Текст книги "Север Северище"

Автор книги: Владимир Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

 – Не Котовы будут НАС учить, как жить, – МЫ будем их судить по НАШЕМУ железному внутреннему закону.

 И Павла Афанасьевича исключили из Коммунистической партии Советского Союза. Драматический период его бытия вступил в свои полные права. Давно вынашиваемая мысль о переезде на Крайний Север, где намечалась любимая работа в периодическом издании, нормальные жилищные условия и неплохой заработок, стала конкретным действием в том числе и в связи с этими последними событиями. Одновременно пришло сообщение, что москвича приглашают работать и жить в Сургуте собкорром новой газеты, на условиях, которые предварительно с ним обговорили и его вполне устраивающих. Слишком крутой жизненный поворт надо было сделать, поэтому сомнения и колебания еще оставались. Окончательно разрешил их в пользу переезда разговор с сослуживцем Виктором Перхушевым. Он сказал:

 – Павел, я на десять лет старше тебя. В твоем возрасте думал, как ты сегодня, перебраться почти в те же места и с той же целью быть ближе к главным делам современности, развертывающимся там, писать о людях, их свершающих. Но я тогда все же не решился на такой «подвиг», о чем глубоко сожалею, а исправить свою ошибку уже не могу. Почему именно? Устарел для принятия таких кардинальных решений и жизни в экстремальных краях. Если ты сегодня упустишь свой шанс, то, поверь мне, дорогой Паша, упустишь его навсегда. Я настоятельно советую больше не раздумывать, а шагнуть навстречу своей новой судьбе. Призываю, родной, к этому как друг, желающий тебе только добра и искренне убежденный в твоей блестящей будущности гражданина и пишущего человека. Как раз там эти свои качества больше всего проявишь, заматереешь в независимости мышления, недвусмысленности гражданской позиции. Отойдешь от лакействующих и пошлых, готовых стучать двадцать четыре часа в сутки, когда видят противостояние властей, наполняющих последним пойлом их корыта: с помощью таких травят оппозиционеров, выражающих решительный протест против бесчеловечных общественных отношений.

 Верить в победу добра над злом, о чем всегда, сколько себя помнил Павел Котов, тотально твердили кругом, – в условиях полного отсутствия наказания за преступления верхних по отношению к нему и таким же согражданам людей – становилось проблематично. Как и в достоверность официальной информации о том, что происходит вокруг. Через призму своей беды и легко проверяемых сведений о негативе государственной и общественной жизни виделось: самые зловещие преступления совершает верховная власть, которая гарантирует во всех случаях безнаказанность коррумпированных виновных.

 «Подозрительное» событие, связанное с самим собой, можно было бы считать случайностью, если бы не ряд странностей, трудно объяснимых. Неужели некому было оценить, что ведется дело в ЦНИССТРОЙНЕФТИ вопреки закону и жалобам, которые, как оказалось, случались и до «стона» Корзинкина? Почему во лживых ответах из инстанций умалчивают о существенном, сводят разговор к частностям, причем самый маловажный вопрос представляют как самое главное? Кем осуществляются такие фабрикации и кто дает о них указания? Каков уровень принятия этих преступных распоряжений? Ни один разбор не доведен до конца, нулевая реакция на решение важнейших проблем. Занимаются этим чисто функциональные существа.

 «Я допускаю, – думал Павел, – что не все однозначно, не все понимают какие-то вещи до конца. Есть дискуссионные вопросы. Почему же трудовому коллективу не оставляют право хотя бы подумать – не решать? Да и руководителям тоже требуется размышление. Всегда ли директивы сверху правомерны, не требуют осмысления каждым индивидуумом, разъяснения для большинства? Идеология – основа существования общества. Как же оно будет жить без единых понятий, хотя бы основополагающих? Могут ли, допустим, личности, говорящие на десяти разных языках, составить полноценный общественный организм? Конечно же, нет. Я же пострадал за нетерпимость к негативным процессам. От обычного грабителя. Многое явилось неожиданностью.

 Я всегда открыто выражал себя, но против меня как независимого человека начали настоящую необъявленную войну. Не дали нормально работать. Мой пример: самым жестоким образом подавляется любая попытка хотя бы малейшей критики номенклатурных лиц. А что уж, пожалуй, говорить о замечаниях в адрес правящей камарильи, как, пожалуй, справедливо будет, при таком нарушении основного права на уважение человеческого достоинства, назвать тех, кто в Кремле. У класса сегодняшних начальников разных рангов аморальная психология».

 Павел, тяжело переживая свое униженное положение, подумал, что многое в человеке почти неизвестно окружающим, а в общественной личности – широкой публике. Это бы нужно помнить стряпателям персональных дел, прикасающимся к людским душам. И полетели его мысли в деревушку Дебрю, где родился и вырос. Он осознавал, что романтика, возвышенное в нем, оттуда: от скудной Брянской земли, глухих лесных чащоб и перелесков, небольших луговин и пашен, проселков, тихой в равнинной местности речушки Раковки и такой же по характеру Десны. Там с незапамятных времен крестьянствовал его трудолюбивый и чистоплотный род. Из вековечной глубины тянулись дни напряженной работы мужиков и баб, парней и девок породы Котовых. Жизнь встретила Павлушу простотой, радушием и своей семьи, и всех однодеревенцев, нравом Дебри гордым. Самые близкие друзья остались там. Сегодня это взрослые уважаемымые люди. На родине, где бегал босоногим, опьянялся природой, встретил внутреннее незакатное солнце любви, навсегда вошел в Павла человеческий дух. Она – подымает, радует воображение, требует быть честным перед самим собой! Ждешь не дождешься с ней встречи. Во сне и наяву отвлечет от повседневной суеты, наградит взволнованным спокойствием, скажет приветливое слово. О, добрые, хорошие, с достоинством люди страны детства!

 Но когда был Павел дошкольником, пришли иностранные громилы – жестоко разоряли селения, в бешенстве убивали десятки людей, пытали, физически калечили, избы их сжигали, в некоторых домах зверски предали пламени безвинных. После такого можно верить, что они, западноевропейские якобы цивилизаторы, искренне стремились к добру, как говорят некоторые? Жуткое мышление. Выводы ведь надо делать по практическим результатам, а не по обещаниям, цену которым хорошо знали сами головорезы, если хотя бы вспомнить мысль Геббельса: чем умопомрачительнее ложь, тем точнее срабатывает. Нет, захватчики мефистофельски наслаждались чужой, нашей, болью. Они сам воздух сделали зловонным, от вдыхания которого внутренности переворачивались. Мы чувствовали себя разбитыми, почти в беспамятстве, в изнеможении падали. До сих пор, наслаждаясь неизъяснимой сладостью общения с ними, глотаем слезы. Забудешь ли помертвение от утомления, землистые лица родных и близких, глаза без блеска, ощущение подступающей смерти?

 Вся страна встала с оружием в руках против гитлеровских захватчиков, огнем встречая огонь пришельцев. Восемнадцать возрастов сильного пола ушли на фронт и почти все полегли на полях сражений. Павел помнит общество без парней и молодых мужчин – только старики, женщины и ребятишки. Приготовившиеся к смерти жители оккупированной Брянщины готовили смерть и коричневой немчуре, создавая знаменитые партизанские отряды.

 Великая Отечественная война – будь она проклята! – стала главным событием в жизни двух поколений: фронтовиков и их детей, детей огненных лет. Грандиозное напряжение, горькое чувство, внутреннее содрогание от потерь привычного мира, близких, невосполнимых утрат, от бесприюта испытали все. Кажется, страдания оккупации неизбывны, сейчас сердце, тяжесть тех лет несущее, разорвется. Раздумаешься: никуда не уходят, мучают резкие голоса, суровые пугающие взгляды злобных притеснителей-ублюдков, нечестивых псов, держащих себя развязно и гадко.

 «Как же так получается, что меня и мою семью, миллионы мирных трудовых людей, морально незапятнанных, уверенных в своей правоте, мучают, как джины – нечистые духи, и чужие, и свои? – зарождалась философская мысль в голове российской песчинки двадцатого столетия, появившейся на свет ровно через двадцать лет после свершения так называемой Великой Октябрьской социалистической революции, а точнее – крушения Великой России. – Никогда раньше не бывало на исконной Русской земле фамилии Мэлор. Откуда она взялась? Оказывается, как удалось перед отъездом из столицы прояснить, ее составили начальные буквы слов: Маркс, Энгельс, Ленин, Октябрьская революция. До такого додумались родители начальника ЦНИССТРОЙНЕФТИ, по фамилии Бренцы, являвшиеся революционными междунациональными истериками, в свое время весьма известными в Виницкой области. Они, неугомонные воинствующие характеры, молодец и молодица в кожаных куртках, были далеки от нормального взгляда на подобные вещи, выраженного кратко и четко Иваном Ильиным: «Интернационализм отрицает родину». С тупым самомнением и манией величия чета Бренцев стремились к тому, чтобы под видом борьбы за всечеловеческое счастье испортить жизнь, в том числе изменить естественный фамильный фонд. Уж если родному дитяти так удружили, «перекрестив» его в Мэлора, то можно представить, сколько же в них было шизофренического желания в отношении целого человеческого рода! Дай таким волю – превратят всю планету в дикое место, каких, в иных масштабах, великое множество появилось там, где стояли старинные русские деревушки. Милы сердцам породы Бренцев-Мэлоров лишь обсуждения абстрактных понятий вместо действительности да жратва от пуза с питьем до усеру, как увлеченно выражаются в Дебре. Именно по причине «интернационализма, отрицающего родину», в смутное время Ленина и Троцкого охраняли китайцы, аресты производили латыши, в ЧК зверствовали иудеи, в том числе родители «крещеного» Мэлора.

 Что мы сделали фашистским главарям за кордоном и клановым у себя в стране, чтобы испытывать с их стороны такие злодеяния? Разве заветы трех мировых религий «Не убий», «Не лги», «Люби своего ближнего», присутствующие в разных формулировках в буддизме, христианстве и исламе, не оказывают наибольшего влияния на развитие современных цивилизаций? С введением на родной земле поклонения богочеловеку прошло почти десять столетий, оно фактически явилось началом русской литературы, в своей основе всегда гуманистической, а также письменной истории ( летописания ) нашего народа, больший период которой осенен явственно слышимым соотечественниками призывом церкви «За веру христианскую!». Зачем же религия предков неистово искоренялась ленинцами, а в совсем недавние дни «царем» Никитой? Чтобы, как предсказывал классик, было все позволено, если Бога нет?

 Не во имя ли востребованного Молоха – бога древних финикийцев, которому приносили в жертву детей, также зверски их убивали гитлеровцы на глазах матерей?

 Откуда спустя двести лет после века Просвещенья взялись современные сатанисты? Немыслимый в подлинно христианской стране диалог состоялся между знакомым радиожурналистом, как тот сам рассказал, и одним из приверженцев дьявола:

 – Ты мог бы принести в жертву человека?

– Безусловно… Получаешь огромное количество энергии… Это дает большую силу и приближает к сатане.

 На такого, а не на тех, кто отдает себя людям, беззаветно им служит, похожи государственные преступники, устроившие Октябрьский переворот, находившиеся в течение многих лет перед 1917 годом в тюрьмах или сбежавшие от уголовного преследования за рубеж после неудачной попытки ранее свергнуть законную власть в России. Не случайно Федор Достоевский отождествлял революционеров с бесами, посвятив этой идее целый роман с одноименным названием. Лица, виновные в массовых убийствах во имя разрушения – главного дела сатаны, – вот кто такие Ленин, Троцкий, Свердлов и иже с ними, действовавшие под прикрытием идеи коммунизма, с которым неправильно большевизм отождествлять…» – уже засыпая, думал начинающий таежник.

  ГЛАВА 2. ВОСХОДЯЩАЯ ЗВЕЗДА

 Тюменская область равна одному миллиону четыреста тридцати пяти тысячам квадратных километров, нет ей равных по территории во всем Советском Союзе. Карликами по сравнению с ней выглядят целые европейские страны. Так, Италия – примерно ее пятая часть; чуть побольше-поменьше, чем государство на Апенинском полуострове, Финляндия и Великобритания, а Франция занимает площадь пятьсот пятьдесят одну тысячу квадратных километров. Природные ресурсы области удивительны, очень разнообразны: плодородные земли, простирающаяся на сотни километров сосновая, еловая, лиственничная, кедровая нетронутая тайга – древесное богатство из богатств, пушнина, мясо диких зверей и птиц, ягодные и грибные дары природы; множество водоемов – от могучей Оби, «самого длинного моря», как назвал ее один из участников Дней советской литературы в Тюменской области, Иртыша, Сосьвы, Тобола, Конды и бесчисленных мелких речушек до озер с морскими заливами, где водятся ценнейшие породы рыб: осетр, нельма, муксун, сырок, подававшаяся к царскому столу бесподобная сосьвинская сельдь.

 В 1953 году геологи у поселка Березова получили первый фонтан природного газа. Последнее десятилетие славно изумительными результатами работы разведчиков недр. Они открыли на Тюменщине уникальные в мире кладовые природного газа и важнейшие в СССР месторождения промышленной нефти, которую впервые обнаружила в верховьях реки Конды в 1960 году бригада бурового мастера Героя Социалистического Труда Семена Никитича Урусова. Эти события позволили ХХ1У съезду КПСС принять директивные решения по ускорению добычи нефти и газа в области, интенсивному развитию других важнейших направлений хозяйственной жизни.

 Девятая пятилетка станет решающей в становлении Западно-Сибирского нефтегазового колосса с производством сотен миллионов тонн нефти и сотен миллиардов кубометров газа. «Голубое топливо» с нетерпением ждут и в промышленных районах Союза, и в братских социалистических странах.

 Не будут прекращаться и геологоразведочные работы, которые, надо полагать, порадуют новыми блистательными открытиями. Ибо недра земли Тюменской, как показывает действительность, таят в себе еще много неизведанного.

 Эта область – огромная строительная площадка. ЦК ВЛКСМ объявил ее ударной комсомольско-молодежной стройкой. Во многих, вчера еще совсем глухих местах, удивительно быстро появляются новые города и поселки, которые связывают между собою только что проложенные железные и автомобильные дороги, самолеты и вертолеты. Устремились через тундру и тайгу стальные нефте– и газомагистрали – трубопроводы.

 Главными людьми в области являются героические первопроходцы-труженики: геологи, буровики, строители. К ним приковано внимание всего общества. И столица, и самые отдаленные уголки Родины ждут о них вестей, как с фронта.

 В Тюменской области после нефтегазовой является одной из основных лесная ( лесозаготовительная и деревообрабатывающая ) промышленность. Леса на юге в основном выработаны, началась заготовка древесины в северной тайге. Появление здесь леспромхозов напрямую связано со строительством железной дороги Ивдель-Обь, правительственное решение о чем было принято в пятидесятые годы. В конце тысяча девятьсот пятьдесят седьмого начали подготовительные работы, а в марте пятьдесят девятого стали прокладывать стальную колею. Через два года и восемь месяцев она пересекла границу Свердловской и Тюменской областей, а второго апреля шестьдесят седьмого состоялся митинг в Сергине ( Приобье ), посвященный выходу строителей железной дороги на последнюю станцию.

 Одновременно с укладыванием рельс возникали поселки лесозаготовителей: тысяча девятьсот шестьдесят первый – Таежный, на сто тридцать пятом километре, и Пионерский как база дальнейшего продвижения к Оби; шестдесят третий – Малиновский, Комсомольский, Советский – нынешний райцентр, мало чем отличавшийся от остальных, и Зеленоборский, в тридцати километрах северо-восточнее от Советского; шестьдесят шестой – Алябьево и Коммунистический ( Самза ), на сто пятидесятом километре от поселка Таежного, это собственно и есть протяженность Советского района с запада на северо-восток, имеется еще база нефтеразведчиков Пантынг, а дальше Обь и Октябрьский район. Поселок Агириш создан в шестьдесят девятом году на северном ответвлении от стальной колеи Ивдель-Обь.

 Указ Президиума Верховного Совета РСФСР об образовании Советского района из Березовского и Кондинского появился 15 февраля 1968 года, за три с небольшим года до прибытия в «столицу тайги» нашего героя Павла Афанасьевича Котова, а самой человеческой жизни здесь было лишь восемь лет, в первых поселках района ее возраст равнялся десяти годам. Все дышало свежестью и устремленностью в будущее.

 Следует назвать хотя бы несколько характеристических черт отдельных поселков. Пионерский, например, будучи временной базой дальнейшего строительства железной дороги и следующих поселков лесозаготовителей имел в основном неустроенное жилье. Зато рядом с ним находящееся Алябьево сразу начали возводить капитально, с благоустроенным жильем, с индивидуальными домами, газификацией и телефонизацией, оно с самого возникновения отличалось чистотой и основательностью. Чуть подальше – Малиновский, с надворными постройками и приусадебными участками, с фермой крупного рогатого скота, птичником, крытым бассейном. Коммунисический тоже строили добротно. Самый же молодой, Агириш, десятый по счету рабочий поселок, на севере района, вообще не имел времянок, его красивые здания вблизи верховья Малой Сосьвы отлично гармонируют с живописными окрестностями.

 В таежном краю, где десятилетие назад не проживал ни один человек, лишь иногда раздавались выстрелы охотника, вспугивая чуткую тишину, теперь не смолкают моторы тракторов, бензопил, автомашин, вывозящих из делян хлысты, в основном сосновые. Дремучие дали оглашают гудки тепловозов, волокущих по железной дороге составы с круглым лесом, шпалой, рудничной стойкой, которые ждут в различных местах Союза.

 За годы только что минувшей восьмой пятилетки сюда пришла новая высокопроизводительная техника. Сквозь лесные массивы пролегли трассы круглогодового действия, предприятия получили необходимое количество башенных кранов, мощных автомашин и гусеничной техники. В результате неиссякаемой инициативы вальщиков и механизаторов передовые бригады Егора Иларионовича Молитвина, Виля Мирсаидовича Мухометзинова, Героя Социалистического Труда Петра Ниловича Лошакова и других, став комплексными, впервые в лесопромышленной отрасли Советского Союза ввели двух– и даже трехсменный режим работы в делянах, на вывозке хлыстов и нижних складах. Производительность труда на лесозаготовках резко возросла. Совсем недавно лесосечная бригада имела потолок выработки восемнадцать кубов древесины, а в прошлом году многие такие коллективы заготовили в три-четыре раза больше. В текущем году они взяли обязательства достигнуть восьмидесяти-и стотысячных рубежей. Регион приобретает всесоюзную известность, становится базой передового опыта в лесопромышленной отрасли.

 – Как сумрачно! – произнес Павел Афанасьевич, проснувшись в свое первое утро в поселке Советском, посмотрев на него из окна «Тайги».

 Райцентр, придавленный низким свинцово-оловянным небом, на котором даже трудно было предположить появление солнца, имел хмуро-непривлекательный вид. Шел дождь вперемежку со снегом, выкрасив заоконный пейзаж в преобладающе серый тон. «Будто побитая мокро-унылая собака», – почему-то пришло в голову.

 Вдруг именно собака откуда-то и появилась во дворе, сразу взбодрив новичка своей грациозной статью. Это была коричнево-белая чистых кровей западносибирская лайка: морда гордо поднятая и умнющая, острые пики-уши, грудь выпячена, лапы пружинисто-стройные, бодро закрученный крендель хвоста. Не только нельзя смотреть безучастно – глаз невозможно отвести! Всегда удивляет, устремляет ввысь дух такое изящество, совершенное изваяние природы.

 – Здравствуй, моя распрекрасная землячка по Северу Северищу! – невольно произнес вслух Котов, как будто поцеловал свой начальный день во всем таинственной грядущей жизни. Воображение мгновенно нарисовало ее, эту жизнь, ибо по командировкам в края похожие имел некоторе представление о ней, – богатырской, державной, много честной и славной, утопающей в делах, с весенним дыханием своим и грядущих друзей, а также зауральской русской тайги. – Да сбудутся мои мечты и навсегда сольются с величием редкой красоты, которую судьба дает шанс постичь, красоты Сибири высоких широт, символмизируемой этим изумительным четвероногим существом! – воскликнул никому не знакомый во всем районе тридцатитрехлетний, высокий, черноволосый, с густыми усами адмирала Нахимова статный мужчина.

 Главный идеолог «Новой Земли П. Котова» – второй секретарь райкома партии Павлин Памфилович Чаянов, к которому на прием пришел неожиданный для него собкорр «Ленинской правды», являлся искушенным партийным работником. Долгие годы возглавлял отдел пропаганды и агитации Ханты-Мансийского окружного комитета КПСС. Там и вступил на стезю выразителя интересов направляющей силы общества, сразу после завершения учебы на историческом факультете Ленинградского пединститута имени А. И. Герцена, после выпуска ни дня не проработав в школе, принятый инстуктором в окружком. Здесь прошел путь к зрелости и мудрости. Хантымансийщина его родимые места и, естественно, потому его живительный воздух современности, конкретика социалистического мира.

 Вид Павлин Памфилович имел несколько суровый и брюзгливый. И начало беседы с ним не предвещало душевной расположенности хозяина кабинета к прибывшему.

– Вы коммунист? – задал он первый вопрос.

– Наполовину, – ответил Павел Афанасьевич.

– Как это прикажете понимать?

– Исключен первичной парторганизаций.

– За что?

– За то, что осмелился встать на здравые позиции по отношению к заворовавшемуся начальнику Центральной нормативно-исследовательской станции по сторительству нефтепроводов ( ЦНИССТРОЙНЕФТИ ), где работал.

– Аппеляцию подавали?

– Конечно же, я обжаловал это решение. Надеюсь, что при отсутствии беспрецедентного давления и откровенного хамства со стороны того моего шефа при рассмотрении обстоятельств этого персонального дела партийная комиссия райкома восстановит меня в КПСС.

– А если не восстановит?

– Тогда пополню ряды так называемых “беспартийных коммунистов”.

– Хлесткий вы парень, как видно. Только, может быть, извините, мозгов нет?.. А за что же все-таки вас так покарали?

– Меня обвинили бог весть в чем. Все повернули шиворот-навыворот. После этого случая порой кажется, что Москва – сумасшедший город, в котором, когда требуют темные силы, не верят слову даже друга и учителя о человеке. Никаких особых проступков вроде не имел, но после моего критического выступления в адрес руководителя учреждения на партсобрании, кстати, в соответствии с обязывающим это делать Уставом КПСС, вдруг чуть ли не полным безобразием оказалась вся моя прошедшая жизнь. Такие утверждения смехотворны.

– А где вы родились и в какой семье, чем раньше занимались?

– Появился на свет в лесной деревушке Центральной Руси, примерно в пятистах километрах от Белокаменной. Пережил с односельчанами многомесячную оккупацию и послевоенную разруху. Отец пал на фронте, четверых детей поднимала мать. В отчем краю закончил семилетнюю школу с Похвальной грамотой, затем в Москве – автомобильный техникум и историко-филологический факультет Государственного пединститута. Три года служил в ГДР механиком-водителем танков группы войск Советской Армии. Работал учителем, директором школы – на селе и в городе, в дневной и вечерней школе, а также заведующим отделом районной газеты. На последнем месте труда пропагандировал передовой опыт на нефтяных стройках, писал плакаты и листовки, участвовал в подготовке и издании сборников Единых норм и расценок. В связи с такой деятельностью вдоль и поперек исколесил Союз, в том числе и Тюменскую область. Совсем недавно целый месяц в составе группы специалистов Министерств нефтяной и газовой промышлености, по просьбе ЦК ВЛКСМ, участвовал в мероприятиях по оказанию помощи комсомолько-молодежным трестам. Читал лекции в Сургуте. Написал плакат «Надым зовет молодых», который рассылали в воинские части для привлечения демобилизующихся ребят на эту важнейшую стройку. Там я изложил, что она из себя представляет, в каких условиях и на каких условиях придется жить и работать тем, кто надумает связать свою судьбу с Ямало-Ненецкой тундрой.

– А в партию когда вступили?

– Кандидатом стал еще во время службы в армии.

– Раньше имели партийные взыскания?

– Нет, не имел.

 В этом месте разговора в кабинет Чаянова вошел молодой энергичный мужчина по виду лет тридцати, как оказалось, председатель Комитета народного контроля Вячеслав Арсеньевич Уханов. Поздоровался. На лице его была написана какая-то озабоченность. Павлин Памфилович представил Уханова и Котова друг другу.

– Вячеслав Арсеньевич, – произнес он, обратясь к главному народному контролеру, – вы подыскиваете внештатного заведующего орготделом. Вот рекомендую новичка, пусть это будет для него общественным поручением, которое ему все равно как коммунисту надо иметь. Да и срочная необходимость есть в этом, как сейчас выяснилось при нашей с ним беседе. Я попозже расскажу о сложившейся у москвича ситуации, с которой нам так или иначе в недалеком будущем придется знакомиться основательнее. – И спросил у Котова: – Какие нагрузки имели от парторганизаций, в которых состояли на учете?

– Да за более чем десятилетний период самые разнообразные: возглавлял избирательную комиссию при выборах в местные Советы, партийную организацию в школе рабочей молодежи, литературное объединение учащихся и студентов «Юность» при Центральном Доме учителя, вел семинар в системе политпросвещения, выполнял множество отдельных поручений.

– Невольно хочется верить, что справитесь и с работой внештатного заведующего организационным отделом нашего комитета НК, – заявил второй секретарь. – Думаю, если Вячеслав Арсеньевич не возражает, то он сейчас и введет вас в курс дел, определит ваши ближайшие конкретные действия. А затем не забудьте зайти в сектор учета к Марии Ипатьевне Воскобойниковой, она запросит ваши партийные документы.

 – Я, Павлин Памфилович, собственно с тем как раз к вам и шел, – сказал Уханов, – помня нашу договоренность посоветоваться в этом плане. Что ж, будем считать, что моя сегодняшняя неотложная проблема решена. Пойдемте, товарищ Котов, ко мне, чтобы окончательно со всем определиться.

 В своем кабинете он рассказал будущему активисту комитета о правах и обязанностях «заворга», общем состоянии дел, ближайших мероприятих дозорных. Поручил ему «как человеку пишущему» вести ежемесячную страницу «Народ контролирует» в районной газете «Путь Октября» и попросил срочно, «прямо сейчас же», съездить в Комсомольский, чтобы разобраться в гонениях администрации строительно-монтажного управления газовиков на председателя группы народного контроля.

– Машина стоит у подъезда, я водителю сейчас скажу, куда ехать, – определился он. – Завтра у нас заседание комитета. Мы пригласим на него участников конфликта, который рассмотрим на основании вашей справки и примем решение. После того, как побываете у Воскобойниковой, садитесь в газик и – вперед! В СМУ я позвоню, чтобы были готовы встретиться с вами и все, что нужно, вам показали, представили необходимые документы. Кстати, думаю, это прекрасная тема для первого материала собкорра окружной газеты «Ленинская правда» Котова, которая, уверен, вам придется по душе. Лады?

– Еще какие! – засмеялся Павел Афанасьевич, обрадованный заряженности Уханова на поступки, а не на формальность, не на рассусоливание, как говорится, а также ободренный четкостью поставленной задачи и наметившимся продуктивным ритмом своего рабочего дня.

 Обменявшись крепким рукопожатием, свежие сотоварищи разошлись до завтрашней здесь же встречи.

 Мария Ипатьевна Воскобойникова, женщина средних лет, мансийка, с характерным для этого народа смугловатым лицом, выполнив формальные действия по постановке на учет, поинтересовавшись семейными делами Павла Афанасьевича, спросила его:

– А где вы жить будете?

– Прямо-таки не знаю, пока остановился в гостинице. Может быть, какую-то времянку арендовать или купить?

– Об этом забудьте и думать. Вряд ли в нее согласится вселиться ваша жена-москвичка, да еще с такой малой крохой. И вы должны усвоить: как только переберетесь во времянку, так больше никто вашим жильем не будет заниматься, посчитав, что по временному варианту вопрос решен. Но известно: временное решение – самое постоянное… – Затем, после некоторого раздумья, решительно воскликнула: – Идемте к Никите Матвеевичу Краткому, первому секретарю!

– Да что вы? Неудобно занимать его такой частностью в личной жизни одного человека.

– Идемте, идемте немедленно! – решительно направилась она к двери.

 Главное в районе лицо, узнав причину просьбы о встрече с ним, приняло Котова немедленно. Это был сорокатрехлетний приземистый сосредоточенный, уверенный в себе, уроженец города Ханты-Мансийска, возглавлявший до перемещения в Советский партийную организацию Кондинского района. Павел Афанасьевич был весьма удивлен быстротой встречи с ним. В Москве он стоял в очереди на прием к первому целые полгода, тоже по проблеме жилья, но так и не мог встретиться с такой важной фигурой. Сейчас он доложил Никите Матвеевичу, что принят на должность собкорра окружной газеты по Советскому району. Подобную мечту вынашивал давно, рад ее осуществлению, уже сегодня начнет готовить первый материал о работе народных контролеров, но есть одна досада – негде жить. И пояснил:

– У меня и в столице квартиты нет. Живем втроем, с женой и двухлетней дочуркой, на тринадцати метрах в соседстве с законченным алкашом. Нас вдрызг измучили и он сам, и его такие же друзья-приятели, от сумасбродств которых ни днем ни ночью нет покоя. В немалой степени именно из-за драматического жилищного вопроса я и решил поселиться на Крайнем Севере. Заимел очередь в «моем» районном исполкоме на получение квартиры. Очередь длится по столичным меркам десять лет и будет сохраняться при работе здесь. Однако теперь, получив прекрасную должность в Советском, соответствующую моей основной жизненной склонности писать, я должен иметь хотя бы несколько метров жилой площади, чтобы поставить на ней кровать, стол, стул и без помех делать свое дело.

– У нас есть место журналиста и жилье для него в поселке Комсомольском, в редакции телевещания, которую создали год назад, – стал рассуждать вслух Краткий. – Это первая возможность не разочаровать вас северной действительностью, но вам, если придется трудиться в телередакции, тогда предстоит приспособиться к другой публицистической специфике.