355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Колышкин » Троянский конь » Текст книги (страница 19)
Троянский конь
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 09:11

Текст книги "Троянский конь"


Автор книги: Владимир Колышкин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

   В неурочный час, где-то посреди смены, мимо, в направлении станции промчался "бофу", высоко взметая вихри углекислого снега. Илар вызвал по связи Ясона и потребовал объяснений. Срывающимся голосом его подчиненный доложил – с профессором Глокенхаммером случилась трагедия! Ему нужна срочная операция. Доктор Гемборек уже предупрежден. Судя по всему, профессору грозит ампутация руки.

   Ясон отключился без разрешения, понятно, что сейчас ему было не до разговоров. Илар все бросил и огромными прыжками побежал на станцию. Спустя несколько минут, прибыл на место, увидел, что вездеход уже стоит, и безвольно лежащее тело Глокенхаммера поднимают на открытой лифтовой платформе.

   Через час из операционной вышел бледный Гемборек, в зеленом халате, кое-где испачканный кровью.

   – Руку спасти не удалось, – срывая тончайшие резиновые перчатки и бросая их в урну, сказал он.

   Идо Ватару принял это сообщение с азиатской невозмутимостью. Юкос Свенсен тоже молча стал набивать трубку. А чувствительный Энтони Хопкинс застонал, словно это он потерял конечность.

   – Не переживайте, пришьем новую, – утешал его Гемборек. – Я уже запустил клон-камеру...

   Гемборек вновь наливался уверенностью.


   Вскоре Илар узнал все подробности трагедии. У Глокенхаммера не выдержали нервы. Ему надоело ждать, надоел застой в исследовании артефакта. Надоело строить бесплодные догадки и предположения, хотелось практической работы астроархеолога. Нужен был решительный прорыв. Нужно было открыть эту проклятую дверь! И он, как истинный ученый, решился рискнуть своим здоровьем, пожертвовать ради науки левой рукой.

   Глокенхаммер затянул на рукаве ремешок, чтобы воздух не выходил из скафандра, и снял перчатку. Под пологом было тепло и даже жарко, но стена... Глокенхаммер приложил ладонь к оттиску круга, и дверь – о чудо! – открылась, словно не сковывал её тысячелетний мороз. Глокенхаммер закричал, чтобы вставляли распорки, которые бы помешали закрытию двери. Сначала никто не понял, потому что не ожидали от серьезного ученого такой выходки. Когда поняли – засуетились. Пока нашли подходящий подручный материал, пока застопорили дверь... Глокенхаммер мужественно терпел, но вскоре упал на колени, вытянув руку. Ладонь его примерзла к стене намертво. Все были в шоке, только швед не растерялся. Юкос Свенсен быстро отцепил от походного набора на своем скафандре термос с горячим какао. Отвинтил крышку и дрожащими руками стал поливать ладонь несчастного Глокенхаммера и прилегающий участок стены кипятком.

   Глокенхаммер зарычал от боли, все заволокло паром. Оставляя куски кожи и кровавую слизь, которая тут же застывала, ладонь частично отделилась от стены. Юкос плеснул еще, стена окрасилась кровью, мгновенно покрылась ледяной коркой. Ладонь отделилась наполовину. Глокенхаммер выл от боли. Идо Ватару по-самурайски выхватил нож. Длинное гибкое лезвие чиркнуло по стене, отрезала промерзшие лоскутья кожи. Рука наконец-то окончательно отделилась от стены, кровавая, истерзанная рука. На короткое время Глокенхаммер потерял сознание. Его поддержали, чтобы не упал, поспешно, вкололи обезболивающее, натянули перчатку на то, что осталось от ладони, защелкнули манжет...

   Слушая рассказ Ясона, Илар вспомнил эпизод из раннего своего детства, когда он с родителями еще жил на краю датского острова Амагер, в небольшом портовом городке Драгер. Напротив их дома, у соседа по переулку был забор, собранный из отходов листовой меди. И вот как-то зимой, в мороз, маленький Илар решил провести эксперимент: что будет, если приложить язык к медной пластинке. Кончик языка мгновенно примерз к холодному металлу. Илар не догадался отогреть пластинку горячим дыханием, а стал отрывать язык. Не получилось, он запаниковал, заревел, и тут примерзли к забору его губы. На его визг примчалась бабушка, при этом она сразу сообразила, в чем дело, потому что в руке у нее уже была кружка с теплой водой. Мгновение, – и коварный забор уже отпустил его. Только на покрытой зеленой патиной пластинке остался клочок его любопытного языка, наверное, самый поверхностный слой – беловатый с красными потеками крови. Язык болел ужасно, но облегчение было великим.

   Старший техник-пилот провел кончиком языка по внутренней стороне верхней губы. Никакого шрама на языке не ощущалось. Все уже давно зажило, сгладилось временем. Остались лишь призрачные воспоминания. Он у забора, бабушка с кружкой, переулок, занесенный снегом забвения...

   Когда паника мало-помалу улеглась, и ученые вернулись на объект. Их жгло любопытство. Каждый стремился скорее попасть внутрь таинственного сооружения, ставшего вдруг доступным. Археологи – со своей целью, физики со своей, даже Аркадий Петрович надеялся там что-нибудь отыскать по биологической части.

   Едва они, переполненные впечатлениями, наконец, вернулись на базу, то сразу заперлись в кают-компании на секретный ужин. Пили горячий бренди, никого постороннего не пускали. Посторонним, конечно, был Илар. Было обидно, но приходилось мириться с мыслью о своей второсортности. И все же он решил побывать на объекте, ведь этого никто не запрещал.

   Он предложил Ясону съездить к башне и посмотреть, чего нового там обнаружили ученые. Помощник с энтузиазмом согласился. Он вообще все делал с энтузиазмом. С энтузиазмом работал, с энтузиазмом "стучал". Хороший парень.

   Они сели в вездеход. Ясон как всегда был за рулем. Завыли включенные турбины, водитель подал воздух в подушку, машина поднялась, воспарила над землей, развернулась по курсу и понеслась – быстро, плавно, почти без качки. Снег теперь валил гуще, и блеклое небо совсем опустилось низко. В лучах света натриевых ламп вездехода снежные хлопья приобретали розоватый оттенок. Как лепестки сакуры, подумал Илар. Японцу, наверное, бы понравилось.

   Вскоре "бофу" свернул на полукруглую подъездную площадку, что здесь образовалась частью от природы, частью – от каждодневных стоянок. Но сегодня подвалило снега и продолжает подваливать. Снег скрыл все следы утреннего и дневного пребывания ученых. Турбины стихли, юбка вездехода сдулась, он осел на стойки.

   В ярком луче нашлемного фонаря, снег казался особенно голубым, чистым и нетронутым. Ясон пошел впереди. Его ботинки с утеплителем на необычайно толстой рифленой подошве из алого пластика оставляли огромные отчетливые следы.

   Взойдя по лестнице, они приблизились к двери. Тамбур был убран за ненадобностью, и вход в башню зиял черным провалом на фоне покрытой изморозью стены. По бокам были видны нехитрые приспособления, сваренные из стальных уголков, эти штуки не давали двери закрыться. Впрочем, не было заметно, чтобы дверь делала хотя бы какие-то попытки закрыться.

   В проем можно было войти по одному. Право первенства было предоставлено Илару. Они переступили высокий порог и словно бы оказались на дне бассейна с голубой водой. Вообще-то они ожидали темноты в помещении, но лился откуда-то сверху призрачный жемчужный свет, да и стены были полупрозрачны. Так что мощность фонарей можно было умерить. Честно сказать, не хотелось им слишком себя выделять, мало ли что...

   Первой странностью, с которой они столкнулись, было то, что все внутреннее пространство башни, насколько мог охватить взгляд, пронизывалось не то паутиной, не то какими-то волокнами – тончайшими, голубыми, светящимися. И было хорошо видно, где прошли ученые, исследуя внутренность башни, – там волокна были разорваны, их невесомые концы шевелились в невидимом воздушном потоке, словно водоросли в пруду или щупальца актинии. Не мудрствуя лукаво и не слишком рискуя, они примерно шли теми же путями. При каждом шаге из-под ног взлетали, оторванные ранее, те же легчайшие, словно застывший свет, волокна.

   Илар решил ничего здесь не трогать, потому что ученые, наверняка, взяли образцы, какие были им необходимы, и дилетанту лучше излишней активности не проявлять. Экскурсию эту следует провести в виде беглого осмотра и валить отсюда.

   Путь, проторенный учеными, привел их к сооружению, напоминающему саркофаг. Высотой он был с человеческий рост, длиной более двух метров, шириной, примерно, чуть более метра. Судя по виду – очень массивная громадина. Сделан он был, кажется, из белого камня, наподобие мрамора, с постаментом из камня черного, тщательно отшлифованного. На "мраморных" стенках саркофага виднелись какие-то рисунки в виде орнамента. Илар все же усилил яркость своего фонаря, преклонил колено и попытался разобрать таинственную вязь. Орнаменты были вырезаны в камне. Причем располагались они в виде небольших спиралей, которых насчитывалось до десяти – этакие колеса, по четыре с каждой длинной стороны и по одному с торцов. Никаких других знаков, которые напоминали бы письменность, не было. Что весьма странно. Любопытно было бы иметь надпись на языке неведомой звездной расы.

   – Идо Ватару оказался прав, – сказал Ясон. – Это захоронение...

   Илар вздрогнул не от того, что услышал, а от самих звуков голоса, он на минуту забыл о стоящем рядом товарище. Они неуютно чувствовали себя в этой гробнице. То ли от волнения нервов, то ли от холода их начал сотрясать озноб. Место казалось зловещим. Хотелось отсюда побыстрей уйти. Что они, не сговариваясь, и сделали.



   Глава 11

   На следующий день Илар совершил сенсационное открытие. С утра он с Ясоном продолжил запуски автоматических зондов. Сканирование времени чрезвычайно нудное занятие. Аппарат забрасывается, скажем, на 1000 лет назад и начинает скользить во времени обратно, делая снимки нужной вам местности с интервалом один кадр за год.

   И вот камера одного из зондов запечатлела очень важное, давно ожидаемое событие, а именно: момент строительства Башни. У зонда было задание, при обнаружении активности на местности, на которой стоит Башня, увеличить частоту съемки с одного кадра за год до кадра в день. Но все произошло не так как предполагалось. Камерам пришлось поработать со скоростью 24 кадра в секунду. Просматривавший снимки Илар был поражен.

   Собственно, никакого строительства, в обычном понимании этого слова, не было. Все произошло в считанные минуты. При отметке на временной шкале зонда минус 3000 тыс. с лишним лет от момента запуска было запечатлено странное событие. Как будто "раскрылось небо", и замерцали божественные радуги, и оттуда, сверху, ударил яркий свет, достигший поверхности Тритона. Словно включили мощный прожектор. Голубоватый сноп света осветил вечную мерзлоту, рассеял сумрак планетки. Потом случилось следующее:

   Опять же с неба появилось некое прямоугольное тело, типа ящика, темное по сравнению с остальным светом. Тело, находясь внутри луча, стало опускаться вниз, как опускается кабина лифта внутри шахты, но никаких тросов видно не было. Вскоре предмет завис в нескольких метрах от вечного льда Тритона. Казалось бы, загадочная операция должна была продолжиться, но все неожиданно закончилось. Небо "закрылось". Радуги исчезли. А ЛУЧ СВЕТА С ВИСЯЩИМ ВНУТРИ ПРЕДМЕТОМ ОСТАЛСЯ НА МЕСТЕ! Словно свет стал твердым! Как оказалось, он и в правду обрел все свойства твердого тела, но не сразу. Какое-то время чудесная конструкция меняла форму, несколько оседая, как бы оплывая сверху и снизу, пока не застыла в виде знакомого уже гигантского лингама с кольцом внизу и квадратным основанием. С приобретением окончательной формы, Башня стала словно бы "остывать", теряя светимость и прозрачность, покрываться инеем. И вот вновь мрак сгустился, и Башня с вселенской тайной внутри, осталась стоять, как будто находилась здесь со дня сотворения мира.

   – Феномен твердого света, – сказал физик Свенсен, сидевший вместе со всеми в просмотровом зале. – Весьма любопытная технология, которая нам пока не по зубам. Неплохо бы это дело исследовать напрямую...

   – Ящик – это, конечно же, саркофаг, – заметил Хопкинс.


   Глокенхаммер (он уже поправлялся, но еще ходил с повязкой на руке, пока не зажили швы – ящерица, отрастившая новый хвост) высоко оценил принесенные Иларом материалы и даже (беспрецедентный случай!) оставил старшего техника-пилота на очередное вечернее совещание ученых.

   Обсуждался вопрос: вскрывать саркофаг или нет?

   Японец полагал, что в саркофаге захоронен воин, возможно даже великий. Какой-нибудь космический Атилла. Не нанесем ли мы оскорбление неведомой расе, вскрыв принадлежащее ей захоронение?

   – Мы все-таки в своей системе, – резонно заметил физик.

   – Почему именно воин, а не ученый, или просто инопланетянин? – подумал Илар, но оказалось, что от волнения он возразил вслух.

   Потому, демократично объяснил Идо Ватару, что почившим ученым обычно не возводят столь выдающихся сооружений.

   Ученые согласились: это уж точно.

   И потом, он, Идо Ватару, вовсе не уверен, что здесь захоронен инопланетянин.

   А кто же? – заинтересовались все.

   Японец шумно вздохнул и выдал безумную идею, которая ему почему-то пришла в голову. Идею, достаточно безумную, чтобы быть правдой.

   – Возможно, – сказал японец, – в саркофаге захоронен легендарный Арджуна, упоминаемый в Махабхарате". Тогда объяснимы индийские мотивы в архитектурном облике сооружения. Этот индоарийский пращур, как повествует сказание, обучался на небе военному искусству богов, принимал участие в войне, которую вели боги, и теперь мы были свидетелями его захоронения.

   – Любопытненькая гипотеза, – пощипывая маленькую бородку под губой, сказал Аркадий Петрович. – И если её развивать, то почему бы не предположить, что это могила не менее легендарного Еноха. Помнится, он часто путешествовал с богами по их небесам. Потом он пророчествовал много лет, написал 366 книг и вновь был забран на небо, на этот раз окончательно. То же самое можно сказать и про Илью-пророка...

   – Мы здесь собрались не для того, чтобы выслушивать сказки, – проворчал Энтони Хопкинс.

   – В каждой сказке есть доля вымысла, – сказал Глокенхаммер. – Какие еще будут предложения?

   – Может быть, имеет смысл обратиться за разъяснениями к квакам, – вынес осторожное суждение Зарянский, напомнив, "кто в доме хозяин". – Возможно, все-таки это их акция?..

   – Попечители обычно ничего не запрещают, – сказал Глокенхаммер. – Они лишь рекомендуют, для нашей же безопасности, не совать нос туда-то и туда-то. В данном случае мы никаких распоряжений ниоткуда не получали.

   Идо Ватару, однако, не унимался.

   – С такого рода захоронениями всегда связана некая мистическая тайна, – щуря и без того узкие глаза, сказал японец. – Вспомните проклятье фараонов, сгубившее многих археологов, которые проникли в пирамиды и там работали... Вспомните, наконец, что случилось со страной под названием СССР... 22 июня 1941 года в Ташкенте вскрыли гробницу Тамерлана. Через несколько часов началась война...

   – Чушь! – воскликнул экспансивный ирландец. – Можно подумать, что если бы гробницу Великого Хромоногого не вскрыли, то Гитлер бы отменил план "Барбаросса", который был разработан задолго до...

   – Именно так я и думаю, – ответил хладнокровный японец.

   – Бред! – распалялся Энтони Хопкинс. – Вы же ученый, хоть и астроном, а несете такую ахинею! Ох уж мне эти восточные люди! Каждую какашку они норовят завернуть в мистический фантик...

   – Господа!.. – насторожился Глокенхаммер, поднимая забинтованную руку в предостерегающем жесте.

   – Если мне приходится выбирать между долгом ученого и долгом чести, я выберу последнее, – сказал Идо Ватару. – И вот мое решение: я – против вскрытия саркофага.

   – Идите к дьяволу с вашим средневековым бусидо!.. – вскричал ирландец. – Обойдемся без вас. Тем более, что находка относится к ведомству археологии. И последнее слово за нами, археологами. Я ЛИЧНО вскрою крышку этого чертова гроба, и никакие силы ада меня не остановят!

   Когда представители желтой расы краснеют, кожа их приобретает коричнево-соевый оттенок, как у бонсай – изящной карликовой сосны, каковые выращивают японцы и держат их в своих гостиных. Именно в такого цвета статую превратился Идо Ватару.

   – Господа! – нахмурился Глокенхаммер, – прошу соблюдать политкорректность. Стыдитесь, Хопкинс!..

   – Если бы сейчас был XIX век, – без интонаций произнес японец, вынимая невидимый миру самурайский меч, – я бы вызвал вас на дуэль.

   – Коллеги!!! – Глокенхаммер встал во весь свой громадный рост. – Вот только резни нам здесь не хватало...

   – Отлично! – потер руки Хопкинс, – Поскольку меня вызывают, я имею право выбора оружия. Будем пить водку до потери пульса. Кто первым отдаст концы, тот проиграл.

   Японец убрал за пояс несуществующий меч и отговорился:

   – Известное дело – все ирландцы горькие пьяницы.

   – Господа, – вдругоряд воскликнул начальник, – ну соблюдайте же толерантность. Идо, ну что ты право...

   – Можете говорить мне "вы", – отозвался японец бесстрастно, – только при этом не просто произносите местоимение, а непременно представляйте себе иероглиф "благородный", которым оно записывается.

   – Ну вот, началось, – сказал Юкос Свенсен. – Гробница еще не вскрыта, а проклятие уже начинает действовать. Этак и вправду мы перережем друг друга. Я, пожалуй... – швед почесал шею концом трубки, – тоже проголосую против, мне, как физику, мумия инопланетянина не особенно-то и интересна...

   – А вы, Аркадий э-э... Пэтрович, – Глокенхаммер обернулся к Зарянскому, – "за" или "против"?..

   – А мне, – встрепенулся меланхоличный русский, – биологу, напротив, интересно вскрыть не только саркофаг, но и труп...

   Швед крякнул и пробормотал себе под нос в том смысле, что история учит, что она ничему не учит. Хопкинс опять вспылил:

   – Да что, в конце концов, со всеми нами может произойти? Мы и так под пятой кваков, так что нам завоеватели уже не страшны. А если нагрянут какие-то иные, так пусть они передерутся между собой...

   Илар быстро взглянул на Хопкинса, тот почему-то смутился, вероятно, пожалел, что сболтнул лишнее.

   – Может статься, что мы не гробницу открываем, а некий ящик Пандоры, – задумчиво посасывая трубку, сказал швед. И добавил зловеще: – После чего рухнет весь наш мир.

   Илар вздрогнул и подумал: "Не знамение ли это, в самом деле?" И тут же усмехнулся сардонически: "Уж не мнишь ли ты себя орудием Провидения?"

   Дабы принять окончательное решение, вопрос был официально поставлен на голосование.

   Энтони Хопкинс и Зарянский подняли руки "за". Идо Ватару и Свенсен – "против". Глокенхаммер посмотрел на свою забинтованную руку, поколебался и поднял здоровую "за".

   – Трое против двух, – подвел итог Глокенхаммер. – к тому же я, как руководитель, имею два голоса. Так что подавляющим большинством голосов постановили: ВСКРЫТЬ САРКОФАГ.

   Илар, чувствовавший себя именинником, получил очередную публичную пощечину: его мнения никто не спросил. А зря. Оно у него теперь имелось.


   Перенести саркофаг в лабораторию станции не представлялось возможным. Он был очень тяжелым и негабаритным. Вскрывали на месте. Из предосторожности работали механическими инструментами, а не лазером. Циркулярными пилами разрезали крышку на части, потому что целиком она не поддавалась. Мягкий камень легко резался.

   Внутри гробницы обнаружился большой продолговатый предмет, лежавший во всю длину саркофага. С помощью подъемных механизмов предмет был извлечен. Он напоминал лодку, сделанную, как оказалось, из чистого серебра. Тончайшая работа. Внутри лодки находилось мертвое тело гуманоидного вида. Труп, насквозь промерзший, как свежемороженая рыба, был завернут в грубоватую ткань, которая крошилась от прикосновений.

   Ученым, по крайней мере археологам, было ясно, что перед ними типичное захоронение, характерное для погребальных обрядов многих стран Древнего Востока. Типичное в том смысле, что труп укладывали в лодку. Лодка могла быть деревянной, либо из другого материала. Но суть одна: мертвец на этой лодке переправлялся через подземную реку в Царство мертвых.

   Среди тысяч мелких вопросов, которых хотелось кому-то задать, особой одиозностью выделялся один – ПРИЧЕМ ЗДЕСЬ ТРИТОН?

   И еще одна загадка: мумия оказалась младенцем.


   Со всеми предосторожностями тело было доставлено на станцию, в лабораторию, где командовал Аркадий Петрович. Сразу же начался осмотр находки, никто не расходился, даже Свенсен, даже Идо Ватару. Право авторитетного эксперта было предоставлено доктору Гембореку. Илар, стараясь быть незаметным, скромно просочился в уголок.

   По крайней мере, внешне гуманоид во всем походил на человека. Замерзшие его чресла прикрывала ткань, от мороза походившая на яичную скорлупу и которая трескалась и отламывалась, едва тело стали рассматривать и переворачивать. Открывшиеся миниатюрные гениталии были идентичны человеческим. Младенец оказался мужского пола.

   Чтобы труп оттаял, Гемборек направил на него инфракрасную лампу. Вскоре вокруг маленького тела образовалась лужица. Было такое впечатление, словно малыш описался.

   Когда члены мумии размякли и обрели некоторую податливость, осмотр продолжился. Оказалось, что конечности, тоже вполне человеческие, были сломаны, как тростиночки. Ступни ног, особенно правая, были странно вывернуты. Внимательный глаз Гемборека обнаружил другие повреждения. Ребра и одна ключица также оказались сломанными. Мрачную картину довершала ужасная черепная рана, которая, несомненно, явилась главной причиной смерти ребенка.

   – Готов поклясться, – недоуменно пробормотал ассистирующий доктору Аркадий Петрович, – что младенец погиб от удара о твердую поверхность. Словно его сбросили с большой высоты на булыжную мостовую...

   Гемборек подтвердил догадку:

   – Да, удар был смертельным...

   – Бог мой!.. – Зарянский бессильно опустился на стул, потом вскочил, еще раз осмотрел голову мумии. Оттаявшая кожа на лбу и висках имела и другие повреждения – проколы, надрывы и глубокие царапины.

   – Боже, как с ним жестоко обошлись! – заламывая руки (свои, а не мумии), вскричал потрясенный Зарянский.

   Остальные были потрясены не меньше.

   Кроме всего прочего, мумия имела следы ожогов. Впрочем, нет, не мумия, а вполне сохранившееся тело, в том-то и дело. Как будто младенца сразу после смерти, до того, как его коснулось тление, сунули в морозилку. Так вот, некоторые части тела были обуглены. Складывалось впечатление, что ребенок стал жертвой какой-то древней катастрофы, с пожаром и прочими ужасами.

   – Что вы на это скажите, "коллега"? – со всей ядовитостью обратился Хопкинс к Идо Ватару.

   – Судя по пышности захоронения, младенец, несомненно, царского рода, – высказал осторожное суждение японец, потом преисполнился уверенностью. – Если бы мы были на Земле в обычной экспедиции, то я бы сказал, что младенец – типичная жертва древней войны. Все следы повреждений указывают на это. Та зверская жестокость, с которой он был убит, также подтверждают мои предположения.

   – Вполне с вами согласен, коллега, на лицо все признаки варварской смерти, – сказал Глокенхаммер. – Впрочем, в древние времена это обычное явление...

   – Если это тело убитого землянина, древнего принца, то почему его захоронили не на родине, а где-то на окраине человеческой вселенной? – резонно заметил Юкос Свенсен.

   – Об этом надо спросить у тех, кто перенес это тело сюда, на Тритон, – раздраженно ответил Глокенхаммер.

   – В таком случае мы должны продолжить исследования, – сказал Гемборек, берясь за лазерный скальпель. – Если нет возражений, я проведу вскрытие...

   Все промолчали, никто не желал брать на себя ответственность.

   Гемборек сделал длинный надрез светящейся рубиновой иглой в области грудины. Открывшиеся ткани увлажнились. Из раны потекла кровь – настоящая, живая, горячая. Конечности ребенка конвульсивно дернулись, словно под действием электрического тока, затем они зашевелились плавно, как у просыпающегося человека.

   Гемборек побледнел, но профессионально быстро взял себя в руки.

   – Томпоны! Зажимы! – засуетился он, привычным голосом хирурга отдавая приказы.

   Ассистировать ему мог только Аркадий Петрович, что тот и делал, подавая дрожащими руками требуемые инструменты. Рану быстро зашили. Между тем с мумией происходили парадоксальные изменения. Изувеченные, иссушенные морозом ткани вдруг наполнились жизненными соками, кожа растянулась, сделавшись эластичной и будто освещенной изнутри мистическим светом.

   – Матерь Божья! – прошептал Гемборек, отшатнулся, нервной рукой оперся о вспомогательный столик. С грохотом на пол полетела стальная коробка с инструментами.

   – Этого просто не может быть, – прохрипел Хопкинс.

   – Чудо! – каким-то бабьим голоском, с подвыванием, воскликнул Аркадий Петрович. – Воистину воскрес!

   Произошло всеобщее смятение.

   Католики Хопкинс и Гемборек истово молились, куда только девались их скептицизм и апломб. Аркадий Петрович по-православному осенял себя крестом. Все шептали молитвы, кто какие знал. Швед, будучи атеистом, был, пожалуй, в самом большем смятении, с треском грыз мундштук свой трубки. Буддист Идо Ватару оставался ничуть невозмутим.

   Агностик Глокенхаммер упал в обморок.


   И тут в лабораторию, как демон зла, ворвался Жак Пулен.

   – Почему меня не поставили в известность! – заорал он с порога. – Этот вопрос надо было согласовать с кваками... Под трибунал захотели?!

   – Заткни свою пасть, – сказал Аркадий Петрович тихо, спокойно, уже придя в себя.

   – А это кто такой? – указывая на младенца и смягчив голос, спросил Пулен. Чтобы сохранить лицо, он игнорировал замечание зам начальника Поста, словно бы не расслышал.

   – Не видишь разве, это Сын Человеческий,– опять ответил Зарянский, и вид у него был просветленный, как у человека, обретшего истинную веру.

   – Кто это, черт побери! – взорвался Пулен. – Я...

   – Мы знаем, кто ты... Фарисей и жабий прислужник. – Глаза Зарянского фанатично сверкнули.

   – Вы за это ответите! – Коршуном взвился Пулен.

   – Разрешите, коллега, я ему объясню, – сказал Хопкинс и с разворота врезал Пулену в челюсть.


   И вот они собрались в одном зале. Все десять человек. И были здесь: Глокенхаммер – историк, археолог и вождь ученых, и Юкос Свенсен – физик, и Энтони Хопкинс – археолог, биолог Зарянский, астроном-планетолог Идо Ватару, и врач Гемборек, техники-пилоты Илар Кирке и Ясон Аркадос, контролер Особого Отдела Жак Пулен и, наконец, начальник Поста Мерт Стаммас.

   Решался вопрос, что делать с младенцем? Он был помещен в реанимационную камеру. Чудо, конечно, чудом, но у Гемборека были сильные сомнения в том, что мальчик, ледышкой пролежавший более трех тысяч лет, выживет. Он все-таки не тритон какой-нибудь, которому заморозка и время нипочем. Или лягушка, которая зимует в глубоком анабиозе. Человеческая кровь при замерзании разрывает сосуды, все эти артерии и капилляры, как разрывает бутылку замерзшая вода.

   Правда, если в кровь ввели смягчающий состав типа глицерина или полностью заменили им кровь, тогда, возможно... Данные анализа как будто подтверждают наличие в крови каких-то консервирующих веществ, чей химический состав пока неизвестен современной науке. Науке землян...

   Гемборек доложил о состоянии своего необычного пациента и свои соображения на этот счет.

   Хопкинс спросил, несколько глуповато себя чувствуя, нет ли здесь намека на Второе пришествие? Чем вызвал у всех сначала легкий нервический смех, потом – глубокую задумчивость. Один лишь японец оставался спокоен и даже преисполнился сарказмом. Взглянув на ирландца, Идо Ватару сказал с особой ядовитостью:

   – Вам везде мерещится мистическое тело Христа.

   – Хорошо вам говорить, любезный житель Востока, – огрызнулся Хопкинс – Интересно, что бы вы сказали, если бы перед вами был Будда?

   – У нас говорят: "Увидишь Будду, убей Будду".

   Так они препирались, а Пулен все записывал.

   Илар подумал, что вот так зарождаются новые религии. Которые, кстати сказать, могут использовать политиканы. В руки "Истинных Сынов Земли" может попасть хороший козырь. Если мальчик выживет, его можно объявить Мессией, который пришел в мир, чтобы свергнуть власть Антихриста, то бишь кваков. Все-таки это странно – откуда он мог взяться. В самом деле, это так же необъяснимо, как таинство рождения Христа.

   И вдруг Илара словно током ударило. Его посетило озарение. Вдруг разрозненные элементы мозаики сложились в четкую картину.


   Глава 12

   Этот синтез ни у кого не мог родиться, только у старшего техника-пилота Илара Кирке, который участвовал в темпоральной экспедиции, видел воочию Троянскую войну и совсем недавно читал мифы Древней Греции.

   О своем открытии Илар хотел объявить немедленно и всем сразу. Но быстро сообразил, что это глупо. Научные оппоненты разобьют его в пух и прах, да еще и высмеют. К публичной защите своей диссертации он не был готов, хотя и был преисполнен даже некоторым чувством собственного превосходства над ними. Он знает такое, чего не знают ученые. Разумнее, однако, поговорить приватно с вдумчивым, снисходительным Глокенхаммером, чем попасть под стрелы невыдержанного Хопкинса.

   Между тем собрание закончилось, так и не прейдя ни к какому решению. Было поздно, и все разошлись. Немного погодя, Илар направился к Глокенхаммеру.

   Испытывая необычайное смятение чувств, постучал в его каюту, не испугавшись нарушить святые часы отдыха – был уже десятый час вечера (условного, разумеется). Это мой звездный час, мой фатум, думал он несколько возвышенно, может быть даже напыщенно. Но для молодых людей такой стиль мышления простителен.

   Глокенхаммер открыл дверь, высунул наружу унылый свой нос. Вид у него был чрезвычайно усталый. Мешки под глазами из серых стали чуть ли не черными.

   – Прошу прощения, сэр, у меня к вам конфиденциальный разговор.

   – У меня к вам?.. тьфу... у вас ко мне? – Глокенхаммер от неожиданного визита растерялся, запутался.

   – Так точно, – по-военному подтвердил старший техник-пилот. Боясь быть выгнанным, невольно пошел в наступление, оттеснил профессора в глубь каюты.

   – Садитесь, раз уж вломились, – указал на кресло хозяин каюты, кутаясь в теплый домашний халат.

   – Благодарю, я постою...

   Апартаменты Глокенхаммера габаритами и убранством вполне соответствовали статусу главы ученых. Викторианский стиль. Стены обшиты красным деревом с затейливой резьбой, кое-где виднелись даже деревянные колонны с частыми продольными выемками. По углам разлапились антикварные кресла. Полки с книгами. И не какая-нибудь подделка, книги были настоящие, старинные.

   Здесь даже не пахло аммиаком. А если чем-то и пахло, то Глокенхаммером. Вполне, впрочем, прилично. Здесь витал creator spiritus* [*творческий дух (лат.)], как бы выразился профессор Хейц.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю