Текст книги "Спаситель (СИ)"

Автор книги: Владимир Лосев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Боль по-прежнему терзала его колено, а мозг совершенно отказывался что-то соображать. Вик пошел дальше, надеясь выйти на окраину, и уже оттуда попытаться найти место, где на них напали.

Он пробродил ещё долго. Было уже около десяти часов утра, и достаточно светло, но пока ему везло, и он ещё ни кому не попался на глаза. Мозг от постоянной боли окончательно отключился, и он совершенно не мог контролировать свое движение.

Когда он, наконец, наткнулся на крышку коллектора, он не испытал никакой радости, а только какое-то смутное удовлетворение. Напрягая последние силы, он отодвинул крышку, и сполз внутрь. А потом он окончательно отключился. Возможно, потерял сознание, а может быть, просто заснул.

Когда он снова открыл глаза, вокруг снова была темнота, в которой слышались глухие протяжные стоны. Вик протянул руку и нащупал горячее лицо Майка. Он зажег спичку, а потом свечу. С трудом, координируя дрожащие от внутреннего напряжения руки, он разбил несколько ампул антибиотика в пластмассовый стаканчик и поднес его ко рту Майка, тот выпил, морщась, несколько глотков, и снова откинул голову к стене.

Вик допил то, что осталось в стакане, и потушил свечу. Надо было экономить, ещё неизвестно, когда он сможет найти ещё хотя бы ещё одну. А свеча ещё понадобится, неизвестно, сколько времени им придется провести здесь.

Колено продолжало болеть, только боль стала другой, более пронзительной, и она не была постоянной, а накатывала волнами.

Вик грустно усмехнулся, потрогал колено, и потерял сознание.

На этот раз, когда он очнулся, то почувствовал себя немного лучше. Вик зажег свечу и посмотрел на Майка, тот лежал, привалившись к кирпичной стене и тяжело дышал. Лицо его было бледным, глаза запали. Он потрогал его лоб и радостно улыбнулся, тот был мокрым от пота, а это был очень хороший признак. Жар спал, это значило, что все самое страшное уже позади.

Потом он осмотрел свое колено, оно продолжало болеть, но боль то ли стала меньше, то ли он просто к ней притерпелся. Опухоль понемногу спадала, а цвет ушиба стал фиолетово-желтым.

Мучительно хотелось пить, а во фляжке было пусто.

Вик недовольно покачал головой и пополз по трубам туда, где он в прошлый раз находил воду. В разбитом колене трубы воды осталось совсем немного, он сначала хотел сохранить её для Майка, но потом понял, что, если он её не выпьет, то будет сам ни на что не способен, а это уже грозило гибелью им обоим.

Поэтому он выпил все, что было в этой трубе, включая всю грязь и ржавчину. В желудке тут же началась неприятная резь, а к горлу подступила тошнота.

Вик полежал, отдыхая и собираясь с силами, а потом пополз дальше. Через несколько десятков метров, он нашел врытую в землю бочку, в неё капала вода откуда-то сверху, просачиваясь сквозь стык бетонной плиты.

Он понюхал её, вода была чистой, дождевой и радиоактивной. Он наполнил флягу, ещё раз напился сам, и пополз обратно. Когда Вик зажег свечу, то увидел направленный на него пистолет. Лицо Майка было бледным, в запавших глазах светилась решимость.

Узнав его, он устало вздохнул и убрал пистолет в кобуру.

– Что это за дыра, и где мы находимся? – спросил он, снова бессильно приваливаясь к стене.

– Это канализационный коллектор, – ответил Вик, садясь с ним рядом. – Есть хочешь?

– Почти совсем ничего не помню, – сказал Майк. – Помню только перестрелку, меня ранили, а потом мы куда-то с тобой пошли.

– Вот сюда и пришли, – сказал Вик. – Я вытащил из тебя две дробинки, которые в тебя попали, а после этого у тебя начался жар.

– Понятно, – вздохнул Майк. – Выходит, я подставился.

– Кстати, – сказал Вик, разбив несколько ампул и налив их содержимое в стаканчик. – На, выпей, это антибиотик.

– Интересно, где ты его взял? – спросил Майк, послушно выпивая горькую жидкость.

– Пока ты бредил и метался в жару, я сходил в аптеку, – ответил, улыбнувшись, Вик, он отломил верхушку ампулы и вылил его содержимое к себе в рот. – Дорога оказалась не простой, немного ушиб колено, так что мы с тобой сейчас оба хромаем, только на разные ноги. Ты хочешь есть?

– Больше пить, чем есть, – ответил Майк. – И вообще чувствую себя так, словно в меня попало не две дробины, а весь заряд. Вик протянул ему фляжку.

– Вода немного радиоактивная, – сказал он. – Так что много пить не советую, но другой я здесь не нашел.

Майк выпил несколько глотков и снова откинулся к стене.

– А теперь можно поесть, – сказал он.

Вик вытащил из рюкзака банку консервов, они оказались рыбными. Он открыл банку и протянул Майку, тот стал, не спеша, есть рыбу, доставая её дрожащими пальцами. Он съел почти все содержимое банки, потом недоуменно взглянул на Вика и огорченно покачал головой.

– Надеюсь, это была не последняя наша еда? – спросил он.

– Еды много, два полных рюкзака, – ответил Вик.

– Понятно, значит, и тебе хорошо досталось, раз отказываешься от еды, – сказал Майк. – Покажи-ка мне свое колено.

Вик задрал штанину и показал ногу, багровая припухлость опустилась вниз и теперь охватывала всю ногу от колена до стопы.

– Вот теперь ясно, почему ты не ешь и глотаешь антибиотики, – вздохнул Майк, – Неужели я настолько был плох, что ты пошел искать аптеку?

– Настолько, – вздохнул Вик, и отпил немного воды из фляжки. – Если честно, то я даже испугался, что ты умрешь.

– Понятно, – сказал Майк. – Нам нужно уходить отсюда, но потом, пока я ещё не готов. Он отбросил в сторону пустую банку.

– А теперь туши свечу, – сказал он. – Нужно поспать, сон – лучшее лекарство от всех болезней.

Когда Вик проснулся и зажег свечу, Майк тут же открыл глаза и потянулся к фляжке.

– Сколько мы спали, час, два, восемь? – спросил он. – У меня в голове все перепуталось.

– Часа четыре, – ответил Вик, потянувшись к рюкзаку. – Самое время перекусить, там наверху время обеда.

– Сначала воды, – сказал Майк. – Я весь мокрый. Он выпил несколько глотков воды из фляжки, потом блаженно вытянул ноги.

– Я чувствую, что начинаю выздоравливать, – сказал он. – Скоро смогу двигаться. А как ты?

– Мне меньше досталось, чем тебе, – ответил Вик. – Я почти в форме.

Они съели по банке консервов и осмотрели свои раны, у Майка обе ранки затянулись багровыми шрамами, а у Вика багровость исчезла, но колено было все ещё припухшим.

– Надо вылезать из этой дыры, – сказал Майк. – Я чувствую себя здесь так, словно меня посадили в камеру. Ни нормального туалета, ни нормальной воды, даже вытянуться во всю длину невозможно…

– Придется идти с нагрузкой, – сказал Вик, показывая на набитые рюкзаки. – К тому же там наверху нас все ещё могут ждать, вряд ли нам простили, что мы ранили троих человек из их банды.

– Будем осторожными, – сказал Майк, проверяя автомат. – Оружие у нас есть, да и парни мы с тобой не слабые, они это должно быть уже поняли. Но лучше, конечно, с ними не встречаться. Самое время вновь показать тебе свои способности. Ты же чувствуешь людей, когда они рядом?

– Чувствую, – сказал Вик. – Только я ещё не знаю, на каком расстоянии, я их способен ощущать.

– Это все равно лучше, чем мое зрение, – сказал Майк. – Поведешь нас такими местами, где нет людей. Выберемся из города, а там отдохнем. Насколько я помню, мы же недалеко ушли от окраины?

– Недалеко, – согласился Вик. – Если были бы здоровы, то за полчаса бы отсюда выбрались.

– Понятно, – сказал Майк. – Ну, учитывая наши раны, нам придется потратить час, а может и больше, быстрее идти не сможем, ни ты, ни я. А час это уже много, за час нас могут заметить. Он задумался.

– Выходит, нужно идти либо ночью, либо ранним утром, когда на улицах никого не будет. Сейчас что там наверху, день, или ночь?

– Вечер, – улыбнулся Вик. – Но уже ничего не видно, и людей поблизости я не чувствую.

– Сейчас я ещё не готов куда-то идти, – вздохнул Майк. – Мне надо собраться с силами. Дай мне немного времени.

Майк вытер пот со лба, и, откинувшись к стене, закрыл глаза.

Вик наложил на свое колено тугую повязку из своей старой футболки. Потом собрал рюкзак, и, опираясь на ружье, встал и закинул его за плечи. Его сразу шатнуло от слабости, а вес рюкзака показался непосильным. Майк открыл глаза, недовольно сморщился, но тоже встал, повесил на плечо автомат и потянулся к рюкзаку.

Когда он его поднял, его тоже шатнуло, и он привалился к стене.

– Ты по-прежнему считаешь, что мы сможем идти? – спросил Вик. – Глядя на тебя, этого не скажешь.

– Я уже так не считаю, – вздохнул Майк. – Я как раз думаю, что идти мы не сможем, но все равно пойдем. Сил, конечно, нет ни у тебя, ни у меня, но и торчать здесь я уже больше не могу.

– Значит, идем, – вздохнул Вик и тяжело поднялся по ржавым скобам к люку. Он отодвинул его и вылез наружу, потом помог выбраться Майку.

Во времени он не ошибся, был или поздний вечер, или уже наступила ночь. Во дворе, где находился коллектор, было темно и тихо. Холодный ветер нес в себе запах сырости и разложения. Он поежился, потом тяжело поднялся на ноги и сделал первый шаг.

Он шел, полагаясь только на чутье и на смутные ощущения, тихо чертыхаясь, когда спотыкался о камни. Скоро он так ударился больным коленом о кусок перегородившей им путь бетонной плиты, что осел на землю от боли, и минут пятнадцать не мог не только встать, но даже что-то сказать.

Майк тяжело опустился рядом, он чувствовал себя не намного лучше.

– Мне кажется, что я переоценил наши силы и наши возможности, – сказал он, – У меня такая слабость, что я, кажется, уже больше никогда не смогу встать.

– Я тоже не смогу, – ответил Вик. – Так и будем здесь сидеть, пока нас не найдут эти веселые ребята. Как ты думаешь, что они с нами сделают?

– Я думаю, что повесят, не тратить же им на нас драгоценные патроны, – сказал Майк. – А может, просто забросают камнями. Мне это кажется хорошим способом, можно даже близко не подходить. Так что, будем ждать, или пойдем?

– Я бы лучше подождал, – сказал Вик. – Но ты так здорово поднимаешь настроение, что я уже подумываю о том, чтобы встать. А может быть, пойдешь дальше один, а я останусь здесь?

– Я бы пошел, – ответил Майк. – Только без тебя в такой темноте я далеко не уйду. Так что вставай и помоги подняться мне.

– Может быть лучше наоборот? – засмеялся Вик. – Ты встанешь, и поможешь подняться мне?

– Тогда встаем вместе, – сказал Майк. – Я обопрусь на твое плечо, а ты на мое.

Охая от боли, они с трудом поднялись и пошли дальше. Они оба были мокрыми от пота и едва шли. Шаги их были короткими и неуклюжими. К тому же вокруг ничего не было видно, и им приходилось быть осторожными, чтобы не налететь ещё раз на какую-нибудь плиту.

– Что же твой бог нам не помогает? – спросил Майк – Мог бы хотя бы рюкзаки сделать легче.

– Это и мы можем сделать, – отозвался Вик. – Выбросить все консервы, и можно будет даже бежать, но завтра нам уже будет нечего есть. А на моего бога можно не рассчитывать, ему все равно.

– Как это ему все равно? – спросил Майк. – Зачем же ты веришь в такого бога, если он так к тебе равнодушен?

– А я и не верю, – усмехнулся Вик. – Я просто знаю, что он есть. Вера подразумевает сомнение, а я уже давно не сомневаюсь в его существовании.

– Интересно бы узнать, где ты приобрел такую уверенность? – полюбопытствовал Майк. – Опять в подвале?

– Это уверенность оттуда же, откуда мое знание о том, что сейчас мы уже выходим из города, – сказал Вик. – Скоро войдем в небольшую рощу, а уже за ней будет дорога.

И действительно под их ногами зашелестела мокрая трава.

– А может быть это какой-то газон? – сказал Майк. – Или городской парк?

– Вот этим и отличается вера от знания, – усмехнулся Вик. – Я-то знаю, что мы идем по роще, а ты, сомневаясь, ищешь другие возможные объяснения. Так и все человечество идет в полной темноте и верит только своим шишкам, которые они набивают…

– Черт! – выругался Майк. – Насчет шишек ты прав, я только что врезался в дерево. Сейчас я почти уверен, что мы в лесу, или в парке, свои предположения насчет газона снимаю…

– Положи руку мне на плечо, – сказал Вик. – Тогда обещаю тебе, что больше ты ни в одно дерево не врежешься.

– Спасибо тебе светоч новой веры, – сказал Майк, ложа свою руку на плечо Вика. – Только какой ты светоч, если от тебя не идет свет?

Он бы сейчас нам не помешал, при свете мы бы спокойно шли по этому лесу, или парку. Мы точно вышли из города?

– Вероятнее всего да, – сказал Вик. – Ты не забывай, что я тоже ничего не вижу, как и ты. Я просто чувствую, а это разные вещи. Видеть лучше, чем чувствовать.

– Чем же видеть лучше? – спросил Майк. – Я вот сейчас ничего не вижу, а из чувств во мне только боль и усталость.

– Я чувствую направление и препятствия, – ответил Вик. – Хоть это и не чувства, а что-то другое.

– Совсем запутал, – вздохнул Майк. – Чувства уже не чувства, вера не вера. Когда мы где-нибудь остановимся?

– Как только почувствую какое-нибудь укрытие, – сказал Вик. – Скоро начнется дождь, и нам нужна крыша над головой, чтобы его переждать.

– Значит, все-таки ты чувствуешь? – спросил Майк.

– У человека пять чувств, – сказал Вик. – Так как они есть у всех, или почти у всех, то никому не приходится объяснять, что такое зрение, или слух, или осязание, все итак это знают.

– Замечательно сказал насчет осязания, – сказал Майк, тихо охнув. – Я только что обо что-то споткнулся.

– Я и сам спотыкаюсь, – сказал Вик. – Кстати, можешь уже снять руку с моего плеча, а то ты уже на нем висишь. Мне и себя-то тащить трудно, а если ещё и тебя, то я далеко не уйду. Ты гораздо крупнее меня и совсем не такой легкий, каким себе кажешься.

– Прости, – смущенно пробормотал Майк, снимая руку с плеча. – Я как-то не заметил. Это от слабости. Надо сделать привал, чтобы отдохнуть и подождать, пока рассветет. Вик резко остановился, Майк больно ткнулся носом в его рюкзак и выругался.

– И чего ты встал? – спросил он недовольно. – Мы идем, или уже делаем привал прямо здесь, на траве?

– Сейчас пойдем дальше, – сказал Вик. – Я просто почувствовал, что рядом есть какое-то укрытие от дождя, но что это такое, я не знаю.

– Веди, – сказал Майк. – Там разберемся, все равно больше сил уже не осталось. Он положил руку на плечо Вика.

– С вашего разрешения, я ещё немного на вас повишу, – сказал он. – А то я сейчас упаду.

– Тогда упадем вместе, – вздохнул Вик. – В следующий раз, когда попадем в новую переделку, я буду висеть на тебе, а ты будешь нас вести.

– Если будет следующий раз, то я согласен, – сказал Майк. – Но мне почему-то кажется, что ещё раз мы уже такое не переживем.

Вик свернул в сторону, и они наткнулись на стену дощатого сарая. Он открыл сбитые из не струганных досок ворота и зажег спичку. В сарае лежали лопаты, носилки и разные другие инструменты.

– Вполне можно жить, – сказал Майк, садясь с вздохом облегчения на пустое ведро. – И даже можно развести костер из этого инструмента, все рано он больше никому не нужен. Сейчас бы ещё выпить, и был бы совсем праздник.

Вик снял рюкзак, положил ружье на землю, и стал разжигать костер. Ему пришлось повозиться прежде, чем он смог развести огонь, твердые черенки никак не хотели разгораться.

– Спичек осталось последняя коробка, – сказал он. – Если в ближайшее время ничего не найдем, то будем жить без огня.

– Может быть, в следующем городе нас встретят более ласково? – сказал Майк, ложась на грязный земляной пол возле костра. – И тогда мы не только найдем спички, водку, но и сменим одежду, или хотя бы постираемся. У меня есть ещё две коробки спичек, но пусть это будет неприкосновенный запас.

– Я бы не стал рассчитывать на то, что где-то нас ласково встретят, не те времена, – вздохнул Вик, и тоже ложась на землю. – Все, у меня тоже больше нет сил.

– Ты уже сделал все, что нужно, – сказал Майк, развязывая свою повязку, морщась при этом от боли. – Большего никто бы не сумел сделать. Если бы мне раньше сказали, что человек может видеть в темноте, как сова, находить дорогу туда, куда нужно, оказавшись в незнакомом месте, предупреждать об опасности, когда о ней еще ничего не говорит, я бы не поверил.

– Я не вижу в темноте, – сказал Вик. – Я просто чувствую препятствия и направление, а больше ничего.

– Да, ты что-то начал рассказывать об этих чувствах, а я тебя прервал, – сказал Майк. – Но теперь я весь сплошное внимание.

– Я не могу ничего рассказать, – сказал Вик. – Это либо чувствуешь, либо нет. Как можно слепому рассказать о том, что ты видишь?

– Рассказать-то можно, – сказал Майк. – Только неизвестно поймет ли он тебя.

– Так вот здесь такая же история, – вздохнул Вик. – Говорят, что существует шестое чувство.

– А, это ты про интуицию, – сказал Майк. – Про это я читал.

– Есть наверно ещё и седьмое, восьмое, девятое чувство, может быть, их вообще существует больше сотни, – сказал Вик. – Но это не чувства, потому что они принадлежат не телу. Они принадлежат душе.

– А в чем разница кому, что принадлежит? – спросил Майк. – Тело-то одно, а душа находится в теле.

– Разница в том, что все известные человеку чувства гораздо сильнее нами ощущаются, чем все то, что принадлежит душе, – сказал Вик. – Сигналы от этих чувств непосредственно приходят в мозг по нервным окончаниям. Они хорошо слышны, они легко обрабатываются мозгом и контролируются им.

С душой же все по-другому. Нервных окончаний в ней нет, а сигналы приходят как будто по радио, только оно звучит так слабо, что его почти не слышно.

Поэтому в эти чувства приходится вслушиваться, если так можно сказать, потому что ты не вслушиваешься, а просто отсеиваешь слабые сигналы души от сильных сигналов тела.

– Кстати, вполне понятно объяснил, – сказал Майк. – Только я все равно не понял, чем же чувства души отличаются от чувств тела?

– Очень трудно объяснить, – сказал Вик. – Люди давно знают о свойстве души слышать и чувствовать то, что обычными чувствами тела почувствовать нельзя. Об этом написано много книг, дано много объяснений, и все это настолько туманно, что единственный способ понять, это самому почувствовать. Я могу только сказать, что душа – это энергия, и поэтому она чувствует все другие формы энергии.

– Хорошо объясняешь, доступно даже для меня, – сказал Майк. – Теперь объясни про эти чувства.

– Это ещё труднее, – улыбнулся Вик. – Нужно самому почувствовать, чтобы понять. Люди давно изобрели, способ услышать свою душу. Они впадают в транс, то есть отключают или приглушают сигналы, которые идут от тела

– Но ты-то не впадаешь в транс, когда что-то чувствуешь, – сказал Майк. – Я же за тобой наблюдал, иногда ты закрываешь глаза, а иногда нет.

– Это правда, – сказал Вик. – Дело в том, что я уже привык отсеивать сигналы души от других сигналов тела, поэтому мне не нужно состояние транса. И я закрываю глаза чаще всего просто по привычке. Но тут сложность ещё в том, что способность слышать душу, присуща не всем людям…

– А почему не всем? – спросил Майк. – Душа-то есть у всех.

– Тут опять все не так просто, – сказал Вик. – Душа есть у всех, в этом ты прав, только души у нас разные. Есть сильные, большие души, от них и сигнал сильнее, а есть маленькие, сигнал от них настолько слаб, что можно его и не услышать.

– Вот ты и насчет дождя правильно предсказал, сказал Майк, прислушиваясь к стуку капель о крышу. – Ты – странный парень, Вик. Я рад, что тебя встретил. Как насчет того, чтобы сварить супчик из радиоактивной водички, бегущей с неба? Он бы нам сейчас был бы как нельзя кстати.

– Сейчас, – сказал Вик, тяжело вставая. – Профильтрую воду и сварю.

– Извини, что я тебе не помогаю, слабость никак не проходит, и я очень устал, – грустно улыбнулся Майк. – Я – твой должник, расплачусь тогда, когда придем в мой город.

– Ты мне ничего не должен, – сказал Вик. – Я буду варить суп и для себя.

– Вари, но я все равно буду считать себя твоим должником, – сказал Майк. – Ты уже много для меня сделал.

Вик набрал воды в старое ведро, потом профильтровал её через свой шарф и поставил котелок на огонь.

– Так какие чувства есть у души? – спросил Майк. – Я только читал об интуиции, но ничего не понял.

– Интуиция, это скорее смесь чувств, – сказал Вик. – Многие люди под интуицией подразумевают совсем разные ощущения. Давай я лучше расскажу тебе о том, как я тебя вел в темноте.

– Давай про темноту, – согласился Майк.

– Я шел с закрытыми глазами…

– А я шел с открытыми, – сказал Майк. – Таращился, как дурак, в темноту, но все равно ствол дерева не увидел, пока в него со всего размаха не врезался.

– А вот, если бы ты закрыл глаза, – сказал Вик. – То стал бы прислушиваться к другим ощущениям, и возможно, тогда ты бы в это дерево не врезался.

– И что ты чувствовал, когда обнаруживал перед собой препятствия? – спросил Майк.

– Объяснить трудно, – сказал Вик. – Потому что вслушиваешься в смутные ощущения, которые появляются в тебе. Идешь и вдруг чувствуешь, что впереди перед тобой что-то есть, потом неизвестно каким образом понимаешь, что это дерево, или камень, и даже представляешь какого это размера, чтобы можно было обойти.

– Все равно не понятно, – сказал Майк.

– Идем, я тебя выведу из сарая, отведу метров на двадцать и попробуешь оттуда вернуться, – сказал Вик. – Один раз почувствуешь и сразу поймешь, о чем я рассказываю.

– Ну, уж нет, – сказал Майк. – Я с места не сдвинусь, я устал. Но я согласен с тем, что это нужно будет как-нибудь попробовать.

– Ты знаешь, что слепые от рождения люди редко натыкаются на препятствия? – спросил Вик.

– Про это я читал, – сказал Майк. – Они ходят с тростью и вслушиваются в её стук по асфальту, и определяют препятствия по отражению звука.

– Как-то в наш университет приезжал один академик какой-то непризнанной академии, – сказал Вик. – Он нам демонстрировал разные опыты, как раз о том, о чем я сейчас пытаюсь рассказать. Одной девушке завязывали глаза, потом сверху на голову надевали темный мешок, исключая любую возможность видеть, и давали ей книгу. Она читала и довольно бегло.

– Значит, выучила эту книгу наизусть, – сказал Майк.

– Нет, это не так, – сказал Вик. – Книгу давали из зала, случайно выбранную.

– Это всего лишь фокус, его все знают, – сказал Майк. – Книгу давал подставной.

– К тому же книгу открывали на любой странице, – сказал Вик. – И абзац тоже выбирали случайно.

– Читала? – не поверил Майк.

– Читала, – вздохнул Вик. – И все слова правильно выговаривала. Я и при свете так не прочитаю, как читала она.

– Странно это, – сказал Майк. – Но продолжай.

– Так вот этот академик рассказывал нам про то, как они пытались учить слепых этому способу видения.

– И что?

– Получалось не у всех, но несколько слепых он научил ходить, читать, пользоваться компьютером, проще говоря, он научил их видеть без глаз.

– Интересно, – сказал Майк. – Получается, что это возможно для всех?

– Не для всех, – сказал Вик. – Этот академик сам не мог понять, почему у одних это получается хорошо, а у других не получается совсем.

– А ты понимаешь?

– Я по-прежнему считаю, что все дело в душе, – сказал Вик. – В том, какая она, большая, или маленькая, развитая, или не развитая, насколько сильный сигнал она выдает…

– Выходит, что ты и читать в темноте можешь? – спросил Майк.

– Никогда не пробовал, – улыбнулся Вик. – Я же не слепой, я могу и свечу зажечь, да и читать глазами для меня привычнее.

– Я сейчас подумал о том, что сейчас как раз пришло время слепых, – вздохнул Майк. – Они гораздо лучше приспособлены к этим вечным сумеркам, чем мы. А этот академик – теперь должно быть король всех слепых.

– Вряд ли, – грустно отозвался Вик. – Он жил и работал в Москве, а там, я думаю, мало, кто остался в живых. Нет больше ни моего университета, ни моего дома, ни моих друзей, ни моей прежней жизни…

– Да уж, вероятнее всего, так оно и есть, – вздохнул Майк. – Давай есть твой суп, если он готов, потом, когда станет немного светлее, пойдем дальше. Вик снял суп с огня, и они сели вокруг костра.

– Тот мир, в котором мы жили до войны, был совсем неплох, – сказал Майк, доставая ложку. – Мне жаль, что его не стало. Хоть я и не потерял всех своих близких и друзей, как ты, и дом мой стоит все на том же месте, но я, как и ты, потерял будущее.

Никому не нужны сейчас ни мои знания, ни мой ум, ни специальность, которой я учился в университете. Вся та жизнь, к которой мы готовились, превратилась в груду развалин, а новому миру будут нужны совсем другие знания.

– Ты прав, – грустно улыбнулся Вик. – Мне тоже жаль тот мир. Хоть я и понимаю что, то, что мы потеряли, было основано на человеческой глупости и на иллюзиях и религиях, созданных за тысячелетия до нас. Все устарело, все потеряло первоначальный смысл, но продолжало передаваться из поколения к поколению. И как результат, война…

– Вот этого я опять не понял, – сказал Майк. – Объясни, причем тут война?

– Наш мир развивался постепенно, страны, которые в нем были, образовались в результате войн, – сказал Вик. – Когда-то это было нормой, единственным способом развития. Большинство героев нашей истории это люди, которые создавали непобедимые армии и захватывали чужие земли. Вспомни, чему нас пичкали в школе, чьи имена нас заставляли зазубривать?

– Я пытаюсь вспомнить кого-то другого, – сказал Майк. – Но ты прав, вспоминаются только завоеватели, да ещё те, кто захватывал власть в своей стране путем переворота, или гражданской войны.

– Вот видишь, кем были наши кумиры, – грустно улыбнулся Вик. – И это были имена, которыми гордился наш прежний мир. Это была одна из причин, почему ядерная война была неизбежна, другого способа разрешения своих проблем и конфликтов мы просто не знали…

– Но мы же строили заводы и фабрики, ученые изобретали замечательные вещи, от которых наша жизнь становилась лучше и интереснее, – сказал Майк. – И многие проблемы решались посредством технологий и новых знаний. Весь мир благодаря науке и технологии стал единым целым.

– Но не ученые же и инженеры были героями нашей истории, – сказал Вик. – И большей частью все, что они создавали, потом использовалось для войн.

Сила и оружие накапливались десятилетиями, и когда-то оно все равно должно было выстрелить, оно и выстрелило.

– Эта война как будто всех спустила с цепи, все обезумели и начали друг с другом воевать, – сказал Майк. – Войны продолжаются, и ты сам сказал, что они ещё не скоро закончатся.

– Это так, – вздохнул Вик. – Проблем в нашем мире накопилось много, вот сейчас они и решаются единственным известным для всех способом.

– А я все равно верю, что мы восстановим все, как было, и начнем жить так, как жили до войны, – сказал Майк.

– Не начнем, и не сможем, разбитую чашку не склеишь, а если склеишь, то это будет все равно разбитая чашка, – грустно улыбнулся Вик. – Наш мир больше не вернешь, на развалинах вырастает новый. Не знаю, лучше он будет, или хуже, но точно знаю, что он будет непохож на наш.

Майк недовольно покачал головой.

– Почему ты не хочешь смотреть на этот мир с оптимизмом? – спросил он. – Конечно, много людей погибло, но мы-то с тобой живы, да и не только мы. Я думаю, что все самое страшное уже позади, и в будущем все будет намного лучше, чем сейчас.

– Я не смотрю в будущее ни с пессимизмом, ни с оптимизмом, – вздохнул Вик. – Потому что и то, и другое предполагает незнание, а я, к сожалению, знаю свое будущее.

– К сожалению? – удивился Майк. – Почему к сожалению? Я бы, например, с большим удовольствием узнал, что меня ждет впереди.

– Нет ничего хорошего в этом знании, – сказал Вик. – И совсем не потому, что впереди все будет плохо.

– А это не так? – спросил Майк.

– В твоей жизни будет и хорошее и плохое, – пожал плечами Вик. – Причем такое плохое, что ты из сегодняшнего дня даже и представить себе не можешь.

– Никогда не верил гадалкам и провидцам, – сказал Майк. – Вот, если я сейчас уроню ложку на пол, ты можешь предсказать, как она упадет? Или кто её найдет, когда мы уйдем отсюда? Или найдет ли её кто-то вообще?

– Если тебя интересует судьба ложки, то, ты выбрал не ту гадалку, – сказал Вик, – Я не буду смотреть её судьбу, хоть бы и мог, мне это просто неинтересно. Конечно в чем-то, ты прав, будущее многовариантно, и чем дальше в будущее ты смотришь, тем больше вероятность того, что ты ошибешься. Предсказанные события не всегда происходят.

– Вот видишь, – усмехнулся Майк. – Я и говорю, что это все ерунда. Невозможно предсказать будущее, а значит, незачем с таким умным видом изрекать всякие страшилки.

– Знаешь, каков процент совпадений предсказаний у хороших провидцев и гадалок? – спросил Вик.

– Пятьдесят на пятьдесят, – сказал Майк. – То ли будет, то ли нет, то ли дождик, то ли снег…

– Восемьдесят, а у некоторых девяносто процентов.

– Даже, если то, что ты говоришь, правда, то все равно остается двадцать процентов несовпадений, а со временем их набирается столько, что все становится случайным.

– Ты все неправильно понимаешь, – сказал Вик. – В судьбах людских и нашего мира есть ключевые события, которые произойдут неизбежно, независимо от наших усилий их изменить. Пророки ошибаются там, где события незначительны, или их влияние незначительно на развитие мира.

– Ключевые события? – поднял брови Майк.

– Эта война была предсказана и не одним пророком, – сказал Вик. – И из такого далека, где и про атом-то ничего не знали, и что такое ракета, и что такое автомат, который у тебя в руках.

– Не буду с тобой спорить, потому что я об этом ничего не знаю, – сказал Майк. – Итак, ты что-то хотел мне рассказать о моем будущем?

– Я не хотел, – улыбнулся Вик. – И в ближайшее время не захочу, просто потому, что ты не поймешь меня правильно, и потому что ещё не пришло время.

– Как это не пойму правильно? – спросил недовольно Майк. – Не такой уж я и тупой, чтобы ничего не понимать.

– Представлять что-то, и жить в этом, совсем разные вещи, – сказал Вик. – Вот представь, что когда ты учился в университете, тебе бы кто-то рассказал, что ты будешь вот так брести по разрушенной ядерными взрывами стране вместе с таким же пареньком, как ты. Что бы ты сказал?

– Не знаю, – глаза Майка стали задумчивыми, потом он помрачнел. – Действительно то, что произошло, было невозможно представить. Да и я был совсем другим, чтобы это понять. Теперь, когда я увидел столько смертей, теперь, когда автомат стал для меня чем-то обязательным, вроде одежды, я смотрю на этот мир совсем другими глазами.

– Вот про это я и говорю, – грустно покивал Вик. – Что есть вещи, которые невозможно представить, их нужно прожить.

– С тобой совсем невозможно говорить, – вздохнул Майк. – Ты портишь все своими объяснениями. К черту это предвидение, рассказывай дальше о чувствах души.

– Я уже сказал о том, что душа чувствует все виды энергии, – сказал Вик. – Любая мысль человеческая, или эмоция, это тоже энергия. А это значит, что тот, у кого развита душа, может слышать чужие мысли и чужие чувства.