Текст книги "…В борьбе за советскую лингвистику: Очерк – Антология"

Автор книги: Владимир Базылев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Развитие языкознания в Советском Союзе за 50 лет: редакционная статья

(печатается с сокращениями по изданию: Вопросы языкознания. 1967. № 5. С. 3 – 21).

<…> Достижения советского языкознания, опирающиеся на богатое научное наследие отечественной лингвистики, обусловлены не только могучим расцветом разных областей науки в советскую эпоху, не только углублением связей языкознания с другими науками (прежде всего – с общественными, отчасти же и с науками математического, естественнонаучного и технического циклов), не только множеством новых задач и проблем огромной важности, порожденных открытием внутренних законов развития языков, но и целым рядом общественно-исторических факторов – факторов социалистического развития нашей страны. К этим факторам, прежде всего, следует отнести коренные изменения в языковом и культурном развитии народов социалистического общества, образующих многонациональный состав советского государства, с одной стороны, а с другой – особую культурную роль русского языка как языка мировой по значению русской литературы, науки и цивилизации. Расцвет национальных культур осуществляется параллельно с развитием важнейшего их элемента – национальных языков <…>. Вместе с тем Октябрьская революция неизмеримо повысила международное и межнациональное значение русского языка, изучение которого стало кровным делом всех народов Советского Союза и все шире распространяется за рубежом, по всему миру. В той или иной степени русским языком практически владеет почти все население нашей страны. Его признали родным (по данным переписи 1959 г.) около 125 млн жителей Советского Союза, из них более 10 млн граждан, принадлежащих к другим национальностям. Отношение к русскому языку как ко второму родному языку создает у народов Советского Союза своеобразную форму двуязычия. Это – новое историческое явление, порожденное спецификой социалистического строя и не нарушающее принципа равноправия всех языков. Перед советским языкознанием возникла новая сложная социолингвистическая задача – исследование соотношений и взаимодействий разных языков народов Советского Союза с русским <…>. Новые виды и типы изменений разных сторон современного русского языка, а также характеристики намечающихся тенденций в его новой истории нашли значительное отражение в четырехтомном труде Института русского языка АН СССР «Русский язык и советское общество» <…>.

Одним из значительнейших достижений советской лингвистики является создание письменности для 50 языков народов СССР <…>.

Разветвленное и связанное с давней славистической традицией всестороннее изучение русского языка в советскую эпоху, естественно, больше всего было сосредоточено на процессах изменений современных произносительных его норм (с начала XX в. по 60-е его годы), типов словообразования, сфер лексики, взаимодействия и трансформации его синтаксических конструкций (в кругу простого и сложного предложений), отчасти некоторых сдвигов в области морфологической структуры <…>.

Многое сделано в современной русской описательной диалектологии и лингвогеографии. Широко освещаются перспективы взаимоотношения литературного языка и диалектов в социалистическом обществе <…>. Вышел первый том русского атласа – «Атлас русских народных говоров центральных областей к востоку от Москвы» (М., 1958) и закончена обработка материала и подготовка карт по всем другим великорусским диалектным зонам. «Диалектологический атлас белорусского языка» (Минск, 1963) явился первым полным атласом славянского языка, дающим богатый материал для современной и исторической диалектологии белорусского языка, для истории языка и народа. Сдан в печать первый, и идет к концу работа над вторым томом украинского атласа <…>. Выход в свет первых выпусков «Словаря русских народных говоров» и первого выпуска «Псковского областного словаря», задуманного Б.А. Лариным, свидетельствует о зрелости нашей диалектной лексикографии, способной широко и разносторонне решать сложные и спорные вопросы фиксации и систематизации материала словарного состава наших диалектов <…>. В 50-е годы было начато экспериментальное изучение фонетики ряда тюркских языков. В настоящее время изучен и описан фонетический строй всех тюркских языков <…>. Советское языкознание стерло белые пятна с языковой карты Кавказа. Впервые изучены и описаны языки андо-цезские, шахдагские и др. Детальные описания фонетики (работы чл.-корр. АН СССР Г.С. Ахвледиани, проф. Н.Ф. Яковлева) и грамматики (труды чл.-корр. АН СССР А.Г. Шанидзе, акад. ГрузССР А.С. Чикобава, проф. Н.Ф. Яковлева, проф. Л.И. Жиркова) кавказских языков позволили выработать методику исследования специфических черт этих языков – таких, как, например, именные классы или особые глагольные категории (версия, потенциалис, союзность), эргативная конструкция предложения <…>.

В связи с обострением интереса к образованию национальных культур и формированию новых наций, национальных письменностей и национальных языков в пределах Советского Союза на основе философии марксизма-ленинизма осуществляется новый синтез таких областей общественных наук, как история, языкознание и литературоведение <…>.

Со всей остротой встал вопрос о создании теоретических основ учения об эстетике слова и о поэтической речи. Выяснилась необходимость разностороннего изучения исторических связей и взаимодействий развития литературного языка и языка художественной литературы. Широко развернулась научно-общественная деятельность в сфере теории и практики культуры речи <…>.

Становление, развитие и оформление различных направлений сравнительного языкознания в СССР определялось и направлялось тремя факторами, значимость и диапазон которых не были одинаковыми на протяжении развития советского языкознания; этими факторами были: традиции дореволюционного русского сравнительного языкознания, поиски новых решений и постановка ряда новых проблем в советском языкознании в плане сравнительно-исторического изучения многочисленных языков Советского Союза и, наконец, осмысление и творческая адаптация новых течений и современных приемов исследования в зарубежном сравнительном языкознании. Следует указать на то, что развитие советской компаративистики протекало весьма сложно и не было лишено внутренних противоречий. Можно было полагать, что в советский период развернется и будет значительно углублена работа в области сравнительного языкознания как продолжение традиции компаративизма в России, ярко и оригинально сказавшихся в московской школе сравнительного языкознания в области индоевропеистики, славистики и классической филологии, в петербургской школе ориенталистики и романо-германской филологии, а также в пробивавшем себе путь компаративизме в Казани, Киеве, Одессе, Харькове, Ереване и в Тбилиси. Однако появление и экспансия нового учения о языке Н.Я. Марра, сопровождавшаяся нарушениями общепринятых норм научного поведения и научной критики, как и выводы, которые были сделаны из этого учения в последующее время рьяными последователями и неофитами нового учения о языке, привели к тому, что не только оказались прерванными замечательные традиции дореволюционного сравнительного языкознания, в отдельных областях далеко опередившего опыт сравнительного изучения языка в Европе и в Америке, но, за ничтожными исключениями, работа в области сравнительного языкознания в 30 – 40-е годы по сути дела прекратилась или была в значительной мере свернута. Лишь после дискуссии 1950 г. представилась возможность вновь вернуться к проблемам сравнительного языкознания на материале языков разных систем. То, что было сделано в СССР менее чем за два десятилетия в этой области, позволяет со всей определенностью утверждать, что советские компаративисты имеют свой собственный научный метод, свои оригинальные приемы исследования, заставляющие говорить о советской школе компаративизма. В свете этих достижений не представляется удивительным заявление ведущих компаративистов США о том, что дальнейшая разработка сравнительной грамматики индоевропейских и германских языков невозможна без учета опыта работы советских компаративистов в этом направлении <…>. Не следует думать, что советское сравнительное языкознание замыкается лишь кругом индоевропейских языков. Необходимо подчеркнуть, что в области финно-угроведения, тюркологии, монголистики, кавказоведения, а в последнее время и в области африканистики появились исследования, посвященные сравнительно-историческому анализу фонологических, морфологических, синтаксических и словообразовательных явлений в соответствующих кругах языков <…>.

Общий обзор путей развития советской лингвистики необходимо пополнить указаниями на достижения структурного и прикладного языкознания. Хотя структурные методы начали развиваться у нас довольно поздно, развитие их протекало весьма бурно, и за последние пятнадцать лет в этой сфере были достигнуты определенные результаты. Вначале в центре внимания советских ученых, занимавшихся машинным переводом, находились практические проблемы составления алгоритмов анализа и синтеза текста, автоматических словарей и т.п. И хотя на этом пути были сделаны существенные успехи, позволившие более четко осознать проблематику перевода, все же преувеличенные надежды первых лет постепенно уступают место убеждению, что задача автоматического перевода требует для своего полного решения знаний и средств, которыми ученые до сих пор не располагают. Отсюда, с одной стороны, повысился интерес к построению четко формализованных моделей языка, а с другой стороны, центр тяжести переместился от синтаксиса к семантике. В технике моделирования языка пока получены некоторые результаты как в области математического исследования абстрактных свойств языка, так и в области построения и лингвистической интерпретации различных видов моделей языка <…>. Отрадно отметить, что исследования в области моделирования языка (в том числе и структурно-типологические исследования) все более тесно увязываются с традиционной морфологической и синтаксической проблематикой. Если 10 – 15 лет тому назад многие наши структуралисты настойчиво прокламировали свой разрыв с традиционной проблематикой языкознания, то в настоящее время все более ясной становится связь и преемственность проблематики старой и новой лингвистики. Что касается повышения интереса к семантической проблематике, то он действительно характерен как для ученых, занимавшихся непосредственной реализацией идеи машинного перевода, так и для тех, кто занимался преимущественно исследованием общих проблем структурной типологии. Интерес к семантике стимулировался не только изысканиями в области перевода, но и интересом к общим проблемам коммуникации в человеческом обществе и возникновением в связи с этим новой науки семиотики <…>. Интерес к проблемам коммуникации вызвал к жизни и целый ряд исследований, посвященных выяснению теоретико-информационных характеристик русского языка. Среди многочисленных статистических исследований языка, проводившихся в последние годы, привлекают внимание работы акад. А.Н. Колмогорова, в которых был поставлен вопрос о «мере гибкости» языка и было показано, как важно учитывать во всех исследованиях языка разветвленную синонимию разных уровней. Здесь исследования по структурной и прикладной лингвистике непосредственно сомкнулись с проблематикой стилистики, давно уже занимавшей советских лингвистов, а в последнее время выдвинувшейся в число основных лингвистических дисциплин. Типологические классификации языковых систем исторически были отправной точкой развития типологии <…>.

Подводя итоги общему обзору развития советского языкознания за пятьдесят лет, в качестве существенных и своеобразных черт истории нашей науки в советскую эпоху можно, отметить следующее:

1. Теснейшая связь советского языкознания и выдвинутых им социолингвистических проблем с историей многонационального по своему составу советского общества, строящего коммунизм. История советского языкознания развивалась на основе живого опыта социалистического строительства национально-языковых культур народов Советского Союза с учетом сложных соотношений и взаимодействий этих культур. Само собой разумеется, что эта новая «живая жизнь» советского языкознания не была оторвана от лингвистической теории и практики всей мировой языковедческой науки в целом. На этой богатой и сложной почве выросло чрезвычайное многообразие описательных грамматик и словарей языков народов Советского Союза, народов стран Востока и Запада.

2. Своеобразное и глубокое изучение историй литературных языков разных народов, бурно развивавшееся в советском языкознании и выдвинувшее его в этом кругу проблем и достижений на одно из первых мест в мировой науке о языке.

3. Самостоятельное, ищущее новых путей, разностороннее по охвату материала развитие теории и практики сравнительно-исторического языкознания (особенно быстро продвигающееся в области индоевропеистики, а отчасти и финно-угроведения).

4. Оригинальные и во многом независимые от развития языковедения в других странах поиски теоретических и конкретно-лингвистических направлений в кругу типологического изучения языков мира.

5. Все большее сближение тематики, проблематики, а отчасти и методологии «классического» и структурного языкознания, новый, плодотворный синтез их и возникающее на этом пути углубление лингвистических задач и целей общей теории языкознания.

Письмо В.А. Лисицкого заведующему отделом науки и учебных заведений Центрального комитета КПСС тов. С.П. Трапезникову

(печатается по машинописной рукописи из архива автора).

В 1965 году я обратился с письмом в Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС о состоянии дел на факультете романо-германской филологии Воронежского государственного университета. Мое письмо проверялось комиссией Министерства высшего и среднего специального образования РСФСР, было признано обоснованным и по нему были сначала даже приняты кое-какие меры. Однако уже через несколько месяцев события приняли совершенно другой оборот и привели к тому, что сейчас факультет по существу развален и прочно забетонирован в этом разваленном состоянии.

С внешней стороны на факультете имеют место все те же «старые» недостатки, о которых сообщалось в моем письме и которые хорошо известны руководящим органам (Министерству, Обкому КПСС и, по-видимому, Отделу науки и учебных заведений ЦК КПСС). Это – травля и выживание квалифицированных филологов, а также способной молодежи, низкий уровень теоретических курсов, читаемых на факультете, анархия и кустарщина в преподавании зарубежной литературы, искажения учебного плана и многое другое. Сохранился и главный позор факультета, резюмирующий все перечисленные выше «частные» недостатки – факультет уже 8 лет не растет в научном отношении. За это время в коллективе, имеющем более 120 преподавателей не подготовлено ни одного кандидата наук по основным специальностям (если не считать нашу кафедру, где этот рост, однако, также недостаточен).

Новое в нынешнем состоянии факультета заключается в следующем. Если раньше все перечисленные недостатки рассматривались (и были в действительности таковыми) как продукт деятельности полностью скомпрометировавшей себя группы руководителей факультета (Г.Е. Веделя, А.П. Старкова, X. Морено-Пальи), то сейчас они выглядят как непосредственный результат совершенно некомпетентного и безответственного руководства факультетом со стороны ректора и парткома университета. Раньше, когда министерские комиссии громили факультетских руководителей, руководители университета лишь горестно вздыхали, да обещали принять меры, но затем сами же вытаскивали их на свет божий и вдохновляли на новые действия. Теперь ректор университета проф. Б.П. Мелешко уже открыто поддерживает «методистов» – руководителей факультета, а по его высказываниям о работающих на факультете филологах можно изучить спряжение всех «сильных» глаголов (я разогнал, мы разгоним, пусть убираются и т.п.). На этом принципе и было построено в последнее время управление факультетом, что, естественно, завело в тупик как факультет, так и самого ректора (нетрудно представить себе, чем может быть филологический факультет без филологов).

Все эти проблемы однако имеют и более глубокие аспекты, которые в нашей реальной действительности затемнены многочисленными привходящими обстоятельствами. Сразу же после приезда последней комиссии (май 1965 г.) стало очевидным, что факультет может сформироваться как солидная университетская единица лишь в том случае, если на него будут приглашены 3 – 4 работника высшей научной квалификации – доктора наук или кандидаты, которые в ближайшее время станут докторами (надо сказать, что в отношении романо-германской филологии ВГУ должен оказывать влияние на обширный район России, поскольку в ближайших университетах – Горьковском, Казанском, Саратовском, Ростовском – эта специальность не представлена). Только это и могло обеспечить эффективный научный рост молодых работников факультета. Но против этой идеи, выдвинутой мной и первоначально «поддержанной» ректором, сразу же подняли ожесточенную кампанию руководители факультета (Г.Е. Ведель, X. Морено-Пальи, А.П. Старков и бывший секретарь партбюро факультета А.Ф. Выставкина). Они, по существу, сорвали переход в университет проф. H.И. Самохвалова, поставив перед ним условие сохранить все нелепости, которые были установлены ими в преподавании литературы и принять участие в борьбе против «группы филологов». Также были прекращены контакты с проф. Венгеровым, искавшим возможности перейти в наш университет. Сорван был переход в университет доц. М.В. Раевского (который раньше работал у нас и был выжит Р.Е. Веделем) – известного ученого-германиста, заканчивающего сейчас докторскую диссертацию. После этих событий (а также после травли и разгона филологов, вызванных непосредственно тем, что Совет факультета не переизбрал Г.Е. Веделя деканом на новый срок) отказались от перехода в университет и другие высококвалифицированные филологи, с которыми я вел переговоры «по поручению ректора»: Н.Ф. Пелевина, С.Г. Линский, Ю.В. Зыцарь. Нетрудно увидеть, что Г.Е. Ведель, X. Морено-Пальи и А.П. Етарков действовали в этом случае вполне «логично», т.к. появление на Факультете научно подготовленных работников сразу же и вполне конкретно определило бы истинный характер их занятий. К тому же по существующим законам и нормам им пришлось бы рано или поздно уступить этим работникам свои руководящие посты. Труднее объяснить поведение ректора университета. Сначала проф. В.П. Мелешко горячо одобрил и даже расхваливал мою идею о приглашении на факультет научных работников высшей квалификации. Вскоре, однако, выяснилось, что это был всего лишь дипломатический прием, использованный ректором, чтобы выиграть время после встряски, которую учинила факультету комиссия Министерства. Уже через несколько месяцев он стал открыто заявлять «массам», что никаких ученых на факультет он больше не примет, и практика вполне подтвердила это: именно в последнее время были проведены на заведование некоторыми кафедрами такие работники, которые явно не в состоянии выполнить указанную задачу (обеспечить научный рост кадров).

С удивлением я недавно узнал (от секретаря Обкома КПСС В.П. Усачева), что перед начальством ректор по-прежнему «ведет разговоры» о приглашении на факультет опытных ученых. И он, конечно, может спокойно их продолжать, поскольку ему отлично известно, что ни один сколько-нибудь серьезный филолог не подойдет теперь и на пушечный выстрел к нашему факультету (после всех событий, которые на нем произошли и слава о которых, разумеется, прокатилась по всем вузам).

На первый взгляд кажется, что союз ректора с незадачливыми руководителями факультета покоится на каких-то личных моментах (ловкие деятели завоевали симпатии своего шефа). Отчасти оно так и есть. Но в этой проблеме есть и более серьезные обстоятельства. На одном из совещаний зав. кафедрами нашего факультета (в прошлом году) ректор так разъяснил свое кредо:

«Вас сбивает с толку, – сказал он, – что факультет ваш называется филологическим. Отсюда у некоторых работников стремление заниматься научными проблемами и приобщать к ним студентов. А главная задача факультета состоит в том, чтобы помогать другим факультетам изучать иностранные языки».

Таким образом, функции университетского факультета романо-германской филологии, по мнению ректора, ничем существенным и не отличаются от функций кафедры иностранных языков любого вуза. Эти в принципе неправильные представления о задачах факультета, и о сущности университетского филологического образования и оказались той «теоретической базой», опираясь на которую ректор университета подбирает для факультета руководящие кадры. Этим же вполне объясняется нежелание иметь на факультете подготовленных научных работников.

Противоречивость своей позиции, по-видимому, чувствует и сам проф. Мелешко. Ведь если факультет будет работать на уровне и в духе кафедр иностранных языков, то он окажется таким камнем на шее университета, который долго не даст ему подняться на приличный уровень (например, попасть в число 25 ведущих вузов страны), так как по количеству преподавателей – это самый крупный факультет университета (имеющий в то же время ничтожный процент работников с ученой степенью). Но для выхода из этого положения у проф. Мелешко, по существу, не оказалось ничего, кроме несерьезных советов работникам факультета (преподавателю К.И. Лазаревой он рекомендовал, например, защищать диссертацию по русскому языку, т.е. по специальности, по которой она не имеет никакой подготовки).

Выше я определил систематическую травлю и выживание филологов как одно из частных обстоятельств, характеризующих жизнь факультета. Но это справедливо лишь в одном отношении: если бы на Факультете появилось несколько самостоятельных ученых, все склоки и преследования отпали бы сами собой (таково же мнение В.П. Усачева). Однако в университете они проводятся с дальним расчетом: поскольку вести о преследованиях и изгнаниях быстро распространились по другим вузам страны, то для Г.Е. Веделя и X. Морено-Пальи эта травля стала надежным и относительно спокойным средством (ведь все это поддерживается ректоратом и парткомом университета) держать филологов высшей квалификации на почтительном расстоянии от факультета.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что ректор и партком во всех вопросах, касающихся нашего факультета, очень четко противопоставляют свою линию установкам Обкома КПСС и Министерства. Причем на уровне высших инстанций это противопоставление затушевывается всякими разговорами, заверениями, ложной информацией и т.п., в то время как внутри университета оно большей частью откровенно подчеркивается. Приведу несколько примеров, выясненных мной частично из беседы с В.П. Усачевым. Обком КПСС и Министерство полностью поддерживают идею приглашения на факультет работников высшей научной квалификации. Ректор же прямо заявил, что никакого приема на работу таких специалистов не будет. Эту линию он и проводит в жизнь (а бывший секретарь партбюро факультета А.Ф. Выставкина объяснила даже, почему – «пришлось бы увольнять „своих“ работников»). Обком КПСС считает нецелесообразным дальнейшее пребывание на факультете доц. Г.Е. Веделя как работника, полностью себя скомпрометировавшего. (Тот же В.П. Усачев говорил о необходимости «передвинуть» его куда-нибудь). В пику этой установке Г.Е. Ведель был снова выдвинут на руководящую работу (секретарем партбюро факультета), где он с еще большей энергией продолжает свои авантюры. Обком КПСС, естественно, поддерживает и требование об открытии на факультете кафедры зарубежной литературы (тем более, что отсутствие такой кафедры существенно ограничивает возможности лекционной пропаганды по этой линии в городе и области). Ректорат упорно не желает этого делать. Причина, по существу, та же: открытие этой кафедры привлекло бы на факультет квалифицированных филологов, чего больше всего боятся ректор и факультетские руководители.

Считаю, что Обком КПСС поступил неправильно, санкционировав в свое время расправу с членами Совета факультета, голосовавшими против избрания Г.Е. Веделя на должность декана. Эта санкция и послужила предлогом для того произвола, который установился на факультете, и привела его к такому состоянию, которое отнюдь не радует и самих работников Обкома.

Весной 1967 г. я (вместе со ст. преподавателем Б.Н. Гвоздовичем) посетил секретаря Воронежского Обкома КПСС тов. В.П. Усачева с целью выяснить его мнение относительно дальнейших перспектив развития нашего факультета. В ходе довольно продолжительной беседы (я высказывал, в общем, те же соображения, что и в настоящем письме) никаких сколько-нибудь существенных расхождений между нами, по-моему, не обнаружилось. В.П. Усачев высказал мнение, что через год-полтора положение на факультете должно коренным образом измениться. Он обещал поговорить с ректором, от которого мы и должны были получить ответ. И ответ не заставил себя ждать. Уже через полтора месяца я получил предложение ректора убираться из университета, а вместе с тем и наглядное представление о том, во что обходится нашему брату визит к высокому начальству. Соответствующее внушение было сделано ректором и Б.Н. Гвоздовичу.

Вот уже шестой год мы добиваемся создания в университете достойного факультета романо-германской филологии и понимаем это как важную государственную задачу. Это, по существу, единственный путь для серьезного подъема научно-филологической работы пединститутов и квалификации учителей иностранных языков на обширной территории России. И мы отнюдь не терпим одни только поражения и неприятности. Напротив, в свое время авантюристическую линию Г.Е. Веделя поддерживали многочисленные преподаватели вузов и школ, «Учительская газета», Министерства, Воронежский Обком КПСС. Сейчас во всех этих инстанциях уже вполне здоровые взгляды на состояние дел на нашем факультете. Последний бастион, в котором укрылись наши методисты, – это руководство университета.

В марте с.г. партком университета обсуждал на своем заседании идейно-политическую работу на факультете. По существу же это было обсуждение деятельности факультета в целом. И хотя некоторые члены парткома (напр., тов. Угай и Афонюшкин) справедливо критиковали факультет, в целом заседание отчетливо показало, что руководство университета не предусматривает ни одной меры, которая существенно изменила бы положение. Ни у ректората, ни у парткома не обнаружилось сколько-нибудь ясного плана дальнейшего развития факультета. Тем самым заседание убедительно показало, что без решительного вмешательства вышестоящих органов руководство университета не намерено и не способно добиться какого-то перелома в деятельности факультета.

На мой взгляд, сейчас созрели все условия для устранения последних препятствий к созданию нормального и солидного факультета романо-германской филологии в Воронежском университете (хотя после нанесенного ему ущерба это дело будет трудным уже само по себе).

Мои предложения.

1. Прислать в университет авторитетную комиссию (недостаток прежних комиссий состоял в том, что они не были достаточно влиятельными и не всегда добивались результатов, хотя и давали правильные оценки) от Отдела науки и учебных заведений ЦК КПСС и Министерства высшего и среднего специального образования РСФСР (или СССР) для анализа руководства факультетом со стороны ректората и парткома и для объективной оценки результатов этого руководства. Было бы полезным, на мой взгляд включение в состав этой комиссии филологов высшей научной квалификации (хорошо бы профессоров Московского или Ленинградского университетов).

2. Считаю совершенно необходимым удалить доц. Г.Е. Веделя с факультета и освободите доц. X. Морено-Пальи от должности декана. Речь идет в данном случае даже не о наказании этих деятелей за развал факультета (различные взыскания за это Г.Е. Ведель получал и раньше). Просто эти фигуры стали теперь настолько одиозными, что ни о каком привлечении новых работников (а следовательно ни о каком серьезном улучшении дел) без отстранения их от руководящих постов говорить не приходится.

3. Решить вопрос о декане, способном добиться перелома в деятельности факультета и прежде всего укомплектовать его филологами высокой научной квалификации. Если это решение не будет найдено, то факультет следует слить с филологическим, хотя бы до тех времен, когда возникнут условия для создания крепкого научного руководства факультетом романо-германской филологии.

4. Уже в этом году создать кафедру зарубежной литературы и навести порядок в преподавании этой важнейшей дисциплины.

5. Все курсы по общему языкознанию изъять с кафедр филологии (где они читаются работниками, не имеющей необходимой подготовки) и передать на кафедру общего языкознания.

6. Устранить нарушения учебного плана, отмеченные последней комиссией. Пересмотреть состав Совета факультета.

Все другие недостатки могут быть постепенно устранены в ходе повседневной работы.

Зав. кафедрой французского языка доктор филологических наук профессор В.А. Лисицкий. Воронеж, 11 апреля 1968 г. Адрес: Воронеж-38, ул. Пешестрелецкая, д. 139 кв. 30. Лисицкий Виктор Афанасьевич.