Текст книги "Посты сменяются на рассвете"

Автор книги: Владимир Понизовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

3

В Москве, на привокзальной Комсомольской площади, Нину и ее попутчиков ждала машина.

Столица. Тесно прижатые друг к другу дома, не видно крыш. Много народу. Трамваи. Троллейбусы!.. Вереницы очередей у магазинов. За оградой школы – раненые в бязевых синих халатах, на костылях. Их газик обгоняют зеленые легковушки. Генерал. Адмирал. Еще генерал!.. Столько высокого начальства разом Нина еще никогда не видывала.

Потом потянулись пригороды. Сразу знакомо и приветливо обступили избы с резными наличниками, яблонями и вишнями, скворечниками на опаленных багрянцем липах и березах.

Машина остановилась у высокой ограды, из-за которой едва выглядывала покатая крыша с затейливым флюгером на коньке.

– Наша дача, – то ли серьезно, то ли шутливо сказал сопровождавший их скуластый лейтенант с бравыми усами. – Первым делом – баня. Вторым – обед.

После бани выдали новое обмундирование. Летное, с голубыми петлицами и эмблемами-крылышками. Нина удивилась: «Чего это нас в летчиков нарядили? Для маскировки?»

В той школе вместе с советскими курсантами учились и чехи, и поляки. Даже немцы. В группе радистов Нина была младше всех, ей едва минуло восемнадцать.

Занимались они буквально круглыми сутками. И день ото дня набирали скорость на ключе, в передаче и приеме радиограмм. Учебный день начинался и заканчивался сводкой Совинформбюро. В словах тех сводок, в голосах дикторов курсанты чувствовали жестокое напряжение войны, которое передавалось и им, заставляло выкладываться из последних сил – как бегуна на дальней дистанции.

Изучение рации, отстройка в разных режимах и условиях, прием и передача донесений на дальние расстояния, исправление поломок... Пять часов на сон. И снова: радиодело, боевая и физическая подготовка, ориентировка на местности, фотография, топография... Нина старалась. Завела особую тетрадку, разграфила странички, надписала: «Боевой счет» и вписывала столбиком пятерки и четверки, будто снайпер – пораженные цели. Была самой младшей, а училась едва ли не лучше всех. И вот однажды:

– Севастопольская! К начальнику школы!

Принял сам подполковник.

– Понимаешь, какое дело. Придется тебе прервать учебу.

«Отчисляют? – обмерла она. – За что?..»

– Нужны нам люди для выполнения задания. Хорошие радисты. Хочешь?

– Для того и учусь!

– Вот и дело. Чего не успела осилить в школе, освоишь на практике.

И объяснил: ей предстоит быть радисткой в разведгруппе, которая должна действовать в лесах Белоруссии, недалеко от Минска, под крышей партизанского соединения. Группу высадят с самолета в тыл противника, в районе партизанской базы. Предстоит десантироваться – прыгать с парашютом.

«Так вот почему летная форма!»

– А нельзя пешком? – вырвалось у нее.

– Далековато, – усмехнулся подполковник. – Это тебе не от Туапсе до Краснодара. С сегодняшнего дня больше не будешь ходить на занятия. Поселим в отдельной квартире. И имя отныне у тебя другое. Юнона. Не возражаешь?

Ей понравилось: то ли звезда, то ли планета – из давнего, школьного. Заглянула в энциклопедию. Оказывается, по древнеримской мифологии – богиня неба, покровительница брака, охранительница матерей во время родов. Это она-то!..

Вскоре познакомилась с остальными членами разведгруппы. К заданию готовились вместе. Переодевшись в пальто и куртки, ездили в Москву, в Центральный парк культуры и отдыха, забирались на парашютную вышку. Москва-река закована в лед. На пустынных аллеях толстый накат снега. Свирепо дует ветер, раскачивая вышку. Желающие прыгать толпились у лестницы, дожидаясь своей очереди. Все – в гражданской одежде, молодые, сосредоточенные. Такие же «отдыхающие», видать, как она. Нина подошла к краю площадки, глянула вниз и обмерла. А как же – с самолета?..

Потом возили их на аэродром, учили укладывать парашюты. Вкусным и душистым показался ей запах отработанного бензина – горячее дыхание самолетов.

Выдали полное снаряжение. Юноне – радиостанцию «Север», батареи запасного питания, автомат ППШ и диски к нему, пистолет ТТ, гранаты, продукты на неделю, комплект одежды, аптечку. А на ней самой еще и ватник, полушубок, валенки. Парашюты – основной и запасной. Колобок.

В самолет внесли.

– Зато хорошо приземляться, – обнадежил инструктор. – А то ты такая легкая, что ветер унесет за сто верст.

В полночь Ли-2 поднялся с подмосковного аэродрома.

Линия фронта, обозначенная пульсирующей огненной рекой, показалась с высоты даже красивой. Юнона прижалась лицом к холодному стеклу. Увидела лопающиеся в черном небе вспышки, но звуков не слышала – и только потом догадалась, что это их обстреляли зенитки. Летели долго. Все вокруг тонуло в темени. Где-то в стороне, внизу, заклубилось зарево огромного пожара. И снова – мрак. Только ветер сдувает искры из выхлопных труб двигателей.

Еще на земле предупредили: партизаны на месте приземления должны разжечь костры. Выложат их созвездием Малой Медведицы.

– Костры! Наши костры!

В темноте, будто опрокинулось небо, сверкали, образуя семизвездный ковш, партизанские огни.

Инструктор приказал приготовиться к десантированию. Еще раз проверил, как подогнано снаряжение. Пристегнул к тросу карабины вытяжных парашютных фал. Открыл люк:

– Пошел!

Первым прыгнул командир. За ним – Юнона. Плотный морозный воздух ударил в лицо. Она камнем стала падать к земле. Но тут же почувствовала рывок и хлопок над головой. Беспомощно-стремительное движение прекратилось. Легкая, как птица, она парила в воздухе. Ощущение было таким чудесным, что захотелось петь. Увидела: Малая Медведица уплывает в сторону. Вспомнила, как учили: чтобы далеко не унесло, надо увеличить скорость падения, натянув с одной стороны стропы, – «пригасить» купол парашюта. Начала тянуть, стропы выскальзывали. Вот так же не могла она удержать брошенный с борта катера мокрый канат. Вспомнила Шурку, ее разрубленное винтом тело. Зажмурилась от ужаса.

Удар. Треск. Глянула – сидит на самой вершине сосны. От поляны слышны голоса. Можно окликнуть. Но не хочется, чтобы вот такую, беспомощную, снимали ее, как игрушку с новогодней елки.

В разведшколе учили: надо обрезать стропы. Куда же запропастился нож?

Голоса затихли. В тишине стынущего на морозе леса ей стало жутко. Перед отлетом командир наставлял: действовать после приземления осторожно – недалеко от места десантирования находятся гитлеровцы. Почудилось: вон они, караулят за деревьями! Только спрыгнет – набросятся...

Послышался хруст приближающихся шагов. Стариковский застуженный голос снизу:

– Дочка, а дочка! Ну-тко слазь!

Она разглядела: под деревом остановился бородач в меховой шапке.

– Шукаем по всему бору, а ты – вона где! – Старик добродушно посмеялся.

– Нечем обрезать стропы, – отозвалась она.

Дед сбросил полушубок, начал карабкаться по сосне, протянул нож. Она освободилась от парашюта, спрыгнула. Провалилась в снег по грудь.

– Ан ят-т гляжу: чтой-то сосенка белая? С других дерев ветер пообдул снежок, а ента стоит как невеста. А оно и взаправду... – снова пошамкал, оглаживая бороденку, дед. – Не сломалась, не ушиблась?

– Спасибо, дедушка, все в порядке.

Вдвоем они стащили с ветвей полотнище. Старик вывел Нину на тропу. А там уже ожидали все остальные разведчики группы и партизаны. Потом, в землянке, хозяева леса отогревали десантников чаем с душистым брусничным листом, жадно расспрашивали:

– Как Москва? Что говорят на Большой земле? Скоро ли Красная Армия перейдет в наступление?

Будто держал с ними совет сам Верховный Главнокомандующий... Но не хотелось разочаровывать:

– По всему видать – скоро! Такая силища собирается!..

Спустя час Нина уже вышла на связь. Сообщила о благополучном приземлении, о том, что группа приступает к выполнению задания, и после третьей пятизначной группы впервые отстучала свое новое имя: Юнона.

4

Радистке отвели отдельную землянку. В ней всегда было тепло и сумрачно, а снаружи днем и ночью вышагивали часовые: радиостанция во вражеском тылу – самый важный объект. Единственный нерв, связывающий с Большой землей, с командованием, со всей страной.

Входить в землянку имел право только командир группы. Юнона получала от него тексты радиограмм и передавала их в Центр. Принимала задания штаба, записывала сводки Советского информбюро.

И так – много месяцев. Ни шагу за расположение партизанского лагеря. Эх, совсем иначе представляла она свою жизнь во вражеском тылу. Зачем ей ППШ, пистолет, гранаты? «Северок», конечно, нужен в лесу, но ей-то самой какая радость неделями сидеть в сырой землянке и узнавать о том, что происходит извне, только из листков скупых донесений? Оставалась бы она в Туапсе, как прежде, пробиралась бы на связь к Клавушке...

Начало надвигаться тревожное: наступление советских войск почему-то задерживалось, зато гитлеровское командование решило начать операцию по уничтожению партизанских баз в белорусских лесах. Эсэсовские и егерские карательные дивизии оттесняли партизан в топи. Фугасы ломали деревья, вспарывали болота. Егеря были натренированы для боев в лесах, фашистское начальство, видимо, не считалось с потерями.

Партизаны вынуждены были оставлять свои базы одну за другой. Поначалу Юнона узнавала об этом из донесений, которые передавала в Центр. Потом и сама простилась со своей землянкой. Начался многосуточный, многотрудный путь – через трясины, под бомбами. Вот когда пригодились ей и автомат, и гранаты, и боевая подготовка, полученная в подмосковной школе, – отходили с боями, прорываясь через вражеские заслоны.

С каждым километром идти становилось все тяжелей. Повозки и лошади проваливались в топи. Сколько людей погибло тогда... Во время боев посреди болот в условленное время связи Юнона устанавливала на пнях или кочках свой безотказный «Северок», забрасывала на дерево или поднимала на шесте антенну.

Еда кончилась. Собирали прошлогоднюю клюкву, жевали мох. Но уже слышали – с востока надвигается гул.

На каком-то хуторе, затерявшемся среди белорусских озер, их поредевшая разведгруппа встретилась с полковой разведкой наших наступающих войск.

Юнона вернулась в Москву. Узнала: за мужество, проявленное при выполнении боевого задания, награждена орденом Красной Звезды и медалью «Партизан Великой Отечественной войны». А еще бо́льшая радость – освобождены ее Севастополь, ее Балаклава!..

Приказом по разведшколе – десять суток отдыха.

Набралась смелости, заявилась к начальнику.

– Товарищ подполковник, разрешите съездить домой? Маму повидать, бабушку, сестренку!

– Обернуться за отпуск успеешь?

– Хоть бы одним глазком взглянуть! Увижу своих – и сразу назад!

– Хорошо, собирайся.

Друзья принесли кто мыло, кто сало, кто иголки и нитки. Ей невмоготу было ждать: никакой весточки из дому нет. Как они там, родные, после неметчины? Живы, здоровы?..

Побежала в штаб за проездными документами.

– Еще не подписаны. У него, – дежурный показал на дверь кабинета, – совещание. Потерпи.

Из-за двери кабинета доносились приглушенные голоса. Офицеры входили, выходили. О ней, наверное, командир забыл. Она встала так, чтобы подполковник увидел ее, когда открывается дверь.

Увидел, но снова повернулся к собеседникам. А до отправления эшелона на Севастополь – считанные минуты. Успеет, если дадут машину на вокзал.

Она влетела в кабинет:

– Товарищ подполковник! Я опаздываю! Поезд уже!.. – с ужасом посмотрела на стенные часы.

Подполковник спокойно поглядел на нее и кивнул находившимся в комнате офицерам:

– Ее тоже включим. – И показал на стул: – Садись и слушай. Ехать тебе в другую сторону.

– В какую еще другую? Мне – в Севастополь!

– Нет, товарищ сержант, во Львов. Обстановка изменилась. Нам надо срочно направить группы опытных радистов в распоряжение Разведуправления штаба Первого Украинского фронта.

Она не сдержалась. Слезы брызнули прямо на разложенные по столу бумаги и карты.

– Что уж тут горевать? Война. – Подполковник провел ладонью по ее щеке: – Вот останемся живы, тогда и поедем по домам. И в гости будем ездить друг к другу. Позовешь меня к себе в Балаклаву?..

5

Во Львове, в Разведуправлении фронта, Юнону принял полковник. Еще не старый. Но голова уже в седых подпалинах на висках и на темени. Назвал себя: «Павлов». Сказал:

– Мы готовим группу для работы в Польше. Задержка была только за радистом.

Новые товарищи. Новое задание. Группе предстоит освещать концентрацию войск противника в районе севернее Кракова, по западному берегу Вислы. Если окажется возможным, Юнона должна проникнуть в столицу польского генерал-губернаторства, легализоваться – то есть остаться на жительство в городе, даже устроиться на работу. Документы разведчики добудут на месте, при помощи поляков – подпольщиков и партизан.

В одну из августовских ночей 1944 года самолет взял курс на запад.

Вот уже и сигнальные костры на земле. Вроде бы привычно. Но каждый прыжок с парашютом – победа над страхом. Помня, как приземлилась в первый раз, Юнона, чтобы снова не отнесло в сторону, чересчур резко «погасила» купол. Скорость падения возросла, ветер раскачал ее на стропах. В момент приземления она с размаху ударилась плечом о ствол дерева.

Группа собралась быстро. Как положено, закопали парашюты. Проверили оружие. Почему же их не встречают? Самим идти на костры?.. Случалось, что гитлеровцы ночью поднимали высоко в небо свои «рамы» – самолеты-разведчики, обнаруживали сигнальные партизанские огни, забрасывали их бомбами, а в другом месте, устроив засаду, зажигали точно такие же. Несколько групп попало в ловушки.

Начало светать. На лесной дороге послышался стук колес. Из-за кустов разведчики увидели: на повозках вооруженные, как попало одетые люди. Была не была! Один из десантников вышел к дороге.

Оказалось, польский партизанский отряд. Но совсем не тот, который их ждал.

В этом отряде было несколько русских парней, бывших военнослужащих, бежавших из фашистского плена: Михаил, Степан, Федор... Через неделю уже вместе с ними – парни попросили, чтобы разведчики включили их в свою группу, – они оставили польский отряд и направились к месту выполнения задания.

Сразу после приземления Юнона не почувствовала боли от удара о дерево. Но теперь плечо болело – и все сильней. Опухла рука. С трудом уже могла пошевелить пальцами. Будто назло – правая. Как теперь работать на ключе?..

На окраине одной из весок – завислинских деревушек – разведчики остановили мальчугана. Расспросили: есть ли поблизости боши, кто в веске хороший человек, кто плохой. Хлопчик оказался смышленым. Показал на дом старика, бывшего железнодорожника: «Стары ненавидя немцув!»

В том доме их приняли радушно. Особенно обрадовались паненке. Разглядывали с восхищением и сочувствием: «Така млода, а юж воюе!..»

Старуха начала лечить домашними снадобьями. От них плечо и рука разболелись еще сильней.

Тогда один из разведчиков, он был по национальности поляк, да к тому же знал немецкий язык, попросил у хозяина форму железнодорожника, подводу и вместе с Федором и Степаном отправился в ближний городок. На окраине, в придорожных зарослях у пруда, он оставил подводу и приказал сопровождающим быть наготове, а сам отправился в селение.

Только вошел в городок, как навстречу двое немцев, патруль фельджандармерии:

– Стой!

А разведчик:

– Где найти врача? Вернулся из рейса, а жена лежит со сломанной ногой.

– Пошел прочь! – сказал один.

– Подожди. Хоть он и поляк, а нам служит, видишь – железнодорожник. Таких тут немного. Надо помочь.

– Охота тебе возиться!

– Давай отведем в госпиталь, он рядом.

В госпитале фельджандарм вызвал дежурную сестру. Та привела врача. Поляк повторил просьбу.

– Дом далеко?

– Вторая улица, за углом.

Врач ушел, вернулся без халата, в офицерской форме. С саквояжем.

Жандармов уже не было. И разведчик повел немца к пруду. Врач начал нервничать:

– Вы сказали, что недалеко.

– Там улица перекопана, господин капитан, мы идем в обход.

А когда завернули за угол, вынул пистолет:

– Тихо! Вперед!

Парни помогли врачу забраться на подводу, сели по обе стороны. Подхлестнули лошадей. В лесу развязали пленнику глаза.

Юнона лежала в горнице. Открылась дверь – на пороге гитлеровский офицер. Ее как обожгло:

– Предали!

Сунула левую руку под подушку – там, как обычно, граната. Поляк прыгнул к ней:

– Стой! Это доктор!

Немец осмотрел ее. Да, деревенские снадобья тут бы не скоро помогли: тяжелый ушиб плеча, повреждены связки.

Врач провел в хате старика железнодорожника целую неделю. Потребовались медикаменты, и старуха хозяйка поехала добывать их в окрестные селения. Юнона десять раз на дню пробовала, шевелятся ли пальцы. Когда опухоль начала спадать и она почувствовала, что снова сможет сесть за свой «Северок», поляк разведчик сказал немцу:

– Гее нах хаузе!

Посадил в телегу, завязал глаза. Довез по лесу до развилки, которая вела в городок:

– Помалкивай, где был!

Группа тем же часом снялась и двинулась дальше, по своему маршруту. По пути, на привалах, Юнона выходила на связь.

Добрались до станции Тунель, обосновались в лесах над Нидой и Нидицей. Командир отправился в Краков, чтобы сориентироваться на месте, узнать, сможет ли радистка устроиться в городе.

Уехал – и как в воду канул. Позже разведчикам стало известно: командир попал в гестапо. А тут еще местные жители передали, что фашисты повсюду расклеили листовки – за поимку русской радистки обещают награду в двадцать пять тысяч злотых и корову. Юноне стало ясно: легализоваться в Кракове она не сможет. Запросила штаб. Центр уточнил задание: оставаться в районе станции Тунель, сообщать о воинских перевозках по железнодорожной магистрали Варшава – Краков и вести разведку оборонительных сооружений в междуречье Ниды и Нидицы.

Что ни сутки меняли места, чаще укрывались не на хуторах, а в лесу. Минула осень, приближалась зима. При выполнении заданий погибли двое разведчиков их группы. Потом – еще двое. И вот из всех парашютистов, высадившихся с Ли-2 в августе, осталась одна Юнона. И с нею – несколько парней, присоединившихся к группе в первые дни после приземления.

Один из этих парней – Федор. Чаще его звали Соловьем. Она тоже называла его так.

К каждому новому товарищу во вражеском тылу внимательно присматриваешься, особенно когда неизвестно, кто он и откуда пришел. Охотно рассказывает о себе, а как проверишь? Всякое может быть. Да и бывало...

Но Соловью она поверила сразу. Таким открытым и добрым было его лицо, прямой, не убегающий взгляд... Сутки без пищи, промокли до последней нитки, промерзли до костей, а у него все шутки да прибаутки... Не могла до конца объяснить себе, просто почувствовала: верит.

Бывало, сердилась, обрывала в сердцах:

– Да заткнись ты, весело – дальше некуда!

– Эх, дивчинка... Пусто в брюхе, в сапогах хлюпает – это беда разве? Беда – когда подневольной и бессловесной скотиной тебя делают.

Наверное, вот за это – за жадную тягу к жизни – она и выделила его среди других. А еще за то, что любил он петь, а голос у него действительно был как у соловья. Любой инструмент, какой попадался, – аккордеон ли, гитара или флейта, даже рожок пастуха – оживал в его руках. Он не знал нотной грамоты, никогда не учился музыке, мелодии подбирал на слух. Но слух у него был редкостный.

Как-то увидела: Соловей присел на пенек с листом на коленях, что-то сочиняет. Письмо? Кому отсюда посылать?.. Вести записи – не в правилах разведчиков. Только скупые строчки донесений, которые следует уничтожать сразу же после передачи в эфир. Она насторожилась. Подкралась к Соловью, глянула из-за плеча. На тетрадном листке – ее собственный портрет. Только на рисунке она куда красивей, чем на самом деле: и рот в улыбке, и вместо зипуна – летнее нарядное платье.

– Эх, Соловей, не по болотам бы тебе мыкаться, а в консерватории или на художника учиться!

– Может быть, если бы не война, – отозвался он, и она впервые уловила в его голосе грусть. Но тут же тряхнул кудрявым казацким чубом: – Если бы да кабы, да выросли во рту грибы, так был бы не рот, а целый огород – вот бы поужинали!

Она подумала: а сама где бы была, что бы делала сейчас, не будь войны? Вспомнила Балаклаву, тропку через виноградники Золотой балки – ближнюю, напрямик, дорогу в Севастополь...

Война. Вражеский тыл. И каждую минуту может оборваться жизнь и ее, и Федьки. А он смотрит на нее синими веселыми глазами, и на открытом его лице написано все, о чем он сейчас думает. Если бы не этот враждебный лес, если бы не осталась она одна за командира среди этих парней – подошла бы, запустила пальцы в густейшие его кудри: «Не смей так смотреть! Я ведь тоже не каменная!..»

Но ветер тревожно гудит в кронах. И где-то там, в деревне за лесом, – немцы. А она – командир.

– Кончай бездельничать! Смени на посту Степана!