Текст книги "Троянский конь"

Автор книги: Владимир Колышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

   ===========================

   Владимир Евгеньевич КОЛЫШКИН,

   "Троянский конь", роман

   ============================

Владимир КОЛЫШКИН

ТРОЯНСКИЙ КОНЬ

Посвящаю моей сестре

   В качестве предисловия:

   Европейская история начинается с Троянской войны, с великой победы греков-ахейцев в конце XIII века до нашей эры. Этот исторический факт был зафиксирован в греческих источниках. Особенно ярко об этом написал в своей «Илиаде» Гомер, живший как будто в VIII веке до н. э. в Малой Азии. Основу сюжета его бессмертного поэтического произведения составляет повествование об осаде Илиона. Это лишь с византийского времени война называется Троянской – у других авторов и у Гомера она именовалась Илионской.

   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

   Глава 1

   Свистопляска хаоса оборвалась. Включилась система ориентации в реальном пространстве. Автоматика вывела хроноджет из опасного крена, и пилот взял управление на себя.

   Он провел снижение в стиле "падающего листа". Тормозные импульсы не до конца погасили инерцию. Аппарат грубо коснулся земли. Тяжко ухнули амортизаторы, гася кинетическую энергию многотонной громадины, и все замерло, обретя наконец устойчивое равновесие.

   Техник-пилот Илар Кирке отстегнул ремни безопасности, снял с головы шлем и убрал со лба мокрые от пота волосы. Приехали, облегченно выдохнул он. В подтверждение этому контрольно-аналитический блок, помигивая сигнальным огоньком, красивым женским голосом известил: "Полет закончен. Все системы корабля в норме. Температура в кабине + 33С, за бортом + 18С. Уровень флуктуации виджл-поля нормальный".

   В наступившей тишине слышалось лишь шипение кондиционера. Илар подставил лицо под струю воздуха и расслабился. Надо же, как иногда выматывают эти броски. Особенно, когда испытываешь это странное чувство выворачиваемого наизнанку сознания.

   В этот раз они попали в особо нестабильную зону пространственно-временного континуума.

   Тишина давила в уши и чудилось, будто до сих пор слышны треск и улюлюканье проламываемого пространства-времени, когда МВ прорывалась сквозь барьер причинности, а темпоральный флаттер испытывал на прочность каждую клеточку тела убийственной вибрацией, от которой, казалось, вот-вот разлетишься на атомы. Впрочем, тренированный пилот без последствий переносит такие испытания. Он уже полностью пришел в себя. Чего не скажешь о другом, менее стойком члене экипажа.

   Илар посмотрел на профессора и испугался. Лицо Хейца было мертвенно-зеленым, неподвижным, с оскаленными зубами. Его глаза, без пенсне, обнаженные, слепые, не мигали. Как говаривал некогда Виктор Гюго: "Всякий ученый немного напоминает труп", в данном случае это сходство казалось в высшей степени определенным.

   – Эй, Лекарь! Сделай что-нибудь, кажется, профессор концы отдает! – выпалил техник-пилот, впадая в состояние близкое к панике.

   – Меры принимаются, – бесстрастно ответила бортовая медицинская система.

   И действительно, из кресла выползло щупальце с инъектором на конце.

   – Обеспечьте доступ к телу, – попросил кибердок.

   Илар помог освободить начальственную голову от шлема, а сухонькое тело – от противоперегрузочной сбруи. Редкие седые волосы шефа прилипли к вискам и лысине.

   Кольчатое щупальце приставило к виску профессора ствол инъектора и с чмокающим звуком ввело дозу виталина в набрякшую вену. Вскоре экстраординарный профессор ЦИТИ, доктор наук, почетный и действительный член многих научных и околонаучных обществ, автор целого ряда значительных трудов по истории, философии истории и темпоральной археологии – Манфред Фердинанд фон Хейц с всхрипом втянул в себя воздух. Это был не просто вдох, а чудеснейшее наслаждение, от которого сразу оживились его черты. Он повернул голову, и лицо его приобрело естественную окраску. Теперь он не казался таким дряхлым. На вид ему было слегка за шестьдесят, как и в действительности. Илар знал об этом и о том, что его нынешний шеф диссиденствовал помаленьку и был "отказником". Техник-пилот не понимал таких людей, но уважал их за смелость.

   Они сразу сдружись в центрах подготовки в Оклахоме, на Луне и на рекогносцировке в Турции. Будущий шеф экспедиции не был заносчив и чванлив, как некоторые ученые, и Илар сразу проникся к Хейцу доверием. А тот, кажется, полюбил юношу. Полюбил той старческой запоздалой любовью, какую иногда испытывают люди, которые слишком много времени отдавали любимой работе, не помышляя о полноценной семье, о детях, а когда спохватятся...

   Небольшие карие глаза его приобрели осмысленное выражение и обычную свою живость.

   – Ergo sum [Я существую (лат.)], – прохрипел Хейц и, озираясь по сторонам, спросил: – Где мы?

   – На месте, – ответил Илар и взглянул на черный матовый пульт. В хаосе индикаторов, экранов, кнопок и датчиков он быстро отыскал нужную шкалу. – Если приборы не врут, мы находимся где-то в середине ХIII века до рождества Христова. На счетчике – 1243 год до нашей эры.

   – Gott Sie Dank! Glucklihe Raise [Слава Богу! Со счастливым прибытием (нем)] – облегченно выдохнул Хейц и сделал попытку встать, что удалось ему только с третьего раза. – Значит, работаем по штатной программе, – сказал он, чувствуя себя далеко не штатно.

   Если профессор был мозгом экспедиции, то техник-пилот – ее руками. В полевых условиях на молодые плечи Илара Кирке ложились все тяготы технического обслуживания. Плюс меры по обеспечению ее безопасности. Ведь ученые так беспечны. А потому, первым делом он задействовал охранно-защитные системы. Затем с помощью сканирующего прибора, убедился в отсутствии туземного населения в радиусе двух километров. После чего – открыл люк и вышел наружу.

   Было раннее утро, но чувствовалось, что к полудню начнет жарить. Хроноджет "Аврора S-P" приземлился на небольшой возвышенности, в сотне метрах от обрывистого берега Эгейского моря. Легкий бриз приятно холодил разгоряченное тело. Горизонт со стороны морской шири тонул в белесой дымке – благородный аквамарин, завернутый в вату. Илар повернулся в сторону суши и оглядел холмистую местность в электронный бинокль.

   Он увидел слегка размытые очертания города-крепости с высокими стенами и башнями. Город занимал господствующую высоту на местности, центром восседая на макушке самого высокого холма, а стенами обнимая его середину. Кругом явственно виднелись последствия долгой осады и ожесточенных сражений, но Троя стояла пока непокоренная. Вдоль берега моря, точно мертвые туши китов, лежали вытащенные на сушу боевые корабли завоевателей. Между стоянкой кораблей и осажденным городом виднелись многочисленные палатки, дымились костры, ходили люди – в лагере шла будничная военная жизнь.

   Из люка вышел профессор Хейц и полной грудью вдохнул живительный морской воздух. От прежней его немощи не осталось и следа.

   – Благодать Божья! – вздохнул он, хватая ртом солоноватую свежесть и, вскинув руку, воскликнул: – Яйцещемящее море! "Эпи ойнопа понтон" – "По винноцветному морю". Ах, эти греки! Или они были дальтониками, или посмеялись над бедным слепым Гомером. Море-то бирюзовое, а, помощник?

   Илар подтвердил:

   – Точно. Бирюзовое.

   – Впрочем, говорят, у древних цветовое восприятие было иным. Синий цвет они воспринимали как красный.

   – Бедняги, – посочувствовал Илар и тут же улыбнулся: старик в предвкушении любимой работы наполнялся силой жизни, как сонная рыба, вновь попавшая в родную стихию.

   – Проклятые фарисеи! – раскипятился старик. – Столько лет они держали меня взаперти, не пуская за Предел. А что такое теория без практики? Сухарь без воды... Илар, это мой второй день рождения. Все равно как страус вдруг стал орлом!..

   Илар подумал, если бы профессор меньше фрондировал, давно бы с него сняли клеймо невыездного.

   Хейц понемногу приходил в себя от пьянящего воздуха свободы.

   – Ну-с, молодой человек, если верить показаниям ваших приборов, мы с вами находимся на берегу Троады, так называемого Троянского царства – одного из многочисленных государств Малой Азии ХIII века до н. э. Так-так... разрешите-ка, – профессор отобрал бинокль у Илара и оглядел местность. – Ага... это и есть тот самый знаменитый холм, называемый в наше время Гиссарлыком... Именно здесь и начал свои раскопки в 1870 году прославленный впоследствии Генрих Шлиман. О, Великая Троя! Дорого бы дал мой именитый земляк, чтобы хоть мельком увидеть то, что вижу я. Потрясающе! Там двигаются настоящие древние греки! Илар, они живые!

   – Да видел я, видел... – отозвался техник-пилот, понимая восторги профессора, впервые попавшего в темпоральную экспедицию. Да еще в качестве полновластного ее хозяина.

   Илар вспомнил свой первый, не виртуальный, а настоящий вылет с оборудованием для опорной базы, расположенной в XIX-м столетии. Тогда он испытал подлинный темпоральный шок. Конечно, его поразила "Геделиана" – эта супергравитационная карусель, чудовищных размеров астроинженерное сооружение кваков, созданное ими на орбите Земли для перемещений во времени. Но глубочайшим потрясением, оказывается, было просто увидеть человека, который вроде бы давно умер и который, тем не менее, был жив, спешил куда-то по своим делам и мог запросто улыбнуться тебе и ответить на твое приветствие, если бы ты осмелился ему хотя бы кивнуть головой. "Как она посмотрела на меня, та девушка. Какой у нее был совершенно неповторимый, особенный взгляд. Что она подумала обо мне?..".

   – Хотя... – вдруг засомневался профессор, – мы не можем быть уверенными на все сто, что на берегу находятся именно греки-ахейцы. Вы, молодой человек, кажется, собираетесь поступать на исторический факультет нашего Университета, так вот вам задачка в качестве вступительного экзамена: определите, хотя бы примерно, национальную принадлежность неприятеля, осадившего город?

   – Ну... поскольку завоеватели пришли с моря, – Илар кивнул в сторону кораблей, едва уже видневшихся в утреннем мареве, – значит, это, скорее всего, не местные жители. И вряд ли это финикийские пираты, они используют другой тип судов. Перед нами же – флот, который состоит из классических беспалубных унирем раннего греческого периода. – Профессор протянул Илару бинокль, и техник-пилот еще раз оглядел вооруженным глазом архаичную конструкцию кораблей. – Отчетливо просматриваются носовые платформы, на которых могут размещаться до 50-ти воинов. Так что, судя по всему, это греки.

   – Похвальная наблюдательность, – удовлетворенно промурлыкал профессор. – Считайте, что экзамен вы сдали. Я свяжусь с профессором Штруделем, который будет принимать у вас экзаменационные тесты и попрошу, чтобы он вас не мучил. А вообще я рад, что мы работаем в одной команде. Gut... – махнул рукой Хейц, принимая озабоченный вид руководителя, – однако, все наши предположения требуют проверки. Brevi manu [первым делом (лат)], запускайте разведчиков. Кроме всего прочего, нам нужна информация о положении дел в городе и его окрестностях. Затем, активизируйте Франка, пусть соберет телегу и поставит на нее телепортатор. Только хорошенько замаскируйте его.

   – Будет сделано, док! – ответил техник-пилот и отправился выполнять распоряжение начальства.

   Выслав воздушную разведку, он вошел в один из подсобных отсеков и мягким электрошоком разбудил полиморфа Франка, дремавшего в позе идиота и пускавшего слюну. Гомункулус быстренько пробудился, утер широкой ладонью рот и вскочил на ноги. Синевато-бледная кожа его голого тела влажно поблескивала. Пустые прозрачные глаза, редко помаргивая, бессмысленно шарили по сторонам. После сна эрекция у него была чудовищной. Илар отвернулся от этого неэстетического зрелища и стал снимать пломбы с упаковки телепортатора. Его ягодица ощутила робкое прикосновение руки кадавра. Илар вздрогнул и треснулся головой о полку с запасными приборами. "Грабли убери, ты... анацефал, – зло сказал он. – Займись-ка лучше делом: помоги мне вынести части телеги из кладовой и собрать ее".

   Кадавр сноровисто принялся за работу. Вдвоем они быстро собрали транспортное средство для профессора. Это была телега для перевозки тяжелых грузов, самого распространенного в те времена типа, сколоченная из толстых, крепких дубовых или каштановых досок, в которой возят все: от камней до навоза. Между двумя большими деревянными колесами с бронзовыми ободьями располагался прямоугольный кузов с расширяющимися кверху бортами. Цвет у тележки самый обыкновенный – тускло-серый, кое-где черноватый, что свидетельствовало о долгой службе в любую погоду. Короче, декораторы постарались на совесть. Никакой халтуры профессор не потерпел бы.

   Следом за тем помощники профессора вытащили и укрепили на телеге небольшую (примерно метр на метр и высотой около сорока сантиметров) приемно-передающую платформу. Это был телепортатор – одно из чудес техники кваков. Сверху набросали соломы, специально приготовленной для маскировки. Потом они собрали второй телепортатор и установили его на земле, в четырех метрах от люка машины времени. Конечно, безопаснее было бы расположиться в рабочем тамбуре, но, во-первых, загораживался проход, а, во-вторых, экранирующие свойства обшивки хроноджета делали возможным неадекватный прием сигнала телепортации. И вместо высылаемого, например, кувшина или какого-либо другого бесценного артефакта оператор мог получить его обломки.

   Когда все работы были закончены, из МВ вновь появился профессор. Он только что ознакомился с полученной от разведчиков информацией и уже успел облачиться в одежду, соответствующую этой эпохе. Был он в ветхом хитоне и в драной хламиде поверх. Костюм бродячего торговца, соответствовал его тощему телу. Приклеенная седая бородка выглядела как настоящая. В руках он держал термос с кофе и пакет с сэндвичами.

   – Ну и как я выгляжу? – не без жеманства осведомился он у своего помощника и прошелся по камням, словно по подиуму, шутливо подражая демонстраторам фасонов одежды.

   – О-у-у! Высший класс! – подняв большой палец, шумно оценил Илар. – Клевый прикид.

   – Wunderbar! – довольно произнес профессор, усевшись на раскладное сидение, которое принес расторопный его помощник. – Позавтракаем – и в путь. Франк! Иди-ка сюда...

   Профессор ласково потрепал подбежавшего кадавра за его мощную шею и приказал стать ослом. Торс полиморфа изогнула судорога, быстро пошла трансформация конечностей, а потом и всего тела. Прямо на глазах удлинялись уши и морда, крутясь винтом, вырастал хвост, кожа покрывалась черной жесткой шерстью. Все это походило на ускоренный просмотр какого-то процесса, не воспринимаемого глазом в обычном темпе, скажем, – рост некоего растения и созревание на нем плодов. Вскоре перед человеком-хозяином уже стоял ишак, сочно похрустывая придорожной травой, вздрагивая кожей от налетавших мух и переставляя изредка копыто.

   Он решительно ничем не отличался от настоящих своих собратьев, разве что температурой тела, которая в момент трансформации достигла 50 градусов Цельсия, и теперь медленно падала. Влажные бока животного дымились – испарялась охлаждающая жидкость. Через пять минут и этот отличительный признак будет устранен: температура придет в норму.

   – Иди покормись, только далеко не заходи, скоро поедем, – сказал Хейц и хлопнул ишака по холке. Тот затрусил к сочным, изумрудно-зеленым пучкам молодой травы, торчащим поблизости.

   Илар вынес из корабля раскладной походный стол и еще один стул-шезлонг и стал их устраивать в тени кроны сосны-пинии. Ее ствол, причудливо изогнутый, нагреваясь на солнце, источал восхитительный смолистый аромат.

   Выкладывая сэндвичи на тарелку, помощник поинтересовался данными воздушной разведки: – Док, какие вести принесли наши "птички"?

   – Весьма обнадеживающие, – откликнулся Хейц, присоединяясь своим стулом к застолью. – Разведчик записал голоса. Разговор ведется на древнейшем греческом: на ахейском диалекте, данайском... Судя по всему, тут собралось разноплеменное воинство – и пилосцы и кефалленцы и много других. Так что, очень даже вероятно, мы застали именно ту самую легендарную Троянскую войну, которую описал Гомер и которая открывает Европейскую историю.

   – Блеск! – воскликнул техник-пилот и удовлетворенно потер руки. – С первого захода – и прямо в яблочко. Примите мои поздравления, сэр. Вы удивительно точно рассчитали время прибытия.

   Хейц самодовольно замурлыкал и стал вскрывать упаковку с чистыми стаканчиками. Достав один из них, налил себе кофе из термоса, отхлебнул немного, обжигаясь, и набросился на еду с долго сдерживаемым нетерпением. Ел он неряшливо, сопя и чавкая.

   – Меня тревожит одно обстоятельство, шеф, – сказал Илар, вонзая молодые сильные зубы в сочный сэндвич. – Как вы намерены попасть в город? Вас могут схватить на первом же посту. Неважно, чей это будет пост. Ахейцы задержат вас как троянского шпиона, троянцы – как лазутчика греков.

   – Положимся на Господа Бога и людское простодушие, – спокойно произнес профессор, намазывая джем на очередной сэндвич. – Эти люди как дети. Их легко обмануть, разжалобить, задобрить, удивить... наконец, запугать. А вообще-то, вряд ли их внимание привлечет жалкая личность странствующего торговца, почти что нищего. Ведь я поеду порожняком. Так, прихвачу кое-что для видимости. Остальной обменный товар вы перешлете мне, когда я буду в городе... э-э... какой-то странный вкус у этого бутерброда... С чем это он?

   – С калифорнийскими анчоусами.

   – Хм... То-то и чувствую, чего-то не хватает. Голубчик, подайте мне, пожалуйста, горчицы... Ну так на чем мы остановились?

   – На сэндвичах.

   – Да, бутерброды хороши! – сказал ученый. – Хотя на голодное брюхо я бы и с кошатиной съел... Но говорили-то мы о чем?

   – Вы говорили о жалкой личности странствующего торговца в условиях военного времени, – сжалился техник-пилот над профессором.

   – Да! Война, конечно, войной, но жизнь продолжается. Нищие, торговцы, пастухи, возчики дров и прочие в периоды затишья проникают в город и покидают его беспрепятственно. Осада города – да, но не блокада. Не те пока времена. Да и людей у противника маловато для полного контроля местности.

   – Само собой, – согласился Илар, – иначе за девять лет войны жители Трои давно бы умерли от голода. Ведь, насколько я помню, в эпосе говорится о таком сроке осады?

   Профессор усмехнулся и ответил с характерным для спеца уверенным тоном:

   – Типичное для мифологии преувеличение. Я полагаю, вся компания заняла не больше года. Правда, мы еще не изучали эту эпоху тщательно, работы только начинаются... Но это и так понятно. Надо учитывать политическую ситуацию данного региона в это время. – Профессор подул на кофе и сделал большой глоток, выкатив глаза. – Троянское царство и прочие мелкие прибрежные образования находятся в полувассальной зависимости от мощной (пока еще) Хеттской державы, широко раскинувшейся на континенте. Гегемония хеттов не позволяет ахейцам долго засиживаться в этих местах. Им надо по-быстрому обтяпать свои делишки и сматывать удочки, пока их не смели в море хеттские войска...

   Хейц покончил с бутербродами, налил себе еще из термоса. С шумом прихлебывая кофе, профессор вновь пустился в диссертацию о троянской войне, техник-пилот слушал уже в пол-уха.

   – Конечно, хеттам, в свою очередь, тоже приходится считаться с сильным союзом ахейских государств: вести дипломатические переговоры, заключать временные союзы, но долго так продолжаться не может. Хетты могут выступить в любое время и под любым предлогом, которых всегда предостаточно.

   – Считать месяц за год, когда находишься на чужбине, среди смертельных врагов – не слишком большое преувеличение, а, док?

   – Возможно... кхе-кхе...– снисходительно согласился Хейц, наливая себе очередной стаканчик кофе, – Возвращаясь к вопросу о моей безопасности... Тут я надеюсь на главное обстоятельство, о котором я тебе забыл сказать. Судя по данным разведчиков, у них сейчас перемирие: хоронят павших героев...

   – Ага, чтобы потом снова начать убивать.

   – Да, к сожалению, таковы нравы Эпохи Войн. "Noc tempore" – Такие времена. Но к их чести надо сказать, что неписаные законы войны они соблюдают... за редким исключением. Насколько я понял из их разговоров, перемирие продлится двое суток. Надо полагать, в эти два дня ворота города будут стоять открытыми все светлое время суток. Мне вполне хватит этого срока и на сбор образцов материальной культуры троянцев и на ознакомление с их бытом. По-моему, риска никакого нет. До возобновления военных действий мне ничего не грозит.

   – Послушайте, док, – сказал помощник, глядя на крошки, застрявшие в искусственной бороде Хейца. – Даже во время перемирия они находятся на военном положении. А значит, возможны любые эксцессы. Зачем вам вообще рисковать жизнью из-за каких-то горшков, хотя бы и троянских, когда с этой работой справится робот-разведчик. Хотите, я сейчас запущу парочку, и они приволокут вам все, что вы пожелаете. Правда, грузоподъемность у них не ахти какая... но ведь нам спешить некуда.

   – Вот что я вам скажу, юноша, – нахмурился Хейц, подобно Зевсу-Громовержцу. – Во-первых: "троянские горшки", как вы изволили выразиться, не ерунда, а бесценные реликты эпохи; и вам, кадровому сотруднику ЦИТИ, хотя бы и технику-пилоту, следует с большим пиететом относиться к нашей работе...

   А во-вторых: то, что вы предлагаете, на юридическом языке называется КРАЖЕЙ. Или попросту – воровством.

   – Уважаемый профессор, как же это?..

   – А вот так. Вы предлагаете мне украсть – пусть даже из благородных побуждений, – но стащить, стибрить, слямзить, спиз... entschuldigen Sie [простите (нем.)]... Короче, это гадко. Воровство во все времена считалось позорным занятием. Мы с вами цивилизованные люди и должны уважать законы, где бы мы ни находились.

   – Хм... мне никогда бы в голову не пришло взглянуть на эту проблему под таким углом...

   – Именно поэтому я – ваш руководитель, а вы мой подчиненный.

   – Сэр, но ведь все равно город возьмут и, как следует из археологических данных, – все сожгут и разграбят... Горшки... Я говорю, реликты эти бесценные перебьют...

   – Советуете присоединиться к мародерам?

   – Простите, профессор, я был не прав, – раскаялся техник-пилот и покраснел.

   – То-то же, mein liber Son [мой любимый сын (нем.) здесь выражение имеет переносный смысл (прим. автора.], – примирительно отозвался Хейц, и морщинки на его лице стали не такими острыми. – А, кстати, я отнюдь не убежден, что греки возьмут Трою. Ну, подожгут кое-что – на войне как на войне, но чтобы взять... сомневаюсь.

   – Вот так раз! – воскликнул пораженный техник-пилот. – Но это же исторический факт! Даже без ссылки на эпос, согласно археологическим данным, стратиграфический слой "Троя VII-а" указывает – город был сожжен дотла и разрушен.

   – Это хорошо, что ты так вникаешь в детали... Но, видишь ли, Илар, разрушить город могли позже. Скорее всего, в ХI веке до н.э., когда греков постигла культурная катастрофа, и им уже было не до походов в Малую Азию. Это могли сделать фригийцы или фракийцы. Дело в том, что датировка пожара, гибельная для Трои, не поддается точному определению. Какая-то подозрительная двойственность наблюдается в показаниях приборов. Это тем более странно, что современные методы определения датировок достаточно точны и надежны. Боюсь, что мы столкнулись с "мерцанием реальности".

   – "Мерцание реальности"? Довольно зловещий термин. Что за бяка такая? В Училище нам об этом ничего не говорили.

   – Не говорили? О чем они там думают?! Впрочем, стоит ли удивляться, это в их духе – относиться к человеку как к живому орудию. – У Хейца от волнения задергалось веко. – Ты, конечно, не читал мою статью "К проблеме эвентуальной истории", нет? Так я и думал. Но ничего, если станешь моим учеником, я из тебя сделаю настоящего историка-темпоралиста.

   А теперь слушай, запоминай и делай соответствующие выводы.

   Видишь ли, ткань континуума неоднородна. Есть зоны напряженности, турбулентности и прочая... Как пилот ты это прекрасно знаешь...

   – О, да, – согласился Илар. – Именно такую зону мы сегодня штурмовали...

   – Так вот применительно к темпоральной истории это означает, упрощенно говоря, борьбу двух версий одной и той же реальности. Мы называем это "мерцанием реальности". Сей феномен трудно понять, но еще труднее объяснить... Что-то вроде квантового парадокса Шредингера... Важно знать, что в данной точке пространства-времени НАЗРЕВАЕТ ИЗМЕНЕНИЕ, то есть очень высока вероятность альтернативного развития событий от малейшего внешнего толчка...

   Илар сидел в оцепенении, приоткрыв рот.

   – Из этого, между прочим, следует, что мы попали в узловую точку Истории. – Профессор выставил, похожий на тонкую бамбуковую палочку, веснушчатый указательный палец, будто грозил кому-то. – Таких узлов, крайне чувствительных к внешнему воздействию, немного. К счастью, немного. В подобных критических зонах исследователь обязан соблюдать величайшую осторожность, быть, что называется, тише воды, ниже травы. Вести себя так, словно находишься на минном поле. Недаром же этот временной сектор был закрыт для посещений. Нам крупно повезло, что мы попали в эту экспедицию, для которой сделали исключение. – Хейц вытер лицо салфеткой. – Никто не знает, что может послужить толчком к изменению реальности. Возможно, и это часто бывает, что именно само присутствие наблюдателя инициирует изменение. Все это несколько напоминает синдром Брэдбери.

   – Я знаю о синдроме Брэдбери, мы изучали этот аспект... – спеша продемонстрировать будущему учителю свою осведомленность, выпалил Илар. – Происхождение термина связано с рассказом Брэдбери, в котором путешественник во времени, находясь в далеком прошлом Земли, случайно раздавил бабочку, вызвав тем самым начало лавинообразного процесса, который привел к существенному изменению Будущего.

   – Да, но, к счастью, выяснилось, столь уж гибельная, тотальная каузальность событий не может иметь место, поскольку каузальность – причинно-следственная связь – лишь частный случай более общих связей всего сущего. Вообще, в истории человечества существует только несколько временных отрезков на самой заре существования, когда один человек мог бы существенно изменить ход истории. Но из этого вовсе не следует, что мы можем вольно вести себя за Пределом. Нужна осмотрительность, как слону в посудной лавке...

   – Простите, профессор, у вас есть какие-то предположения – какого рода изменения могут произойти?

   – Если "мерцание" реальности происходит в основном вокруг даты падения города, то, полагаю, здесь-то и зарыта собака. Иными словами, либо город падет нынче... что мало вероятно, либо – через 150, 200 лет – в XI веке и позже. Я склонен верить в позднюю датировку захвата города. Тогда началась железная революция. Смутное время. Очередное переселение народов. Много городов тогда пало... Да что там города – державы рассыпались в прах! И не только здесь, но и по всему Евразийскому континенту. А пока... пока Троя никому не по зубам. Я полагаю, греки не возьмут город.

   Вынесши такой вердикт, Манфред фон Хейц откинулся на легкую спинку стула и закурил свою первую утреннюю сигару. Он жадно затягивался (хотя обычно этого не делал), зная, что терпеть без курева ему придется целый день. Илар молча стал убирать стол, вытирая его салфетками и складывая использованную посуду в пластиковый мешочек.

   – А как же легенда о Троянском коне?! – В молодом оппоненте взыграл упрямый спорщик – вполне законная реакция простого человека на ситуацию, когда рушатся какие-то его догмы. – Ведь это с его помощью греки взяли-таки город!

   У профессора по-юношески заблестели глаза. Любимая тема для него равноценна глотку возбуждающего напитка. Он выпустил густую струю дыма и открыл рот:

   – Ну, подумайте сами, коллега, – вкрадчиво сказал он, великодушно позволяя скромному технику-пилоту приблизиться к олимпийским вершинам учености доктора истории. – Каких размеров должен быть этот пресловутый конь, чтобы вместить в себя достаточное количество воинов, способных завязать сражение в городе и держаться до подхода подкреплений с кораблей?

   А во-вторых, конечно, людей этой эпохи можно сравнивать с детьми, но они далеко не тупицы. Неужели вы полагаете, что троянцы втащили бы коня в город, не проверив предварительно его, так сказать, внутреннего содержания? Для этого достаточно было оторвать одну из досок. Нет, голубчик, все это лишь красивая легенда.

   – Значит, миф о Троянском коне выдумка?

   – Безусловно. Лично я придерживаюсь гипотезы о том, что греки ушли отсюда, как говорят русские, "не солоно хлебавши". Множество фактов свидетельствуют в пользу такого предположения. Внимательно прочтите миф о Троянской войне, и вы убедитесь в этом. Он полон печали, нелепостей и противоречий. Общая тональность мифа и произведений Гомера и даже прямые указания в текстах говорят нам, что ахейцы с союзниками провалили свой анабазис, а уже задним числом, в утешение себе и в оправдание перед потомками, сложили легенду о Троянском коне в выгодном для себя свете.

   Илар подумал, что профессор закончил, но Хейц вдруг почти закричал:

   – А судьба главных героев и вообще всех участников похода?! Какова их дальнейшая судьба? А вот какова: одни затерялись черт знает где, другие осели на чужбине, третьи скитались по миру много-много лет, всячески под разными предлогами оттягивая момент возвращения на родину; четвертые погибают на родине, их убивают почти сразу по прибытии. Разве так встречают победителей? Разве это победа? По-моему, это катастрофа. – Хейц обратным концом сигары почесал лысину и скривил физиономию. – Хотя... некоторые псевдоученые полагают, будто Троя все же пала пред греками... Впрочем, оставим бесплодную дискуссию и займемся-ка лучше полезным делом. В конце концов, мы сюда затем и явились, чтобы решить эту вековую загадку E sempre I' ora. Смею надеяться, что нам не придется долго ожидать финала этой драмы. Каким бы он ни был, черт его побери!

   Кряхтя, Хейц поднялся со стула.

   – Передайте от меня привет Елене Прекрасной! – хохотнул техник-пилот. – Хоть бы глазком взглянуть на нее... Говорят, шикарная была женщина. Секс-вуман Древней Греции!

   – Боюсь огорчить вас, юноша, но, полагаю, что и Елена Прекрасная – не более чем миф, то есть опять же красивый вымысел. Ее постоянный эпитет – Прекрасная прямо указывает, что перед нами не живой человек, а символ, сказочный или, если угодно, квазиисторический персонаж. В русском фольклоре, кстати, существует аналогичный персонаж, только под другим именем – Василиса. Василиса Прекрасная, она же и Премудрая. Если учесть, что Елена тоже была не только красива, но и умна, то аналогия станет очевидной. Мечта о прекрасной, умной женщине, зародившаяся в глубокой древности, как эстафетная палочка, передавалась из культуры в культуру. И еще неизвестно, от греков к славянам перешла эта сказка или наоборот...