Текст книги "Красное золото"

Автор книги: Виталий Олейниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Делать, однако, было нечего – не ставить же палатки посреди свалки – и мы резвой рысцой затрусили в сторону вожделенных деревьев. Идти стало намного легче: разбитый грузовиками асфальт закончился еще на городской окраине, и под ноги теперь ложилась ровная лента пыльной серой грунтовки.

– Вот бы было интересно провести по такой карте военные учения, – сказал вдруг мечтательно Михаил и, закурив сигаретку, продолжил: – Вот дают тебе, к примеру, приказ: «Установите, товарищ Михайла, свою гаубичную батарею в смешанном лесу на окраине населенного пункта Узловая, квадрат такой-то, по улитке девять». Ты, естественно, радостно орешь: «Есть, товарищ гав-гав-гав!» и, как и положено, точно и в срок исполняешь данное приказание. Только вместо означенного на этом подобии карты смешанного леса попадаешь аккурат в центр свалки. И все твои четыре стадвадцатидвухмиллиметровые красавицы Д-30 всеми тремя станинами утопают в кучах дерьма. Вместе с расчетами. А если потом прикрыться сверху масксетью да еще набросать на нее десяток бомжей для правдоподобия, то ни один подлый оккупант твою батарею не обнаружит до нашей полной и окончательной победы… – Миша отправил легким щелчком окурок куда-то в заросли злаков. – Только в армии карты – не чета нашим, на тех картах даже все эти будки «типа сортир» были бы обозначены.

Ну, кому это знать, как не Михаилу… Я мимолетно пожалел о том, что у нас нет такой подробной замечательной карты, ведь насколько проще было бы нам тогда шастать по тайге! А ту разноцветную макулатуру, которую продают в книжных магазинах под видом топографических карт, хорошо упомянутым Мишей оккупантам подбрасывать. Подбросил – и все, можно вражеский отряд смело списывать со счетов. И никакой Сусанин не нужен.

Первых деревьев мы достигли только через час. Очевидно, я ошибся при определении расстояния: от свалки до леса было никак не менее километров пяти. Глубоко в чащу мы забираться не стали, а нашли более-менее подходящие для установки палаток относительно ровные места метрах в пятнадцати от опушки, быстренько соорудили лагерь и, зевая так, что чуть не выворачивало скулы, расползлись по своим капроновым домикам.

Забравшись в спальный мешок и сладко зевнув, я начал стремительно погружаться в сон, и уже почти полностью оказавшись в объятиях Морфея, краем уха уловил рев мощного автомобильного движка… нет, двух движков. Сдвоенный гул накатил со стороны города и пронесся мимо за какие-то считанные секунды. С вялой мыслью: «Надо же, не спится кому-то. Вот ведь полуночники!» я, наконец, уснул…

– Слышь, Бивень, пойди-ка вон у деда поспрошай: видал он тут туристов каких-нибудь, так-их-растак – этого не говори, – а если видал, узнай – куда делись. Давай, в темпе…

Посланный в рекогносцировку боевик через пару минут вернулся.

– Ну и че этот старый хрыч говорит? Были?

– Были.

– Так, припоздали мы, в натуре. Гребаные «сапоги», всю фишку обломали!.. Ну и че он лопочет, куда эти вшивые турысты делись?…

– Уехали.

– Куда?…

– Ну, туда вот…

– Да понятно, что «туда», а куда «туда»?… Да ты пальцем ткни, ископаемое!

Бивень рукой показал направление.

– Короче, Вова, этот старый баклан базарил, что они машину взяли и на ней укатили.

– Че? На какой еще машине?

– Ну, на такой… грузовой, во! У нее еще полоса красная по боку.

– А-а-а, ну, это агрегат приметный.

– Только номер-то мы не знаем…

– Да на черта мне его номера – тут не город, и так в момент прочухаем, когда нагоним. Короче, братва, слушай сюда: у лохов часа четыре форы, дорога тут типа одна, деваться им конкретно некуда, часов за семь нагоним. А там – глухомань, так нам это в кайф, в натуре.

– Эх, жалко, среди них баб нету, – тихо пожалел один из бойцов.

Две до крыш облепленные грязью «японки» одолели, переваливаясь, асфальтированный участок трассы, вышли на грунтовку и развили вполне приличную для ночного времени скорость. Со свистом миновали въезд в тайгу и, сбавив темп, растворились в предутреннем тумане…

ГЛАВА 9

Проснулся я уже утром от нестерпимого естественного желания. Мельком глянул на часы. Ого! Спал-то всего три часа, а бодр и свеж, как огурчик (интересно, кстати, почему принято так говорить: «как огурчик»? Огурчики ведь тоже разные бывают, знаете ли…). Вот что значит – свежий воздух! Серега, мой сосед по палатке, еще сладко посапывал. Из зеленого синтепонового спальника торчали наружу только взъерошенные светлые волосы. На синих скатах желтыми пятнами дрожал пробивавшийся сквозь спутанные ветви подлеска солнечный свет.

Стараясь его не разбудить, я тихо вылез из палатки, прихватив полотенце и кожаный чехол от китайской «мыльницы», в котором у меня находился вовсе не фотоаппарат, а различные умывальные принадлежности: зубная паста, щетка, тюбик с кремом для бритья, который я использовал вместо мыла, что весьма удобно в полевых условиях, и всякая прочая мелочь.

Ночью, на подходе к кромке леса, мы, перепрыгнув с берега на берег, форсировали узенький ручеек. К нему-то я сейчас и направился, размышляя по дороге о том, сколь зефиричны и не от мира сего многие литературные герои. Вот, скажем, небезызвестный шевалье д`Артаньян: скачет он, стало быть, три дня и три ночи, не ест, бедняга, не пьет, с седла не сходит. Даже, пардон, чтобы пописать, не говоря уж о чем-то большем. Железный человек, одним словом. И конь его те же три дня скачет без роздыху и всего остального. Тоже железный… С тех пор обмельчал народец, не то что три дня – одного-то продержаться не может. Вот, помню, в армии – бродишь ночью по посту вдоль облупленного забора с ржавой колючей проволокой, бдишь на страже мирных завоеваний, а оно, как обычно, накатывает в самый неподходящий момент – еще раз пардон. И думаешь: то ли продолжать неукоснительно исполнять требования «Устава гарнизонной и караульной службы» и мужественно надуть в галифе, то ли наплевать на этот самый Устав, да и надругаться над вверенным твоему неусыпному попечению постом. Дилемма! Впрочем, обычно мочевой пузырь одерживал верх над чувством долга…

Тщательно исполнив водные и прочие процедуры, выкурил натощак, сидя на небольшом песчаном пляжике, первую за день и от того особенно сладкую сигарету и, бросив досмоленный до фильтра окурок в воду – быстрое течение тут же подхватило его, закружило вокруг камней и унесло – полюбовался зависшим над злаковым полем солнцем. В его ослепляющем свете и далекая свалка, и сам покинутый нами ночью городишко казались лишь размытой серой волной. День обещал быть знойным.

Посидев на пологом берегу ручейка еще минут десять и выкурив вторую сигарету, я вернулся к месту нашей первой таежной ночевки. Впрочем, пока это была, конечно, еще не тайга как таковая, а просто сосновый бор, светлый и прозрачный, с редким подлеском и яркими брызгами солнца на толстом ковре опавшей хвои и тентах двух наших палаток.

Кстати о палатках: Лелека и Болека Мишаня не напрасно называл профи в туризме. Все снаряжение у них было красивое, прочное и вместительное, но вместе с тем очень легкое и занимавшее в уложенном виде совсем мало места. Принадлежавшие друзьям капроновые жилища, в которых мы спали, со всеми растяжками, колышками и тентами весили от силы килограмма два, а поместиться при этом могли в не очень-то и объемистый карман на клапане рюкзака. Да, многое изменилось за последние годы. Вот лет десять назад, когда мы с Мишелем ходили в двухдневные походики, мне приходилось таскать настоящее брезентовое чудовище, тяжеленное и неудобное в установке, как чехол для танка, да к тому же занимавшее почти весь рюкзак, так что запасные носки еще кое-как в него вмещались, а вот продукты уже нет. При этом, если в означенной палатке спало больше двух человек, лежать они могли только на боку и переворачивались на другой бок только вместе, по команде. Ходить с такой ношей было истинным мучением, потому что уже через полчаса ключицы под лямками начинали прогибаться, а язык свешивался до третьей пуговицы на манер пионерского галстука…

Одно лишь было плохо в новом снаряжении – для нас, по крайней мере – и сами палатки, и растянутые над ними на случай дождя тенты имели радостную яркую желто-синюю «сигнальную» расцветку и видно, даже в лесу, их было издалека. Для обычного похода это, безусловно, было преимуществом, а вот для нашего теперешнего предприятия…

Из-под жовто-блакитного, как петлюровское знамя, тента нашей палатки выбрался, пятясь задом на манер лангуста, Сергей – видимо, я своей возней его все-таки разбудил. Мы перекинулись обычным «Утро добрым не бывает» – «И Вас туда же!» и разошлись: он – к ручью, по моим стопам, а я – к костру, вокруг которого уже суетились Болек и Мишель.

Здесь тоже видна была рука опытного мастера: над костром между двумя сосенками был натянут тонкий металлический тросик, а с него свисали цепочки с крючками, и уже на этих крючках висели над почти бездымным огнем два плоских закопченных котелка, которые Болек именовал «каны». В обоих канах бурлила вода и Миша, словно заправский кулинар, что-то засыпал в них из передаваемых ему завхозом Болеком пакетиков.

Из второй, стоявшей ближе к костру, палатки выполз на четвереньках Лелек. Сев на пятую точку и обувая кроссовки, он пожелал всем доброго утра…

– Или уже дня? Или вечера? Ростик, сколько сейчас по солнышку?…

После этого он вытащил свой видавший виды безразмерный рюкзак, порылся в нем, ощупал многочисленные карманы и встревожено поинтересовался:

– Слушайте, мужики, а как у нас насчет, экскьюз ми, туалетной бумаги?

– Елки-палки! – Миша выпучил глаза и звонко хлопнул себя ладонью по лбу. – Дома забыл, на тумбочке. Все пятьдесят четыре метра… – и, повернувшись к Болеку, сказал задумчиво: – Слушай, дружище, у нас… э-э-э… возникла большая проблема, да ты и сам слышал… В общем, придется твой волшебный блокнот употребить на общее благо.

Мишель, разумеется, дурачился – вышеозначенных рулонов у нас имелось в избытке, – но простодушный литератор перепугался страшно и, прижав к груди дрожащие лапки, по очереди переводил умоляющий взор на каждого из нас троих.

Первым не выдержал сам Михаил, а за ним и мы с Лелеком, схватившись за животы и корчась от смеха, повалились на покрывавшую землю хвою. Болек, наконец, понял, что его сокровищу ничто не угрожает и, будучи человеком незлобивым, тут же присоединился к общему веселью…

Это идиллическое утро запомнилось мне очень хорошо. Потому что в последующие дни смеяться нам почти не доводилось.

Через четыре часа бешеной гонки по петляющей лесной дороге сидевшие в головном джипе братки увидели качающееся впереди облако пыли, а еще через несколько минут нагнали потрепанный пятьдесят первый «ГАЗик» с косой красной полосой и полустершейся надписью «Техпомощь» на борту. Посреди густого мрачного леса, в десятках километров от населенных пунктов, надпись эта выглядела по меньшей мере странно.

Поравнявшись с грузовичком, передний внедорожник некоторое время шел с ним бок о бок, а его пассажиры – круглоголовые ребята с мощными челюстями и помятыми от бессонной ночи физиономиями – внимательно разглядывали сквозь тонированные боковые стекла сидевшую в кузове разномастную компанию в брезентовых штормовках и камуфляжных армейских куртках. Компания состояла из дюжины разновозрастных мужичков с бородами и без и нескольких девиц с растрепанными от встречного ветра прическами. Все они гнездились в кузове на целой горе пестрых рюкзаков и прочего походного снаряжения. Мужички при виде иномарок нахмурились, а девицы приветливо замахали сидящим в джипе боевикам руками, заулыбались и стали кричать что-то неслышное за ревом моторов.

– Девки у них ни че, я б таким отдался, в натуре… Только слышь, Вован, это не те, гадом буду. Это типа просто туристы, потому как тех пятеро должно быть, и без девок.

Один из сидевших сзади «быков» просунул голову между спинок передних кресел, обращаясь к восседавшему рядом с водителем огромному верзиле по кличке Вова Большой, бывшему в этой кавалькаде за главного.

– Сам вижу, не Паниковский.

Вову Большого Клещ назначил старшим не только за воистину голиафовские габариты, но и за редкую образованность: прежде чем заняться единственно возможным для настоящего пацана делом, он успел закончить целых восемь классов в забытой богом школе на шахтерской окраине одного из отдаленных таежных райцентров, и любил поэтому щегольнуть в разговоре решительно неизвестными остальной братве именами или терминами.

Влезший со своим комментарием Вовин подчиненный по кличке Самолет – как-то по пьяни он выпал с балкона третьего этажа, но каким-то чудом остался цел и почти невредим, только слегка прихрамывал с тех пор на правую ногу – не знал, кем был Вовин знакомый по кличке Паниковский, но общий смысл уловил верно, а потому сконфуженно замолчал и от дальнейшей демонстрации своих умственных способностей благоразумно отказался.

– Вот что, Сиплый, – обратился командир к молчаливому водителю, – поморгай Марсу и причаль-ка на обочину.

Джипы остановились. Грузовик, окутанный облаком бурой пыли, тарахтя, покатил дальше в прежнем одиночестве и скоро скрылся за очередным изгибом дороги. Выбравшиеся из машин «братки» приседали и размахивали руками, разгоняя застоявшуюся кровь и разминая затекшие от продолжительного сидения сочленения.

Странно смотрелись помпезные иномарки и облаченные в спортивно-кожаные доспехи коренастые фигуры в вековом дремучем лесу. Ему, этому лесу, более приличествовал бы вооруженный тугими кривыми луками и тонкими, украшенными конскими хвостами, копьями отряд кочевников-монголов на мохнатых лошаденках, или ватага разбитных бородатых казаков Ермака Тимофеевича с тяжеленными пищалями на плече…

Вова Большой кивком бритой головы подозвал бывшего старшим во второй машине, а по совместительству – его, Вовы, замом по общим вопросам – крепыша по неизвестно уж откуда взявшейся, но прочно укоренившейся кличке Бивень.

– Ну че, е-мое? Про че ты деда того спрашивал, а? Лажанулись мы, конкретно. Видал?

– Видал, – подтвердил Вовин собеседник и шмыгнул носом. – Человек шестнадцать, мешки какие-то трехметровые… Туристы, мать их так… А я крестьянина того про туристов и спрашивал, как ты велел. Ну, он про туристов и базарил. Кто ж знал, что в этой долбаной дыре столько идиотов суетиться будет?… А это в натуре не они… И потом – я как бы одного «челнока» из тех в портрет знаю, так его не срисовал, его в этой колымаге верняк не было…

– Не мешки, а катамараны, ну, это баллоны такие надувные, их связывают, как плот и плывут. Это водники были, в натуре… Че, не въезжаешь? Ну, это такие идиоты, которые на разных водопадах шеи себе ломают.

– А-а-а… Слушай, а может мы того, ну, догоним и баб у этих козлов бородатых экс… икс… иксприруем, а? Ну, раз они все равно шеи себе свернут, а?

– Экспроприируем, – думая о своем, автоматически поправил коллегу грамотный Вова. Потом до него дошел смысл сказанного и он с жалостью посмотрел на Бивня. – Ну ты, е-мое, и маргинал…

Бедный Бивень едва не задохнулся от возмущения. Словцо было непонятным, но наверняка обидным. А Вова, не обращая ни малейшего внимания на эмоции и душевные раны подчиненного, жестко продолжал:

– Ну ты, блин, совсем оборзел, в натуре… Какие бабы, ты, ископаемое?! Да если мы этих лохов потеряем, Клещ из нас самих баб сделает. Баб ему захотелось, дятел…

Вова разносил заместителя весьма эмоционально, но тихо, дабы ничего не услышали разбредшиеся по кустикам подручные, потому что если и есть в начальственной среде некие разногласия, то всем прочим о том знать не следует. Авторитет потеряешь – пиши пропало, загрызут…

Бивень продолжал сердите сопеть:

– Ты это, братан… Не люблю я, когда надо мной смеются…

– Да-а-а?! – издевательски протянул Вова, – да ты у нас настоящий д`Артаньян, в натуре! Тот тоже за смешуечки над своей персоной во всех подряд шпагой тыкал… Знаешь, что такое шпага? Нет? Это, Бивняра, такая железка типа заточки, только длинная.

И, пожалев в конце концов своего опростоволосившегося заместителя, добавил уже вполне серьезно:

– Короче, делаем так: в темпе дуем обратно, я со своими остаюсь в начале этой долбаной тайги и смотрю там как чего, а ты рвешь на станцию и все узнаешь про тех пятерых, мать их так, – были они там, не были, куда девались. В общем, все что сможешь… Только подробно, Бивняра, а то опять за какими-нибудь мудрилами ушлют.

Бивень, созывая свой экипаж, направился к замыкавшему короткую процессию джипу, которому теперь вследствие изменения диспозиции предстояло стать авангардом.

– Да, братан! – крикнул Вова Большой вдогонку помощнику. – Насчет баб – это на весь заход, пока лохов не достанем. И всем своим тоже самое передай, а то знаю я вас, тимуровцев… – и, посмотрев на зависший над пихтами огненный диск солнца, зло сплюнул под ноги: – Весь день прос…али к едрене фене, в натуре…

На Узловую решили не возвращаться, потому что Сергей вдруг заявил, что нас там могут поджидать.

– Да кто нас там ждать-то будет? – попытался возразить Лелек, которому, видимо, хотелось хоть часть пути преодолеть с относительным комфортом, в кузове или кунге машины. Я был с ним полностью солидарен.

– Кто, кто… да те, что Игоря зарезали, кто ж еще! Они наверняка уже узнали, что мы эта… из города улетели…

– Да с чего ты это взял-то?

– Да ни с чего я не взял! Просто эта… чувствую…

Терпеть не могу слова-паразиты, и извечное Серегино «эта…» выводило меня из себя, в связи с чем я хотел было поиронизировать над его «эта… чувствую», но Михаил, тоже ставший вдруг вполне серьезным, заявил, что интуиции опытного «челнока» доверяет всецело. И не просто доверяет, но и полностью разделяет:

– В нашем деле, дружище, без этого нельзя. В нашем деле без этого через месяц в трубу вылетишь…

Спорить с двумя более сведущими в подобных нюансах людьми было бессмысленно, да и неохота. К тому же я вдруг явственно представил лежащий в расплывающейся по полу моей квартиры луже черной крови труп с бородавкой у носа – и с доводами своих друзей моментально согласился. А Лелек с Болеком не возражали потому, что, прекрасно справляясь со своими обязанностями, ожидали того же от всех остальных товарищей по команде и безусловно доверяли профессионализму и чутью тех, кто исполнял иные функции.

Я достал сотворенную мной рукописную карту местности, Миша – покупную, и мы, поелозив пальцами по обеим, наметили маршрут движения на ближайшие три дня. Конечно, маршрут был ориентировочным, поскольку жизнь и тайга наверняка внесут свои коррективы, и мы это прекрасно сознавали… По обеим картам получалось, что к исходу третьего дня, если не произойдет ничего экстраординарного, мы должны будем выйти на стык рек Верхняя и Нижняя Туя. Оттуда, свернув на юго-восток, мы планировали еще через пару дней попасть в деревню со странным для Сибири названием Петрашевское, где могли отдохнуть и пополнить запас продуктов, а так же определиться с дальнейшим направлением поисков

– Ибо, – сказал Миша, – мы не должны забывать, что основной нашей целью является все-таки не процесс удирания от бандюков, а поиск клада белых!

Залили остатками чая из кана головешки прогоревшего костра, закопали, как воспитанные люди, появившийся откуда-то мусор (всего-то полдня здесь провели, а отходов накопилось – как на той свалке!) и, вскинув на плечи рюкзаки, вышли на дорогу. Пока нам с этой лесной грунтовкой было вполне по пути.

Идти предстояло километров двадцать, то есть, переводя расстояние на время – около четырех часов, учитывая несколько коротких привалов. Если бодрым шагом – часа три с половиной. Бодрый шаг, однако, все кроме неутомимых походников смогли держать всего минут двадцать. Да оно и понятно – урбанисты, горожане, к машинам своим привычные, в худшем случае – к автобусу. Еще и заядлые курильщики к тому же. Сергей вон и сейчас – запыхался совсем, а не перестает смолить свой излюбленный «Camel». Какая аллегория, однако: сам ковыляет, как верблюд под тяжкой ношей, и «Верблюда» же курит.

Через час сделали пятиминутную передышку. Болек повозился с многочисленными ремнями необношенного рюкзака Сереги, что-то подтянул, что-то, наоборот, ослабил, порекомендовал застегивать поясной ремень, потому что он, понимаешь ли, не для красоты приделан, а именно для того, чтобы часть веса с плеч на бедра переместить. Потом, полюбовавшись своей работой, он достал знаменитый блокнот и что-то в нем застрочил. Не иначе, вдохновение накатило.

Второй час пути дался уже значительно легче. Лелек объяснил, что это мы, мол, входим в ритм – и ведь действительно вошли, к моему величайшему изумлению, ибо в начале я был твердо уверен, что где-то к исходу этого часа безжизненно рухну прямо посреди дороги в горячую пыль, а на все попытки меня поднять буду лишь стенать жалобно, шептать еле слышно: «Брось, комиссар…» и, возможно, даже просить меня пристрелить, чтобы не мучился… Ан нет, даже промежуточный привал не потребовался, так и дошли до поворота без отдыха. И всего за три часа сорок минут.

– Хороший темп, – похвалил всех Михаил, сверившись с часами.

– Мишель, дружище, – явно пародируя нашего главкома, сказал Болек, – это ведь по трассе. А в чаще мы будем в час километра два делать. От силы – три. Потому как – деревья, густой подлесок, бревна всякие необхватные поперек тропы, плюс – не по ровной местности, а как в песенке: «По долинам и по взгорьям»…

Получилось не очень музыкально и Болек проиллюстрировал свои слова, изобразив в воздухе рукой синусоиду с весьма ощутимой амплитудой колебаний. Судя по амплитуде, соваться в эти дебри без альпинистского снаряжения нам нечего было и мечтать.

– Ну, зачем же столь пессимистично? – возразил Михаил.

– Ага. Идет, стало быть, по улице пессимист, а следом – двое оптимистов в штатском, – тут же отреагировал Болек, находившийся сегодня, по всей видимости, в ударе.

– Типун тебе на язык. Насчет оптимистов, – буркнул Сергей вместо того, чтобы засмеяться или хотя бы улыбнуться, и мы снова вспомнили о возможном преследовании. Более чем возможном…

– Ну что, орлы, отдохнули? – бодрым тоном, стараясь, видимо, замять возможное негативное впечатление от легкой пикировки, осведомился Мишель. – Тогда – по коням!

Грунтовка в этом месте делала поворот и уходила на запад, а наш путь вел нас на юг-юго-восток, прямо через нехоженые пущи темных ельников и пихт. Впрочем, не тайга меня пугала, прошел же ведь по ней с большим обозом капитан Красицкий? Прошел. А мы чем хуже? Ничем. Значит, и мы пройдем. Нам, между прочим, куда проще: подводы на косогоры вручную вытаскивать не надо, прорубать проходы в буреломах тоже нет нужды – обойдем или, скажем, перелезем, если что… Зверья таежного я тоже не страшился, ибо, как истый горожанин, был уверен в том, что дикий зверь боится огня, да и нас все-таки пятеро, отобьемся. Гораздо больше пугали меня звери двуногие, которых ни огонь, ни наши охотничьи ножи не остановят. Еще не известно, смогу ли я, к примеру, тем же ножом – да в живого человека тыкать. Это вам не колышек строгать для палатки, и не картошку чистить… Хотя ведь подсвечником смог же, не задумался.

Со стороны дороги, оставшейся уже метрах в пятидесяти за спиной и давно пропавшей из поля зрения за густым пологом переплетенных хвойных лап, раздался приглушенный зеленью рев двух автомобильных моторов, неестественный и странный для этой древней чащобы. Резанул слух – и стих вдали. Надо же! Почти четыре часа по грунтовке топали – и ни одной машины. А тут – сразу две. Вот ведь лесовики непуганые, попробовали бы они так в городе полихачить…

Первый внедорожник выскочил из леса на открытое поле, освещенное склонявшимся к горизонту солнцем, и, прибавляя скорости, полетел, подпрыгивая на ухабах, в сторону города: только пыль поднялась столбом – и нет машины, растворилась в дрожащем от зноя воздухе.

Второй джип остановился у кромки леса. Залязгали открываемые двери и на дорогу, с трудом передвигая занемевшие конечности, выбрались три плотные фигуры с головами без шей. А водитель – тот и выбираться не стал, только откатил свое кресло, вытянул ноги, закурил и закрыл глаза. Он свою работу сделал, теперь пусть пассажиры потрудятся…

Пассажиры, однако, трудиться вовсе не спешили, приходя в себя после суточного сидения в салоне, пусть даже и комфортном – слов нет, как удобны мягкие сиденья в этом чуде японского автомобилестроения, – но все равно абсолютно не сравнимом, например, с широчайшим двуспальным аэродромом в родной квартире.

Наконец Вова Большой, поочередно взглянув на часы и солнце, поднялся с мягкой травки, не успевшей еще выгореть на солнцепеке, и подчиненные нехотя последовали его примеру.

– Так, Лысый – налево. Самолет – направо. И дуйте вперед.

Вова, размахивая руками, развел своих бойцов по сторонам дороги, как Александр Невский – полки на льду Чудского озера:

– Смотрите внимательно, ну, следы там всякие. Лохи эти если пешком, то здесь должны были идти, больше им деваться некуда, в натуре. Короче, в темпе надо найти их следы. И точка. А то солнце сейчас сядет – и кранты, темно будет, как у негра под мышкой. А еще день потеряем, так точно ни фига их не сыщем. Тогда лучше домой не заявляться, Клещ тогда конкретно недоволен будет, а когда Клещ недоволен, то сами знаете, что бывает…

Самолет и Лысый прекрасно знали, что именно бывает, когда Клещ чем-то и кем-то недоволен, испытывать его недовольство на себе не имели ни малейшего желания, а потому, вдохновленные речью бригадира, каждый по своей стороне дороги достаточно резво затрусили в ту сторону, откуда только что приехали, склонившись низко к земле и чуть ли не принюхиваясь к дорожной пыли. Первый след, однако, нашли вовсе не они, а, как ни странно, оставшийся в джипе водитель по кличке Сиплый. Кличку свою он приобрел еще по первой ходке, когда по весьма для зоны существенной причине несоблюдения субординации получил заточкой в шею. Жизнь ему спасли, но удар повредил голосовые связки и говорить браток теперь мог лишь с большим трудом, сипя и посвистывая горлом.

Заметив блеснувшую на солнце ленточку небольшого ручейка, Сиплый решил умыться, попить обычной водички – от баночной «Кока-Колы», которой он уже сутки промачивал горло, во рту стоял противный привкус ржавого железа и какой-то химической дряни – и вылез, наконец, из-за баранки. Берега ручья поросли травой, спускаться к воде было неудобно, но метрах в двадцати от грунтовки желтела полоса чистого песка. К ней-то и направился утомленный жаждой «бык». Попил, зачерпывая холодную вкусную воду пригоршней. Обтер мокрой рукой запыленной лицо, сгоняя усталость и полусонную одурь, и еще с полминуты просидел на берегу на корточках, в привычной для бывшего заключенного позе, положив локти на колени и озираясь по сторонам. Вернувшись к машине, Сиплый нажал на клаксон и призывно помахал рукой обернувшимся на прорезавший тишину леса сигнал следопытам, ушедшим вперед уже метров на сто. Подошедшему первым Вове Большому он указал корявым пальцем на пляжик и с трудом выдавил:

– Следы. От кроссовок. И вот еще…

Водитель разжал кулак и Вова бережно, хоть и несколько брезгливо, взял с раскрытой ладони окурок сигареты с фильтром, внимательно его осмотрел и резюмировал:

– «Кэмел». «Кэмел» и кроссовки… Местные лапти травятся «Примой» и ходят в кирзе. Ну ты, Сиплый, молодец! Учись, пехота, – обратился он к двум понурившимся браткам. – А тебе, Сиплый, как вернемся – премия будет, лично Клещу скажу, конкретно.

Вернувшийся от станции через час, уже в сгущавшихся сумерках, второй джип встретил сидевший на обочине Лысый. Следуя за ним, «японка» свернула с трассы и, попрыгав метров пятнадцать с кочки на кочку, остановилась между деревьев, недалеко от весело рассыпающего снопы искр костерка. Бивень с несвойственным ему смущением отчитался в полном фиаско проведенных на станции поисков:

– Ну, на вечерних поездах были какие-то типа туристы, но все компании – больше пяти рыл, короче – не наши, в натуре. А на ночном паровозе если кто и приехал, так из местных валенков никто ничего не видел. Они тут в девять уже дрыхнут, как слоны, дыра – она и есть дыра, е-мое.

Вова Большой в ответ, напротив, поведал о частичном успехе своих изысканий. Частичном потому, что найдены были только следы преследуемых, но не они сами.

– А точно они? – сомневался на всякий случай Бивень. – А вдруг типа грибники какие-нибудь?

– Не гони, братан, какие еще грибники в июне? Это эти козлы, верняк. Мы тут и следы от палаток нашли.

– Ну и че нам это дает? Один хрен завтра по новой следы разыскивать.

– Не, ну ты пень, Бивень, в натуре. Мы ж теперь точно знаем, что эти фраера здесь, а не в каком-нибудь Волчехренске. И они впереди нас всего на несколько часов, понял? И прут пехом. Так что назавтра мы их упакуем, как цуциков, конкретно. Эх, если б не мотались полдня за этой «Техпомощью» долбаной…

Слабые попытки «пехоты» перебраться на ночлег в город Вова пресек железной рукой:

– Знаю я вас, тимуровцев. Водяры нажретесь – и ага. И где я вас завтра с утра искать буду, в каких бордельерах? Так что ночуем здесь, ночи нынче теплые… Все, амба горланить, в натуре. Доставай из машин одеяла – и спать. Подъем – с солнцем.