Текст книги "Пробудившие Зло (СИ)"

Автор книги: Виталий Держапольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Ну, и что там, в доме? – нетерпеливо перебил Виткентия Поликарповича Сергей. – Море трупов? Море крови?

– Ни-че-го! – раздельно, по слогам произнес бывший архивариус. – И никого: ни Хвостовской, ни её гостей, ни прислуги…

– Быть того не может! – категорично заявил милиционер. – Куда бы они подевались, если из дома никто не выходил?

– Наше начальство тоже так подумало: перевернули весь дом – и ничего! И вообще, судя по материалам дела, у проверяющих возникло ощущение, что в особняке долгое время никто не жил: жуткая вонь, все заросло паутиной, на полу и мебели – толсты слой пыли, на которой не было никаких следов присутствия людей.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день! А как же жандармы и дворник: они тоже не наследили?

– Выходит, что так, – согласился Полобухин. – Загадка, однако… Недельки через две на Семеновском кладбище в невменяемом состоянии был обнаружен один из пропавших жандармов – Алексея Клыкова. Его обнаружил в старом склепе какого-то генерала, героя войны 12-го года, кладбищенский сторож во время обхода. Клыкова бы замерз, и его никогда не нашли, но он так громко выл…

– Ну, он рассказал, куда все подевались и как он оказался на кладбище?

– Нет, добиться от него ничего не удалось – он только выл, словно подстреленный зверь, да повторял одну лишь фразу: «они идут».

– Кто они?

– Не знаю, – старик в очередной раз пожал костлявыми плечами. – В протоколе зафиксировано, что Клыков был сильно избит – тело чуть не сплошной синяк. Китель обуглен, волосы, брови и усы подпалены, лицо обожжено.

– Пытали его, что ли?

– Очень может быть, Сереженька, – легко согласился Полобухин. – Клыкова подлечили, но разговорить его так и не смогли: даже через месяц он твердил как заведенный «они идут» и все. В общем, направили его лечить душевное расстройство «на дачу к купцу Канатчикову»…

– Значит, так ничего и не добились, – сожалением произнес Петраков. – Жаль, очень жаль! Должно же быть какое-то объяснение всей этой истории… А единственный свидетель, как назло, – Сергей покрутил пальцем у виска, – свихнулся.

– Где-то через полгода была предпринята еще одна попытка допросить Клыкова. Но пациент приюта для душевнобольных нес такую ересь про каких-то чудовищ, демонов и тварей, что лечащий его доктор написал в заключении – маниакальный бред, вызванный сильным потрясением.

– Да какие потусторонние силы? – воскликнул лейтенант. – Нет никаких сил: ни бога, ни дьявола!

– А, милсдарь, в потусторонние силы, значит, не верите?

– Фигня это все – опиум для народа! – заявил Сергей.

– Не иначе атеист?

– Убежденный! – добавил милиционер.

– Ну-ну, ну-ну… Я бы не был столь скоропалительным в своих выводах.

– А что Хвостовская? Тоже с концами?

– Нет, она объявилась годика через два после этого случая, заявив, что все это время пребывала в Лондоне…

– Постойте, а как же…

– Все бумаги у нее были в порядке, были свидетели, которые подтвердили, что в тот злополучный день её в Москве, да и в России не было, и быть не могло!

– Фокусница, однако!

– Ну вот, Сереженька, и вся моя история… Ну что, я смог вам помочь? – полюбопытствовал Полобухин.

– Если честно сказать, Викентий Поликарпович, еще больше запутали, – ответил Петраков.

– А у вас-то что приключилось?

– Извини, дед, но это пока секретная информация, – непререкаемо заявил лейтенант.

– Понимаю, – грустно вздохнул Викентий Поликарпович. – Но, логически раскинув мозгами, могу сделать вывод: что-то странное опять произошло в том же доме, на Дровяном восемь. Я прав?

– Эх, Викентий Поликарпович, лучше ты был бы неправ! – воскликнул милиционер. – Что случилось, сказать не имею права, но дом тот же. И подозреваемая – дочка Хвостовской, и дворник – Епанчин, сын того, пропавшего.

– Хотелось бы мне узнать, чем у вас это дело закончится. Но сдается мне, результат будет тот же.

Пока длился разговор милиционера с бывшим жандармским архивариусом, на улице стемнело.

– Обещать не могу, но если секретность снимут – обязательно расскажу. Ладно, дед, пора мне, – Петраков поднялся с лавочки, и протянул старику руку. – За помощь спасибо.

– Обращайся, пока я не помер, – пожал протянутую руку старик. – Недолго уж мне осталось…

Попрощавшись с Полобухиным, Сергей решил забежать в отдел, разузнать последние новости, перекинуться «парой слов» с коллегами и поделиться результатами своей работы. Несмотря на поздний час, работа в отделе «кипела». Помимо сотрудников отдела по коридору сновали незнакомые люди в штатском.

– А, Петраков, – увидев лейтенанта сквозь приоткрытую дверь, крикнул Дорофей Петрович, – заходи!

Сергей прошел в кабинет, и уселся напротив начальника. Выглядел капитан неважно – сказывалось нервное напряжение последних дней и бессонные ночи.

– Дорофей Петрович, – произнес Сергей, – вы себя совсем загоните. Вам бы поспать…

– Да я рад бы, Сережа, – потерев пальцами красные глаза с полопавшимися сосудами, ответил капитан, – мне бы часок-другой… Но, – устало развел руками, – недосуг, когда такое творится.

– А что за люди у нас, как у себя дома бродят? – понизив голос, поинтересовался лейтенант.

– Спецотдел какой-то ГБешный, – так же тихо ответил Дорофей Петрович.

– Чьи ребята?

– Да поди сейчас, разберись? – пожал плечами Дорофей Петрович. – За последние два-три года их столько сменилось… Раньше этим отделом Бокий руководил, а сейчас… – он заглянул в бумагу, лежащую перед ним на столе, – некто Баламутов…

– Желаю здравствовать, уважаемые! – Поглощенные разговором милиционеры не заметили, как в кабинет вошел сухощавый пожилой мужчина, с такой же лысой, без намека на растительность, головой, как и у капитана. Одет незнакомец был военный, стального цвета френч, без каких-либо знаков различия.

– Чем обязаны э-э-э? – протянул Дорофей Петрович, рассматривая нежданного гостя.

– Моя фамилия Кузнецов, – представился мужчина, – Владимир Николаевич.

– Я слушаю вас, Владимир Николаевич, – потерев кулаками набрякшие веки, произнес капитан.

– Вот мои документы, – Кузнецов вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его капитану.

Дорофей Петрович взял документ, развернул его и погрузился в чтение. Через секунду его лицо вытянулось и побагровело. Он вскочил с кресла и судорожно принялся застегивать верхнюю пуговицу кителя.

– Товарищ… старший майор… госбезопасности… – сдавленно отрапортовал Дорофей Петрович, кое-как справившись с тугой застежкой, – капитан Филиппенко…

– Полноте, батенька, сядьте! – взмахнув сухонькой ладошкой, по-отечески ласково произнес Владимир Николаевич. – От того, что вы будете зайчиком вокруг меня скакать, дело быстрее не пойдет… И вы сидите, – положил руку на плечо «прозевавшему вспышку» лейтенанту, старший майор Кузнецов. – Не надо лишней суеты.

– Есть, без суеты! – Дорофей Петрович обессилено рухнул в скрипнувшее под его немалым весом кресло.

– Итак, товарищи, – Кузнецов примостился на один из стульев, стоявших вдоль стены кабинета, – с делом я уже ознакомился… Так сказать, в общих чертах…

– Что-то не так, товарищ старший майор? – дрожащим голосом осведомился Дорофей Петрович.

– Да нет, все в порядке, – нейтральным тоном заявил старший майор. – Хотел бы уточнить только одно обстоятельство: куда дели тело?

– Понимаете, товарищ старший майор… я даже не знаю, как вам сказать… – запнулся капитан.

– Не бойтесь, говорите, как есть, – добродушно произнес Кузнецов.

– Тут такое дело, товарищ старший майор… – Лысая голова Дорофея Петровича моментально покрылась крупными бисеринками пота. – Убиенный, ну, замнаркома… товарищ… он вроде бы снаружи нормальный… а внутри совсем и не… Ну, я даже и не знаю, кто он… Происки врагов-империалистов, не иначе… А то бы как оно так… У него там, оно все не так… Совсем не как у обычных людей… А я не знаю, мож так оно и надо…

– Да вы не нервничайте, товарищ капитан, – остановил несвязную речь милиционера Кузнецов. – Не человек он, хотя, возможно, и был им когда-то.

– Все-таки не человек! – облегченно выдохнул Дорофей Петрович, протирая вспотевшую лысину платком. – А я уж грешным делом думал, плачет по мне «Кащенко»…

– Так куда дели тело? – Кузнецов вернулся к вопросу, оставшемуся без ответа.

– Так в лабораторию к Лазарю Евстафьевичу Турбину его свезли, – поспешно ответил капитан. – Понимаете, товарищ старший майор…

Услышав «старший майор», Кузнецов недовольно поморщился.

– Зовите меня лучше Владимиром Николаевичем, – предложил он капитану.

– Есть, товарищ старший… Владимир Николаевич, – поправился он. – Вы же понимаете, не мог я того в рапорте указать… Ну, что товарищ замнаркома э-э-э… не такой, как все, – нашелся он. – А Лазарь Евстафьевич – голова! Светило! Он мне справку выдать должон, после всестороннего изучения…

– Знаю такого, – кивнул Кузнецов, – действительно светлая голова. Но труп у него надо срочно изъять! Им займутся наши специалисты, прошедшие соответствующую подготовку.

– Так я сейчас же и распоряжусь, чтобы забрали, – засуетился Дорофей Петрович.

– Не стоит! – качнул головой Кузнецов. – Мои люди сами справятся. Вы лучше мне расскажите, как следствие движется? Что удалось узнать об основных фигурантах дела? В общем, меня интересуют подробности. Любые мелочи. Ведь что-то же вы накопали?

Дорофей Петрович вопросительно посмотрел на Сергея.

– Так точно, есть немного информации по хозяйке квартиры, где произошло убийство, – доложил Петраков. – Только эта информация тоже того… странная… Я бы на вашем месте ни за что не поверил…

– Неужели настолько необычные сведения? – спокойно отреагировал на заявление Сергея старший майор госбезопастности.

– Да вы сами послушайте, – произнес лейтенант, – а после решите.

Вкратце пересказав историю, поведанную бывшим жандармским архивариусом, Сергей виновато произнес:

– Только не подумайте, что я сбрендил – за что «купил», за то и «продал».

– Хм, не ожидал я от вас услышать такое, – задумчиво произнес Владимир Николаевич.

– Я же говорил, что не поверите! – помрачнел лейтенант. – Но уж больно осведомитель надежный – никогда, извините, фуфло нам не подсовывал.

– Да нет, я не об этом, – усмехнулся старший майор, – я о самом факте… Хотите, назову имя вашего информатора? – вдруг спросил он, и не дожидаясь ответа произнес:

– Это Полобухин, Викентий Поликарпович. Бывший жандармский архивариус.

– Но откуда?… – ахнул лейтенант.

– Элементарно, Ватсон! – произнес Владимир Николаевич. – Он единственный оставшийся в живых свидетель, тех странных событий. В свое время я плотно работал с этим делом…

– Так вы тоже из этих старо… – не договорив, осекся Петраков.

– Да, из этих, как вы выразились, старорежимных офицеров, – ничуть не смутившись, закончил фразу Владимир Николаевич. – И нисколько об этом не жалею.

В кабинет капитана заглянул один из парней Кузнецова:

– Извините, товарищ старший майор, но поступил сигнал, что в доме по Дровяному переулку восемь твориться что-то странное…

Глава 5

Пгт. Нахаловка 1980 г.

Старенький «Лиаз», громко взвизгнув тормозами, резко затормозил на перекрестке. Голова плотного светловолосого и короткостриженного парня, дремавшего на пассажирском сиденье, мотнулась на расслабленной шее и крепко врезалась в оконное стекло.

– Урод! – прошипел он, схватившись за ушибленное место.

Пыльный салон автобуса мгновенно наполнился раздраженными криками пассажиров, пострадавшими в какой-либо степени от резкого торможения.

– Не дрова везешь, козел! – обдав парня неприятным сивушным духом, выругался нелюдимого вида мужик, сидевший позади.

– Гонщик хренов! – добавил в общую копилку пацан лет пятнадцати, на голову которого свалилась с подставки тяжелая сумка.

– Яйца-то, яйца подавили! – завопила дородная тетка, державшая на коленях кошелку с продуктами. – Кто мне теперь ущерб вернет? А, ирод?

– А ну заткнулись все! – Из-за мутной пластиковой переборки, отделяющей водителя автобуса от салона, высунулась небритая физиономия. – Раскудахтались тут! Похороны по курсу…

Пассажиры, мгновенно забыв о перепалке, прильнули к забрызганным грязью окнам.

– Ох, батюшки-святы, – перекрестившись, запричитала толстенькая старушка в черном платке, – кто же это преставился, пока нас не было?

– Заткнись, дура! – зашипел на нее благообразный старичок в помятом костюме-тройке, сидевший рядом. – И креститься перестань, смотрят все!

Но на пререкающуюся парочку никто не смотрел – взгляды пассажиров были направлены в сторону похоронной процессии, медленно текущей по дороге, перпендикулярной движению автобуса. Во главе колонны скорбно шагало несколько мужчин с венками, украшенными траурными лентами. За венками следовали старики-пенсионеры, несущие на бархатных подушечках ордена и медали усопшего. Правительственных наград у покойника, к несказанному удивлению пассажиров автобуса, знающих в родном поселке «каждую» собаку», оказалось много, даже очень.

– Слушай, милок, – старушка в черном платке тронула за рукав парня, старающегося пристроить на место упавшую сумку, – у тебя глаза поострее: погляди, чого там на лентах прописано?

Паренек, высунувшись в приоткрытое окно, медленно прочитал:

– Сергею Филимоновичу Петракову от скорбящих…

– Это же Филимоныч! – ахнула старушка, вновь украдкой перекрестившись.

– Хто? – не расслышал её глуховатый сосед-старик. – Хто помер-то, а, Таисия?

– Филимоныч – сторож колхозный, помер! – прокричала ему в ухо бабка.

– Филимоныч? – пререспросил старичок. – Это Петраков, что ли?

– Он, царствие ему небесное! – кивнула старушка, вновь осенив себя «крестом».

– Таисья! – вновь недовольно прошипел старичок. – На людях же! Сколько раз говорить!

– Ох, батюшки, это я от переживаний… – Старушка закрыла нижнюю часть лица уголком завязанного под подбородком черного платка. – Ить я его перед самым отъездом видела – бодренький такой, как обычно… И на тебе – двух недель не прошло… Упокой, Господи, его душу, хороший был человек! – едва слышно добавила она.

– Слышь, Таисья, – проскрипел старичок, – а я и не знал, что у Филимоныча наград без счета…

– А где бы тебе, старому, знать? Ведь он их, сколь в Нахаловке ни жил, ни разу не надел. Даже на девятое…

– Точно! – согласился старичок. – Он ведь не наш, не Нахаловский.

– Он ить сюда уже пенсионером переехал, – наморщив лоб, вспомнила старушка, – сестра у него здеся, да и родня… Как приехал – так сразу в пастухи подался. А лет десять назад в сторожа перевелся. А чем до этого занимался – никто не знает.

– Твоя правда, – немного подумав, согласился старичок. – И ведь какое дело – от вопросов о прошлом всегда грамотно увиливал…

– Смотри, смотри – несут! – Бабка толкнула старичка локтем и прилипла к окну.

Когда траурная процессия «иссякла», автобус продолжил свой путь. Миновав еще пару перекрестков и железнодорожный переезд, «Лиаз» остановился у маленького деревянного здания поселкового автовокзала, утопающего в зелени.

– Приехали! – крикнул водитель автобуса, распахивая дверь с помощью специального рычага.

Пассажиры, нагрузившись всевозможными сумками, чемоданами, авоськами и тюками, потянулись к выходу. Светловолосый паренек терпеливо дожидался, не вставая с места, пока схлынет основная масса народу, забившая узкий проход между сиденьями. Когда проход освободился, парень встал, сдернул с подставки большую спортивную сумку неожиданно ярко-оранжевого цвета с иностранной надписью «Adidas» крупными буквами вдоль всего «борта». Закинув сумку на плечо, светловолосый парень, немного покачиваясь и широко расставляя ноги, направился к выходу. Спрыгнув с высокой подножки, паренек остановился и огляделся по сторонам.

– А ведь словно вчера уехал, – произнес он едва слышно, – ничего и не изменилось… Хотя… Вокзал, мне казалось, побольше был… А может, просто казалось.

Парень махнул рукой и вразвалочку зашагал по центральной улице поселка. Возле здания заводской столовой толпились работяги в промасленных спецовках.

– Эй, Леньчик! Погоди! – окликнул Поташникова невысокий чернявый паренек, вышедший из столовой.

– Севка! Ты? – узнал бывшего одноклассника Леньчик. – Сколько лет не виделись? Здорова чувак!

Парни пожали друг другу руки, а затем оценивающе оглядели друг друга.

– Да лет пять, как не виделись, – ответил Севка. – А ты, Ленька, сильно схуднул, – заметил он. – Я ведь тебя и не сразу признал – все глядел: ты, не ты?

– А ты, Севка, почти и не изменился, – произнес Леньчик, щелчком сбрасывая несуществующую пылинку с отутюженного костюма приятеля. – Чего в таком цивильном прикиде на заводе на заводе делаешь?

– Да, так, – отмахнулся Севка, – в батяня в заводской профком пристроил. Ползу потихоньку по карьерной лестнице.

– Понятно, – усмехнулся Поташников, – предок все так же председательствует на местном уровне?

– Не, бери выше – в область забрали!

– А ты чего с ним в город не переехал?

– А мне пока и здесь в кайф: монета, какая-никакая – есть, хата в полном моем распоряжении… А ты, говорят, морячил?

– Да и сейчас продолжаю, просто в отпуск приехал.

– И какой у вас, у «морских» отпуск? – поинтересовался одноклассник.

– Месяцев семь-восемь, я точно не помню, – пожал плечами Леньчик.

– Сколько?! Восемь?! – изумился Севка. – Мне бы так отдохнуть!

– Так я больше года с судна на берег не сходил, – немного «охладил» приятеля Леньчик. – Хотя был у меня на БМРТешке приятель, так тот вообще лет пять на берегу не был…

– Ленька, слушай, – засуетился Севка, поглядывая на часы, – давай как-нибудь позже состыкуемся, поговорим, отметим… А мне сейчас бежать надо!

– Конечно, не вопрос, беги, – Леньчик хлопнул бывшего одноклассника по плечу. – Я тут еще долго буду.

– Давай тогда, до встречи! – попрощался Севка, крепко пожав протянутую Леньчиком руку.

Севка присоединился к толпе работяг, медленно втягивающихся на территорию завода через проходную. Леньчик махнул ему на прощание рукой и, не торопясь, пошел дальше. Оставив за спиной серые заводские корпуса, паренек вышел на площадь. За прошедшие годы центральная площадь не претерпела сколько-нибудь существенных изменений: памятник героям войны, трибуна райкомовского президиума, стела с красной звездой – всё осталось на своих местах. Все так же тянулись ввысь голубые ели возле дома культуры, все так же гадили на его белоснежные колонны неистребимые ласточки, все так же продолжающие строить свои гнезда под самым портиком, украшенным красным знаменем с профилем бессмертного Ильича. Стоявшая напротив дома культуры школа, в которой Леньчик просидел «от звонка до звонка», тоже не изменилась, разве что лиственницы, растущие у его крыльца стали толще и массивнее, чем он их помнил.

«Надо бы зайти как-нибудь, – подумал Леньчик, – учителей навестить. Зря, что ли, они с нами десять лет бились?»

Покинув площадь, Леньчик свернул с центральной улицы, прошел мимо кинотеатра, в котором, судя по афише, крутили французскую комедию «Четыре мушкетера». Со стороны центральной площади, взвизгнув на повороте резиной», выскочил милицейский «козлик». Отчаянно сигналя, он догнал Леньчика и лихо затормозил буквально в двух метрах от остолбеневшего парня. Водительская дверь распахнулась, и на улицу выскочил молодой сержантик.

– Леньчик, братуха! – завопил он во всю глотку, кидаясь парню на шею.

– Кучерявый, ты? – признал в милиционере старинного приятеля Леньчик, бросая сумку на землю, обнимая и крепко хлопая друга ладонями по спине.

– Я, Леньчик, я! Только от кучерей моих ничего не осталось! – Андрей сдернул фуражку и провел рукой по коротко стриженным каштановым волосам. – Да и ты тоже, смотрю, в своих морях, кое-чего подрастерял: теперь тебя-то и Пухликом назвать язык не поворачивается.

– А ты повкалывай с мое…

– Так я тогда вовсе в шкилета превращусь, – хохотнул Кучерявый. – Ты надолго в родные пенаты залетел, мореман, ты, недоделанный?

– Хватит, чтобы водки попить и былое вспомнить! – подмигнул другу Леньчик.

– Тогда так: я сегодня на сутках, а вот завтра, как отосплюсь, беру Алика за ноздри и посидим где-нибудь… Надеюсь, не против?

– Как пионер – всегда готов!

– Тогда до встречи, братуха! А то мой старшой, – понизив голос, добавил он, – на мне взглядом дыру протрет. Все, бывай! – Андрюха ткнул Леньчика кулаком и забрался в машину.

Протяжно погудев сигналом и поморгав фарами, козлик развернулся и, обдав парня едким выхлопом, скрылся за поворотом.

– Никогда бы не подумал, что Кучерявый в ментовку работать пойдет, – удивленно хмыкнул Леньчик, вынимая из кармана пачку «Мальборо».

Закурив, он подобрал сумку с асфальта и неспешно продолжил свой путь к дому родителей.

* * *

– Ну, пацаны, за встречу! – громко провозгласил Андрей, звонко «чокаясь» наполненной водкой рюмкой с приятелями.

Друзья собрались, как и предлагал Андрей, вечером следующего дня. Немного посовещавшись, они решили не таскаться по злачным местам, а с комфортом расположиться на свежем воздухе в беседке, укромно спрятавшейся в тенистом ухоженном садике бабушки Крепыша. За минувшие годы Алик возмужал еще больше: раздался в плечах, накачал крепкие мускулы, да и ростом он превзошел своих старых приятелей чуть не на полторы головы.

– Ну, Ал, ты ваще закабанел! – впервые встретившись с Крепышом после долгой разлуки, изумленно присвистнул Леньчик, оценив величину могучего бицепса Алика. – Из спортзала, наверное, не вылезаешь?

– Да ну, некогда по спортзалам бегать, – опроверг предположение Леньчика Алик. – За день так по полям намотаешься – вечером пластом! Ну, разве что иногда турничком по вечерам балуюсь, благо во дворе стоит…

– Постой, а поля-то здесь причем? Ты кем работаешь-то? – полюбопытствовал Леньчик.

– В Малиновском совхозе агрономом, – не стал скрывать Алик, пластая охотничьим ножом в большую миску огурцы и помидоры. – До сих пор жалею, что с вами во Владик поступать не поехал… Эх, морячил бы сейчас тоже и по полгода бы в отпуске парился! – мечтательно произнес он, щедро посыпав нарезанные овощи солью.

– А толку-то, что я поехал? – возразил Кучерявый, ловко нарезая тоненькими ломтика пласт домашнего сала. – Поступить-то поступил, только с первого курса вышибли, а дальше армия – и здравствуй родная мусарня! Так что Леньчик из нас самым счастливым оказался, хоть со мной на вышку и не поступил…

– А почему это я самый счастливый? – удивился Леньчик. – Думаете, в морях медом намазано?

– А то! – «с подковыркой» произнес Кучерявый. – Да на тебе джинсы надеты на три… нет, на четыре моих зарплаты! Кроссовки, футболка, – продолжал загибать пальцы Андрюха, – все «маде ин не наше»! И куришь ни какой-нибудь там «БулгарТабак», а вон – «Мальборо»…

– Пацаны, да это просто повезло мне, что последний рейс с заходом в Японию был… Сложилось так: паренек знакомый подтянул – на соседних шконках в шмоньке кемарили…

– Где кемарили? – не понял Алик.

– В шмоньке, – повторил Леньчик. – Так наши мореходку меж собой зовут, – пояснил он. – ШМО – школа морского обучения, а попросту – шмонька.

– Теперь понятно. – Алик вновь наполнил опустевшие рюмки, – еще по одной дерябнем, а то пока бабуля картоху доварит – водка тоже закипит! Чтоб не последнюю! – Тост, произнесенный Крепышом, не блистал оригинальностью, но друзья его с удовольствием подхватили:

– Чтобы не последнюю!

Парни выпили, похрустели свежими огурцами и квашеной капустой, принесенной из погреба заботливой бабушкой Алика.

– Так чё там дальше-то было? С загранкой? – с набитым ртом произнес Крепыш.

– А, так вот, – продолжил Леньчик, – встретил я его случайно. А у них на судне матрос заболел. Списали его, а замены нет. А им завтра в рейс. А у меня как раз все «корки» на руках, и визирование, и паспорт моряка – все у меня в ажуре… До сих пор поверить не могу, что все срослось! Не бывает так: прям, как в сказке!

– Везучий, ты, жучара! – завистливо произнес Андрюха. – Где был-то? Рассказывай! Мы люди простые, в заграницах не были!

– В Осаке был, в Ниигате, в Нагасаки заходили на пару дней…

– Нагасаки? – переспросил Андрей. – Это где америкосы ядерной бомбой жахнули?

– Угу, там, – кивнул Леньчик. – Только они уже все давным-давно отстроили.

– А еще, кроме Японии, где был? – поинтересовался Алик, разливая еще по одной.

– А тебе что, мало? – возмутился Кучерявый. – Мы-то с тобой, похоже, так и помрем, никуда не выезжая…

– Я еще в Сингапуре был, – признался Леньчик. – Мы там на ремонте стояли. Кстати, это я там шмутками втарился – в Японии дороже.

– Везет дуракам! – шутливо воскликнул Андрюха.

– Сам такой! – И не подумал обижаться Леньчик. – Эх, пацаны, знали бы вы, как дома здорово! Просто… Просто у меня даже слов нет…

– Короче, похватали рюмки! – скомандовал Алик. – За это надо выпить! За родину, пацаны!

– Точно Леньчик сказал: в гостях хорошо, а дома – лучше!

– Мальчики, мальчики! – на дорожке, ведущей к беседке, появилась бабушка Алика, держа на вытянутых руках парящую кастрюлю с картошкой. – Подождите горяченькое!

– Бабуль! – укоризненно протянул Алик. – Ну чего ты сама? Крикнула – я бы принес!

– Точно, Марья Гавриловна, – подключился Леньчик, – не надо за нами ухаживать – мы уже большие мальчики и сами справимся.

– Эх, мальчишки – мальчики! – добродушно улыбнулась бабушка, пристраивая кастрюльку на краешек стола. – Поймите же, если мне не за кем станет ухаживать, значит – помирать пора…

– Бабуль, ну ты чего? Рано тебе еще о смерти думать! – Алик шутливо погрозил старушке пальцем.

– Вот и не мешай: мне такая забота в радость! Я вам еще баньку растопила – Алька еще с вечера воды накачал и дрова приготовил. Минут через сорок можете первого парку отведать.

– Марья Гавриловна, да вы прямо золото! – обрадовался Леньчик. – Года два как в нормальную баню не ходил!

– Только закусывайте хорошо, ребятки, – уходя, посоветовала старушка. – А лучше б вообще её, проклятую не пили! – ворчливо добавила она.

– Бабуль, у нас все под контролем! – заверил её Алик. – Мы по чуть-чуть. Правда, пацаны? Ну, давайте, что ли, под горячее?

– Слышь, бродяги, – произнес Леньчик, когда приятели выпили-закусили, – я тут, когда к поселку подъезжал, на похороны наткнулся…

– Знаем, – отзвался Кучерявый, – Филимоныча вчера выносили. Я бы тоже на похороны сходил… Но ты же сам видел – в наряде был.

– И я в тот день по полям совхозным мотался… – признался Алик. – Нехорошо получилось: мы Филимонычу вроде как обязаны были…

– Это ты про черепушку колывановскую вспомнил? – улыбнулся Леньчик. – Вот покуролесили!

– Да уж, по шпанюковству натворили делов, – согласился Алик. – И взбрело же в башку, могилу разрыть? Спасибо Филимонычу, что в ментуру нас не сдал.

– Пацаны, а помните колечко, которое мы в могиле нашли? – спросил Леньчик.

– А то! – согласно кивнул Алик.

– И я помню, – поддержал его Андрей. – У нас же с этим колечком игра интересная была: будто бы с его помощью мертвецов видеть можно.

– Точно-точно, была такая игра! – припомнил Алик. – Мы тогда представляли, что покойную Лукьяниху видим, и еще старика какого-то, который типа за её душой приходил. А ты, Андрон, свистел будто бы тебе в зеркале упырь с кладбища, ну, тот, чью черепушку мы откопали, являлся…

– Погодите, чуваки! – возмутился Леньчик. – Какие игры? Вы о чем? Все именно так и было!

– Да-а-а, – Алик даже закашлялся от изумления, – Кучерявый, Леньчику больше не наливай!

– Ты чего, братуха? – толкнул Пухлика в бок, Андрюха. – Какие колдуны-упыри-кольца? Уж на что я в детстве в бабкины сказки верил…

– Ладно, Андрюха, это Леньчик нас разыграть решил! – довольно заржал Алик. – Лучше давайте Филимоныча помянем – жаль старикана, номальным мужиком был.

* * *

– Ох, чё ж я маленький не сдох?! – стонал Кучерявый, держась руками за голову, в которой маленький молотобоец хреначил неслабой такой кувалдой по темечку. Болезненная пульсация усиливалась, стоило только шевельнуться. Вчерашнее затянувшееся «по чуть-чуть» незаметно для приятелей трансформировалось «в дупель». И этот самый «дупель», превратившийся в свою очередь в жуткий утренний отходняк, стал для Андрюхи настоящим кошмаром. И все бы ничего, если бы было можно отлежать в кровати, да отпиться капустным или огуречным рассолом – так нет же: вместо запланированного выходного Андрея срочно вызвали на работу.

– Ну что, Карпов, плохо? – застав Андрея в туалете, поливающего голову холодной водой из-под крана, «посочувствовал» подчиненному капитан Трифонов – начальник поселкового отделения милиции.

– У-у-у! Башка трещит, Николай Трофимыч, – перекрывая воду, промычал Кучерявый.

– Пить надо умеючи! – заржал начальник, колыхнув необъятным животом. – Цитрамона выпей, если совсем невмочь…

– Так я думал, отлежусь – законный выходной! – парировал «выпад» капитана в свой адрес Кучерявый. – А цитрамона я уже и так две таблетки сожрал!

– Ну, раз сожрал, значит сейчас полегчает, – отдуваясь, произнес Трифонов, занимая место у раковины, оставленное Андреем. – Ну и жара сегодня! – выдохнул он, набирая полную пригоршню ледяной воды. – Что же к обеду будет? Ох, хорошо! – сполоснув раскрасневшееся мясистое лицо, воскликнул Николай Трофимович.

– Товарищ капитан, – плаксиво произнес Карпов, вытирая голову полотенцем, – а я очень сегодня нужен? Может быть, как-нибудь без меня?

– Разговорчики, сержант! – одернул подчиненного Трифонов. – Ты, вообще-то на службе! Родина сказала надо…

– Понятно! – грустно произнес Кучерявый.

– Не «понятно», а «есть», – ворчливо поправил капитан, – или «так точно»! Распустились вы у меня – совсем устав забыли!

– Так точно: есть, товарищ капитан! – вытянулся в струнку сержант.

– Ладно, отставить, – добродушно пропыхтел капитан. – Вышло так, что баранку сегодня некому крутить: Панченко с пневмонией в больницу попал…

– С пневмонией? Летом? В такую-то жару? – не поверил Кучерявый.

– Сам удивляюсь, – пожал плечами капитан. – Поэтому тебя с выходного и дернули – дело срочное… Ну, ты как? Пришел в норму? С «козликом» управишься?

– Это ж не пешком ходить, товарищ капитан! – стараясь не трясти головой, хихикнул Кучерявый. – Ну, и цитрамон, вроде как действовать начал… – «прислушался» к внутренним ощущениям Андрей.

– Еще таблетку закинь, – посоветовал капитан, – и через полчаса будешь в норме.

– А что за дело такое срочное, что без меня никак? – поинтересовался Кучерявый, постепенно приходя в себя.

– Убийство тут у нас нарисовалось, – «просветил» подчиненного Трифонов. – Не было печали! И на тебе!

– А кого убили-то, товарищ капитан?

– Ты Петракова Сергея Филимоновича знал? – спросил капитан.

– Это Филимоныча, что ли? – переспросил Андрей. – Так он же вроде как сам умер? Позавчера похоронили…

– Он-то сам умер, – согласился Трифонов, – по старости. А вот его наследничку, некоему Маслову Дмитрию Вячеславовичу, по всей видимости, помогли отойти в мир иной.

– Маслов… Маслов… Маслов… – наморщил лоб Карпов. – А, вспомнил! На заводе он работает… работал. Здоровый такой дядька был, сутулый, руки до колен, – в несколько слов описал он жертву убийства.