Текст книги "Тени города Энкёрст (СИ)"

Автор книги: Влад Харламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Тени города Энкёрст

Глава 1 «Улыбка зверя»

«Кладбища забиты людьми, верившими,

что их некому заменить»

Роджер Желязны

Хроники Амбера

Ифан

Хлопья черными снежинками кружились, падая с неба и образуя серые могилки сугробов на крыше крематория. Для Ифана пепел всегда был чем-то сродни снегу. Пусть тот и смотрелся бедным родственником перед изяществом своего благородного братца. Зато был честнее – не обжигал холодом за напускной красотой, не прятал ледяные шипы за изящной формой. Он открыто заявлял – я грязный и я воняю. Все, ничего лишнего. Ифан придерживался аналогичных взглядов, не скрывая своих истинных намерений за учтивой улыбкой.

– Апчхи! Да сколько можно! Сраная сажа повсюду, задолбала, чесслово, – мужичье под козырьком тайком отлынивали от работы. Лысый с отвратительным родимым пятном на затылке, припал спиной к обшарпанному косяку, болтая бутылкой разбавленного спирта. – Скоро я отсюда уволюсь, на хер оно мне все упало! Трупы сё, трупы то, каждый, сука, день трупы. Давай Смитти, тащи тело сюда! А нет, оно благородное, не кидай в общую печь. Я че ль знаю благородный, не благородный? Все цацки с него уже поснимали. Один хрен ж-ж-апхчи-мурик!

Ифан закатил глаза. Очередной неудачник плачется о своей никчемной жизни.

– Угу, – буркнул собеседник нытика, жирненький такой, как хрюшка на убое в натянутых до предела подтяжках, образующих бугры на его сутулых плечах. Он беззастенчиво скреб грязными ногтями стриженные лишаем бакенбарды, крайне неумело скрывающие второй подбородок.

– А как не сжигать всякую шелупонь, так на посту торчать в карауле! Ладно днем еще нормально, но вечером дубак спасу нет, под конец смены стоп не чувствую. Во, глянь-ка, – в доказательство он крайне неуклюже стянул сапог за пятку и продемонстрировал мозолистую ногу с пожелтевшими корявыми ногтями. Ну явно не от холода, – Вот оно мне надо за пару монет горбатиться? Я тебе говорю, уволюсь нахрен и горя знать не буду. Открою энту, как его, – нытик поболтал мутную жижу заглядывая в горлышко, так и стоя без ботинка, – Бутлегерскую, во! Заживу, яки барон, заживу. Э, ты куды?

– Поссать, – толстяк отшатнулся и придерживаясь кирпичной стены побрел за угол.

Через мгновение послышалось журчание струи и стон облегчения.

Вдох-выдох.

– Я уж думал, вы никогда не заткнетесь.

– Ась? – Только и успел выдать мужик, задирая голову вверх.

Тень сорвалась с карниза подобно пеплу в обертке стали, целясь каблуком в мерзкую родинку, точно в мишень. Жестокий удар обрушился ниже лба, разламывая переносицу, вминая ее в череп. Голова дернулась назад, под аккомпанемент хруста шейных позвонков. Ифан оттолкнулся ногой, пихая работягу так, что тот с размаху полетел на пару шагов вперед, спотыкаясь на подкосившихся ногах. Безвольная шея качнулась и раскрытый рот мужика с размаху налетел на обсосанное горлышко бутылки. Чавкающий звук и лязг стекла оборвали жизнь жалкого нытика. Тонкие струйки крови смешались в палитре серых луж и алкоголя.

Гул тяжелой обуви, прерывистое дыхание, звон металлической бляхи ремня. Ифан слышал каждый шаг своей следующей жертвы. Седеющий толстяк с торчащими пучками бакенбардами вывернул из укромного местечка, даже толком не спрятав член в портки.

– Смитти, ты че уеб… – Смитти в данный момент отдыхал с выломанной челюстью и травмой головы, – Э! А… а какого хрена здесь происходит?

– Смена караула, – Ифан выставил руку вперед, щелкнула тетива скрытого арбалета и болт с тихим свистом, пронзая стену праха вонзился четко под баки толстяка. Ворот рубашки тут же окропился багрянцем. Губы еще безвольно хватали воздух, как у рыбешки, выброшенной на берег, он даже нашел в себе силы коснуться торчащего оперения из кадыка. Но пальцы лишь конвульсивно сжимались рядом, пока водянистый взгляд не потускнел, а колени не подогнулись, роняя тушу лицом в сырую землю, поднимая столпы пепла.

Будучи Шорохом, то есть вольным наемником, ему бы стоило не творить такую грязь, однако… Убирать трупы? Нет, сегодня Ифан пришел творить искусство, наносить краски на блеклый холст обыденности, а тела, это как натура, с которой пишется пейзаж.

В промышленном районе с печками для жмуриков соседствовали литейные цеха, отравляющие смогом километры вокруг себя, как дохлое животное посреди водопоя. Пальцы латунных труб тянулись к небу, исторгая кашлем сноп искр. Пламя и пепел опутывали город тесным непроглядным кольцом, прожигающим глаза до слез. А сколько слёз еще прольется, когда он закончит свою работу, ух.

У Ифана от таких мыслей, проступила бледная тень улыбки. Она стала только шире, когда он приблизился к офисной конторе заведующего всем этим предприятием смерти – Эсканора Дэшона по прозвищу Маэстро. То был ушлый сукин сын, обладающий потрясающим даром превращать проблемы в горстку воспоминаний. Наверняка сейчас сидел за своих охеренно огромным столом, подпирая его своим охеренно огромным чувством собственной важности. Впрочем, надо познакомиться лично, слухи обычно привирают, вдруг стол не такой уж и большой.

Он и шагу не усел ступить, как оказался на прицеле тяжелого арбалета в руках щуплого молодчика в кожаной куртке. Наконечник болта угрожающе блестел, и вполне оправданно, такой латы прошивает как бумагу.

– Че надо?

– У меня послание для Эсканора, – с непроницаемым лицом, Ифан выудил из-за пазухи письмо, придерживая конверт с королевской печатью двумя пальцами.

– Че внутри?

«Пустота, как и в твоей тупой башке». По факту там даже пресловутого листика не было, только конверт.

– Без понятия. Я курьер.

Парень двинулся вперед, однако арбалет не убрал, лишь отвел в сторону. «Скверно, лишь бы случайно не шмальнул».

– Че, давай конверт, я передам, – на его тонкой вытянутой шее красовалась совершенно ублюдская татуировка змеи. Будто ребенок вырисовывал контуры, а потом, невпопад разукрасил выходя за линии.

– Тебя Че звать?

– Че?!

– Скажи, тебе татуху била твоя пьяная мамаша?

– Че ты щас вякнул?! – лицо исказилось яростной гримасой, арбалет повис в руке, в крепко сжимаемом кулаке. Идеально.

Ответ Ифана не заставил себя ждать, он схватил растерянного охранника за ворот куртки и с силой дернул на себя. По инерции корпус арбалетчика подался вперед, и его некогда аккуратная переносица встретилась с сокрушительным ударом потного лба. Любой бы растерялся, сломай ему нос одной внезапной атакой. Кровь брызнула вслед за склизким треском. Чести ради, охранник попытался отступить, махнул ногой, целясь Ифану в живот, дабы разорвать расстояние для выстрела.

– Не-а, – покачал головой Ифан, перехватывая ногу арбалетчика в полете и со всей дури всадил кинжал в бедро пробивая кость. Вой боли. Одним отточенным движением вспорол ляху вплоть до сапога, а вторым ударом сделал подсечку под колено. Тот аж подлетел на метр, с грохотом ударяясь лицом об поребрик бордюра. От треска пробитого черепа, невольно передернуло.

Ифан подобрал арбалет, повертел его в руках и отбросил в сторону. Слишком громоздкий. Есть подозрение, что охранник здесь не один, и его друзья наверняка скрываются за дверью. Пожалуй, стоит нанести им визит.

Над порогом виднелась мерцающая вывеска на волшебном огне. А над ней балкончик с аккуратной резной балюстрадой в восточном стиле, если постараться, то можно залезть. Ифан повис на краю козырька, раскачался и с двух ног любезно постучал в дверь. От таранного удара, та аж треснула в нескольких местах, а забившийся в щели и на балки пепел осыпался черным доджем от грохота. Ифан резво подтянулся, цепляясь за холодные перила балкона.

Не дожидаясь особого приглашения, Ифан достал из внутреннего кармана одну маленькую сферу в металлическом корпусе. Он очень любил подобные штуки с самого детства. Особенно те, что взрывались.

«Не вежливо ходить в гости без подарков»

Шар начиненный взрывчаткой чётенько угодил в «лунку» капюшона выбежавшего амбала. Едва ли он успел взглянуть наверх увидев хищную улыбку Ифана. Взрыв оглушающим хлопком разорвал его голову, а затем ударной волной огня смел амбала прочь, превращая его кожу в прожаренную корочку. Окна дома лопнули, вылетая вместе с рамой. Часть стены снесло, разнося дверь в труху вместе с косяком. Подпорка балкона надломилась, едва не сбивая Ифана с ног. Пожалуй, устояла конструкция только на чистой совести строителей. Довершали картину разрушения тлеющие ошметки черной мантии, витающие в воздухе, как похоронный саванн над кляксами расплесканной крови.

По телу забегали восторженные мурашки, разливаясь жгучим адреналином по венам. Ощущение такое, словно внутри был объятый пламенем пожара муравейник. Долго полюбоваться завораживающей красотой рукотворного пейзажа мешал профессионализм.

Стоило Ифану отодвинуть зигзагообразную перегородку, огораживающую балкон, и войти внутрь, как сбоку по голове огрели чем-то твердым. От удара полетели щепки музыкального инструмента. Ифан инстинктивно схватился за затылок, на свое счастье. Острые струны впились ему в шею, и прижали руку. Кожа лопалась под давлением, заливая кровью грудь брыкающегося Шороха. Сальный мужик наваливался на него сверху, матерясь на кенрийском. То ли звал стражу, то ли костерил матушку Ифана, хер его знает. Сквернословие не мешало этому ублюдку стягивать импровизированную гарроту все сильнее и сильнее.

– Ты Эсканор? – просипел Ифан, чувствуя, как на рукаве трескается заряженный болт арбалета.

– Ч-что? Какое тебе дело, кашалот?! – пожилой пухляш ростом метра в полтора, пыхтел раздувая ноздри над ухом Шороха, – Для тебя, мусор, я Эсканор Дэшон!

– О… кх, так я по адресу.

Ифан сместил центр тяжести, переваливая тушу через плечо. Оба повалились на шифоньер, роняя на пол чернильницу, кипу бумаг и искусно выращенный бонсай. Узел ослаб. Эсканор в цветистом, почти бабском камзоле, грохоча возился на полу, валяясь в обломках инструмента, но не переставал сопротивляться, тянясь к Ифану своими жирными пальцами. Шорох перехватил струны прямо в его ладонях и принялся их стягивать. До тех пор, пока Эсканор не завизжал, наблюдая как узел на скрученных пальцах смыкается, кровь хлещет по ладони, а фаланги одна за одной отсекаются под давлением струн. Капли крови разразились барабанной дробью, пропитывая зеленый ковер темными разводами.

Эта экзекуция, безусловно приятная, едва не стоила Ифану жизни. Исключительно на рефлексе он успел повернуть голову и отпрянуть. Что-то чиркнуло возле уха, капюшон сорвало с головы. Теплая струйка прокатилась от уха к шее, оставляя алое пятно на вороте белой рубахи. Крепкий жилистый парень стоя в дверном проеме метал ножи как сумасшедший, разнося какие-то неприлично дорогие кувшины династии Кинь вдребезги.

Над головой просвистело еще два ножа. Третий проткнул плечо, завязая в кости, чуть выше локтя. Следующий клинок грозился выбить Ифану глаз. Шорох успел подкинуть носком ботинка табурет закрываясь им как импровизированным щитом. Бритвенно-острый наконечник вибрируя вонзился в сидушку, торча напротив лба Ифана.

– Больно же, – прошипел Ифан, рывком сокращая дистанцию до жилистого паренька, швыряя табурет ему в голову. Ошметки древесины вместе с певучим звоном стали осыпали пол.

Драка и не думала останавливаться. Противник махнул кортиком разрезая воздух перед собой, лишь кончиком задевая губу Шороха. От следующего Ифан уклонился, по-боксерски поднырнул под хуком паренька, и врезал короткий апперкот под дых. Жилистый закашлялся, забрызгивая слюной рукав, безрезультатно хватая ртом воздух.

– За шрам ты мне ответишь, сученыш, – он вошел в кураж боя, обнажая клыки, – я буду играть с тобой долго-о-о.

Излишние бахвальство обошлось Ифану в одну лишнюю дырку в теле. Толстожопый Эсканор, нашел в себе силы и какие-то пальцы, чтобы сейчас тыкать ему в лопатку ножницами для резки ткани.

– Да твою мать! – Удар локтем наотмашь, прямо в кадык. Эсканор охнул, выдирая ножницы вместе с плотью, – откуда в тебе столько прыти?!

Борьба была короткой, чем-то напоминала ролевую игру, под названием «увернись от лезвия и не потеряй конечности». Ифан ловко отвел удар, роняя Эсканора на пол, ножницы вспарывая вельвет по дуге, слетели с покрасневшего полотна кенрийского ковра, тут же завязая в паркете.

Наградив бодрым пинком башку Эсканора, отшвыривая того обратно к раздолбанному шифоньеру. Ифан схватил за голень метателя ножей и с размаху впечатал в хлипкую стену, ведущую в коридор. Паренек с легкостью пробил ее, перевалился через перила и отчаянно визжа рухнул вниз, где в общем-то и затих. Может заодно и шею себе свернул, козел.

– А это…, – дыхание, главное сохранять дыхание, – я, пожалуй, заберу.

Он подобрал кинжал, убирая его за пояс и спрятал один ножичек под рукав запястья. Маэстро стонал в полубессознательном состоянии валяясь во множестве осколков керамики на полу. Ифан провел языком по распоротой губе, пробуя собственную кровь на вкус, затем ступил в коридор, вдыхая через ноздри аромат погасших арома-свечей в кабинете Эсканора.

Вдох – выдох.

Важно сохранять баланс и не запыхаться раньше времени. Нужно было убедиться, что больше непрошенных гостей здесь не будет, и уже тогда побеседовать с Эсканором по душам, благо он сейчас прилежно отдыхает.

Спускаясь по винтовой лестнице, Ифан очутился в просторном фойе; лоснящимся дурновкусием и богатством, украшенным картинами с летящими на восток журавлями, жабами сидящих на кувшинке в окружении цветов лотоса и так далее. Кенрийская культура доминировала даже в деревянных вставках, окованных нефритовым серебром в образе дракона.

– Брат бы спалил это место к Зверевым чертям, чисто из любви к искусству, – пробормотал Ифан, краем глаза замечая, как из алькова выбежала босая девушка. Мокрая с головы до ног со следами пены на теле. Она с мольбой в глазах смотрела на него, просила пощады, сжимая ворсистую ткань в своих нежных ручках.

Ифан выдернул короткий нож из рукава и швырнул наотмашь. Клинок угодил девчонке точно в глотку. Зрачки расширились в ужасе, она присела, хватаясь за вспоротую артерию, будто бы пыталась остановить кровь, хлещущею фонтаном.

– Прости малышка, – Шорох приложил палец к натянутой улыбке и подмигнул, – никаких свидетелей.

И почему он решил, что все пройдет гладко. Без сучка, без задоринки. Таких случаев в его работе, не бывало, пожалуй… никогда? Даже самые трусливые свиньи срывались на визг от страха и превращались в загнанных в угол крыс. Очень опасных крыс.

Ифан повернул голову вправо в сторону алькова, где пенилась ванна. Посмотрел на частично запотевшее стекло крепящиеся на изящной плитке. Поморщился, разглядывая собственное отражение, осторожно касаясь свежего пореза на лице.

– Хм, думал, будет хуже.

Тяжелый, грузный топот раздался с противоположной стороны фойе и приближался со скоростью мчащегося стада. Удар по силе оказался такой же. Буйвол-охранник смел Ифана, как пушинку, впечатывая его в зеркало. Послышался лязг и грохот осыпающегося дерева и стекла. Ванну разворотило под тяжестью двух тел. Ифан трепыхался, захлебываясь в мыльной пене, пытаясь сбросить с себя верзилу. Несмотря на то, что в голове звенело, так, будто там лупят утренний набат, Ифан не просрал оружие, но никак не мог его достать.

Здоровяк дернул его за плечи, с звериным рыком приложив затылком об угол ванны. Вернее об то, что от нее осталось. Перед глазами выступила черная рябящая пелена. Ифан почувствовал, как его хватают еще раз и собираются приложить вновь. Ох, какая-то это великая ошибка использовать один прием дважды. Ифан поддался рывку, чтобы его зубы аккурат очутились перед носом-картошкой оппонента. Яростный укус, наполненный безумной жаждой, прорезающий кожу, вгрызающийся в плоть, до тех пор, пока кровь не начнет вытекать изо рта густой слюной. Челюсть сжималась все сильнее и сильнее, пока зубы не соприкоснулись вместе. Под плач и дикий ор охранник, пытался отстраниться и убежать прочь, но он как дичь, угодившая в капкан, делал только хуже. Буйвол захрипел, хватка чуть ослабла. Ифан воспользовался моментом и засадил коленом в пах. В бою насмерть нет места чести.

Ифан зло плюнул кусок откусанного носа в рожу ублюдку и наконец дорвавшись до ножа всадил его по самую рукоять в живот. Туша буйвола закачалась, он не понимал за что держаться, за лицо, за живот или за яйца, потому истекая кровью и теряя сознание от болевого шока рухнул навзничь. На Ифана.

– Слезь с меня кабан, – Шорох выскользнул из-под него, отбросив сторону. Тяжелый вдох, срывающийся на кашель, – где вас, блядь, таких откармливают?

Ифан ступил на скользкий пол, отплевываясь от сладковатой воды. Пена вперемешку с кровью и лепестками кенрийского лилии расплывалась по коридору, образуя причудливый узор. Он схватил за ворот рубашки сипящего охранника и бросил его на разбитую зеркальную раму. Это все, на что у него оставались силы: прикончить, вспоров шею треугольником торчащего стекла.

Он еле как заставил себя пойти вперед, и был совсем не против поваляться сейчас без сознания рядом с трупом бугая и отдохнуть немного. Его покачивало словно пьяного, дыхание прерывалось. Он адски устал, вытирая рукавом льющуюся изо рта кровь.

Зато Эсканор чувствовал себя на удивление бодро, в этот момент сигая с балкона вниз, неуклюже приземляясь и подворачивая ногу. Он матерился и брызгал слюной, спотыкаясь об оторванное бедро священника.

– Куда это… – вдох-выдох, – ты собрался? – Кончик лезвия неуютно впился в щеку обильно потеющему Маэстро.

– Никуда, я… на помощь! Помогите!

Тишина.

– Неплохая попытка, могу заставить тебя кричать громче, – Шорох сплюнул шмат крови, – на пределе возможностей, хочешь?

– Не надо. П-пожалуйста, не убивайте меня. Что вы хотите, денег? Я… я отдам вам сколько хотите, да все забирайте, у меня есть счет в банке Ван Рейн и Гросс! Там драгоценности, ценные б-бумаги и…

– Меня не интересуют богатства. Меня больше интригует это. – Ифан бросил к ногам Эсканора конверт с печатью бывшего короля.

Да, пустой, зато какая действенная провокация. Любо-дорого смотреть.

– Это… это все Доруза! И Герчингер! Это все они мутят, а я, а я тут не причем. Я все вам расскажу, все как на духу выложу, правда! У меня с ними встреча, з-завтра утром, я могу вас привести туда, клянусь! – Скулил Эсканор Дэшон по прозвищу Маэстро, только сейчас обрубками своих пальцев он вряд ли сыграет что-то сложнее похоронной ноты.

– О, не сомневаюсь, – тяжелое дыхание, кровавый оскал Ифана заставлял сраться в штаны даже матерых вояк, что уж говорить о каком-то гробовщике. Пусть и очень влиятельном, – Ты мне все расскажешь. Но сначала мы с тобой поиграем, не то моя предыдущая игрушка разбилась.

Тело любителя хреновых татуировок, лежало на подступе раскуроченного порога с вывернутой шеей.

– По-поиграем?

– Тебе понравится, – ярче улыбки Ифана, сверкало только лезвие его ножа, – это веселая игра. Я буду медленно снимать с тебя лоскуты кожи, как шкуру со спелого яблока, а ты громко орать в приступе наступающего от невыносимой боли безумия. Что скажешь?

– Нет, умоляю, не нужно, не делайте этого, Зодиаки помилуйте. Прошу вас! Нет! А-а-а…

Вопль гулким эхом разносился по пустому внутреннему двору крематория, теряясь в закутках заводов и гуле литейных. Никому не было дела. Все давно привыкли к тому, что порой здесь кричат даже мертвецы.

Глава 2 «Сладкая жизнь»

«Когда перед тобой стоит задача, лучше сразу браться за нее, чем жить в страхе перед ней»

Джо Аберкромби

Первый Закон. Кровь и железо

Джин

Осень – каждый находит красоту в этом времени года; оно интимно, откровенно и неуловимо напоминает бордель. В какой угол не посмотри: кругом океан пестрых цветов и обнаженной красоты, но стоит опустить взгляд, как обнаружишь утонувшую подошву в чем-то омерзительно склизком. И дай бог, если то обычная грязь.

Жизнь Джин также напоминала бордель, в прямом смысле – она в нем работала. И каждое утро, когда клиентов нет, она потягивалась до характерного щелчка в позвоночнике, топала босиком на балкон и смачно сплевывала на мостовую. Ничего личного, просто ритуал.

Едкий смог окутывал небосвод, а густой утренний туман по обыкновению расползался по узким улочкам Энкёрста. Его кисельная дымка превращала прибрежные дома в мутный силуэт похожий на острые ощетинившиеся скалы, которые рваной линией на горизонте обрывались и уходили вниз к причалу и судостроительной верфи, где вечно толпились покачивающиеся на волнах прибоя мачты кораблей.

К счастью, подул свежий ветерок. Легкий бриз сорвался с моря, дернул флюгер на макушке лоцманской службы и принялся безобразничать, умыкая агитки с просоленных стен причала.

Они взмывали в стальное небо и волочились над городом, над разрушенными бараками и куцыми пристройками, над перевернутыми лодками, усыпанными ракушками и илом, и над обгоревшим остовом кроильного квартала. Запах обугленных досок третий день ломился сквозь ставни надушенной комнаты Джин, утопая в бесконечном дыму кальяна.

Мимо балкона пронеслась листовка с изображением Бальдера Строма: героя-освободителя, предводителя всех обиженных и угнетенных; затем зацепилась за коготь чайки и устремилась вместе с ней к рыбному лотку. Буквально секунда, и тухлый смрад внутренностей пропитал смятую бумагу, пока пернатая крыса, угнездившись на подоконнике, вынимала кишки из своего завтрака прямиком на лучезарную улыбку героя-освободителя.

– Пошла на хрен отсюда! – Тучный седой мужик, со скрипучим голосом злобно саданул метлой по створкам, спугивая голодную птицу, лишившейся не только еды, но и перьев. – Все окно мне засрали, сукины дети!

Ах, если бы только окно. Портовая часть города и раньше не благоухала розами, а с постройкой фабрик жителям пришлось приноровиться дышать по-новому. Преимущественно в курильнях, единственном месте, где одна вонь могла совладать с другой. Так что выбирать – чем дышать – не приходилось.

А чем жить… тут вариантов несравнимо больше, как на торговом прилавке шарлатана, всё на вкус и цвет.

Для Джин, этим оказалось зеленое сочное яблоко, чья кожура так приятно лопалась под натиском зубов, заливая подбородок пенистым соком. Она с самого детства обожала кисло-сладкий нектар и горечь кожуры во рту, потому день, прожитый без яблок, казался ей пустым и блеклым. У человека всегда есть свои маленькие слабости, пусть и такие нелепые. Однако, в этот раз – посмаковав фрукт, Джин тут же выплюнула все что прожевала.

– Эй, – крикнула она с лоджии, – твои яблоки полное дерьмо!

– Что тебе не продай, тебе все дерьмо! – Торгаш родом с восточных островов Кенрии, поднял прищуренные желтые глаза вверх и ощерился такой же желтой улыбкой. Местные не заморачивались, так его и называя – Жёлтый. Реальное имя никого не интересовало.

На свою беду он был иностранцем, потому местное ворье просто и незатейливо грабило беднягу стабильно раз в неделю. По праздникам чаще. Вот и сейчас два мелких засранца уже как добрых полминуты обчищали его прилавок.

Оливер – воровал, а Томас – отвлекал, суетясь вокруг как назойливая мошка: «Дядя, дядя! А когда ты уедешь?» – не унимался гундосый мальчик с заячьей губой.

– В самом деле, ты скоро свалишь на родину, нэ? – мигрантов не любили в Вердании, особенно в ее столице Энкёрсте, – Глядишь, без тебя и фрукты свежее начнут завозить.

Этот выпад Желтый проигнорировал, как и все предыдущие, иначе бы он здесь не выжил. Джин помусолила второе яблока в руках. Жесткое и блестящее, точно воском покрытое. Какая мерзость.

– От того, что ты пялишься, оно зеленее не станет, – проскрипел мужик, подпирая плечом столб шатра и так удобно занимая позицию для кражи.

Джин вспомнилась поговорка: кто рано встает – тому бог подает. Что ж, утренний туман весьма недурно подает карманникам. Оливер воспользовался удачно подвернувшимся случаем и подрезал кошелек.

Интересно, и кто их научил так нагло красть? Хороший вопрос, ответ на который явился сам, – с копной взъерошенных рыжих волос:

– А от того, что ты пялишься – она ноги не раздвинет, – злобно заявила Фрид.

Кенриец на это вытянул губу и сплюнул на тротуар, часть ритуала, не иначе:

– Не собираетесь ничего покупать – проваливайте в ваш бордель. От вашего срамного вида товар портится, того и глядишь виноград засохнет!

И в этот момент мешочек, набитый звонкими монетами, беззвучно перекочевал в ладонь юнца. Оливер подмигнул и дал добро.

– А что, сморщенный изюм напоминает собственные яйца? – хохотнула Фрид, выхватывая яблоко у Джин и без задней мысли зарядила его точно Желтому в лоб, – Мальчики, а ну домой!

– Эй, я хотела съесть… – Джин с тоской посмотрела на опустевшую ладонь, а затем на корчащегося от боли торгаша.

– Ты же сказала, что яблоки дрянь, – изумилась Фрид.

– Ну не такая уж и дрянь…

– Да начхать, пойдем, кое-что покажу!

Когда Фрид говорит: «пойдем», то это не обсуждается, ты просто идешь, хочешь, можешь, есть ли у тебя ноги. Не важно. Твое мнение не волнует.

Метр, за ним два. А рыжая бестия продолжала тянуть ее как жена запойного пьяницы домой. Этим пьяницей Джин чувствовала себя сейчас, спотыкаясь о сбитый пурпурный ковер.

Ковров в борделе вообще было какое-то неприличное количество. Непристойное даже, под стать заведению. Каждый участок стены был завешен ворсистым или шелковым полотном с изображением нагой красоты. Казалось бы, куда уж больше голых сисек на квадратный метр. Но, как объяснила Ингрид – товара много не бывает, особенно, если он не портится. Шлюхи вообще редко портятся. Когда одна утрачивает привлекательность для одной группы клиентов, ну там возраст, шрамы, синяки, беременность, то тут же находятся те, кто готов заплатить вдвое больше ради удовлетворения своих нестандартных потребностей.

И вопреки расхожему мнению, Джин не была шлюхой, как и ее подруга, или правильнее будет сказать сестра, Фрид. Они были артистками, и чертовски хорошими.

Минуя сонных нимфеток вольготно развалившихся на подушках, они покинули душные залы борделя, оказываясь на свежем воздухе. Хотя «свежий» это комплимент, притом весьма завышенный.

Мелкие воришки взялись из ниоткуда и примостились следом, как две невзрачные тени. Невзрачность – лучший талант вора. Фрид замерла, припав к углу кирпичной стены, и удостоверившись в чем-то своем, обернулась к спутнице, растрепывая копну своих вьющихся медных волос.

– Вон там, парня с железкой видишь? – оживленно прошептала девушка на ухо Джин, тыча пальцем сторону прилавков.

Мимо пронеслась груженная ящиками телега, разбрасывая жидкую грязь из вновь образовавшейся колеи размытой дороги.

– Вижу! Я прекрасно все вижу, – зло прошипела Джин, в последний момент успевшая подобрать подолы своего роскошного синего платья от грязевого дождя, – так можно описать половину города.

Совершенно без преувеличений. В порту сновали не только рабочие и торгаши, но и гвардейцы, мигранты, воры, нищие, сумасшедшие, да и просто подозрительные личности – и все как один подходили под описание.

Нетерпеливо заворчав, Фрид положила ладонь на темную макушку подруги и повернула в нужную сторону:

– Этот парнишка посыльный короля. Ты только представь, его королевское великохреничество пожелало себе шлюх на праздник! Понимаешь, да?

– Нет, не понимаю, – честно ответила Джин, шмыгнув носом.

Пальцы Фрид сжались в ее волосах и нервно потянули из стороны в сторону.

– Шлюх из нашего кабаре! – зашипела Фрид. – Если Ингрид не потребует с них дополнительную плату, я сама ее сдеру, вместе с их напомаженными патлами.

Кабаре – какое красивое слово для притона со шлюхами и наркоманами. Ну и отчасти правдивое. Современные проблемы требовали современных решений. Публичный дом сгорел вместе с кроильным кварталом, а кабаре на набережной переживало не лучшие времена. И вот в трудную минуту они нашли друг друга. Всё. Теперь там можно и музыку послушать, и самому поиграть на «инструментах».

– Тетя Ингрид хорошая, – пробубнил Томас, отирая рукавом выступившую слюну. Она всегда текла.

– Им же не запретили работать вне кабаре, – Джин хлопнула по руке фырчащую Фрид. Сделать идеальную прическу утром не дело пяти минут. Девушка присмотрелась в толпу, заприметив слишком уж чистого паренька для здешних мест. – Ты про этого щегла, нэ?

– Да! Ты только посмотри, какой мешок у него на поясе, не кошель, а бычьи яйца! Сколько королевские посыльные зарабатывают, черт подери!

– Явно не столько, чтобы таскать с собой меч.

– Чепуха! – усмехнулась рыжая. – Сейчас только ленивый не прячет ножик в портках. Не шифра же послали за королевскими развлечениями средь бела дня, в самом-то деле. Короче, у меня предложение.

– Только не предложение… – умоляюще захныкала Джин, она готова была броситься на колени и постричься в монашки, лишь бы не участвовать в очередной авантюре. В прошлый раз пришлось натурально засовывать ноги в акулий хвост и прикидываться русалкой перед пьяными цилийцами. Удовольствие ниже среднего.

– Всемогущая Тень! Просто отвлеки мужика, а я тисну кошель. Всё!

– Если что-то пойдет не так, – Джин выглянула из-за угла, прицениваясь к лениво вышагивающей фигуре в сером плаще, – ты мне торчишь корзину яблок и ящик бренди!

– Заметано! – нетерпеливо пританцовывая в азарте, Фрид легонько толкнула подругу вперед. – А мальчишки глянут, как работают профи, это вам не козлов кенрийских обчищать. Вперед, блистай, красотка!

И она блистала. Несмотря на то, что самое сложное в преследовании – это темп. Плыть по течению толпы, стать единым целым с ней, теряясь для общего взора. Казалось бы, главное правило кражи – не отсвечивай лишний раз. Но Джин этого не умела, она же актриса, ее кредо сиять на публике, как начищенный до блеска котелок.

Зато она умела быстро бегать, и кто скажет, что бег это не панацея от всего – тот, скорее всего, гниет на королевских рудниках или плавает в канале мордой в нечистотах. Вообще они с Фрид не часто опускались до воровства, в основном так – пощекотать нервишки, а суливший куш, так вызывающе покачивающийся на поясе посыльного, определенно щекотал не только их, но и самые неприличные места.

Уповая на то, что холенный посыльный сразу двинет с Речной улицы на общее торжество к площади Восстания, Джин пританцовывая кружила возле него, всячески привлекая внимание. Огромная, а главное тесная толпа – это фактически рай для щипача, там не только кошель подрезать можно, но и сережки, цепочку, а при должно сноровке и ботинки с носками.

Намеченная цель, обогнув запряженную карету, вышла в переулок к Башне Беннета. Облюбованная пожилым северянином перекошенная колокольня уже лет десять выглядела как карточный домик. Дунь, и она развалится. Но, нет, она уверенно держалась на соплях детей, расклеивающих там объявления.

«Зараза» – процедила сквозь зубы Джин. Поворот жертвы к красильной мастерской немного ухудшал шанс на успешную кражу, здесь немноголюдно, впрочем, это уже головные боли Фрид.