Текст книги "Танцы на минном поле"

Автор книги: Владимир Свержин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– То есть, ты хочешь сказать?… – Полковник воздел вверх указательный палец, словно предвкушая стоящее на пороге открытие. – Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с пластической операцией?

– Вероятнее всего, – подтвердил предположение начальника Повитухин. – Таким образом, внешность у него новая. Документы у него, скорее всего, тоже новые. И, как Платова, Андрея Дмитриевича, его в этой стране никто не знает, кроме, конечно, Чаклунца, если мы все верно расчитали.

– Скорее всего, ты прав, – помолчав немного, согласился полковник. – Но это, может быть, нам только на руку. С дачи что-нибудь слышно?

– В Кирсаново все тихо, – ответил Повитухин. – Ни Чаклунец, ни Митрофанов видимых попыток с кем-нибудь связаться не делают. Чаклунец, по словам капитана Самойлова, который с ним остался, мрачен. Но, судя, по его характеру, это может быть его нормальное состояние. А кроме того, с мозгами же у него все в порядке. Наверняка он понимает, что наш “тимуровский десант” не просто так, из почтения к нему, оставлен.

– Понимает, конечно же, – кивнул Коновалец. – Ничего, он человек военный. Ему объяснять не надо, что да почему делается. Насчет рукописи, что у нас слышно? – Безо всякого перехода продолжил он.

– Пересняли, отправили обратно Игорю Васильевичу. Я просматривал. Написано интересно, но по нашему делу, естественно, ничего нет.

– Я тебя о другом спрашиваю, – насупился контрразведчик. – Никто и не ожидал, что он там будет расписывать, как он с Платовым Лаврентьева уламывал. Вы письмо сделали?

– Конечно, Геннадий Валерьянович. Все сработали – и почерк на конверте воспроизвели, и штемпель московский поставили, и в Звенигород отвезли. Так что, завтра с утра можно обкладывать дупло по полной программе.

– Вот и отлично. Да, что там у тебя с этим МИДовским, – Коновалец замялся, подыскивая сколько-нибудь парламентское выражение, – сексуал-меньшевиком?

Повитухин тяжело вздохнул:

– Вот тут, Геннадий Валерьянович, полный бред получается.

– Что, запутался? – Хмурясь, спросил полковник.

– Если бы! – Хмыкнул Повитухин, открывая принесенную с собой кожаную папку. – Несет, с перепугу, всякую ахинею. Не могу понять, где правда, а где у него от ужаса в мозгу клепки повылетали. Да вы сами поглядите, – Степан Назарович протянул начальнику мелко исписанный лист.

Это были материалы допроса, точнее, чистосердечное признание, так как задержание, естественно, не оформлялось, и по документам выходило так, что, гуляя по заснеженному скверику, Руслан Альбертович неожиданно для себя принял решение заскочить на Лубянку и снять груз вины со своей исстрадавшейся души.

“Григория Кружилина я знаю около семи лет, с тех пор, как он работал в советском посольстве в Колумбии. Знакомство наше нельзя назвать близким, однако, мы часто встречались по работе в девяносто втором – девяносто третьем годах, когда Г. Кружилин был переведен в центральный аппарат МИДа. Позже я видел его значительно реже, а в девяносто пятом году и вовсе потерял из виду. Прошел слух, что Г. Кружилин погиб в автомобильной катастрофе. Однако, летом этого года я вновь встретил его при весьма неприятных для меня обстоятельствах. Зная о моей нетрадиционной сексуальной ориентации, он, оставаясь в тени, организовал мое знакомство с гражданином Н. и заснял при помощи видеокамеры момент наших интимных отношений. Пользуясь компроматом, в июле этого года он потребовал от меня оформить ему дипломатический паспорт на имя Ледникова Григория Эдуардовича. В противном случае он угрожал передать отснятую кассету моему тестю, человеку старой закалки и весьма строгих взглядов. Для меня это означало бы крушение семьи, конец карьеры и ряд других неприятностей. Для чего понадобился Кружилину паспорт на имя Ледникова, я не знаю, и как он им воспользовался, мне неизвестно. В обмен на паспорт Г. Кружилин вернул мне компрометирующую меня кассету, но предупредил, что у него имеется еще одна, подобного содержания. Угрожая разглашением моей тайны, он потребовал от меня передать через спецпочту два письма на имя Президента в середине сентября и в начале октября этого года. Зачем это ему понадобилось, и что содержалось в письмах, мне тоже неизвестно. После отправки писем Кружилин вернул мне кассету, и с тех пор я его не видел и ничего о судьбе его не знаю”.

Коновалец свернул листы, и, словно в подзорную трубу, уставился на Повитухина.

– Секретная президентская почта из МИДа? В середине сентября? – он подошел к столу и почти рухнул в кресло. – Степан Назарыч, да ты понимаешь, что это такое?! – Полковник потряс в воздухе показаниями Агеева. – Это же начало всей нашей чертовой ядерной истории. У тебя ориентировка на Кружилина готова?

– Так точно, Геннадий Валерьянович.

– Немедленно гони ее по всем инстанциям! Из-под земли пусть мне его вынут! Брать живым или мертвым, но лучше живым!

Глава 28

Поздний визит прапорщика Голушко не значился в расписании приемов полковника Данича. Последние недели они практически не встречались, лишь изредка сталкивались на взлетном поле, обмениваясь приветствиями. То немногое, что было известно Голушко, он поведал еще в самом начале поисков, и с тех пор горюче-смазочные проблемы полка его интересовали куда больше, чем ход следствия. И вот, вдруг…

– Хорошо, проси, – пожал плечами Данич, застегивая распахнутый китель, дабы предстать перед прапорщиком в виде, подходящем для официальных бесед. – Да, и еще. Найди подполковника Крутыя. Скажи ему, что тут, вроде бы, появились какие-то новости.

В том, что новый визит Голушко обещает новости, Данич не сомневался. Других причин для посещения у прапорщика не было. Голушко возник на пороге спустя пару минут, всем своим видом выражая виноватую нерешительность, какая бывает у людей мягких и тактичных, вынужденных своими мелкими проблемами отрывать от серьезных дел высопоставленных людей.

Данич подавил невольную улыбку, вызванную неказистой выправкой посетителя.

– Здравия желаю, Федор Афанасьевич, – мягко сокращая дистанцию, разделяющую лейб-гвардии полковника и прапорщика службы ГСМ, кивнул Данич. – Присаживайся, в ногах правды нет. – Он кивнул на стоящий возле койки деревянный стул, обитый потертым дерматином.

– Да я… – Замялся прапорщик, снимая шапку и начиная комкать ее, как гончар разминает глину для очередного горшка. – У меня вот…

– Толком говори, Афанасьич, – Данич похлопал его по плечу. – Что телишься? Я тебя не съем.

– Тут такая странная дребедень получается, – выдавил из себя Голушко. – Мой сын тут… из Москвы вернулся… Так он… Теперь… Вот… Говорит, что ему… То есть у него… В общем, сообщение у него для вас, – собравшись с силами, выпалил он.

– Сообщение?! – Данич испытующе посмотрел на собеседника. – Что еще за новости?! А кто таков твой сын?

– Он это… журналист. Из здешней газеты. Летал в Москву, а потом его, говорит, то ли похитили, то ли что. Я не совсем понял. А вот сегодня прилетел на московском борту и-и-и… Он это…

– Афанасьич, ну что ты тянешь кота за лапку! – Возмутился полковник, любивший быстроту и четкость действий и слов. – Что он “это”?

– В общем, он прилетел в лейтенантской форме и с документами.

– С какими документами? – Нахмурился Данич.

– Обычными. Удостоверение командировочное, офицерская книжка…

– Погоди-погоди, – остановил его антитеррорист. – По твоим словам выходит так – твой сын работает здесь журналистом, верно?

– Так точно, – отозвался Голушко.

– По своей работе его занесло в Москву. Кстати, что ему там понадобилось?

– Вроде какая-то пресс-конференция про ядерное оружие, – смущаясь, начал прапорщик.

– Ты, что ли, сболтнул? – Сурово исподлобья глядя на Голушко, спросил Данич.

Прапорщик замялся.

– Я, я… Ну что вот, группу ищут. – Лицо прапорщика начало приобретать цвет, средний между красным и фиолетовым.

– Сболтнул, – обречено махнул рукой Данич. – Мать твою ети! Что ж ты, не понимаешь, о чем можно говорить дома, о чем нельзя?! Дите малое, в самом деле! – полковник возмущенно повернулся спиной к окончательно оробевшему посетителю. Гнетущее молчание продолжалось, пока Данич, наконец, не успокоился и не явил насмерть перепуганному собеседнику свой светлый лик. – Ладно, проехали. Продолжаю дальше. После конференции твоего сына кто-то похитил, спустя некоторое время он появился на плановом военном рейсе в форме и при документах. С известием для меня. Все верно?

Голушко кивнул, преданно глядя на грозную фигуру полковника. Дар речи, который и в лучшие времена не был его главным украшением, все еще не вернулся к нему.

– Ты, кстати, документы внимательно смотрел, не фальшивые, часом?

– Похоже, что настоящие, – неуверенно начал прапорщик. – Как по мне, так вполне настоящие.

– Вполне настоящие, – задумчиво повторил полковник, пройдя через комнату и подойдя к двери. – Оч-чень з-занятно. – Он ухватился за рукоять все еще торчавшего из двери кинжала, и резко дернул его на себя. Вышедший из древесины клинок хищно блеснул в свете тусклой лампы. – Ладно, Афанасьич, – наконец изрек полковник. – Давай сюда своего сына, выясним, что к чему.

Младший Голушко не заставил себя долго ждать. Ростом и статью он сильно напоминал своего отца, хотя был повыше и худощавее.

– Добрый вечер, товарищ полковник, – совсем по-штатски поздоровался он, входя в комнату общежития. – Меня просили передать вам все вот это, – он протянул Даничу объемистый пакет со сложенной военной формой. – И еще документы.

Полковник принял документы из рук молодого человека и небрежно кивнул в угол:

– Кулек поставь туда.

Он открыл офицерскую книжку и начал разглядывать ее на свет: шрифт, фактура бумаги, подпись, печать на фотографии.

– Похоже, очень похоже, черт возьми!

– Виктор Юрьевич, – обратился к нему корреспондент. – Люди, которые мне дали эти документы, утверждали, что они настоящие. И я склонен им доверять.

– Хорошо, предположим, – кивнул Данич, пряча документы в карман кителя. – Давай, выкладывай: что за люди, что велели передать?

– Видите ли, Виктор Юрьевич, – Голушко-младший поднял вверх правую руку, наподобие римского оратора, собирающегося толкнуть речь перед восхищенной толпой. – Тут такая детективная история получилась, что я сам пока толком не могу понять, что же со мной произошло.

– Хорошо, – Данич сцепил руки в замок. – Тогда давай по порядку, только четко и без рассусоливаний. – Ты был в Москве, на пресс-конференции по ядерному оружию, верно?

– Верно. Я был на пресс-конференции в Центре общественных связей ФСБ. Так вот, когда я выходил оттуда, меня, буквально, похитили два человека…

– Что за люди?

– Молодая и очень славная девушка, и мужчина, примерно лет тридцати, может, чуть больше.

Почему похитили именно вас?

Журналист смущенно посмотрел на стоявшего перед ним полковника.

– Я-я задал вопрос по работе вашей группы, а они были в зале, услышали…

Данич раздраженно дернул усом.

– Что за дело им было до того, что вы спросили? – Резко прервал он скорбную повесть младшего Голушко. – Девушка назвала себя автором той самой статьи, из-за которой разгорелся весь сыр-бор. Вы, может быть, читали?

– Читал, – кивнул Данич. – Бред болезненный.

– Ну, вам виднее, – развел руками журналист. – А мужчина, как оказалось, был тот самый офицер ФСБ, который дал ей материалы.

– Офицер ФСБ? – Переспросил полковник. – Он тоже был в Центре общественных связей?

– Кажется, да. Я, по-моему, его тоже там видел.

– Ладно, разобрались на первый случай, – тяжело вздохнул Данич. – Что велели передать, и почему через тебя?

– Почему через меня? – Младший Голушко задумчиво пожал плечами. – Видимо, эти люди хотели связаться с вами непосредственно, так сказать, на личном уровне.

– Хорошо, допустим, – кивнул полковник. – Что вы должны передать мне?

– Я не совсем четко понимаю, о чем идет речь, поэтому постараюсь говорить с точностью магнитофона.

– Вот это правильно. Вот за это хвалю.

– Во-первых, мне следует извиниться за нечаянную перестрелку, имевшую место несколько дней тому назад.

– Стоп-стоп-стоп! – Губы полковника тронула неожиданная улыбка. – Перестрелка в горах. А ну-ка, поподробнее. Кто с тобой говорил о перестрелке?

– Со мой говорила девушка. Журналистка. Но, насколько я понял, речь шла о двух мужчинах, по-моему, тоже офицерах ФСБ, которые приехали уже после того, как меня вывезли из Москвы.

– А ну-ка, опиши мне этих мужчин, – требовательно произнес Данич.

– Один высокий, метра два, темноватый и, почему-то, с бородой. Я раньше думал, что на службе бороду носить запрещено.

– Не всем, – покачал головой полковник. – А они, часом, не чечи?

– Нет, не похоже. А судя по выговору, один сибиряк, а другой, кажется, с Украины. Этот высокий, сибиряк, насколько я успел разобраться, там вроде начальника. А второй, он ростом пониже, но такой, знаете, крепкий. Он все больше молчал.

– Хорошо. Какие-нибудь особые приметы у него были?

– Да, – подтвердил журналист. – Он ранен в ногу. Ниже колена.

– Ранен в ногу, – рассмеялся Данич, закладывая руки за голову. – Елкин дрын! Ну, времена пошли! Мало того, что чуть друг друга не перестреляли, так еще и впустую столько времени окрестные горы и ущелья перепахивали.

– Вот тут не совсем так, – младший Голушко настораживающе поднял вверх указательный палец. – Вам велено передать, что объект действительно находится в том ущелье, где была перестрелка. Но в другом месте. По словам девушки, скорее всего, точное месторасположение объекта будет известно им на днях. Как только они это установят, они тут же свяжутся со мной, а я, естественно, с вами.

– Пон-нятно! – Кивнул полковник, напряженно глядя на собеседника. – Дальше что?

– Мне также велено передать, что ущелье следует перекрыть засадами, поскольку там может появиться человек, который действительно стоит за всем этим. – Голушко замолчал, переводя дыхание.

– Кто такой, что за человек? Имя? Фамилия?

– Только описание, – развел руками журналист. – Рост выше среднего, телосложение спортивное, волосы темно-русые, глаза серые, губы тонкие, уголки чуть опущенные. Особых примет нет. Вооружен, очень ловок, быстро ориентируется в обстановке, – выпалил молодой человек. – Все точно, словно в слово.

– На Артиста не похож, – задумчиво произнес Данич.

– На кого не похож? – Непонимающе спросил Голушко-младший.

– Добрый вечер, – поспешно вошел в комнату следователь. – Надеюсь, я не помешал?

– Входи, Николай Емельянович, входи. Послушай. Давай, родной, продолжай, – обратился он к младшему Голушко, пропуская мимо ушей вопрос об Артисте.

– Эти люди просили вас сделать следующее: дать в средствах массовой информации обширный материал по поводу объекта, напирая на то, что вы его обнаружили и все предотвратили, – продолжил свой доклад “почтовый голубь”.

– Понятно, – кивнул Данич. – Что-нибудь еще?

– Да нет, по-моему, все.

– Ну, спасибо, удружил, – антитеррорист с силой сжал руку журналиста, от чего тот невольно охнул. – Пошли, я тебя провожу. Надо с тобой бойца отправить, так сказать, для экстренной связи. Пусть эту неделю рядом побудет. На всякий случай.

Возвращаясь, полковник Данич застал следователя перекуривающим у входа в офицерский барак.

– Ну что, введешь меня в курс дела? – усмехнулся Крутый, затягиваясь сигаретой.

– Конечно, – кивнул Данич. – В общем, так… – Он принялся пересказывать полученную от младшего Голушко информацию, убирая длинноты и сопровождая свои слова выразительным рубящим жестом. Дослушав его, Крутый некоторое время молчал, задумчиво глядя в небо, и, наконец, изрек:

– Виктор Юрьевич, ты меня, конечно, извини, но это вполне может быть провокацией. Некто заинтересованный, столкнувшись с тобой в ущелье, по какой-то причине пытается сбить тебя с толку и замкнуть круг твоих поисков на этом самом ущелье. Тебе ведь неизвестно, что именно искали в пещере те двое.

– Трое, – поправил его полковник. – Первый, убитый на тропе, был чеченец – проводник. Остальные, по утверждению Голушко, вовсе не из этих мест.

– Ну, это еще ничего не значит, – парировал следователь. – Как знаешь. Я тебе описание подозреваемого дал, вот возьми, и проверь по своим каналам, не объявлен ли он во всероссийский розыск. И если объявлен, то кем, и по какому поводу. Поскольку, если все обстоит именно так, как утверждают наши неизвестные друзья, то вариантов у преступника два: затаиться до поры, до времени на территории страны с последующим уходом за рубеж, или же предварительный рейд сюда для проверки тайника. Потому как, если мы все уже нашли, то никого тут уже нет и опасаться больше нечего. За исключением, конечно, туземцев. Но, я так понял, наш противник – мужик рисковый, и скорее всего, его это не остановит. Так что, оставить засаду – ход вполне толковый.

– А если боеголовок там и вовсе не было?

– Николай Емельянович, – минуту помолчав, вздохнул Данич. – Если боеголовок здесь нет, то мы с тобой два законченных идиота, и, в лучшем случае, нам следует проситься в отставку, разводить огурцы на продажу. Потому как никаких иных версий местонахождения нашего объекта нет и в помине. Но, по логике вещей, боеголовки действительно должны быть там, в ущелье. Так что, поступай уж, как знаешь, хочешь, дело на меня открывай, хочешь, работай. Но пока за операцию отвечаю я, мы будем действовать так, как я прикажу. Надеюсь, это ясно? – резко отчеканил полковник.

– Я вынужден сообщить о ваших действиях Президенту.

– Давайте, товарищ подполковник, – кивнул антитеррорист, – сообщайте. Это ваше законное право. Да, вот еще что, – он похлопал себя ладонями по карманам. – Черт, курить бросил. Дай-ка мне зажигалку.

Недоумевающе глядя на полковника, следователь выполнил просьбу.

– Хорошая у тебя зажигалка, – похвалил он, читая на ее боку надпись “Zippo” и выщелкивая язычок пламени. – Зиппо – огонь, который вы пронесете через всю жизнь! – произнеся эту рекламную фразу, Данич вытащил из кителя документы “лейтенанта” Голушко и поднес их к огню. Пламя лизнуло зеленый картон обложки, и, добравшись до бумаги, радостно полезло вверх.

– Что вы делаете, товарищ полковник?! – ошеломленно выкрикнул Крутый.

– Я? Уничтожаю фиктивные документы на имя лейтенанта Голушко. Насколько мне известно, в штате российской армии такой не значится.

– Вы с ума сошли! – накинулся на него следователь. – А если это провокация? Если тот же Артист водит вас за нос? Прекратите немедленно! Эти документы необходимо приобщить к делу! Я требую…

– Товарищ подполковник, прекратите нарушать субординацию. Требую здесь я! Ну, а так, между нами, запомни вот что: какие-то ребята, которых я пока не знаю, но очень подозреваю, что из контрразведки, наплевав на клановые интересы, стараются помочь нам в решении общей задачи… Молчи, дай договорить! – перебил он пытающегося вставить слово следователя. – Где, кто и что при этом нарушил, мне это, честно говоря, до лампочки. Хочешь, крути сам, я тут тебе не помощник. Но запомни одно, полковник Данич своих друзей н-не подставляет. Вот так-то! А это, – он тряхнул обуглившимися остатками документов, от чего те распались в прах и развеялись по ветру, – можешь приобщать к делу. Все, товарищ подполковник, вы свободны. – Он четко козырнул и, развернувшись, зашагал в направлении штаба полка.

Генерал Кочубеев опустил телефонную трубку на рычаг и задумчиво потер переносицу. – “Значит, вот так вот”, – пробормотал он, поднимаясь из-за стола. – “ Значит, все-таки обскакали”.

– Колька! – крикнул он, пренебрегая кнопкой вызова. – Ходи сюда!

Лейтенант Николай Садовый влетел в кабинет с тем проворством, с которым голивудские герои врываются в бандитские логова, и памятником застыл на пороге в ожидании приказа.

– А ну-ка, брат, принеси мне последнюю ориентировку, которую контрразведчики выдали.

Едва ли не через минуту он вновь стоял на пороге кабинета с листом бумаги в руках.

– Спасибо, Коля, – поблагодарил генерал, принимая распечатку из его рук. – Угу… Угу… Рост выше среднего, глаза серые… Все точка в точку. Кружилин, он же Ледников. Бывший, из наших. Первое Главное Управление. Такие вот дела, Коля. Обскакал нас Тимофей Прокофьевич. А? Что скажешь?

– Товарищ генерал-майор, – чуть насупившись, начал лейтенант Садовый, генерал-лейтенант Банников, насколько я понимаю, напал на след организатора преступления; мы же – на след похищенных боеголовок. Однако, это еще не повод для того, чтобы говорить, будто контрразведке удалось нас опередить.

– Эт-то точно, – хмыкнул Кочубеев. – Напали мы на след. А след отбивается и в руки не дается. А в том, что ничего еще не решено, это ты прав. Ну, да когда решится, – поздно будет. У нас дома говаривали: “Лучше пирог гуртом, чем кизяк одному”. Понял, к чему я речь веду?

– Так точно, товарищ генерал. Надо с генералом Банниковым на мировую идти.

– Идти на мировую, – усмехнулся Кочубеев, усаживаясь на стол и скрещивая руки на груди. – Молод ты, брат, зелен. С мировой побежденный к победителю ходит. Мы же себя в побежденных не числим. Тем более, что у нас и не война, а, как в прежние времена, до демократии, говорили, соцсоревнование. Разницу чуешь, друг ты мой ситцевый.

– Так точно, – вновь отчеканил лейтенант Садовый, ценимый генералом не столько за лощеные манеры, сколько за сообразительность. – Нужна неофициальная встреча в теплой и дружеской обстановке. – Он на минуту умолк. – Товарищ генерал, завтра юбилей генерал-майора Миколаевского, начальника снайперского центра в Коробовке. Намечается фуршет. И вы, и Тимофей Прокофьевич входите в число попечителей центра, так что, вполне удобное время и место для встречи.

– Голова ты, Колька, голова! – улыбнулся Кочубеев. – Дело говоришь. Тогда, давай вот что: на сегодня ты мне уже больше не нужен, жми-ка резвой рысью, озаботься подарками.

– Есть! – выпалил лейтенант Садовый и исчез за дверью.

Мишени изображали коварных преступников в шапках с прорезью для глаз, прикрывавшихся, в виде живого щита, заложницами, одетыми, видимо для накала страстей, в бикини, едва заметные с дистанции десяти метров. Красный огонек скользнул по переносице рисованного злодея. Спустя секунду там красовалось аккуратное отверстие. Грохот выстрела, упрятанный в секции глушителя, звучал не громче одинокого аплодисмента. Брат-близнец вышеупомянутого террориста, стоявший немного правее, был поражен подобным же образом, хотя и другой рукой.

– Прекрасная работа! – похвалил генерал-майор Кочубеев, разглядывая в стационарно установленный бинокль аккуратные дырочки над переносицей, издали напоминавшие ритуальные пятнышки индийских девушек. – Разрешите-ка, Тимофей Прокофьевич, я попробую.

– Попробуйте, Иван Михайлович, попробуйте.

Генерал-лейтенант Банников еще раз взглянул на пораженные мишени, сделал приглашающий жест рукой Кочубееву, уступая место у барьера. Подошедший адъютант принял из его рук генеральский “Хеклер и Кох” и исчез так же тихо, как появился.

– Лично я, Тимофей Прокофьевич, предпочитаю револьвер, – с какой-то неподражаемой ленцой в голосе поведал присутствующим генерал Кочубеев. – Отцовский наган был едва ли не самой любимой игрушкой детства. – Он поднял на уровень глаз вороненый Кольт “Питон” и начал прицеливаться.

Здесь генерал слегка лукавил. Подобное долгое прицеливание было ему не нужно. Генерал-майор Кочубеев считался признанным мастером интуитивной стрельбы, и потому, навскидку, от пояса, цель бил без промаха. Однако же, стрелять лучше, чем человек, с которым собираешься налаживать контакт, особенно же, если этот человек гордится своей стрелковой подготовкой, знак дурного тона.

– Потом, – продолжал Иван Михайлович, плавно нажимая на курок, – когда в кино начали показывать все эти “Лимонадные Джо” и прочее, я вообще в револьвер влюбился, как в девушку.

– В глаз! – удовлетворенно крякнул Банников, припадая к окулярам бинокля. – Точно в глаз, словно белку!

Кочубеев перенес огонь вправо, но выстрелил уже практически не целясь. Пуля легла на два пальца выше банниковской.

– Отличный выстрел! – похвалил генерал-лейтенант. – Прямо наповал.

– Ну, так, и мы кое-что умеем, – отозвался Кочубеев, лихо сдувая пороховой дымок, и воспетым в десятках кинолент переворотом вгоняя револьвер в кобуру. – Ну что, Тимофей Прокофьевич, возьмете меня в свою великолепную семерку?

– Что за вопрос? – расплылся в улыбке Банников. – Кого же еще, как не вас?

Генералы вышли на воздух из помещения тира, и многочисленная свита потянулась вслед за ними.

– Да, хорошо поработали, – как бы в никуда произнес Кочубеев, когда генералы остались одни. Быстро соображавшая свита, по достоинству оценив сближение двух монстров секретной службы, под отстала, оживленно общаясь между собой, обсуждая увиденное, вести с полей и ожидаемой ужин. – Вот уж, верно! – Иван Михайлович поднял вверх кулак, – вместе мы – сила.

– Ну, так о чем речь! – отозвался Банников, давно уже смекнувший, что юбилей начальника полигона является лишь поводом для встречи. – Я всегда утверждал, что самые толковые ребята Комбината либо у вас, либо у меня.

– Тут двух мнений быть не может, Тимофей Прокофьевич, – кивнул генерал-майор. – И последнее дело – тому лишнее доказательство.

– Эт-то ты о чем? – словно не понимая, к чему клонит Иван Михайлович, осведомился Банников.

– Полноте, Тимофей Пркофьевич! Мы тут одни, к чему прибедняться? О боеголовках из Энска, о чем же еще?! Мы ваш следок еще оттуда срисовали.

– Ну, срисовать-то, положим, срисовали, но сделать с этим ничего не смогли.

– Тимофе-ей Прокофьевич, – с улыбкой протянул Кочубеев, – ну что вы такое говорите? Разве это “не смогли”? Это у Самого там задвиги. Он на почве своего тотального недоверия, того и гляди, таких дров наломает! Сегодня он верит одному, завтра не верит другому, а на следующий день не верит никому. Разве можно так работать?! Но мы – то с вами, Тимофей Прокофьевич, не Президенту служим. Мы кто? Федеральная Служба Безопасности России. Чувствуешь, России! У Президента своих орлов из ФСО хватает.

– Верно говоришь! – кивнул Банников. – Пора бы Самому начать с нами считаться. Кстати, мне тут с мест докладывают, что твой Данич уже, не сегодня– завтра эти чертовы боеголовки сыщет.

– Работаем, Тимофей Прокофьевич, работаем! Полковник Данич свое дело знает. Ну, вашу-то ориентировку я тоже читал. Так что, каждый – на своем боевом посту. А эта ваша последняя идея дать информацию в СМИ, будто заряды обнаружены – это толково! Признайтесь, Коновалец придумал?

– Да-а-а, – протянул Банников, лихорадочно соображая, о какой кампании в прессе идет речь. – Геннадий Валерьянович у нас голова.

“Ему палец в рот не клади!” – про себя подумал Кочубеев. Но вслух продолжил:

– Кружилина мы теперь возьмем, это дело времени. Главное, крылья у него теперь обрезаны. Теперь его надо с толку сбить, заставить нервничать, метаться. Сейчас самое время “наверх” идти, пока еще не поздно.

– Ну что? – Банников протянул Кочубееву руку. – Сообща?

Ответом ему было крепкое мужское рукопожатие.

Дослушав до конца совместный доклад Банникова и Кочубеева, Президент задумчиво уставился в полированную поверхность стола, словно выискивая на ней слова для ответа.

– Все, что вы говорите, вероятнее всего, правильно. Но боеголовки до сих пор не найдены, и преступник все еще разгуливает на свободе. А это означает, что риск, по-прежнему, существует. Кто-нибудь из вас может мне поручиться, что боеголовки действительно находятся в ущелье, а не в море, и что их, скажем, нельзя взорвать дистанционно?

– Разрешите, господин Президент, – вставил слово генерал Кочубеев. – Технически это очень трудно. Для этого надо иметь…

– Трудно, трудно!.. – хмуро прервал его Президент. – Трудно – не означает, невозможно. Для этого надо иметь ядерные заряды, а мы убедились, что преступник их имеет. Рисковать подобным образом я не могу. Так что, товарищи генералы, отменять операцию пока рано. Времени у нас действительно мало, но несколько дней все-таки есть. А потому, действуйте, товарищи генералы, действуйте! План, предложенный вами, я одобряю. Единственно, что писать о том, что террористы похитили боеголовки, а вы их нашли, нельзя ни в коем случае. Лучше упомяните, что некие злоумышленники попытались похитить ядерное оружие, но им был дан достойный отпор. Народ порадуется, а тот, кто надо, поймет и без наших комментариев. Детали, я думаю, у вас есть, кому сочинить.

– Так точно, господин Президент!

– Ну вот, понимаешь, и отлично! Ну, а насчет операции “Гнев Посейдона”, – Сам замолчал, обдумывая слова, – остановить я ее могу в считанные минуты. Главное, чтобы вы успели во-время. Так что, давайте, с Богом!