прекрасное, с которым никогда невозможно расстаться. К нему относятся и мечты, душевные порывы – ими хочется поделиться со всем светом. И тут, глубоко заглянул в тайну созидания Алексей Хомяков, национальное бытие, собственный незаемный опыт органичной частицы рода, спаянной с самым сокровенным в нем, с его прошлым, настоящим и будущим – основа основ. Красота рассказа, повести, романа – дух соплеменников, их исторический путь, воплотившиеся в писателе, появившемся на свет и выросшем в национальной глубине, ставшей биением его пульса. И потому истинный творец всегда оригинален.

 Народ извечно знает правду, оттого его кровинка, настоящий художник, закрепляет в своих произведениях как истину нравственные устои, в ее постижении оказывается достойным родителей, дедов и прадедов, их духовной высоты.

 Павел Котов видит собственное большое художественное полотно состоящим из фактов действительности, частной жизни людей, явлений, которые прочувствовал сердцем. «Художественная ловкость», как определил «технику» подобного письма Георгий Плеханов, тоже выработана долгими годами учебы, размышлений, рвазнообразной работы в периодике.

 В близкой действительности избыток субъективности, мелких деталей, роман же снимет все случайное. Однако останется непосредственность соприкосновения с «прекрасным и яростным миром», говоря словами Андрея Платонова. Читатель почувствует подлинность внутренней и внешней жизни героев, которых писатель знал в жизни, согласится с ней. А искренность повествователя сохранит его природную индивидуальность, впитавшую краски и запахи окружающего мира.

 Не надо юлить, размышлял он не раз, честность остается непоколебимой на бумаге, как и в повседневности. Незыблемы в душе читателя разнообразные чувства, переданные средствами художественной выразительности, если они прошли через сердце самого творца. Не придумаешь интересных обществу героев, прообразами которых не являются живые Голубцовы и Марьенковы. Не запечатлеешь их облики, если активно не взаимодействовал с ними, прошел мимо этих существований. А сильнее поразившее самого сослужит большую службу и роману.

 Повторяемость картин, явлений, характеров способствует синтезированию их, без чего искусство немыслимо. А у меня, думал Павел Афанасьевич, не командировочный период с отрывочными впечатлениями – собственной жизнью здесь час от часу уплотняющаяся субстанция этих сущностей, которую выбрало Провидение. Такое в корне отличается от материала поездок в какие-то точки согласно плана организации, какой бы высокой она ни была.

 Все, что происходит в новом районе Зауральской земли, имеет стремительное движение новизны. Следование ей, естественно, не может не обогатить художественное слово, ибо такое – небывалое!

 Павел Котов осознавал, что у него за плечами не рядовые события, в которых довелось принять участие. Он по-настоящему бывалый человек. Академия войны, послевоенных разрухи и голода, безотцовщины, ужасающей деревенской бедности, девятилетней кочевки по общежитиям столицы во время учебы в средне-техническом учебном заведении и вузе, трехлетия армейских казарам, самых разнообразных занятий – от пастьбы свиней и коров, разгрузки вагонов до написания и издания рукописи рассказов более десяти лет назад, работы руководителем педагогического и детского коллектива. Масштабность хранит сердце, и ее вберет художественное полотно. Он помнит, как в начале штатной работы в калужской «районке» ему сделал правильное замечание редактор после интервью с председателем колхоза: «Ты не те вопросы задаешь». И Павел увидел, что не было тогда у него для такой беседы достаточной зрелости. А теперь, он не сомневается, ее хватит на непустячный разговор со всем обществом. Сегодня есть что сказать людям, особенно о том, что встретил здесь, что мало кому известно, о чем, может быть, никто из писателей вообще не догадывается. Кто же и расскажет о происходящем, как не он?

 Ему уже по годам, так понимал, основательное мышление как пишущему серьезную вещь. Свет своей творческой звезды, как душевный свет северян-таежников, освещает его земной путь.