Текст книги "Север Северище"

Автор книги: Владимир Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

 Я также поговорю с начальником развертываемой Передвижной механизированной колонны, что в трех километрах от райцентра, Борисихиным Тихоном Иларионовичем. По моим сведениям, у него минимальный резерв жилой площади сохранился.

 Когда Павел Котов подошел к машине, чтобы ехать в Комсомольский, то, оказалось, что это персональный транспорт председателя исполкома райсовета Трофима Афиногеновича Рыбова, и он сам тоже направляется туда же, в поссовет, хотя с начала рабочего дня его поездка не намечалась. Хозяин стоял у «газика». Это был высокий с доброжелательным выражением лица мужчина. Представившись и поздоровавшись за руку, он пригласил собкорра в салон, сообщив:

– Едем вместе. Сейчас не совсем видно, как там по времени сложатся дела у меня и у вас, но, вполне возможно, возвратимся в составе такого же экипажа.

 Дорога была короткой, но Трофим Афиногенович все же вкратце, отвечая на вопрос Котова, как решается проблема с питанием населения, успел рассказать корреспонденту о развитии и организации сельскохозяйственных предприятий и производства продуктов сельского хозяйства в районе, и, чувствовалось, гордился этим:

– Исполком Совета депутатов трудящихся взял курс на развитие птицеводства, животноводства и овощеводства в закрытом грунте. Это задача обеспечения людей свежими продуктами, ведь мы отдалены от сельскохозяйственных предприятий. В Комсомольском, куда едем, есть подсобное хозяйство, в котором построены коровник на двести и телятник на двести голов, в Малиновском леспромхозе – свинарник на двести голов, введено девять теплиц по шестьсот квадратных метров каждая. Располагаем производственной площадью на шестьдесят-семьдесят тысяч кур-несушек, хотя пока разместили двадцать семь тысяч.

 Рыбов свободно оперировал именами доярок, телятниц, птичниц, овощеводов, а также фактами надоев молока, привесов животных, приплода, яйценоскости, рассказывал о ближайших и перспективных планах укрепления материальной базы сельскохозяйственного строительства. Он рассматривал его как возможность значительно повысить благосостояние людей и, как выразился, «разнообразить, сделать богаче стол трудящихся». Новичок Кондинско-Сосьвинского края видел мудрость местной советской власти также в том, что она, как поведал Трофим Афиногенович, поголовно нацеливала жителей района на занятия огородничеством, разведение животных и птицы, а заготовительные организации – на усиление сбора ягод и грибов, создание условий для их переработки. Расставаясь на время с главным хозяйственным человеком осваиваемого региона, москвич подумал: «Отменное видение и ведение своего корабля!» А затем, вспомнив прибаутку собственной благоверной Тамары, внутренне улыбнулся: «Дуракам везет». Моментально познакомился с тремя главными властелинами Советского края – Кратким, Чаяновым, Рыбовым. Да и с Ухановым. Разговелся удивительными знакомствами с начальственными людьми, слава Богу, не канцелярского облика».

 Как прошли командировка Котова в строительно-монтажное управление газовиков и доклад о ней на заседании Комитета народного контроля, какое было принято решение, читатели округа узнали уже в конце недели из статьи собкорра их периодического издания, под которой рядом с фамилией автора была обозначена его общественная должность – «заведующий орготделом Советского районного Комитета народного контроля»:

 ПРАВДОЙ СВОЕЙ СИЛЬНЫ

  В коридоре конторы строительно-монтажного управления Северо-Уральского управления магистральных газопроводов собрались рабочие. Они рассматривают стенд, подготовленный группой народного контроля. Фотоснимки рассказывают о том, что в строительно-монтажном управлении плохо хранятся материалы: кирпич, стекло, трубы, железобетонные плиты и т. д. Тут же указаны виновники. Один из них – заместитель начальника управления М. Ю. Рахелькин.

– Молодцы, контролеры! Не в бровь, а в глаз, – одобрительно шумят рабочие. – Теперь-то будет порядок.

– Скоро сказка сказывается, – басит скептик.

– А что тянуть? Выйдем на воскресники, наведем порядок, – слышатся возражения рабочих.

 Но события стали разворачиваться по-другому. Администрация строительно-монтажного управления вместо того, чтобы действовать, как предлагали рабочие, начала притеснять народных контролеров. 

 Когда узнали об этом в районном комитете народного контроля, не хотели верить случившемуся. Известно, что народные контролеры – лучшие помощники руководителей производства, и кто же из хозяйственников не поблагодарит людей, которые подсказывают, где допускаются упущения. Но когда мы выехали на место, оказалось, что в строительно-монтажном управлении действительно не захотели поддержать контролеров. Это тем более удивительно, что действовали они с одобрения парторганизации предприятия.

 Когда дозорные провели рейд и председатель группы В. Т. Голубцов зашел к начальнику строительно-монтажного управления А. Н. Печенкину, чтобы посоветоваться, как лучше донести до коллектива результаты, начальник возмутился:

– Зачем? Не хватало еще, чтобы сами грязь показывали! Если осмелитесь вывесить свое фотообвинение, будете наказаны.

 Группа действовала, как было намечено планом и одобрено парторганизацией. Коллектив положительно отнесся к делам контролеров. Многие рабочие считали, что сами могут навести порядок.

 Но начальник строительно-монтажного управления, что называется, закусил удила:

– Ах так! Не захотели меня послушать, пеняйте на себя.

 И началась травля председателя группы. Ему во всем стали мешать.

 Группа решила проверить, как расходуются средства на командировки. Валентин Трофимович Голубцов обратился к А. Н. Печенкину с просьбой, чтобы он разрешил посмотреть документы о целесообразности командировки М. Ю. Рахелькина и главного бухгалтера А. Г. Либермана на трассу. В ответ Голубцов услышал:

– Мы как-нибудь сами разберемся.

 А Рахелькин начал кричать, ругаться, оскорблять председателя группы народного контроля.

 Неприязнь М. Ю. Рахелькина к председателю группы дошла до того, что однажды заместитель начальника, не стесняясь рабочих ремонтно-механических мастерских, обругал кузнеца В. Т. Голубцова нецензурной бранью.

– Почему вы не поставили на место своего заместителя? – спросили мы начальника строительно-монтажного управления.

– Разберусь, – хмуро ответил он.

 Но разбираться надо было раньше. Рахелькин оскорблял народного контролера в присутствии Печенкина, и молчание начальника означало, что он одобряет действия заместителя. 

 Главный механик Купцов П. Д. за безукоризненную работу представил В. Т. Голубцова к награждению Почетной грамотой. Однако в приказе о поощрениях работников строительно-монтажного управления В. Т. Голубцова не оказалось. Допустим, что председатель группы не достоин столь высокой награды, но поскольку он честный и добросовестный работник, его такие качества можно было отметить другим способом. Этого не сделали. И только потому, что контролер не побоялся критиковать.

 Районный комитет народного контроля не мог пройти мимо таких безобразий. За зажим критики и преследование народного контролера начальнику строительно-монтажного управления А. Н. Печенкину комитет объявил строгий выговор и вынес решение о снятии с работы заместителя начальника М. Ю. Рахелькина.

 Комитет сурово осудил дейстия руководителей СМУ. Иначе нельзя. Ведь Печенкин и Рахелькин не просто мстили народному контролеру. Своими действиями они нанесли большой моральный ущерб всему коллективу. Они по существу требовали, чтобы рабочие не замечали недостатки, которых в строительно-монтажном управлении немало.

 Нам кажется, этот случай послужит уроком не только Рахелькину и Печенкину. Нечего греха таить, у нас еще находятся подобные им. Нет-нет да и слышишь басок такого бюрократа:

– Сам знаю, не указывайте.

 Но народные контролеры указывают и правильно делают. Слов нет, не всегда приятно выдерживать наступление бюрократов дозорным. Но они не отступают. Потому что чувствуют силу. Их правильные, принципиальные действия всегда найдут поддержку. Так случилось и на этот раз.

 Павла Котова обрадовали решительные действия в состоянии крайней необходимости Комитета народного контроля, без лишнего шума осудившего поспешные и непродуманные выпады против простого рабочего человека руководителей крупнейшего строительно-монтажного управления. Он полностью был согласен с тем, что сказал на заседании Рахелькину, переведенному в прорабы, Вячеслав Арсеньевич:

 – Может быть, вы, имея диплом о высшем образовании, надумали, что вам вместо выполнения обязанностей в соответствии с ним, больше подходит кувалда кузнеца Голубцова? Так можем вам ее вручить. Председатель группы народного контроля – не бесправник, мы не бросим его на произвол судьбы.

 Спустя некоторое время после публикации в «Ленинской правде» эту статью напечатала на странице «Народ контролирует» ( номер семьдесят девять ) и областная газета «Тюменская правда». Имя Павла Котова начинало приобретать известность в бурно развивающейся западно-сибирской области, в первую очередь в населенных пунктах, расположенных в ханты-мансийской тайге и, конечно же, на территории восходящей звезды – Советского лесозаготовительного района.

 Заготовка древесины, разделка хлыстов на сортименты и вывоз лесопромышленной продукции по железной дороге являются главным делом жителей, хотя здесь, как уже знает читатель, идет интенсивное строительство, распологается мощнейшее Северо-Уральское управление магистральных газопроводов ( СРТО – Урал ) и, как узнает на следующих страницах романа, царило оживление в других важнейших сферах жизни. За годы девятой пятилетки, когда будет жить и трудиться в Советском Павел Афанасьевич Котов, район станет производить пять миллионов кубометров «мягкого золота», одну восьмидесятую часть производства его во всей стране. Лесопромышленный комплекс выйдет на самые передовые рубежи. Одновременно с увеличением объемов заготовок в леспромхозах вдоль Ивдель-Оби взят курс на деревопереработку. Началось строительство крупнейшего в отрасли Советского лесопильно-деревообрабатывающего комбината, сооружение лесозаводов в Комсомольском, Малиновском, Советском, Алябьевском, Коммунистическом. Войдет в строй современная многооперационная техника, будут внедрены новые технологии, достигнута высокая организация труда.

 В честном информационном обеспечении этих процессов Павлу Котову предстоит сыграть существенную роль. Они так сольются с ним, что станут его собственной судьбой, любовью к жизни. Здесь ему станет дороже сама Родина.

  ГЛАВА 3. ЛЕСНЫЕ ГЕОЛОГИ, ИЛИ ГНУС ГРЫЗЕТ КРУГЛОСУТОЧНО

 В завершение заседания Комитета народного контроля его председатель, сказав «Все свободны», попросил Котова остаться.

– Ты – молодец! – заявил Уханов после ухода других. – Мы и сами с руководством райкома накануне твой поездки к газостроителям точно так же, как ты написал в справке и сейчас доложил, оценивали самоотверженность, старательность рабочего Валентина Трофимовича Голубцова, недопустимое поведение в этом случае матерого волчища Рахелькина и попустительство ему переставшего ловить мышей начальника СМУ. Вот окатили их холодной водой – пусть очухиваются. Рад, что наши оценки совпали, что у меня появился политически зрелый боевой помощник. Благодарю.

– Служу Советскому району! – ответил Павел Афанасьевич.

– Но я тебя попросил задержаться не из-за того, чтобы только сказать спасибо. Есть жизненная краска более яркая. Я нашел кабинет, в который можешь уже сегодня вселиться и написать на его двери: «Соб. корр. «Ленинской правды» П. А. Котов».

– Вот это да! Просто замечательно! – восхитился Павел Афанасьевич. – Где же он находится?

– В здании напротив, через дорогу. Один момент. – Вячеслав Арсеньевич поднял телефонную трубку и произнес в нее: – Заходи, познакомлю вас, как договаривались. – Затем продолжил разговор с заведующим орготделом: – Сейчас придет директор Дома культуры и он же широко печатающийся в наших палестинах поэт Глеб Иванович Грушко. У него оказался свободным кабинет художественного руководителя, должность которого в кадровом реестре пока не предусмотрена. Там и разместишься. Будешь находиться с нами рядышком… А вот и сам Глеб Грушко.

 Вошел и поздоровался кареглазый молодец, с раздумчивым видом пойнтера. После представления Ухановым москвича прокомментировал его явление в глухом лесном краю:

– Оказывается, столица находится не за тридевять земель, а вот она. Можно видеть собственными глазами, как из окна домика передвижной механизированной колонны начало необъятного бора. – И поинтересовался у приезжего: – Как там на Большой земле царей, султанов, ханов живется-можется?

– Исключительно замечательно! Не знаешь, в какую великую глухомань от них бежать, – в том же балагурном духе ответил его будущий сосед по Дому культуры. – Пойдемте посмотрим, как грандиозное захолустье выглядит на вашей территории.

 Едва ли не самой большой удачей Павла за все таежные годы, которые пока только распаковывались, оказалась эта встреча с Глебом. Мимолетное, казалось бы, событие. Однако с него началось их сближение, которое вскоре стало тесным, а затем переросло в настоящую дружбу. У них, двух сильных творческих личностей, оказались общие друзья в Тюменской писательской организации – в том числе и по-настоящему интересные молодые служители образного слова, которые помогали Котову найти точку приложения своих сил и способностей на карте Крайнего Севера, названные в начале нашего романа. Но, пожалуй, больше всего сблизило Павла с Глебом, выявившись на первых порах общения и полностью превратившись в кристалл единения в будущем, абсолютно одинаковое отношение к принципам эстетики, например, к проблеме народности в художественном творчестве. Оно обнаружилось как-то неожиданно при беседе на другую тему – о трусливых шкурниках.

– Все время сверлит меня одна мысль великого соотечественника: «Нет человечески истинного без истинно народного!» – произнес Глеб, поясняя свою версию в основном об оторванности аморальных людей от глубин подлинно национальной жизни.

– Я знаю, чья она. Это сказал Алексей Степанович Хомяков! – воскликнул Павел.

– Не верится! Никто не знает, ты первый из живых людей на моем веку, кто оказался начитанным в этой области. Вот и хорошо! Тогда кому же, как ни тебе, процитировать особенно зоркие, на мой взгляд, слова первозданного славянофила, которыми хотелось бы поделиться вообще с каждым, во всяком случае с любым художником. – Глеб Грушко взял с полки книжного шкафа старинный фолиант Алексея Хомякова, перешедший к нему через маму-учительницу от деда-учителя, и процитировал: «До сих пор, сколько ни было в мире замечательных художественных явлений, все они носили явный отпечаток тех народов, в которых возникли; все они были полны тою жизнью, которая дала им начало и содержание. Египет и Индия, Эллада и Рим, Италия, Испания и Голландия – каждая из них дали образовательным художествам свой особый характер». Что можно возразить на это? Ничегошеньки! Жаль, что в наши дни мало кто укрепляет принципы истинной народности, снабжает мир подлинными художественными сведениями о нас.

 С сего разговора искренность как бы пронзила отношения Павла и Глеба, помогая идти к истинному знанию, преодолевая общественное безмолвие о многих вещах на свете. Павлу иногда думалось, что не хватит никакого времени, чтобы утолить жажду откровений, поделиться которыми друг с другом она звала. Котова сразу покорила пленительная поэзия Глеба Грушко, как увлекла и сама его личность. Мир трезвый, человечный, мудрый и мужественный, всепоглощающая страсть северян к обузданию экстремальности необитаемых широт, иногда хлещущая через край, во вред Природе, вставали перед глазами при соприкосновении со стихами Глеба. Он декламировал их без завываний, спокойно и выразительно. Первой вещью, которую в его чтении услышал новопоселенец Советского, была

 СВОБОДНАЯ ОСЕНЬ

Леса накалились, как лампы,

Внутри паутинки провисли.

И гуси уносятся, лапы

Гася, как кленовые листья.

Войду под высокие своды,

Где теплится память о лете.

Любви облетающий лепет

иль деревце у заплота?

Березы медовы, как соты,

осины румяны, как лады.

Озера горят позолотой,

иконами в древних окладах.

Под дерево, милая, сядем.

Осенний пожар не погас.

Как вспышка, вспорхнувшая, дятел

 нам выдаст шифровку о нас.

Уносятся годы и воды,

трава под ногами горит.

Мы – код злополучной природы,

бредовый ее алгоритм.

Прости мне, Природа, зазнайство,

винюсь тебе, как на духу,

что я принимаю за зайца

Тебя в его сером меху.

Контейнеры книг излистав,

мы все ошибаемся, что ли,

за волка приняв в этой воле,

и боли, что воет в лесах,

Тебя. Ты смыкаешь закаты –

мы думаем птицы поют.

За бой чернышей и сохатых –

венчальную жажду Твою.

За хитростью классификаций

зевнули Твою красоту,

забыли мы удивляться

всеобщему жизни родству.

Гармонии вечной не ровня,

пылинка в ладонях степей,

я что выражаю, Природа,

я что искажаю в тебе?

Тобою забыт и пронизан,

я выброшенный в пустоту,

как теплая ткань организма,

как клетка, сердечком стучу.

Вчера пуповиною дикость

отсек я кремневым ножом.

Сегодня урановым тиком

мой царственный лик искажен.

Спаси меня, Матерь Природа,

мне травами руки свяжи,

закатные озера воды

компрессом на лоб положи.

Прости за безумный мой разум

и лоно свое отвори,

где не разрушающий лазер,

а лампа осины горит.

Гляди, пред Тобою мы голы,

подкорка обнажена.

В нас тоже кольцуются годы,

в нас осень твоя зажжена.

Прими нас, свободная осень,

свободная жить и сгореть.

Заря отражается в гроздьях

И светится на коре.*

 * Здесь использованы и будут процитированы далее в тексте романа как принадлежащие его персонажу Глебу Грушко стихи удивительно даровитого мастера ритмических строк Владимира Кочкаренко, работавшего в первой половине семидесятых годов редактором Комсомольской студии телевидения. Он безвременно ушел из жизни вскоре после возвращения в Москву главного героя .

 Глеб Грушко примерно за две недели ввел Павла Котова в круг всех своих знакомых и более или менее известных в районе лиц. Всегда представляя его тем, кто приходил к директору Дома культуры лично или на мероприятия в этом здании. А также забирая его с собой при посещении друзей-товарищей в семьях по месту их жительства, отправляясь по каким-то делам в организации, участвуя в событиях вне своего учреждения культуры.

 Сотрудники редакционно-издательского отдела , в котором Котов трудился в столице, называли сами себя полужурналистами. Действительно их служба лишь в редких случаях позволяла проявить свои публицистические способности. Всегдашнее желание Павла выступать в периодике тормозилось. Теперь новоиспеченный собственный корреспондент окружной «Ленинской правды» пек, что блины, публикации в ней, а также в других доступных советчанам периодических изданиях, выступал на радио, телевидении. Его внутреннее состояние было похоже на пыл гончей, насидевшейся на цепи, неожиданно снятой с нее и выпущенной в лес травить зайца. Известно, что в силу своей охотничьей природы она, взмыленная, с высунутым до земли мокрым языком и обезумевшими глазами, тяжело дыша, способна заниматься преследованием зверя до полного изнеможения, истощения всех сил.

 У Павла была уйма времени, чтобы наполнять газетные полосы горячей любовью к представшему пред очами вдохновенному бытию северян. Его охватила лихорадка невиданных преобразований. Овладел душой и хлынул в сознание поток не известных ему ранее характеров, людских деяний, картин полноценной и обольщающей природы. Еще не было времени приглядеться к ним. И он, изумляющий коллег мощным разливом магмы горячих строк, получил у них

прозвание «Газетный зубр». Собратья по перу уважали

и любили Павла Котова не только за творческую активность, профессионализм и добросовестность, но и за радужность души, увлечение одним высоким, неиссякаемый дух товарищества и дружелюбия. Однажды в районной газете его сотоварищ Ринат Аязович Сулейманов, когда там поднимали чарки по поводу получения редакцией машины «Москвич», что значительно повышало мобильность местных журналистов, так определил причину удивительного при закрытом обществе откровения с Павлом и редкого доверия одной высокопоставленной личности: «Да у тебя на физиономии написано, что ты порядочный человек. Не подведешь».

 Павлу особенно вдохновенно писалось с утра. За ночь внутренние глаза становились острее. Мысли были заняты одной лишь темой, которую раскрывал на бумаге. Поэтому в коррпункте он появлялся рано, приходил туда «по холодку», как выразилась одна поэтесса из одесского студенческого отряда. Появлялся там около семи и на несколько дорогих ему часов приваривался, как сваркой, локтями к письменному столу В эти минуты его энергия созидания била фонтаном.

 Однажды собкорр, только что открыв дверь, услышал в чуткой тишине неожиданный и потому показавшийся резким телефонный звонок. Поспешно схватив трубку, услышал в ней стремительный мужской голос и сразу не мог сообразить, кому он принадлежит:

– Кто у телефона?

– Котов.

– Тебя-то мне и надо. Это Краткий. Я поговорил с Борисихиным. Он дает тебе полдомика. Прямо сейчас иди к Тихону Иларионовичу и получай ключи. Устраивайся основательно, первози семью.

 Эта весть, да еще из уст главного в районе человека, да еще ставшая возможной личными стараниями Никиты Матвеевича, застигла москвича врасплох. Он в ответ всем своим существом выдохнул:

– Ох, спа-а-си-бо-о!.. Не могу поверить .

– Желаю успехов и благополучия! До свиданья, – Краткий повесил трубку.

 Не раз потом Павел Афанасьевич размышлял над этим поступком по отношению к нему первого секретаря Советского райкома партии и в конце концов твердо решил: главное здесь – мудрость лидера партийцев в закреплении необходимых району кадров. Он математически точно расчитал, что Котов, не имеющий элементарных квартирных условий в столице и возможности в ближайшее время их изменить, надолго осядет здесь, если снять такой болезнный для него вопрос. Все получилось, как по писанному, коль заглянуть с той временной точки в будущее. Москвич планировал: при благоприятном стечении обстоятельств прожить в Приобье три года. И только неординарное действие Никиты Матвеевича скординировало его задумку в сторону увеличения этого срока до пяти лет, что в конечном счете привело к обоюдной пользе и одной, и другой стороны. По крайней мере, Павел Афанасьевич никогда об этом не пожалел.

 Борисихин, встретившись с кандидатом на поселение в ПМК, которую возглавлял, произнес:

– Совершаю преступление против своих кадров, но ничего не могу поделать, раз просит сам Краткий, – и вручил Котову ключи от жилплощади.

– Я вам несказанно благодарен и отлично понимаю ваше состояние, как и первого секретаря, тоже оказывающегося в подобных случаях в безвыходном положении: ведь райком сам жилье не строит, а скажем, без журналистов ему не обойтись. Надо где-то искать им крышу над головой.

 Полученное жилье, полдома-квартира, в поселке Передвижной механизированной колонны превзошло все ожидания и предположения публициста: две комнаты и кухня, электричество, вода, канализация, газовая плита, правда, газ в балонах. Посредине коридор. Окна со ставнями: два в большой комнате и два с противоположной стороны: в детской , как сразу решил хозяин, и «поварне». Не надо приобретать мебель, потому что имеются кровати, столы, стулья, встроенные шкафы, антресоли. Только одно остается: вызывать семью и жить не тужить. Естественно, Павел немедленно отправил домой письмо с радостным сообщением и выражением «надежды на скорое свидание со своими ласковыми женщинами: Томой-мамой и нашей сладкой Верунечкой». Но, к сожалению, Тамара сразу не выехала, не совсем ясно объясняла, сколько еще ей нужно времени на сборы. Причины длительной задержки, по мнению Павла, были неубедительны. Он соскучился по ней и малютке, нервничал, клял «женскую логику» своей половины. Выражал, раскипятившись, тревогу, что она может дотянуть до наступления «жарких» морозов, а тогда и совсем испугается отправляться в дальнюю дорогу до потепления. Жена как бы отлынивала от совершенно определенного и срочного для семьи своего действия. Котов бомбардировал ее письмами, в которых подступал с ножом к горлу: что за отговорки! что за увертки! По-настоящему приходил в отчаяние, не мог расставить все точки над «и». Отсутствующему в Москве хозяину трудно было сообразиться с тем, что происходит дома. На его доводы супруга горячо оправдывалась, просила войти в ее положение: ребенка надо какой-то бабке показать, бюрократии полно с оформлением документов в жилотделе и на работе, не так просто поселить надежного человека в комнату – если просто закрыть и уехать, так алкаши все растащут, а то и сожгут, как уже, мол, сам знаешь, чуть не случилось однажды. Нет, такой канители, бабизма мужик понять не был в состоянии! Излишняя взволнованность, доходящая до потрясения, вела его к решительности в оценках и мало способствовала истинному пониманию положения. Начались, как всегда бывает в таких случаях, всякие разговоры вокруг семейных отношений Котовых, излишнее любопытство о причинах неприезда семьи, коль «есть квартира, куда ехать». Одна дама в порядке ненужного влезания в чужие дела, но под предлогом дружеского внимания к проблеме Павла заочно осудила Тамару: «Что мы, бабы, за народ: сами ставим мужей в положение одиночества, а потом кричим, что они развлекаются на стороне или вовсе нас бросают?» Пристально смотрели на «свободную» жилплощадь и остро нуждавшиеся в похожей квартире пеэмковцы.

 До приземления в Советском Павел Афанасьевич много чего познал, повидал. Однако, как гласит народная мудрость: «Чем дальше в лес, тем больше дров». Жизнь – тайга, ибо в ней встречаются соответствия этому изречению. Ее «большие дрова» порой тоже не там, где бывают все. Лишь вдалеке не то что от столицы, но от самого по себе глухого рабочего поселка, когда наступило короткое и палящее по-среднеазиатски лето, Котову довелось познакомиться с людьми, о существовании которых никогда не думал не гадал.

 Вертолет высадил Павла в лагере «лесных геологов», как он сам их охарактеризовал, – специалистов из Омска, ведущих здесь бессуетную отшельническую жизнь, определяющих запасы древесины на корню. По их разработкам потом планируют деятельность леспромхозов, устанавливают их мощность. На командированном к ним в тайгу, несмотря на удушающий жарищей день, надеты двое брюк, одни из которых – брезентовые, сапоги с портянками, прочная и плотно застегнутая куртка с капюшоном, в руках березовая ветка. Но все это не мешает безбожно расправляться с ним рою налетевших паутов, слепней, оводов, комаров, мошки, разноцветных мошек – знаменитому сибирскому гнусу. В целом гнус «работает», как солнечные батареи. Появилось светило – одна часть агрессоров усиливет атаки, скрылось – эти исчезают, но другие активизируются. Чокнуться можно, что, говорят, и случалось со слабонервными.

 Журналист призывет на помощь жителей палаточного городка. Те дают ему противокомарную сетку, канистру с жидкостью от насекомых. Без пользы! Пауты, величиной почти с воробьев, прожигают через двое штанов. Мошкара забралась под портянки, кажущийся тесным ворот, туго затянутый ремень и грызет нещадно. Лесоустроители улыбаются:

– Это они так жадно на новичка набросились, нас уже не трогают. У вас не таежный запах, они мстят вам за принадлежность к Большой земле.

– Но ваши собаки тоже не новички. Почему же они, как торпеды, бросаются от неистовствующих тварей в полог, пробивая его?! И отчего панически впихиваются задами в норы, захватывают вьющихся над их мордами паутов пастями, щелкая зубами?.. Не могу вообразить, как вы сами, братья по лагерю без конвоя, выдерживаете в течение месяцев круглосуточную грызню этих, прошу прощения у самых интеллигентных, парящих какашек!

 В ответ в метели беснующихся насекомых раздается дружный хохот сибиряков, закаленных не только морозами, но и таким адским летом. Ведь оно нещадно печет и гнусом, и почти сорокаградусной жарой.

 «Пресса» решает искупаться, благо речушка рядышком. Начальник объекта Семен Селиванович охотно изъявляет желание составить компанию. Он быстро сбрасывает одежды, и ложится бревном на неглубокое дно. Над его головой пляшут, как сумасшедшие, все летающие кусаки. Следом прыгает в Тазын-Канан Павел, но в отличие от лесоустроителя выскакивает из речки, как пробка из бутылки с шампанским. Почему? Вода имеет такую низкую температуру, что невозможно терпеть.

– А как же вы?.. – спрашивает он у «бревна».

 И слышит из ледяной купели новость, что омский товарищ –«морж». Потом глава неунывающих лагерников рассказал, что он был неизлечимо болен. Ни о чем подобном сегодняшнему купанию и думать не смел. Испробовал все способы лечения – ничто не помогало. В конце концов надумал закаливать организм.

– Вы сами теперь убедились, что это пошло мне на пользу. Если хотите стать последователем, могу порекомендовать надежную и испытанную на самом себе методику.

– Такой объем информации сразу не переваришь, – ответила «пресса». – Зайду в вашу контору в Советском, чтобы изучить и метод, и талмуд вашей «канцелярии».

 Познакомившись с жизнью лесоустроителей в полевом лагере, на первых порах почувствовав себя здесь хуже некуда, переночевав в тайге ночь, в течение которой гнусь-гнус нападал не слабее дневного времени, походив с одним из редких специалистов по тайге, Павел медленно приходил в себя после такой напряженной командировки «во глубину сибирских руд» вечнозеленых. В результате – репортаж:

 СКВОЗЬ ТАЙГУ

 Богата лесами наша область. Ежегодно миллионы добротной древесины поставляет она народному хозяйству. Однако запасы леса не безграничны. Вот почему ХХ1У съезд партии указал на необходимость более эффективной организации лесного хозяйства. В Западной Сибири этой работой занимается специальное предприятие, в состав которого входит Омская аэрофотолесоустроительная экспедиция. Сейчас группа лесоустроителей работает в северных районах области. Об их нелегком, но увлекательном труде рассказывает репортаж Павла Котова.

 Городок лесных разведчиков расположен в двадцати километрах от поселка Советского. Несколько палаток хорошо вписываются в пестрый пейзаж речки Тазын-Канан. В одной из палаток жарко дышит печка-«буржуйка». Возле нее хлопочет повар.

 Пока он готовит завтрак, мы с начальником таксаторского участка Алексеем Изотовичем Марьенковым укладываем рюкзаки, собираемся в дорогу. Сегодня в жизни Алексея Изотовича знаменательный день – исполнилось 15 лет с тех пор, как он стал лесоустроителем. Марьенков – тонкий знаток леса, человек большой эрудиции и широкого кругозора.