Текст книги "Тени города Энкёрст (СИ)"

Автор книги: Влад Харламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 14. В «Мире» всё спокойно

«С перепугу люди принимают

самые хреновые решения»

Джо Хилл

Рога

Орнот

Дорога к порту была изрыта вдоль и поперек груженными телегами, снующими туда-сюда с самого утра. Потому к вечеру, она напоминала вырытые пьяными рабочими глиняные каналы, наполненные мутными лужами до краев. Куда не ступи – провалишься. Колеса экипажа утопали в вязкой грязи, с чавкающим звуком продираясь сквозь бесчисленные рытвины и ямы на своем обременительном пути. Орнота швыряло от одного бока кареты к другому, что в конечном итоге привело к тому, что советник намертво вцепился в скамью до побелевших костяшек. Зато его спутнику, казалось, совершенно не мешает постоянная тряска и тошнотворная качка. Ифан спокойно окунал перо в чернильницу и так же спокойно выводил закорючки на пергаменте. Сама невозмутимость.

– Ам, Ифан, если не секрет, то кому вы пишите? – Не то что бы ему было любопытно, скорее хотелось разрядить напряженное молчание. Обычно с этим замечательно справлялась бутылочка другая винца, но нынче не тот случай.

– Брату.

– Ого, у вас есть брат? – А у кого их собственно нет? Даже у Орна двоюродный живет в пригороде Штафенгорна.

– Есть. К сожалению.

Ну, в принципе удачно поговорили. Продуктивно.

И на какой хрен ему навязали в дорогу такого «болтуна»? Неужто Бальдер думает, что Орн посмеет сбежать из города, прихватив с собой и кинжал и девушку в качестве трофея. Нет, для такого нужна пара солидных яиц. Или хотя бы их наличие, в чем советник начинал всерьез сомневаться.

– Эх…

Он со скучающим вздохом отвернулся к окну. За запотевшим стеклом мелькал танец теней, отбрасываемый фонарем, качающимся у крыши повозки. Чем ближе становилась набережная, тем отчетливее Орн чувствовал смрад улиц, утопающих в сумраке надвигающейся ночи. Там, снаружи скорлупы кареты, мелькали силуэты ветхих домишек, накренившихся в сторону моря. Скрипели вывески, трепетали на ветру бельевые веревки, растянутые безумной паутиной над всем кварталом. Некогда полные и густые прилавки мигрантов теперь пустовали, накрытые дырявой парусиной. Вряд ли хозяева этих торговых точек когда-либо вернутся сюда.

Рассвет и благополучие нового мира и нового короля ознаменовал увядание и погибель для тех, кому не повезло иметь правильные черты лица. В целом, советник разделял эту позицию. Впрочем, так этим косорылым оккупантам и надо.

– Господин советник, как вы думаете, арест Корр Эра Вихта является гарантом перемирия или больше походит на вязанку сухих дров в и без того бушующий костер?

Ну с одной стороны на улицах больше никого не режут. Во всяком случае не в таких масштабах. С другой… не ознаменует ли это новых, еще более агрессивных действий.

– Сложно сказать, время покажет.

– Не сомневаюсь. – Собеседник ухмыльнулся, его белесый шрам растянулся на губах, – оно не только покажет, но и расставит все по своим местам. Главное, чтоб на доске всем фигурам хватило места. А если не хватит, то…

За окном двое мужчин в рабочей форме волокли человека накрытого саванном. Белая простыня оказалась слишком велика для небольшого тела, посему тянулась по земле собирая всю ту грязь, пыль и сажу, коей было в избытке.

– Вы когда-нибудь видели крематорий за работой? – внезапно сменил тему Ифан.

– Нет.

– А могли бы.

– Мне не шибко нравится вид мертвецов, – точнее сказать совсем не нравиться, до жгучей желчи в горле, – слишком много их в последнее время.

– Вашими стараниями их станет только больше.

Сердце ударило в район кадыка, на губах стало невыносимо сухо. Карета резко остановилась, так, что Орн едва не клюнул носом пол.

– Мы приехали, господин советник, – как ни в чем не бывало, проворковал шифр, возвращаясь к своему письму, – если вы не против, я буду ожидать вас в экипаже на соседней улице. Или пойду прогуляюсь. Трудно определиться в таком благопристойном районе, как скрасить досуг. Мы ведь здесь инкогнито, верно? Не хочется, чтобы по дворцу ходили слухи, что правая рука короля Бальдера Строма ходит по шлюхам в столь тяжелый час для государства. Это непрофессионально.

– Я быстро, не стоит беспокоиться. – Быстро ему хотелось свалить подальше от этого человека и как можно на дольше.

– Передайте мой сердечный привет вашей подружке, – хищная улыбка, – она будет в восторге.

– Не сомневаюсь.

Дверь кареты захлопнулась, и Орн остался один наедине с собой. Лишь подгоняемый ветром шум прибоя вдалеке нарушали мнимую гармонию.

Джин

Зеленое лощеное яблоко покачивалось из стороны в сторону на гладко отполированном парапете. Затем оно оказалось в тонких женских пальцах, аккуратная и изящная сфера, поблескивающая в приглушенном свете кабаре за спиной. Робкий укус и вместо привычного блаженства, растекающемуся сладким нектаром по нёбу, безликая тля. Поморщившись Джин выплюнула не дожеванный кусок и пихнула огрызок с балкона. Сейчас куда лучше ей подходила медовуха. Вкус такой же отвратный, зато давал в башку похлеще кузнечного молота. То, что нужно. Пожалуй, именно тяжелым орудием девушка мечтала вышибить из своей головы весь рой кошмаров, который расплодился там за несчастную неделю, не оставив светлого уголочка. Даже маленькие радости перестали быть чем-то приятно волнующим. Ей до сих пор не верилось, что ее выпустили из клетки. Но в одном она была уверена точно – ошейник с поводком с нее так и не сняли.

Просоленный воздух теребил ее волнистые волосы, раздувая по земле редкие памфлеты церкви Отречения. Она не застала массовую резню в городе, только ее плоды. Заляпанные кровью стены, плачущие вдовы, одинокие сироты с протянутой рукой перед заколоченными дверями. Если честно, то ничего не изменилось.

В млечной дымке, едва-едва рассеянной светом уличных фонарей показался силуэт, украдкой перебегающий дорогу, то и дело оглядываясь по сторонам. Подозрительный тип с подозрительными намерениями, не иначе. Тощий мужчина остановился под балконом, вздернув косматую макушку. Острое лицо, отвратительный вкус в одежде и маленькая точка торчащих передних зубов над нижней губой.

Джин хотела немедленно запустить в него графином с медовухой, надеясь угодить прямо в эту бесячую рожу. Но у нее сейчас рука поднималась только для того, чтобы налить себе еще.

Орнот

Джин! Как она есть, во плоти. До чего радостные вести, от которых Орн позволил себе широкую улыбку, обнажая свой дефект на всеобщее обозрение. И так, она пристально смотрит на него, опираясь на перила балкончика. Зрительный контакт установлен, а теперь… а что теперь? С чего начать разговор? «Привет, Джин, как дела, слушай, эм, верни кинжал, будь подругой? Не, все нормально, король жив здоров и лишь малость обижается на то, что мы отрезали ему лицо. Я? Я чудесно, лучше всех. Лучше всех, кто на грани нервного срыва.» Нет, это откровенно хреновое начало для беседы.

– П-привет.

Уже неплохо, целое слово и почти с первой попытки. Продолжайте в том же духе советник, у вас отлично получается.

– Как, м-м-м, у тебя дела?

В целом с дикцией похуже, но зато это целое осмысленное предложение, подобное тянет на высший балл в дипломатии.

Джин только презрительно фыркнула, осушая кубок залпом. Ну, по всей видимости дела у нее идут приемлемо, она по крайней мере все еще стоит на ногах.

– Превосходно, дорогой друг, я так рада, что ты спросил, – она подбросила кубок в руке, будто проверяя его тяжесть, – и еще больше мое сердце греет радость от того, что ты, мудила, явился сюда!

Она со все дури швырнула жестяной бокал в сторону Орнота. Отпрыгнуть он успел, но кубок ухитрился отрикошетить от жиденькой брусчатки прямиков под колено.

– Ауч! – Он схватился за ногу, приплясывая на одном ботинке. – За что?

– За всё, блядь, хорошее!

– Ах ты стерва! Да я с ног сбился, пока искал тебя.

– Да что ты говоришь! Че то я не видела плакатов по всему городу со своей рожей и надписью «разыскивается сексуальная девушка, с остатками короля в сраной телеге, просьба обратиться в канцелярию советника и вернуть за вознаграждение».

– Тише ты! – зашипел Орнот, отчаянно жестикулируя, при это полусогнувшись припадая на правую ногу, – угомонись психованная!

Это Орн зря, теперь она схватилась за графин, и он выглядел на порядок опаснее, как кувалда на фоне хлипкой киянки.

– Все, все, не надо меня бить! Я вспылил, извини! – Орн зажмурился и закрылся руками. К счастью снаряд пока не полетел в его сторону. Пока. – Нам правда нужно поговорить. Слишком много всякого дерьма свалилось на тебя, на меня… и оно уже вот тут, у горла. Я полагаю, что и выбираться лучше вместе, так шансов намного больше. Потому, прошу, выслушай меня.

– Хрен с тобой, – махнула Джин, отворачиваясь в сторону занавешенной арки борделя, – Заходи, но учти. Угощать тебя я не собираюсь.

***

«Мир» не изменился с последнего визита советника. Да с чего бы вдруг? Он по-прежнему не чувствовал уюта в этом месте. Его раздражали вычурные занавески, щипал глаза опиумный смог, вьющийся жгутиками дыма у потолка. Его пугали и возбуждали полуобнаженные девушки, кокетливо подмигивающие, играющие веерами у лиц, трогающие его руками за плечи, за грудь, за живот. Ничего лишнего, невинная игра не более. Часть гостей, облаченная в маски, развалилась на диване, пребывая в экстазе, пока очередная нимфетка хлестала их по голым жирным задницам. Примерно также выглядели собрания чиновников.

Поднявшись по лестнице, застеленной мягким, словно пух ковром. В конце тесного коридора скрывался маленький альков, занавешенный пурпурными шторками. Джин развалилась на засаленных подушках с кисточками, откинув голову назад. Тонкая струйка дыма вырывалась из его рта, грудь опускалась и вздымалась, после каждой затяжки. Рядом с ней сидела еще одна девушка, рыжая, кудрявая. Она Орну сразу не понравилось. Это было взаимно.

– Это он?! Тот бобёр из-за которого ты в такой жопе? Не останавливай меня! Я сейчас ему втащу! – девушка не стеснялась своих намерений, закатывая рукава.

– Во-о-оу! Полегче дамочка! Ай, да не надо! Что за день насилия такой – Однако охаживала она его всем, что под руку попадется. На счастье советника, здесь кроме подушек ничего и не было. Почти. – Так, это уже серьезно! Это… преступление против человечности, против короны!

И против здравого смысла, потому что бусы, предназначенные очевидно не для того, чтобы их носить на шее, а для… такой пикантный момент можно уточнить у Имерии Сквара. Да, черт побери, они выглядели угрожающе тяжелыми. Синяками здесь не отделаешь, только черепно-мозговой.

– Оставь Фрид, – Джин перехватила запястье разбушевавшейся рыжей бестии, – дай нам поговорить.

– Я только начала!

– У тебя еще будет возможность оторваться на нем. – мягко, как лиса у курятника, улыбнулась Джин, – Все зависит от продуктивности нашего разговора. Правда господин советник?

Господин советник закивал столько интенсивно, что ненароком прикусил себе язык.

– Смотри мне, – рыжая приставила два пальца к глазам и резко их отдернула в сторону Орнота, – я слежу за тобой, козёл.

Она демонстративно вышла, пихнув его плечом, так, что Орн завалился на бок и плюхнулся в россыпь сиреневых подушек.

– Какая обходительная девушка, – прошипел Орн, потирая назревающий синяк на плече, – у вас это семейное?

– Переходи к делу, черт возьми. Ты меня отвлекаешь.

От чего? От пьянства, разврата и наркотиков? В принципе, Орн тоже не жаловал, когда нарушали его идиллию.

– Джин, милая… – девушка смерила советника убийственным взглядом, – хорошо, не милая. Расскажи, что случилось на Аркановом мосту?

Это его интересовало куда сильнее, нежели судьба какого-то, пусть и очень ценного ножичка.

– О, погода была полное дерьмо. Я все платье замочила, заляпала его катастрофически. Ты представляешь, как трудно отстирать пятна от синего?! А еще сапог потеряла. Дорогой зараза…

Ясно, монолог намечался восхитительный, с дотошным детализированием всего, блин, что не имело никакого отношения к делу. Он потянулся было к трубке, оставленной Джин на столике, но та с молниеносной быстротой шлепнула его по загребущим рукам.

– Да-а-а, продолжай, не стесняйся, – Орн подул на алеющую ладошку, – У нас та-а-ак много времени. До эшафота.

– А, так ты хочешь к самому интересному перейти? Что ж ты сразу не сказал. – Джин демонстративно затянулась табаком, покусывая во рту ореховый мундштук, – Твой драгоценный товарищ, ну который за-за-икается, выдал мне полумертвую клячу и мертвого короля. И давай Джин, вперед, шуруй к крематорию. А все так хорошо начиналось. Я про бал, про светский раут, и не смотри на меня так! Сама жалею, что вообще с вами связалась. Зато теперь есть повод хвастаться перед сокамерниками, посидела на коленках у самого Бальдера «Освободителя» Строма, – она истерично фыркнула, – а потом отрезала ему рожу. Только все говно почему-то разгребала после этого я, а не мои, так называемый, сообщники.

– Джин, – выдохнул сквозь ноздри Орнот, – я хочу знать, как, мать его, Бальдер ожил?!

Она придвинулась к нему в плотную, так, что их носы соприкоснулись:

– Без малейшего понятия, мужик. Последний раз, когда я его видела, он немножко горел, а потом пошел плавать.

– В смысле? Он встал при тебе и решил искупаться? Как, когда?

– Великая Тень… ты идиот? Я подпалила телегу с ним, когда гвардейцы меня схватили на мосту. Началась паника, и я слиняла. Телега упала в речку. Все. Вся история. Единственное куда он мог доплыть это университет Энкерста. Или в сточную яму. Я не знаю, понимаешь ты или нет?

– Да. Ну вообще нет, не очень.

– Добро пожаловать в лигу тех, кто ни хрена не знает! Короче, меня обыскали. Какой-то косой урод нортлендской наружности. Вроде его на пирушке кидали в стену.

– Торфин, – Орн схватился за голову, шмыгая подступающие к носу сопли, – только его не хватало.

– Наверно. А потом, случилось то, что случилось, – девушка дрогнула, – их убили.

– Чего?

На самом деле это не новость, однако, информацией по этому инциденту Мартин отказывался делиться. Что не удивительно, он больше любил поиздеваться над советником.

– Ар-р, в них начали стрелять… проклятье, все как в млечной дымке. Я помню бегу по улицам, пытаюсь свалить от этой лавины пиздеца. Я почти сбежала от него, но он меня поймал, Орн.

– Я, погоди, я ничего не понимаю. Кто он? Торфин?

– Нет. Другой. Знаешь, он не счел нужным представляться, – Джин состроила кислую мину, и посмотрела на свои дрожащие руки, – Я проторчала в подземелье под Ткацким переулком несколько дней. Потом он приковал меня к стулу и заставил угадывать, устроил целое представление. Люди сидели напротив меня, также связанные, с капюшонами на голове. А у меня был арбалет. Я думала, что убивала своих близких собственным руками. Я… виновата в смерти каждого из них.

Она опустила голову в ладони, Орн увидел, как тонкие серебряные струйки слез прокатились вдоль запястий.

– Успокойся, хэй, – советник был далеко не мастером утешений, да и сочувствующим человеком его вряд ли кто-нибудь назвал бы, но именно сейчас он понял, что объятия, это единственно верный выход, – Все позади. Т-ш-ш. Все уже прошло.

– Все пройдет, когда эта мразь сдохнет! – Ее гортань дернулась, – Держал целый подвал пленников, даже какой-то женщине ухо отгрыз! Ебаный псих.

– Джин. Дыши. Опиши его, ты помнишь, как он выглядел?

– Такое не забудешь. Сука, жуткий тип, – она пыталась подобрать слова, но язык, будто клеился к нёбу, Орну знакомом это саднящее внутри чувство, когда все сжимается, словно острая пружина, – Здоровый, метра под два, глаза карие и злые, и шрам такой стремный на губе, типа полумесяца.

Паника она как огонь, легко воспламеняет сухие нервы. Страх разбредался по телу, как мураши из подожженного муравейника. Творя хаос, разгоняя сердцебиение до немыслимых частот. Орнот начал задыхаться, а в голове скрежечущий голос нашептывал одни слова:

«Передайте мой сердечный привет вашей подружке.»

– Эй, – щелчок пальцев у его лица, – ты чет побледнел. Расслабься, не тебе же устраивали психологические пытки, ну. Еще нюни распусти, блин. Это я тут страдаю, а не ты.

– Нам. Полный. Пиздец.

– Не поняла.

«Она будет в восторге.»

Орнот подскочил как ужаленный, хватая за запястье Джин. Он чувствовал, как его ладошки покрываются холодным потом.

– Нам нужно срочно валить! Бежать их чертового города!

– Куда?

– Да куда, блин, угодно! – срываясь на истерику завопил Орн, выглядывая за шторку в параноидном приступе, – Лишь бы подальше отсюда.

– Если ты так зовешь на свидание, то я вынуждена отказать, пока ты нормально все не объяснишь.

Свидание и впрямь маячило на горизонте. С виселицей. И явка на него была обязательной.

– Твой похититель, мучитель, короче этот ублюдок теперь новый глава гребанных шифров!

– Чего? А где старый?

– Уволен. Теперь бродит по дворцу как тень какая-то, – Мартин по крайней мере не похищал людей. Ну или не распространялся об этом.

– Ох бля. А этот, министр-заика, что с ним?

– Он в тюрьме.

– Охуенно. Скажи, у тебя там хоть что-нибудь в порядке? Один уволен, другой в казематах. Мож еще убили кого?

– Епископа Рэдхарта, несколько высокопоставленных чиновников, телохранитель королевы в тяжелом состоянии, так же погибла куча гражданских, и пара шифров. А, точно, того, который у меня в комнате в шкафу спал он тоже… когда пытался спасти мне жизнь.

– Декстер? – Джин горько усмехнулась, – почему я не удивлена.

– Также без вести пропал Торфин, Йорвульф, – продолжил Орнот загибая пальцы, – ну и ты, до недавнего времени.

– Дела обстоят лучше некуда, как погляжу.

– Именно поэтому мы валим. Чем скорее, тем лучше. У тебя остался кинжал Бальдера?

Она покачала головой.

– Ладно, так справимся, – советник залез в подолы своего вечернего костюма, и выудил увесистый кошелек вместе с инкрустированным драгоценностями ножом, – вот, не такой ценный, как у короля, но уверяю за него дадут хорошую цену. Джин, спасай нас, найди пути отступления. Контрабандисты, уголовники, не важно. Главное, чтобы им можно было доверять.

– Орнот, никому из них нельзя доверять.

– Пожалуй.

– Э, погоди, я не могу взять и все оставить! Моя семья, я не хочу их бросать, мне надо…

– Подумать? Джин, нас прикончат! – Орн вздернулся на импровизированной веревке, – Ты понимаешь это? Отрубят башку, в лучшем, мать его, случае. Мы не понимаем, что с Бальдером и он ли то вообще? Может это гребанный зомби у руля королевства. Тебя похитил и пытал ныне один из самых опасных людей государства. Черт, да мы ходим по острому краю, где с обеих сторон вязкое болото с трупами. Нам. Нужно. Бежать.

Глава 15 «Из огня да в полымя»

«Сначала выживание, потом мораль»

Филип Пулман

Чудесный нож

Свистун

– Твою мать! – отплевался Том, сквозь прорехи в зубах, – Сука, сука, сука!

Он навернулся с края канала, и оказался по пояс в маслянистой сточной воде. Смердящая вонь и грязь налипли на него, словно мухи на сладкий мёд. Жаль запахом таким же он похвастать не мог.

– Ненавижу блядь! Не-на-ви-жу!

Особенно того говнюка, который оттяпал ему руку. Теперь о привычном разбойничьем промысле в темных переулках стоило забыть. Пришлось переквалифицироваться в «ветерана» сидя с протянутой второй рукой в надежде на милостыню. В основном, вместо монет, в раскрытую ладонь он получал смачный плевок. Попрошаек никто не любит, особенно попрошайки. Однако, если при солнце он едва ли мог заработать на скромный обед, то с наступлением сумерек дела оборачивались куда лучше. В те времена, когда Свистун был еще бодр и весел, и мог держать штаны за пояс и член одновременно, он регулярно сплавлял трупы по каналам. Его никогда не заботило, куда они там плывут, что с ними будет потом. Без разницы. Голову занимали мысли, куда бы просадить только что нажитое добро. А теперь он стал стервятником, кто эти самые трупы вылавливает, в надежде, что нерасторопные головорезы не углядели в подвязках лихо запрятанную заначку.

Выкарабкиваться из канала с обрубком по локоть, та еще задача. Дальше будет сложнее, тут главное найти точку опоры, с этим Свистун справился неплохо, распластавшись на набережной. Пыхтя и свистя, Том достал припасенную палку. Большую такую, длинную, а самое главное – цепкую, как рот шлюхи, которой не заплатили. Край древка поддел пояс дрейфующего подростка, голодранца едва ли лет двенадцати, с воткнутым в глазницу кинжалом, прибивая его к берегу. Если в карманах ничего не окажется, что ж, кинжал точно лишним не будет.

– Что у тебя там в карманах, покажи дяденьке, сученыш, ну же!

– Не парься. – вкрадчиво донеслось над ухом, – Все что было, я уже вытащил.

Свистун притих, насколько позволяло хриплое дыхание, предательски вырывающиеся из легких. Это что, стража решила до него докопаться? Прикинуться дурачком, что очищает родные воды Энкерста от грязи, чумы и прочего непотребства. И вообще в последнее время люди болеть чаще стали, смертность повысилась. И тут на сцену выходит благородный Том Свистун и свершает благое деяние, да ему медаль нужно вручить или денежное вознаграждение за гражданскую инициативу. Вот сейчас он как скажет господину начальнику:

– А я и не парюсь, я просто лежу тут. – Чудеса риторики на загляденье.

До него буквально только что дошел смысл сказанного незнакомцем. Это что получается, его опередили? Какой-то вшивый конкурент облапошил его и теперь еще глумиться стоит?

– Слышь, – Свистун был не робкого десятка, и даже с одной рукой мог навалять засранцу. Ну, в теории, – а ты чего тут выебываться пришел, а? Это моя точка, упердывай отседова, пока цел!

Силуэт стоял неподвижно, лишь в смутных проблесках уличного фонаря он увидел его лицо. Эту улыбку, этот шрам пересекающий тонкую линию губ. То место, где некогда была правая рука Свистуна, пронзило ревущей болью. Он стиснул фантомный кулак.

– Не стоит тревожить мертвых. Пусть себе сплавляются в загробный мир. Ты ведь не хочешь к ним присоединиться, правда?

Том Свистун никогда не кивал столь отчаянно, что аж вытянутый подбородок стучал по костлявой груди, а затылок по мостовой.

– Вот и славно. – силуэт ткнул носком сапога под ребра и спихнул Свистуна обратно в сточные воды.

Мутная вода пропитанная кровью и дерьмом еще никогда так сладко не пахла медом, как сейчас. Том по прозвищу Свистун, покачиваясь на ручье, всматривался в барельеф ночного неба утканного серебряными пуговицами звезд, такое редкое явление в этом проклятом городе. И такое прекрасное, как сама жизнь.

Джин

Переступая через накуренные тела клиентов прозябающих в опиумной неге, Джин вспоминала с теплотой в сердце свой первый день здесь; Тогда шел первый снег, сырой, гонимый северными ветрами по узким улочкам портового квартала, худшего расклада для бездомной дворняги и не придумать. Вот они две промокшие и продрогшие сиротки, каждый день ворующие объедки с прилавков, ночующие в укрытии прохудившихся бочек или в тени заброшенных складов, стоят перед вывеской новенького кабаре «Мир». Нет, название они не могли прочитать, но оттуда доносилась музыка, веселый смех и согревающие душу ароматы. Им представлялось лучшим местом на земле – люди заходили туда угрюмые, а выходили довольные, порой настолько, что щедро угощали девочек чем-то помимо тумаков.

В один из дней Джин заболела. Она мало что помнила, слишком много воды и вина утекло с тех самых пор. Но Фрид пришла к кабаре одна, просила помочь хоть чем-то, даже не едой. Она искала хотя бы тщедушный плед, дабы согреть свою единственную родственную душу. Согреть Джин.

Ингрид, уже тогда немолодая женщина, с статной осанкой и безупречными манерами аристократки, поинтересовалась у взлохмоченной рыжей девчушки, где ее подруга, с которой они ошиваются здесь с самого открытия. Фрид растирая негнущимися от холода пальцами красный нос, выложила все как есть на духу.

Благодаря доброте Ингрид они очутились здесь, сытые, согретые и впервые за последние годы – счастливые. И естественно они оправдали каждый потраченный на них медяк с процентами, иначе Ингрид бы поперла их на улицу только в путь. Уж в этом сомневаться не приходилось.

И сейчас в груди щемило от одной мысли, что ей придется уйти отсюда. Возможно навсегда. С другой стороны, вдруг не все так ужасно, как описывает Орнот, вдруг есть надежда? Наверно, только она и есть.

Холодный сентябрьский бриз развевал подолы холщового неприметного плаща, прокрадываясь сквозь тонкую рубашку. Кожу осыпали мурашки. Джин зябко поежилась, стуча каблуками сапог по вымощенной набережной. Вокруг на удивление тихо, слышно лишь как воздух ветер треплет парусину, сложенную аккуратно возле бухт канатов. Да как жутко завывают корабли раскачиваясь на волнах. Этот звук скрипящего дерева, будто оно ожило и тянет свои ветви с целью выдрать кому-нибудь глаза. Джин была насквозь городской девчонкой и сама мысль о том, чтобы оказаться одной посреди лесной чащи вселяла в нее животный страх.

Ожидание тянулось вязкой, тягучей смесью пожирая время и словно останавливаясь в мгновении, отлитом в янтаре. Во рту стало горько от слюны, ей непременно захотелось покурить. Буквально одну щепотку опия, чтобы забыться, чтобы время встало в норму, чтобы почувствовать себя живой и не одинокой. Джин нащупала в кармане тугой кошель с монетами. На эти деньги они с Фрид могли бы купить небольшой домик, как о том мечтали. Порой сложно принять суровую реальность, где эти самые мечты обращаются прахом, извергаемым из печных труб крематория. Остается только вдыхать осколки собственных желаний, кашлять в сложенные лодочкой ладони и больше ничего.

На отшибе причала, примерно там, куда выходил городской канал, где запах был самым невыносимым, Джин увидела одиноко сидящего человека. Сгорбленного старичка, болтающего босыми ногами над морской водой. Мерный шум прибоя, серая пена облизывает сточенные камни пристани, облепленные тиной и тусклыми ракушками. Джин осторожно приблизилась к нему, точно к наваждению или миражу, возникшему в цепких тенях далеких огней города. В худосочных руках старика подергивалась видавшая виды удочка, а взгляд рыбака был устремлен вперед на изломанную линию горизонта, где черным скелетом покоились великие колокола средь темных вод.

Как же редко она смотрела на них, не понимала зачем и кто их обронил посреди моря. Возможно, все это она видит в последний раз – она обернулась через плечо – как и собственный дом.

– Это вы меня должны забрать отсюда? – Она присела рядом, стараясь заглянуть под глубоко натянутый капюшон незнакомца.

Джин искренне надеялась, что ее дурацкий и сумасбродный план удался. Так как сама она не могла свалить из города напрямую, боялась слежки того психопата, то есть могла конечно убраться восвояси самостоятельно, но ногами вперед. Она подговорила Стика, дворового мальчишку, чтобы он передал плату Нищебогу – местному воротиле. Любая незаконная деятельность проходила только через его загребущие лапы. Контрабанда в том числе. Потому Джин взяла билет в один конец. Только себе. Плевать на Орнота, это из-за него она вообще вляпалась в этот пиздец. И никаких угрызений совести она не испытывала, разве что каплю, которую благополучно залила кружкой медовухи.

Рыбак вытянул костлявую ладонь, ногти пожелтели и облупились, а кожа напоминала тусклый пергамент, покрытый чернильными кляксами старости.

Ах да, плата…

Стоило набитому кошельку опуститься, как дед цепко ухватил ее запястье. Холодный укол пронзил кожу, растворяясь жгучей болью в крови.

– Ауч! – завопила Джин, пытаясь высвободится из капкана руки старика, – Какого хуя?!

– Смотри!

Он схватил ее за волосы и прижал к обрыву над серой водой. Джин дергалась и извивалась, пыталась пнуть сволочь, но лишь содрала себе колени о сбитый камень. В глазах начало темнеть, вокруг собирался густой туман, белоснежный, как дым от табака, он закрадывался в ноздри, окутывал легкие, сдавливал ей глотку. Каждый новый вдох сопровождался спазмом, будто хочешь откашляться, но никак не можешь.

– Он велел смотреть! – повторил он хриплым голосом, тыча пальцем в гущу тины у берега.

Сквозь пелену навернувшихся слез, едва различимый абрис образовался в пучине рябящей воды. У образа возникли четкие очертания, словно его очертили тушью и подняли с глубины. Образ мальчика лет двенадцати с налипшими на бледное лицо смоляными волосами, но они не способны скрыть зияющую дыру в глазнице, пробитую кинжалом. Джин задыхалась в собственном крике. Пристань начала тонуть, а вместе с ней и Джин почувствовала ледяное касание воды, что тянет ее на дно. Тянет к Стику. Тянет к смерти.

– … Неужели ты думала так легко от меня избавиться? – глухая насмешка из толщи воды, Стик расплылся в жуткой улыбке с тонким шрамом поперек губ, он тащил ее за воротник вглубь, – Ох Джин, ты сама наивность. Мы ведь еще не наигрались.

***

Здесь во сне, в анабиозе, в небытие, в пульсирующий лоне спокойствия. Чувство окутывающее, словно жидкое пуховое одеяло, что заполняет маленький мир вокруг. Всё, что видно это красные прожилки на черном фоне. Они трясутся, содрогаются, покрываясь темными пятнами, снующими в беспорядочном хаосе.

« – Надо будет забрать этого деда к нам в штаб и сразу повысить до лейтенанта. Настоящий актер, дарование! Как считаете? Надо ему заплатить. Если что вычту из вашего оклада»

Тяжесть век накрывающие саваном глаза – единственный груз, лежащий на душе.

« – Зачеммы это делаем, черт возьми?»

Сердцебиение раздавалось эхом во всем теле, та вакуумная горячая оболочка вокруг нее дрожала, трескалась и грозилась рассыпаться вдребезги, как яичная скорлупа.

« – Затем что я так сказал, Нико, поджигай гребанную бутылку и кидай»

Кожа на пальцах сморщилась, Джин пытается вдохнуть, судорожно дергая глоткой. Боясь захлебнуться, умереть, так и не родившись на свет.

« – Приказ ясен… шеф»

Яркие лучи тянутся к ней, взывают, тянут свои цепкие лапы, вырывая из дремы. Вокруг мельтешат голоса, крики, великое множество чужих слов. Но Джин привыкла слышать лишь один голос – свой.

Что-то хватает ее за хрупкое запястье и тянет на себя.

Пузырек воздуха вырывается изо рта и медленно плывет наверх. Она поднимает голову, и черный саван растворяется, наполняя глаза силой. Наполняя их кровью. Джин вынырнула из бадьи, жадно, как выброшенная на берег рыбешка хватая ртом воздух. Над ней в густых волокнах дыма стояла Фрид.

– Слава Тени, ты жива! Я… – она задыхалась, прижимая запястье к губам, – Я боялась, что не успею.

Джин отплевывалась от мыльной воды, голова гудела и раскалывалась, как после адского похмелья. Она до сих пор не могла прийти в себя и понять, где находится.

– Что происходит? – едва вымолвила она, опираясь на бортик ванны.

Мокрые сосульки волос лезли в рот, Джин отбросила локоны назад, и наконец разглядел за спиной сестры пылающие искры. Пламя, точно голодный зверь, поедало все на своем пути: пурпурные подушки рвались от безумной температуры, рассыпаясь объятыми огнем перьями. Занавески пламенным вихрем метались по коридору, а балки трещали и ломились над головой.