Текст книги "Троянский конь"

Автор книги: Владимир Колышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

   – Ну что у вас там стряслось?.. – спросил хозяин роскошного жилища. – Очередное сенсационное открытие?

   – Вы совершенно правы, профессор.

   – Вы просто ходячий рог изобилия... Ну-с, я вас слушаю.

   – Я знаю, кто этот мальчик, – сказал Илар, торопясь, чтобы его не выгнали.

   – Какой мальчик? – искренне удивился ученый. И стало видно, что он думает совершенно о других вещах.

   – Я имею в виду мальчика из захоронения. Мне кажется...

   – Ах, вам кажется? – Глокенхаммер знакомо поморщился.

   – Я уверен... то есть не то чтобы уверен на все сто... Но факты...

   Илар вдруг понял, что если говорить кратко, то ему, собственно, нечего сказать дальше. Он мог назвать только имя, и больше ничего.

   – Вам не хватает фактов?

   – Напротив, их слишком много, так, что я не знаю с чего начать...

   – Простите, у меня болит рука, и я хотел бы принять снотворное... Не могли бы мы перенести разговор на более подходящее время?..

   Глокенхаммер сел на кровать, отбросил край одеяла, делая вид, что собирается ложиться.

   – Мальчика зовут Астианакс Троянский, – краснея, объявил старший техник-пилот. – Он сын Гектора и Андромахи.... Если вы помните миф, касательно Троянской войны...

   – Троянской войны? Хм... Естественно, я его помню... С вашего позволения, я прилягу...

   Начальник молча лег, не снимая халата и домашних туфель (кожа ног, видневшихся из-под халата, была белой с синими прожилками вен), сложил руки на животе и закрыл глаза. Он походил на мумию, это впечатление усиливало его забинтованная рука и нездоровый цвет лица.

   – Ну, выкладывайте... – на секунду ожила мумия. – Садитесь там, в кресла, и продолжайте.

   Визитер сел в викторианское кресло и к нему сразу пришло спокойствие. Удивляясь своему откровению, он рассказал все. О злоключениях экспедиции, о своей любви к Елене, о ее роли во всей этой истории. Глокенхаммер оказался идеальным слушателем. Таким был отец Илара. И сейчас лежащий ученый очень напоминал отца при его кончине. Пилоту вдруг захотелось припасть к его руке и очиститься до конца, рассказав о задании Хейца.

   Но страстный этот порыв пришлось подавить силой. Глокенхаммер все-таки не отец и тем более не священник, он не обязан соблюдать тайну исповеди. Опасно доверяться малознакомому человеку. Такое простодушие – признак инфантилизма.

   Хотя... сказано ведь: "будьте как дети".

   Но не дураками же.

   Склонив голову, Илар закончил неожиданным даже для него самого признанием:

   – Я повинен в гибели сотен, а может, тысяч людей. В том числе и этого мальчика.

   – Что вы хотите от меня? – спросил Глокенхаммер, не открывая глаз.

   – Не знаю. Я хотел поделиться... Может быть, покаяться... Выслушать совет...

   – Молодой человек, вам нужен священник, а не ученый.

   – Я думал, что вам это будет интересно...

   Глокенхаммер сел.

   – А почему вы думаете, что мне это будет интересно?

   Со второй попытки Глокенхаммер встал, прошелся по комнате, задумчиво остановился у фальшивого камина. Дубовая полка камина представляла собой арену, где господствовал невероятный беспорядок, будто вещи передрались между собой.

   Машинально хозяин стал расставлять безделушки на прежние места, но, наткнувшись на какой-то распечатанный конверт, из которого торчал край письма, остановился в задумчивости.

   – Ну как же... – с глупой настойчивостью продолжал наседать гость. – Разве вас не интересует разгадка тайны, ради которой... вы отдали руку?..

   Глокенхаммер пронзительно посмотрел на визитера и вскричал, как трагический актер:

   – Что мне Гекуба!?

   – Извините, сэр, я не совсем...

   – Потому что вы еще слишком молоды... Впрочем, простите и вы меня, вы тоже, кажется, потеряли...

   Дрожащими пальцами здоровой руки Глокенхаммер поднял и поставил портрет в рамке, где, некая красивая особа, сидя на диванных подушках, задумалась женской облокоченной задумчивостью.

   – Я готов отдать вторую руку, чтобы узнать другую тайну, – со страдательным подвыванием произнес хозяин каюты. – Тайну, которая меня интересует гораздо в большей степени.

   Илар недоумевал. А ученый, натыкаясь на вещи, словно слепой, принялся ходить туда сюда, как будто ища некий замаскированный, запасной выход из апартаментов.

   Неприкаянное блуждание по каюте привело Глокенхаммера к окну. За многослойным стеклом шел углекислый снег. Он падал крупными хлопьями, совершенно отвесно, и, казалось, наступило Рождество.

   Ученый потрогал корешки книг на стенной полке. Вытащил толстозадый том с золотым тиснением на обложке. "Прекрасная штука", – сказал он, втиснул книжного слона обратно и вдруг горько зарыдал.

   Глокенхаммер сидел, облокотясь о стол, тер мизинцем красные голые глаза и длинно, монотонно рассказывал о своей жене.

   Как она могла после стольких лет?.. Счастливых лет совместной супружеской жизни... – говорил он, патетически поднимая треугольные брови, – как смогла она бросить меня?!. И уйти в Иллюзорий. Ведь она так любила жизнь. Это настоящее предательство. Не понимаю! Ах, Патриция! Ведь все было хорошо. Я – в экспедиции, она – дома... по хозяйству... У нас была идеальная совместимость. Ей сорок... сорок два, мне пятьдесят шесть... И сына прекрасного вырастили, закончил Кембридж... Чего, кажется, еще?.. Решительно не понимаю.

   Глокенхаммер высморкался и почти взял себя в руки.

   – Кто такой Богз Даймонд? – вдруг спросил он.

   – Ведущий популярного реалити-шоу. – Не сразу врубился Илар неожиданному повороту. – Такой смазливый, довольно еще молодой...

   – Ну и как он вам?

   – Меня, вообще-то, подобные передачи не интересуют. Но, насколько я понял, по-моему, нахальный тип. Чудовищный эгоцентрик.

   – Я так и думал. Последнее время она смотрела только передачи с его участием. Как и её подруга. Утром, днем, вечером. Не понимаю, что они в нем находят?

   "Наверное, потому, что его лингам отлично подходит к их йони, в этом все дело, – подумал Илар. И еще он подумал, что Глокенхаммер из тех людей, которые если уж влюбляются, то не просто любят, а боготворят.

   После его припадка разговорчивости наступила страшная тишина. Илару пришла в голову мысль, что никакие загадки истории, подернутые пылью забвения, не стоят одной человеческой трагедии, происходящей в данный момент времени. И уже смешным и никчемным казалось нелепое его предположение о мальчике, которое, конечно же, родилось по ассоциациям.

   Глядя на разбитого горем старика, на его умную голову с белесыми, зачесанными назад волосами, где череп сквозил бледно-розовой замшей, в душе пилота произошла та алхимическая реакция, та метаморфоза сознания, когда безразличие превращается в какое-то сильное чувство – любовь, ненависть... Это как последняя капля крови, которая переполняет Чашу Грааля.

   Невероятное напряжение чувств, одолевавшее его последнее время, нашло выход. Он решил, что вот ради этого одного, практически чужого человека, а не ради отца родного и не ради всего человечества – причем здесь человечество! – ради него, такого несчастного, – он, старший техник-пилот Илар Кирке, СОВЕРШИТ АКЦИЮ.

   Бессовестно испытывая степень тайного терпения старика, пилот перешел к делу:

   – Я, собственно, и пришел к вам, с просьбой продолжить... Вступить в контакт со строителями, в тот момент, когда они...

   – Как вы себе это представляете? – ученый, казалось, оживился.

   – Ну, как-нибудь привлечь их внимание. Может, быть световые сигналы...

   Но оживление быстро угасло:

   – Я не уполномочен принимать такие решения. Контакты с высшими силами – не наша епархия. Это компетенция Всеправительства. То же касается дальнейшей судьбы найденного младенца... Со своей стороны мы послали сообщение, теперь надо ждать их реакции. Потом это все будет согласовываться с Попечителями...

   – Кстати, о кваках... – Илар решился сделать пробный заброс. – Как бы вы поступили, если бы имели возможность одним ударом сбросить их гегемонию?

   – Я не фантазер и не революционер, я ученый.

   – И все-таки?

   – Ну, глупость ведь! Как можно детской рукой уничтожить несокрушимую систему?

   – Каждая система, какой бы могущественной и неуязвимой она ни была, имеет свою ахиллесову пяту. Надо только найти точку сопряжения сил и ударить туда.

   – Я уже сказал, я не революционер... Не пойму, к чему вы клоните... Оставьте меня, ради Бога, вы же видите, я еле держусь на ногах, какие могут быть тут удары. Меня самого сейчас хватит удар...

   – Мне только нужно, чтобы вы подписали полетное задание, – и все.

   Глокенхаммер молча улегся в постель и сделал вид, что полностью отрешился от раздражающей реальности.

   – Сэр, значит, вы не дадите полетного задания?

   Молчание.

   – Спокойной ночи, сэр, – сказал старший техник-пилот и покинул начальственные апартаменты.

   Илар решил действовать немедленно, пока горит огонь решимости. Он понял, что идти официальным путем бессмысленно. И не нужны ему никакие помощники-"музыканты". На ученых тоже надежды мало. Все их патриотические порывы, когда доходит до дела, быстро проходят, как колики в животе, после принятия лекарства. Он свершит все сам. Этими вот «детскими» руками. Если они такие трусы, он сделает их счастливыми насильно. Так поступают истинные революционеры!

   Он шел по коридору, обдумывая возможность применения силового варианта. Считается, и не без основания, что угнать машину времени трудно, почти невозможно. Вообще, многие удивляются, как это кваки позволяют землянам пользоваться такой техникой, по сути, дают им в руки страшное оружие. Это остается загадкой психологии пришельцев. И все же при всем их либерализме, они хорошо понимали опасность овладения своими подопечными темпоральными технологиями, поэтому системы допуска, охраны, контроля были настолько строгими, что украсть машину времени, в самом деле, практически не представлялось возможным.

   Однако были прецеденты. Прецедент с Еленой считался самым простым и, пожалуй, единственным в своем роде. Она угнала хроноджет в так называемых "полевых" условиях. Да еще при отсутствии на борту Контролера (почему контролер отсутствовал – это была очередная тайна кваков).

   Увести хроноджет со стартовой площадки без стартовых кодов, которые находятся у начальника Поста, затея малоперспективная. К тому же второй стартовый ключ должен вставлять контролер. А это как минимум требует его присутствие на борту. Такова процедура старта. И она не может быть нарушена.

   Если бы Глокенхаммер подписал полетный лист, то Мерт Стаммас без разговоров выдал бы коды старта и поставил бы в известность контролера Жака Пулена. Пришел бы вонючий Пулен со вторым ключом – и вот вы можете лететь, куда предписано...

   Илар остановился, как вкопанный. Откуда-то доносились странные звуки. Неуместные какие-то звуки, во всяком случае, здесь, на станции. Играла скрипка. Старший техник-пилот прислушался – точно скрипка. Она пиликакала по-любительски, иногда довольно фальшиво. Увлекаемый мелодией Илар подошел к двери одной из кают. Это была каюта Гемборека. Плач скрипки доносился оттуда.

   Илар постучал. Смычок визгливо проехался по струнам, и мелодия оборвалась. Дверь отворилась, на пороге стоял Гемборек в спортивных трусах и в футболке с надписью "Польские быки". В руках доктор держал скрипку и смычок. "Заходи", – сказал он просто.

   – Я не знал, что ты еще и музыкант, – сказал Илар, проходя в комнату. И вдруг его потрясло. До него дошла двусмысленность слова "музыкант"!

   – Да какой там музыкант, – отмахнулся Гемборек и упрятал скрипку в платяной шкаф. – Так, любитель, не более... Это мое хобби. Как у Шерлока Холмса.

   Гемборек рассмеялся.

   – Когда печаль гложет, достаю скрипку – играю. Помогает. Хорошее терапевтическое воздействие...

   – Вы неплохо играете, – соврал гость.

   – Хм, – сказал Гемборек. – Вы тоже так считаете?

   – А что еще кто-то...

   – В университете у меня было прозвище "Музыкант".

   Илар медленно, как будто держал бомбу, перевел дыхание. Спросил:

   – Юлиан, ты знаком с доктором Хейцем?

   – Кто такой? Не знаю.

   – Ты не знаешь Фердинанда фон Хейца?.. Но ведь ты "Музыкант", – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Илар.

   Гемборек долго и как-то "пронзительно" молчал, наконец, ответил:

   – А-а, вот в чем дело. Значит, он Фердинанд, да еще и "фон", стало быть, немец. Я знаю человека по прозвищу "Немец".

   – Понятно. У вас, как я понял, не принято разглашать имена... Конспирация.

   Гемборек даже глазом не моргнул. Полез в бар, достал спиртное, кажется, бренди.

   – Выпьешь?

   Илар кивнул, усаживаясь за столик. Доктор полез в холодильник, покопался там, вытащил оттуда подносик с кубиками льда. А в другой руке у него оказался дистанционный инъектор. Инъектор выдохнул – пуф!

   Илар не успел отшатнуться, да и куда отстранишься, когда сидишь в кресле. Дротик с ампулой вонзился в основание шеи.

   * * *

   – Проглоти капсулу и запей... а то к утру скончаешься от сердечной недостаточности.

   – Я... от недостаточности... сердечной?.. – Илару казалось невероятным, что он такой молодой, сильный и умрет от сердечного паралича.

   – Таково побочное действие препарата "Шпионская правда". А в этой ампуле – антидот.

   – Что ты сделал со мной?

   – Ты ничего не помнишь?

   – Нет... Скажи на милость, зачем?..

   – Сначала прими антидот. Не бойся, если бы я хотел убить тебя, ты бы давно был мертв.

   Илар пошевелился – в голове туман, руки как крюки. С трудом захватил пальцами капсулу и долго заталкивал её в рот. Конечности плохо слушались. А само тело, все еще оглушенное наркотиком, казалось, пребывало в невесомости. Он запил водой липнущую к языку капсулу с антидотом, и в голове быстро стало проясняться. Как будто подул ветер, и ядовитый туман стал рассеиваться.

   – Извини, это была необходимая мера предосторожности. Если бы ты оказался провокатором... – Гемборек кашлянул и покрутил головой, словно невидимый галстук давил ему горло. – Но я, знаешь, тоже пострадал... Битых два часа выслушивал дотошные подробности жизни старшего техника-пилота...

   – Я тебе всё рассказал? Всё-всё-всё?

   – Даже то, о чем я не спрашивал. Господи! Твой фонтан невозможно было заткнуть!

   – И про... Елену?

   – И про отца с матерью и про старшего брата... и про подростковый онанизм, про девиц, про Сэйко... Даже про то, как ты первый раз закурил отцову папиросу. Помнишь, у него была коробка с гильзами. С помощью специального устройства эти гильзы набивались табаком... Еще – как ты ездил рыбачить с дедом... Про свою жизнь на острове Амагер...

   – Юлиан, ты подлец.

   – Я же извинился. – Гемборек залпом допил бренди и резким движением вышвырнул лед из бокала. Кубики загрохотали в стальной раковине. – Впрочем, это уже не имеет никакого значения.

   – В каком смысле?

   – В глобальном, – ответил Юлиан Гемборек и перешел на короткие, как экономные автоматные очереди, реплики: – Итак, ты "Пилот". Тебя рекомендовал "Немец". Ты согласен осуществить акцию. Тебе нужна помощь. Можешь на меня рассчитывать.

   – Не представляю, чем ты мне поможешь... У меня нет разрешения на вылет... а Глокенхаммер...

   – Я в курсе твоей проблемы, ты мне объяснил.

   – Когда? А, ну да...

   – Значит, делаем так. Ты идешь и готовишься к вылету. А я навещаю Глокенхаммера. Каждый вечер я делаю ему перевязку и ставлю обезболивающий укол. Попутно я введу ему "Шпионскую правду", и он выдаст полетное задание.

   – Ты уверен?

   – На все сто. Этот препарат подавляет волю. А человек с подавленной волей не только говорит всю правду, но и выполняет любые приказы. Потому что теряет способность критически мыслить...

   – Любые?

   – Любые!

   – В том числе и...

   – Да, – убийственно спокойным голосом ответил Гемборек.

   – Я слышал, – попытался возразить Илар, – что человек под гипнозом делает разные штуки, но никогда не совершает то, что противоречит его убеждениям. Например, не сможет убить, если не склонен к убийствам. С ним просто случится истерика...

   – Гипноз – это одно, а фармацевтика – совершенно другое. Этот препарат относится к классу супернаркотиков. Его химическому воздействию невозможно противостоять.

   – Но это же безнравственно.

   – Конечно, безнравственно. Как и вся политика. Как всякая революция. Как всякая жизнь. Один Бог свят.

   Глава 13

   Экипированный для полета Илар неожиданно столкнулся с Мертом Стаммасом в коридоре. На нем был все тот же зеленый спортивный костюм и белые гимнастические туфли. Наверное, он еще не успел переодеться после вечернего занятия в спортивном зале. Пилот почтительно пожелал доброго вечера, и, достав из коленного кармана предписание, протянул его начальнику Поста.

   – Что это? – спросил Стаммас, беря тонкий, несгораемый лист пластика и не отвечая на приветствие.

   – Полетное задание.

   – Разве работы не закончены?

   – Для полного отчета профессору Глокенхаммеру нужен пилотируемый полет.

   – Вы выбрали неподходящее время...

   – Именно потому, что сроки поджимают...

   – О'кей, пройдемте в мой офис.

   Начальник был сама деловитость и целеустремленность. Старший техник-пилот едва поспевал за ним.

   Оказавшись в офисе, начальник Поста сел за стол, развернул документ и, набычившись и шевеля губами, стал дотошно изучать заполненные рукой Глокенхаммера графы полетного задания. Илар еще раз удивился, что почерк ученого не изменился под действием препарата.

   Блуждая глазами по аскетическому кабинету, Илар столкнулся с нахмуренным взглядом Премьер-министра Всеправительства. Старый государственный деятель, изображенный на портрете, казалось, еще сильнее нахмурил брови. Было очевидно, что он недоволен противозаконными действиями старшего техника-пилота.

   Под этим обвинительным взглядом Илар вдруг с ужасом обнаружил в себе острый позыв сказать правду. Чистейшую, кристальную правду. Очевидно, наркотик продолжал действовать. Но антидот тоже не дремал – старался его перебороть. Илар перешел на сторону антидота и поборол позыв. Но это стоило неимоверных усилий.

   – Что с вами? – спросил Стаммас, кончив читать по складам. – Вы не здоровы? С вас градом катит пот.

   – Вполне здоров. Просто... в комбинезоне жарко...

   – А качает тоже от жары? По-моему, вы пьяны.

   – Мистер Стаммас, сэр, клянусь вам, я трезв, как бутылка из-под кока-колы!

   Стаммас нахмурился, его казенное мышление было глухо к метафорам. Илар пошел на крайние меры.

   – Ну, хотите, могу дыхнуть... – наклоняясь к столу начальника, сказал пилот. И тут же понял, что допустил бестактность. "У него же нет нюха!"

   Стаммас откинулся на спинку вращающегося кресла, покраснел толстым лоснящимся лбом, но ответил вежливо:

   – В этом нет крайней необходимости. Достаточно будет заключения врача. Сходите к Гембореку, пусть он вас освидетельствует.

   – Я только что от него. Вот заключение.

   Илар так обрадовался, что произвел на Стаммаса еще худшее впечатление.

   Начальник нехотя приобщил медицинский документ к остальным.

   – Может быть, все-таки целесообразно заменить вас техником-пилотом Ясоном Аркадосом? У вас очень странный вид.

   Илар почувствовал, как отнимаются ноги, а сесть ему не предлагали. Переборов очередной приступ словесного поноса, готового вырваться наружу, он сквозь все еще сжатые зубы твердо произнес:

   – Я АБСОЛЮТНО здоров.

   – О'кей, – кивнул коротко стриженой головой начальник и спросил: – Я все-таки не пойму, для чего необходим пилотируемый полет?

   – Видите ли, – борясь с подступающей тошнотой, сказал Илар, – это, собственно, по настоянию физика Свесена... Его интересует природа так называемого "твердого света". Мне предстоит провести визуальные наблюдения и сделать замеры физических параметров окружающей среды и самой световой колонны в момент её возникновения и, так сказать, "остывания"...

   – Я не уверен, что есть разрешения на подобные исследования.

   – Ну, если у вас есть запретительный циркуляр, тогда... – безразличным тоном произнес Илар, сжимая в кармане инъектор, который получил от Гемборека на всякий экстренный случай.

   – Такого циркуляра не имею, – сознался Стаммас.

   – Значит, то, что не запрещено, то разрешено, не так ли?

   – Ничего это не значит! – вдруг разозлился начальник. – Я вообще не пойму, почему вы здесь на первых ролях? Это я вас должен был вызвать и сказать: "Вот, старший техник-пилот, у вас такое-то и такое-то задание...". А перед этим Глокенхаммер должен был посоветоваться со мной... Черт знает что! Никто не соблюдает субординацию! Вот я сейчас позвоню этому ученому гусю – Глокенхаммеру – и все ему выскажу!

   – Старику только что сделали перевязку, и он принял снотворное... Уж вы лучше Свенсену позвоните...

   Мерт Стаммас покрутил в руке трубку мобильной связи – то ли вспоминая кодовый номер физика, то ли раздумывая, стоит ли ему звонить.

   С замиранием сердца и одновременно с тайным злорадством Илар ждал. Он знал, что Стаммас лучше позвонит самому черту, чем шведу. Эти двое – швед и образцовый американец – терпеть друг друга не могли.

   Чтобы направить мысли начальника в другую сторону (потому что мало ли что, вдруг позвонит) Илар разъяснил свою позицию.

   – Я прежде всего пилот. Я хочу летать и люблю эту работу.

   – А другие, по-вашему, здесь дурака валяют?

   – Каждому свое, сэр...

   – Каждому свое? По-вашему, я не заслужил большего, чем руководить двумя молодыми оболтусами и одним старым стихоплетом?

   – Сэр! А я не заслужил оскорблений!

   – Хм... Прошу прощения, старший техник-пилот. – Начальник отбросил трубку. – У меня сегодня дурное настроение... а еще тут этот швед... Вы знаете, между прочим, на ком он женат?

   – Нет.

   – А я знаю. И эта его так называемая "жена" каждую неделю шлет ему сюда открытки с приветами. Мерзость какая... Я все больше прихожу к выводу, что чем человек интеллектуальнее, тем больше он склонен к разного рода извращениям и в первую очередь – половым.

   – Верно подмечено, шеф, – поддержал Илар начальника, женатого, по-видимому, традиционным браком. – Как ваша аносмия? Не донимает?

   – Как раз наоборот. Да и не в этом дело... Просто сегодня утром просматривал почту и сводку новостей с большой земли. И среди прочей дряни – запись финальной игры в фрибол. Представляешь, опять наши "Буйволы" продули русским! Ну сколько можно!!!

   – Сочувствую, – сказал Илар, а про себя подумал: "Вот же подонок, он еще и почту перлюстрирует".

   – Ладно, – махнул рукой начальник и велел расписаться в книге регистрации полетов. Илар расписался. Начальник поставил свою подпись в полетном листе.

   – Можете идти, я пришлю вам контролера, – сказал Стаммас, пряча в карман свою модную лазерную ручку Biro .

   – Слушаюсь, сэр!

   – Да! Только про финальную встречу не говорите Зарянскому. Чтобы он не радовался нашему позору. Прошу как земляка проявить солидарность...

   – Да, сэр.

   Старший техник-пилот поднял своего помощника и велел ему подготовить к старту машину времени.

   – Кокой аппарат готовить: "Инадзуму" или "Аврору"? – торопливо одеваясь, спросил Ясон Аркадос.

   – "Инадзуму", – выбрал Илар. Для его миссии нужен был легкий, маневренный аппарат.

   Топая не в ногу по коридору, они направились в шлюзовую камеру. Илар подумал: "Называется тайная операция, полстанции на уши поставил. Х-ха!"

   У шлюза их поджидал Стервятник. Настенный светильник, прикрытый толстым стеклом и забранный решеткой, освещал его макушку, резко выделяя черты его лица.

   – Я слишком долго вас ожидаю, – грозно сказал контролер.

   Илар игнорировал претензии контролера. Не хватало ему еще собачиться с Пуленом. Ясон тем более молчал в тряпочку.

   – Аllez! – мотнув головой, по-французски приказал контролер, когда открылась дверь в тамбур. – Идите!

   Он зашел за ними следом, как конвоир.

   – Какова численность команды? – натягивая скафандр, осведомился контролер.

   – Вы и я, – ответил старший техник-пилот.

   – A deux*, – неожиданно довольным тоном произнес Стервятник. – Очень хорошо. [*вдвоем (франц.)]

   Затягивая перчатки, Илар подозрительно покосился на хищный профиль Жака Пулена, словно вырезанный их жести.

   Заправляемый топливом «Инадзума» дымился, как и Ясон, прыгавший туда-сюда вокруг него. Илар и Пулен стояли на краю взлетно-посадочной площадки, возле высокого кронштейна, который поддерживал на весу топливные шланги и электрические кабели.

   Мистический свет Нептуна освещал фигуру Стервятника, окружая призрачным ореолом.

   – Парле ву Франце? – неожиданно спросил он.

   – Учил в школе, – ответил Илар на убогом французском.

   Пулен слегка придвинулся сквозь рваную черную тень от кронштейна, скользнувшую по его лицу.

   – Я хочу предложить вам одну сделку...

   Илар догадался: Пулен перешел на французский, чтобы Аркадос, чей аппарат связи был настроен на ту же, что и у них, волну, не смог ничего понять.

   Стервятник гнусаво каркал, Илар понимал его с пятого на десятое. Суть, вроде бы, состояла в следующем:

   Будучи контролером Опорного поста, дислоцированном в Древнем Вавилоне, Жак Пулен допустил ошибку, по его выражению, совершил faux pas [ложный шаг. (фр.)], в результате которого его подопечный, местный малый, украл у него служебный прибор. Это стало причиной многих несчастий. Самое неприятное из которых, – ссылка его, Пулена, в этот холодный ад. Если Илар поможет восстановить статус кво, то со своей стороны Пулен обещал устроить пилоту перевод на вавилонский Опорный пост, где жизнь сказочная – райский климат, изысканная еда, женщины, ну и все такое...

   Илар подумал: "Ну вот наконец-то загадочный Стервятник показал свое исподнее".

   А вслух ответил на интерязе, что, во-первых, плохо его понимает. Во-вторых, не думает ли он, Стер... то есть Пулен, что можно вот так взять, полететь на Землю и совершить изменение второго порядка, что зачастую еще хуже, чем вмешательство первого порядка...

   Пулен, волнуясь, тоже перешел на интеряз с пестрыми вставками французских слов. Как посвященный, он, конечно понимает, что такой полет – далеко не de plaisir [увеселительная прогулка (фр)], что он как все, что называется: "L'Esprit d'Escalier" ["Задним умом крепок" (фр.)]. Но так уж получилось. C'efst la vie! [такова жизнь!(фр.)] И тут он стал жаловаться на жизнь. Что он сейчас проходит свой midlife crisis – кризис середины жизни. К тому же, – сказал Пулен, – чуть что, и у меня начинается crise de foie [приступ печени (франц.)]

   – Если вы больны, подайте в отставку. Как же вы – контролер Особого отдела – можете мне предлагать такое?

   – Какое такое?! Никаких ужасных целей я не преследую. Quelle idee! Honni soit qui mal y pense! [Что за мысль! Cтыдно тому, кто это дурно истолкует (фр.)]. Я всего лишь хочу вернуть свой дом, свою... э-э-э возлюбленную... Видите, я с вами играю sur table [в открытую (фр.)].

   Илар вдруг пожалел Жака Пулена. Конечно, если человек теряет все, тогда можно понять его грубость, вспыльчивость, его желчь. И все же ради жалости к этому человеку Илар не пошел бы на служебное преступление. Тут бы ему понадобились мотивы повозвышеннее...

   "Господи! Ну что за патетическую чушь я несу! Вот Пулен борется за свое кровное, за свое шкурное, но он, по крайней мере, честен перед собой.

   А какие мотивы руководят мной? Только честно. Может быть, я просто неудачник, и хочу отомстить всему миру?.. Или переделать его под себя... Ладно. Прочь сомнения. Тоже мне еще тут, понимаешь, принц датский выискался. "Быть или не быть?" Быть! У меня задание. Операция началась, и ничто не должно отвлекать от главной цели. Вот так". И сразу стало все просто и ясно.

   – Сожалею... – развел руками старший техник-пилот, – но ничем вам помочь не могу. Единственное, что обещаю – это останется entre nous [между нами (фр.)].

   – Mersi bian*, – холодно ответил Пулен. [*весьма благодарен (фр.)]

   Когда Ясон доложил, что все готово, они подошли к кораблю.

   – Ну, bonne chance*, – сказал им на прощание Ясон Аркадос. [*желаю удачи (фр.)].

   – Ah fichtrrre*, – удивился Пулен и полез в люк. [*черт возьми (фр.)].

   Они заняли места, не снимая скафандров, и потому небольшая кабина хроноскафа казалась особенно тесной. Словно их запихнули в консервную банку. Илар стал включать приборы и вводить координаты, неуклюже орудуя пальцами, облаченными в перчатки. Пулен из своей контролерской сумки достал опечатанную коробку, вскрыл её и вынул оттуда дискету в металлической оболочке с клеймом Особого отдела. На ней была записана последняя версия стартовых кодов.

   Пилот принял от него дискету, вставил в считывающее устройство. По черному экрану монитора побежали зеленые цепочки цифр. Пулен достал из сумки стартовый ключ. Илар приготовил свой, пристегнулся и велел сделать то же самое своему напарнику. Когда система сообщила, что допуск получен, Илар объявил старинную команду: "Ключ на старт".

   Одновременно они вставили ключи и повернули их. Зажглись сигнальные лампочки.

   – Старт, – сказал Илар и потянул палец к красной квадратной кнопке.

   – Zut! Nom de Dieu! [Проклятье! К черту! (франц.)] – взорвался Стервятник, выдернул свой ключ из панели, прервав процедуру старта. Он освободился от ремней безопасности, выхватил пистолет из своей сумки и направил его на пилота. – Летим на Землю, в Вавилон, или я прострелю тебе башку!

   Илару показалось, что никогда он не видел такого дьявольского, свирепого выражения. Широко раскрытые глаза Пулена сверкали, он так ощерился, что обнажились белые клыки, а прямые черные волосы словно ощетинились над низким лбом, подобно капюшону кобры.

   Не менее страшным было и его оружие. Не какой-нибудь электропистолет, от которого скафандр надежно защищал, но старинный револьвер – Кольт 45-го калибра – во всей своей варварской красе. С длинным стволом, с мягкой свинцовой пулей, которая проделает в вас огромную дыру.

   – Ну, гони в Вавилон! – истерично скомандовал этот монстр и взвел чудовищный курок, как у допотопного кремневого ружья.

   Пулен походил на нью-йоркского гангстера из старинного фильма, который заставляет таксиста гнать к Таймс-скверу, потому что на хвосте у него копы, и он за себя не ручается.

   – О'кей, – миролюбиво сказал "таксист" Илар. – Но для этого я должен ввести в компьютер другую маршрутную программу.

   – Вводи! – согласился угонщик и устроился ждать с пистолетом наготове.

   "Вводи", – раздвинув бедра, сказала Ревекка Миллард – женщина с запахом зимы. Сообразительная и ловкая, она умела выпутываться из любой ситуации. Она многому научила неопытного юношу. Это был период, когда Илар еще не знал Елену...