Текст книги "Троянский конь"
Автор книги: Владимир Колышкин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Елена грациозным движением поднялась со своего ложа, затушила окурок в большой плоской раковине и закурила новую сигарету.
– Поверь, – сказала она, вновь взобравшись на кровать, – мне нелегко было ею стать. Многое пришлось мне испытать, пока я добралась до Спарты. Прежде всего, необходимо было обеспечить себе подходящую "легенду".
– Но как тебе удалось выдать себя за царскую дочь?!
– Я была дерзка. Набралась наглости и заявилась во дворец Тиндарея и объявила ему и его жене Леде о том, что я их дочь, вернее, дочь, которую родила Леда от связи с самим Зевсом. Я поведала им о том, что созревание плода и роды произошли в то время, когда он, Тиндарей, отсутствовал по государственным делам. А он и в правду отсутствовал довольно часто и подолгу. По воле Громовержца, сказала я этим простакам, меня, месячного младенца, перенесли быстрокрылые боги в далекую страну Америку, где и воспитывалась я, пока не стала взрослой. А зовут меня Еленой, прошу любить и жаловать.
Тиндарей был так тщеславен, что сразу поверил, будто сам тучегонитель, могущественный Зевс польстился на его жену. Это ли не лучшее доказательство его, Тиндарея, отменного вкуса. Только царь высказал робкое удивление по поводу того, что любезная женушка словом не обмолвилась ни о чем подобном. – Из уст хозяйки дома вырвался смешок, будто разбился хрустальный бокал; затем она продолжила с воодушевлением:
– Леда, из того же тщеславия, не стала уличать меня во лжи. Мало того, умело подыграла, сказав по поводу своего умолчания, что была связана клятвой, данной богам. Бедный рогоносец вновь поверил своей супруге, как и в первый раз, когда Леда родила ему "от Зевса" сына Полидевка. (Еще один "хрустальный бокал" разбился вдребезги.) Так я начала свою карьеру Елены Прекрасной.
Илар расстегнул ворот костюма, ему было жарко.
– За одно только упоминание об Америке в присутствии местных жителей, – сказал он осуждающе, – тебе может быть предъявлено обвинение в умышленном создании парадокса. Однако мало того, ты, по собственному твоему признанию, активно вмешалась в Историю. А это настолько серьезное преступление, что...
– ...что ты, – едко продолжила Елена его фразу, – как лояльная букашка, считаешь своим долгом сообщить, куда следует.
Глаза ее засветились недобрым огнем. Она решительно погасила сигарету, будто приняла какое-то окончательное решение.
– Не в обиду тебе будет сказано, Елена Владимировна, но вы, русские, только потому всегда страдали, что никогда не уважали закон. Вы природные анархисты и революционеры... И твое увлечение мемуарами этого э-э-э... Савенкофф – лишнее тому подтверждение. – Илар, видя, что его замечания раздражают Елену все больше, смягчил словесный напор. – О'кэй! В угоду вашей природной слабости, я не стану сообщать в Бюро, но ты должна добровольно вернуться со мной... – Он снял с руки запасной браслет. – Вот, взял идентификатор для тебя, чтобы ты могла пройти через охранное поле.
Елена вспыхнула гневом и закричала, сжав кулачки:
– Но ведь это что в лоб, что по лбу – одно и то же! По прибытии ТУДА, меня отдадут под суд. Не-е-т, я не вернусь назад добровольно... – Она зло ткнула пальцем в сторону незваного гостя. – Вот за что я терпеть не могу вас! Ты даже не можешь быть порядочным мужчиной. Одна из причин моего побега как раз и заключается в том, что я искала общество, где человек что-нибудь да значит. Где он реально влияет на мир, где мужчина – рыцарь, который за свою любимую отдаст жизнь! Где женская слабость оборачивается силой, без этих жалких потуг эмансипированных идиоток. – Она перевела дыхание и продолжила с твердостью:
– Да, я хотела, чтобы мир вращался вокруг меня. Мне надоело быть ничтожной, безвестной и безликой, одной из многомиллиардных песчинок в океане вашего бредового сверхгосударства. Для суперцивилизации человек как личность просто не существует. И как бы ты не бился головой об эту несокрушимую пирамиду, находясь внутри, ты не сможешь сдвинуть ее ни назад, ни вперед, ни вбок. Я больше не могла жить в мире, где никто тебя не воспринимает всерьез. Невыносимо быть лишь жалким сексуальным придатком сильных мира того, в то время, когда я сама желала быть сильной...
Илар молчал. Он понимал, что нужно дать высказаться этой женщине, одержимой манией величия. Она давно не имела возможности излить свою душу человеку, хотя бы отдаленно ее понимающего.
– Ты же знаешь, я бросила карьеру фотомодели, как только поняла – насколько я была наивной дурочкой. Боже мой! Когда я приехала в Штаты, я же там никогошеньки не знала. Я уцепилась за эту, как мне казалось, престижную работу со всем пылом молодой идиотки. Я воображала Америку, лежащую у моих ног! Но мои судорожные попытки вырваться из обывательского болота и возвыситься над толпой, еще глубже затягивали меня в грязь. Ты знаешь, я не щепетильна... Я стелилась под каждого слюнявого менеджера, под каждого толстобрюхого продюсера, если он хотя бы в какой-то степени мог способствовать тому, чтобы мое прекрасное личико и мое тело было запечатлено на обложке журнала. И чего я добилась? Ни-че-го!
После первых относительных успехов, пошла черная полоса неудач. Ни с того, ни с сего сменился имидж секс символа. Вдруг стали модными синюшные полупрозрачные девицы типа "а ля Освенцим". Подумать только: это у американцев-то! Которые всегда тащились от баб вот с такими титьками! Суки! Только пресыщенная развратом ублюдочная культура "Нового Вавилона" могла докатиться до такого убожества.
Елена задохнулась от ненависти и, отдышавшись, продолжила:
И вот пока эти толстые задницы печатали своих тощих сучек, я прозябала на задворках третьесортных изданий для престарелых лесбиянок. Жуть! Мерзость! Веришь ли, от отчаяния я даже подумывала о пластической операции! Нонсенс! О! Сейчас я вспоминаю это с содроганием. И я перестала кого бы то ни было жалеть. Я поняла вдруг, что родиться, жить, и умереть в безвестности, утешившись грезами "Иллюзория", – вот жалкий жребий большинства людей моего времени, будь оно проклято! Но мне не нужна иллюзорная жизнь, мне нужна настоящая жизнь – с подлинными, а не картонными страстями мыльных опер. И вот я, наконец, вырвалась из того кошмара. Здесь я значу многое. Целые страны ведут из-за меня войны. – Взгляд Елены стал жесток. – Вот этой рукой я управляю Историей. И не под чужим именем, а под своим собственным! Я стала первой знаменитой женщиной в истории Земли. Понимаешь? Первой! Все эти клеопатры и помпадурши были потом, после меня, много их будет... а я одна, самая первая!
– Ну, допустим, не самая первая, – возразил Илар, любивший точность порой в ущерб вежливости, за что его часто журил двоюродный дядя по материнской линии сэр Чарльз (в прошлом весьма влиятельный сенатор, член Контрольной комиссии при Мировом правительстве). – Если вести счет времени от этого отрезка, столетием раньше тебя – в XIV веке до н. э. – была небезызвестная Нефертити – жена фараона Эхнатона, а еще несколькими веками раньше – Белокурая Хетепхерес, прародительница IV династии, мать самого Хеопса, одна из самых древних цариц мира... Если, конечно, мы не станем считать Еву...
– Заткнись! Мог бы и промолчать, твоя бестактность оскорбительна! Не надо давить своим интеллектом – я не глупее тебя. Плевать я хотела на твою Нефертити и тем более на ту Белокурую блядь... Будь они такими знаменитыми, про них бы сложили легенды. Где эти легенды? Их нет. А про меня – есть! Пусть я не первая, зато в своем роде – единственная...
– Единственная и неповторимая, – полушутя, полусерьезно закончил гость мысль хозяйки, – Елена Прекрасная!
– Да! – Елена вскинулась на постели и приняла позу дикой кошки, готовой к прыжку. – Именно единственная и неповторимая! Но моей власти мешает ваш долбаный мир! Если бы я могла, я уничтожила бы его!!!
– Ты не можешь уничтожить то, что тебя породило, иначе – уничтожишь самое себя.
– Это меня и останавливает. Но, если меня прижмут к стенке, я совершу такое...
– Ты опасная маньячка, – сказал Илар и качнулся вперед, намереваясь встать.
– Сиди! – крикнула Елена, ее рука вынырнула из-под подушки, и гость увидел черный вороненый ствол бластера. – Иначе сожгу твою твердолобую башку!
Он мельком взглянул на свое запястье, где находился психрометр: индикаторное поле почернело, это означало, что партнер по диалогу находится на грани нервного срыва и запросто может нажать на курок.
Илар почувствовал, как, несмотря на гигроскопичный слой костюма, холодный ручеек пота бежит у него по спине между лопатками. Он готов был поклясться, что нацеленный ему в лоб "Скорпфайер", имеет серийный номер АН 8888 и разыскивается Отделом Безопасности Бюро. На инструктажах их формально знакомили со списком служебного оружия, похищенного или утерянного при невыясненных обстоятельствах, но никто не считал нужным запоминать его – пусть этим занимаются службы по борьбе с терроризмом. Но в его мозгу хорошо отпечатались эти четыре восьмерки, в силу редкого сочетания цифр. Ствол, кажется, пропал как раз четыре года назад. Все сходилось.
– Ну, хорошо, – сказал он, стараясь сидеть неподвижно. – Даю слово, что гарантирую твое инкогнито. Но ты должна отдать мне свое оружие. Мы не можем допустить его появления в доисторической эпохе, это приведет к нежелательному парадоксу...
– Тебе, мой благоразумненький мальчик, сейчас надо думать не о каких-то дурацких парадоксах, а о том, как унести отсюда ноги или быть мне полезным, в противном случае, сам понимаешь...
– Хрональные парадоксы не могут быть дурацкими, это очень серьезная проблема безопасности Истории.
– На сей счет у меня имеется своя теория, – сказала Елена, презрительно улыбаясь. – Я считаю, что нет никакой так называемой чистой или первоначальной Истории, о которой вы все так печетесь. Поскольку История, среди прочего, есть результат воздействия людей на ход событий, то нет большой разницы в том, какие люди воздействуют на события – местные или пришельцы из будущего, каковыми, кстати, могут являться и кваки. Раз природа допускает подобные вмешательства, значит такое вмешательство ПРЕДУСМОТРЕНО Высшим Планом. Оно, это вмешательство, становится фактом Истории и, стало быть, говорить о парадоксе бессмысленно. Если бы я повернула ход событий в нежелательную для кваков сторону, они давно бы перехватили меня еще на старте.
– Ерунда, – резко возразил Илар. – Юридически тебе нельзя было бы предъявить обвинение за несовершенное еще преступление. А поскольку профилактические аресты теперь отменены, стало быть, изолировать тебя не представлялось возможным. Началась бы гонка во времени с еще большим запутыванием событий, образованием временных петель и как результат – дополнительное ослабление и без того нестабильной ткани континуума.
– Хорошо, – согласилась Елена, – но почему они не вмешиваются постфактум? Значит, их устраивает творимая мной история!? Ха! А ты не допускаешь мысли, мой глупый прямолинейный мальчик, что Попечители сами же тайно и направляют меня?!
– Возможно... Не берусь утверждать обратное... Нам не дано знать их планов, но зарываться я тебе не советовал бы.
– Советы будешь давать, когда станешь моим советником! Если доживешь до того дня, – оборвала его Елена, глаза ее сверкали полубезумным блеском. – В этот отрезок времени я сама творю историю! Это захватывающие чувство – играть судьбами людей. Удовольствие, получаемое от хорошо разыгранной шахматной партии, – лишь бледная тень того чувства, когда играешь живыми людьми. В данной партии я играю на стороне греков. Ты удивлен? Объясню. Потому что делать мне здесь больше нечего... Парис погиб... Гектор, единственный друг, кто понимал меня и хорошо ко мне относился, тоже пал смертью. Мой нынешний муж – Деифоб – ничтожество. Все в городе ненавидят меня! Считают меня виновницей гибели их мужчин. Они только и ждут случая, чтобы расквитаться со мной... Мерзкая толпа, вдохновляемая этой фанатичкой – Кассандрой, жаждет моей крови. Так пусть же они захлебнуться своей! Я помогу грекам взять Трою!
– Но, Елена! Это безумие!
– Напротив, это всемогущество! Мне служат самые видные мужи этой эпохи. Хочешь, я познакомлю тебя с одним из них?.. Или даже с двумя? Но сначала я должна обезвредить тебя. Учти, что мой бластер поставлен на стрельбу сериями. Так что, если хочешь спасти свою голову, а заодно и себя, – брось шлем и оружие и ляг на пол лицом вниз. Руки – за голову, и упаси тебя Бог, сделать двусмысленное движение.
Он подчинился: отстегнул ремень пояса – нейрошокер скользнул по бедру и брякнулся не пол, Елена ловко подхватила его, спрыгнув с кровати. Илар, уткнувшись носом в мозаичный пол, с горечью подумал о том, как глупо иногда попадаешься. Вроде все есть при тебе, чтобы обезопасить себя: и защитный костюм, и спецподготовка, и неотразимое оружие, а вот поди ж ты... Какой-то неучтенный инструкцией душевный порыв сводит на нет твои преимущества – и все летит к черту! Как говорил профессор: против предательства бессильны даже боги!
Хозяйка дворца позвонила в колокольчик. И сейчас же откуда-то из глубин апартаментов, откинув тяжелые портьеры, в будуар явились двое мужчин. Они деловито скрутили пленнику руки и связали их за спиной веревкой. Затем его рывком поставили на ноги.
Глава 6
– Знакомься, – сказала Елена, переходя на ахейский диалект, и представила одного из мужчин. – Знаменитый Одиссей, сын Лаэрта, царь Итаки. Под видом нищего он проник в город со своим другом Диомедом.
Илар взглянул на рыжебородого человека среднего роста, физически крепкого, с гордой осанкой, но одетого в рубище, со следами ударов бича на лице. Другой был здоровенным, как самый большой шкаф, мужиком и имел столь же странный вид. От них густо пахло луком и рыцарством. Тут уж последний скептик, сомневающийся в правдоподобности мифов, беспомощно развел бы руками – против фактов трудно что-либо возразить. Легендарный Улисс живьем стоял перед ним, готовый убить пленника по первому приказу этой безумной женщины. Впрочем, он благодарен был ей хотя бы за то, что она не применила к нему нейрошокер, а лишь прибегла к веревке.
– Они пришли, – продолжила хозяйка представлять своих друзей, – чтобы похитить палладий – святыню города, но Проведение послало нам более крупную добычу, с помощью которой легко будет взять непреступную Трою.
Илар стал догадываться о планах Елены и содрогнулся от ужаса. Еще раз он убедился, сколь беспечными могут быть люди, в чьи руки доверена первоклассная техника. За свою и профессора доверчивость, а попросту говоря, преступное головотяпство, они расплатятся самой дорогой ценой, ценой гибели многих людей.
Елена приказала Диомеду увести пленника в ее тайные покои и там оставаться до утра. Когда незадачливого, поникшего духом визитера увели, она обратилась к Одиссею:
– Слушайся меня во всем, доблестный царь Итаки, и я научу тебя, как овладеть Троей. Но об этом после, а пока вот что: на заре я дам вам с Диомедом повозку для того, чтобы вывезти пленника из города. Доставите его на твой корабль. Заприте его там и охраняйте неотлучно.
– Может быть, лучше убить его, не мешкая... – возразил Одиссей.
– Нельзя! – воскликнула Елена. – Его жизнь охраняют боги. Горе тому, кто поднимет на него руку. Тогда не избегнуть смерти ни ему самому, ни его близким друзьям... ни даже мне...
Одиссей испугался и больше не проявлял инициативу.
– А теперь напряги свой острый ум, – сказала Елена гипнотическим тоном, – как только можешь, а волю сожми в кулак. Понадобится все твое мужество и культура, дабы не уподобиться жалкому варвару...
– О чем ты говоришь, Прекрасная Елена?
– Расскажу по дороге, у нас мало времени, скоро рассвет...
Елена переоделась в костюм амазонки, взяла кувшин вина, передала его Одиссею и велела следовать за ней. Быстрым мужским шагом ступала она по коридорам дворца, ее доблестный спутник еле поспевал за ней.
– У меня в конюшне стоит чудесная повозка, на которой приехал ко мне один чужеземец, – говорила она ровным голосом, словно бы и не двигалась так стремительно. – Волшебным свойством она обладает. Большие расстояния она делает короткими. Подобно крыльям Гермеса в мгновение ока она перенесет тебя, куда пожелаешь. Сейчас мы с тобой помчимся на ней к отшельнику, который живет на берегу моря в небольшой пещере. Обманом мы захватим его в плен и заставим помочь нам овладеть городом. Повозку охраняет ишак, да не простой, а заколдованный. Его мы напоим и отвлечем более интересным занятием... – Елена лукаво улыбнулась ошарашенному, дико озиравшемуся по сторонам греку.
Когда они пришли в конюшню, Франк встретил их настороженным взором, беспокойно перебирая копытами.
– Франк, милый, – ласково сказала коварная женщина, – Илар просил напоить тебя... Вот вино, угощайся.
Одиссею не раз доводилось спаивать животных смеха ради, и сейчас он сделал это довольно ловко. Когда Франк вылакал полведра неразбавленного вина, Елена, которая знала мужскую натуру лучше, чем кто-либо, вывела для него элитную ослицу из своей конюшни. Молодая кровь Франка, подогретая вином, вскипела моментально, и он помчался за вожделенной самкой, сокрушая как мелкие, так и крупные препятствия на своем пути.
Елена взглянула на свои часики, верно ей служившие уже который год (нужды в которых не ведали счастливые люди этого мира), было без одной минуты три. Другую ее руку обхватывал браслет, принесенный для нее Иларом. Конфискованный же браслет пилота она заставила надеть своего спутника. В отличие от дактилоскопических, срабатывавших только на индивидуальный папилярный узор пальцев, наручные идентификаторы работали по радиопринципу "свой-чужой" и служили своего рода пропуском в охранную зону любому, кто бы их ни надел.
– Полезай за мной на повозку! – велела Елена и, сверкнув белыми обнаженными, такими соблазнительными ногами, забралась под тент.
Одиссей с сомнением оглядел видавшие виды деревянную телегу, качнул это хлипкое сооружение своей могучей рукой и, совсем как заядлый автомобилист, пнул ногой шаткое деревянное колесо, обитое для прочности бронзовым ободом.
– Послушай, женщина, – сказал он голосом, в интонации которого уже не чувствовалось былого восхищения, – ты ничего не перепутала? Точно ли это повозка богов? И где же быстрокрылые кони?
– Не нужны ей кони, ёлки зеленые, – сказала она, начиная сердиться, – и вообще, эта повозка лишь маскировка. То, что нам нужно, находится здесь... Залазь ко мне, я все тебе покажу и растолкую.
Одиссей перемахнул через борт телеги и присоединился к очаровательной предводительнице. Внутри, под матерчатой крышей, вдвоем им было тесно. Но Одиссей с наслаждением переносил эту тесноту, потому что она позволяла ему ощущать прекрасное тело Елены; и он ощущал его ненароком, а под конец и просто в открытую.
– Не увлекайся! – Елена дернула плечом. – Мы пришли сюда не за этим...
Она раскидывала сено, которым Илар замаскировал телепортатор. Низкий полог не позволял выпрямиться, все приходилось делать на четвереньках, в малопристойной позе.
– Смотри, – указала Елена на обнажившийся аппарат. Вот как раз то, о чем я тебе рассказывала. Можешь называть это колесницей...
Аппарат выглядел солидно, мощно, таинственно.
– О! – уважительно произнес Одиссей и осторожно погладил прохладный металлический бок телепортатора. – Клянусь всеми богами, эту штуку действительно ковал сам Гефест! Правда, довольно-таки маловато украшений... Значит, колесница, говоришь... – его вновь одолели сомнения, но другого рода. – Прости за тупость, златокудрая, но я по-прежнему не вижу здесь ни крыльев, ни ко... гм... да и маловата она для двоих. Не уместимся... Опять же и держаться-то не за что. Ежели произойдет чудо и она помчится, как бы не сверзиться с нее. Нет, тут что-то не так. Боюсь, обманул тебя чужеземец проклятый. Знаешь на что это походит? На алтарь. Может, это алтарь? А, Елена?
– Хватит дискуссий, пусти меня... – Елена уже разобралась в модификации аппарата, включила подсветку индикаторов, проверила мощность аккумуляторных батарей и запустила генератор вихревого поля, обеспечивающего внепространственнную переброску материальных объектов. Рубиновые столбики плясали на шкале, показывая относительную стабильность континуума.
– Зачем ты зажгла огонь?! – Хитроумный царь Итаки отдернул руку от телепортатора и подозрительно воззрился на свою спутницу: его раздирали противоречивые чувства – сексуальное возбуждение и страх.
– Это не огонь, просто свет, он не обжигает.
– О, мать моей матери! Колесница, у которой нет колес! Огонь, который не жжет... Я, должно быть, сплю, ущипни меня!
У Елены от гнева потемнело в глазах, едва сдерживаясь, она подтолкнула дотошного грека к аппарату:
– Ступай ногами на платформу. – Последнее слово было сказано по-американски.
– Мне не понятны твои слова, женщина...
– Забирайся на алтарь, живо!
– О, Прекрасная Елена! – воскликнул легендарный Улисс побледневшими губами. – Ты хочешь принести меня в жертву богам?!
– Не говори глупостей, это вовсе не алтарь. Сейчас не время играть в слова. Сам все увидишь и поймешь. Ну же, хватит трястись, как овечий хвост, будь же, наконец, мужчиной! Сейчас мы помчимся быстрее мысли, так что делай, как я, держись за меня! Обними меня крепко! – Уста ее источали мед любви, в глазах же метались гнев и презрение.
Одиссея охватил ужас. На мгновение ему показалось, что эта прекрасная женщина превратилась в жуткую гарпию. Инстинктивно он схватился за рукоять меча, но Елена притянула грека к себе, обняла, и тот забыл обо всем на свете, сжимая в объятиях божественное тело.
И вдруг в самый счастливый миг его грубо оттолкнули. Одиссей скатился с "алтаря" на землю, неведомо откуда взявшуюся. Он вскочил и хотел было воззвать к богам, но Елена зажала ему рот своей маленькой, но крепкой ладонью.
– Вот мы и прибыли, – прошептала она, тяжело дыша ему в ухо.
Древний грек был ошеломлен как быстротой, так и способом передвижения, при котором не успеваешь осознать ни скорости, ни самого движения. Голову его обнесло обморочной волной, чувства пространства и времени были дезоорентированы. Наконец, он овладел собой и, тяжело дыша, огляделся вокруг.
Ярко светила луна. Доносился шум прибоя. Они были на берегу моря. "Алтарь-колесница", потеряв по дороге телегу, стояла возле входа в небольшую пещеру. Странной была эта пещера, жутковато-таинственно подмигивали какие-то огоньки в глубине ее. Вход прикрывала едва заметная мерцающая пелена, точно марево над камнями в жаркий полдень. Но сейчас стояла ночь, и все было как во сне.
Елена велела Одиссею занять позицию возле входа в хроноджет, который воспринимался греком в виде огромного валуна с пещерой внутри.
– Сейчас я вызову отшельника, – сказала Елена, – и как только он выйдет, хватай его, но не убивай, а лишь свяжи.
Она прокашлялась, пробуя низкие тона, и, подражая голосу Илара, начала громко взывать к обитателю пещеры на неведомом Одиссею языке. Царь Итаки вновь содрогнулся, вновь почудилось ему, что прекрасная Елена стала походить на мифическое существо. Теперь она казалась ему сиреной. Ее голос пугал, и он, мужественный Улисс, зажал себе уши руками, чтобы не слышать чуждые звуки и чтобы подавить в себе безумие, все сильнее охватывающее его детскую душу.
Долго взывала Елена странным незнакомым голосом, пока, наконец, отшельник не очнулся от своего тяжелого сна. Кряхтя и шатаясь, шел он, чтобы отпереть входную дверь своей магдебургской квартиры (по его мнению, сейчас было три часа утра славного 2075 года), шел и тихо бранился по-немецки: "Матильда, это черт знает какое свинство... Шляешься по ночам... Сколько раз говорил тебе – бери с собой ключи... и не клади в бокал так много льда – простудишь горло. И вот результат: орешь мужицким голосом, как какой-нибудь таксист..."
Подойдя к выходу, Хейц машинально приложил ладонь к дактилоскопу и, споткнувшись о порог люка, вывалился наружу, где и был схвачен Одиссеем.
– Разожми ему рот, – приказала Елена своему сообщнику уже собственным ангельским голосом.
Лезвием кинжала Одиссей разжал пленнику зубы. Елена достала маленький керамический флакон и влила его содержимое в глотку профессора. Тот закашлялся, изрыгая проклятия в адрес своей чокнутой жены, но сонное зелье все же попало внутрь, и профессор, будучи и без того накачен снотворным, через минуту уснул.
Елена велела Одиссею подтащить безвольное тело отшельника ко входу в пещеру и приложить его руку к определенному месту. Она прижала ладонь профессора к дактилоскопическому идентификатору. Раздалось натужное гудение, потом – щелчок: панель зажглась зеленым светом, и Привратник вновь убрал защитное поле дверей.
– Держи руку старика в таком положении, пока не дам сигнал... – распорядилась она и нырнула в люк хроноджета.
Первым делом Елена выключила все охранные системы. Затем она стерла из памяти Привратника файлы с дактилоскопическими отпечатками профессора Хейца и техника-пилота Илара Кирке и ввела свои данные. Отныне она становилась хозяйкой хроноджета, все остальные – персонами нон грата и могли войти только с ее разрешения.
Довольная собой, Елена вышла под звездную ночь, по-мужски вытерла с лица выступивший пот и сказала Одиссею:
– А теперь подними отшельника и неси его в пещеру. Входи смело, я сняла заклятье...
Царь Итаки легко поднял сухощавое тело старца, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и ступил под темные своды пещеры, где звуки шагов странным образом гасли, словно придушенные. Много чудесного и непонятного увидел Одиссей в пещере отшельника. Ни один из предметов, находящихся здесь, невозможно было сравнить с чем-то знакомым из повседневного быта древних греков.
Одиссей косил глазами по сторонам, как испуганная лошадь, но приказ выполнил по-военному быстро и четко. Отшельника взгромоздили на ложе. Елена затянула ремни, спеленавшие бывшего хозяина пещеры, точно младенца. Проделав все необходимое, они вышли наружу, и Елена задраила люк.
– Сейчас я вернусь в город с помощью этой штуки. – она указала на здешний телепортатор. – Можешь называть это "машиной".
– Но, Елена, давеча, помнится, ты называла это алтарем, еще раньше – колесницей, теперь – машиной... Не слишком ли много имен для одной вещи?
– Мир богов сложен и многообразен. У богов есть много вещей и понятий, названия которых неведомы смертным. Я открываю тебе одно из таких названий. Для тебя это новое слово. Запомни его, чтобы мы в дальнейшем могли понимать друг друга.
– Ошибаешься, прекрасная, я отлично знаю, что такое машина и прекрасно в них разбираюсь. Если тебе угодно знать, то на родине меня называют "великим механиком".
– Представляю, какие у вас там машины... – язвительно усмехнулась Елена. – рычаги и вОроты...
– Это лишь простейшие элементы машины, а у нас есть...
– Довольно, довольно! – подняла руку Елена. – Нам некогда обсуждать великие технические достижения древ... э-э... греков... Итак, с помощью этой машины я вернусь в город. Тебе придется сделать то же самое, но позднее. Я научу тебя, как пользоваться "машиной". Ты должен преодолеть свой страх перед ней, иначе не взять вам Трою.
Царь Итаки изобразил на лице готовность и бесстрашие. Эта гримаса была страшною. Елена усмехнулась уголком рта и продолжила:
– Зажжешь факел и дашь сигнал своим, чтобы они явились сюда. Скажешь им, чтобы они забрали "машину" и отнесли ее на твой корабль в дополнение к первому пленнику, а потом сделаешь так...
После того, как Елена подробно объяснила Одиссею, как пользоваться "машиной" и посветила его в свой план захвата города и убедилась, что грек ее правильно понял, она, окрыленная предвкушением будущей победы, легко вспорхнула на платформу телепортатора.
– До свидания, Одиссей, – засмеялась она, – надеюсь, мы скоро станцуем на развалинах этого проклятого города!
Она потянулась к кнопке пуска, но Одиссей вдруг вспомнил:
– Постой, Елена! У меня же нет огня!..
У Елены неприятно похолодело в груди. Она подумала, что вот из-за таких непредусмотренных мелочей иногда срываются самые хитроумно разработанные планы. Возвращаться – плохая примета. Потом она убедила себя, что, в принципе, никуда она еще не двигалась, значит, и не возвращается. Но на сердце остался неприятный осадок предчувствия какого-то несчастья.
Елена раздраженно вскинула бластер и всадила заряд в ближайшее сухое дерево. Яркая вспышка ослепила на миг Одиссея, но он все же успел увернуться от падающего дерева. Горящий ствол рухнул на землю, разбрасывая искры во все стороны. Одиссей воздал хвалу Зевсу за то, что его дочь, обладая мощным оружием своего отца, решила встать на сторону греков в этой битве. Златокудрая дочь Зевса нажала кнопку – и пропала, словно мрачный тартар поглотил ее.
Глава 7
Илар энергично сжимал и разжимал пальцы, чтобы восстановить нормальное кровообращение в связанных руках. Его охранник дремал, богатырским плечом опершись о стену. Сколько ни ломал голову пленник над тем, как ему выбраться из ловушки, устроенной Еленой, выхода не находил. Удача явно была не на его стороне. Эта чертова баба все предусмотрела. Теперь он видел со всей отчетливостью, что его карьера, едва начавшись, с позором закончилась, да и сама жизнь висит на волоске. И никто не помешает предательнице перерезать этот волосок.
Внезапно всколыхнулась тяжелая портьера и в комнату бесшумной тенью скользнула Елена. Но чуткий Диомед вздрогнул от внутреннего толчка, вытер с губ слюну и принял боевую стойку. Увидев сообщницу, он расслабился, довольная улыбка заблестела на его нарочно перепачканной физиономии.
– Ну, как вы тут без меня? – поинтересовалась Елена, ставя кубки с вином на витиеватый, восточного типа столик. – Не было ли тревоги в доме?
– Слава богам, пока все тихо... О! Вино! – воскликнул Диомед и схватил ближайший кубок. – Вот хорошо, а то в глотке все пересохло.
Он залпом выпил свою порцию и потребовал еще.
– Я принесу кувшин, – сказала заботливая хозяйка, – а ты напои пленного.
Диомед хотел было выпить из кубка, предназначенного для Илара, но передумал, вспомнив, что Одиссей велел ему во всем слушаться Елену. Он нехотя поднес золотой кубок к пересохшим губам пленника. Тот, давясь и кашляя, выпил содержимое. Страшной гадостью было это вино на вкус, да к тому же изрядно разбавленное, но жажду оно утоляло прекрасно.