Текст книги "Лучший полицейский детектив"

Автор книги: Владимир Моргунов

Соавторы: Вадим Молодых,Елена Федорова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

– Упала с кровати, – отвечает безутешная мать.

Я стою и думаю: «У кого с кровати не падали дети? У всех падают. Но отчего-то все не умирают, слава Богу»!

– И что?

– И все! Умерла.

– Так сразу?

– Да, – очень односложно отвечает мать.

Думаю: «Нет, что-то тут не так»! И начинаю выспрашивать обстоятельства гибели ребенка дальше.

– А какой у вас пол в доме?

И слышу ответ, от которого у меня уши, образно говоря, сворачиваются в трубочку и отпадают: «А у нас старая хата, поэтому нет пола, вместо него – утоптанная земля». На дворе – конец восьмидесятых! Но, даже с поправкой на то, что хата – старая, а муж – ленивый и не хочет сделать нормальный пол, утоптанная земля – мягкий материал. Ребенок никак не должен был получить от такого падения серьезную черепно-мозговую травму!

– И от удара об утоптанную землю ребенок умер? – продолжаю выспрашивать родственников. И неожиданно слышу ответ, от которого можно самому рухнуть в обморок от смеха, извините за кощунство!

– А чтоб легче было вставать с кровати, мы под нее положили железную плиту.

Вы можете себе это представить? Стараясь соблюдать спокойствие и не спугнуть этих горе – «родителей», я оставляю их ждать под кабинетом фтизиатра, а сама иду в приемное отделение и начинаю вызванивать местную прокуратуру. Обрисовываю им ситуацию и приглашаю на вскрытие по причине подозрения на убийство. В условиях маленького района можно достичь организационной оперативности. Поэтому, буквально через минут десять у меня в будке собралась оперативная группа. Развернуться там было негде, поэтому работала я только со следователем прокуратуры, а все остальные ждали на крыльце наших результатов.

Девочке было месяца четыре, тельце было уже подгнившее, на что, видимо, и рассчитывали родители. Но в мягких тканях головы довольно четко определялись два массивных кровоизлияния, расположенные практически симметрично в проекции обоих теменных бугров. И вот тут-то, единственный раз за всю свою работу с черепно-мозговыми травмами у маленьких детей, я увидела то, о чем даже не читала. Валерий Михайлович знает, не даст соврать, что костная ткань у детей лет до восьми достаточно мягкая, хрящевидной консистенции. Поэтому, если у маленьких детей случается ЧМТ, то практически, никогда не бывает таких оскольчатых или фрагментарных переломов, как у взрослых. Косточки у них ломаются по типу повреждения «зеленой ветки». То есть линии перелома незавершенные, между отломками сохраняется костная связь. А у нашего несчастного дитяти были выраженные оскольчатые переломы в форме паутины. Я уже не помню, с какой стороны повреждения были более массивные, но суть не в этом. Под оболочками мозга тоже были значительные кровоизлияния. В ткани головного мозга, который по консистенции сейчас напоминал густоватую кашицу, все-таки определялись кровоизлияния. Конечно, мне удалось набрать материал для гистологов и картина была ясна.

– Вы идите к ним первая, попробуйте их расколоть, а мы будем рядом и через пару минут подойдем, – сказал следователь.

Я отправилась выписывать свидетельство о смерти. К диагнозу родители были готовы, ведь у их дочери, действительно, была черепно-мозговая травма. Но, когда в графе «род смерти» я подчеркнула рубрику «убийство», они начали громко возмущаться. Краем глаза я заметила движение у приоткрытой двери и проговорила:

– Конечно, это – убийство! Ребенок кричал, спать не давал? Положили на пол, головой на правую (или левую – сейчас уже не помню) сторону и из всех сил ногой ударили по левой?

Я думала, что «колоть» их придется долго и нудно, но мои слова были настолько неожиданными для них, что молодой папа подскочил на стуле и воскликнул: «Как Вы узнали»?

– Так что случилось, что Вы убили своего ребенка? – спросил вошедший следователь.

– Так доктор сказала же … Не давала нам спать… Кричала все время…

– Так, может, ей чего-то не хватало? Может, она хотела поесть, попить, животик болел, жарко было? Ребенок до года ничего не может сказать или показать. Он может только кричать или плакать, если его что-то беспокоит. Тогда я не смогла сдержаться и прочитала им мини-лекцию по основам педиатрии. Поэтому и сейчас нашим студентам я всегда говорю о том, что прежде чем родить ребенка, надо хорошо подумать, сможешь ли ты быть родителем. А то у нас все рассчитывают на бабушек и дедушек. А в принципе – это же неправильно. О ребенке должны заботиться именно родители. Они должны проводить с ребенком бессонные ночи и дни без отдыха. Бабушки могут помочь. Иногда. Но основная ответственность лежит на родителях. И вот если ты точно взвесил все и решил, что тебе хватит терпения и сил, тогда можно рожать. А если ты еще не нагулялся, не набегался по дискотекам, не насмотрелся фильмов по вечерам, не отоспался за беззаботную юность, – ты еще не готов к семье.

– О-о, если бы так все подходили к созданию семьи, то у нас бы никто не женился, вымерли бы давно, как нация, – возразила Юля.

– Почему? Американцы, французы и прочие народы же не вымирают. У них тоже иногда случаются детоубийства, но в процентном соотношении – меньше, чем у нас, – не согласилась с ней Дина.

– Ну-у, у нас так принято, что бабушки должны помогать.

– А это – неправильно. Они не должны, а могут. У них же должна быть своя жизнь, они своих детей уже вынянчили. Как думаете?

Молодые сотрудницы были явно недовольны словами Гнатенко, потому что им всем помогали родственники. А Игорь и Валера согласились с Диной, потому что в их семьях родители сами воспитывали своих девочек.

Дискуссию прервал появившийся, наконец, участковый из М. района.

– Приветствую, Валерий Михалыч, Диналексевна! Как вам наша находка?

– Это ваш выпотрошенный ребенок?

– Наш, наш… Знаете, у нас все просто в шоке!

– У нас – тоже! А предполагаемый убийца есть?

– Да, думаем, что это одна многодетная мамаша. Завтра привезем к вам.

– А чего не сегодня?

– Так допрашиваем еще ее и родственников, сличаем показания…

– Мотив уже известен?

– А она не говорит. У нас там есть такой хороший психиатр, так он считает, что она послеродовый психоз изображает.

– Понятно! А как она к своим детям относится?

– В том-то и дело, что – нормально.

– Так, может, это – не она?

– Она, Валерий Михалыч. Все видели, что она с животом ходила, а сейчас – он исчез. Но она, похоже, и правда чокнулась. Я не знаю – навсегда или это временно у нее. Но производит впечатление того, что находится где-то, но не здесь.

– А Вы думаете, что убить собственного ребенка – легко? – спросила Дина.

– Да я даже представить такое не могу, – ответил старшина, – Короче, завтра к девяти постараюсь ее привезти.

– Хорошо. Я пока подготовлю заведующую женской консультацией, – решила Дина и позвонила Любови Ивановне Воронко, возглавлявшей службу акушерства и гинекологии в районе.

– Добрый день, Любовь Ивановна! Узнали? Отлично! Как у Вас дела? Хорошо! А у нас к Вам есть дело… Да, конечно. Нам вместе с Вами надо завтра с утра посмотреть одну родильницу. На предмет бывших родов. Когда? У нас нет сведений. Думаю – пару дней назад. Да, приготовьте, пожалуйста, лишний набор инструментов для осмотра. Спасибо, Любовь Ивановна, до завтра.

– Ну, все. С Воронко на завтра я договорилась. Идем в зал? – судмедэксперт вопросительно посмотрела на участкового.

Старшина перекрестился.

– Как я не люблю это дело!

– А кто может любить такое? Вы думаете, нам нравится? Но Вы же должны все увидеть сами?

– Ото ж бо й воно!

И Дина, и Муслий понимали, что настал тот момент, когда оттягивать неприятное предстоящее дело надо было дальше невозможно. Надо было отправляться в морг.

– Ладно, я пошла, – мрачно отважилась Дина, сурово надвинув на лоб шапочку. – Кто со мной?

Тетя Лиля зажмурилась в страхе и отчаянно замотала головой. Юля изо всех сил вжалась в стул. Старшая лаборант поняла, что на сегодня ей не избежать работы в секционном зале, и заметив: «Если изнасилование – неизбежно…», стала переодевать халат.

Выпотрошенная

Беззащитное тельце девочки теперь казалось еще меньше, чем когда его впервые развернули от тряпок. Бледная обескровленная куколка безучастно лежала на громадном холодном секционном столе. Но Дине, по-матерински инстинктивно, хотелось прижать ее к себе и согреть. Вместо этого, ей приходилось, наоборот, анатомически раскрыть все то, что еще было возможным для исследования.

– Возможно, даже была слегка недоношенная, – задумчиво произнесла Дина, рассматривая крошечные ногтики на пальчиках рук и ног погибшей девочки.

– Понимаете, мы сейчас не можем ни вес определить, ни признаки живо– или мертворожденности. Но логически – понятно, что она родилась живой, иначе ее бы не выпотрошили.

– Мать, наверное, ее сначала задушила, а потом…

– Нет, ее не душили.

– А как Вы это узнали, доктор? Ведь органов нет!

– У механической асфиксии – удушья есть, кроме внутренних, еще и наружные признаки. Например, синюшность, точечные кровоизлияния в белковые оболочки глаз и другие. На теле этого нет.

– А как же тогда ребенок умер?

– Вы имеете в виду – каким способом? Или какова причина смерти?

– И – то, и – другое.

– Это может быть пассивное детоубийство. Просто оставила ребенка без ухода на несколько часов. И ребенок умирает от голода…

– От холода?!

– Теоретически – тоже могло быть, но не практически в данном случае.

– Почему?

– Признаков смерти от общего переохлаждения организма – розовой окраски трупных пятен, кожных покровов, и слизистых оболочек тоже нет. Хотя, честно говоря, трупных пятен я тоже особо не заметила.

– Значит, все-таки, хоть и без органов, мы можем кое-что установить?

Дина кивнула головой, но затем поправила старшину:

– Скорее, не установить, а исключить кое-что.

– Но за счет этого круг возможных причин смерти все же сужается?

– Да, конечно.

– Подождите, а что Вы хотели сказать насчет трупных пятен?

– Что, возможно, она была обескровлена перед смертью…

– То есть? Убита?

– А что с головой?

Дина посмотрела на головку ребенка. Кукольная маленькая, с длинными черными волосами, с синими глазами… Врач осторожно ощупала голову.

– Сейчас вскрою, но думаю, что голова интактна. В смысле – цела.

Гнатенко вздохнула. Дальше оттягивать неприятный момент было невозможно. Она принялась исследовать то, что представлялось возможным. Участковый присел рядом с лаборантом за письменный стол и старался не смотреть на судебно-медицинские манипуляции с исследуемым телом.

– Василь Иванович, голова таки цела. Хотите взглянуть? – позвала старшину Дина.

– Нет, я Вам полностью доверяю, Диналексеевна, – ответил скороговоркой участковый, мечтавший, чтобы вся эта процедура быстрей прекратилась. Когда он опрометчиво согласился работать участковым, то совсем не предусмотрел того, что люди на участке неизбежно будут умирать. И как следствие этого – что ему придется сталкиваться с проявлениями смерти – снимать висельников из петли, выписывать направления на вскрытия, транспортировать тела в экспертизу, а иногда – и присутствовать на вскрытиях. И такие профессиональные моменты очень портили ему настроение. А если честно, то даже – пугали его. Сама мысль о неизбежном прекращении существования приводила его в ступор. И он искренне недоумевал, как эксперты могут так спокойно относиться к этому вопросу. Он даже как-то спрашивал их об этом. Муслий ответил, что нечего заморачиваться и думать о своих ощущениях после смерти. А Дина успокоила его тем, что они перейдут на качественно другой уровень и все!

– Как это? – не понял участковый.

– Вы знаете о внутриутробном развитии? Что еще не рожденный ребенок, находясь в теле матери уже слышит музыку, ощущает ее сердцебиение, реагирует на него?

– Слышал.

– И какой мы можем сделать вывод из этого?

– Что он был жив до рождения?

– Да. Но тогда он еще не имел тела, приспособленного для нашей внешней среды. И оно постоянно росло и менялось до самого рождения. Но сущность будущего новорожденного не думала о том, что с ней случится после рождения. Это как в анекдоте о близнецах, спорящих в утробе матери. Один говорит: «Как ты думаешь – есть ли жизнь после рождения? Я в это не верю!». А другой отвечает: «Я не знаю. Поживем – увидим!». И оказывается, что второй близнец прав. Они видят, что жизнь существует! Так и после смерти, мы окажемся в другой ипостаси. А что за ней? Умрем, а там видно будет.

– Ага! Но ведь внутри матери мы все живые! Сердце-то у нас бьется там? А после смерти мы будем мертвые?!

– Правильно. Тело умрет. А дух жизни высвободится! Об этом даже в Библии сказано, что дух после смерти возвратится к Создателю.

– А что дальше?

– А дальше будет то, что Он захочет. В той же Библии говорится о том, что мертвые воскреснут во Христе.

– То есть духовно?

– Наверное – да.

– А тело как же?

– Кстати, в Священном Писании говорится о том, что тело дастся такое, какое захочет Создатель. То есть, не обязательно, что такое же, как сейчас. Но внутренняя сущность будет та же. Поэтому, не надо уж так бояться смерти.

– А чего же Вы все плачете на похоронах, если – ничего страшного нет?

– Но для нас же, пока мы тоже не умрем, это великая потеря – не видеть в этом теле любимых людей. До встречи в новой сущности может пройти очень много времени. И мы лишены возможности общаться с дорогими людьми. Поэтому, сейчас, для нас смерть близких – страшное горе…

Дина слегка успокоила Иваныча, но не до конца. А сейчас, увидев искалеченное тельце младенца, участковый сокрушался, что бедное дитя перешло на новый уровень, миновав самую прекрасную стадию.

– Ну что ж, подведем итог. Все, что могла взять – взяла. Пока новостей нет. Придется вам следственным путем стараться.

Дина тяжело вздохнула и осторожно, словно боясь навредить, обвернула тело девочки пеленкой.

– Она такая красивенькая… Какой бы она могла вырасти? Точно, что – красивой и потом. Наверное, была бы умной. Могла стать ученой или учителем… У нее такие изящные пальчики, милое личико… Может, стала бы знаменитой балериной или известной писательницей…

– Ой, с такими родителями – вряд ли, Дина Алексеевна. Могла и отсталой двоечницей остаться, – возразил старшина.

– Но теоретически могла?

– Теоретически…

– Знаете, у меня есть такая теория – каждый человек в момент рождения представляет собой нераскрытую Вселенную. Некоторые со временем раскрывают ее в себе, деклассированные элементы – не раскрывают. Но это – уже их жизненный выбор. Но у каждого человека есть сумасшедший потенциал. Все зависит от него самого.

– А как же жизненные обстоятельства?

– Согласитесь, что если человек живет не на необитаемом острове, он найдет пути изменения жизни!

– Дин Алексевна! До Вас прокурор приехал. Вы скоро? – крикнула с порога тетя Лиля.

– Уже иду.

Гнатенко аккуратно поместила кусочки головного мозга и кожи из мест разреза и отчленения в баночку с раствором формалина, следы крови – для определения группы крови судебным биологам.

– Извините, что задержала Вас, – обратилась она к прокурору, когда вернулась в кабинет приема.

– Ничего, мне всякий раз интересно побывать в вашем учреждении. Все время узнаю что-то новое.

Этот прокурор, год назад сменивший прежнего самодура, был полной противоположностью своего предшественника. Умный, образованный и тактичный, он стал бесценной удачей для их района. С ним всегда было приятно общаться и просто решать рабочие вопросы.

– Так как силовое руководство нашего района написало на Вас представление и пожелания к Вашему руководству в отношении Вас, а оно не выполнило их – мы решили сами исправить положение. Дорогая Дина Алексеевна, разрешите от себя лично, и от всей нашей структуры…

– И от нашей, – вмешался, улыбаясь, Муслий.

– … и от всей вашей структуры поблагодарить за тот бесценный вклад, который Вы внесли в расследование дела Гольдмана, Ковальчук, Нечипоренко, Николаевой, и премировать!

Прокурор достал из изящного футляра золотые часики с памятной гравировкой и надел Дине на руку. Они с Муслием помнили, что Гнатенко тонкокостная, и переживали, чтобы браслет не оказался очень большим. Но у Валеры был хороший глазомер. Прокурор тоже возмутился решением Начальника областного бюро в отношении Дины, и решил внести личный вклад в исправление несправедливости. Поэтому он лично от себя отдал Валере половину стоимости этого подарка. Таким образом, от истраченной премии, у Муслия совершенно неожиданно осталась сдача, которую он теперь мог потратить на себя.

Все присутствующие захлопали.

– Я понимаю, что мы должны были сделать это в более торжественной обстановке, но в силу производственных особенностей… Вы уж нас извините.

Дина очень расчувствовалась. Еще вчера вечером она убедилась, что от начальства невозможно добиться справедливого отношения. Конечно, она знала, что частично это связано с ее принципиальностью. Но не в этом случае. Не каждому удается помочь раскрыть четыре убийства сразу! Но так, как она – подчиненная, а не завотделением, то и сливки снимать предстоит всегда Валере. Однако сегодня, он, вместе с прокурором, приятно удивил коллегу. Значит, что-то человеческое или хотя бы коллегиальное, у них (мужиков) есть.

– Честно – я в шоке. Это очень дорогой подарок! Я имею в виду не только его стоимость, но и суть…

– Поверьте, Вы его достойны. Точнее, он – Вас, – заверил прокурор.

– Ну что, раз пошла такая пьянка – режь последний огурец?! Лилия, подавай на стол! – скомандовал Муслий.

Санитарка поставила на стол громадную сковороду, от которой по всей комнате разнесся призывный запах жаркого, квашеную капусту, маринованные грибочки. Завотделением достал из сейфа бутылку красного шампанского.

– Валерий Михалыч, мы же – на службе, – пробовал сопротивляться прокурор.

– Не переживайте, я это учел. Согрешим один раз. Тем более, что в последний раз нас награждали …не помню когда! Крепче шампанского у нас ничего не будет. Алексеевна у нас тоже практически ничего не пьет.

Все расселись по рангу: во главе стола – Муслий, по обе руки от него – Гнатенко и прокурор, далее – лаборанты и санитары.

– Вы знаете, Павел Ильич, как нам легко с Вами работать? Оставайтесь таким!

– Спасибо! Я наслышан о моем предшественнике. Он таких дров наломал в последнее время пребывания на должности…

– С ним работать было просто невыносимо! Особенно, если ему вздумывалось поехать-поразмяться на месте происшествия. Тогда грубости и маты слышались постоянно. Он наезжал даже на родственников потерпевших!

– Будем искоренять такую практику, – заверил прокурор, – Давайте поднимем бокалы за наших героев: Дину Алексеевну и Валерия Михайловича, без которых эти убийства оставались бы нераскрытыми еще долго!

Невыносимая легкость бытия

Вечером муж Дины несколько разочарованно рассматривал подарок жене. С одной стороны, он радовался, что ее ценили на работе. Но с другой, получалось, что его жена проявляла героизм на работе и успевала что-то делать еще и дома. То есть, она становилась необыкновенно яркой личностью. И ему бы радоваться этому, но на ее фоне он, со своей посредственностью и непримечательностью, блекнет вообще. Игорь не был психоаналитиком и не понимал корней происхождения своей мужской ревности. Через много лет Дина прочитает у Ошо, что ни один мужчина не может смириться, если его женщина начинает прогрессировать больше, чем он. Если мужчина сам по себе является сильной личностью, то он преуспеет в другом. И тогда у него не останется никакой ревности. Но Игорь сам чувствовал, что начинает ментально деградировать в Подольске, не имея возможности общаться с собратьями по интеллекту. Он с большим интересом выслушивал жену, когда та рассказывала ему что-то интересное. Но сам он уже ничего для нее не мог предложить. Это бесило его и унижало. И вот, сейчас, разглядывая ажурный браслет от часов, он, в очередной раз, констатировал собственную экономическую и мужскую несостоятельность. Несколько лет назад, еще в Одессе, у Дины были похожие часы – подарок от бабушки. И во времена голода, когда заводы закрылись и им месяцами не платили зарплату, Дине пришлось продать свои небогатые запасы ювелирки. И те часы – тоже. Тогда он обещал ей, что если они поедут в Подольск, то там встанут на ноги, и он все ей возместит, и золотом, и мехами. А получилось все наоборот. В Подольске они продолжали падать в экономическую пропасть, и сидели в постоянных долгах. Причем, Игорь четко осознавал, что не Дина тому виной. У нее всегда была стабильная работа. Это ему постоянно не платили. А в поисках подработок он был не очень изобретательным и настойчивым. И поэтому сейчас он смотрел на подаренные часы чуть ли не с враждебностью. А если учесть, что это был не просто подарок, а награда, то для Игоря это явилось тяжелым ударом по самолюбию.

Дина все это понимала. Но она была очень долготерпеливая, не любила закатывать сцен (поэтому Игорь не знал, что такое сварливая жена) и надеялась, что трудный период у мужа пройдет и все наладится. Поэтому, немного потешившись подарком, она бережно сложила его в футляр и отправилась укладывать детей спать. Сегодняшний вечер приятно сгладил вчерашнюю горечь разочарований. И жизнь снова начала казаться Дине прекрасной.

Наутро оказалось, что старшина был обязательным и обеспечил этапирование подозреваемой к ним в отделение ровно к девяти часам. И теперь все сотрудники внимательно рассматривали предполагаемую убийцу. Женщине было около сорока, она была высокой брюнеткой, с уже проявлявшейся проседью на висках. Вела себя она, на удивление, спокойно. Особенностью работы каждого врача, а особенно – судебно-медицинского эксперта, является то, что при проведении экспертизы специалист не должен оказывать давления на подозреваемого. И Дина считала это правильным. Она сама знала много случаев, когда подозреваемые оказывались совершенно ни при чем. Но когда происходит особенно циничное преступление, да еще и в отношении младенцев, бывает очень трудно придерживаться нейтралитета.

Дина, лаборант, участковый и прикованная к нему подозреваемая отправились в женскую консультацию к Любови Ивановне. Когда женщины оказались у кабинета заведующей, старшина отстегнул обвиняемую и остался в коридоре. Согласно правилам проведения экспертизы он мог присутствовать лишь в случае освидетельствования лица своего пола.

Сначала по протоколу должен был происходить специальный опрос. Дина начала выяснять общие паспортные сведения, а затем – по какому поводу ее задержали.

– Обвиняют меня в том, что я ребенка своего убила, – с трудом разлепив губы, еле внятно ответила Катерина Пантелейчук.

– А Вы – убили?

Подозреваемая безучастно помотала головой.

– Он уже родился мертвый.

– Бедная, Вы бедная, – сочувственно обратилась к той наивная Любовь Ивановна, привыкшая всем верить на слово.

– Как Вы узнали, что он мертвый? – спрашивала Дина, а Юля еле успевала записывать данные спецанамнеза.

– Он… она не кричала. Не дышала…

– Хорошо, вернемся к протоколу. Вы подтверждаете, что недавно родили?

– Да, – глухо ответила Пантелейчук.

– Снимите, пожалуйста, верхнюю одежду. Смотрите, Любовь Ивановна, средняя линия живота все еще пигментирована, живот несколько увеличен, из молочных желез при надавливании выделяется молозиво. Значит, Катерина Петровна говорит правду. Любовь Ивановна, посмотрите, пожалуйста, состояние матки.

– Пройдемте на кресло, – предложила заведующая консультацией. Пропальпировав пациентку, Любовь Ивановна продиктовала Юле размеры увеличенной матки и осмотрела следы выделений.

– Все правильно, женщина говорит правду.

Эти слова подействовали на Пантелейчук несколько одобряюще.

– Вопрос о половой жизни логично исключаем. Сколько у Вас было беременностей?

– Шесть, считая эту.

– Предыдущие все окончились родами?

– Да.

– Благополучными? Все роды были без патологии, дети были живыми?

– Да.

– Так что же произошло в этот раз? Рассказывайте подробно, потому что нам надо это все описать.

– Ну что, осталась я дома одна, муж ушел на работу, дети – в школу. И тут у меня начались стремительные роды… Ребенок родился очень быстро. И он был уже мертвым.

– Как Вы узнали, что он был мертв?

– Он… она не дышала. Я же знаю, вон у меня сколько детей…

– Пока новорожденный не перейдет на самостоятельное дыхание, он всегда похож на мертвого. Вы его пошлепали?

– Да мне разве до того было? Я же сама в беспомощном состоянии находилась!

– Вы взяли сегодня с собой свою обменную карту? Покажите.

– У меня ее нет.

– Почему? В каком сроке беременности Вы стали на учет?

– Я … не стояла на учете.

– Почему? А во время предыдущих беременностей Вы стояли на учете?

– Да.

– Значит, нам следует сделать вывод, что Вы не хотели рожать этого ребенка и надеялись от него избавиться?

Пантелейчук молчала. Но по ее бегающему взгляду было понятно, что она лихорадочно ищет выход из трудного положения.

– Я была занята по хозяйству и думала, что потом успею.

– Но в предыдущие беременности Вы тоже были заняты.

– Ну, а зачем все это? Я уже знала, что подойдет срок и все будет, как всегда. Зачем мне эти поездки в город?

– По закону положено, что беременная женщина должна стать на учет. Скажите, Вы хотели этого ребенка?

– А как Вы думаете? У меня уже есть пятеро! Зачем мне еще? – взорвалась, наконец, подозреваемая.

– И поэтому Вы убили ребенка? А Вы понимаете, что Ваша дочь была живая? Понимаете, какой грех Вы взяли на душу?

Пантелейчук слушала молча, даже не пытаясь оправдываться. Но Любовь Ивановна начала думать, что Дина оказывает давление на пациентку.

– Если Вы не хотели ребенка, разве нельзя было предупредить это убийство? Вы же знаете, что существуют различные методы…

– Аборт – это грех! – неожиданно пафосно-безаппеляционным тоном произнесла убийца.

Вот тут уже возмутилась гинеколог, которая только сейчас осознала, к какому волку в овечьей шкуре испытывала сочувствие.

– Вы меня извините, но если выбирать из двух зол, то лучше сделать прерывание беременности на раннем сроке, чем потом убивать доношенного живого ребенка.

– Наш батюшка говорит, что аборт – это страшный грех, – продолжала стоять на своем Пантелейчук.

– А убийство – не грех? – всплеснула руками Дина, – Значит, Вы – «верующая»?

– Да, – гордо заявила их оппонент.

– Так что же это за вера? Вера должна оправдываться делами!

– А я и оправдалась. Я не делала аборт!

– Слушайте, в какой такой секте Вы состоите, что…

– Я – не в секте! Я истинно православная! – начала «закипать» обвиняемая.

– О-о-о, все понятно!

Дина и Любовь Ивановна обменялись понимающими взглядами. Обе из них знали, что любой религиозный фанатизм – страшная вещь.

– Ладно, забудем об абортах. Ведь можно было просто предохраняться. Вы знаете об этом? Вы же не маленькая девочка?

– Батюшка сказал, что предохраняться нельзя! Это – грех! – бездумно и безумно произнесла женщина.

И тут Дина не выдержала. Эмоции прорвали ее обычную тактичность и она запальчиво воскликнула:

– То было по Ветхому Завету. А УБИТЬ СВОЕГО ЖИВОГО РЕБЕНКА, ОТРЕЗАТЬ ЕМУ ПЛАЦЕНТУ, ПУПОВИНУ… РУКУ(!), ВЫПОТРОШИТЬ ОТ ВНУТРЕННОСТЕЙ – НЕ ГРЕХ? ВАШЕГО «БАТЮШКУ» СУДИТЬ НАДО ВМЕСТЕ С ВАМИ!

– Я такого не делала! Это – не я! Следователь говорил, что его собака вырыла. Это она, наверное, все отъела!

– Ага, конечно! Аккуратно так руку «отъела» по линии сустава, такой ровнехонький секционный разрез от подбородка до лобка своими зубами сделала. За кого Вы нас держите? Мы что – совсем тупоголовые? С органами и пуповиной понятно. Но зачем Вы руку ребенку отрезали?!

Не знавшая таких страшных подробностей детоубийства, Любовь Ивановна рухнула в обморок. Медсестра кинулась на помощь своему доктору, начала мокрой салфеткой обтирать той лицо, а Юля быстро открыла окно. Гнатенко опасалась, что пользуясь всеобщей суматохой, Пантелейчук попробует сбежать. Но та застыла посреди кабинета, как остолбеневшая. Бежать-то ей было некуда. Дальше родного села было не укрыться.

Заведующая женской консультацией медленно стала приходить в себя. Дина продолжала:

– Хорошо, Вы не хотели рожать этого ребенка. Я могу это понять. Всякое в жизни бывает. Но он уже родился! Зачем убивать?

– А куда было его деть?

От такой фразы, сказанной совершенно обыденно, без всякой эмоциональной окраски, все присутствующие застыли в ужасе. Такая простая житейская философия – куда деть ненужного ребенка?

– Вы же слышали, что в каждом областном центре есть службы планирования семьи? Там громадные очереди желающих усыновить детей. Можно же было отвезти туда ребенка, отдать на усыновление людям, у которых не получается родить! Можно было здесь в роддом подкинуть…

– Ехать с ребенком в город? Во-первых, дорого деньги тратить на проезд…

Лаборантку чуть не стошнило от финансовых рассуждений Пантелейчук:

– Если нет денег, можно было подкинуть местному фельдшеру, в конце концов!

– А во-вторых, все же увидят, узнают, будут презирать потом…

– Вот теперь и будут презирать обязательно! И правильно! – возмутилась Дина.

– Как Вы могли?.. Да что для Вас такое вообще ребенок? Это же не котенка утопить! Хотя большинство и такого не может делать! Вот Вы думали о последствиях? Что теперь о Вас будут думать односельчане? А муж? – в ужасе спрашивала Любовь Ивановна.

– Действительно! Муж знал об этом? Или Вы с ним все это вместе задумали? – уточнила Дина.

– Нет, он думал, что все, как надо. Да мужики же вообще не вникают в женские дела!

«Врет, скорее всего. Выгораживает кормильца семьи», – подумала Дина, и поймав взгляд Любови Ивановны, поняла, что та думает о том же.

Акушер все еще не могла прийти в себя от эмоционального шока.

– А что будут думать о Вас дети?

– Да что они понимают в этом? Вырастут, тогда поймут!

– О, я себе представляю, как они поймут!

– Да я – хорошая мать! – запальчиво закричала Пантелейчук.

– Для остальных детей. Но не для этой девочки!

– У меня был этот… послеродовый психоз!

– О, как мы заговорили! Какие диагнозы вдруг знаем. Женщины в послеродовом психозе на самом деле не знают, что он с ними происходит!

Пантелейчук осеклась и наглухо замолчала. Дина проверила, все ли они записали и выглянула в коридор. Под дверью стоял старшина, а за ним скопилась уже значительная очередь из пациенток. Гнатенко уже устала соблюдать этику и деонтологию. Поэтому вместо нейтральных слов, которые бы не кидали тень на репутацию подозреваемой, она сказала участковому:

– Можете забирать убийцу.

Хотя эти слова были сказаны не во всеуслышание, но стали услышаны и проанализированы всеми мгновенно. Пантелейчук вывели из кабинета через молчащий в шоке живой коридор. Дина понимала, что, возможно, она подсознательно хотела подвергнуть детоубийцу общественному обвинению. Раньше у эксперта было много случаев, когда в подобных ситуациях закон поступал с убийцами чересчур гуманно. Гнатенко не была оракулом и не могла знать, какому наказанию подвергнут безжалостную и хладнокровную мать, но хотела, чтобы ту подвергли осуждению хотя бы здесь, где находилось много беременных женщин, очень сильно желавших появления на свет своих детей.