355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Кучук » Навь Остров. Территория забытых богов (СИ) » Текст книги (страница 16)
Навь Остров. Территория забытых богов (СИ)
  • Текст добавлен: 23 мая 2017, 13:30

Текст книги "Навь Остров. Территория забытых богов (СИ)"


Автор книги: Владимир Кучук



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Глава 16


Почти полчаса брели посредине русла в полном молчании, озираясь по сторонам. На вепря, который неустанно преследовал по берегу идущих в недоступной для него воде людей, уже мало кто обращал внимание. Друзья все больше осматривали местность по обе стороны речки, ведь посмотреть было на что.

Если еще вначале путешествия по острову лес мало чем отличался от обычного, за малым исключением, которое друзья списали на воздействие неведомой аномалии, то теперь он заметно менялся буквально на глазах. Размеры деревьев значительно увеличились, достигая нескольких охватов по толщине. Их корневища напоминали сплетенных между собой гигантских змей, а низкие кроны были настолько мощны, что, практически, не позволяли солнечному свету пробиться под них. Серый мох толстенным слоем укрывал почву, забираясь высоко вверх по стволам деревьев, вездесущий папоротник в отдельных случаях достигал невероятных размеров, почти как на картинках с пейзажами времен мезозойской эры в школьных учебниках. Между деревьев и кустов, то тут, то там, мелькали тени каких-то животных и птиц, со всех сторон доносились голоса лесных обитателей, некоторые из которых, иногда, заставляли сердца путешественников неистово колотиться под воздействием большой дозы адреналина.

– Знаете, мужики, – вполголоса заговорил Платонов, – лес, в котором жили и Баба Яга, и Кощей, и Серый Волк, и многие другие герои сказок из моего детства, я представлял именно таким.

– Подписываюсь. – Согласился с ним егерь. – Всю жизнь, можно сказать, провел в лесу, но такого еще не видал. Действительно, сказочный он какой-то. Того и гляди – кикимора сейчас из-за дерева выглянет, или леший. Или Баба Яга в своей ступе спикирует! Молодежи нашей этого не понять, они на "Томах" с "Джерами" воспитывались, да на покемонах всяких.

– Ну, это ты зря, Федор! – Чуть ли не в полный голос возмутился Алексей. – Мы с Мотом выросли на наших сказках! Помню, когда в "семейке" с родителями жили, соберемся, бывало....

– Т-с-с-с-с. – Семеныч, вдруг, резко остановился, развернувшись лицом к мужикам и приложив указательный палец к губам. – Тихо.

Все замерли, напряженно вслушиваясь в окружающие звуки.

– Так, Гриш, – спустя какое-то время с недоумением сообщил Федор, – не слышно же ничего.

– В том-то и дело, что не слышно. Это-то и плохо. Вон, гляньте, и "конвойный" наш слинял куда-то!

И действительно, удаляющийся треск выдавал поспешно удаляющегося гигантского вепря, который еще мгновение назад был рядом с путешественниками.

– Значит так, хлопцы! – Совсем нахмурившись и лихорадочно оглядываясь, произнес Василенко. – Идем, как и шли. Упаси вас господь приблизиться к берегу! Осталось немного пройти до безопасного места. Там отдохнем и просушимся. Главное – дойти.

– Так, а кого хоть нам бояться, можешь сказать?

– Не знаю, Федя, не знаю! Но если даже этот клыкастый танк струхнул и поспешил ретироваться, то мне даже как-то страшно думать, из-за чего, или – кого! Знаю одно, местные твари боятся реки, но ради такой добычи, как мы, могут осмелиться подскочить к самой воде. Так что, еще раз повторюсь, держитесь подальше от берега.

Вскоре путь путникам преградило огромное дерево, ствол которого, вывернув наружу корневище, рухнул поперек русла, оставив над водой просвет всего лишь с полметра. Нужно было погружаться в воду чуть ли не по шею, чтобы преодолеть это препятствие.

– Может, выскочим на берег, да быстренько обойдем?! – Предложил Звягинцев. – Вон, с левой стороны....

В это время раздался громкий треск сухих сучьев, в воздухе мелькнула тень, и на один из краев естественного моста приземлился огромный зверь.

Путники замерли на месте, не осмеливаясь шевельнуться. Федор сделал попытку снять с плеча карабин.

– Федя, Федя, – остановил его Семеныч, – не нужно этого. Ты его только насмешишь. Тем более что патроны наверняка отсырели.

– Гриша, это волк?

– Волк, Федя, волк. Не видишь, что ли?

Егерь с Василенко разговаривали вполголоса, не отрывая взгляда от зверя, который, припав на мощные передние лапы и выдвинув вперед свою массивную голову, внимательно наблюдал за появившимися в его владениях чужаками, иногда порыкивая и обнажая при этом жуткие клыки.

– Гриш, но таких же волков не бывает!

– Как видишь – бывают, Федя. Ну, есть еще у кого желание обойти препятствие по берегу?!

Преграду преодолели, передвигаясь на корточках по шею в воде, поднимая над головой, насколько это можно было, свою поклажу. Тяжелее всего пришлось Алексею и Игорю, из-за их высокого роста. Волк не стал, как кабан, сопровождать продолживших путь чужаков по берегу реки, а только сердито зарычал, и одним прыжком скрылся в густых зарослях. Оттуда, вскоре, донесся протяжный вой, на который откликнулись с десяток волчьих глоток со всех сторон леса.

– Ну, все. – Заключил Семеныч после окончания звериной переклички. – Теперь все серые в округе знают о нашем присутствии.

– А далеко еще до твоего "безопасного места".

– Нет. Совсем рядом. Пара кабельтовых.

– Гриш, мы тут люди, в основном, сухо....

– Метров триста-четыреста.

– Ага. Ладно.

Вскоре среди зарослей показалась невысокая скала, по форме напоминающая собачью голову. Русло речки упиралось в подножие камня, после чего раздваивалось на два поменьше, расходившихся в противоположные друг другу стороны.

– Все, други мои ситные, дошли! – Сообщил Григорий Семенович, причем не шепотом, а в полный голос. – Тут и сделаем привал.

Следуя за Василенко, друзья обошли скалу, и обнаружили за ней довольно просторную, ровную каменную площадку, почти полностью покрытую мхом.

– Сейчас запалим костер.... Одну минуточку.

Семеныч остановил жестом кинувшихся, было, располагаться мужиков, подошел к центру поляны, наклонился, и поднял что-то похожее на большую палку. После того, как "палка попыталась обвиться вокруг держащей ее руки, друзья с ужасом поняли, что это огромная змея.

– Извините, мадам!

С этими словами Василенко подошел к ближайшим зарослям, где и отпустил гадину.

– Все, теперь можно устраиваться. – Сообщил он, внимательно осмотрев площадку.

Путники стали раскладывать свою поклажу, кроме Алексея, который остался стоять на месте, еще и еще осматривая местность вокруг.

– Леха, а ты чего, как не родной?! Вам с Матвеем еще дровишки собирать! Не нам же, старикам, этим делом заниматься?! – Василенко весело подмигнул Игорю с Федором.

– Ну, вот еще! – С деланным возмущением проворчал Федор. – Нам по сроку службы не положено.

– Да, только за речку не суйтесь, когда за хворостом пойдете.

– Семеныч, – Леха опасливо посмотрел в сторону кустов, куда была выпущена змея, – а она, случайно, не вернется?

– Гадюка, что ли? Обязательно вернется! – И тут же, что бы успокоить изменившегося в лице парня. – Только после того, как мы отсюда уйдем. Так что не дрейфь, сынок.

Так интересовавший искателей разговор завели, как это и водится, за чаем, когда желудки уже начали переваривать простой, но сытный ужин, а пара глотков спирта и тепло от костра окончательно прогнали дрожь от ледяной воды лесной речки.

– Ну, Григорий, – сладко затянувшись сигаретой начал Федор, – мы тебя внимательно слушаем.

– Хм, видали?! Они меня слушают! Это я вас сначала, по логике вещей, выслушать должен! Так что давайте, господа авантюристы, выкладывайте все начистоту, не упуская мелочей, от любой из которых могут зависеть все наши дальнейшие шаги.

Сказано было так резко и категорично, что даже Федор, которого далеко не всегда можно было переспорить, не стал перечить.

Рассказывали долго, по очереди, дополняя друг друга, что бы ничего не пропустить. Василенко за все время только пару раз перебил, что бы уточнить кое-какие детали, потом долго обдумывал услышанное.

– Ну, что ж, – задумчиво ворочая палкой угли, произнес наконец он, – я вас услышал. Теперь моя очередь рассказывать. А там сложим вместе, как говорится – ваше с нашим, и решим, как действовать дальше.

Рассказ свой, ребята, начну очень издалека, для того что бы картина для вас более полной была, более ясной. Только вот что, ребятишки, я вас очень попрошу, что бы все то, что вы сейчас услышите, осталось между нами. Это, можно сказать, моя вторая жизнь, в которую я даже свою Галку не посвящал.

В общем, не помню – говорил я уже, или нет, с самого раннего детства воспитывался я в детском доме. Так уж сложилось, что родители мои умерли, почти одновременно, когда мне еще и трех лет не было. Поехали в Казахстан, Целину поднимать, а погода там – сами знаете какая. От простуд частых, от неподходящего климата, померли батя с маманей мои. Родичей, которые меня захотели бы забрать на усыновление, по видимому, не нашлось, поэтому мне и была уготовлена прямая дорожка в детский дом в Целинограде, (это нынешняя Астана, если кто не знает), а уже оттуда, при содействии родственников моих покойных родителей, я попал в Тверское Суворовское Военное Училище. Восемь лет мне тогда было. Ну, а, по окончании суворовского, я поступил в Ленинградское ВВМУПП, то есть Высшее Военно-Морское Училище Подводного Плавания имени Ленинского Комсомола. Вот так я и стал подводником.

Ну, это что касаемо моей, как говорится, нехитрой биографии. СпрОсите, какое отношение моя жизнь, учеба и служба до самого заслуженного дембеля имеет к Навь Острову и всей возни вокруг него? Отвечу: никакого! Абсолютно никакого! Две эти линии в моей жизни – как параллельные прямые – никогда не пересекались.

Но вот, однажды, когда я в суворовском лет пять уже "отмахал", вызывают меня на КПП, мол – приехал родственник какой-то. Я сильно удивился, так как до сих пор никто из, безусловно, существующей родни меня своим вниманием не удостаивал.

В комнате посетителей сидел дедок, с аккуратной седой бородой, усами, и густой, тоже совсем обеленной, шевелюрой, без всякого намека на лысину. Одет по-простому, по-крестьянски. Взгляд тоже простой, открытый, люди с таким взглядом, как говорят, не носят камни за пазухой. В общем, познакомились. Дедом Арсением назвался мой гость, Кожуховым Арсением Захаровичем. Никаким родственником он не оказался, и этот факт, почему-то, мне понравился, а был это друг и однополчанин моего деда по отцу, который, как оказалось, умер от ран вскоре после окончания войны. Дед Арсений сказал, что долго искал родных своего фронтового друга, и вот – нашел меня.

Так и стал навещать меня Захарыч. Не часто – раз месяца в два, а то и три. Угощения всякие привозил, подарки нехитрые. Привык к нему я, ждал уже, скучал даже. Хоть он и не являлся родственником, но договорился с командованием, и меня стали отпускать с ним в увольнение даже с ночевками. Дед снимал на окраине Твери, у таких же стариков, комнатушку. Мы могли, особенно если дело было долгими зимними вечерами, до глубокой ночи сидеть за разговорами. Эх, ребята, как Захарыч рассказывать мог! Про войну рассказывал, про то, как они с моим родным дедом воевали, про себя, про молодость свою, про свои родные края где-то под Костромой, куда при случае обещал свозить. Как оказалось, жена деда Арсения умерла довольно молодой, а он больше не женился – так и жил бобылем. Детей-то Бог им не дал. Наверное, поэтому, я тогда подумал, он ко мне так привязался. В общем, слушать деда я мог до бесконечности, потому что рассказывал он – как с книги читал! Ей Богу! Многие его рассказы и истории были густо замешаны на мистике: лешие, русалки, оборотни, упыри, домовые, всякая другая нечисть и нежить. И когда я ему говорил, что это все сказки и выдумки, он сильно сердился, обижался, чуть ли не кричал на меня! "Поживи, – говорил, – да повидай достаточно в этой жизни, что б потом судить – что выдумки, а что и нет!". Я, конечно же, извинялся, что б деда успокоить, ведь сказки, не сказки, а интересно жуть как было! Но про себя, конечно же, мнения своего не менял.

Так же, как и на счет увольнений, старик решил вопрос с командованием по поводу каникул, которые я, и летом, и зимой, стал проводить у него. Пару раз он даже свозил меня к Черному морю, после чего я, собственно, и решил стать военным моряком. Остальное же время проводили в его маленькой милой деревушке на окраине Костромской губернии.

Хорошие там места, скажу я вам! На наши очень похожи: леса, болота, поля бескрайние. У деда избушка такая справная, аккуратная, словно игрушечная, прямо на высоком берегу реки стоит. А из окон такие виды открываются! Дед меня рыбалить учил, грибы собирать, в травах всяких разбираться, с пчелами на пасеке справляться.

В общем – жили одной маленькой и дружной семьей.

Прошло несколько лет. Я поменял суворовские погоны на курсантские, поступив, как и мечтал, в военное училище. Отпуска между семестрами проводил, как обычно, у своего Захарыча.

Дело было в конце одной из таких побывок, между первым и вторым курсами. Дня за два до моего отъезда Арсений Захарович позвал меня прогуляться в лес. Чего, мол, дома сидеть, нужно наслаждаться природой, пока есть возможность, пока не уехал в свой каменный Питер. Вот в лесу-то и состоялся тот разговор, который если и не перевернул всю мою жизнь, то уж точно заставил посмотреть на нее совсем с другой стороны.

Вернее будет сказать, разговор начался чуть позже начала нашей прогулки, а именно после того, как мы с дедом подошли к лесному озеру, в котором несколько раз нам довелось поудить шикарных зеркальных карпов.

– Гришка, – обратился ко мне дед, почему-то шепотом, – помнишь, я тебе рассказывал всякие истории, которые ты называл небылицами и сказками.

– Конечно, помню, – ответил я, не понимая, к чему клонит старик.

– И ты, внучок, до сих пор считаешь, что это выдумки и чушь?

Я только пожал плечами, потому что действительно так считал, но не хотел отвечать прямо, опасаясь опять вызвать гнев деда.

– Понятно. А, тогда, что ты скажешь на это?

С этими словами дед осторожно отвел в сторону несколько веток орешника, за которыми блеснуло зеркало озера. Затем он пригласил меня взглянуть на открывшийся вид, предупредив о необходимости соблюдения тишины приложенным к губам указательным пальцем.

Вначале я ничего такого не увидел – водная гладь, по которой иногда пробегала мелкая рябь от набегающего, время от времени, ветерка. Но вот легкий всплеск, и на поверхности появилось какое-то существо. Далековато было, так что трудно было определить, кто именно не спеша, будто наслаждаясь купанием, плыл по озеру. Мне показалось, что это бобер, или ондатра, которые водились там в достатке. Разобрать было сложно, так как сильно мешали солнечные зайчики от пробившихся сквозь плотные кроны лучей. Но вот пловец остановился, и, через какое-то время, резко высунувшись из воды на добрых полметра, плавно, как говорят – "щучкой", без единого всплеска, нырнул под воду, оставив на поверхности только расходящиеся по кругу волны. Вот тогда, ребятки, меня впервые в жизни прошиб настоящий холодный пот, потому что в тот момент, когда существо приподнялось над водой, я четко увидел, что это никакая не ондатра, или еще какая местная живность, а человек, точнее – женщина! И когда она, изящно изогнувшись, нырнула, я успел разглядеть... рыбий хвост!

Я посмотрел с недоумением, точнее сказать – взглядом идиота, на деда, а он только усмехался в ответ.

– Да ну на фиг! – Только и смог вымолвить я спустя какое-то время, и вновь уставился на озеро.

Всплеск, и таинственное существо опять появилось на поверхности, а спустя секунду – еще одно, рядышком. Я с затаенным дыханием и не покидающим чувством, что все это просто сон, до боли в глазах наблюдал за ними. Дед легонько толкнул в плечо, и сунул под нос бинокль. "Подготовился, старый хрыч" – подумал я, и прильнул к окулярам.

Сомнения развеялись окончательно: в озере, в какой ни будь сотне метров от меня, плескались, играючи, две русалки! Длиннющие, ниже пояса, светлые волосы, как мне показалось, с едва зеленоватым оттенком, мертвенно белая кожа, красивые женские формы, в общем, вся верхняя часть тела мало чем отличалась от человеческой. Но ниже бедер – хвост! Ну, не совсем как у рыбы, а, скорее, как у китовых – например, с горизонтальным расположением плавников.

Я настолько был поражен увиденным, что, забыв об осторожности, встал во весь рост, сломав какую-то ветку под ногами. Русалки на мгновение прекратили свои игры, повернувшись в нашу с дедом сторону, и тут же скрылись под водой.

– Напугал, все-таки! – Хохотнул Захарыч, хлопнув меня по плечу. – Пойдем, хватит тебе на сегодня.

Домой шли молча. Захарыч только иногда косился в мою сторону, да прятал хитрую улыбку в усы. Мою же голову одолевали мысли только одного плана: "Как такое может быть? Это же не возможно! Невозможно?! Но я же это видел! Может быть, это был мастерски сработанный розыгрыш, маскарад?! Хотя, какой к черту маскарад. Все мое нутро, воспитываемое с раннего детства в материалистически-атеистическом духе, тем не менее, понимало, что русалки в озере были настоящие.

В избе Захарыч сообразил по-быстрому закусь, достал бутылку своего первача, плеснул в стопки. Вместо тоста кивнул головой, приподняв наполненную посудину. Выпили.

– Ну, что, Фома Неверующий, пришел в себя?

Дед продолжал с иронией посматривать на меня, аппетитно хрустя малосольным огурцом. Самогон немного "продул" мне мозги.

– Скажи, Захарыч, а почему мы их – русалок твоих.... Это же русалки были, да?

– Они самые, Гринь.

– Так почему мы их не видели тогда, когда рыбачили на том озере, хотя сидели там по несколько часов много раз?! А тут, словно по заказу, по расписанию – пришли, и на тебе – полюбуйся?

– А-а-а, какой шустрый. – Дед Арсений налил еще самогона. – Чего захотел! Этот народ не позволит себя видеть каждому встречному поперечному!

– Какой народ?

– Такой! В который ты категорически не хочешь верить! Вернее, надеюсь, до нонешнего дня не хотел. Про который я тебе, как ты говоришь, небылицы рассказывал. А оно, сынок, вон как повернулось.

– Ладно, дед, сдаюсь! – Поднял я руки. – Считай – поверил. Конечно же, если ты только меня какой ни будь хитрой травкой не опоил, от которой у меня галлюцинации возникли!

– Вот же скажешь, Гришка! – Всплеснул руками дед. – Аж на голову не налезает! Больно нужно мне было тебя опаивать!

– Тогда зачем ты мне их показал? Ведь ты специально привел меня к озеру, так?

– Так.

– А откуда знал, что они покажутся именно сегодня и в это время?

– Не они тебе показались, Гришка, а я тебе их показал.

Сказав это, Захарыч посмотрел на меня таким взглядом, что у меня, мужики, в тот момент, честное слово, где-то в затылке зажгло, засвербило, буд-то насекомое какое укусило. Это смотрел уже не простой деревенский дедушка-крестьянин, а совсем другой человек, умудренный не только опытом прожитой жизни, а чем-то еще, что не дано каждому "встречному поперечному". Я даже не выдержал, отвел взгляд, на что дед только снова улыбнулся, и снова разлил по стопкам.

– Вот тут, внучок, и пришла пора рассказать тебе обо всем: о себе, о дедушке твоем, о тебе, наконец. Но ты должОн знать, Гришка, что привязался я к тебе, как к рОдному, рОдным считаю и буду считать до своей смерти, не смотря на ту причину, из-за которой мы встренулись когда-то.

Выпили, закусили, и дедуля начал.

– Для меня все началось, почитай, почти в том же возрасте, что и для тебя.

Вот так же тогда передо мной сидел мой отец и открывал тайны, в которые я хочу посвятить и тебя, Гриня. Вот сидишь ты сейчас, внучок, как мешком пришибленный. Правда? Оно и не мудрено – увидеть то, о невозможности чего тебе талдычили всю жизнь.... Мне-то проще было. Ведь в наше время большинство людей, особенно простых, деревенских, не просто верили в существование чего-то потустороннего – они это знали наверняка. А в более давние времена весь быт житейский устраивался с учетом соседства с сущностями, о большинстве из которых мы знали только из сказок.

Так вот, отец меня так же готовил, как и я тебя, всякими, на первый взгляд, байками и небылицами. Я, бывало, тоже не все воспринимал на веру, но, конечно же, не так категорично, как ты. Да батя мой быстро развеивал мои сомнения, по тому или иному факту, хорошим подзатыльником.

Мне лет шестнадцать тогда было.

В деревнях, как ты знаешь, спать ложатся чуть ли не засветло, потому как поднимаются очень рано. Конечно же, женихающаяся молодежь шлялась по деревне, с гармошками, да с хихоньками-хахоньками, допоздна, а то и до рассвета. Только я в то время еще до этой категории молодых людей не дотягивал, поэтому уже второй сон видел, когда отец меня разбудил.

Вывел, полусонного, во двор, подвел к бочке, схватил за загривок и окунул головой в дождевую воду. Сон как рукой сняло, что собственно, и требовалось. Далее, не проронив ни слова, знаком потребовал идти за ним. Подошли к овину. Отец приложил палец к губам, сделав при этом страшные глаза, и тихонько приоткрыл створку ворот.

Луна, как раз, полной была, да и небо чистое, в приоткрытый проем полился бледный свет. Батя схватил меня за рукав, и, втянув в овин, заставил присесть у печи возле стенки, скрытой ночной тенью. Там мы и замерли в ожидании чего-то, о чем ведал только отец.

Мы тогда гораздо северней этих мест жили, Гриша, так что без овина хлеб никак не доведешь до ума. Созревать-то он созревал, но вот высохнуть до нужной кондиции мог только в овине. Сараюха это такая, большая, с печью посредине, без трубы. Снопы вокруг раскладывались, на возвышенности. Так и сушились.

В ту ночь овин еще пустой был – хлеб в поле дозревал, поэтому в нем хранили, временно, всякую хозяйственную утварь.

И вот, спустя час, примерно, как мы затаились возле печи, отец меня коротко, но ощутимо ткнул в бок локтем. Я к тому времени озяб здорово – дело ведь спустя неделю после Ильи Пророка было, ночи все больше холодеть стали. После толчка, который вывел меня из оцепенения, в глубине сарая я стал различать какие-то звуки, как будто бормочет кто-то, причем не просто бормочет, а ворчит – ругается, значит. Луна к этому времени здорово передвинулась по ночному небу, и залила светом довольно большой пятачок возле печи. И вот, на это самое освещенное место вышел, шаркая по земляному полу босыми, покрытыми густой шерстью ногами, какой-то человечек. Как мне показалось, это был дедушка маленького роста, но со ступнями, как у взрослого мужика. Волосы, насколько можно было судить при лунном свете – светлые, до плеч, такого же цвета куцая бородка и усы. Одет был в простую рубаху до колен, из-под которой виднелись порты той же ткани, едва доходившие до щиколоток. В худеньких руках старичок держал какой-то мешочек, который периодически открывал, и, перебирая его содержимое тонкими длинными пальцами с острыми когтями, что-то бубнил себе под нос.

Я, казалось, даже дышать забыл – настолько был поражен и ошеломлен увиденным! Каким-то шестым чувством, внезапно открывшимся во мне, я понял, что это существо только внешне напоминает человека, хотя таковым и не является.

Отец же медленно залез к себе в карман, и извлек какой-то сверточек – что-то завернутое в носовой платок. Это был довольно увесистый кусок сахара, который мой родитель протянул на ладони в сторону старичка и тихонько свистнул.

Дедок прекратил бормотание, резко повернувшись в нашу сторону. Видел бы ты, как сверкнули его глаза! Ощущение было такое, как будто две иглы нутро пронзили! Но, углядев сахар, он немного успокоился, и, не отрывая взгляда от угощения, дочапал легкой перевалочкой до батиной руки, взял кусок, приложил ко рту, и, уже довольно урча, скрылся во мраке овина.

– Вот так, Гришка, отец показал мне овинника. А для чего показал, спрашивается? Для баловства, скажешь? Как и русалки, которые ты сегодня видел?! Нет, внучок, не для баловства. Считай, посвятил я тебя сегодня, как и отец мой меня когда-то.

– Во что посвятил, Захарыч? – С недоумением уставился я.

– В великую тайну нашего с тобой рода – рода словенских волхвов.

Далее дед Арсений рассказал такое, во что бы я, не увидев накануне собственными глазами русалок в озере, никогда не поверил бы!

Еще до Рождества Христова в Словенске – будущем Великом Новгороде, на месте нынешнего Софийского собора стоял величественный деревянный храм Триглава, или храм трех верховных славянских божеств: Сварога, Перуна, Световида. Он же был своего рода резиденцией Верховного Волхва.

Главным в этом храме был волхв-хранитель, в обязанности которого входило проводить различные праздничные обряды, благословлять на ратный подвиг воинов, провожать усопших, знать и развивать такие науки как астрономия, космология, математика, хранить и пополнять богатую храмовую библиотеку. Он подчинялся Верховному Волхву.

Волхву-хранителю же подчинялись гусляры-сказители, жившие постоянно при храме, ведуны-знахари, обитавшие в заповедных дубравах, кудесники, свахи, ворожеи, повитухи.

Была при храме еще одна каста волхвов, которые подчинялись непосредственно Верховному, и назывались привратниками.

Для того, что бы объяснить, кто это такие – волхвы-привратники, и какие обязанности были на них возложены, приведу вам одну из легенд, взятую из Славяно-Арийских вед.

После сотворения земли и людей, новоиспеченным, так сказать, миром управлял, Сварог – отец всех богов. Это был прекрасный мир, истинный рай, в котором, у себя на небесах радостно и счастливо жили Боги-Сварожичи, а на земле – люди.

Так бы продолжалось вечно, но Сварогу нужно было уйти на долгое время из своих небесных чертогов по каким-то важным делам. Вместо себя управлять нашим миром он оставил своего сына – Денницу, который, какое-то время, хорошо справлялся со своими обязанностями, но потом решил попробовать на себе роль творца, как отец. Он сотворил много новых людей, но, не имея такого опыта, как у самого Сварога, не мог вдохнуть в них настоящую, человеческую душу.

Так на земле появилось первое зло, за ним – тень, а за тенью – ночь, время злых замыслов и деяний.

Против Денницы, который решил пойти дальше в своих злодеяниях и захватить чертоги своего отца, уничтожив при этом братьев-богов, выступили остальные дети Сварога – Лада, Перун, Велес, Стрибог, Огонь.

Великая битва была, много успел сотворить воинов Денница, нелегко было сражаться с ними Сварожицам. Поверженные создания взбунтовавшегося Сварожича горящими факелами падали на землю, на которой дымились развалины, горели леса, высыхали реки, озера и целые моря. Погибли почти все люди.

И вот, в самый разгар битвы, появился сам Сварог, который быстро расставил все точки над "i", прекратив войну. Денницу с его созданиями он низверг в нижний мир, или мир мертвых. Свои чертоги поднял еще выше, защитив их ледяной твердью, землю залил водой, наполнив озера и русла рек, и заселил вновь созданными людьми.

Так появились: Правь, Явь, и Навь – мир богов, людей и мертвых.

Низвергнутый в мир Нави Денница и созданные им твари до сих пор не могут смириться со своим заточением и используют любую возможность прорваться в мир людей – мир Яви. Когда им это удается, на земле возникают войны, эпидемии, стихийные бедствия и прочие беды. Сварог, чтобы не допустить выхода зла на землю, наглухо закрыл все возможные переходы-врата между Явью и Навью и запечатал своей особой печатью, силу которой не способен преодолеть никто из мира мертвых. Сколько таких переходов – трудно сказать, но, сколько существуют эти миры, столько нечисть из мира мертвых пытается проникнуть на землю. Нужно сказать, что как только появилось первое зло, среди людей тоже нередко находилось такие, кто поклонялся богам подземного мира, умножая многократно их силы своими молитвами и страшными жертвоприношениями.

Вот тут и понадобились привратники, которые следили за Вратами Сварога, за их целостностью, за сохранностью печатей, и, в случае чего, могли принять меры и не допустить проникновения всякой непотребности из мира мертвых в наш мир – мир людей.

Привратника нельзя было выучить и воспитать из простого человека, им нужно было еще и родиться. По каким критериям определяли – годен тот или иной человек к такой миссии, или нет – давно уже не известно. Но точно можно сказать, что эта... способность, передавалась по родовой линии, то есть – от отца к сыну, или от деда к внуку.

Оказалось, что мои предки по мужской линии, как раз, относились к этой касте. Мой дед должен был открыть тайну и передать необходимые навыки своему сыну – моему отцу, но вряд ли успел из-за смерти от ран. Да и отец, вскоре, покинул этот свет, вместе с маманей. Остался я один. Но кто меня посвятит в древнюю тайну?

Вот тут и появился Арсений Захарыч.

Как я уже говорил, с моим дедушкой они прошли всю войну. Что оба принадлежат к древней касте, узнали случайно – после того, как мой дед мастерски "отвел" глаза часовым в немецких окопах, когда ходили за "языком". Естественно, никто из разведгруппы этого не заметил, кроме деда Арсения. В общем – поговорили, и все стало ясно. Так и провоевали вместе, до самой Победы. Ну, а потом, понятное дело, разъехались по домам.

Ну, что было дальше – вы уже знаете. Узнав о смерти своего друга-однополчанина, Арсений Захарыч принялся искать его сына – моего отца. Когда выяснилось, что в живых нет уже и его, после долгих поисков, дед нашел меня, в суворовском училище.

После того случая – с русалками, который, по сути дела, являлся моим посвящением в привратники, дед Арсений взялся за мое обучение, без отрыва, так сказать, от учебы в военном училище. Я приезжал к нему в деревню во время своих учебных отпусков, и он открывал мне древние тайные знания, которые издревле передавались из поколения в поколение, и которые, в нашем техногенном обществе, почти полностью забыты. Чему я научился – тема отдельного разговора, не буду вдаваться в подробности, которые, скорее всего, будут малопонятными. Скажу только, что, по словам деда, большая часть знаний, которыми владели волхвы-привратки, утеряна навсегда!

Однажды дед отправил меня в эти края. В смысле – в Дубравино. "Поезжай, – говорит, – к моему приятелю, проведай, погости пару неделек. А заодно осмотрись там, изучи местность, людей, слухи.... Потом все подробно расскажешь".

Это было, если хотите, практическим испытанием, проверкой моих сил. Тогда-то я и услышал впервые о Навь Острове, и о таинственных событиях, связанных с ним. А еще я познакомился со своей будущей женой – со своей Галкой. Кстати, дед Арсений очень обрадовался, когда узнал, что моя невеста из этих мест, только потом я догадался почему.

После выпуска мы с Галиной поженились и уехали в Североморск. В отпуск вырвался только года через два, да и то благодаря только что родившемуся Кольке. Но с дедом Арсением мы увиделись только лет через пять. А как еще?! С семьей-то, бывало, по полгода не виделся, когда в автономку уходил, в отпуск отпускали с большим скрипом, да и не каждый год! И тут командование решило отдать мне все отпускные долги, (медведь, наверное, подох где-то), и уехали мы отдыхать аж на целых два месяца! Ну, жену с сыном я к родителям отвез, а сам на пару неделек смотался к деду Арсению.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю