Текст книги "Лучший полицейский детектив"
Автор книги: Владимир Моргунов
Соавторы: Вадим Молодых,Елена Федорова
Жанры:
Полицейские детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)
17
Вечер четверга, 16 сентября
Савичев прибыл в кабинет Менькова ровно я пять вечера. Пунктуальность, заслуживающая быть отмеченной – с учетом «пробок» на дорогах в это время дня. Правда, до того Савичев предварительно позвонил старшему следователю и предупредил, что может опоздать.
– Василий Витальевич, – сразу начал Меньков, – я добился изменения меры пресечения для вас вовсе не потому, что восхитился вашей храбростью, когда вы отважились свидетельствовать против Федяева. Просто я прекрасно понимаю, что отвечать убийством на угрозы Федяева мог только абсолютно безрассудный человек. А вы наверняка к таким не относитесь.
– Спасибо, Михаил Юрьевич, за столь лестную для меня оценку, – Савичев отвесил неглубокий поклон – скорее это походило на замедленный кивок. – Но ведь несколько дней назад вы думали иначе?
– Я представьте себе, забыл, о чем и как я думал несколько дней назад, – совершенно бесстрастно отреагировал Меньков. – А в данный момент меня интересует то, что вы думаете о покушении на вас.
– Ого! И вы об этом тоже знаете? – удивление Савичева выглядело искренним.
– Так ведь служба такая, – улыбнулся Меньков. – И случилось это достаточно давно, в воскресенье вечером. Случилось ведь?
– Случилось, – подтвердил Савичев. – Но вряд ли в меня стрелял человек, которому меня «заказал» Федяев.
– Откуда такое заключение?
– Федяев хоть и из «новых русских», но не до такой степени придурок, чтобы через пару дней после очной ставки убирать свидетеля. То есть, меня. Хотя, как вы слышали, он мне угрожал.
– Ладно, Федяев вас «заказал» или кто-то другой, или вообще никто не «заказывал» – это еще предстоит выяснить. Может быть, вас с кем-то перепутали. Вы не думаете, что вас с кем-то перепутали?
– Хм… Не знаю. Наверное, все-таки, не перепутали. Стрелявший меня хорошо видел. С другой стороны, я не понимаю, как меня могли подстеречь в нужном – в безлюдном – месте в нужный момент – когда уже вечерело, и народу в гаражах уже почти не было.
– Неужели никто не знал о том, что вы собирались в тот день уехать утром, а вернуться вечером?
– Знали. И даже не один человек – несколько. Во-первых, в гараже в субботу я сказал соседу, что завтра меня не будет с утра и до вечера. И что, если он не хочет меня ждать часов до шести вечера – а раньше я возвращаться не планирую – то пусть занесет мне эту штуку домой.
– Какую штуку?
– Сварочный аппарат. Сварганил как-то по случаю – сверхлегкий получился и сверхмощный. Так что все соседи норовят им попользоваться. Мужик этот в моем доме живет, только в другом подъезде, и гараж его от моего гаража тоже недалеко.
– И сосед занес вам этот аппарат домой?
– Да, вечером. Часов в восемь. Когда уже стемнело.
– А еще кто знал о вашем отъезде?
– А еще тоже соседи – я даже не обратил внимания, сколько их на лавочке сидело. Мне напомнили – опять же в субботу вечером, что завтра, дескать, футбол в девятнадцать ноль-ноль. Ну, я сказал, что вернусь в шесть вечера, чтобы поспеть. Хотя вообще-то я к футболу почти что равнодушен. Да, еще о моем отъезде и о точном времени моего возвращения знал один мой старый знакомый. Тот хотел заехать ко мне и взять компьютерную программу, антивирусную.
– Это разве такой уж дефицит? – Меньков удивленно поднял брови.
– Для кого как, – усмехнулся Савичев. – Он, этот знакомый мой, хоть и моложе меня на целых двенадцать лет, но «чайник» безнадежный. И вообще он зануда редкостный. То есть, проще ему уступить, чем отказать. Он мне и в пятницу звонил, и в субботу – и все на нехватку времени жаловался. Дескать, никак не мог он времени выкроить, чтобы заскочить ко мне.
– Ясно. Вы, конечно, помните адрес своего приятеля-«чайника» и соседа по гаражу и дому?
– Приятеля помню, а вот соседа я только по фамилии помню. Знаю еще, что он в первом подъезде нашего дома живет, – Савичев развел руками.
– Ладно, фамилия так фамилия…
Меньков записал фамилию соседа Савичева. И фамилию приятеля-«чайника», с его адресом и телефоном тоже.
А Савичев внезапно выдал:
– Знаете, меня только что одна мысль посетила… Это наверняка важно. Сдается мне, что никто меня убивать не собирался…
– То есть?!. – вскинулся старший следователь.
– Скорее всего, попугать просто хотели.
– И на чем же это ваше предположение основывается?
– Когда я обернулся, услышав собачий визг, расстояние от меня до того стрелка было метров сорок. Он промахнулся, хотя я еще спокойно стоял на месте. Можно, конечно, допустить, что он безнадежный мазила. Но что мешало ему стрелять в меня с более близкого расстояния – еще там, среди гаражей?
– Может быть, может быть… – пробормотал Меньков.
Он внезапно понял, что предположение Савичева, скорее всего, верно.
«Да, если Савичева хотели и в самом деле убить, это следовало делать не в таком месте – проще всего можно было застрелить Савичева в его гараже. Или потом пройти за ним и выстрелить с расстояния метров в десять, но не в сорок. Тем более, что пистолет в самом деле был снабжен глушителем – уж Савичев-то зверь стреляный, он ошибиться не может. А если потенциальный убийца Савичева просто трусил, сильно волновался? Ну да, оттого и попал уже с расстояния метров в восемьдесят в другого человека?»
Как выяснилось, другому человеку – тому парню, что случайно вышел с девушкой навстречу Савичеву – ничего серьезно не угрожало.
Неизвестный стрелял из пистолета ТТ с глушителем – значит, дальность полета пули существенно уменьшалась. Конечно, на расстоянии метров десять-пятнадцать пуля калибра семь шестьдесят две, выпущенная из ствола ТТ, пробивает бронежилет. Тут ТТ превосходит пистолет Макарова. Хотя пуля из «макара» и обладает гораздо бОльшим останавливающим действием. Но более легкая, меньшего калибра пуля из «тэтэшника» вылетает из ствола с бОльшей скоростью. С учетом этого фактора да еще заостренной формы пули «бронебойные» качества ТТ легко объяснимы.
Но, как ни крути, прицельная дальность ТТ и пистолета Макарова одинакова – пятьдесят метров. И пуля ударила парню в живот, будучи уже, что называется, на излете. Она не пробила брюшину, а застряла в мышцах сбоку, с правой стороны. Поэтому пулю очень легко извлекли.
Дальнейшая судьба извлеченной пули складывалась следующим образом: в больницу приехал дежурный следователь из милиции и забрал ее. На следующее утро – в понедельник – пуля попала в областной ЭКЦ, экспертно-криминалистический центр. И довольно скоро была идентифицирована. Пистолет, из которого эта пуля вылетела, «засветился» в трех эпизодах. А эпизоды имели в сумме четыре трупа – в одном случае из «тэтэшника» уложили двоих сразу.
Самое важное обстоятельство, значительно сужающее круг поиска – все убийства произошли в Приозерске.
– Перед тем, как вас отпустить, Василий Витальевич, мне хотелось бы уточнить одну очень важную деталь, – старший следователь улыбался, но внутренне поднапрягся – от ответа Савичева будет зависеть и ответ на вопрос, который он, Меньков, задавал самому себе.
– Пожалуйста, – нечто, похожее на улыбку, появилось на бесстрастном лице Савичева. – Буду рад вам помочь.
– Вчера вы в телефонном разговоре со мной заявили, будто бы видели одного из милиционеров, проводивших у вас обыск, вместе Федяевым две недели назад.
– Почему «будто бы видел»? – Савичев скривил губы в ухмылке. – Я могу хоть под присягой, хоть, как там у вас это называется, под протокол подтвердить это. Этот мордатый тоже – я имею в виду, что вместе с Федяевым – пинал ногами лежащего на земле человека. И этот мордатый стрелял в меня. То есть, не в меня, конечно – в мою сторону.
– А вы не могли ошибиться?
– Не мог. Вон у вас на столе книжица лежит какая-то. Раскройте ее на любой странице.
Меньков удивился такой просьбе, но, взяв со стола томик УПК, раскрыл его. А Савичев встал со стула и отошел назад на три шага.
– Так, – сказал он, – читаем: «пункт четырнадцать, скобка, кассационная инстанция – суд, рассматривающий в кассационном порядке уголовные дела по жалобам и представлениям на не вступившие в законную силу приговоры, определения и постановления судов первой и апелляционной инстанций; пункт пятнадцать, скобка, момент фактического задержания – момент производимого в порядке, установленном настоящим Кодексом…»
– Достаточно! – прервал его Меньков, потом взглянул на страницу и поразился:
– Буквально буква в букву!
– Вблизи-то я сейчас хуже вижу, чем в молодости. Полста и пять годов все же землю топчу. Но на расстоянии – вы сами убедились. У мордатого внешность приметная – как и у Федяева. А видел я их, как уже говорил, с расстояния метров в сорок с небольшим. Так что очень даже хорошо их запомнил.
– И на суде сможете сказать то же, что сказали сейчас? – Меньков хотел улыбнуться, но не стал – натянутой улыбка вышла бы.
– На суде? Конечно, скажу.
18
Вечер четверга, 16 сентября
– …И насколько сложно по психологическому «почерку» «вычислить» преступника?
– Легко, – Татьяна состроила скучную гримаску. – Существует целая программа – «Личностно-преступное профилирование». Ты о такой, небось, и не слыхал?
– М-м… – Меньков изобразил вспоминание.
– Именно. «М-м», – Татьяна вздохнула. – Твои коллеги, как и сорок, как и пятьдесят лет назад, действуют согласно марксистской установке на то, что бытие определяет сознание. И посему, если в обществе человек человеку будет друг, товарищ и брат, то неоткуда будет в этом обществе взяться преступникам и прочим моральным уродам.
– Плохо ты думаешь о моих коллегах. У них мнение по этому вопросу почти диаметрально противоположное. Так в чем смысл и соль программы… профилирования?
– А надобно тебе знать, что в рамках этой программы один неглупый дядька с буржуинского Запада – кличут этого дядьку Джон Дуглас – разработал метод построения психологического профиля неизвестного преступника.
– Ага, психологический портрет?
– Это не совсем то, о чем ты подумал, – свояченица произнесла это так, будто Сеньков подумал о чем-то неприличном. – Сфера применения психопрофиля – это преступления, в которых преступники в значительной степени индивидуализируют себя…
– … Не в лоб, так по лбу!
– Не перебивай старших! Это значит, что преступник выражает в преступлении собственные фантазии. То есть, повод для преступления – именно его собственная фантазия.
– То есть?… – Меньков помахал пальцами у виска.
– Бедовый ты мальчонка, Мишаня, – Татьяна покровительственно улыбнулась. – На лету все схватываешь. Верно, с определенными оговорками можно сказать, что психопрофиль используется в случае, когда есть основания подозревать наличие у преступника какой-либо формы социопатии.
– Опять выражаешься нецензурно. Социопатия и психопатия что-нибудь общее имеют?
– Сейчас термин «психопатия» психиатрами уже почти что не применяется – потому что превратился он в расхожее выражение, в обидное ругательство. Утратил свое, так сказать, клиническое содержание.
– Но как-то же таких психов называют сейчас?
– Да, их определяют как больных с «расстройством личности». Хотя и психопатами тоже продолжают называть.
– Ясно, – кивнул Меньков, – но не в терминах дело…
– А в чем?
– А вот послушай меня. Сможешь ли ты, применяя это свое… профилирование, решить одну задачку…
И Меньков коротко рассказал Татьяне об изнасиловании и убийстве Вероники Федяевой. Но умолчал о том, что отца девочки тоже впоследствии убили – зачем загружать психолога ненужной информацией?
Татьяна слушала очень внимательно, просила кое-что уточнить. Потом, немного подумав, вынесла вердикт:
– В общем-то, знаешь ли, я ставлю три к одному, что преступление это – изнасилование и убийство девочки – совершил именно урод, страдающий «расстройством личности», но никак не сексуальный маньяк.
– Ну, Тань, сильна ты по части парадоксов! – Меньков шумно выдохнул. – Это почему же ты пришла к такому парадоксальному выводу?
– Вспоминается мне фраза из какого-то детективного фильма, который я смотрела лет двадцать назад: «Фактов нет, интуиция». Во-первых, ты сам говорил, что схожих преступлений не было с… С какого времени?
– С марта этого года. Но маньяк может долгое время не проявлять активность…
– Он мне будет рассказывать о маньяках! – Татьяна обратилась, похоже, к люстре на потолке – потому что ее исполненный муки взгляд был устремлен именно туда. – Маньяк на одном зациклен, а тип с «расстройством личности»… В общем, как выражаются в Одессе, слушай меня сюда. Ты должен проверить все случаи циничного хулиганства, жестоких избиений и тому подобных вещей за последние полгода или год. А также случаи попыток изнасилования. Или даже изнасилований, о которых жертвы предпочитали не сообщать в милицию. Бывает же такое – что не сообщают?
– Конечно! И ты не хуже меня это знаешь.
– Да, разумеется. Встречались у меня такие пациентки… И все, что соберешь, сбросишь на мой имейл адрес. Помнишь его?
– Еще бы не помнить!
– Так, теперь о предполагаемом преступнике – которой, предположительно, страдает «расстройством личности». Не может быть, чтобы этот тип не «засветился» – нарушения поведения оказываются главной отличительной чертой такого субъекта и он не чувствует неправильности своих действий и того, что называют модусом поведения, – Татьяна выдавала мудреные термины без запинки, словно считывала текст откуда-то. – Одним из важных симптомов является эгоцентризм с неспособностью к сопереживанию, сочувствию другим. Хотя каких-либо формальных расстройств мышления у них нет, логика таких субъектов отличается крайней аффективностью. Последнее слово тебе понятно?
– Конечно – «состояние аффекта», – Меньков всем видом показал: «обижаешь, мол».
– Правильно. Этот псих прет напролом – против всего и всех. Его поведение чаще всего направлено против мнимых обидчиков, против общества в целом. И мораль, и законы – это не для него, он мораль и законы нагло, демонстративно игнорирует.
– Хм, и много таких… сдвинутых?
– Не больше десяти процентов от общего числа людей. Скорее лишь каждый двадцатый страдает «расстройством личности», чем каждый десятый. Так утверждает статистика.
– Ну да, как же – статистика, – проворчал Меньков. – Да среди молодежи сейчас каждый пятый наверняка такой. Циничные, до беспредела наглые…
– Не путай, пожалуйста, изъяны воспитания с психическим расстройством! А насчет молодежи ты прав – по статистике «расстройство личности» среди молодежи встречается в четыре раза чаще, чем среди людей солидного возраста. Среди преступников таких типов – примерно треть.
* * *
Предположение Татьяны о том, что преступление совершил психопат, основывалось на интуиции – как она и призналась. Но интуиция тоже не зиждется на пустоте – она должна иметь под собой какую-то основу, какие-то факты. Разговаривая с Меньковым, Татьяна вспомнила молодую женщину, обратившуюся к ней чуть больше месяца назад…
… Карина недавно рассталась со своим гражданским мужем. Слово «расставание» звучит трагически, звучит пафосно, даже старомодно звучит. Слово «расставание» означает разрыв былых связей, а в самом печальном случае – разлуку любящих сердец. В общем-то, расставание мужчины и женщины подразумевает собой прошлую – прошедшую – любовь.
Но выяснилось, что любви как таковой и не было. Совместное проживание, секс, общие знакомые (в массе своей не очень приятные в общении), совсем немного общих интересов.
И все. Ну, может быть, чуточку еще чего-то. Сущий мизер еще чего-то.
Одинокая женщина в двадцать пять – ситуация очень даже поправимая. Так говорили все подруги Карины, так говорила ее мать.
Она в мать пошла. И внешностью, и – увы, к этому все идет – судьбой.
Отец Карины ушел от матери, когда девочке едва исполнилось два годика, а матери – двадцать пять, как сейчас Карине. Алименты платил исправно, но не более того. Карина его так ни разу и не увидела – и мать этого не хотела, и он сам не стремился (по словам матери) на дочь посмотреть, и дочь тоже не особо жаждала общения с папашей.
Карина – эффектная брюнетка. Ее мать, на которую она очень похожа, тоже потрясающе выглядит – не только, в молодости, но и в нынешние свои сорок восемь. Не просто эффектная, а, как принято писать в таблоидах и теле– и кино обзорах, откровенно красивая. Женщины с такой внешностью в нынешние времена выходят замуж за олигархов. Или хотя бы становятся их постоянными любовницами – со всеми вытекающими последствиями вроде подаренной виллы в Испании либо, на худой конец, в Болгарии.
Не получилось у Карины с олигархом. Даже с заместителем директора по коммерческим вопросам не срослось (не связалось, не склеилось). И вроде неглупая, и образование приличное.
– Нету у нас с тобой жизненной хватки, – так мать объясняет свои и дочкины неудачи в карьере и личной жизни.
Уйдя из квартиры, которую снимал для них двоих гражданский муж, Карина уже на следующий день ощутила нехватку «мизера чего-то». И стала сама себя жалеть. Неожиданно – даже для самой себя – попросилась в отпуск. Не рассчитывала, конечно, что начальница ее отпустит – в июле слишком много желающих отпуск получить. Но начальница, наверное, знала о ее – пусть не расставании – разъезде. Наверняка даже знала. Начальница сама в разводе с мужем жила уже лет десять, взрослую дочь «пристроить в жизни» пыталась. Поэтому отнеслась к просьбе Карины с сочувствием.
И вот Карина, устроив небольшой междусобойчик в их коллективе, состоявшем почти что из одних только женщин, на следующее утро проснулась свободной.
Или почти свободной. Несвобода ее заключалась в собственном организме. Немного болела голова и вообще во всем теле ощущалась некоторая разбросанность (выражение бывшего – гражданского! – мужа). А все оттого, что нарушен главный принцип потребления спиртных напитков – их ни в коем случае нельзя мешать. Коньяк, шампанское и ликер – это даже для записных пьяниц нелегкое испытание. А для Карины, выпивавшей по одной бутылке того, другого и третьего в течение примерно трех месяцев, испытание оказалось слишком суровым.
Проснулась Карина в квартире матери, конечно. А мать уже часа два назад уехала на работу.
Выпив крепкого кофе и апельсинового сока, Карина решила отправиться на озеро. Вода, ветерок, запах сосновой смолы – это как раз то, что нужно больному телу. А больной душе в данном случае более всего прочего подходит одиночество – в будний день, да еще в первой половине дня на озере народу много не бывает.
Если наблюдать северный берег озера на экране телевизора – или на мониторе компьютера – то нельзя отделаться от ощущения, будто смотришь рекламный ролик с изображением пляжа где-нибудь на Балтике. Не очень синяя – скорее свинцовая – вода, песочек и сосны.
Но в Приозерске в июле жара стоит, как правило, «африканская». То есть, в тени тех же сосен температура воздуха запросто достигает тридцати градусов по Цельсию, а то и выше. А уж этим и тридцать пять почти постоянным явлением стали. Спасает только то, что вода в озере – благодаря множеству бьющих со дна ключей – не очень теплая.
Пробыв в этой бодрящей водичке минут десять, Карина почувствовала если не полное исцеление, то уж значительное улучшение состояния своего тела – да и души тоже – наверняка. Теперь оставалось лечь так, чтобы голова была в тени деревьев, а слегка продрогшее тело оставалось на солнышке.
Легкий ветерок, почти полная тишина – на берегу детей было не так уж много, да и вели они себя смирно, не галдели и не визжали. Вот Карина и задремала.
А пробуждение ее больше напоминало кошмар. На нее кто-то навалился. Тело тяжелое, дышать стало почти невозможно. И этот кто-то целовал ее – не просто целовал, кусал за губы. Грубые руки мяли грудь.
Ощущение нереальности длилось недолго. Волна ужаса, неконтролируемого страха, зародившаяся внутри сознания, заставила тело действовать. Карина выгнулась дугой, пытаясь сбросить с себя насильника.
В том, что ее пытаются изнасиловать, она не сомневалась. Когда в интернете ей попадались картинки, изображающие секс на пляже, в окружении едва ли не толпы свидетелей, она думала о женщинах на этих картинках. Это законченные шлюхи, окончательно потерявшие не просто стыд, но и облик человеческий под влиянием алкоголя или наркотиков, или?… Или это жертвы насилия?
Попытка хотя бы частичного освобождения из-под чужого тела Карине не удалась. Зато ей удалось освободить свой рот. Резко повернув голову набок, она громко закричала. Что кричала? Кажется, «помогите!» Громко кричала. Как говорят в таких случаях – как резаная.
Но проходили секунды, и картинки, изображающие секс на пляже, мелькали в памяти Карины все настойчивее, словно предвещая неотвратимое – сейчас то же произойдет и с тобой. Грубая рука охватила лобок женщины, и это прикосновение придало ей силы – силы не только отчаяния, но и безжалостности, жестокости загнанной жертвы.
Она сначала боднула насильника лбом в нижнюю часть лица. Тот замычал – сильно досталось по губам – и приподнял голову.
Это оказалось достаточно для того, чтобы в следующее мгновение ногти Карины (прощай, акриловый нарост!) прошлись снизу вверх по его глазам – точнее, по векам, которыми он рефлекторно глаза прикрыл.
Насильник свалился на бок, освобождая тело Карины от своего тела. Она откатилась в противоположную сторону – еще дальше от него.
Теперь она могла рассмотреть этого психа. Совсем молодой, мальчишка еще. Хотя рослый, крупный, мускулистый.
Вот он отнял руки от лица. Сел. Лицо его, хоть и с правильными чертами, показалось Карине очень неприятным, отталкивающе-уродливым. Больше всего поразили ее широкие – сейчас просто неимоверно раздувшиеся – ноздри незнакомца.
Он посмотрел на ладони – кровь. И по лицу – в подглазьях, на скулах – тоже кровь. Ноготки Карину не подвели.
В следующее мгновенье страшный удар открытой ладонью заставил Карину, поднявшуюся на колени, свалиться набок.
Она услышала звон в собственной голове, увидела синеватую вспышку перед глазами, ощутила сначала онемение в левой стороне лица, потом нарастающую боль и соленый привкус во рту.
– Ну, погоди, кукла! – прорычал незнакомец. – Я тебя еще напялю!
Он легко вскочил, выпрямился и пошел прочь от Карины.
Она прикоснулась рукой к губам – кровь. В левом ухе звон сменился шумом. Карина просто физически ощущала, как вспухает левая скула.
Встала на ноги. Головокружения не чувствовала. Тошноты тоже. Значит, сотрясения мозга нет. Посмотрела по сторонам. Прямо перед ней – мужчина и женщина. Ее возраста или чуть старше. Правее – семья из трех человек: мужчина в возрасте лет сорока, женщина – очевидно, его жена – и мальчишка-подросток. Слева, поближе к воде, компания молодежи – два парня, две девушки. Все они находились от нее на расстоянии, самое большее, метров в тридцать. Все они – если среди них нет глухих – слышали ее крики.
И всем им не было до нее никакого дела. Ее могли изнасиловать. Ее могли изувечить.
Быстро одевшись и свернув подстилку, она пошла к остановке автобуса. Пошла через лес, чтобы, во-первых, сократить путь, а во-вторых, не видеть вблизи людей, лежавших и сидевших на берегу озера. Карина чувствовала, угадывала, как они будут смотреть на нее – как на жертву, которая «сама виновата».
Тебе в больнице переливали кровь, в результате чего ты стал ВИЧ-инфицированным? Сам виноват – надо следить за своим здоровьем, тогда и не будешь нуждаться в переливании крови. Ты переходил улицу на зеленый свет по пешеходному переходу, и тебя сбил пьяный «мажор» на «мерсе» («бентли», «хаммере»)? Сам виноват – надо внимательно смотреть по сторонам. Тебя изнасиловали (ограбили, изувечили, убили) в темном переулке? Сам виноват – ты «виктимен», то есть, у тебя «комплекс жертвы».
Ты виноват потому, что тебе не повезло! Ты неудачник! Ты зачумленный! Ты носитель ВИЧ-инфекции! Твои проблемы – это твои проблемы, а нам до тебя не может быть никакого дела!
В автобусе Карина прикрывала рукой левую скулу и глаз – она чувствовала, как раздувается опухоль, и синяк уже наверняка появился.
Дома взглянула в зеркало – так и есть. «Фингал» на скуле и под глазом, левое ухо покраснело и распухло. На люди показываться нельзя ни в коем случае. Как ей повезло, что отпуск только-только начался. Хорошо начался, нечего сказать.
Матери, вернувшейся вечером, кое-как объяснила: к ней приставали, она влепила пощечину, ей врезали в ответ.
Мать схватилась за телефон: надо немедленно сообщить в милицию, надо «снять побои» – или как это сейчас называется – этого подонка надо найти и наказать.
На резонный вопрос Карины – кто будет искать и наказывать? – мать, уже поостывшая и поскучневшая, промямлила: ну да, конечно, сейчас ни правды, ни защиты ждать неоткуда. И завела нудную песню на тему «не родись красив, а родись счастлив да притом еще и с жизненной хваткой».
Карина провела в квартире двое суток. Не хотелось никого видеть. И слышать тоже – потому и отключала телефон, когда мать уходила на работу. Вечером запиралась в своей комнате, включала компьютер и рассеянно бродила в дебрях интернета.
Карина вдруг осознала – она никому, ну совсем никому не нужна. Если не считать, конечно, разных психов, которых она интересует исключительно как предмет для удовлетворения их похоти.
Впрочем, нет – еще она и ее мать могут интересовать «черных риэлтеров», занимающихся квартирным рейдерством. В Приозерске такие орудовали, причем, насколько Карина могла верить публикациям в интернете, орудовали при поддержке милиции. Так что, они с матерью – вернее, их квартира – могут попасть в поле зрения этих самых «черных риэлтеров». Ведь ее, Карины, драгоценный папаша, эту квартиру когда-то получал, являлся, по-казенному выражаясь, ответственным квартиросъемщиком. Жест с его стороны благородный – оставить квартиру им с матерью, а не заниматься по-жлобски разделами-разъездами. Но кто знает, какие он тогда, двадцать три года назад – или намного позже – документы подписывал?
А еще ее могут походя полоснуть ножом по шее вечером на пустыре – Карина клип в интернете недавно смотрела, в котором убийца на следственном эксперименте будничным тоном, очень спокойно повествовал о том, как девушка, которой он приставил нож к горлу, «очень неосторожно качнулась вперед, а потом вдруг перестала сопротивляться».
Victim. Жертва.
Объект чьей-то охоты.
Ее стали мучить ночные кошмары. В ее снах присутствовал некто очень зловещий, немыслимо безжалостный, неимоверно жестокий. Точнее, их, преследователей, было несколько – она не могла знать, сколько именно. Хуже всего было это незнание – кто, в каком количестве и что сотворит с ней.
Она стала кричать по ночам – раньше с нею это случалось крайне редко. Разбуженная и донельзя встревоженная мать прибегала к ней, успокаивала и сразу же начинала излагать варианты исцеления: церковь, экстрасенс-целительница, врач-психиатр.
После пятой ночи кошмаров (которые вообще-то преследовали ее не каждую ночь) Карина позвонила по номеру телефона, размещенному на интернет-сайте психолога Татьяны Муромской.







