Текст книги "Север Северище"

Автор книги: Владимир Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

 ГЛАВА 28. МУЗЫ СОЗИДАНИЯ

 Павел Котов как журналист – и швец, и жнец, и на дуде игрец. Видите, как широко тематически и жанрово он проявляется на страницах периодики. О чем только не вещает его перо, в каких только формах не звучит его публицистическая речь. Но читатели Ханты-Мансийского автономного округа знают и еще одну ипостась собственного корреспондента «Ленинской правды» – литературного наставника и критика. Пора представить и на страницах романа образцы такого его творчества, причем тоже разнообразного. Оно дополняет его непосредственно-эмоциональную реальную натуру, расширяет представление о щедром во всем таланте. Познакомьтесь, пожалуйста. Павел Афанасьевич представляет полосу с рассказом и поэтической подборкой самодеятельного автора из соседнего с райцентром поселка:

  СТИХИ И ПРОЗА ДМИТРИЯ КОВАЛЕНКО

  Дмитрий Коваленко – ленинградец. В разное время работал грузчиком, сварщиком, токарем. После окончания Ленинградской лесотехнической академии – в лесоустройстве и уголовном розыске.

 Жил и печатался на Камчатке, в Хабаровске и Закарпатье. Автор книги стихов.

 С 1969 года трудится в лесной промышленности. Сейчас – инженер-технолог Комсомольского леспромхоза, член литературного объединения «Кондинские озера».

 В его творчестве преобладает тема России, ее прошлое, настоящее и будущее. Лирический герой Дмитрия Коваленко любит Отчизну горячо, самозабвенно и горит неистребимым желанием поделиться этой любовью с другими.

 Представляя Дмитрию Коваленко эту «Литературную страницу», редакция газеты и литературное объединение желают автору новых творческих удач, контактов с читателями.

 П. КОТОВ.

 А вот выступление Павла Афанасьевича в рубрике «Обзор литературной почты»:

  СО СЛОВОМ ОБРАЩАЙСЯ ОСТОРОЖНО 

  В редакцию по-прежнему приходит много литературных писем. О чем же пишут начинающие прозаики и поэты? О Севере, товарищах по труду, природе, любви. В некоторых произведениях высмеиваются отрицательные явления нашей жизни.

 Мироощущение наших авторов, как правило, оптимистичное, жизнерадостное. Они полны любви к людям, таежным чащам, стремятся к прославлению светлых начал окружающей действительности.

 Очень часто мы получаем стихотворные сочинения. Реже – прозу. За полгода в портфеле редакции появился всего один рассказ и небольшие автобиографические заметки, написанные на лирический манер.

 Бедой большинства местных авторов художественных произведений, как и раньше, остается нетребовательность к себе в работе со словом, а порой и низкий уровень грамотности. Но… Не будем голословными. Приведем характерный пример.

 Товарищ Н. из Советского пишет о весне так:

Протяни нам рукава

Рек, текущих звонко!

 «Звонкие рукава» – сказано неточно. Такое трудно себе представить.

 А вот еще. Поэтесса Людмила М. начинает свое стихотворение такой строчкой:

Школьные годы промчались, как птица.

  В чем здесь недостаток? Сказанному просто не верится. Из семнадцатилетней жизни десять отдано школе. Это немало. Создается впечатление, что жизни у автора еще не было. Она промелькнула, «как птица». А ведь это не так. Для подросткового возраста школа, наоборот, вся биография.

 Незнание основных законов языка проявили авторы следующих стихов:

Я твоих улиц никогда не забуду,

Пока сердце не скажет отбой…

У тебя глаза родниковые,

Что озера у холмов.

Но разве можно заранее

Время узнать?

 И т. п.

  Хочется еще раз напомнить всем, кто пробует силы в литературном творчестве, что со словом надо обращаться очень осторожно.

 П. КОТОВ.

 На днях приехал из Свердловска Глеб Грушко и сообщил об исключительном жизненном обстоятельстве – у него вышел первый поэтический сборник. Павел Котов и находившийся у него в корреспондентском пункте журналист из «Пути Октября» Ринат Сулейманов горячо восприняли эту новость и воскликнули:

– Бежим в магазин, обмыть надо первенца!

– Не стоит, парни никуда ходить: у меня есть, – отозвался их успешный товарищ и вытащил из бокового кармана пиджака «огнетушитель» с портвейном.

 Павел с Ринатом так и грохнули смехом – оказалось в бутылке вина на донышке, граммов сто, не больше.

 – Вот теперь наглядно видно, как ты рад своей книжке. Даже не помнишь, сколько употребил, – весело комментировали событие друзья. – Считай этот эпизод гениальной к сборнику иллюстрацией, которую сам создал.

– Да, действительно, умираю от счастья. И деталь в картине блаженства не хуже шестигранной головки болта вместо соска женщины у Пабло Пикассо…

 На дарственном экземпляре Котову Глеб написал:

Нелепые годы,

Летящие косо,

Мы вспомним и гордо

Помочимся в соснах.

 Павел, конечно же, мгновенно откликнулся на первую книгу друга рецензией, и двадцатого сентября тысяча девятьсот семьдесят пятого года она была напечатана:

  СЕВЕРНАЯ ПЕСНЯ

Глеб Грушко. «Леса поют». Стихи. Средне-Уральское книжное издательство. 1975.

 В первой книге стихов Глеба Грушко преобладают произведения, написанные на темы Севера. Это, прежде всего, поэма «Разговор с вальщиком леса», стихотворения «Юльты едет жениться», «Иван-чай», «За околицей сибирского села», «Из ветренной возни», «Лебеда» и другие. Поэт также много и взволнованно пишет о минувшей войне, с которой совпало его детство, о родной природе, высоких нравственных качествах своих современников – героев мирных и огненных лет.

 Автор сам живет в тесном контакте с ними. Как говорится, знает многих из них в лицо. После окончания Уральского государственного университета им. А. М. Горького он работал журналистом в Свердловске, на Камчатке, уже несколько лет является директором Дома культуры нашего райцентра. Служил в армии.

В снегу свежи следы зверей,

леса голы, что колышки.

Компрессорная, как свирель,

свистит себе на солнышке.

И под землей не видит глаз

под длинными буграми,

как рвется в трубах сжатый газ

через тайгу к Уралу.

Здесь, далеко от всех столиц,

в болотах пни присели,

и в небо улетает свист

пронзительной свирели.

 Так пишет Глеб Грушко. Широко. Лирично. Емко.

 Его стихотворения твердо стоят на земле. За ними – конкретность. Например, в приведенном выше угадывается таежный Комсомольский.

 Такова вся книга. Только увидев сам, поэт может сравнить с оркестровыми трубами «изогнутых сучкорубов», свежие срезы на сосне с «босыми желтыми пятками», удивиться, как «окурочка светлячок порхнет в пятерне у губ».

 Только услышав в жизни, можно закрепить в стихотворении такие язык и интонацию пилота перед рейсом:

Говорю я: «Счастливо!»

Он бросит с порога: «Не каркай!»

 Не в лоб, образно, ненавязчиво. Глеб Грушко зовет нас понимать красоту жизни, уважать дышащих рядом людей, любить «чащи счастливых ромашек», помнить «кипящие минами переправы», бороться за то, чтоб «природа не бежала от нас».

 Поэту претят «сегодняшние кантаты, где хлещет красноречия фонтан», он беспокоится о том, чтобы мы не оставили потомкам «пустыри», и тем самым будит нашу совесть, нашу тревогу.

 Главная мысль книги, пожалуй, лучше всего выражена в следующих стихах:

А дело давно уже

Скорее всего – в душе.

 Именно сохранить душу, живущую в двадцатом сложном веке, и зовет каждого книга «Леса поют». Думается, что ее с интересом прочтут все любители поэзии.

 П. КОТОВ.

 Павлу Котову однажды дал прочитать свои короткие рассказики сын Глеба – Денис Грушко, горячо, как и своего отца, любивший дядю Пашу, не раз доверявший ему свои детские секреты. Он только что пошел в школу. Дениска боготворит технику, запоем рисует, но ни стихов, ни художественной прозы раньше никогда не писал. Шесть его миниатр появились на свет неожиданно для самого мальчика. Отцу, видно, постеснялся их показать, а его лучшему другу, решил, можно. Павел Афанасьевич был прямо-таки пленен этими крохотульками и опубликовал их в газете под рубрикой «Творчество наших детей», не указывая возраст ребенка, не изменив в текстах ни единой буквы:

 ДЕНИС ГРУШКО

 КАТОК

 Был солнечный день. Мальчик Витя отправился на каток. Он переобулся. И пошел играть в хоккей.

 Витя был вратарь. Он играл отлично. А потом устал. И сел отдохнуть.

 Вите понравилось на катке.

 Он пришел домой и стал рассказывать про каток.

 И ночью ему приснился сон. Будто он стал чемпионом. И перегнал сто человек в беге на коньках. Скорость была в час шестьдесят километров. Витя был рад.

 А когда проснулся, рассказал сон. И улыбнулся.

 ВРАГ

 На границе все часовые на посту. Тишина кругом. Вдруг зашуршали ветки. Один из пограничников помчался туда. Его звали Михась. Он быстро бежал с овчаркой. И хотел взять врага в плен. Но нарушитель выстрелил. Тогда Михась отпустил овчарку. Овчарка перегрызла врагу руку. А тем временем пограничник перевязал рану. И повел его в плен.

 КАНИКУЛЫ

 Октябрята пошли на каникулы. Дети поехали всей школой в лагерь. Юра и Саша играли в шахматы. Замечательно летом.

 БЕГЕМОТ

 Когда мы пошли в зоопарк, увидели бегемота. Бегемот выхаживал, как император. Мы обошли весь зоопарк. Увидели слона, верблюда, льва.

 Но мне понравился бегемот.

 ТАЧКА

 Мальчику очень хотелось тачку. Он нашел ящик. И сделал тачку. А когда настали каникулы, он помогал маме работать.

 ТРУС

 Петя пошел в лес за елкой. Потому, что завтра – Новый год. Вдруг он увидал волка. Петя сначала растерялся. А потом топор в снег и бежать. А это, оказывается, не волк – мальчик надел волчью маску. Потому что нельзя деревья рубить.*

* Рассказы принадлежат реальному мальчику, написавшему их в том краю и таком же возрасте, в каком находился Денис.

 Творчество первоклассника Дениса Грушко изумляет. Изумляет слиянием в основных чертах с произведениями взрослых жителей Советского района. Маленький автор, как и они, светло воспринимает мир, который не ограничивается тайгой, потому что бегемотов, слонов, верблюдов, львов в ней не встретишь даже в зоопарке. Рассказчик не является одиноким, а живет в доверительных отношениях любви и дружбы с родителями, своими сверстниками. У него четкие представления о добре и зле, о том, к чему надо стремиться. Так, врага надо обезвредить, маме – помогать, в спорте – побеждать. Интересно, что – «нельзя деревья рубить». Ну, прямо начинающий директор лесхоза Кипа. Читатель понимает, что речь здесь идет о бесхозяйственных рубках, без которых можно обойтись, о чем хлопочут и лесоводы. А то, что автор немножко нечетко выразил мысль, так в этом ничего страшного нет. Ребенку простительно, он еще не законченный стилист. Мы же видим в таком построении фразы абсолютную искренность взявшегося за перо мальчика, воспринимаем ее в качестве свежей и неповторимой краски.

 Делу созидания, нравственности, утверждению любви к Отчизне служат и другие музы в краю девятимесячных снегов. Практически ни одна «Литературная страница» не обходится без высокодуховных гравюр самодеятельного художника, самого близкого изо всех них к литобъединению «Кондинские озера», Емельяна Гришановича. Они – воплощенное спокойствие и прочность внутреннего мира лесных современников при одновременной страстности живых душ, свободном полете чувств. В композициях его работ присутствуют все звери и птицы прикондинской тайги, при ясной погоде гуляющая рыбка, ружье, походная поклажа, постель из веток, кострища и прочие атрибуты таежного быта того, кто много времени находится на природе. Не зря начинал он свою взрослую биографию топографом, сегодня трудится лесником.

 Инициативного человека, решающего суровые проблемы жизни, преодолевающего физические тяготы, постоянную опасность и тревогу на первопроходческом пути, а также – живую природу с ее бездонным многоцветьем запечатлевает на живописных полотнах Ольга Горбунова. Она родилась в Хабаровском крае, окончила Московское художественно-промышленное училище имени М. И. Калинина, затем «Строгановку». Является членом Союза художников СССР, трудится в средней школе Пионерского. Северянам полюбились ее уникальные холсты «Автопортрет», «Лесоруб», «Покорение Северного полюса Робертом Пири», «Таруса», циклы «Древнерусские мотивы», «Арантур и его окрестности».

 Занимаются масляной живописью, принимают участие в районных выставках в Доме культуры, возглавляемом Глебом Грушко, а также в окружных выставках, бригадир монтажников из второй Передвижной механизированной колонны Андрей Корчагин и начальник первого строительного управления в Советском Нур Ахмадиев. В поселках Алябьевском, Пионерском, Таежном, Агирише мастерами декоративно-прикладного искусства являются Александр Маслюков ( декорации из природного материала ), Владимир Толстых ( финифть ), Клавдия Захаренкова ( вязание ), Раиса Голованова ( национальная одежда, обувь ), Аксинья Барсукова ( лоскутная мозаика ). В Советском работает в технике акварели литовец Миндаудас Дуге.

 Традиционными являются смотры художественной самодеятельности в райцентре на той же самой «грушковской» сцене, где выявляются одаренные музыканты, певцы, танцоры, актеры. Проводятся они разнообразно – в честь какого-то события, для обнаружения подобных талантов среди педагогов, детей и т. д. А начинаются в поселковых Домах культуры, зачастую имеющих немалые творческие возможности. Так, в Комсомольском драмколлектив подготовил большой спектакль по пьесе Кострова и Дмитриева «Заходи, Надежда!» В ней идет речь о буднях молодых специалистов, приехавших в Сибирь покорять тайгу, возводить промышленные гиганты.

 Итак, практически все музы благодарят судьбу за то, что находятся в гуще настоящей современной истории – наполненной, напряженной, эмоциональной, и с радостью стремятся ее запечатлеть; свидетельствуют художественными средствами о том, что она прекрасна.

 Живописец Андрей Корчагин, почти сосед Павла Котова в жилпоселке второй Передвижной механизированной колонны, как-то поведал ему при разговоре дома:

 – Когда я служил в армии, то пришел к убеждению ( прошу, правда, прощения у присутствующих, к ним это не относится ): самый плохой народ в Москве, а чем дальше от нее, тем люди лучше. И, таким образом, в целом здесь люди бесконечно хорошие: стойкие, трудовые, мужественные, бодрые, масштабно мыслящие. Они окончательно определили мое живописное, пусть скромное, пространство, являются неиссякаемым источником вдохновения и, думаю, не только моего. Не случайно в нашем районе множество талантов.

 Павел Котов полон благодарности таким, как Андрей, за их откровения, за ощущение реальной духовности; не сказочной, а все же неземной красоты близких душ. Ни в каких литературных, художественно-театральных, художественно-промышленных и других подобных институтах такого не узнаешь. Ему пришло в голову следующее уподобление. Живописцы учатся писать с натуры, и он, если хочет стать художником слова, должен взять на вооружение эту науку. Она не подведет. Пусть будет главным педагогом подлинная действительность.

  ГЛАВА 29. ЛИТЕРАТУРНЫЙ ГЕНЕРАЛ В ТЮМЕНИ

 «Прозрение Великой Руси» – это классический роман советской литературы, посвященный пролетарскому этапу революционно-освободительного движения в России. Выдающееся произведение, впервые опубликованное в тысяча девятьсот восемнадцатом году, создал Салтыков Николай Сергеевич, написавший начальные гениальные страницы в возрасте двадцати с небольшим лет. Широкоформатное полотно заслуженно изучают, вслед за шедеврами Максима Горького, во всех курсах отечественной литературы новейшего времени, ибо автор беседует здесь не только с людьми, но – с Богом. Творение Николая Салтыкова соответствует «Войне и миру» Льва Толстого, не уступает прославленной книге не только по содержанию, но и объему. Его перевели на основные языки народов СССР и планеты, удостоили самой престижной международной премии – Нобелевской. Не может не производить впечатление, что Николаю Салтыкову сегодня девяносто шесть лет и он является первым секретарем Правления Союза писателей СССР. За долгую творческую жизнь из-под его пера вышли многие сочинения художественной прозы – рассказы, повести, другие романы, но ни одно не достигло высоты «Прозрения Великой Руси», что не совсем понятно. Потому резонно в обществе возникла и устойчиво бытует легенда, что эту гениальную вещь произвел на свет друг первого марксиста Г. Плеханова Платон Кудрявцев, горячо приветствовавший революционную деятельность, в течение долгих лет активно участвовавший в ней, за что дважды ссылался в Сибирь. Но, как и Георгий Валентинович, он, резко отрицательно отнесся к кровавому захвату власти большевиками и был бессудно казнен Киевским отделением ВЧК, где работал Салтыков. Логика народной молвы о присвоении чекистом чужой художественной собственности весьма убедительна, потому что воровство всего и вся комиссарами культуры с револьверами на задницах многожды зафиксировано. В иных формах оно продолжается до сих пор. Зачастую – когда новичок посылает свое творение на отзыв популярному мэтру или в знаменитое периодическое издание, после чего вещь выходит под другой фамилией. Правда, теперь настоящего хозяина ее, если бурно проявит эмоции, начнет «болтать всякий вздор», отправляют, посмотрев на него с удивлением, в психушку, после чего он «забывает» о своем авторстве. Таким «безрассудным» оказался Георгий Иванов, талантливейший драматург, – один институтский знакомый Павла Котова, с которым вместе ходили в литературное объединение при вузовской многотиражке. Худощавый, живой, со свежим молодым лицом, похожим на девичье, задорно курносый, имевший множество заманчивых планов, безобидно отпускавший пикантные штучки одногруппницам, он после терапии в смирительной рубашке по указанному методу стал пугливым, подозрительным, осторожным, слова из него не вытянешь, а, главное, зарекся писать пьесы. Иванов понял, что их никогда не поставят в театре, пока жив ведущий драматург страны Фатей Чехвалкин, укравший у него одну из лучших и не заинтересованный вводить в эту сферу Георгия, способного обозначить в судьбе Чехвалкина-лидера Finis. А новый заход в желтый дом вызывал предчувствие конца собственной истории. Его сердце, как водоем, покрылось ледяной коркой.

 Николай Салтыков, человек-легенда, строго говоря, государственный писатель. Он не исчез во тьме лихоимствующей власти авантюристов, как сотни выдающихся личностей нации, не подвергся незаконным притеснениям, может быть, еще и потому, что родился в Гори, учился с Оськой Джугашвили в одном классе. Здесь мы пользуемся совершенно достоверными сведениями. Хотя добрые отношения двух земляков, приятелей детства и совместной борьбы за светлое будущее всего человечества, особенно не афишировались, но есть общеизвестные факты такого ряда. Так, три года спустя после войны с большой помпой праздновали тридцатилетие выхода в свет «Прозрений Великой Руси» в Московском Кремле, откуда создатель эпохального романа возвратился домой в пять утра. На недоумение привыкшей ревновать ( было за что! ) и на пятнадцать лет старше его жены Натальи Кирилловны Конорич, дочери знаменитейшего композитора, Николай Сергеевич ответил, что пил шампанское не с молодой любовницей, а со Сталиным. И был в сем случае точным в слове. После смерти мудрейшего из самых мудрых доверил тайну той ночи массовому читателю, падкому на сенсации о личной жизни гениев. Не скрывает он сегодня и своих встреч буквально со всеми лидерами СССР, дозируя акценты о них в зависимости от самого последнего мнения о том или другом главного директивного органа страны – Политбюро ЦК КПСС. Однако при любой погоде Героя Соцтруда и всех премий Советского Союза красит эта уникальность, ибо другого такого больше нет и, конечно, никогда уже не может быть. С Ульяновым-Лениным знакомство, вероятно, случилось с подачи Иосифа Виссарионовича, с Хрущевым и Брежневым – уже по общественной инерции, которую один испуганный ученик во время трудного экзамена метко назвал «старой привычкой».

 Случилось так, что на пятом году северной одиссеи Павла Котова ему повезло оказаться на встрече Николая Сергеевича Салтыкова с читателями в Тюмени, куда патриарх литературы прибыл с двумя министрами, редактором «Правды», ближайшим окружением из Правления СП СССР, представленным, в частности, детским писателем Алексеем Ираклиевичем Имшиным и помощником Михаилом Борисовичем Яшвилинским. Блестящая речь острого на язык, откровенного с аудиторией, поднимавшего присутставующим настроение корифея смутила северянина отступлением от духа романа «Прозрение Великой Руси». Оратор вроде начисто забыл не только о колоссальной, но вообще о какой бы то ни было Руской Державе, переакцентировав внимание на интернационализм Союза ССР; на так называемые национальные литературы, без взаимообщения с которыми «не может быть плодотворного развития большущего словесного искусства Пушкина и Толстого их потомками-единокровниками, как и, наоборот, без его влияния непременно многое утратят российские этнические писатели». Павлу Афанасьевичу даже бросились в глаза влажные зубы оратора, когда тот произносил эту фразу, как будто рот выступавшего блеснул микромолнией. А какими же тогда, точила мозг мысль, если не этническими, являются большинство сидящих в зале писателей Тюменской области, принадлежащих к самому многочисленному в Союзе народу, как и все их единокровные коллеги на огромном пространстве страны? Это какая-то коварная речь, мало походит на правду. Можно только пожимать плечами. Не является ли Николай Салтыков сомнительным русским другом миллионов соплеменников? Будучи подлинным отважился бы выступать прямо, помогал своему народу в несчастии, разделил с ним судьбу, смело и открыто вмешивался в тихий геноцид своей нации, а не творил его с помощью подобной казуистики, держа умы в неведении. Кстати, а какие молодые таланты он ценит: писателей, поэтов, композиторов, певцов? Выходило, когда подумал, лишь те, к которым не лежит душа ни самого Павла, ни его родных и близких. Если говорить по большому счету, все они полные ничтожества, надменные, жестокие, хищные, гадкие. Нет, доверять Салтыкову нельзя! Может быть, он вообще подлый изменник, избравший этот путь из-за прав на первенство; похожий на Г. Маленкова и ему подобных политбюрошников, догадывался советчанин? Усомнившись в подлинности слов оратора, как мог Котов отнести его к верным людям, внушающим почтение.

 Прибывшая в область «салтыковская команда» опекалась обкомом партии и размещалась в его гостинице. Потому после упомянутой встречи ни с кем из ее состава у советчанина общения не было. Однако оно продолжилось косвенно и вот каким образом. Этим вечером к Павлу Котову в гостиницу «Заря» ввалилась группа его друзей, молодых местных писателей, и Николай Алифанов заявил:

– Главный редактор российского издательства новинок художественной литературы «Современник» Макар Поликарпович Васин, уроженец соседней Курганской области, приехал в наш край искать самобытные рукописи еще никому не известных прозиков, поэтов, очеркистов, литературных критиков. Он пригласил нас к себе в номер-«люкс» и не только не возражает, но обрадовался нашему предложению привести на беседу тебя, матерого таежника и собрата по перу. Пошли к нему.

 У Павла оказалась с собой свежесоленая нельма, купили хорошего вина, пива, съестное на ужин и явились-не запылились к высокому столичному гостю. Он, как выяснилось, почти ровесник Котова, родная душа, имеет за плечами богатую трудовую биографию, солидный жизненный и творческий опыт, создал две крупные монографии, поразившие глубиной мысли всех филологов: о Н. Лескове и В. Максимове. У Макара Поликарповича крепкая фигура, высокий лоб, устремленные на собеседника голубоватые глаза.

– Обсуждение проблем при нашем разговоре должно быть честным и открытым, – сказал он сразу. Сам неукоснительно следуя этому принципу, очень хорошо информированный, он рассказал за ужином подноготную поведения Николая Салтыкова, ничем не тяготясь. Ибо явление старца Тюмени, естественно, стало главной темой застолья. Провинциалы, затаив дыхание, слушали потрясающие откровения:

– В обеспечении явного преимущества кадрам антинациональным в нашем творческом союзе главная роль принадлежит именно Николаю Салтыкову, хотя ему всемерно создают образ патриота родной земли. Он в поте лица устраивает тайные привилегии чужим, не имея правды сердца как христианин, а действуя безбожно и подчеркивая свой атеизм. Когда кто-то из близких осмеливается его за это осудить, что, кстати, иногда делала умершая жена Настасья Кирилловна, он гаерски отвечает: «Я свободный писатель». Нынешняя законная подруга дедушки – на пятьдесят лет его моложе. Ни одна нормальная женщина, я думаю, не согласилась бы на такой брак. Скорее всего, он заключен не только не на небесах, а – просто в масонской ложе. Не случайно имеется даже термин «масонский брак», то есть союз не по чувству, а по выгоде.

 Вы, наверно, не догадываетесь и о том, что рабочий секретарь СП Союза писателей СССР Алексей Имшин, прибывший на сей раз в вашу область вместе с шефом, состоит вместе с ним в одной тайной структуре, но имеет в ней высший градус. Это господствующее положение меньшего над большим обнаружилось одним знаменитейшим писателем, не буду называть его имени, совершенно случайно. Войдя безо всяких докладов в кабинет Салтыкова, имярек оторопел, увидя, как Алексей Ираклиевич хлестал по щекам Николая Сергеевича за каку-то провинность.

– А какая должность в Доме Ростовых у Михаила Борисовича Яшвилинского? – спросил Владимир Васильчук.

– Она может называться как угодно – помощник, референт председателя ( первого секретаря ) и т. п., но правильнее всего определяет ее суть слово «доставала». Ираклиевич поставляет Салтыкову все, начиная с деликатесов и кончая девочками.

– У нас ходит много всяких баек о буквально адском огне – деяниях семейного клана Салтыковых, это находится за гранью человеческого понимания.

 – Такие слухи – не чьи-то дурные мысли. Для нас, национальных писателей, которых, как вы говорите, сегодня в Доме политпросвещения отрицал дедуля, является делом чести разоблачение клеветы в отношении творческих личностей, но вместе с тем и убедительное подтверждение кажущегося невероятным поведения некоторых из них. Вы знаете, что Николай Бухарин мнил себя великим нашим собратом, писал, как он считал, главные романы о современности, делал доклад на учредительном съезде СП СССР в тридцать четвертом году. А между тем это был обыкновенный изверг. Почему пришедший из пекла в наши дни Николай Сергеевич Салтыков, соратник того Николая Ивановича, не может сохранять бухаринский дух? Тот уничтожал самого Сергея Есенина и его поэзию мирового уровня, а этот молчал и молчит. Страна нуждалась в родниковых стихах рязанского гиганта, а его тридцать пять лет не печатали, изъяли из библиотек, закрыв Бухариным, Салтыковым и им подобными. Как можно писателю первого ряда пережить кошмар уничтожения Сергея Есенина, Николая Гумилева, Николая Клюева, Петра Орешина, Сергея Клычкова, Павла Васильева и не говорить о нем во всеуслышание? С чекистским пистолетом на боку вышагивал комиссар по искусству негодяй Кондинский-разрушитель. Почему Владимир Салтыков и Калистрат Салтыков-Конорич, сыновья нашего литературного генерала, возглавляющие живописцев и скульпторов страны в Союзе художников, не могут нести такого же отрицательного заряда? Сам главный коммунист Бровастый бессилен перед семейным кланом Салтыковых, когда дело касается литературы и искусства, превративших их в преисподнюю. Общество ощущает ужасный смрад.

 Думается, под видом русских патриотов Салтыковых действуют самые коварные русофобы, каким был однокашник Николая Сергеевича Иосиф Джугашвили. Кавказское коварство, характерное для определенных слоев и своего приятеля детства, он впитал с самых ранних лет. Родись Салтыков-старший где-нибудь на рабочем Урале или в крестьянской Смоленщине развитие натуры дедушки получило бы несомненно иное направление. Необычное происхождение, хитрые корни души определили его служение клану, который, он хорошо знает, правит страной. В таком духе воспитал и Владимира с Калистратом. Все они маленькие сталины. Тот, являясь главным партийным теоретиком по национальному вопросу, во всех докладах называл нас не иначе, как «великодержавными шовинистами». Когда же наступила угроза собственной власти, Гитлер пер на Москву, то мгновенно вспомнил другие слова – «братья и сестры». А как известный медведь заломил фашистов, так сразу: Жукова – в Одессу, Рокоссовского – на Север, лучшие национальные кадры «руководящего народа» во всех сферах под смехотворным предлогом сфальсифицированного «ленинградского дела» – к стенке, в тюрьмы, концлагеря, на низшие должности без права служебного роста. Заняв патриотическую нишу в творческих сферах, Салтыковы никогда не говорят об этом. А взять такой факт. Ленин-Лысый был в двадцать третьем году сумасшедшим, а двенадцатый партийный съезд принял его идею поставить русский народ в неравноправное положение с другими. Директивно закрепили бред невменяемого! Где слово якобы главных патриотов родной нации о такой мерзости? Где их клеймение десятков тысяч юристов, не ставящих вопроса о признании диких решений незаконными? Между тем голоса семейного клана Салтыковых заглушают, когда дело касается нас, все другие. Невольно вспомнишь кристального Ивана Соколова-Микитова: «Чем горластее человек, тем поганее его совесть».