Текст книги "Право на месть (Страх - 2)"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Константинов Владимир
Право на месть (Страх – 2)

Владимир Константинов

Право на месть

(Страх 2)

роман

Автор предупреждает, что описываемые в романе события, всего лишь одна из версий происходящего в стране в последнее время, никоим образом не претендующая на истину в последней инстанции.

Судья раздраженно: Подсудимый вы будете говорить правду?!

Подсудимый: Я только это и делаю, господин председательствующий. Но разве я виноват, что в неё отказываются верить.

Книга первая: Преодоление.

Часть первая: В Москву.

Глава первая. Калюжный. Сон?

...Я медленно брел по черной выжженной земле, не понимая – куда и зачем иду. Меня шатало от усталости. Я часто падал и долго лежал, копя силы. Поднимался и вновь упрямо шел вперед. Руки были черны от пела и сажи. Рубашка промокла от пота и неприятно липла к телу. Наступила ночь. Темная. Вязкая. Непроглядная. Ни огонька, ни звука. Даже звезды были закрыты низким, тяжелым небом. Неужели же на Земле не осталось ни одной живой души? Как же страшно одному в этом черном безмолвии! Именно страх заставлял меня с таким упорством идти вперед. Нет, не страх. Надежда. Надежда на что-то невероятное, почти нереальное. Жизнь... Она кончилась для меня там, на даче Друганова, когда я увидел на диване труп сына, единственного человека, которого любил. Нет, жить я не хотел и давно бы покончил с жизнью, если бы ни эта надежла, да ещё осознание того, что непременно должен выполнить долг перед Анатолием, перед его памятью. Как? Я ещё не знал.

Забрезжил рассвет. И глазам моим вновь предстала черная выжженная равнина без конца и края. Я готов был выть от отчаяния. Ощущал себя жалким комочком плоти, невесть кем и как сюда заброшенном. Сколько времени я здесь нахожусь? Судя по тому, как обветшали мои одежды и стерлась обувь, долго, очень даже долго. Я сел на обгоревший пень, снял туфли и продолжил путь. И когда, казалось, что последние силы покинули меня, я увидел впереди небольшой островок сочной зелени. Превозмогая усталость, я побежал. И вот ноги уже ступили на влажную от утренней росы траву. И сердце задохнулось от великой радости, посетившей меня. Я услышал стрекот кузнечиков, жужжание пчел, веселое щебетание птиц. Оглянулся назад. Не было больше черной равнины. Там была цветущая степь, наполненная жизнью и каким-то невероятным смыслом бытия. Отчего прежде я не замечал всю эту красоту? Мир казался мне серым и убогим. Не жил, а будто кому одолжение делал. Горько это осознавать, но только это так и есть.

Впереди я заметил какое-то голубое свечение. Оно все приближалось, приближалось. Сердце бешено заколотилось в груди, а потом замерло в предчувствии чуда. И чудо свершилось! Передо мной стоял Анатолий. Бодрый. Жизнерадостный.

– Здравствуй, папа! – сказал он, улыбаясь.

– Здравствуй, Толя! – Я рванулся к сыну, обнял, прижал к себе. Господи, неужели же это возможно! Живой!! Слава Богу, живой! Есть он, Бог! Есть! Он подарил мне такую огромную радость! Спасибо тебе, Господи! И не в силах сдерживать переполнявшие меня чувства, я заплакал. Плакал и смеялся. Смеялся и плакал. Как хорошо! Как замечательно!

– Ну, отец, ну, – сказал Анатолий. – Успокойся. Будь мужчиной.

– Да, да. Это конечно. Извини! – Я ладонью вытер слезы. Огляделся. – А ты, Толя, не знаешь, где мы находимся? Здесь все так необычно.

– Там, папа.

– Где – там? – Сердце мое сжалось в ожидании ответа.

– Неужели ты не понимаешь? – укоризненно сказал сын. – На другом уровне жизни.

– Как это? – Я уже начинал догадываться о чем говорит Анатолий, но все ещё не желал в это верить.

Очевидно у меня был настолько нелепый и озадаченный вид, что Анатолий весело и непринужденно рассмеялся.

– Там, где я был и где пребываешь сейчас ты, папа, всего-навсего лишь нулевой уровень жизни. С него собственно и начинается сама жизнь.

– Шутишь?! – с недоверием спросил я. То, о чем говорил Анатолий, трудно было осознать. – Как так – нулевой уровень? Нулевой – это значит ничто?

– В это трудно поверить, но жизнь начинается со смертью нашей оболочки.

– Оболочки? Ты хочешь сказать... А что же в таком случае есть жизнь?

– Это существование мыслящей энергии, или души. Жизнь бесконечна.

– В таком случае, зачем этот нулевой?... Как его? Зачем нулевой уровень?

– Чтобы взрастить, воспитать и закалить душу для последующих уровней жизни. Какою ей быть, закладывается именно на нулевом уровне.

– Странно все это.

– Ничего странного, а очень даже разумно, – возразил Анатолий.

– А кто же все это организовал?

– Тот, кто все создал. Создатель.

– А дьявол? Он есть?

– Конечно.

– Но почему? Ведь это же нелогично? Ведь он же убивает души?

– Очень даже логично. Космосу совсем небезразлично, какою душа придет на последующие уровни жизни. Возмужать и закалиться она может только в борьбе с дьяволом. Потому-то на нулевом уровне дьявол необходим.

– Мне трудно это понять. А на каком уровне ты?

– Пока я этого не знаю. Это решит Высший совет при Создателе на девятый день. Пока я готовлюсь к этому.

– А где мы сейчас находимся?

– На Земле.

– Вы нас видите?

– Да.

– А почему мы вас не видим?

– Потому, что вам этого не дано, – вы находитесь в другом измерении.

– Ты маму видел?

– Конечно. Она тоже ждет Суда.

– Где же она?

– Ей не разрешили с тобой встретиться.

– А тебе, значит, разрешили?

– Да.

– Я только-что шел по выжженной пустыне. Что это было?

– Это, папа, последствия термоядерной войны, гибель мира.

– Значит, она будет, война?

– Она уже была, папа. Мир погиб 14 августа 1999 года. Я, вернее, моя душа наблюдала гибель мира.

– Как же так?! Ведь сейчас уже август 2000 года. Отчего же тогда мы никто ни чего?

– Создетель вернул мир в прошлое – в март девяносто девятого года. И события стали развиваться иначе, чем прежде. Прожитый ранее отрезок вычеркнут из сознания людей, но души это помнят.

– Как же так?! Ведь это же невозможно?!

– Для Космоса нет ничего невозможного. – Анатолий оглянулся, забеспокоился. – Извини, папа, но мне пора. Я и так сказал тебе слишком много. Как бы мне за это не попало.

– Постой, Толя! Постой! А как же я?! Я хочу с тобой! Я не хочу туда. Мне там нечего делать.

– Этого человек не знает. Не может знать, папа. Мы с тобой встретимся. Обязательно встретимся. А пока... Прощай!

И Анатолий исчез...

Я открыл глаза и понял, что это был лишь всего-навсего сон. В комнате горела настольная лампа. В окно уже настойчиво заглядывал рассвет. Я сидел в кресле. В кресле напротив спал Олег Дмитриевич Друганов, сильно сдавший за последние дни, постаревший, осунувшийся. Все хлопоты, связанные с похоронами моей жены и сына, легли на его уже немолодые плечи.

Я же эти дни был как в тумане, лишь удивлялся, как после того, что произошло, не сошел с ума или не покончил с собой. Мысль навсегда свести счеты с жизнью не раз меня посещала. Однажды я был очень близок к её осуществлению, но что-то удержало. Я даже не смог понять, что именно, но что-то очень и очень для меня важное, что я непременно обязан был сделать.

На поминках я сидел за столом безучастный к происходящему. Народу было много. Сменилось два застолья. Здесь были многочисленные родственники жены, наши общие знакомые, товарищи сына. Некоторых я впервые видел. Вероятно с работы жены и сына. Кто-то вставал, говорил очень хорошие слова об Ирине и Анатолии, желал, чтобы земля им была пухом. Но смысл сказанного плохо доходил до моего сознания. Многие женщины плакали. А я и плакать не мог. Ни там, на кладбище, ни здесь. Внутри будто все застыло, а на груди лежал огромный тяжелый камень, и давил, и давил. Вспомнил, что на кладбище ко мне подходил начальник следственного управления прокуратуры области Иванов, выразил соболезнование и спросил:

– Эдуард Васильевич, когда ты сможешь ко мне прийти?

– Как прикажите, – ответил я.

– В таком случае, я буду тебя ждать у себя послезавтра утром к десяти часам.

– Хорошо. Буду.

Сергея Ивановича Иванова я знал очень хорошо. Когда-то он работал в Западно-Сибирской транспортной прокуратуре следователем по особо важным делам и закончил ряд громких, наделавших в свое время много шума не только в нашей области, уголовных дел. Он был грамотным, талантливым следователем и принципиальным, бескомпромиссным человеком. За что я его уважал и, откровенно говоря, ему завидовал.

Потом все разошлись. Перемыв посуду и прибрав в квартире, ушли и сетры Ирины Надежда и Клавдия. В квартире остались трое: я, Друганов и жена Анатолия Лена. Ее хорошенькое лицо распухло и подурнело от слез. Она подошла ко мне, припала к груди, и, всхлипывая, едва слышно проговорила:

– Эдуард Васильевич, у меня скоро будет ребенок.

Ее слова увязли в моем вялом сознании. Я долго не мог понять, о чем это она говорит. А когда смысл сказанного все же дошел до меня, не мог в это поверить – настолько новость была неожиданной, ошеломляющий. Спросил с надеждой:

– Что?! Что ты сказала?!

– Я беременна, Эдуард Васильевич, – ответила Лена и расплакалась.

– Ты в этом уверена?!

– Еще бы не уверена. Уже седьмой месяц.

Я тронул уже заметно округлившийся тугой живот снохи. Точно! А как же я, дурак, этого раньше не заметил?! Значит, судьба оставила мне шанс. Значит, не все ещё потеряно. Очень даже не все потеряно. У меня будет внук! От этой новости голова пошла кругом. Я обхватил лицо Лены руками, троекратно расцеловал,

– Спасибо тебе, родная! – И неожиданно предложил: – Ты вот что, Леночка. Ты перебирайся в мою квартиру. Зачем мне одному такие хоромы. А вам с маленьким здесь будет удобно. А я перейду в твою. Потом оформим родственный обмен. Согласна?

– Не надо сейчас об этом, Эдуард Васильевич, – сказала Лена.

– Да-да, ты права. Это потом. Потом. Тебя подвезти?

– Не нужно. Я на метро. До свидания!

– Ну вот видишь, Эдик, не все ещё потеряно, – будто подслушав мои мысли, сказал Друганов после ухода Лены.

Я почувствовал как потеплело в груди, полегчало на сердце, защипало глаза, и заплакал.

Ночью я не мог уснуть. Думал невеселые думы о своей жизни, несложившейся судьбе. В том, что она несложилась виноват сам. Не жил, а будто кому одолжение делал, все осторожничал, прятался за спинами других, боясь принимать самостоятельных решений – как бы чего не вышло. Сорок три года простоял на обочине жизни, но она и здесь настигла. Так шарахнула, что не приведи Господи кому. Все мои несчастья начались с жалобы Устиновой на отказ в возбуждении уголовного дела по факту смерти её мужа Устинова Геннадия Федоровича в конце октября прошлого года. Труп Устинова был обнаружен в нескольких десятках метров от полотна железной дороги между станцмями "Обское море" и "Сеятель", Сотрудники милиции, проверявшие этот случай, пришли к выводу, что в смерти виноват сам потерпеший, неудачно спрыгнувший с электрички. С этим категорически была несогласна Устинова, утверждавшая, что её мужа убили, инсценировав несчастный случай. Ее жалобу проверял я. Но разве, отвечая ей – "оснований для отмены постановления об отказе в возбуждении уголовного дела по факту несчастного случая с Вашим мужем не найдено", интуиция не подсказывала мне, что Устинова права? Очень даже подсказывала. Но я подавил её в себе, так как понимал, – для подтверждения доводов Устиновой и возбуждения уголовного дела необходимо провести огромную работу. К тому же, расследование дела может кончиться ничем. Кому нужны лишние хлопоты? Вот именно. После моих неоднократных ответов за подписью руководства нашей прокуратуры и Западно-Сибирского транспортного прокурора, настырная Устинова таки добилась, чтобы я проверил её доводы. Ее последняя жалоба на имя Генерального прокурора поступила из Москвы и была взята на контроль Генеральной прокуратурой.

Пришлось ехать на Электродный завод, где прежде работал потерпевший Устинов и где возглавлял общественный комитет по спасению завода. Там-то помошницей Устинова по этому комитету Людмилой Гладких и была передана видеокассета, из-за которой был убит Устинов, а потом были убиты ещё многие люди, в том числе, моя жена и сын. На ней была снята встреча годичной давности известных олигархов Сосновского и Лебедева. На этой встрече и был написан сценарий завоевания большинства в Думе их партией и прихода к власти их президента и правительства. Как и прежде, главную скрипку во всем этом должна была сыграть Чечня. Сценарием было предусмотрено и нападение на Дагестан, и взрывы домов в Бунайкске, Москве и других городах, и многое другое, вплоть до создания мощной оппозиции новому президенту. Даже "противостояние" Сосновского и Лебедева в средствах массовой информации было прописано. Хитрый, коварный, страшный, кровавый сценарий. К сожалению, все последующие события развивались и развиваются в точном соответствии с этим сценарием. Вот потому-то ради сохранения тайны этой встречи олигархи и власть ни перед чем не остановятся.

Утомление сказалось, и я незаметно для себя уснул. И мне приснился этот вот сон, так похожий на реальность. Да и сон ли это? И рассказ сына о последующих уровнях жизни и всем прочем? Откуда это? Ведь я прежде об этом никогда не думал? Странно все. Очень даже странно. А что если... Как его?... А что если Создатель мне специально устроил эту встречу с Анатолием? Для чего? Чтобы сказать, что здесь, на Земеле, жизнь не кончается, а только-только начинается? Нет, не для этого. Из этой встречи с сыном я должен понять что-то очень важное для себя. Что? Что встреча с сыном может и не состояться? Ведь мне предстоит предстать перед Высшим Судом. А что я ему предъявлю? То, что сорок три года только и делал, что бегал от жизни, как черт от ладана? Ведь, по существу, я в жизни не совершил ни одного мужского поступка. Вряд ли это Там кому-то понравится.

После долгих и тяжелых размышлений я все для себя решил.

Глава вторая: Тайное совещание.

Пора было того... Действовать, ага. Создавать эту... Как ее? Оппозицию, вот. Создавать оппозицию. Но он, Сосновский, прекрасно, ага, что при нынешнем рейтинге этого... Вовчика-коровчика... Ха-ха-ха! Смешной он. Как настоящий. Ха-ха-ха! Но при нынешнем рейтинге трудно будет... Оппозицию будет. Здесь нужно такое, что бы всех того... Потрясло что б. Весь мир что б. И после все средства этой... информации этой набросились: "Гав-гав! Кого выбрали?!! Гав-гав! Этот почище прежнего! Гав-гав!" А дальше все по этому... По плану этому. И вот тогда оппозицию. Кандидатуры уже того... Готовы кандидатуры, ага. Вот только что б, что б потряло? А когда окончательно поймут... Он им оппозицию из кармана, ага... Вот – любите... Полюбят. Смешные они в этой стране... Доверчивые. Легко того... Работать легко. Но в голову, как назло, не того... Никак ничего... А оппозицию надо... Время уходит... Срочно надо. Надо посоветоваться. Может кто того... Дельное может чего.

Виктор Ильич составил список, вызвал референта.

– На-ка вот, дружочек, – сказал Сосновский, протягивая ему список. Этих вот того... Обзвони, ага... Что б завтра у меня... За городом у меня.

– К скольки приглашать, Виктор Ильич? – предупредительно выгнул спину референт.

– Чего?

– Когда вы завтра планируете совещание?

– Ах, это... В два часа. И что б все, как этот... Как штык этот... Да, вот еще... Что б ни одна живая... Понял? Иначе неприятности. У тебя непрятности... Большие, ага.

– Может быть воспользоваться ЗАСовским телефоном?

– Зачем ты ещё вопросы?! Дурак какой! – возмутился Виктор Ильич. Конечно, ага. Да этим скажи, что б никого ничего, что б ни одна эта... Душа эта. Ни одна.

– Хорошо, Виктор Ильич.

– А теперь давай... Ступай давай... Исполняй давай.

После ухода референта зазвонил телефон прямой связи. То был Варданян. Виктор Ильич снял трубку, спросил:

– Что у тебя?

– Здравствуйте, Виктор Ильич?! – раздался возбужденный голос генерала.

– А, ну это конечно... Здравствуй!... Что у тебя?

– Мне только-что звонил Беркутов. Просится к вам на прием.

– Беркутов?!... Какой еще?... Ах, этот... Кольцов этот... Беркутов этот... А что ему?... Зачем?

– Я так думаю, Виктор Ильич, что он надумал принять ваше предложение.

– А куда он того... Денется, ага, – самодовольно проговорил Сосновский. – Это, как у писателя этого... Нашего этого. Как его? Который ещё в Америке... а потом приехал потом?

– Вы имеете в виду Солнженицина?

– Вот-вот. Его... У него есть книжка такая... Где этот с дубом, ага... Бодался с дубом. Дурак какой! Кольцов этот... Или как там его?

– Беркутов, – подсказал Варданян.

– Все равно дурак. Вздумал с кем... Бодаться с кем. Вот мы ему рожки и того... Укоротим маленько, ага. Ха-ха-ха!

– Вы его примите, Виктор Ильич?

– Нет. Ты уж сам давай... Скажи у меня это... совещание. Потом мне доложишь.

– Хорошо. До свидания, Виктор Ильич!

– Да, вот еще... Вы с прокурором этим... У которого кассета... Что с ним? Как с ним?

– Он теперь для нас опасности не представляет, Виктор Ильич.

– Это ты зря того... Раненый этот... Как его?... Зверь. Раненый зверь, он на все, ага. Напишет куда. Многие... Многие ухватятся... Лишь бы грязью того... Облить грязью. Зачем нам? И так много всего... Говорят всего.

– Я понял, Виктор Ильич. Считайте, что его уже нет.

– Ну да, это конечно... Правильно конечно... А то мало ли... А с Кольцовым этим ты правильно того... Молодец!

– Стараемся, Виктор Ильич! – едва не задохнулся от радостного возбуждения Варданян. Редко можно было услышать от босса похвалу, очень редко.

– Старайся. Пока, ага!

"Вот ещё один слуга будет верный будет", – с удовольствием подумал Сосновский, кладя трубку. Этот Кольцов... Или как там его?... Беркутов. Этот Беркутов летом прошлого года заставил Виктора Ильича того... Пережить не лучшие времена, ага. Вот теперь пусть потрудится... На него потрудится... На хозяина. Пусть. Дурак какой.

У Виктора Ильича сегодня было отменное настроение. Ему во всем сопутствовала удача. И он верил, что так будет всегда. Главное – уметь все предвидеть и предусмотреть. Он умел. Еще как, ага.

На следующий день ровно в два часа дня в зале загороднего особняка Сосновского за большим празднично накрытым столом сидело пятеро мужчин. Кроме хозяина, здесь были: олигарх Лебедев, попавший недавно в "немилость" к нынешней власти из-за слишком смелых и откровенно оппозиционных передач на контролируемом им телевизионном канале, заместитель главы администрации президента Зайнутдинов Рашид Шаронович, директор ФСБ Викторов и бывший советник бывшего президента, а ныне депутат Думы и правая рука Виктора Ильича Шапиро Аркадий Юрьевич.

Сосновский оглядел присутствующих. Какой этот... Как его? Ну ещё когда "пролетарии всех стран"... Интернационал, вот. Какой интернационал, ага. Он любил когда вот так... Когда в неофициальной этой... Обстановке этой. Любил, ага. Выпить там, закусить. Заодно и о деле... Можно о деле... Потолковать о деле, ага... Совместить полезное с этим... С приятным этим... Это не то что... А так – хорошо! Это как в этой... "Надо чаще того"... Ага. Но все дела, дела. Будь они... А так хочется... Иногда так хочется... Расслабиться хочется. А нельзя... Дела, что б им... Внутри будто эта... Как ее? Пружина. Будто стальная пружина, ага... Бегаешь, а что толку... Устал.

– Дружочек! – обратился Виктор Ильич к стоящему у дверей и ждущему указаний хозяина молодому официанту. – Налей-ка нам того... Водочки, ага.

– Айн момент, Виктор Ильич, – с воодушевлением отозвался тот и бросился выполнять указание. Ловко и быстро наполнил рюмки.

– Спасибо, дружок! – сказал Сосновский и махнул рукой в сторону двери. – А теперь того... Ступай давай.

После того, как официант вышел, Виктор Ильич обратился к собравшимся:

– Может кто того?... Тост, ага?

– Разрешите, Виктор Ильич, – проговорил Лебедев, вставая с рюмкой в руке. – Я предлагаю выпить за успех нашей кампании. Пока-что все наши замыслы закончились полной и безоговорочной Викторией. Пусть так будет всегда!

– Замечательно, ага! Великолепно! – воскликнул Сосновский. – За это стоит. Очень, ага.

Выпили и, поскольку было обеденное время и все были голодны, долго и обстоятельно закусывали. Выпили по второй все за ту же удачу. И лишь после этого Виктор Ильич открыл совещание. Начал он шуткой:

– Мы тут все... Собрались тут все, что б эту... Что б сказку того... Былью, ага.

Викторов, Зайнутдинов и Шапиро поддержали шутку олигарха дружным смехом. Лебедев лишь криво усмехнулся. Честно признаться, он недолюбливал Сосновского, считал его грубым, примитивным, нахрапистым. Но Сергей Георгиевич понимал, что без таких людей будет крайне трудно, если вообще возможно, достичь поставленных целей, а потому был вынужден считаться с Сосновским и выказывал ему всяческое свое расположение. Разумеется, пока считаться. Когда они придут к власти в этой стране окончательно, всерьез и надолго, то они конечно же избавятся от таких выскочек тихо и незаментно, как умеют делать лишь они, истинные интеллигенты. А пока... Пока Сосновский им нужен, с его связями, с его капиталами, с его нахрапистостью, наконец, с компьютером вместо головы.

Ободренный смехом присутствующих, Виктор Ильич отважился ещё на одну шутку:

– Глядя на ваши... на лица ваши, я могу того... ответить: кому живется весело на этой... На Руси на этой, ага?

Поистине, у Виктора Ильича сегодня было отменное настроение. Оно передалось и другим участникам совещания. Спало напряжение, терзавшие их, так как все прекрасно понимали, что олигарх, этот черт лысый, недаром отважился собрать совещание. Делал он это крайне редко и неохотно. Но после таких совещаний страну начинало трясти, как при землетрясении.

– Я почему вас? – сказал Сосновский. – Оппозицию надо... Срочно надо. Как наметили... Раньше наметили... Срочно. У кого какие?... Какие будут?... Предложения будут?

– Трудно это будет сделать, шеф, – откликнулся Шапиро, – при нынешнем рейтинге президента.

Виктор Ильич недовольно поморщился. Он не любил этих... Панибратских этих... Отношений этих. Не любил.

– Какой я тебе ещё этот... Я тебе друг, товарищ, ага, и, можно сказать, брат. – Сосновский вновь весело рассмеялся своей удачной шутке.

Шапиро смутился. Все остальные рассмеялись.

– Извините, Виктор Ильич! – проговорил новоявленный депутат Думы.

Отдышавшись от смеха, Сосновский назидательно произнес:

– А я ещё говорил, что ты того, этого... Что обучаем ты, ага. Поспешил... Плохо ты еще... Учишься плохо. На три с минусом. Это у него... У того... У президента. Это у него сегодня этот... Рейтинг этот. А кто ему его?... Забыл? Чего это нам стоило, забыл? Так мы можем и того... Обратно можем. Что б все ужаснулись... Кого выбрали – ужаснулись. Вот чего от тебя, Жора... А ты – рейтинг. Этак каждый дурак. Вот чего надо... Как сделать надо. Что б потряло всех... Что б ужаснулись. Какие будут?... Предложения будут?

– А может быть, как прежде, рвануть пару домов? – проговорил Викторов.

Виктор Ильич долго и достаточно красноречиво рассматривал шефа службы безопасности.

Экий дурак какой... И лицо вон, и взгляд... Стоит только посмотреть только... Сразу – дурак. Забыл, дурак, свой этот... Свой прокол в Саратове... Кто ж дважды на одни эти... На грабли эти... Одни дураки. А вдруг опять?... Уже не поверят... Второй раз не поверят, ага. Но эти тоже нужны... Дураки нужны... Исполнительные, ага.

– У вас, Петр Анатольевич, с памятью что-то... Не того что-то. Худая, ага... Забыли Саратов или как?

– На ошибках учимся, Виктор Ильич, – ответил Викторов. – Больше подобного не допустим.

– На ошибках одни эти... А мы должны все, так сказать... Все предвидеть, ага... И потом, дома – это сейчас мелко это... Сейчас такое, что б не только здесь, но и там что б. – Сосновский указал на окно. – Вот тогда будет этот... Как его? Эффект, вот... Вот тогда будет эффект... Нужный будет.

– А может быть в метро? – подал голос Зайнутдинов. – Метро – это всегда очень впечатляет.

"И этот такой же, – с сожалением подумал Виктор Ильич. – Зачем только я его того... В администрацию... Зачем? Бездарь! Только и может как этот... Как таракан этот усами и с умным, ага, а сам такой же... Никто ничего... Только дай, дай... Сколько можно... Устал. Все сам устал".

– Нет, это не того... Не вариант это, – забраковал предложение заместителя главы администрации президента Сосновский. – Здесь нужно что-то... Масштабней что-то.

Наступила долгая томительная пауза. Каждый понимал чего хочет Сосновский. Но вот каким образом достичь нужного эффекта? Н-да.

– А что если вновь организовать что-нибудь на Кавказе? – предложил Шапиро.

– Нет, – возразил Лебедев. – Возможности Кавказа мы уже почти исчерпали. Здесь нужно что-нибудь этакое, необычное. Я правильно тебя понял, Виктор Ильич?

– Угу, – кивнул Сосновский.

– Ну, я тогда не знаю, – развел руками Шапиро.

– Может, взорвать ракетную шахту или ракету пустить куда-нибудь не туда? – предложил Викторов.

– С ядерной этой?... Боеголовкой этой? – решил уточнить Виктор Ильич.

– Не знаю, – пожал плечами Петр Анатольевич. – Можно и с ядерной. Послать в Японию. Вот будет эффект.

После некоторого раздумья, Сосновский забраковал и это предложение.

– Нет, этого не того... Слишком это.

– А что если, к примеру, военный корабль или подводную лодку? – сказал Лебедев. – Я, думаю, мы как раз добьемся необходимого результата.

– Подводную, говоришь? – встрепенулся Виктор Ильич. – Атомную?

– А какую же еще? Разве есть другие?

"Компьютер" Сосновского быстро-быстро "защелкал", обрабатывая это предложение, разложил на составляющие и тут же выдал варианты возможных последствий. Картина была впечатляюща! Очень впечатляюща!

"Ах, какой-сякой умница! – восхитился про себя Виктор Ильич. – Как это он замечательно того... придумал, ага... Вот что значит эта... голова эта... Ни то что у генерала этого... Дурака этого... ФСБ этого... Здесь весь мир того... ахнет ага... А все средства: "Гав-гав – не того выбрали и все такое... Молодец!.. На Запад собрался... Жаль! Такой здесь того... Еще как, ага... Одни дураки... Не на кого ничего... А этот может... Хотя тот ещё этот... Густь ещё этот... Гордый больно... Но это ничего. Пока можно... Потерпеть можно. Потом разбиремся – кто тут кто кто? А пока очень того".

– А если этот?... Реактор этот?... Взорвется если? – спросил он внешне сдержанно.

– Ну и что, – усмехнулся Лебедев. – Ты ведь хотел, что бы весь мир вдрогнул? Вот он и вздрогнет.

– Это конечно, ага, – тут же согласился Сосновский. Испытывающим взглядом обвел присутствующих. – И как вам?... Предложение как вам?

– Но ведь это может привести к огромным жертвам. – робко, едва слышно проговорил Викторов.

– А то нас пугали когда-то жертвы! – презрительно фыркнул Шапиро. Вот только не пойму, как это организовать? Ведь это секретный военный объект?

– Для нас нет ничего невозможного, – ответил Лебедев. – Надо подумать. Но зато какой будет резонанс?!

– Это конечно да! – воскликнул Виктор Ильич. Вскочил из-за стола и принялся в возбуждении бегать по залу. В его голове уже созрел план, как все можно замечательно того... Осуществить, ага. – За это стоит... Выпить стоит. Жора, наливай!

Шапиро наполнил рюмки.

– За то, что б все удачно, ага! – торжественно провозгласил Виктор Ильич, поднимая рюмку. – Получилось, что б удачно и все такое!

Участники совещания пили за этот тост с разными чувствами. Легче всех было Шапиро. При любом раскладе он оставался как бы в стороне. А наблюдать события со стороны, зная, кто за ними стоит, всегда забавно. Погибнут люди? При чем тут это. Подумаешь! Сколько там, в этой лодке? Они больше каждый день от пьянства гибнут.

Директор ФСБ Виноградов в который уже раз здорово пожалел, что когда-то ввязался во все это дело. Яро ненавидел всех сидящих за столом, а себя – в первую очередь. Ненавидел и презирал. Но прекрасно осознавал, что обратной дороги для него не существует.

Заместитель главы президентской администрации Зайнутдинов относился к происходящему весьма индифферентно. До недавнего времени он работал журналистом, всегда кому-то служил, отстаивал интересы хозяина. Проще говоря, был слугой. А слуга не должен иметь своего мнения. Главное – уметь в точности выполнять любое указание. Он это очень хорошо усвоил. Потому и достиг таких высот.

А олигарху Лебедеву было глубоко на все наплевать. И его душа, и все его помыслы уже давно были на Западе, где проживала его семья. И он мечтал о той минуте, когда сможет покинуть эту огромную сумасбродную страну с её дебильным народом. Так здесь все надоело, что даже поташнивает от отвращения. Скорее бы все закончилось!

Сосновский не стал садиться за стол. Выпил водку, бросил в рот оливку и вновь забегал по комнате.

"Экий он смешной и нелепый, – презрительно подумал Лебедев, наблюдая за хозяином дома. – Ему б с его внешностью паяцем где-нибудь работать. Многого бы добился".

Наконец Виктор Ильич остановился, выстрелил указательным пальцем в грудь Зайнутдинова.

– Ты вот что, Рашид э-э-э...

– Шаронович, – подсказал тот.

– Это конечно да, – кивнул Сосновский. – Ты своему этому... Шефу этому скажи, чтобы переговорил, ага... С министром, который... Вооружением который.

– С Бондаренко? – решил уточнить Зайнутдинов.

– С ним, – кивнул Виктор Ильич. – Пусть оганизует... Ученние организует... С испытанием этого, нового... Вооружения нового... У них должно быть... Новое должно быть... Не может не того, ага.

Все поразились простоте и гениальности идеи Сосновского. Гениальнее трудно что-либо придумать. Под видом испытания нового вооружения на лодку доставляется ракета или торпеда и все – дело сделано. Остается лишь в нужный момент нажать нужную кнопку. Нет, это не голова. Это черт знает что такое! И мысли в ней бегают быстрее элементарных частиц в синхрофазотроне. Точно.

– Это фантастика! – выразил общее мнение Шапиро.

– Ну так! – самодовольно разулыбался Виктор Ильич. – Думать надо, а не просто так... Но это основное. Это не все. Для начала надо чтобы... Надо разогреть надо этот... Народ. Надо разогреть народ. Подготовить, ага... Как предлагал Рашид э-э-э... Как тебя?

– Шаронович, – обиженно проговорил Зайнутдинов.

– Это конечно, ага... Небольшой такой... И что б по телевизору... Больше по телевизору... Люди это любят... Кровь и все такое. Любят. А уж потом лодка.

– Гениально! – вновь восхитился Шапиро.

– А что если в довершение что-нибудь этакое экстравагантное? – сказал Лебедев.

– Какое еще? – не понял Сосновский. – Куда уж еще?... Чего еще?

– К примеру, взорвать к шутам одну из башень кремля, или Собор Василия Блаженного, или Останкинскую вышку.

– Надо того... Подумать надо, ага, – задумчиво проговорил Виктор Ильич. Но по выражению его лица было видно, что идея Лебедева ему очень понравилась. – Вот когда мы все это того... Организуем когда... Тогда и посмотрим на рейтинг этого... Вот, мол, до чего страну довел и все такое... Тогда и оппозицию тогда... А сейчас эти распределим... Роли распределим... Чтобы каждый... Что б не просто так.