Текст книги "Зов Орианы. Книга первая. В паутине Экора. [СИ]"

Автор книги: Владимир Царицын

Соавторы: Елена Крестьянова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

  Он решительно пересек зал и выглянул в окошко. Но то, что он увидел за окном, окончательно поставило его в тупик.

  Нет, ничего необычного в представившемся ему пейзаже на первый взгляд не было: самый обыкновенный смешанный лес с редкими проплешинами полян, овраги, извилистая речушка, пегие холмы на горизонте и зависшее над ним солнце. Необычность заключалась в том, что поблизости – в какую сторону ни глянь – не наблюдалось ни единого строения. И ни одного распаханного или засеянного поля. Словно это здание возвели посреди местности, до которой ещё не дотянулась мускулистая рука цивилизации.

  "Где же я нахожусь и как теперь отсюда выбраться? – недоумевал Илья. Но, как всегда в таких случаях, пришла спасительная мысль: "Я сплю. Надо уколоть себя. Не почувствую боли – значит, это всего лишь сон. Дурацкий сон, и надо поскорее проснуться... Вот только чем уколоться?.."

  Рука сама потянулась куда надо. Значок! Нацепил его перед началом презентации.

  Илья вытащил из лацкана иголку, увенчанную белым эмалированным кругляшом и, не раздумывая, кольнул ею в бедро.

  – Ай! Больно, блин!.. – он выронил значок. Почесав бедро, растерянно пробормотал: – Это что же получается? Выходит, я не сплю?.. Так куда же я, чёрт возьми, попал? Что всё это значит?! Я куда-то попал и не знаю куда... Я попал, я куда-то...

  Илья вдруг замолчал, осенённый мыслью: "А может, я того – попаданец?"

  Фантастику он не то чтобы любил, но почитывал. Раньше чаще, сейчас – изредка. Времени маловато. В основном читал в туалете, сидючи на унитазе. И почему-то большей частью ему попадались "туалетные" книги, в которых люди волею случая, посредством магии или так – за здорово живёшь – оказывались в прошлом или в будущем или вообще – в каких-то чужих и неведомых мирах. Попаданцы. Аватары хреновы. Создавалось впечатление, что современные писатели-фантасты пишут только на эти, попаданские темы. Зафутболят своих героев в Тмутаракань и заставляют их изрядно повыёживаться, прежде чем соизволят вернуть обратно.

  "Если я попаданец, то фиг его знает, что меня ждёт в этом мире. Ничего хорошего – это точно! – Илья снова посмотрел в окно. – Да ну, бред какой-то! Какое к свиньям собачьим попаданство! Все это – выдумки графоманов".

  "Телефон, – встрепенулся он, – у меня же есть сотовый телефон! Самое гениальное изобретение прошлого века! Сейчас позвоню, и всё решится. А кому позвонить? Мадлен, в контору, кому же ещё. Только вот захочет ли директриса после вчерашнего слушать своего лучшего менеджера и, по совместительству – любовника? О! – Экран мобильника оказался цвета испуганной мыши. – Отключён?.."

  Илья вдавил и подержал кнопку с изображением красного телефона, с нетерпением ожидая, когда экран загорится и раздастся позывной оператора. Но телефон молчал, а экран оставался серым.

  "Что за ерунда! Разрядился? Когда успел? Ведь только вчера вечером перед самой презентацией снял с зарядки... Связи нет, наверное, в этих краях покрытие отсутствует, но игрушки же должны играть! Может, когда меня сюда транспортировали, ударили, и телефон повредился? – Илья озадаченно поскрёб затылок и сунул бесполезную игрушку обратно в карман.

  Получалось, что на помощь извне рассчитывать нечего. Самому как-то надо отсюда выбираться.

  Он снова посмотрел на солнце. Оно висело на прежнем месте над холмами. Впрочем, с момента последнего лицезрения Ильёй земного светила прошло не так много времени, и оно просто ещё не успело передвинуться на заметное глазу расстояние. То бишь Земля не успела достаточно развернуться вокруг своей оси.

  "И всё-таки какое-то оно уж слишком медленное, – подозрительно подумал Илья. – И вообще, всё здесь какое-то..."

  Он перевёл взгляд на лес, и тот показался ему не совсем обычным – вроде как искусственным. Уж очень зелёными и густыми были кроны деревьев, а поляны слишком ровными и благородными, напоминающими стриженые поля для гольфа. Но так может казаться издали... Он резко повернулся и придирчиво взглянул на кучу мусора. И лопата и окорёнок, даже кирпичные осколки выглядели вполне привычно. Всё-таки Илья нагнулся, поднял с пола кусочек застывшего раствора, растер в пальцах. Понюхал, пожал плечами: вроде цементом пахнет и известью. В общем, строительной пылью. Потом подошел к своей лежанке и прочел на гофрокартоне: "Indesit". Коробка из-под холодильника.

  – Я что, совсем уже спятил? – сказал Илья вслух. – Цемент нюхаю, надписи на коробках читаю. Вот же графоманы чёртовы, до чего довели нормального человека! Чехова читать надо было, Илюша, а не фигню всякую! – и тут же подумал: "Чехова на унитазе?!.. А интересно: кто-нибудь читает на унитазе Чехова или скажем, Достоевского?.. Да о чем это я? Кто сейчас вообще читает, разве что такую же попаданческую белиберду или бесплатные газетёнки с программой телепередач и рекламой..."

  Он поднял с пола оброненный значок, сдул с него пыль и пришпилил на прежнее место – на лацкан пиджака.

  "Надо идти, уходить отсюда. Куда? К цивилизации, естественно, к людям. Где-то же должна быть эта цивилизация! К ней и пойду. Всё равно, в какую сторону".

  Илья не сомневался: лес так или иначе закончится, и он попадет если не в город, то хоть в какую-нибудь деревеньку. А в любой самой занюханной деревне связь должна быть.

  "А может я не один в этой чёртовой новостройке? Ведь будил меня кто-то совсем недавно, и очень настойчиво! Может, сыщется здесь ещё какой-нибудь попаданец?.. Тьфу, блин! Опять... Нет, точно, надо переходить на классику. Товарищ по несчастью и потенциальный попутчик – вот, что я хотел сказать".

  – Эй! Тут есть кто, кроме меня? – крикнул он громко.

  "Я... я... я..." – отозвалось эхо.

  – Ну, я – это понятно, – кивнул Илья и направился к отверстию в перекрытии.

  Оттуда тянуло неизвестностью, и было темно. Во всяком случае, темнее, чем на его "родном" третьем и последнем, как он определил из окна, этаже этого неясного назначения и еще более неясного способа постройки здания.

  "Окон что ли нет? – подумал Илья, вглядываясь в темноту.

  Нащупывая очередную ступеньку, прежде чем поставить на неё ногу, и не отрывая руки от кирпичной стены, он медленно, но вполне благополучно преодолел лестничный марш. Оказавшись внизу, сразу понял причину царившего здесь полумрака – оконные проемы были затянуты рубероидом. Кое-где по краям имелись щели, к тому же рубероид для этой цели использовался рваный, потому и полной темноты не было.

  Илья двигался по залу осторожными шаркающими шагами, но всё-таки умудрился на что-то встать. На что-то непохожее на мусор и явно живое.

  "Крыса!" – у Ильи похолодело внутри. Крыс он недолюбливал, эти мерзкие создания с длинными голыми хвостами были ему противны.

  Но вместо рассерженного писка раздалось невнятное мычание, а следом вполне отчётливая ругань:

  – Три господа душу мать Колумба Христофора в лысый череп!

  Илья опустился на корточки и нащупал лежащего на полу человека.

  – Твою мать! – заорал неизвестный, – глаза-то разуй, куда ступаешь! Пальцы мне отдавил, сволочь!

  – Ты кто? – на всякий случай Илья отошёл на пару шагов, хотя внутренне обрадовался неожиданному обретению партнёра по походу к цивилизации.

  – А ты кто?

  – Я?.. Человек.

  – А мне показалось – слон. Топаешь, как слон по пустыне.

  Глаза у Ильи стали немного привыкать к полумраку. Он уже сумел разглядеть сидящего на полу человека. Незнакомец был одет во что-то тёмное. Скорей всего, в джинсы и джинсовую куртку. На ногах белели кроссовки.

  – Слоны в пустынях не живут, климат для них неподходящий, – чему-то развеселился Илья. – В пустынях верблюды. И эти... тушканчики.

  – Да ну? – хмыкнул джинсовый незнакомец и поднёс ко рту пальцы, подул на них. – Больно, чёрт возьми!.. – потряс рукой. – А почему так темно? И вообще... где это я?

  – Вопрос интересный, – кивнул Илья и уточнил: – насчёт нашего местонахождения. Но пока у меня нет на него ответа. А темно, потому что на окнах рубероид.

  – Так пойди и дырку проделай. Или вообще сорви к чёртовой бабушке. Ну, чего стоишь как статуя? Давай, пулей!

  По-видимому, этот человек привык отдавать распоряжения, решил Илья. Военный или просто начальник. Или мент.

  Илья не любил, когда с ним разговаривают в приказном тоне, позволял подобное лишь одному единственному человеку – своей директрисе Мадлен, да и то – только в офисе и по вопросам, касающимся работы. Но сейчас артачиться не стал – будет ещё время продемонстрировать этому "командиру" свою независимость и силу характера.

  Он пожал плечами и, подойдя к оконному проёму, легко сорвал рубероид. Собственно, лист держался на соплях, точнее – на двух вбитых в кирпичную кладку над перемычкой обрезках арматуры.

  В зал хлынул яркий свет, Илья зажмурился, прикрыл глаза козырьком из ладони и взглянул на солнце. Оно, казалось, поднялось немного выше. Значит, всё-таки утро.

  Вернувшись к незнакомцу, Илья увидел, что тот сидит, обхватив руками согнутые колени, и сосредоточенно смотрит прямо перед собой. При этом слегка покачивается.

  "Видимо, пытается вспомнить как сюда попал, – подумал Илья, – как и мне, память отшибло".

  На вид мужику было лет тридцать или чуть больше, во всяком случае, до сорока. Волосы коротко стриженные, чёрные, но уже прихваченные сединой. Крепкий, широкоплечий и, судя по всему, высокий. Лицо мужественное: прямой нос, тонкие губы; на впалых щеках – от крыльев носа к волевому подбородку – две глубокие продольные морщины. Глаза тёмные, скорее всего, карие. Такие типы нравятся женщинам.

  – Ничего не помню, – мужик перестал раскачиваться и помотал головой, – ни хрена!

  – Совсем ни хрена? А как звать, помнишь?

  – Кого звать?

  – Тебя, естественно.

  – А чего меня звать, тут я! Шутка... Помню, конечно. Как жил и чем занимался, помню. Что женат... пока ещё, что сын этой осенью в пятый класс пойдет, охламон. Всё помню. Как сюда попал не помню... Пытаюсь вспомнить, мельтешение какое-то.

  – У меня то же самое, – кивнул Илья.

  – Что – то же самое? Жена сука и сын двоечник?

  – Мельтешение.

  – Закурить есть? – неожиданно спросил незнакомец.

  – Есть, – Илья достал пачку "Мальборо" и фирменную зажигалку.

  Незнакомец взял сигарету и стал разминать её в пальцах, как дешёвую "Приму", потом понюхал и презрительно фыркнул, словно ему и впрямь предложили "Приму". Нагло заявил:

  – Отрава американская. Предпочитаю "Петра".

  – А твой "Петр" – не отрава? – парировал Илья.

  – Все отрава, – философски заметил привередливый незнакомец. – Но "Петр" по крайней мере – русская отрава. А я патриот в отличие от некоторых... Я так понял, ты тоже без понятия, где мы находимся.

  Илья кивнул и закурил.

  – Ну, раз так, – поднимаясь, сказал товарищ по несчастью, – давай знакомиться, – и протянул руку: – Иванов Андрей.

  Рукопожатие, как и ожидалось, было сильным, ладонь жёсткая и сухая – настоящее мужское рукопожатие. Илья с готовностью представился:

  – Илья... – немного подумав, с опаской назвал фамилию: – Репин.

  – Ни хрена себе! – Андрей обнажил в широкой улыбке крепкие зубы. – Тот самый?

  – Нет, другой, – буркнул Илья. Ему порядком надоели дурацкие приколы, которые звучали практически каждый раз, когда приходилось называться. Поменять фамилию, что ли?

  – Ладно, не обижайся, у меня юмор такой, армейский. Ясное дело – однофамилец или родственник.

  – Никакого родства, – отрицательно дёрнул головой Илья. – И абсолютно никакого отношения к живописи. Я... – он хотел рассказать о том, чем занимается, но Андрей перебил его, нетерпеливо пощёлкав пальцами:

  – Огоньку-то дай.

  Илья протянул зажигалку. Андрей прикурил, глубоко и с удовольствием затянулся: сигарета моментально истлела, чуть ли не наполовину.

  – Я, Илья, кадровый военный, – сообщил Андрей, возвращая зажигалку, – считай, со школьной скамьи в обществе таких же, как я, солдафонов, обитал. Правда, теперь я в запасе, но армия, она, знаешь ли, на всю жизнь. Короче, привыкай к моим шуткам. Я ведь не в обиду.

  – А зачем мне к ним привыкать? – с вызовом спросил Илья.

  – Чует мое сердце, накувыркаемся мы с тобой досыта, пока домой доберёмся. Так что привыкать надо друг к другу, приспосабливаться.

  Такое же предчувствие имелось и у Ильи.

  – А почему из армии ушёл? – поинтересовался он. – Вроде бы ещё не старик.

  – А ты что же, думаешь, из армии только стариками в отставку уходят?..

  – Ну... – пожал плечами Илья.

  – Баранки гну. Тебе-то сколько самому?

  – Двадцать пять, – ответил Илья.

  – Салага, – хмыкнул Андрей.

  – Ну, знаешь!..

  – Конечно, салага. Сразу видать, пороху не нюхал.

  – А ты нюхал?

  – Пришлось... У меня, Илюха, два боевых ранения. Но, в общем-то, из армии не из-за них ушел. Мог бы ещё служить, ранения по большому счёту пустяковые были – в плечо да в бедро. Не в жопу, заметь, в бедро... Обстоятельства заставили, – он махнул рукой и, меняя тему, спросил: – Ну а ты чем по жизни занимаешься? Рисуешь?

  – Кончай прикалываться! – возмутился Илья.

  – Шучу, не обижайся – на обиженных воду возят. Нет, кроме шуток, по профессии-то ты кто?

  – Да так, менеджер, – неопределённо ответил Илья.

  – Понятно, – кивнул Андрей. Теперь все – менеджеры или промоутеры. Все чем-то торгуют. Картошкой африканской, курятиной штатовской, японскими да немецкими машинами. Своего-то, считай, нет ни хрена. Дома и те нам таджики с вьетнамцами строят.

  Он подошёл к окну, выкинул окурок, проследил за его полётом, а потом поднял глаза и долго с интересом разглядывал пейзаж. Глаза козырьком, как это делал Илья, не прикрывал. Вволю налюбовавшись, изрёк с пафосом:

  – Картина Репина "Приплыли!", – но, глянув на исполненное негодованием лицо Ильи, тут же поправился: – Или Шишкина?

  – Картины Репина "Приплыли" не существует, – проворчал Илья. – Её написал художник Соловьев, и называется она "Не туда заехали". Висела в музее рядом с картинами Репина, вот народ и придумал эту дурацкую шутку...

  – Народ не обманешь, – резюмировал Андрей, – и название моменту соответствующее... Пивка бы сейчас, а? Пить хочу.

  – Ты где-то заметил киоск с прохладительными напитками? – ёрнически спросил Илья.

  – Я заметил реку. Точнее, ручей.

  Илья фыркнул:

  – Будешь пить воду из ручья?.. А если в ней какая-нибудь дрянь – химия или ещё что?..

  – Рискну, где наша не пропадала. А ты что, даже не попробуешь? Неужто дашь себе засохнуть?

  – Размечтался – молочные реки, кисельные берега, – хмыкнул Илья.

  – А вдруг в ручье спрайт вместо воды течёё, – хохотнул Андрей, – или пиво. Зеленка тут какая-то странная, будто бы не лес вовсе, а декорации. Только чересчур масштабно. Сдаётся мне, Илюша, тут что угодно может быть. Хотя... насчёт пива ты прав, малость загнул.

  – Я вообще о пиве не говорил.

  – Да?.. Ну ладно, так ты идёшь или здесь остаёшься?

  – Пошли, – пожал плечами Илья.

  На первом этаже все оконные проёмы были заделаны пенобетоном, но света хватало – он проникал через распахнутую дверь, – что позволило исследователям убедиться, что живых в помещении нет. Впрочем, как и мёртвых. Однако следы недавнего пребывания человека здесь имелись – посреди зала наблюдалась лежанка, оборудованная по типу тех, на которых почивали они сами.

  Андрей поднял с пола окурок папиросы.

  – Беломорина, – сказал он, прочитав название на гильзе. Потёр окурок, выкрошил на ладонь остатки табака и сдул. – Свежак. Недавно кто-то курил. По крайней мере, сегодня.

  – Ну и где он? Может... – Илья кивнул на дверной проем.

  – Вышел погулять? Пошли, глянем. – Андрей решительно направился к выходу. – Ты – налево, я – направо.

  Обойдя таинственное строение с двух сторон, они встретились посередине западной стены. От самой отмостки росла трава, так что следы исчезнувшего незнакомца можно было не искать.

  – Куда интересно он пошёл? – озадаченно произнёс Илья. – И почему нас искать не стал, не разбудил?..

  Он вдруг вспомнил о том, что его кто-то будил, причём, довольно настойчиво. Может, этот, исчезнувший, и будил?..

  "Да нет, вряд ли, – тут же решил Илья. – Сначала бы он наткнулся на Андрея. Скорей всего, мне это приснилось. Недаром голос знакомым показался. Мой собственный голос мне и приснился..."

  – Почему не разбудил? – хмыкнув, переспросил Андрей. – Тактичный человек. К сожалению, сейчас таких мало осталось. Интеллигенция ликвидирована, как чуждый современному человеку пережиток прошлого. Наш товарищ по несчастью – один из уцелевших в жестоких репрессиях. Заглянул – отдыхают люди – зачем их тревожить, по пальцам топтаться, – пускай спят. А куда пошёл, ясен пень – к реке. Каждый страдалец, жертва кораблекрушения, попав на необитаемый остров, первым делом идет к источнику пресной воды. Вода – это жизнь, слышал когда-нибудь про это?

  Пропустив мимо ушей колкость Иванова насчёт топтания по пальцам, Илья глупо спросил:

  – Ты считаешь, что мы находимся на необитаемом острове?

  – Образно выражаясь, – кивнул Андрей. – А ты что думал, мы с тобой сейчас в центре мегаполиса?

  2.

  Отставной офицер российской армии Андрей Иванов уверенно шёл впереди, разбрасывая быстрые цепкие взгляды по сторонам; креативный менеджер Илья Репин, выполняя указание стихийно определившегося командира, следовал в пяти шагах позади, изредка оглядываясь. В его задачу входил "контроль тыла".

  Получив это странное, как ему вначале показалось, задание, Илья непонимающе фыркнул:

  – А это ещё зачем? Кому мы нужны, нападать на нас сзади.

  – Кому-то же понадобились, – совершенно спокойно ответил Андрей, – кто-то же нас с тобой сюда притащил.

  – Я уже пытался понять, что произошло, но... глухо как в танке. У меня только одна идея: если мы оба сюда попали, значит, и причина одна. Может, мы с тобой где-то пересекались по жизни?

  – Вряд ли, я бы запомнил, – качнул головой Андрей.

  – Нет, ты меня не понял. Я имел в виду, что мы где-то через кого-то пересекались. Сами того не подозревая, так сказать.

  – Да хрен его знает! Всё может быть, Земля-то, она круглая... – Андрей помолчал и вдруг ляпнул в сердцах и не совсем по теме: – День вчера у меня не задался! Ну, прям с самого утра...

  День действительно не задался.

  Утром у жены подгорела яичница.

  Кто-нибудь когда-нибудь ел подгоревшую яичницу? Лучше бы Верка, как всегда, картошку жарила: горелки выбрать можно, а яичница, что там выбирать?

  Вот же послал бог жену! Хотя... причём здесь бог, сам такую выбрал. Знал, что хозяйка никакая. Думал, ничего, научится. Мало кто из девиц в таком юном возрасте (замуж-то брал, когда Вере только-только восемнадцать годочков исполнилось) нормальную еду готовить умеет. Все, считай, не умеют, даже яичницу, потом поживут – быстро кулинарному ремеслу обучаются. Да и не только ему; друг у дружке офицерские жёны много чему научиться могут. От нечего делать-то.

  Верка так и не обучилась. В смысле – готовить. Зато в другой науке преуспела...

  Вернувшись из своей последней, как потом оказалось, командировки в Чечню, майор на выходе из железнодорожного вокзала поймал такси и поехал домой, на душе его было тревожно. Предчувствие чего-то донельзя неприятного, болезненного и абсолютно неизбежного острой занозой засело в сердце. Примерно такие ощущения возникали у него перед боевыми операциями, которые заканчивались каким-нибудь непредсказуемым дерьмом. Какого рода дерьмо может ожидать его дома, майор предполагал, а если быть честным перед самим собой – знал почти наверняка.

  По мере приближения к дому тревога нарастала, грозя у самого дома достичь максимума и превратиться в острое желание дать таксисту команду разворачиваться и везти его в какой-нибудь кабак, чтобы нажраться там до потери пульса.

  Но когда такси въехало внутрь спального микрорайона и, уверенно полавировав между павильоном минимаркета, тремя киосками и двумя детскими площадками, достигло конечной точки маршрута, он обречено подумал: "А отступать-то и некуда..." Тревога его иссякла, но взамен появилась уверенность, что тревожился он не зря. Андрей отчетливо понял: пей или не пей, сейчас или чуть позже – как ни оттягивай неприятный момент, а дерьмо разгребать все равно придется.

  Чего-чего, а дерьма в жизни майора хватало. Казалось, его было гораздо больше, чем всего остального. Сплошь Авгиевы конюшни, и разгребать их, не в пример Геркулесу, приходилось собственными руками.

  Слегка прихрамывая (рана на бедре была довольно свежей), Андрей подошёл к своему подъезду. Две бабушки-сплетницы, сидящие на лавочке и по обыкновению вдохновенно перемывающие косточки кому-то из жильцов дома (или, что более вероятно – из жиличек), едва он возник перед ними, умолкли, как по команде.

  – Здравствуйте, девушки! – весело поздоровался Андрей.

  – Хи-хи-хи, – сдавлено и не слишком натурально отреагировала на шутку соседа одна из сплетниц. – С возвращеньицем, соседушка.

  – Здрасьте-здрасьте, Андрей Батькович, – с какой-то загадкой и с практически неприкрытой издёвкой в голосе ответила на приветствие вторая.

  Повернувшись спиной к подругам и шаря по карманам в поисках электронного ключа от входной двери, майор почувствовал, как точнехонько промеж его лопаток вошли два дуплетных выстрела-взгляда. Поворачиваться он не стал, и без того был уверен, что в глазках-щёлочках престарелых барышень он увидит ту же загадку и ту же издёвку, что услышал в их голосах.

  Лифт как назло не работал, и Андрей, мысленно обматерив того, кто был в этом виноват (кого-то абстрактного – некий собирательный образ всех электриков, слесарей, ответственных работников ЖЭКА, а иже с ними и всех чиновников ЖКХ), стараясь не обращать внимания на усилившуюся боль в бедре, зашагал вверх по ступенькам на свой родной девятый этаж.

  У мусоропровода на площадке восьмого этажа его с нетерпением ожидал сосед Иван Янович – очень вонючий (в плане душевной гнили и моральной нечистоплотности) старикашка-пенсионер, да не один, а с пустым мусорным ведром в руке.

  "Бабу с пустым ведром встретишь, удачи не жди, – подумалось Андрею. – А этот старый хрыч похлеще любой самой вредной старухи будет..."

  – Здрасьте, – коротко поздоровался он с пенсионером, думая лишь о том, как бы не увязнуть в ненужном разговоре. А, судя по неискренней улыбке, в которую были сложены тонкие сиреневые губы старика и по его остро и решительно прищуренным глазкам, такая опасность реально существовала.

  – Андрюшенька! – радостно, словно встретил лучшего друга, воскликнул Иван Янович. – Вернулся! Живой!.. А я смотрю – хромаешь, никак ранили тебя?

  "Интересно, когда заметить успел? – с неприязнью, прикрытой широкой голливудской улыбкой, подумал майор. – Наверное, как всегда, на балконе своём да с биноклем вахту нёс и увидел, как я через двор ковыляю. Вот и вышел – мусор якобы выбросить".

  – Да нет, дядя Ваня, ногу я просто подвернул, – не стал вдаваться в подробности Андрей и хотел было продолжить восхождение, но пенсионер бутафорской картонной скалой встал на его пути.

  – Постой, Андрюшенька. Я как человек прямой и своим принципам до гробовой доски верный не могу не предупредить тебя... – увидев, что Иванов желает ему что-то возразить, заговорил скороговоркой: – Пока ты на службе своей опасной и тяжёлой денно и нощно жизнью рисковал да кровь горячую проливал, супруга твоя, Вера Максимовна, жизнь вела весёлую, жене боевого офицера неприличествующую. Мужчины посторонние в твой дом, как в свой, хаживали. А один так...

  – Отставить! – решительно прервал донесение престарелого доброхота майор Иванов. – Сам разберусь. А вы, Иван Янович, шагом марш в свой кубрик! И чтоб тихо там!

  Дверь Андрею открыла Верка. Одного пристального и жёсткого взгляда в забегавшие вдруг глаза жены было вполне достаточно.

  – Что, всё по новой началось?

  – Прости, Андрюша...

  Он, не разуваясь, прошёл из прихожей на кухню, присел на табурет, достал сигареты, закурил. Вера, как побитая собачка, проследовала за ним, взяла с подоконника тяжелую литую пепельницу, совсем бесшумно поставила на стол.

  – Развод оформим осенью, – спокойно сказал Андрей, – как в прошлый раз договаривались.

  Верка шмыгнула носом и промолчала.

  – Сашка где? – спросил он о сыне.

  – У мамы, – снова шмыгнув, ответила жена. Помолчав, добавила: – У твоей.

  – Шалава ты, Верка, – сказал Андрей устало. Назвал её так не для того, чтобы оскорбить, унизить – просто констатировал факт.

  – Прости меня, Андрюша, – повторила Верка и вдруг упала на колени, уткнулась лицом в мужнины ноги, обхватила их руками. – Да, я – шалава! Я – сука, я – тварь! Побей меня, ну, пожалуйста! Только прости. Я же... люблю тебя...

  Андрей мужественно вытерпел боль – Верка, сама того не ведая, разбередила рану, он чувствовал, что нога начала кровоточить – стало тепло и мокро.

  – Да пошла ты... – оттолкнул он от себя изменщицу. – Что ты в любви понимаешь...

  Андрей, не жуя, проглотил два желтка, по виду напоминающие подсохшие обмылки, с трудом выколупав их вилкой из пергамента белка, запил малоаппетитную еду наскоро заваренным в кружке молотым кофе и полуголодный пошёл на дежурство.

  Он чуть-чуть не успел добежать до рейсового автобуса, которым ездил обычно, и, чертыхаясь, пошел садиться на более дорогую маршрутку. В маршрутке обнаружил, что пропал кошелек – то ли стырили, то ли, впопыхах собираясь, дома забыл. Пришлось предъявлять водиле удостоверение участника боевых действий и выслушать всё, что тот думает о нём и обо всех бесплатниках вместе взятых. Огрызаться в ответ и спорить Иванов не стал, просто сошёл с маршрутки, не доехав до своей остановки.

  На родную стоянку Андрей явился с некоторым опозданием; сменщики, отдежурившие сутки, уже разошлись по домам. Напарник Иванова, принявший у них смену, дядя Серёжа Дедов по прозвищу Дед – мужик немолодой и сильно пьющий – с понурым видом сидел на лавочке у крыльца "скворечника", курил и периодически сплёвывал под ноги.

  – Здорово, Дед! Я смотрю у тебя сегодня настроение лирическое, – Андрей присел рядом, тоже закурил, скептически посмотрел на заплёванный асфальт, пожал плечами: Деда не исправить. – Что у сменщиков – всё нормально?

  Дедов поднял голову, и Андрей увидел в некогда синих или серых, а теперь ставших от времени совершенно бесцветными глазах старика скупые мутные слезинки великой скорби.

  – Что случилось, дядь Серёж? – обеспокоился Иванов. – Что-нибудь дома? С женой что-то? – он знал, что у супруги Дедова больное сердце – тот как подопьет, всё время о больном сердце своей Анны Ивановны рассказывает.

  – С женой?... Да нет, она пока ещё того... жива, короче, Анна Ивановна. Пока... Другая беда: стоянку нашу кому-то из ментовских начальников продали, – вздохнул Дед, – крутяку какому-то... Чую я своей старой тощей задницей – безработными мы с тобой, Андрюха, вскорости станем. Ну, ты-то – не знаю, а я точно вылечу к едрене Фене... И где теперь мне работу искать? Кому я на хрен нужен, старый пердель?!

  – Да ты погоди, не дрейфь, дядя Серёжа, – стал успокаивать старика Андрей. – Какая нам разница – кто хозяином стоянки будет? Мы как охраняли эти долбанные лайбы, так и будем охранять.

  – Если бы лайбы! Снесут, Андрюша, стоянку к едрене Фене. А на её месте супермаркет забабахают.

  – Супермаркет, говоришь... – Иванов почесал затылок. С тем, что всё оборачивается не самым лучшим образом, мириться не хотелось. – Ну и что? Мы с новым начальством договоримся, перейдём работать охранниками в супермаркет.

  – А ты попробуй, договорись – вон начальство собственной персоной владения обходит, – Дед махнул рукой в сторону дальней ограды, где стояли и о чём-то спорили трое мужчин. – Заодно и познакомишься.

  – А что, и схожу, – Андрей бросил окурок в ведро, наполовину наполненное водой и стоящее сбоку скамейки, – и познакомлюсь...

  Он встал и, прищурившись от солнца, посмотрел на спорящих. Фигура одного из них – как раз того, что стоял спиной – показалась майору знакомой. Квадратный торс надёжно насажен на толстые и прочные, как железобетонные сваи, ноги, квадратные, словно отлитые из бетона или высеченные из камня плечи, квадратная тяжёлая голова. Вот он помахал рукой, показывая на шоссе, медленно повернулся в профиль...

  – Едрёна копоть!.. – в сердцах выругался Андрей, узнав в "квадратном" человека, встречу с которым вряд ли можно было назвать приятной. – Ты с чего, Дед, взял, что это ментовское начальство?

  – А сменщики сказали. Вчерась вечером шеф наш, Алексей Иванович, приезжал. Да поди ночью уже. Мужики подумали, с проверкой, как обычно, а шеф... пьяный в зюзю. Вот, говорит, попрощаться приехал. Вы, говорит...

  – Не полицейский это крутяк, – не отрывая взгляда от троицы, пробормотал Иванов.

  – А какой?

  – Прокурорский.

  – Да разве ж есть разница, – вздохнул Дед.

  – Есть. Преступлениями по оружию прокуратура в основном занимается.

  – А, ты что, Андрюша, никак узнал кого? – заинтересовался дядя Серёжа.

  – Забудешь тут... Старший советник юстиции Шлёмкин. Яков Степанович. Яша, мать его!.. Тот самый следак, что на зону меня чуть было не зарядил. Ну, ты помнишь, дядь Серёж, я тебе рассказывал.

  – Помню, конечно... Так это ж здорово! – вдруг обрадовался Дед. – Нет, я не про то, что... Но ведь знакомый всё ж таки. Может и впрямь удастся тебе договориться?

  Андрей резко повернулся и так сердито посмотрел на старика, что тот испугался и, запинаясь, пролепетал:

  – Что ты, Андрюша? Я же... я так просто...

  – Знакомый? Век бы с этим мудаком не знакомиться...

  До осени надо было как-то дожить. Вот как-то и жили: спали в разных комнатах, Сашка пока гостил у бабушки – у мамы Андрея – на даче. Андрей и Вера приезжали к ним по выходным, но о своем предстоящем разводе ничего ни сыну, ни матери не рассказывали и виду даже не показывали: вроде всё как всегда. Но мать, кажется, догадывалась.

  Однажды поздно вечером в квартиру Ивановых позвонили. Андрей, как был – в семейных трусах и майке – пошел открывать дверь.

  На пороге стоял Игорь Полуянов, давний его знакомый, ещё с училища. Офицером Игорь не стал – был отчислен со второго курса за организацию "экскурсий" для курсантов в подпольный бордель, расположенный неподалёку от военного училища. С тех пор прошло около двадцати лет, и за всё время Иванов виделся с Полуяновым раза три-четыре, да и то, встретившись случайно.

  – Игорёк? – без особого удивления и совершенно не радуясь встрече, сказал Андрей. – Чего пришёл? Да я смотрю, не один...

  Из-за широкой спины Игоря выступил худощавый жилистый паренёк.

  – Познакомься, – сказал Полуянов, – это Володя.

  – Ну-ну... – не подав гостю руки, майор пристально изучил его внешность и определил, что выглядит тот намного старше, чем казалось на первый взгляд, во всяком случае, на паренька явно не тянет. Большие голубые глаза, коротко стриженные рыжеватые волосы, нос с заметной горбинкой, две глубокие и острые, как бритвенные порезы, продольные морщины на впалых смуглых щеках, небольшой серый шрамик на левой стороне невысокого лба.