Текст книги "Танцы на минном поле"

Автор книги: Владимир Свержин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Глава 6

Настроение в этот день у Президента было приподнятым. Он шутил с Молодым Преемником и даже делал очередное заявление для средств массовой информации, в котором выражал уверенность и обнадеживал массы. Однако, уединившись в своем кабинете, он вновь доставал и перечитывал письмо, переданное вчера офицером службы безопасности. С благодарностью за достигнутое взаимопонимание неизвестный корреспондент давал ему, Президенту, отсрочку еще на один месяц, а отсрочка, как ни крути, была необходима, ибо требования выдвигаемые неизвестным террористом были ужасающими…

А развивалось все следующим образом. Полученное в первых числах письмо гласило: «Господин Президент, надеюсь, вы уже убедились, что упоминавшиеся ранее боеголовки находятся вне Вашей досягаемости. В таком случае, полагаю, Вам лучше всего пойти навстречу нашим требованиям. Первое. Я думаю, Вам ясно, что строгая конфиденциальность – залог успешного развития диалога. Второе. Мы более не считаем нужным перегружать свой корреспонденцией диппочту, поэтому следующее сообщение Вы получите по адресу 1-я Дубровская… квартира номер…

Желаем вам всяческих успехов. С искренним уважением, Ваш доброжелатель». Далее в письме следовал постскриптум: «Оставляю за Вами право вести поиски».

Следующего послания неизвестных террористов пришлось ожидать три недели. Бросалось в глаза, что написано оно совсем другим человеком. Во-первых, вместо лазерного принтера, на котором изготавливались прежние послания, в данном случае была использована старенькая пишущая машинка со стертым шрифтом. Во-вторых, судя по тексту, можно было предположить, что некто, приславший письмо, мягко говоря, немного не в себе. Заявлялось в нем примерно следующее: неизвестный, сетовавший на распад Союза, падение престижа страны и поругание знамен, требовал прекратить превращать его великое Отечество в рынок для торговцев наркотиками и, в качестве превентивной меры, настаивал на уничтожении «Золотого треугольника» на границе Камбоджи и Таиланда, дававшего миру восемьдесят процентов опиумного мака. «Да он сумасшедший», – прошептал президент, читавший эти строки, и, словно в подтверждение, далее шло обещание в случае отказа взорвать имеющиеся в распоряжении террориста ядерные боеголовки в сероводородном слое Черного моря. «Чтобы покончить все разом», – гласило письмо. Срок для проведения акции давался один месяц. В случае изменения планов связь предлагалось поддерживать прежним путем.

Итак, теперь в запасе у него был еще месяц, месяц, за который он должен был либо успешно завершить поиски, либо сдаться и уничтожить пресловутый «Золотой Треугольник». Он особо ставил на первое, но, тем не менее, выбора не было, работа шла в обоих направлениях.

Была ночь, и было утро. Хотя, если вдуматься, утро – это время после сна, так же, как вечер – время перед сном. Итак, что-то около часу пополудни в доме на Страстном, где на стене подъезда по прежнему чернела надпись «Это – паровоз», собрался весь цвет расквартированного здесь агентства «Кордон» в лице Михаила Войтовского, Владимира Ривейраса и, как можно догадаться, Алексея Полковникова, ибо другого цвета в агентстве не было.

Алексей Полковников сидел возле остывающего компьютера и, как обычно случалось с ним в такие моменты, читал газету.

– Ну, что у нас плохого? – традиционно спросил Михаил Войтовский, наливая себе чай, способный соперничать по крепости со златоустовским булатом, в литровую глиняную бадейку.

– Разборки в рядах наркомафии, – не отрываясь от чтения, произнес Полковников и, найдя нужное место, зачитал с выражением: «Сегодня ночью возле дома на Малой Никитской был взорван автомобиль «Рено-Сафран», принадлежащий бизнесмену из Нигерии Нарбуку Тахонге. Хозяин автомобиля при этом погиб. Приехавшая на место преступления следственная бригада обнаружила в квартире покойного еще два трупа с огнестрельными ранениями. По предварительным данным, двойное убийство явилось результатом разборки внутри нигерийской наркомафии. Вызывает недоумение, кому при этом понадобилось посыпать героином пол квартиры Тахонги и заливать наркотик клеем. По данному делу ведется расследование». Конец цитаты.

– Оч-чень интересное дело, – отхлебывая обжигающий напиток, проговорил Войтовский. – Володя, ты не знаешь, что бы это могло значить?

Ривейрас бросил возмущенный взгляд на командира.

– Вот и я не знаю, – завершил тот.

– Серьезно? – Полковников сложил газету и внимательно посмотрел на друзей. – Действительно, очень загадочная история.

– Ладно, оставим в стороне криминальные разборки и, как говорят французы, равенон шенон мутон, сиречь, вернемся к нашим баранам, Что там у нас слышно на наркотическом фронте? – Войтовский поставил чашку на стол и обхватил ее руками, грея ладони.

– На наркотическом фронте упорные бои, – вздохнул Полковников. – Причем, тут получается одна интересная штука…

– Давай, выкладывай, – заинтересовано глядя на аналитика, поторопил капитан.

– Общий вывод, или весь ход мысли?

– Начнем с выводов. Что будет непонятно, – спросим.

– В общем, так. Я тут напряг кое-какие дополнительные мощности и установил следующее: сейчас в средствах массовой информации, то есть в газетах, на радио и по телевидению ведется ярко выраженная кампания по борьбе с наркотиками. С конца октября и по сей день общая активность в этом направлении возросла, по ориентировочным, пока, прикидкам, более, чем в три раза.

– М-да… – Войтовский запустил пятерню в свою лохматую шевелюру. – Что-то тут не так. Не то, что бы было плохо, но непонятно, с чего.

– Непонятно, – подтвердил Алексей, продолжая свою мысль. – Наступление развивается по двум направлениям: первое, пропаганда здорового образа жизни…

– Не ешь наркотики – сдохнешь, – вставил Ривейрас.

– Второй – громкие наркодела, вроде недавнего захвата груза в Севастополе или груза наркотиков из Таиланда в мраморных тумбах.

– Понятно, – кивнул Войтовский.

– Но это еще не все. Я справедливо решил, что, поскольку захват в Севастополе – это, по сути, единичная удачная операция, то через Украину в Россию должен быть проложен отлаженный коридор. Соответственно, на пути транзита тоже вероятны какие-либо боевые действия.

– И что? – насторожился Войтовский.

– Та же история. Резкое усиление борьбы, но, понятное

дело, со скидкой на общий уровень запущенности и коррупции. Причем, что самое занятное, начало этого наступления практически совпадает с подобной же акцией в России.

– Вот оно как!

– Но и это еще не все, – продолжал Полковников. – Я решил проверить, а что вообще по этому поводу в мире делается? Тут, понятно, пришлось попотеть, – гордо произнес он, явно напрашиваясь на похвалу.

– Ну, так ведь не зря, – подзадоривал командир.

– Естественно. Конечно, понадобилась кое-какая помощь, но в результате получается следующее: общая тенденция к усилению борьбы заметна, практически, во всем цивилизованном мире. Вон, в Брюсселе по этому поводу произошла перестрелка полиции с наркодельцами.

– Когда?

– Восьмого числа. Однако наиболее активно в эту борьбу включились страны Причерноморья.

– У тебя есть версии? – поинтересовался Войтовский.

– Версий пока нет. Но есть одно занятное наблюдение. – Начало всей этой бучи, практически, совпадает со встречами между Президентом и шефами силовых структур…

– Понятно, – перебил командир, вновь отхлебывая из чашки, – впрочем, ничего особо понятного я тут не вижу.

– Это уж точно, – подтвердил Полковников, потирая виски. По всему было видно, что в эту ночь он не сомкнул глаз, и ему сильно хотелось спать. – И, уже в завершение непонятностей, эти чертовы дачи. – Он перевел взгляд на Ривейраса. – Сегодня еще две.

– Не понял. Что ты имеешь в виду? – Войтовский недоуменно посмотрел на Алексея.

– Объясняю. Последнее недели полторы, может, чуть больше, на Черноморском побережье наметился явственно процесс продажи элитарных дач. Все бы ничего, но время, как ты сам понимаешь, абсолютно непродажное.

– М-да… – Войтовский мрачно уставился в какую-то точку на двери. – М-да… Да, вот еще! Мы тут с Володей нынче гуляли по ночной Москве и заметили еще одну занятную закономерность. Основной упор в этой необъявленной войне делается на опиум и все, что с ним связано. И это в то время, когда большая часть наркоты, гуляющей по Москве, не опиум, не кокаин, а чистейшей воды химия. Можешь и это приплюсовать к своим непоняткам. Но что можно сказать уже сейчас, – дело действительно получается какое-то уж очень странное. Если мы его продолжаем крутить, я думаю, надо ехать с докладом к начальству и испрашивать добро на служебную командировку. Предположим, что здесь действительно какой-то хвост. И попробуем за него потянуть. Слишком много странностей вокруг одного и того же географического объекта.

– Думаешь съездить к Черному морю? – вопросительно посмотрел на него Ривейрас.

– Угадал. Прикупить себе дачу по дешевке.

– Именно-именно, – вставил Полковников, загадочно улыбаясь. – Пора бы вам съездить к морю отдохнуть, развеяться. А то здесь, знаете, стреляют, машины взрывают, полный беспредел, в общем.

«Тамбов на карте генеральной кружком отмечен не всегда», – писал великий русский классик в прошлом веке. Городок Энск-7 не был отмечен на карте даже меньшего масштаба. В нем за все время его существования не появлялось ни одна сколько-нибудь заметная эстрадная звезда. Но зато иных звезд, яркими созвездиями горевших на плечах доблестных защитников Отечества, в нем было с избытком. Поэтому появление новой небольшой галактики, высадившейся хмурым ноябрьским утром на платформе военной ветки железной дороги, не вызвало ни малейшего удивления у солдат из взвода охраны.

– Лейтенант Вавилов, – отрапортовался командир взвода сурового вида подполковнику, высадившемуся из вагона в сопровождении группы офицеров. – Полковник вас ждет, машины поданы.

Едва машины, вздымая брызги черноземной грязи, вырулили на трассу, лейтенант Вавилов, войдя в помещение караулки, поднял телефонную трубку.

– Товарищ полковник! Комиссия из Москвы прибыла, направляется к вам.

– Комиссий мне тут мало! – выругался полковник. И в этом он был, несомненно, прав. То есть, в прежние времена прием комиссий не составлял для него особого труда. Приезд высоких гостей ожидался, как праздник, поскольку, как усвоил он еще с лейтенантских звезд, самая эффективная работа гостей наблюдается как раз во время бурных совместных заседаний за обеденным столом. Минобороновская комиссия из управления тылом в этом смысле никак не являлась исключением. В прошлом году, примерно в то же время, он с блеском продемонстрировал московским гостям не только то, что «течет вода Кубань реки, куда велят большевики», но и то, что на офицерские столы она выносит все необходимое для снискания ему репутации хлебосольного хозяина. И вот, на тебе! Если бы не эта чертова история с боеголовками и прокуратурой…

Встреча офицеров-тыловиков, как и ожидалось, прошла в теплой, дружественной атмосфере. Все знают, что офицеры-интенданты способны найти общий язык с кем угодно, а уж тем более, между собой

Полковник Михненко не боялся комиссии из главного управления тыла. Она появлялась ежегодно, где-то между последними дождями и первым снегом. В задачи ее входили те самые контроль и учет, о которых так давно говорил один большевик, утилизация боеприпасов и демонстрация бдительности московского руководства. Поэтому, почуяв в приезжем начальнике комиссии родственную душу, он под водочку, осетрину и алахол поведал ему о злоключениях, обвалившихся на его бедную, увенчанную бараньей шапкой, голову.

– Да чего им надо-то?! – командным басом спросил

солидный подполковник, поднимая стопку «Смирнова». – Ну, украли чего, хреново, конечно, но где же сейчас не воруют? Пусть мне пальцем ткнет, я съезжу, своими глазами посмотрю.

Михненко грустно улыбнулся. Он бы с радостью указал на кого-либо из коллег, с радостью бы доложил, что именно у того, а не здесь, в Энске, были похищены три ядерные боеголовки, но факты свидетельствовали об обратном.

– Понимаешь, Коля, какая тут беда получилась, до меня складами командовал один козел, полковник Гаврилов, может, слышал о таком?

– Гаврилов, Гаврилов… – задумчиво произнес начальник комиссии. – Погоди, в Чечне погиб. Правильно?

– Он самый, – кивнул Михненко. Только уж лучше бы он жив был, потому, как теперь за него я отдуваюсь.

– Да ты толком-то говори, – сказал подполковник, наливая очередную стопку, – что стряслось, может, я чем помогу. Опять же, он ткнул пальцем в потолок, – мир не без добрых людей.

Михненко чуть замешкался, понимая, что, сообщая собрату о своих невзгодах, он совершает должностное преступление, но, прикинув, что трем смертям не бывать, хлопнул для храбрости налитую подполковником водку и, выдохнув, произнес:

– Вряд ли, Коля, ты чем поможешь, боеголовки у меня тут пропали, понимаешь? Три штуки.

– Ну не… себе! – Заметно меняясь в лице, выдохнул его собутыльник, ожидая подробностей. И они не заставили себя долго ждать.

Прапорщик Захаркин сидел перед начальником следственной комиссии и уныло рассматривал предложенные ему фотографии.

– Узнаете ли вы кого-нибудь? – без особой надежды спросил подполковник Крутый, видя мученическую гримасу на физиономии ревностного служаки.

– Не могу точно вам сказать, товарищ подполковник, – отрывая взгляд от снимков, начал оправдываться тот. – Вроде, и похоже, но уверенно сказать не могу. Сколько времени прошло, да и видел мельком.

– Ну, хорошо, – следователь постучал ручкой по лежащей перед ним папке, – давайте по-другому. Расскажите мне все, что вы помните об этом подполковнике.

– Ну-у, – замялся старшина. – Росту он был высокого, такой, знаете, поджарый. Усы, вроде, были такие над верхней губой, – тут подполковник поперхнулся, попытавшись представить усы на каком-либо другом месте. – А, вот, – Захаркин радостно хлопнул себя рукой по лбу, – родинка у него была вот тут, под глазом, – он ткнул себя под глаз, чуть повыше левой скулы. – Маленькая такая, знаете, темная. – Крутый повернул к себе фотографию Дунаева. Родинка действительно присутствовала, и именно в том месте, куда указывал старший прапорщик. «Но это еще ровным счетом ничего не значит», – подумал он про себя, ибо лозунг французского ученого Декарта: «Подвергай сомнению» был для него девизом жизни. «Родинку под глазом для человека умелого сделать пару пустяков, а учитывая, что при взгляде на незнакомое лицо первое, что ловит взгляд, это глаза и все, что вокруг них, то наличие подобной детали – идеальный способ выдать себя за другого незнакомого человека. А усы, – две недели – и они есть, пять минут, – и их нет, пойди теперь, проверь, были ли они у подполковника Дунаева незадолго до того, как он пропал без вести, или нет. Кстати, действительно надо проверить, были ли у него усы. Очередной запрос в Москву…» – Крутый выругался про себя, ибо неспешность, с какой раскручивалось дело, выводила его из себя. Обстановка секретности, какой оно было окружено, не позволяла следствию работать в полную силу.

В дверь постучали.

Вошедший в комнату начальник особого отдела энской военной части майор Расторгуев мучился запоздалой бдительностью и служебным рвением. Мысль о дворницкой карьере, которой пугала нерадивого ученика мама, с момента прибытия следственной комиссии военной прокуратуры не покидала его не на минуту. Мучимый призраком оранжевой куртки и метлы, он готов был рыть землю, перегрызать горло и сдвигать горы с их постоянного места.

– Получена шифрограмма из Москвы, – заметив сидящего рядом со следователем прапорщика, он выразительно посмотрел на постороннего и выразительно замолчал. Испросив разрешения у следователя, Захаркин поспешил ретироваться, ибо еще с тех времен, когда армия называлась советской, рьяного гебиста он боялся, как огня.

– Шифрограмма прибыла, – повторил Расторгуев.

– На мое имя? – поинтересовался следователь, удивляясь, отчего бы шифрограмме на его имя приходить в особый отдел воинской части.

– Никак нет. Но я думал, может быть, вам будет интересно.

Крутый поднял на него удивленный взгляд.

– Ну, давай, выкладывай, что там у тебя.

– Сюда выдвигается группа из ФСБ. Из департамента по борьбе с терроризмом.

– Хорошо, – кивнул Крутый, подавляя невольное изумление.

В появлении подобной группы не было ничего странного, но отчего в обход него?.. Опять какие-то кабинетные игры», – досадливо подумал он.

– Что еще нового в части?

– Нового? – Расторгуев задумался. – Да, в общем, ничего. О комиссии из управления тыла вы уже слышали.

– Что еще за комиссия? – оживился подполковник, понимая, что как раз комиссии тыловиков, работающих у него под боком, ему и не хватало для полного счастья.

– Плановая комиссия, – пожал плечами особист. – Они сюда каждый год в конце ноября приезжают. Сами понимаете, у боеприпасов тоже свой срок годности имеется, А без подписи сверху даже трехлинеечный патрон не спишешь.

– Послушайте, товарищ майор, – Крутый замялся, пытаясь скрыть внезапно охватившее его волнение. – Вы не могли бы узнать побольше об этой самой комиссии?

– А что? Разве что-то не так? – насторожился Расторгуев.

– Да нет, все в порядке. Считайте это моей личной просьбой.

– Слушаюсь, товарищ подполковник, – отрапортовал майор, со скамьи военного училища помнящий, что просьба командира есть приказ в вежливой форме. – Разрешите идти?

Расторгуев вышел, и следователь, положив локти на стол, сжал пальцами виски. «Вот только этого мне не хватало. Сейчас эти тыловики начнут пересчитывать патроны и снаряды и уж, как пить дать, доберутся до боеголовок. Доберутся, доберутся, их давно уже пора списывать. А теперь спецконтейнеры стоят распломбированные, и скрыть пропажу не удастся. Никак не удастся. Разве что», – он кинул взгляд на установленный незадолго перед этим телефон прямой связи. – «Надо немедленно отозвать эту комиссию обратно в Москву. К чертям собачим все эти плановые проверки. А тут еще эти антитеррористы свалятся! Их так просто не отошлешь. Это не тыловики, это ФСБ. Чего их сюда несет?» – Последняя мысль озарила его мозг, как залп установки «Град». «А действительно, какого рожна им тут надо?!»

Глава 7

В это утро, впервые за много дней, небо над Энском-7 не было затянуто тучами. Временами из-за обрывка этой серой занавеси по-шпионски выглядывало солнце. Однако, личный состав Энской части был всецело занят своим делом и не склонен поддаваться на провокации. Солдаты и сержанты, прапорщики и офицеры в едином боевом порыве спешили по своим делам, не обращая внимания на метеоусловия. Неизвестно, чем занимались в это время генералы и адмиралы, но подполковнику Крутыю было не до лучей осеннего солнца, проникающих в кабинет через чисто вымытые стекла. После вчерашнего разговора с Президентом ему в очередной раз непреодолимо захотелось стать магом и волшебником, на худой конец, прорицателем. Он понимал тревогу Самого по поводу пропавшего ядерного оружия, понимал необходимость действовать быстро и решительно. Однако, следов преступления не было, и никакая поспешность не могла изменить этого обстоятельства. Он в очередной раз анализировал известные ему детали и подробности похищения, пытаясь хоть где-то найти логическое несоответствие, малейшую зацепку, ухватившись за которую можно было бы раскрутить все дело. Папка с личным делом Дунаева, лежавшая на столе перед ним, являла эталон карьеры боевого офицера, достойный всероссийской палаты мер и весов. Здесь был весь джентльменский набор: и партийность, и семейное положение, и высокие правительственные награды. Не хватало лишь одного – той, пусть незначительной, мелочи, которая могла бы побудить два с лишним десятка таких же вот бравых боевых офицеров похитить ядерное оружие и исчезнуть с ним в неизвестном направлении. «Впрочем, направление, как раз, вполне понятно, точнее, вероятнее всего, понятно. Весь мусульманский мир с радостью распахнет объятья обладателям такого груза. А если нет?» – Крутый откинулся в кресле и устало прикрыл ладонью глаза: «Если предположить, что заговорщики по– прежнему находятся где-то на территории бывшего Союза?» Про себя следователь называл Дунаева и его команду заговорщиками, и вполне отчетливо представлял, какие силы, в таком случае, могут стоять за ними в Москве, да и по всей России.

– Вы разрешите? – В приоткрывшуюся дверь просунулось круглое лицо майора Расторгуева. – Я стучал, вы, видимо, не слышали.

– Да, заходите, Родион Степаныч. Простите, задумался.

– Садитесь. Что-нибудь новенькое?

– Так точно, товарищ подполковник, – майор понизил голос почти до шепота. – Вчера я, как вы мне приказали, велел установить негласное наблюдение за московской комиссией…

– И что? – следователь напрягся, как борзая, почуявшая следы.

– Тут странное дело получается…

– Давайте, давайте, не тяните!

– Вчера полковник Михненко с этим приезжим подполковником устроили пьянку…

Крутый невольно поморщился в ожидании подробного рассказа о том, чего и сколько усидели господа офицеры, и как они буянили после этого. – Вы уверенны, что все это имеет значение для следствия? – Переводя взгляд с лица майора на давешнюю папку, спросил он.

– Вам лучше судить. Разрешите, я продолжу?

– Продолжайте, – пожав плечами, вздохнул Крутый.

– Так вот, разошлись они уже за полночь, но наш командир, почитай, совсем лыка не вязал, а этот приезжий подполковник – ничего, как и не пил вовсе.

– Вот как? – Вновь обретая интерес к обстоятельствам нынешней ночи, заторопил представитель военной прокуратуры.

– После того, как они разошлись, – продолжал Расторгуев, – подполковник вернулся в офицерское общежитие, но перед тем, как идти к себе, тринадцать минут провел в комнате одного из офицеров приехавшей с ним группы. Некоего лейтенанта Сундукова.

– Но это еще может ничего не значить – медленно произнес следователь.

– Вот и я так в начале подумал, – расплылся в улыбке особист, – мало ли, сигарет зашел попросить, или распоряжение на завтрашний день дать.

– Ну?

– Так вот, сегодня этот самый лейтенант, ничем так, особо не занимаясь, приклеился к старшине первой роты старшему прапорщику Захаркину с разговорами: долго ли он здесь служит, не случалось ли чего за это время, особо в последние годы, а паче всего, – что здесь делает комиссия из военной прокуратуры.

– И что же ваш прапорщик? – Скрывая охватившее его возбуждение, проговорил Крутый.

– Как положено! – Майор похлопал себя по груди, где под кителем чистым тоном стучала одна из трех компонент истинного чекиста, – Все при мне сообщил под роспись. Так что, все тут.

"Вот оно! Вот оно и случилось!" – возбужденно думал про себя следователь, вслушиваясь, как учащенно бьется его сердце: "Вот он, след!"

– Спасибо, Родион Степанович, – он поднялся, протягивая майору руку. – Это очень важная информация. Продолжайте наблюдение. Глаз с них не спускайте. Чуть что новое – сразу докладывайте лично мне. Днем, ночью, – не имеет значения.

– Есть, товарищ подполковник! – Расторгуев подскочил, несколько озадаченный таким порывом экспрессии обычно сдержанного и молчаливого следователя.

"Они все знают", – сверлила мозг полковника неотвязная мысль. "Знают куда больше, чем мы. Если это так, то группа Дунаева с боеголовками, очевидно где-то на территории страны. И вся их чертова организация, откуда-то проведав о следствии, принимает меры. В таком случае, ой-ей-ей что может быть! Скажем, отзовет завтра Президент эту комиссию, а послезавтра возьмет, да и долбанет здесь, скажем, склад авиабомб, как раньше под Владивостоком! Тогда тут точно не разберешь, когда и что было", – в эту минуту у Крутыя возникло внезапное желание поднять в ружье комендантский взвод и одну из рот охраны и взять с налету под стражу всю эту, так называемую, "комиссию". Он протянул руку к кнопке звонка.

"А если нет? Если действительно это комиссия из управления по тылу, и действительно подполковник посреди ночи заходил к своему подчиненному за сигаретами, а лейтенант этот, оболтус, допустим, чей-нибудь сынок. А из Москвы сейчас выслан, скажем, для того, чтобы после своих шалостей высокому начальству глаза не мозолить? И старшину он расспрашивает не потому, что работа комиссии его интересует, а оттого, что от безделья мается. Возможно такое? Отчего нет? А если даже и правда, что люди из этой комиссии связаны с группой Дунаева, в командировочном предписании у них совсем другое значится. Вот и доказывай потом, что они отъявленные враги, а вовсе не с тобой приступ паранойи от общего переутомления приключился. " Крутый убрал руку от кнопки звонка и нервно застучал пальцами по столу. "Да, задачка… Одно ясно – брать их сейчас нельзя. Да это, черт возьми, и не моя работа, если вдуматься. А чья? Ну, скажем, тех же ФСБшников…" – эта мысль поразила его так, что он бы непременно сел, если бы уже не находился в этом положении. "Господи! Ну, конечно же! Как же я сразу не понял? Вот же оно все, на поверхности. Группа из Департамента по борьбе с терроризмом уже на подлете, с минуты на минуту будет здесь. Значит, ситуация под контролем? Значит, вот зачем они сюда летят! А я то, дурак, не понял. Впрочем, и не мог понять. Но поторопился, поторопился… Не надо было звонить Самому. Хотя, почему не надо? Я делал выводы из тех фактов, которые имелись в моем распоряжении, и проявил разумную бдительность. Бдительность и паникерство совсем не одно и тоже. Теперь поступили новые вводные, следовательно, ситуация изменилась. То есть, что она изменилась быстро, не моя вина, так что корить мне себя не за что. Надо звонить и уточнять совместные действия, исходя из сложившейся обстановки. Причем, сделать это надо до того, как сюда приедут люди из ФСБ." Крутый поднял трубку телефона прямой правительственной связи, и повернул ключ шифратора.

Говорить о том, что главный борец с терроризмом в стране, где разбойники становятся национальными героями, должен быть человеком не робкого десятка, по меньшей мере, странно. В этом отношении генерал-майор Кочубеев, возглавлявший Департамент по борьбе с терроризмом, представлял великолепный образчик отваги, слывшей отчаянной даже среди видавших виды бойцов антитеррористических спецподразделений. Происходя родом из терских казаков, он не так давно получил от Казачьего круга предложение принять должность атамана терского войска. И хотя, сославшись на "служебные обстоятельства", отклонил это предложение, человека более подходящего для подобной должности сыскать было трудно. Сегодня, получив от Самого приказ срочно прибыть в Кремль, он только полупрезрительно хмыкнул и велел закладывать автомобиль. Не то, что бы он не уважал или недолюбливал Президента, но всякие попытки штатских штафирок вмешиваться в дела службы почитал глупыми и бесполезными.

Президент ожидал генерал-майора в своем кабинете, пребывая в состоянии усталом и раздраженном.

– Ты что это, Иван Михалыч, – поздоровавшись, начал он, подымаясь из-за стола и делая шаг в сторону гостя, – Говорят, свои какие-то шахер-махеры устраиваешь.

– Кто же такое говорит?! – возмутился Кочубеев, крепко пожимая протянутую для приветствия ладонь.

– Кто надо, тот и говорит, – недовольно буркнул Президент. – Что у тебя там, под Энском творится?

Подобного вопроса генерал ожидал, да и не мог не ожидать. Кому бы он был нужен, когда бы не умел предугадывать возможные направления атаки противника. Поэтому, придав лицу выражение тревожно-бдительное, как на плакате: "Тише! Враг подслушивает!", он для пущей важности огляделся по сторонам, словно выискивая в углах комнаты этих самых врагов, и, перейдя на драматический полушепот, начал:

– Я не хотел вас заранее тревожить, господин Президент, однако положение действительно вызывает беспокойство.

Верховный Главнокомандующий всея Руси, привыкший к неопределенной уклончивости своих ближних бояр, несколько опешил от упреждающего встречного удара и, смешавшись, медленно произнес:

– Ну – у… Что там у нас стряслось?

– По нашим агентурным данным, – все тем же тоном продолжал Кочубеев, отчетливо проговаривая каждое слово, чтобы придать ему звучания и весомости – со складов в Энске-7 похищены ядерные боеприпасы. Возможно, в скором времени может ожидаться глобальная провокация с применением ядерного оружия, – продолжал блефовать он. – Однако, пока сведения мною лично не проверены, я счел необходимым провести уточнение обстановки. В данный момент в Энск-7 направляется группа полковника Данича, точнее, – генерал посмотрел на часы, – она должна быть уже там.

– Ну– у, это ты, понимаешь, зря. – Произнес Президент, несколько смущенный быстротой и точностью ответа. – Мне уже обо всем известно.

"Ну, и кто ты, после этого" – невольно подумал Кочубеев, не спуская с Президента исполненного рвения взгляда – "А случись что? Кто под топор пойдет? То-то же – мы. Департамент по борьбе с терроризмом не досмотрел".

В кабинете установилось неловкое молчание, Президента мучили мысли о каналах утечки информации, о неверности приближенных и о предательстве в целом. Неловкую паузу прервал телефонный звонок. Автоматически взглянув на номер абонента, Президент поднял трубку.

– Господин Президент, – послышалось в трубке, – докладывает подполковник Крутый.

– Слушаю вас, подполковник!

– У меня есть веские основания предполагать, что мне удалось выйти на след группы, организовавшей похищение боеголовок.

– Ну– у. Это прекрасно. – Улыбнулся Сам, запоздало указывая Кочубею на кресло. – Я знал, что у вас получится.

– К сожалению, эти подозрения связаны с деятельностью комиссии из Минобороны, о которой я вам вчера докладывал.

– Вот оно даже как, – нахмурился Президент. – А ты, брат, часом не преувеличиваешь?

– Никак нет! – Четко отрапортовал Крутый. – У меня очень

веские основания для подозрений.

– Ладно, слушай меня. Тут сейчас сидит начальник

Департамента по борьбе с терроризмом. Мы с ним согласовываем детали взаимодействия твоей следственной бригады и его орлов. Подробности получишь вечером, пока же говорю тебе одно – за следствие отвечаешь ты, а все, что касается вашей безопасности и общей оперативной работы – дело… Президент перевел глаза на генерала Кочубеева и пощелкал пальцами, прося его напомнить фамилию командира группы:

– Полковник Данич, – тихо произнес начальник Департамента.

– Полковника Данича, – повторил Президент, одновременно делая пометку в своем рабочем блокноте. – Еще вопросы есть?

– Никак нет, господин Президент, – отчеканил Крутый.

– Тогда до связи. Успехов вам, Николай Емельянович. – Он положил трубку. – Ну что ж, Иван Михайлович, вернемся к этим самым боеголовкам.

Телефон в информационном агентстве "Кордон" зазвонил долго и протяжно, как сигнал боевой тревоги.