Текст книги "Право на месть (Страх - 2)"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Вам кого, гражданин? – спросила она, неприязненно меня рассматривая.

– Я жену жду, – соврал.

– Вообще-то это служебное помещение. Здесь не положено. Подождите её там, – она указала на дверь.

К счастью, милиционера в зале уже не было. Купив в буфете цыпленка, хот-дог и стакан кофе, я основательно подкрепился и отправился на поиски нового грузового состава, идущего на Запад. Вскоре мне удалось найти такой состав.

В Москву я попал лишь на пятые сутки вконец измочаленный дорогой, грязный обросший. Ни о какой гостинице не могло быть и речи. Снять квартиру не догадался. Помятуя, как в Челябинске меня приняли за бомжа, я решил на время раствориться в их среде. А там видно будет. Надо сдать сумку в камеру хранения. Иначе они меня сходу вычислят. Пистолет и запасные обоймы к нему я положил в сумку.

Глава четвертая: Говоров. "Москва! Как много в этом

звуке".

Аэропорт "Внуково" встретил нас замечательной погодой, но буднично как-то. Суровый и напряженный ритм столицы ощущался уже здесь. Единственное, что как-то осело в памяти, так это симпатичная дежурная с совершенно очаровательными ямочками на щеках, пожелавшая нам всего хорошего. Вот и весь праздник для "души немного очерствелой".

В огромном зале первого этажа я заметил трех телевизионщиков, облаченных в импортную джинсуху, со скучающим видом ожидавших прибытия очередной знаменитости. Возглавляла группу дама неопределенного возраста, сухая и тощая, как вяленая таранька. Ее премьерство угадывалось по более чем у других независимому виду и тому, как она постоянно поглядывала на наручные часы. Эмансипация вкупе с урбанизацией оставили на её лице неизгладимые следы в виде желтизны и сухости кожи от чрезмерного употребления никотина, да пресыщенного, нагловатого взгляда, взиравшего на окружающую действительность с высоты собственного интеллекта надменно и презрительно.

Есть такое крылатое выражение: "Не проходите мимо". Сейчас оно используется многими предприимчивыми владельцами магазинов, чтобы заманить покупателей. Вспомнив о нем, я решил немного размяться.

– Мисс, – обратился я к даме.

Подобное обращение ей очень понравилось. На её лице взошла улыбка, позволившая предположить, что когда-то давно дама была прихорошенькой.

– Мисс, – повторил я так понравившиеся даме слово, – я всегда поражаюсь прозорливости и осведомленности работников нашего славного телевидения. Как, каким образом вы узнали о нашем пребытии, когда мы не выдали в эфир ни одного радиосигнала?

Она окинула скептическим взглядом мою фигуру, затем фигуру Колесова, задержав его на Роме Шилове. Здесь её глаза выразили удивление, граничащее с восхищением. По всему, мой друг взволновал воображение даже этой видавшей виды, пресыщенной видеодивы. Но вот она перевела взгляд на меня и нехорошо усмехнулась, презрительно фыркнула:

– Гуляй, мальчик!

– Как надо понимать ваше восклицание, мадам? – сделал я на лице недоумение. – На жаргоне уличных проституток оно может означать, что вы мне отказываете в доверии? Это так?

Мои слова даме явно не понравились. Ее порочное, потрепанное жизненными коллизиями лицо потемнело от прилива крови.

– Вот именно. А то раскатал губу! Много вас тут халявщиков. – Она оглянулась за поддержкой на своих помощников. Те не заставили себя ждать, громко рассмеявшись.

Недоумение на моем лице сменилось явным беспокойством.

– Скажите Бога ради, мадам, – мы точно попали в Москву, один из центров мировой культуры?

Эти слова ей ещё больше не понравились. Дама оказалась сообразительной и сразу поняла, куда я гну. Раздражено проговорила:

– Слушай, шел бы ты отсюда! И вообще, кто ты такой?

Это я воспринял, как капитуляцию с её стороны и решил прервать воспитательный процесс.

– Разрешите представиться, мадам. Три менестреля из глубинки. Прибыли завоевывать столицу. Наши имена вам пока ничего не скажут. Потому я не буду их называть. Но это пока. Через год-два они будут на слуху не только в Москве, но и во всем мире. И вот тогда вы очень пожалеете, что упустили возможность взять у нас первое интервью. А ваше начальство, прослыв про это, разжалует вас до простых корреспондентов, лишит возможности встречаться с так любимыми вами знаменитостями и сошлет в какую-нибудь Криводановку, интервьюировать местных аборигенов.

– Ну, ну, – улыбнулась дама. – А ты ничего парнишка. Откуда такой?

– Из Новосибирска. Есть такой замечательный город в самом центре нашей с вами, мадам, Родины.

– А-а. Это у вас там по улице медведи? – Посчитав свою шутку удачной, она оглянулась на помощников. Те вновь дружно и жизнеутвержающе рассмеялись.

– Волки, мадам, волки. Медведи все вымерли ещё в прошлом тысячелетии. Да. Но и волков, вынужден вас разочаровать, почти не осталось. Они в своем большинстве перебрались в Москву.

Меня сунул в бок своим пудовым кулачищем Рома.

– Слушай, кончай прикалываться! – возмутился он. – Чего привязался к людям.

– К сожалению, мадам, по настоянию "общественности" должен вас покинуть. Думаю, что мы ещё встретимся в другое время и в другом месте. И тогда, надеюсь, вы не будете столь самоуверенны и снисходительны, и научитесь отличать подлинных героев нашего времени от мнимых. – С этим я и покинул видеодаму и её помощников.

– Ну, ты даешь! – не то восхищенно, не то осуждающе проговорил Колесов. – Такой же баламут, как Дима Беркутов. – При воспоминании о своем друге лицо подполковника опечалилось, посуровело. – Где он сейчас? Хоть бы все было нормально.

– Все будет нормально, – попробовал я вселить в него оптимизм. – Он из тех мужиков, что в огне не горит и в воде не тонет.

– Дай-то Бог! – вздохнул Колесов. – Послушай, Андрюша, а где же твоя знаменитая латынь? Что-то в последнее время я от тебя её не слышал?

– Я из неё вырос.

– Как это? – не понял он.

– А так это. Как вырастают из пеленок, коротких штанишек, юношеского максимализма и наивной веры в то, что мир специально создан для нас. Пижонство все это. Сергей Петрович. Считайте, что я вырос и из пижонства.

– Зачем врать! – вновь напомнил о своем существовании Рома. – Вырос он. Ха! А только-что?... Это как? Это не пижонство?

– Твое "красноречие", Рома, утомляет. Оно способно на лету убить любую живую мысль. Так что, лучше помалкивай. Только в этом состоянии ты способен произвести впечатление.

– Смотри, довыступаешься. Намылю шею, – пообещал он с явной угрозой в голосе.

– Вот это ты только и можешь. Сила есть, а все остальное тебя мало интересует. И с этим-то багажом, Рома, ты вступаешь в новое тысячелетие. И ты думал, как это может отразиться на нравственном здоровье будущих поколений?

– Хватит вам, – на правах старшего вмешался в наш диалог Колесов. Лучше давайте думать, что делать дальше. В гостиницу для нас слишком дорого.

– Это точно, – согласился с ним Шилов. – Так у нас ни на что другое... Гостиница исключена.

– А на что другое ты, Рома, собираешься потратить командировочные? На развлечения, девочек? А Тамара в курсе твоих настроений?... Ты почему, Рома, молчишь?

– Да пошел ты! – огрызнулся он.

– Может быть в общежитие нашей академии обратиться? – предложил Колесов. – Если объяснить, то, думаю, разрешат.

– Вы забыли, Сергей Петрович, что мы здесь инкогнито. О нашем прибытии и месте дислокации должно знать как можно меньше людей. А вы хотите о нашей секретной миссии рассказать едва ли ни всей России. Поймет ли нас после этого Иванов и ваш шеф Рокотов?

– И что ты предлагаешь? – хмуро спросил Колесов.

– Я предлагаю двинуть на Нахимоский проспект. Там в Институте повышения квалификации руководящих работников прокуратуры работает заместителем диревтора давний мой знакомый Дима Остроухов. Поскольку сейчас, с учетом летних отпусков, учебный процесс сокращен до минимума, думаю, он нам не только поможет, но и сохранит инкогнито.

– А откуда ты знаешь, что он работает в этом институте? – спросил Шилов. Он также хорошо знал Остроухова, так как мы учились с ним на одном факультете.

– Нет ничего тайного, чтобы не стало явным. Особенно для меня, скромно ответил.

Через полтора часа мы были уже в институте. На наше счастье, Остроухов не только был на месте, но и исполнял обязанности находящегося в отпуске директора.

При моем появлении Остроухов вскочил из-за стола и полез обниматься.

– Андрюха, какими судьбами! – орал он, хлопая меня по спине длинными руками и придавив к стене солидным животом. Когда-то он был хилым и тощим, без памяти влюбленным в нашу студентку, красивую и ветреную Людмилу Величко и имел самые серьезные намерения на ней жениться. Людмилу я у него отбил, открыв тем самым Диме глаза на несостоятельность, даже пагубность его намерений, и спас, можно сказать, от опрометчивого поступка и возможных моральных издержек в будущем. На этом мы сошлись и стали большими приятелями. Он до сих пор считает, что многим мне обязан. И правильно делает. Он и сейчас пишет мне очень проникновенные письма. Его папа был прежде большим партийным бонзой, стал одним из первых и громких рупоров перестройки, за что и был переведен в Москву на высокую должность. Сейчас является одним из апологетов пещерного капитализма. Таковы метаморфозы нашего жуткого времени, такой вот сюреализм. Потому-то Диме, выряжаясь современным языком, так покатило по службе.

– Здравствуй, Дима! – сказал я с трудом высвобождаясь из его объятий. – А ты, я смотрю, совсем заматерел, обзавелся животиком. Не женился?

– Женился. Я ж тебе писал.

– Ах, да. Извини, запамятовал.

– С женой мне повезло. Это не то, что профура Людка.

– Что за лексикон, метр?! Ему обучают в вашем институте? Нет?

Самохвалов громко рассмеялся.

– А ты все такой же юморист? Каким судьбами залетел в столицу? По делу или как?

– В командировку. Хотели поселиться в гостиницу, но там такие цены. А у нас "фининсы поют романсы". Ты ведь знаешь, – мы финансируемся по остаточному принципу. Вот, решил обратиться к тебе.

– В смысле?

– Не можем ли мы какое-то время пожить у вас в общежитии?

– Нет проблем. Сколько вас?

– Трое. Кстати, со мной Рома Шилов.

– Да ты что! – вновь взревел Остроухов. – А чего ж он не зашел?

– Постеснялся. Ты ж его знаешь.

– Вот чудак! Какие ж тут могут быть стеснения. Мы ж однокашники, верно? Так вы, значит, вместе работаете?

– Нет. Я – в прокуратуре, а он – в милиции. Сейчас вместе расследуем одно дело. Так как насчет комнаты?

– У нас двухместные номера. А вам, как я понял. надо, чтобы всем вместе?

– Можно поставить третью кровать.

– Нет, будет слишком тесно. Впрочем, есть выход. У нас имеется свободный полулюкс для наиболее почетных слушателей. Там и кровать, как футбольное поле и диван. Поселитесь туда.

– Спасибо, Дима! А как насчет оплаты?

– Да ну, какая ещё оплата. В крайнем случае, оформим вас слушателями. Лады?

– Лады.

– Да, а что же Рома?! Вот чудак, право! – Дима выбежал из кабинета. Затем я услышал его голос:

– Рома, ну что ты как бедный родственник?! Как тебе не стыдно! Заходи! И вы тоже заходите. Отметим ваше прибытие в столицу.

Хороший он парень – Дима Остроухов. Не успел ещё приобрести столичный опломб, остался таким же простым и прямодушным, каким я его знал в Сибири.

Остроухов вошел в сопровождении Колесова и Шилова. Он был одного с Ромой роста и почти одной комплекции с той лишь разницей, что Дмитрий состоял в основном из жира, слякоти и требухи, а мой друг из сплошных мускулов.

Дима достал из сейфа початую бутылку коньяка, и мы выпили за удачное десантирование в столицу. Затем Остроухов лично проводил нас до номера. Тот превзошел все наши ожидания. Кухня с электроплитой и полным набором всевозможной посуды, ванная, туалет. В зале стоял цветной телевизор и полный набор импортной мягкой мебели. Но более всего впечатляла спальня, выполненная в лучших традициях барокко с широченной кроватью, покрытой нежно-розовым атласным покрывалом. Словом, устроились мы великолепно. Теперь пора подумать и о работе. Факт.

Глава пятая: Дронов. Удача.

Говоря Иванову, что почти не знаю Карпинского, я, откровенно говоря, лукавил. Знал я его достаточно хорошо и он мне не нравился, Есть люди, которые вызывают у меня антипатию с первого знакомства. К ним относился и майор. Говорит вроде искренне, а глаза насквозь лживые. Такое впечатление, что постоянно держит фигу в кармане. Когда наш отдел ещё возглавлял полковник Стаценко, то Карпинский, тогда ещё капитан, постоянно около него крутился. Что их тогда связывало я не знал. Но сейчас, в свете новой информации, можно предположить, – что именно. Сейчас мне предстояло узнать о нем все.

С разрешения Иванова решил начать с изучения материалов уголовных дел по убийству журналиста Вахрушева и главного технолога Электродного завода Устинова. И вот, в одной из жалоб жены Устинова я вдруг прочел: "Ко мне на квартиру приходил работник ФСБ, распрашивал о гибели мужа, обещал помочь установить истинную причину его смерти. Но это обещание так и осталось всего лишь обещанием". Здесь что-то явно не то. Какое отношение к смерти Устинова имеет ФСБ? Но было бы ещё какое-нибудь сверх секретное военное предприятие. Тогда ещё куда не шло. А тут сугубо гражданский завод. Или Устинова что-то путает, или... Или мне сразу улыбнулась удача. Следователи не придали значения этим её словам, вероятно посчитав, что бедная женщина добросовестно заблуждалась.

Я решил, не откладывая в долгий ящик, встретиться с Устиновой. Ксению Петровну я нашел на работе в Институте "Новосибгражданпроект". Она оказалась высокой, стройной и довольно миловидной шатенкой лет тридцати. После того как я назвался, её большие серые глаза глянули на меня с надеждой.

– Вы нашли убийцу Гены?

– Пока нет, но думаю, что это дело ближайшего времени. Ксения Петровна, у меня к вам есть ряд вопросов. Где бы мы с вами могли побеседовать?

– Здесь на этаже есть довольно просторный холл с диваном. Может быть, там?

Мы прошли в холл, сели на диван.

– Я вас слушаю, Юрий... Простите, запамятовал отчество.

– Валентинович.

– Я вас слушаю, Юрий Валентинович.

– Ксения Петровна, в одной из жалоб в прокуратуру вы написали, что по поводу смерти вашего мужа с вами беседовал сотрудник ФСБ. Так?

– Да, – кивнула Устинова.

– Вы ничего не путаете?

Лицо её мгновенно напряглось, покраснело.

– А почему я обязательно должна что-то путать?! – с вызовом, не скрывая раздражения, проговорила она.

Да, нелегко ей дались хождения по милициям и прокуратурам, чтобы добиться своего, изрядно поистрепала нервы. Теперь правоохранительным органам трудно будет завоевать её доверие.

– Извините, Ксения Петрова, но я спросил это лишь по тому, что сотрудник ФСБ не должеен был в принципе интересоваться гибелью вашего мужа. Это чисто милицейское дело.

– По-вашему, я вру? – Устинова неприязненно, в упор смотрела на меня. И мне от этого взгляда, откровенно признаюсь, стало несколько неуютно.

– Поймите, я никоим образом не сомневаюсь в вашей искренности. но вы можете добровольно заблуждаться, в свое время неправильно поняв приходившего к вам сотрудника. Ведь такое, согласитесь, возможно?

Устинова громко нехорошо рассмеялась.

– Все ясно! Вы пришли спасать честь мундира. Все вы одним миром мазаны. Вместо того, чтобы искать убийц, вы тратите время и силы для того, чтобы спасти честь мундира. От всего этого я очень устала и не желаю с вами больше разговаривать. Извините! – Устинова попыталсь встать, но я удержал её, взяв за руку.

– Вы неправы, Ксения Петровна. и я попытаюсь вам это сейчас доказать. Поверьте, мы не меньше вашего заинтересованы в установлении истины по делу. Если сотрудник ФСБ никоим образом не должен был с вами встречаться, но он все-таки втречался, то значит преследовал какие-то свои цели и вполне возможно причастен к убийству вашего мужа.

Выражение её лица разом изменилось. Теперь оно походило на испуганное дицо пятилетней девочки.

– Вы думаете?! – отчего-то таинственным шепотом спросила она.

Я понял, что сболтнул лишнее.

– Во всяком случае, это не исключено, – ответил уклончиво. – Скажите, он предъявлял вам служебное удостоверение?

– Да, конечно. Поначалу он просто сказал, что из ФСБ. Но я потребовала служебное удостоверение и он предъявил. Но, как мне помнится, сделал это с большой неохотой.

– Может быть вы запомнили его звание, фамилию?

– Звания не помню, а вот фамилия... Фамилия была очень знакомой. Был у нас раньше художник. Как же его?... Кипринский.

– Возможно, Карпинский?

– Да-да, точно. Карпинский. Я ещё тогда отметила схожесть, но идентичность фамилий.

Я едва не подпрыгнул от этих слов. Это была удача, о которой даже не приходилось мечтать. Вероятно мое состояние отразилось у меня на лице, так как Устинова с надеждой спросила:

– Это что-то значит?

– Возможно. Вполне возможно, – как можно равнодушнее ответил. – Ксения Петровна, я думаю, вас не нужно предупреждать, что о нашем разговоре никто не должен знать.

– Конечно, конечно.

– Чем Карпинский интересовался?

– Он внимательно выслушал все мои доводы о том, что Геннадия убили, Пообещал во всем разобраться самым тщательным образом.

– И это все?

– Интересовался, известно ли мне что о видеокассете, которую передавал мужу его друг Вахрушев.

– И что вы ответили?

– Сказала, что ни о какой видеокассете не имею ни малейшего понятия.

– Это действительно так?

– Что – так?

– Что вы ничего не знали о кассете?

– Вы что же, считаете, что я вру? – вновь возмутилась Устинова. – Если бы я о ней что знала, то рассказала бы этому Карпинскому.

– И подписали бы себе приговор.

– Что?

– А то, Ксения Петровна, что ваш муж, ничего не рассказав вам об этой видеокассете, спас вам жизнь.

– Так Гену из-за нее?

– Да.

– А я была уверена, что это сделали люди Самохвалова.

– Самохвалов здесь совершенно не при чем.

– Что там в ней такое?

– Вам лучше этого не знать. Так спокойнее.

– Неужели настолько серьезно?

– Это очень серьезно, Ксения Петровна.

Записав объяснение Устиновой, я помчался к Иванову.

Увидев меня, он сразу понял, что я раздобыл что-то из ряда вон, насмешливо проговорил:

– Да вы, полковник, нынче на коне?! Поздравляю!

Я раскрыл папку, достал объяснение Устиновой, выложил его перед Ивановым.

– Вот, читайте!

Еще не дочитав объяснения до конца, Иванов воскликнул:

– Нет, каков гусар! Молоток! Утер нос нам, прокурорским. А почему не допросил по всей форме?

– Но я же, Сергей Иванович, не имею права допрашивать.

– Экий ты, батенька, формалист. Вынесли бы постановление о включении тебя в нашу группу, и все было бы шито-крыто.

– Так мне что, возвращаться что ли?

– Успеется. Завтра допросишь. Сегодня твой день. Погарцуй немного. Главное – у нас теперь есть чем прищучить этого сукиного сына. Да, а что если он пойдет в отказ? Знать, мол, ничего не знаю, путает что-то гражданочка, я её впервые вижу. Что тогда?

– Можно провести его опознание.

– Не можно, а необходимо. Надеюсь, ты не догадался показать ей его фотографию?

– Да у меня и фотографии нет.

– Это хорошо. Но и этого ещё недостаточно. Как нам доказать его связь с Петровым. Уверен, что он действовал по его заданию.

– Наверняка.

– Наверняка, – передразнил меня Сергей Иванович. – Мы что, так ему и скажем – ты наверняка выполнял задание Петрова? А он нас пошлет куда подальше и будет прав. Мы только все дело на корню загубим. Здесь что-то надо придумать, чтобы если бы он и очень захотел, то не смог отвертеться.

Иванов встал, несколько раз взад-вперед прошелся по кабинету, сказал:

– Трогать его пока ни в коем случае нельзя, а уж тем более проводить опознание. А сделаем мы вот что – мы возмем у прокурора санкцию на прослушивание его служебного и домашнего телефонов. Думаю, оснований для этого вполне достаточно. Если связь между ними есть, то она должна постоянно поддерживаться. Верно?

– Верно, – кивнул я. – Но вы ведь, как заместитель прокурора, сами можете дать санкцию.

– В данном деле я выступаю как руководитель следственной бригады, а не как прокурор. Поэтому, во избежении потом жалоб адвокатов, все нужно сделать так, чтобы комар носа не подточил. Подождем маленько. А, Юрий Валентинович?

– Подождем, – согласился я.

Глава шестая: Он.

..."Разговорчики в строю, мать вашу! – говорит взводный старлей Миша Чугунов, обводя нас строгим взглядом. – И это, мля, вы называете строем?! Совсем, блин, мух ловить разучились. Вас бы, архаровцев, к комбату Бутову, Он бы, так-перетак, показал вам что такое служба".

С ближней горы ударил пулемет. Зацокали по камням крупные градины пуль. Закричали первые раненные.

"Ложись!" – благим матом заорал старлей.

Парни попадали на землю, пытаясь укрыться от жесткого огня за камнями. Чугунов повернулся к Нему и, тяжело вздохнув, проговорил:

"Вот такой кендермеш получается!"

На языке взводного это означало, что положение взвода – хуже не придумаешь. Вдруг, тот рассмеялся и как бы между прочим сообщил:

"Сейчас меня убьют. Если ты встретишь мою маму Анастасию Сергеевну, то скажи ей: "Так, мол, и так, убили твоего сына Мишу. Он просил кланяться и простить его".

Старлей заплакал, громко по-детски всхлипывая. Лицо его скукожилось и стало покрываться трупными пятнами. Глаза выскочили из глазниц и будто целлулоидные шарики запрыгали по камням вниз по склону.

"Не-е-ет!" – в страхе закричал Он и проснулся.

Он лежал на кровати мокрый от пота, до ломоты в скулах зажимая зубами край подушки. Сволочная память никак не хотела Его отпускать, мертвой хваткой вцепившись в тот день, когда погиб его взвод и когда очередью из крупнокалиберного пулемета было растреляно Его Я.

В окне уже маячил рассвет. Поняв, что теперь уже не уснуть, Он встал, закурил, вышел на балкон.

Вчера Его вызвал к себе Варданян. С шефом службы безопасности олигарха Он за все годы встречался всего несколько раз, когда возникала потребность в Его умении профессионального киллера. Потому понял, что Его ждет что-то подобное.

Генерал встретил Его радушно, долго ходил вокруг да около, задавая вопросы о здоровье, о настроении и прочей муре. Наконец, проговорил:

– Надо убрать одного человека.

– С этого и надо было начинать, – усмехнулся Он.

– Но на этот раз не своими руками.

– Как это? – не понял Он.

– Это должен сделать один мент. – Варданян мстительно рассмеялся, подмигнул. – Проверка на вшивость! Ты лишь проконтролируешь, чтобы он сделал все как положено. Понял?

– Понял. Это не тот мент, который кантуется на базе отдыха?

– А ты откуда о нем знаешь?

– Драч говорил.

– Кто? – недовольно поморщился шеф. Он не любил, когда его люди называли друг друга кличками. При каждом удобном случае подчеркивал: "Мы не банда какая-нибудь и не воровская "малина", а приличная организация. А потому извольте обращаться к товарищам по-человечески".

– Семен Драчев.

– Да. Тот самый, – кивнул генерал. – Подполковник из Новосибирска Дмитрий Беркутов. Он недавно подписал договор о сотрудничестве. Но лично я ему не верю. А потому требуется проверка. Хочу сразу предупредить, что человек он опасный и непредсказуемый. С ним надо быть постоянно начеку, держать его на мушке. И если что, не миндальничать. – Варданян посмотрел на Него долгим взглядом, сказал со значением: – Для меня это был бы лучший вариант.

Да, видно, чем-то очень насолил этот мент генералу. В таком случае, для чего вся эта катавасия? Убрали по тихому и дело с концом. По всему, не все здесь зависит от самого генерала.

– Понятно. А кто клиент?

– Вадим Казначеев.

– Казначеев?! – очень удивился Он. – Так ведь он вроде ваш?

– Дурак ты, Дима, – снисходительно улыбнулся шеф. – Запомни – в политике нет своих и чужих. В политике есть лишь временные партнеры. А Казначеев видно стал кому-то опасен. И потом, не нашего ума это дело. Мы с тобой солдаты революции. Дан приказ, мы его обязаны выполнить.

– Криминальной, – усмехнулся Он.

– Чего? – не понял генерал.

– Революции, говорю, криминальной.

– Но, но! Ты мне это брось! – погрозил пальцем Варданян. – Что-то больно разговорчивым стал в последнее время. Это к добру не приведет.

– Нам предстоит ехать в Питер? – спросил Он.

– Это ещё почему?

– Но ведь Казначеев живет в Питере?

– Нет. Недавно он получил квартиру на Ленинском проспекте. – Генерал раскрыл папку, достал из неё лист бумаги, протянул Ему. – Это план его квартиры. Она специально для него приготовлена. Вот тут, – он постучал толстым пальцем по схеме, – имеется потайной вход, о котором Казначеев не имеет ни малейшего понятия. Через него и проникните в квартиру. Пистолет с двумя патронами дашь Беркутову лишь перед входом. И будь постоянно у него за спиной. Прикрывать тебя будут Лествянко и Попов.

– Вы что, мне не доверяете?! – возмутился Он.

– Я тебе доверяю. Не доверяю Беркутову. А потому, береженного Бог бережет.

– Понятно.

– Завтра тебе надо с ним познакомиться и по возможности понять, что он намерен делать.

– Он в курсе операции?

– Да. Попросил сутки на раздумье. Завтра в двенадцать ноль ноль сутки заканчиваются. К этому времени ты к нему и придешь. Лествянко проводит.

– А если он откажется?

– Не думаю. Он очень боится за свою семью. Потому наверняка согласится. А вот что сделает потом – можно только гадать. Босс считает, что любого человека можно сломать. Но я не разделяю этой точки зрения. Есть люди, которые не ломаются ни при каких условиях. Боюсь, что Беркутов принадлежит как раз к таким.

– А почему бы его сразу не ликвидировать, и дело с концом? – сделал Он попытку выведать истиные причины всей этой катавасии с ментом.

– Так велел босс, – хмуро ответил Варданян.

– Они что, знакомы?

– Очень даже хорошо, – усмехнулся генерал.

– Понятно. А то я никак не могу врубиться – для чего столько возни с каким-то ментом. Видно, тот когда-то сильно попортил боссу нервы.

– А вот это нас с тобой не касается, – сердито проговорил шеф. Ступай давай. Да помни, что я тебе советовал.

– Да помню я, помню. – Он взял со стола схему квартиры и вышел из кабинета.

И вот сегодня Ему предстояло познакомиться с подполковником милиции, который когда-то заставил нервничать одного из самых могущественных людей страны. Он его ещё не видел, а уже испытывал к нему симпатию.

Дмитрий Беркутов оказался долговязым мужчиной лет тридцати пяти. На его симпатичном длинноносом лице заплечных дел мастера Варданяна оставили яркие свидетельства того, что подполковнику пришлось здесь пережить. В общем и целом ничего значительного, а уж тем более героического в его внешности не было. Мужчина как мужчина. И лишь насмешливый взгляд карих глаз говорил, что с Беркутовым надо держать ухо востро.

Он поздоровался и представился, назвав свое последнее вымышленное имя – Павел Одиноков. Имена, как поношенную одежду, Он снимал довольно часто в зависимости от обстоятельств. Неизменной оставалась лишь кличка Чистильщик, которую Он сам себе дал, считая, что она более всего соответствует сути Его теперешней жизни.

– Привет, Паша! – ответил Беркутов, широко улыбаясь. – А где же дядя Алик? Он обещал быть сам. Или у него от долгого нервного ожидания случился понос? Если это так, то поздравь его от моего имени.

Подполковник оказался с юмором, который не потерял даже в его незавидном положении. А это свидетельствовало о его характере и не могло не вызывать уважения.

– Хорошо, я передам, – ответил Он.

– А ты кто такой?

– Человек, – пожал Он плечами.

– Хм, человек! – хмыкнул Беркутов вставая с дивана. Он был почти на голову выше меня. – Экий ты, корешок, смешной. Пока я вижу перед собой очередного волкодава этого старого пердуна Варданяна. Вы, волкодавы, чтобы вас сразу не распознали, напяливаете личину человека. Но только дохлый номер, парнишка. Вашу природную суть ничем скрыть нельзя.

Подполковник явно нарывался на конфликт, и этим Ему ещё больше понравился.

– Вам виднее, – усмехнулся Он.

– А почему такой вежливый, Паша?

– Не знаю. Наверное, профессия обязывает.

– И кто же ты по профессии?

– Киллер.

– Гонишь?! – не поверил Беркутов.

– Обижаете, Дмитрий Константинович.

– Ни фига, блин, заявочки! Первый раз вижу такого вежливого киллера. Определенно. А зачем ты ко мне, Паша? Дядя Алик решил, что я непременно откажусь, да?

– Нет. Алик Иванович наоборот считает, что вы обязательно согласитесь.

– А ваш маразматик дурак, дурак, да не очень. Тогда на кой ты мне нужен?

– Это на тот случай, если у вас дрогнет рука.

– А, ну да. Фирма работает с гарантией. Понятно. И кого же мы с тобой, корешок, будем "мочить"? Или это большой секрет для маленькой компании?

– Нет никакого секрета. Одного подонка. Вам фамилия Казначеев о чем-нибудь говорит?

– Это питерский что-ли?

– Да, он.

– Тот ли ещё "кулибяка" из прихватизаторов первой волны. Кого, кого, а его я шлепну с привеликим удовольствием. Значит, поедем в славный город на Ниве? Давно мечтал. К своему стыду не разу там не был.

– Нет. Он теперь в Москве. Переведен на какую-то очень ответственную должность в администрации президента.

– И "за что же Ванечку Морозова?"

– Нам без разницы, – пожал Он плечами. – Пусть болит голова у "дятла".

– Удивительный ты, Паша, парень! Значит, живешь без всяких проблем?

– Ну, отчего же. Проблемы бывают. Просто стараюсь иметь их как можно меньше.

– И сколько же тебе платят за такую сволочную работу?

– Обижаете, Дмитрий Константинович. Работа, как работа, не лучше и не хуже многих. И потом, киллером я сейчас работаю по совместительству, когда в моих услугах возникает особая необходимость.

– И что же ты делаешь по основному месту работы?

– Сторожу босса.

– Сосновского что ли?

– Его.

– Да кому такое дерьмо нужно. Скажи, Паша, откровенно – после такой работы ты испытываешь к себе уважение?

– Мне хорошо платят, – ответил Он уклончиво.

– Да я бы ни за какие бабки не стал этого делать.

– Скажите, Дмитрий Константинович, чем вы насолили боссу, – решил Он удовлетворить свое любопытство.

– В прошлом году я заставил этого черта лысого на себя вкалывать, – со смешком ответил подполковник.

– Каким образом?

– Это долгая история. Когда-нибудь, будет время, расскажу. И когда идем на дело?

– Сегодня ночью. Я заеду за вами. А теперь разрешите откланяться.

– Ну ты, блин, даешь! – хмыкнул Беркутов. – Разрешаю. Мой тебе совет: будь, Паша, попроще. Глядишь – и люди к тебе потянутся. Не всю же жизнь тебе ходить в киллерах да охранять толстую задницу твоего босса. Может быть когда-нибудь и ты станешь человеком. Все задатки к этому у тебя есть. Нужно лишь желание.

– Спасибо за совет. Я его обязательно учту, – сказал Он вставая и направляясь к двери.

– Вот-вот, учти. Обязательно учти, – проговорил подполковник Ему в догонку.

Вернувшись домой, Он долго думал над их встречей и разговором. И чем дольше думал, тем больше Ему нравился подполковник. После Кандагара у Него не было друзей. И Он очень хотел, чтобы у Него был такой вот друг. Чем-то Беркутов походил на их взводного Мишу Чугунова. Не внешне, нет. В обоих была какая-то внутренняя убежденность, жизненный оптимизм, позволявшие не терять голову даже в самых дерьмовых ситуациях. Не верилось, что такой человек добровольно пойдет на сотрудничество с Сосновским. Никак не верилось. Правда, Он не знает всех обстоятельств. А они могут быть таковы, что... Нет, и все же здесь что-то не то. У него возникла неясная догадка, но Он не придал ей особого значения – решил проверить на месте.