Текст книги "Север Северище"

Автор книги: Владимир Фомичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 32.  ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭМА ПАВЛА КОТОВА

   СЕВЕРНАЯ БЫЛЬ 

П о с л у ш а й, д р у г

Дорогой мой друг, послушай

Эту северную быль, -

Как свела судьба – не случай

Тысячи в тайге могучей,

Как и я там жил да был.

Века атомного дети –

Умный, глупый, добрый, злой –

Мы прикондинским сюжетом

Связаны на этом свете,

Молодостью удалой.

Боровой тюменский север

Был безлюден, величав.

Лишь рыбак, охотник сеял

Древним способом кочевья,

Одиноко день встречал.

Дух минувших дней хранили,

Вечно промысловики.

Чтили нравственнные силы.

Дебри, что с рожденья милы,

Знали, как зверей тайги.

Мы стальною песней – веткой,

Нареченной Ивдель-Обь,

Разбудили, как брегетом,

Кедр замшелый, ягель светлый,

Оседлав болота, топь.

Ширь сибирской жирной стужи,

Злого ветра, хищных лап

К экономике на службу,

Наполняясь шумом «Дружбы»,

Строевой сосной пошла.

Страстно стали леспромхозы

Говорить на всю страну,

Отправляя на колесах

Годы в кругляках и тесе,

Стольких дружную весну!

Н о в ы й р а й о н

В хвоистой ханты-мансийской

Цепенеющей дали

Родился район Советский.

И Урай, и тундра близко,

Где и нефть, и газ нашли.

Я приехал – новой жизни

Начинался только след.

Трех годков район лесистый

Развивался очень быстро.

Съехался туда весь свет.

Москвичи и ленинградцы,

Ненец, чукча и бурят,

Украинцы и кавказцы –

Каждый мог там оказаться,

Но тюменский гуще брат.

Жизнелюбья дух высокий

Я почти у всех встречал.

Сорок с лишним тысяч стойких

Прилетели, как сороки,

Отовсюду в холод, в даль.

Юность их объединяла,

Романтический порыв.

Столько молодых, едва ли,

Вместе часто мы встречали.

Век такими и красив.

Повезло мне с ними сжиться,

Мудрость огненных постичь.

Не такие ль за столицу

В сорок первом вышли биться,

В город фрица не пустив?

Кто-то лучше, кто-то хуже –

Всякий прибывал народ.

В общем же – другой не нужен:

Человечный, смелый, дружный –

Он таким во мне живет.

Д е р ж а в н а я п о с т у п ь

Прогремел район трехсменкой,

Что ввели тогда в лесу

Лесорубы хватки редкой.

За одну лишь пятилетку

Проложили всем стезю.

В глубине лесной поселки

Вырастали, что грибы.

Неизвестная сторонка

Голос подавала звонкий.

Зарождался новый быт.

Лесорубам лесоводы

Не хотели уступить –

Хозрасчет ввели свободно,

Отрасли другой уж гордость…

ЛДК встал, знаменит…

Нефте– и газопроводы

По седой тайге вели.

Все менялось год за годом –

И хозяйство, и природа

Северной моей земли.

Е г е р ь  П а в е л

И дела, и люди рядом

Ярко в памяти встают.

Коль писать о жизни правду,

Рассказать о Павле надо,

Несколько найти минут.

Он в заказнике бобровом

Егерем тогда служил.

Непрактичный, небедовый,

Не владевший крепким словом,

Мягкой очень уж души.

На кордон к нему далекий

Я и ездил, и летал.

– Арантур! – скажи,

 и столько

Оживет красы высокой,

Если в тех бывал местах!

Это – озеро. Такое –

Растревожит хоть кого.

И – громада, и – лесное,

Наполняло чистотою,

Крепостью не одного.

В нем, вокруг кишмя кишело

Рыбы, птицы и зверья.

Браконьеры то и дело

Павла-стражника умело

Надували – понял я.

Бизнес делали ворюги

На его ко всем любви.

Кто прикидывался другом,

Кто любителем округи,

Мерзости творя свои.

Из-за доброты и горькой

Личная судьба была.

Все имел: жену, ребенка,

Книжные в квартире полки –

Потерял в урмане зла.

И не сделал вывод строгий,

Беды пережив, потом.

Тип – доверчиво-убогий.

Надо ж добрым стать, как боги:

Лишь в могуществе своем.

Как и шло к тому: печально

Завершил короткий путь.

Труп его нашел начальник

В непролазных мхах случайно.

Схоронили как-нибудь.

П р е с т у п л е н и я в л е с у

Преступления лесные

Я обязан описать…

Да, деяния такие

Будто нянчила Россия,

Как своих детишек мать.

Миллионы кубометров

Древесины первый сорт

Были пущены по ветру.

Например, зимой и летом

Жгли горбыль и прочий «сор».

Деловой горбыль, который

Жителям безлесных мест

Нужен, как на фронте порох,

Для Госплана был не дорог

И не числился как лес.

Если ехало начальство

Из Москвы на Ивдель-Обь,

То аврал вдруг начинался:

В землю ценности и баста!

Хоронили словно гроб.

За такое шли награды.

Получил бульдозерист

Тысячи рублей однажды.

Зарывал же – это страшно! –

Чистую в округе жизнь.

Откомлевка и вершинник,

Сучья, пни, кора, опил,

И березы, и осины,

Сломыш, если не предлинный,

Всяк о них совсем забыл.

Их товаром не считали,

Словно пыль на большаках.

Древесиной той подняли

И на метр, и на два дали –

Валки был велик размах.

Что ж как в чащи вгрызлись пилы,

Не спустили сразу план

Превращать отходы в плиты

Иль в товар другого вида?

Почему он не был дан?

Вместо этого заслуги

Возглашались горячо

Крупные лесной науки:

В дело, мол, пустить не штука

И хвоинку, и сучок.

Вынесем всему оценки,

Иначе нас хаос ждет.

Что юлить? Весьма нередко

Гнид не замечали века,

Жулик получал почет.

Мы о том сказать открыто,

Чтоб очиститься, должны.

Пусть живет свинья корытом,

Чавкая жратвою сытной,

Мы – творцы родной страны.

Н е к о г д а – т о ж и т ь – с е й ч а с

Жить не завтра, не когда-то,

В свой, а не в химерный век –

Принцип северного братства.

Пусть имел не все, что надо, -

Все, что можно, человек.

Возводили не времянки –

Капитальное жилье

С отопленьем, светом ярким,

Душем и чуланом всяким.

Конькобежцам – крытый лед.

Фермы строили, теплицы,

Стадион, ДК, бассейн,

И музшколу, и больницу.

Наших благ иных в столице

Кое-кто не знал совсем.

Думаю, что человеку,

Коль он «друг, товарищ, брат»,

Стыдно сказочные реки

Обещать в разумном веке –

Он обычным больше рад.

Сделай все, что только можно,

Для того, кто рядом, вот, -

И в любой дали таежной

С настроением хорошим

Он, как сам я там, живет.

К и с л о р о д с у д ь б ы

– Москвичи – счастливые люди.

 Фраза из разговора.

Коль в Москве прописан, значит

Нет ни горя, ни нужды?

Часто все идет иначе.

Без квартиры, денег, дачи

И на побегушках ты.

Горько думаю о многом,

Что в столице повидал.

Скажем, на прием к райбогу,

В целом личности убогой,

За полгода не попал.

А лицо такого ж ранга

В хмуром северном краю

Просто выслушало сразу,

Деловито и гуманно

Просьбу выполнив мою.

…Я собой стал в Приполярье,

Им убив пиявок зла.

Вынув северную карту,

Ты, судьба, как из угара

В чистый кислород вошла.

Ринулся туда, не зная

Ни район, ни советчан.

Возвратившись, вспоминаю

Я добром просторы края,

За пять лет не заскучал.

Да, я стал самим собою –

Крепкий дух, спокойный вид.

Я с народною душою

И народною судьбою

Был в Советском прочно слит.

Г и м н м о л о д е ж и

Многотрудные эпохи

Молодости по плечу.

Пусть лишения, пусть плохо –

Не привыкла ахать, охать,

Не сгибается ничуть.

Смело меряется силой

С бурей снежною, грозой.

Не пугает вой звериный,

Неурядиц лабиринты

Молодости боевой.

В этих качествах достойной

Убеждался много раз.

Не в сосновом лишь озоне –

На ударных новостройках

Всюду свет ее не гас.

Да и только ль на ударных?

Ну, а космос, море, спорт?

Век вам, девушки и парни,

За бесстрашье благодарен,

Нежность, искренность, задор.

Молодежи доверяя

В деле самом непростом,

Общество не потеряет.

Сверстников моих, я знаю,

Часто брали на излом.

Не за то ль, геронтократы,

Проклинаем нынче вас,

Что искусственной преградой

На пути ребят крылатых

Становились много раз?

Ничего! Уроки жизни.

Пусть идущие вослед

Их не забывают смысла,

Чтобы время не прокисло,

Ход не замедлялся лет.

Слава юным! Верным, дружным,

Любящим богинь-подруг.

Слава бредням их воздушным,

Жертвам, коль Отчизне нужно…

Не иссякни, славный дух!

У т о л е н и е ж а ж д ы с е р д ц а

Сам себя хвалю за смелость –

Вместо улиц и метро

Стал на «ты» с безмолвьем белым,

Дал, как хант, нагрузку телу,

Мокнул, мерзнул в крае троп.

Пустоты, возможно, этим

Я сердечной избежал.

Наполнялась белым светом,

На простор смотря планеты,

И расширилась душа.

Суету сует не просто

Человеку одолеть.

Эта страшная короста

На ветру иль на морозе

Лишь порой находит смерть.

Жажда жизни, а не денег –

Исполинище-инстинкт –

Бросила на «дальний берег»,

Где стада ондатр и белок,

Вертолет, гудя, кружит.

В людях сила безгранична –

Убедился навсегда.

Зимник, вездеход, кострише

Стали близки и привычны,

Как в Венеции вода.

Север, ты катализатор!

Сразу всех нас выявлял.

Кто-о там Гвидоном статным

Вырос, дело сделав, кстати,

Кто-то быстро же пропал.

Формалистов, бюрократов

Я на дружбу заменил.

Уяснил, что жить отрадно,

Если Родине как надо

Служим, не жалея сил.

 Эта поэма была написана Павлом Котовым внезапно, как когда-то шесть рассказов первоклассником Денисом Грушко. Ее напечатала та же районная газета «Путь Октября». В Москве эта вещь Павла Афанасьевича не выходила. Была принята издательством «Советский писатель», подготовлена к выпуску, но потом набор рассыпали. Вдруг устроители смут завопили на весь СССР, что в стране излишек поэзии, и стихотворные сборники в какой-то период практически перестали выходить. Потребовалось много бумаги на глянцевые журналы с голыми бабами и гнилыми пидорами, о которых еще великий Ювенал четко говорил: «Выступать нагишом полоумным не стыдно». Ведь в любом народе полно дураков, готовых поддержать любую нечисть. Она существует всегда, как нечистоты. Но по-нормальному они находятся в канализационных трубах, не видны. При аварии трубы сразу ремонтируют. А когда обществом «командуют» выродки, то этого не делают, и гадость хлещет, заливая все вокруг, как будто в этом всеобщее счастье.

 …Любопытно, ни бывший собкор «Ленинской правды», ни мальчик из Советского никогда в жизни больше не обращались к нежданным-негаданным для них видам творчества. «Черт из коробочки» затем ни у того, ни у дрогого не выскакивал.

  ЭПИЛОГ.ПЕРВЫЕ

 Минула четверть века. Завершаются двадцатое столетие и второе тысячелетие. Не откровенные флибустьеры, а смелые первопроходцы-друзья описанных в романе лет проводят встречу в Советском. Павел Котов назвал ее «слетом ветеранов любви».

 Сбылся его вещий и жуткий сон о Вонючем болоте. Буквально позавчера побывавший в Кремле друг, североосетинец Аслан Дагузов, сказал Павлу Афанасьевичу:

 – Я не встретил там ни одного русского человека.

 Рухнула страна великих традиций, гордых людей. Перед опасностью уничтожения находится открыто гонимый родной народ, подвергшийся полной блокаде в своей стране, он – разрозненное большинство, находящееся в состоянии катастрофы. Наступила кошмарная действительность, страшная эпоха. Вокруг правовой произвол и репрессии необольшевиков, в невероятной степени продолжающие начавшийся с 1917 года русофобский фашизм. Массовые смерти, злобные неистовства, тайные козни моральных уродов и антинациональной власти, шквал разрушения пронзили современников. За рубеж вывозят все, даже человеческие органы.

 Раньше Котов слышал лающие голоса инопланетян в двух разновидностях: эсесовские, когда пришлые бандюги изуверствовали над дебревцами, и наркомовские на пластинках, обнаруженных в школе, где директорствовал. Теперь так же характерно гавкают с раннего утра до поздней ночи дикторы передач центрального телевидения. Это сразу стало заметно после разгрома СССР. А на областных каналах, по отзывам знакомых из Владимирщины и других краев, еще иногда нормально разговаривают. Вообще на телевидении – лишь беснование двуногих чертей. От женщины на нем как будто остались одни филейные части да срамное место.

 Эрэфия – территория, где восемьдесят пять процентова населения не имеют своей государственности. Они даже не упоминаются в действующей дискриминационной конституции, навязанной с помощью танков. Проблемы основного этноса замалчиваются демпечатью, из чего хорошо видно, что она – не русская. Горбачевско-ельцинские издания сбивали людей с толку, малодушничали, произвольно или предвзято толковали происходящее…

 Роман Павла Афанасьевича «Кондо-Сосьвинские сокровища» принес автору широкую известность, сразу стал пользоваться огромным успехом. Котов теперь профессионал образного слова, основательно вошел в ряд лучших современных писателей. Авторитет его в литературном мире безупречен.

 Вместе с трагедией затысячелетней Отчизны и народа его постигла жуткая личная. Единственную и ненаглядную дочь Веру ритуально убили изверги «демократии», когда она в Семхозе, рядом с Троице-Сергиевой лаврой, готовила рукопись «Столетие антирусской политики», отвлекшись от своего основного дела и прервав учебу в аспирантуре Ветеринарной академии. Видно, ее гражданский дух не мог не восстать против неизменного и всемерно замалчиваемого геноцида соплеменников на Русской земле, создавших в течение веков самое мощное на планете государство и лишившихся его в двадцатом. Сатанисты-садисты не могли перенести высокодуховного деяния девушки.

 Павел Афанасьевич прибыл в Советский, куда доченьку привезли трехлетней и где она пошла в первый клас, не один, а вместе с ее сыном Федором. Он – горячо любимый внук Котовых, растущий в их семье. Его отец, к сожалению, тоже совсем рано ушел из жизни: погиб как военный вертолетчик накануне рождения Феди.

 Необольшевики готовили растерзание самому Павлу Афанасьевичу, двадцать раз пытаясь упрятать его в тюрьму за освещение «русского вопроса», противодействие установлению криминального режима «пятой колонны» – в созданном и издаваемом им в начале девяностых литературно-художественном и общественно-политическом иллюстрированном журнале «Всходы». По лживому доносу некоего Фрейлиха Айзика Минеевича. Долгие месяцы не отступали нахлынувшие муки. Но большой жизненный опыт, базовое историческое образование, гражданская зрелость, колоссальные трудолюбие и ответственность помогли писателю-редактору, решительно отвергавшему измышления, выдержать коварный удар, доказать, что публикации в журнале «Всходы» рождались как реакция на инспирированную атмосферу угнетения, ужаса, крови, истерзания народа, что они мудрее и спокойнее постановлений прокуроров-русофобов, хотя, конечно, возможности обвиняемого были не столь велики, как у них. Кроме того, судьба, слава Богу, наградила Котова дружбой с самым выдающимся юристом современности Дмитрием Прокопьевичем Носиловым, объединила большие общественные силы. Совместно в конце концов доказали полную невиновность Павла Афанасьевича в чем бы то ни было. «Я никогда раньше не видел такой ненависти, – говорит он, когда заходит речь о пережитом в прокуратурах и суде. – Народ обманывают, вероломно уничтожают русскую государственность, осуществляют преступный сговор в Беловежской пуще и тому подобные деяния, я не могу спокойно смотреть на это, личных выгод не ищу, веду себя не по-воровски – за что подвергают риску мою судьбу?

 Все худшее, о чем своевременно предупреждал в периодическом издании Котов, стопроцентно сбылось. Подтверждают эту мысль сами назавния его художественно-публицистических материалов, за которые он в течение ряда лет так нещадно преследовался, целый месяц находился на скамье подсудимых: «Наша Родина ранена в грудь», «Попустительство равносильно гибели Отечества», «Речь идет о жизни и смерти социализма», «Враги Руси на русском говорят», «Попранная гордость великороссов», «Воссоздать тысячестолетнюю государственность», «Память, схожая с забвением», «Преднамеренные извращения», «Коммунодемократы хуже ордынцев», «Подлая секретная война», «Русская катастрофа», «Властвующий клан», «Мафиозный национализм – враг наций», «Путь к барахолке», «Подчиняют страну глобалистам», «В открытую уничтожают СССР», «Геноцид», «Авантюризм верховного партаппарата», «Абсурд в маске закона», «Гибель за возвещение истины», «Выбор есть: не криминальный путь», «Тайные силы», «Пятая колонна» – вне закона!», «Призраки или масоны?», «Лицедеи», «Христопродавцы», «Гамма бессмыслицы», «Расизм. Не приведет ли он к «русскуому бунту»?»… Редактор популярного журнала «Всходы» воочию увидел, что нынешняя правоохранительная система является фиктивной, как из века в век ведется у всех разрушителей национальных устроений. Широкомасштабные провокации прокуроров следовали одна за другой все минувшее десятилетие. Одна из них – возбуждение летом тысяча девятьсот девяносто второго года более сорока уголовных дел против редакторов периодических изданий по статье о национальном равноправии. Эти обвинения носят возмутительный характер. Как могут десятки пишущих профессионалов, чья деятельность проходит на виду у всех, одномоментно совершить общественно опасные деяния, да еще в сфере, где не имеют никаких полномочных прав? И на что рассчитывало прокурорское отребье, привлекая к ответственности публицистов за неравноправное положение народов при одновременном неприменении «национальной» статьи Уголовного кодекса к головорезам, творившим кровавый геноцид русского населения в самопровозглашенной Чеченской республике?

 Главная тема произведений писателя Павла Котова, сохранившего честное имя: два мира – народ и клан, люди и сатанисты. У них разные нравственно-религиозные ценности. Вряд ли они когда-то поймут друг друга. У одних привычка к порядочности, внутренней независимости, добрым улыбкам окружающих, у других – к неограниченной власти, собственной заносчивости, хамоватости. Человек, принявщий Духа Святого, верует в вечное спасение и блаженство, а неверующий двуногий дьявол готов, например, за деньги решиться на злое дело, как Иуда Искариот.

 Произведения Котова рождены ясным взглядом на жизнь, почти национальной смертью с помощью, в частности, тех, кто пользуется совершенно условной, ненаучной терминологией, знающих правду, но лукавящих. Читая их, видишь, что грязь приятна для двуногих поросят, новых большевиков, идущих по тому же пути разрушения, по которому шли их предтечи начала века, что им, чужим, нас никогда не понять. Тайный внутренний голос говорит, что с ними, как с женщинами-эмансипанками, надо быть строгим, иначе они обманут тебя. Но не у всех хватает «духу». Людишки, скажем, заходятся смехом от дешевеньких юморесок Жеребецкого, потому что он моден, хотя надо бы выражать крайнюю озабоченность и недоумение выдуванием этого мыльного пузыря. «Не замечают», что отдали историю на поругание кучке авантюристов, вверили свою судьбу – кому? – лжегероям!

 Итожа минувшее, ветеран освоения края, где при нем в уродливых поступках четы Фросиных, с неестественными именами Ким и Сталина, выпукло проявились отрицательные качества русского народа, отчетливо осознает: из-за таких черт национального характера, еще мало осознанных соплеменниками кровных предателей, трусов и невежд, мы дважды в минувшем столетии потеряли власть на завещанной пращурами своей исконной земле. «Враги Руси, на русском говорящие» сыграли по нотам «Второзакония» на негативе душ и сердец державосторительной нации, досконально изученном ими. Они знали, например, что только один этнос на планете способен возбуждать уголовные дела против своих Котовых на основании глупейшего доноса какого-нибудь явно психически неуравновешанного айзика минеевича фрейлиха, как потом и случилось в провокационном деле Павла Афанасьевича. Да, действительно до этого позорища, выдачи шизанутым иноверцам своих творческих личностей, дошел один-единственный наш народ!

 Похоронил Котов маму Полину Захаровну. Умер коллега по ЦНИССТРОЙНЕФТИ Виктор Перхушев, горячо поддержавший намерение товарища, будущего блистательного писателя и выдающегося гражданина, о смене московского местожительства на Приполярье. Нет на свете выдающихся фигур отечественной культуры, подаривших Павлу Афанасьевичу изумительные минуты высокого общения: Игнатия Сидоровича Смирнова-Кузьмова и Дениса Архиповича Спиридонова.

 Ушли из жизни, до щемящей боли рано, мысляшие люди Советского района первой половины семидесятых лет, члены неофициальной группы «малого Совнаркома»: Глеб Грушко и Анатолий Кипа. Не стало тюменца Владимира Васильчука, вместе с другими дружескими писателями области помогавшего Павлу, в апреле семьдесят первого года, выбрать точку приложения своих творческих сил на Крайнем Севере. Володя есть на фотографии проводов семьи Котовых, пригласивших друзей в коррпункт «Ленинской правды», перед возвращением в Москву. Как раз Васильчук тогда оказался кстати в Советском. Давно ли это было? А уже наступила вечная разлука! Глебу Грушко, Анатолию Кипе, Владимиру Васильчуку еще жить бы да жить: все покинули нас, не преодолев пятидесятилетний рубеж земного пути. Он вспоминает друзей, оставивших наш мир; ясно видит, как водил голубоглазую Верочку, уцепивщуюся за его руку, в детсад ПМК, а затем – в первый класс северной школы. Маленькая фигурка кровинки так и стоит перед глазаими. И, невольно горько вздохнув, Павел Афанасьевич плачет.

 Перед нынешней путь-дорогой в Советский Котов прочитал свой дневник тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Как живо и на многих страницах в нем присутствует Верунечка! Кое-что перенес в записную книжку, которую сейчас листает:

 « 16 мая.На Камчатке сегодня отмечаю твой день рождения, моя родная. Тебе уже исполнилось одиннадцать лет, даже удивляюсь, с какой ракетной скоростью растешь! От четвертого класса до первого курса института – один шаг. Выступая утром в местном пединституте, где меньше тысячи студентов, подумал о твоем грядущем вузовки.

 Будь здорова, доченька! Твою жизнь буду сопоставлять с моей, как реалии двух поколений.

  16 октября. «Папа, запомни для истории: никто так не отобразил русскую душу, как это сделал Пушкин». О чем – подумать только! – мысли в ребяческом возрасте.

  2 ноября.Государственный Музей изобразительных искусств им. Пушкина. Вера: «Это ты можешь у тети Риты посмотреть». Выходит, не лежит у ребенка душа к изломанным линиям и небрежным цветовым пятнам, чем грешат многие современные творцы искусства, в том числе и «тетя Рита». Больше всего Вере понравились древнерусские изображения.

  18 ноября.Вера: «Посмортри-ка список собирателей макулатуры. Кто там больше всех сдал?.. Я встаю утром, смотрю и даже не верится, что накопила сорок килограммов, больше всех в школе – не только в классе!»

 ……………………………………….

 Я: «Главный герой этой книги заботится о простом человеке».

 Вера: «Если вообще кто-либо когда-либо заботился о нем».

 Откровенно обрадовались знакомому по молодым годам гостю те близкие люди, кто не покинул мансийского Зауралья, с кем вкушал здесь покой и тишину, зачастую проводил дни на воздухе, находился в хорошем расположении духа, имел приподнятое романтическое настроение, кому открыта душа.

 Их дети и внуки, начинающие жизнь, сердечно относятся к старшим, с любопытством вслушиваются в разговоры ветеранов пробуждения тайги, ее величайшего преобразования, задают неожиданные кипучие вопросы. У них своя дорога, но пусть, очень этого хочется, по-нашему тоже спасают честь как единственное человеческое счастье.

 Отслуживший в Чечне командиром разведвзвода сын Кадомцева Павел, названный так в честь Котова, заявил:

– Я прочитал двухтомник дяди Паши об уголовном преследовании журнала «Всходы» и считаю, что он прав. Согласен и с высказанной вчера у нас его мыслью в отношении телевидения, у которого нет моральных обязательств перед аудиторией, коль оно с утра до вечера показывает голых людей. На ТВ осталась одна гуманная и добрая телепрограмма «В мире животных». Надоело видеть на «голубом экране» лишь секс, насилие, абсурд.

 Память глаз Павла Афанасьевича невольно рисует образы юных женщин, с которыми искали уединения, испытывали бурные взаимные чувства. Молодость непредставима без зова страсти, безвольной покорности подруги, прижатой к сердцу.

 Москвич, озирая окрестность поселка Передвижной механизированной колонны номер два, невольно залюбовался некоторыми сохранившимися изначальными пейзажами. Хорошо чувствовать под ногами, видеть через многие годы землю золотых лет, дышать их воздухом и событиями!..

 Нашего героя доставили в квартал, где стояли охотничьи избушки злодейски расстреляного прокурором Серени Пророка, последнего представителя чудесной русской семьи, вырубленной под корень с помощью жуткого провокационного так называемого «ленинградского дела». Но, как показала жизнь, такое определение – миф, скрывающий целую серию самосудов по всему СССР против лучших людей основного этноса, преодолевших военное и послевоенное лихолетья. По всем признакам, именно казненным, поспешно и абсолютно безвинно, предстояло возглавить страну-победительницу в начале пятидесятых годов, за что их уничтожили. На месте проживавшего отшельника хантымансийской тайги появилась площадка «Славянская месть». Оказывается, здесь с помощью сначала пригнутых к земле, а потом отпущенных двух берез был разорван пополам привязанный к ним жестокий убийца страдальца Серени Пророка. Такой способ расправы с подонками применяли наши древние предки, откуда само собой за площадкой закрепилось связанное с их судопроизводством название. Прибитой стальными обручами к одному из деревьев напротив этих берез, лицом к ним, была заедена гнусом жена остававшегося годы безнаказанным убийцы, из чего с полной очевидностью следует, что брусничный соксупруга брызнул и окропил все вокруг на ее глазах. Оттого собственная адская кончина прокурорши еще более страшна.

 В ужасной этой истории и почти одновременно произошедших в разных краях России и зарубежья других, думается, намертво с ней связанных, проявилась невиданная свирепая мощь какой-то тайной силы. В стоящей здесь охотничьей избушке Серени Пророка на столе лежали авиационные билеты на Гавайские острова мужчины и женщины, казненных совершенно непохожими на современные способом. Выяснилось, что убивец Серени Пророка в эти годы уже был прокурором Свердловской области, имел в Екатеринбурге квартиру площадью пятьсот квадратных метров, с бассейном и прочими прелестями, а также прекрасную виллу на только что названных островах. Там жил его старший сын с семьей, к ним на отдых и направлялись родители. Однако «старики» вместо того в злополучный день оказались в Северном Зауралье ( каким способом ?! ) и были кошмарно унчтожены. Тогда же яхта, на которой находились сын и его семья, ожидавшие их, выйдя в море, перевернулась, и никто из экипажа не остался в живых. Второй сын, губернатор одной из областей России, разбился на вертолете почти в один час с крушением яхты. И даже внук, учившийся в Кембридже, одновременно попал в автоаварию и погиб. Все это стало известно спустя месяцы и до сего дня вызывает разные толки. Говорят, например, что месть осуществил выживший брат Пророка, которого он считал мертвым. Другие утверждают, что это дело рук внебрачного сына Серени. Третьи – появились национальные организации, вроде бандеровских, которые нетрадиционными методами убирают «врагов народа». Против них нельзя, как против тамбовских крестьян-«бандитов», применить, наподобие Тухачевского, артиллерию и газы. Ибо антиклановые мятежники не в одном месте, а везде. Кроме того, они не в черных рубашках юнцов, провоцируемых внутренними врагами на глупые и пустые, якобы «фашистские» выступления, а – в обыкновенных одеждах всего населения, не видны. Клановый огонь, гася его, народ, похоже, встречает собственным огнем.

 С помощью ошеломляюще продуктивной тактики западноукраинских «буржуазных националистов» творцы негодяйской действительности исчезают по-масонски загадочно и не только люто, большей частью уходят из жизни тихо, вроде бы естественными способами: тонут при купании, отравляются некачественными продуктами… Чтобы устранять проявленных злобных недругов России, таких возможностей, что называется, миллион. Клановый огонь, гася его, народ встретил собственным огнем. Руководствуются в своих действиях «российские бандеровцы» тамплиерского покроя мыслью древнего автора Феогнида, рожденного в 546 году до нашей эры:

При великом несчастье слабеет душа человека.

Если ж отмстить удалось, снова он крепнет душой.

 Они, вступая в тайную национально-освободительную организацию, дают клятву на случай собственного малодушия: «Да будет перерезано горло мое!»

 Большая часть книги жизни Котовым прочитана. Сила его поступков, которыми наряду с другими являются и написанные им за десятилетия вещи, такова, что ее почувствовали на просторах всей страны и даже за рубежом. Читателям особенно пришлись по душе, кроме первого, также романы «Слепая память» и «Десна», повести «Сосуд бесчестья», «Судебная охрана автохулигана», «Блондинки и брюнетки», сборники рассказов «Инстинкт убийцы», «Баю-бай…», «Правофланговый». Творец художественных произведений и публицист стал достойным примером истинного служения древней Родине.

 Поколению Павла Котова принадлежит право первооткрытия всего основного в Советском районе: поселков, предприятий, учреждений культуры, коллективов. Их создали его друзья и знакомые. Больше никому никогда не дано осуществить подобное именно в таком варианте.

 Земной путь у каждого свой. Его никто ни до тебя и ни после тебя не проходит. Все мы – ПЕРВЫЕ.

2005 – 2006 г. Гор. Москва – д. Алехново

 Автор выражает сердечную благодарность и искреннюю признательность за оказание помощи в издании книги главе Советского района Сергею Васильевичу УДИНЦЕВУ, председателю Социальной комиссии районной Думы Александру Петровичу ИГУМНОВУ

 Господь есть Дух; а где Дух Господень,

 там свобода.

  Второе послание к коринфянам святого

 Апостола Павла.

 Инопланетяне-биороботы внедрены в

 человеческое общество, внешне ничем

 не отличаются от людей и стремятся к

 мировому господству над ними.

  Предположение.

 Россия разгромлена, побеждена. Какие-то

 совершенно чужие люди, инопланетяне,

 командуют.

  И. Р. Шафаревич, гениальный ученый-

 современник, создатель классической

 антирусофобии. 

  ОТ АВТОРА

 Кое-кто из моих друзей, ветеранов создания Советского района Ханты-Мансийского автономного округа, после публикации отдельных глав романа и прочтения его полностью в рукописи высказали свои предположения о некоторых героях как о реальных личностях. Это побуждает автора сделать разъяснение ошибочности такой точки зрения. Тем более, что она может возникнуть и у других читателей.

 Все действующие лица – вымышленные, хотя за ними могут стоять живые участники описываемых событий. Но ни в коем случае ни один из них не является тождественным какому-то персонажу художественного полотна.

 Соотношение вымысла и мира подлинного, представленного в «Севере Северище», – очень многогранно. Естественно, я прекрасно знаю людей и фактуру начальной жизни поселков, на рубеже шестидесятых-семидесятых годов минувшего столетия возникших в Зауралье вдоль железнодорожной ветки Ивдель-Обь. Ибо не только длительный срок, равный времени обучения в институте, жил там, но непрерывно, днем и ночью, изучал захватывающую новизну, ее творцов, пламенно их любя, с записной книжкой в руке. Однако в романе речь идет не только о необычной практике созидания.