Текст книги "Красное золото"

Автор книги: Виталий Олейниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– А я вот думаю, что никуда Одиссей не плавал, – сказал вдруг Болек.

– В смысле? – я опешил. – Есть же «Одиссея»… Ну, приукрашено там, конечно, многое, но для Греции это нормально. Мифотворчество, гиперболизация, метафоры всякие…

– Ты «Звездные войны» смотрел? – Болек перевернулся на бок, подставил руку под голову и, прищурившись, смотрел на меня. Глупый вопрос. Кто ж их не смотрел? – Ну так в этой трилогии просматривается ли аналог реальным событиям, происшедшим с каким-нибудь землянином, нашим современником? Фантазия сплошная. Богатая и талантливая, это безусловно, но – именно фантазия.

– Нет, подожди, – я растерялся и никак не мог подобрать убедительные аргументы, – нет, я думаю, что вполне можно подобрать аналог и на Земле…

– Ну конечно же можно! Это я так, ради провокации… Да что там далеко ходить: вот хотя бы наша одиссея, – Болек хихикнул, – приключения – хоть куда, осталось только перенести их в космос, вместо товарняка – «стардестроер» какой-нибудь навороченный, вместо штормовки – силовую броню, вместо ножей – лучеметы, а вместо братвы поганой – Лорд Вейдер, или как его там… И не иначе, потому как даже лучший из фантастов ограничен рамками человеческого мышления и человеческого же жизненного опыта. Вот ты можешь, скажем, образно и в красках представить шестимерное пространство? И не просто представить, но и доступно описать его так, чтобы самый тупой из твоих читателей понял о чем речь идет? И я не могу. Выходят лишь одни убогие фантазии в рамках установленного. Именно поэтому ничего, кроме бластеров и гипер-перехода никто и не придумает. Вот тебе и все «Звездные войны»… Но ты чувствуешь масштаб?! Пьяный бандюган – и Черный Шлем, а? В подобном масштабе путешествие Одиссея в действительности должно было ограничиться в лучшем случае поездкой на соседний остров. В гости. Дня на три. Масштаб, Ростик, понимаешь? Стоят на пляже два валуна, прилив, отлив, крабы бегают… А теперь закрой глаза и поднатужься. Что получается? Сцилла и Харибда получается. И остальное так же точно. Так что ничего и не было.

– А что же было? – тупо спросил я. Хорош историк…

– Что было? А ничего не было. Был снедаемый громадным неудовлетворенным честолюбием военный вождек мелкого родоплеменного союза. И как-то забросило на каменистую Итаку странствующего сказителя, скажем так – барда, по нашему. И вождек, Одиссей то бишь, будучи мужиком хитроумным, зазвал его в свой дворец – глинобитный сарай с соломой на крыше – угостил, чем Зевс послал, прослушал внимательно концертно-новостийную программу и, пленившись недюжинным талантом акына, запер его под замок, дабы не сбежал. И заказал таланту нетленную оду в свою честь, поскольку реальных подвигов за этим вождем как-то не водилось, пардон за каламбур. Барду, Гомеру то есть, под замком было одиноко и неуютно, он напряг фантазию и выдал на-гора свои «Звездные войны», совершенно небывалые по силе и образности. А Одиссей сей труд подредактировал, что-то зачеркнул, что-то, наоборот, добавил – про верность Пенелопы, к примеру… Вот, кстати, именно эта мифическая верность и заставляет усомниться в правдивости всего повествования, если вспомнить, что нравы в Античном мире царили самые что ни на есть вольные. Ведь весь пантеон греческих, равно как и римских, богов – это же просто сборище нимфеток, педерастов и безмозглых амбалов во главе с верховным громовержцем, который по сути являлся обычным подкаблучником с замашками ядерной сверхдержавы. Вся эта братия безудержно предавалась пороку со всем, что шевелится, и оптом похищала неполовозрелых девиц у царственных папенек, благо о сексоубийственной христианской морали никто еще и слыхом не слыхивал… В общем, после редакционных правок задышала ода! И три тысячи лет потомки в экстазе волосы выдирают: ах, Одиссей, ах, Одиссей! А вот современники этот мадригал воспринимали, я думаю, не иначе как Историю КПСС в исполнении Уэллса. Или «Малую землю» с «Целиной».

– Но ты же не будешь спорить, что это великое творение? – я позорно капитулировал, но хотел, чтобы мой белый флаг был героически пробит осколками.

– Величайшее, Ростик, величайшее. Но – с литературной точки зрения. А я тебе толкую о его исторической ценности. В смысле – как источника.

Меня долбанули моим же оружием. Капитуляция, которую я хотел было превратить в почетную сдачу с сохранением знамен и виц-мундира, превратилась в тотальный разгром. «Историки, хвостом вас по голове…» всплыли в памяти строки из любимой книги. И ведь прав Болек, кругом прав. Я сам сколько раз ребятам говорил, что нельзя принимать на веру информацию, хранящуюся в летописях, скрижалях, папирусах, Библиях и прочих анналах. В первую очередь потому, что писаны те ветхие строки были людьми и отнести оные творения можно и должно только к литературным трудам, но никак не к историческим источникам, разве лишь весьма опосредованно. К примеру, тот же печально известный Шлиман искал свою Трою, основываясь на «Илиаде» – искал высокие стены, искал остатки ворот, в которые мог бы пролезть деревянный конь – и, разумеется, не нашел. И срыл до основания то, что было Троей, потому как не узрел града гордого Приама в глинобитных руинах…

– Дружище, скажи: ты это сам придумал или где-то прочитал? – очень заинтересованно спросил Мишель.

– Прочитал? Х-м… «Я замужем не была, но много читала…» – Мы рассмеялись. – Понимаешь, тут ничего и придумывать не надо, само всплывает. Я вот перечитывал с полгода назад «Мифы Древней Греции» от нечего делать, карго в Пекине зависло, работы нет… В общем, прочитал, а потом вдруг увидел все с другой стороны, ну, как бы с другой точки зрения.

– Ну-ну! – Миша даже сел, чтобы лучше слышать.

– Так вот: с другой точки зрения все эти герои были сволочами редкостными. И свиньями. Геракл перебил кентавров, которые его воспитали и любили. Хронос вообще своих детей сожрал. Без приправы. Язон кинул Медею – во всех смыслах этого слова, я имею в виду. Тезей точно так же кинул Ариадну, а она его от верной смерти спасла, между прочим… О! Кстати о Тезее! Ведь с той самой другой точки зрения все вообще выглядело очень и очень нелицеприятно. Помните, его папаша Эгей в случае безвременной кончины сыночка в жвалах Минотавра просил на галере черный парус поставить? Ну вот, победил, стало быть, Тезей Минотавра – кстати, тоже интересно, кого он там на самом деле победил – и поплыл, радостный, в родимые Афины. А темной ночью прокрался на палубу и подрезал, тать, парусные канаты, как они там называются – ванты, что ли… И белый парус сорвало ветром. Ну, а дальше все происходило по канонизированной версии: поставили, за неимением белого, черный; Эгей, его на горизонте узрев, сиганул в море имени себя; безутешный Тезей стал царем Афин… Ну очень надоел парню живучий папаша, а тут такая возможность! Что скажешь, Ростик, могло быть такое?

– Могло. Еще как могло. И сколько раз было. Одна французская династия Валуа чего стоит. Или наши: Святослав, Андрей Боголюбский, Святополк Окаянный, да тот же Юрий Долгорукий, в конце концов. Ради пары вшивых деревенек – всю родню под корень… Нынешние бандюки против тех ребят выглядят пухлыми ангелочками с картины Рафаэля «Сикстинская мадонна».

Ай да Болек! В который раз меня уел! И ведь не просто удивляет – потрясает. До глубины души. Я тоже пытался видеть в Истории иное, но не так: писал как бы смешные рассказики «Чартерная галера за Золотым руном», «Крестовый поход выходного дня», но это все ерунда, это – именно те самые Болековы бедные фантазии в рамках установленного.

– М-да… – протянул Лелек. – Неприятные типы…

– Да нет, приятный или неприятный, хороший или нехороший – это лишь от точки зрения зависит. В жизни черного и белого цветов не бывает. Есть только оттенки серого. Разной интенсивности.

– Слушай, дружище, а с чего это ты так историей заинтересовался? Ты, вроде, всегда был к литературе ближе.

– Видишь ли, Мишель, это ведь почти одно и то же – литература и история. Разные ипостаси одного явления. А заинтересовался… Понимаешь, у нас всех может не быть будущего – я имею в виду людей вообще – но прошлое у нас будет всегда. Плохое, хорошее, лживое, кровавое, спорное – все равно есть. И будет.

– О, Вован, смотри-ка!

– Так, так, так…

Вова Большой прочитал написанное на выдранном из блокнота листочке бумаги. Перечитал еще раз, вдумчиво. И широко ощерился:

– Ну вот, брателла, это то, что надо. Теперь они, падлы такие, никуда от нас с тобой не денутся.

Он разлил из початой литровой бутылки по полстакана:

– Давай, Леший, за фарт, в натуре… Адресок этой шмары есть?

– Сивый обещался к утру добыть.

«Братки» разлили по очередной и, довольно ухмыляясь, звонко чокнулись.

ГЛАВА 19

Неспешно шел третий день плавания. От вчерашней солнечной погоды осталось одно только светлое воспоминание, небо обложило низкими тучами, зарядил нудный монотонный дождь. Мы правда, от этого особо не страдали, ибо валяться под прямыми палящими лучами на верхней палубе все равно не смогли бы: вчерашние неумеренные солнечные ванны придали нашим телам забавный оттенок цвета знамени развалившегося Союза. По той же причине мы старательно оттопыривали локти, пытаясь не касаться ими обожженных боков. Неумеренность, как кто-то справедливо заметил, вредна. Во всем.

По причине дождя мы оккупировали бар и пили пиво. Я, Болек и Лелек – у стойки, вежливо беседуя о капризах погоды с приветливой «фрау кельнер», а Мишель – за столиком в углу, рядом с некой блеклой девицей в мини-юбке (Лелек наименовал ее «Мимо-юбка»). На мой взгляд, такую юбчонку можно было на себя натянуть лишь вследствие крайней стесненности в денежных средствах, когда не хватает на более приемлемый кусок материи, но бесцветная девица своего бедственного положения явно не стеснялась, и даже напротив – настырно совала под вдохновенный Мишин нос свои тощие ляжки, неестественно широко улыбаясь в ответ на его неслышный нам бесконечный спич.

– Во дает Мишель, – скорбно промолвил Лелек. – Не мог еще пару дней потерпеть. Скоро уж дома будем.

– Спермотоксикоз… – томно, на выдохе, изрек я и мечтательно закатил глаза. Все, включая «фрау кельнер» Зою, засмеялись.

Миша, поддерживая блеклое существо под ручку, направился к выходу. Проходя мимо нас он замедлил движение и церемонно сказал:

– Знакомьтесь, друзья мои, это Марина.

Мы горохом ссыпались со стульев, не сговариваясь, резко мотнули головами, как вышколенные гвардейские подпоручики и слаженно щелкнули «каблуками» кроссовок. Я даже явственно услышал проплывший по прокуренному бару малиновый звон шпор.

Девица галантно вцепилась в надежный Мишин локоть и они грациозно продефилировали на выход.

– Ну что ж, – первым нарушил молчание Болек, – о вкусах не спорят.

– Спорят, – сказал я, продолжая глядеть на закрывшуюся за парочкой дверь. – Чтобы был повод для драки.

И все же я, сказать честно, Михаилу немного завидовал. Не настолько, чтобы броситься отбивать у него полуоголенную Марину или истребовать «групповухи», но достаточно для того, чтобы помечтать о женщинах в целом.

– Что, Лелек, Ирэн вспоминаешь?

Болек был нескромен, но его давнишний друг нисколько не обиделся. Похоже, мысли у всех приняли одно направление.

– Вспоминаю… Вот черт возьми, никогда бы не подумал, что могу так по ней скучать!

– Любишь, наверное…

– Люблю? М-м-м… Не знаю… Вот ты можешь сказать, что кого-то любишь? Или любил? Я – не могу. Ну, естественно, влюблялся много раз, даже три раза в ЗАГС ходил, ну да ты знаешь… А потом забирал заявления, потому что начинало казаться, что это опять – не то. В смысле – не любовь, а так, влюбленность, потому что настоящая любовь должна быть не такой, а… не знаю даже, сравнить-то не с чем. А без любви и так трахаться можно.

Он сдул на пол пену со следующей кружки и задумчиво продолжил:

– Только знаете, мужики, я честно скажу: когда я своим женщинам говорил: «Я тебя люблю», я не врал. И когда замуж звал – тоже звал искренне. Потому что в тот момент я их действительно любил.

Да, я тоже любил всех своих женщин. И тоже искренне. И тоже каждый раз мне казалось, что это опять не то… Временами я думаю, что вообще не способен на любовь – в том ее расписанном поэтами понимании, которого обычно и ждут от тебя твои многочисленные пассии.

– Ну, в такие моменты мы все искренне любим. И не врем, – философски заметил Болек.

– Ну да, само собой! Только это же не должно длиться вечно. Все равно просто обязана в твоей жизни появиться женщина, с которой и для которой ты сможешь жить… Вот! Точно! Любовь – это когда не просто переспать приятно, а еще и постоянно друг друга видеть, и при этом не надоесть друг другу.

– Ну, это уже не совсем любовь, – возразил я. – Это, скорее, привычка. И дружба. И еще…

– И еще много всего, – закончил за меня Лелек. – Правильно, только это ничего не меняет, потому что любовь – это не монолит, это многокомпонентное понятие. Сначала – страсть. Потом – дружба. Потом – привычка. Потом – еще что-нибудь. И вот это все вместе только и может быть любовью. Ну, как компьютер: это же не кусок железа. Это набор плат. И у каждой – свое предназначение. И в отношениях так же: если ничего нет, кроме секса, пусть даже очень хорошего секса, то какая это, к чертям собачьим, любовь? Ну, натрахаешься до опупения, а дальше что? Нет, любовь – это когда вот этот самый приступ дурной страсти проходит, а с человеком хочется остаться. Даже и без секса. Сидеть и слушать о ее работе, склоках с соседями, другом прочем – и радоваться тому, что она тебе этот бред рассказывает…

Он закурил, пару раз глубоко затянулся и допил степлившуюся кружку.

– Вот Ирэн взять. Она в компьютерах – ни бум-бум, а я ей начинаю что-то вещать – сидит, слушает, аж рот откроет, как будто понимает чего… Ничего, конечно, не понимает, но слушает, и я вижу, что ей интересно, понимаешь? Она не играет и не притворяется, это же сразу видно, когда играют…

Лелек смял окурок в пепельнице и тихо закончил:

– Я над этим все время думал, как только мы за золотом этим паршивым отправились. И решил: как только вернемся, вернее – как только все проблемы устаканятся, поведу Ирэн в ЗАГС. Только на сей раз ничего уже менять не буду… Так что – всех приглашаю.

– А можно, я свидетелем буду? – тут же встрепенулся Болек, взгрустнувший было от общего романтического настроя.

– Можно. Куда ж от тебя деться…

– Скажите, Ирина здесь живет? – Леший изо всех сил старался быть вежливым.

– А что вам от Ирочки надоть? – поинтересовался сварливый старушачий голос из-за хлипкой, обитой потертым дерматином двери.

– Нам? Э-э… Мы ей письмо передать хотим.

– Какое письмо? – продолжала допытываться въедливая старуха.

– Письмо? Э-э… От Виктора письмо!

– А где ж он сам-то? – глупый допрос начал выводить «синих» из себя.

– Да в Москве он! Так что, Ирина дома?

– Нету, нету Ирочки, в морге она!

– Где? – завопили «братки» одновременно.

– В морге, на практике.

– Тьфу ты, черт, дура старая, – ругался Леший, спускаясь по лестнице и качая головой, – чуть фишку не обломала… Че, Вован, едем в морг?

– В морг? – переспросил Вова Большой с сомнением. – Не, брателла, в морг мы еще успеем, в натуре. Тут подождем. Там, у торца этой хибары, местечко есть хорошее…

Будущие похитители переставили машину на приглянувшееся место – между разросшимися до второго этажа пятиэтажки колючими кустами и покрошившейся асфальтовой тропинкой, идущей к дому от недалекой автобусной остановки. Местечко для исполнения их намерений действительно было – удобнее не придумаешь. И людей почти нет…

Через несколько часов, когда давным-давно закончились сигареты и Вова с Лешим совсем осатанели от желания покурить и от долгого сидения в неудобных скрюченных позах, их терпеливое ожидание было, наконец, вознаграждено: по тропинке торопливо шла к дому молодая темноволосая девушка в туго облегающих ноги джинсах и синей обтягивающей футболке с легкомысленным пестрым мультперсонажем на груди.

Вова толкнул напарника локтем:

– Ну-ка, давани косяка: она?

– Кажись, она… Точно она! Мне Сивый ее детально нарисовал.

– Ну вот и славненько…

Вова вылез из «девятки» и, когда девушке оставалось дойти до них метра три, широко осклабился и полуутвердительно спросил:

– Ирина?

Девушка резко остановилась и подозрительно оглядела улыбчивого орангутанга с ног до головы.

– А что? – вопросом на вопрос ответила она, готовясь на всякий случай дать стрекача обратно на остановку.

– Да вы не бойтесь, сударыня, – Вова призвал на помощь осколки былого образования, – мы к вам от Лелека, мы его… э-э… товарищи. Летаем вместе. Он сейчас в Москве, а мы только оттуда прибыли, вот он и просил вам письмишко передать.

И Вова улыбнулся еще шире, хотя это и казалось уже невозможным.

– Письмо? – девушка явно находилась на перепутье между сомнениями и желанием получить послание. – Где же оно?

– Письмо-то? – переспросил зачем-то Вова и вдумчиво похлопал себя по карманам. Потом нагнулся в салон, к сидящему за рулем Лешему, и громко поинтересовался: – Э-э-э… коллега, письмо у вас?

Леший утвердительно закивал, щербато улыбнулся Ирине сквозь пыльное ветровое стекло, повторяя Вовин жест, похлопал себя по многочисленным карманам китайской жилетки, перегнувшись, достал с заднего сиденья объемистую спортивную сумку и, не прекращая кивать и улыбаться – что, мол, сейчас, мол, в лучшем виде – принялся копаться в ней.

Это решило исход сомнений. Парни в «девятке» не вызывали особого доверия, но ведь Лелек сам рассказывал, что «челноки» – совершенно особенная среда, и что там можно встретить всех – от очевидных уголовников до профессоров филологии. И к тому же она так долго не имела известий о нем…

– Вот спасибо вам, – сказала она, подходя к машине и несмело улыбаясь Вове, – а то его все нет и нет, сказал – на месяц… А я все жду и жду…

Вова улыбнулся широко, как только мог, а потом облепил левой рукой ее лицо, правой резко взял в обхват за талию, согнул пополам и сунул головой вперед в открытую заднюю дверь. Втиснулся следом и, легким ударом в лицо обездвижив дергающуюся жертву, коротко скомандовал Лешему:

– Давай вперед, на третью дачу.

«Девятка» рванула с места и, выскочив на шумный проспект, затерялась среди множества таких же неприметных запыленных автомобилей.

– Друзья мои, попрошу вас сегодня особо не налегать. Завтра к обеду приходим в город, нужно быть в форме. Кто его знает, как там что…

Мы впятером сидели в облюбованном углу бара. Пятой была давешняя худосочная Марина. Впрочем, теперь, в джинсах и полной боевой раскраске она смотрелась куда импозантнее и даже казалась симпатичной. Может, она утром была так обесцвечена после вчерашнего – в смысле, пила тут горькую от одиночества – а может, это были последствия добротного секса. С женщинами, знаете ли, это бывает…

На пальце Марины тускло блеснуло кольцо. Хорошее такое колечко, не турецкая бижутерия. Успел, значит, в рюкзачок руку запустить, гусар хренов. «…А этот перстень, Марина, я сдернул на Березине с мизинца Бонопарта». Знаю я его амплуа, тоже мне, поручик Ржевский. Впрочем, ему виднее.

– Мадемуазель, скажите, как Вам понравился наш друг Михаил? – невинным голосом осведомился у «мадемуазель» Болек и, продолжая наивно таращить на нее глаза, отпил из высокого стеклянного бокала пива.

Миша нахмурился. Мы с Лелеком нейтрально улыбнулись. Правильно, Болек, молодчина: если девушка Марина хочет находиться в нашем коллективе, пусть принимает правила игры. И побыстрее, у нас на постепенную ассимиляцию времени нет. Ну а если надуется, что ж… На обиженных известно что делают.

– Очень понравился, – как ни в чем не бывало мило улыбнулась Марина. – Только знаете, ребята, может быть на «ты» перейдем, а то, сударь, уж слишком по-дурацки звучит это ваше старорежимное «мадемуазель».

О-па! Один-один. Болек даже пивком поперхнулся, а я Марине мысленно порукоплескал. Молодец, девочка; как говорил Маэстро: «Споемся».

Болек что-то бормотал, разводя руками, но его не слушали. Неловкость, вызванная явлением Михаила со спутницей, исчезла. Ну и слава богу, повеселимся как следует, а то завтра и вправду – кто знает, как там и что…

Так и не пришедшую в сознание Ирину привезли на «третью дачу» – одну из многих загородных резиденций «синих». Двухэтажный аккуратный домик стоял на окруженном глухим забором поросшем соснами участке и был оформлен на одного пенсионера, отдавшего когда-то свой паспорт в залог подрезавшим его древний «Запорожец» монстрам в огромном, похожем на сарай, джипе.

В основном дача использовалась по прямому назначению, то есть для отдыха утомленной боевыми буднями «братвы». Но иногда сюда привозили самых разных людей, дабы «перетереть базар», и некоторые после такого «базара» возвращались в город ручными, а некоторые не возвращались вовсе. Пожалуй, сей идиллический домик перевидал на своем веку страшных смертей поболее, чем знаменитый «Дом Павлова».

Вова достал бесчувственное тело из салона «девятки», бесцеремонно перекинул через широченное, как галерное весло, плечо, и отнес на второй этаж. Там он сбросил девушку на стоявший возле окна диван, вытащил из ящика тумбочки затертые от частого употребления наручники и с большим знанием дела пристегнул правое запястье жертвы к проходившей под подоконником отопительной трубе, в настоящее время холодной по случаю лета. Отошел к двери, посмотрел критически и работой своей, видимо, остался доволен.

– Ну, отдыхай. Пока… – Вова удовлетворенно хмыкнул и загрохотал по деревянной крутой лестнице вниз.

В гостиной Леший пил водку.

– Ты че, в натуре, офигел совсем?! Тебе ж еще рулить надо! – немедленно рассвирепел Вова.

– Е-е… забыл! Гадом буду, Вован – забыл!

– Забыл… Ладно, склеротик, давай ключи, сам сгоняю. И адрес давай, где там этот лошара берлогу снимает.

В принципе, Леший вполне мог и после ста грамм сесть за руль, и прекрасно бы съездил и вернулся, и от гаишников откупился бы, не мальчик все-таки, но в их нынешнем положении любой контакт с милицией был крайне нежелателен, ибо попадались еще изредка в органах «честные менты», не всех «братва» перекупила и заменила своими «засланными казачками»…

Через сорок минут Вова Большой был на месте. «Фраер», которому следовало оставить послание, снимал квартиру в самой обычной обшарпанной девятиэтажке. Вова повоевал немного с новым кодовым замком, нужную комбинацию цифр угадать не смог и, сплюнув, просто с силой рванул подъездную дверь на себя. В борьбе с литыми мышцами хваленый магнитный замок немедленно бесславно пал смертью храбрых, «синий» вошел в загаженный подъезд, по номеру квартиры отыскал в длинном ряду жженых почтовых ящиков нужный и опустил в щель обычный почтовый конверт с веселым зайцем над индексной сеткой.

Сделал это Вова просто на всякий случай, потому что находившиеся в Москве «фраера» в этот почтовый ящик заглянуть, разумеется, не могли. Но – чем черт не шутит!

…«Девятку» Вова бросил там же, недалеко от вскрытого им подъезда, вышел на улицу и, поймав такси, доехал до подконтрольной автостоянки, где мирно дремал, ожидая хозяина, любимый японский внедорожник.

Благополучно миновав милицейские посты, он вернулся на «третью дачу» когда уже совсем стемнело. Леший сидел в гостиной на первом этаже перед огромным «SONY» и, естественно, пил водку – литровая вычурная бутыль была уже почти наполовину пуста. На экране какие-то парни в черной униформе лупили из автоматов по парням в пятнистой униформе. Пятнистые вяло отстреливались и послушно умирали целыми взводами.

– Где эта сучка?

Леший, не отрываясь от экрана, молча ткнул большим пальцем в потолок. Вова набулькал себе стакан водки, выпил, зажевал прозрачным ломтиком мяса из вскрытой вакуумной упаковки и поднялся на второй этаж.

Ничего неожиданного он там не обнаружил: девушка по-прежнему лежала на диване, только уже без одежды, а к подоконной трубе была пристегнута наручниками и вторая ее рука. Кровоподтеки виднелись уже с обеих сторон лица, а рот был заткнут свернутым в трубку ее же бюстгальтером.

– Леший, мудрила, ты че, потерпеть не мог? – высунувшись на лестницу, проорал Вова.

– А че терпеть-то? Мы ее один хрен на секреты обменивать не будем. Все одно ведь всех мочить надо, так че, блин, время терять?

«И то верно, – подумал Вова, – нам тут париться непонятно сколько, что ж добру пропадать?». Он подошел к кровати, окинул замаслившимся взором задергавшуюся, смотрящую на него с ужасом и что-то надсадно мычащую сквозь кляп пленницу, и запрыгал на одной ноге, стаскивая штанину…

– Подваливаем, – прокомментировал Лелек очевидный факт.

Матросы на корме и носу – или как он там именуется у флотских – засуетились, готовясь принять швартовы. «Партизан» мягко стукнулся бортом о развешенные по бетону причала огромные автомобильные покрышки, попрыгал на мелкой волне и, притянутый канатами, наконец замер, вяло покачиваясь. С берега втолкнули дощатый трап с леерами и немногочисленные пассажиры гуськом потянулись за причальные кнехты.

Воспитанный Болек сбегал попрощаться с «фрау кельнер» и мы ступили, наконец, на родную набережную.

Прежде чем куда-либо идти, нам следовало определиться – куда, собственно, идти. Мы уселись за пластиковый столик открытого летнего кафе-тента и начали дискутировать. Чтобы не изъясняться намеками, Марину вкратце ввели в курс дела. В общих чертах. «Мы, Мариночка, хорошие ребята, ты это уже поняла, но у нас с крышей непонятки»… Мишина новая подружка тут же прониклась важностью вопроса и даже забыла кушать мороженое.

– По домам нам разбегаться, ясное дело, никак нельзя. Но где-то осесть нужно. Вопрос: где?

Миша обвел всех вопрошающим взглядом. Мы молчали. Было вполне понятно, что друзья-подруги тоже полностью исключаются. Конечно, всех, к примеру – моих, друзей-подруг наши оппоненты знать не могут, я и сам-то не всех помню, но в таком деле лучше перестраховаться, чем расслабиться: «Ах, дом! Милый дом!» – и влететь с разбегу в мышеловку какую-нибудь незамысловатую. Тем более это было бы безумно обидно теперь, когда мы, избежав стольких опасностей, снова оказались в родных палестинах. Да и ни к чему посторонних людей подставлять.

– Можно снять квартиру, – предложил Лелек.

– Через риэлтерскую фирму – на нас очень быстро выйдут. Искать самим? «Здрасьте! Вы свою законную жилплощадь не уступите четырем небритым бомжам?»… На вокзале, конечно, именно так и можно было бы что0то подыскать, даже с большой гарантией, но на вокзале нас моментально срисуют. Нет, дружище, вариант с квартирой отпадает.

– Может, на дачу к кому-нибудь? – вступил в обсуждение Болек.

– Это лучше, только у нас у всех дач нет, так? Так, – Миша грустно прищелкнул языком. – А касательно друзей-подруг мы уже все решили.

Вот ведь, черт возьми, пришла беда, откуда не ждали. Пока добирались до города, этот вопрос как-то не приходил никому в голову, или приходил, но как-то очень обрывочно и издалека, потому что не вырисовывалась конкретная проблема и потому еще, что казалось, будто все образуется само собой. По крайней мере, со мной все именно так и обстояло. И вообще, я уже так привык во всем полагаться на Мишеля, что нисколько не сомневался – наш отец-командир и сейчас что-нибудь придумает.

Однако первой молчание нарушила, как ни странно, Марина:

– Мальчики, слушайте, можно, наверное, ко мне поехать… – мы с интересом уставились на нее, – только не в квартиру, у меня там родители и сестра с ребенком, в общем – лисья нора, а на дачу вполне можно. Только она у нас неудобная…

– В смысле?

– Ну, в смысле – далеко от дороги. Там около часа надо пешком идти от остановки.

– Марина! Мариночка! Да ты просто спасительница! – завопили мы в разнобой.

Ну, Мишель, ну и жук! И как только он ухитрился в бледненьком, облаченном в жалкую юбчонку существе обнаружить с ходу столь неисчерпаемые достоинства? Вот и не верь после этого в предопределенность.

– Марина, я ваша на веки! – картинно закусив губу, Болек пал на колено и прижал руки к груди.

– Но-но-но! – сказал Миша. – Не делай стойку. Опоздал… Марина, солнце мое, ты нас не просто выручаешь, ты спасаешь нас! А что далеко от трассы, так это для нас никакое не неудобство, а совсем даже наоборот. Кстати, на даче сейчас никого нет?

Марина смущенно покачала головой. М-да, а мы от радости даже и не подумали, как должна она себя чувствовать в компании, как ни крути – а все же совершенно ей незнакомых мужиков. Бояться должна, наверное. Конечно, у нас нет никаких скрытых поползновений, но как она-то может быть в этом уверена? И тем не менее помогает. Золото, а не девчонка.

– Ну что ж, сейчас же и поедем… Стоп! Тебе же, наверное, домой надо? – Миша опустился обратно на стул. – Тебя же родители, наверное, жду, волноваться будут.

– Нет-нет, Мишенька, не будут. Я к училищной подруге ездили, в Утес, и на точную дату возвращения мы не договаривались, приеду, мол, как надоест. А надоело быстро, скучища там редкостная… И на даче никого нет, родители болеют все время, у Нади дочке полгода только… Надя – это сестра, – зачем-то пояснила Марина. – У нас и огорода даже нет, так, один фанерный домик в елках.

– Ура! Отсутствие огорода есть лучшая из сегодняшних новостей, – продолжал паясничать Болек.

Но он был недалек от истины – я лично терпеть не могу торчать на солнцепеке кверху задницей и ковыряться в грядках вместо того чтобы подвесить гамак и расслаблено в оном гамаке возлежать. Чтобы тело отдыхало. А душа, если ей так угодно, пусть трудится. Но не наоборот!

– Марина, а ты где учишься? – поинтересовался я. Наверняка – или в медицинском, или в педагогическом. И тот и другой ВУЗы накладывают, знаете ли, определенный отпечаток, ни с чем не спутаешь…

– В медицинском, – ответствовала она. – На педиатрии…

Выяснилось, что от здания речного порта непосредственно до нужного нам поворота загородного шоссе ходит автобус. Правда, как и подавляющее большинство областных маршрутов, ходил он реже, чем транспорт «Прогресс» к орбитальной станции, но мы, как известно, люди терпеливые.

Для начала мы сбегали в здание вокзала и я позвонил тете Маше. Та на счастье, оказалась дома и, услышав мой голос, раскудахталась словно курица-несушка, что вот, мол, я какой негодник: уехал не упредив, и квартиру открытой бросил, вот ведь молодежь безалаберная пошла, и бардак в комнате страшенный… Да это я, теть Маш, собирался впопыхах, ничего, мол, приеду – приберусь… Так она дверь-то закрыла, благо ты, Славик, молодец такой, ключи ей запасные оставил. А десять ден назад приходила девочка, черненькая такая, хорошая девочка, ага… так она звонила, звонила тебе в дом-то, а тебя-то нету, ну, я и вышла, а она говорит – с работы, мол… Точно с работы, теть Маш, ее Вера зовут… Ага, ага, она так и говорит: Вера, мол, с работы, и у него, говорит, – у тебя, то есть, – отпуск закончился, а его, – тебя, то есть, – все нет и нет… Да уже все нормально, теть Маш, я ей звонил, за свой счет взял… И мать кажный день мне названивает, а я и не знаю, что говорить-то, а где ж ты подевался, паршивец этакий… Да я, теть Маш, в Сочах, тут раскопки интересные, а маме я пытался дозвониться, только с Украиной никак не соединяют, это же теперь другая страна, так все по-дурацки теперь… И не говори, Славик, и не говори… так я матери скажу, что жив-здоров; а не страшно там, на Кавказе-то, одни ж черные кругом… Нет-нет, теть Маш, тут до гор далеко, тут одни казаки… Ну и слава Богу, Славик… До свидания, теть Маш, не болейте!..