Текст книги "Падшие сердца"
Автор книги: Вирджиния Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
– Ты права, – тихо сказала я. – Она совсем не такая, как раньше. – Марта кивнула и печально посмотрела на Джиллиан.
– Боюсь, как бы она не впала в транс.
– Согласна, с тобой. Я поговорю с мистером Таттертоном и скажу, чтобы он послал за ее доктором.
– Я рада, что ты тоже так думаешь, – призналась Марта. – Несколько часов назад я рассказала мистеру Таттертону обо всех изменениях, он обещал зайти, но так и не зашел.
– Он обязательно придет, я за этим прослежу, – заверила я Марту.
– Спасибо, – поблагодарила она. Мы обернулись и еще раз посмотрели на Джиллиан, но та даже бровью не повела.
– Труднее всего для рассудка переносить чувство вины, – проговорила я шепотом, скорее для себя, чем для Марты, но она услышала мои слова и согласно кивнула.
Я вышла из комнаты Джиллиан и бросилась к себе. Мне не хотелось, чтобы кто–либо из слуг заметил ужас и слезы в моих глазах. Я понимала: все, за что обвиняли Джиллиан другие и она сама, – все это дремало, затаившись в отдаленных уголках ее памяти, дожидаясь возможности напомнить о себе и довершить тем самым разрушение и без того больного бабушкиного рассудка.
То же самое можно было сказать и обо мне. До настоящего момента довольно успешно удавалось подавить подобные мрачные мысли. Но, увидев Джиллиан и послушав ее, я не могла не задать себе вопрос: а не вырвутся ли на свободу и мои страхи, не станут ли они преследовать и меня так же, как Джиллиан: если я увижу призрак… призрак Троя. Мне следовало приложить больше усилий, чтобы не допустить его отчаяния. Не нужно было уезжать и оставлять его здесь в тоске и унынии. Оставлять одного в коттедже – нашем гнездышке, где мы коротали с ним немало счастливых часов.
Сколько томительных бессонных ночей провел Трой в этом домике, уверенный в том, что я его отвергла, смирившись с нашей горькой судьбой. Я знала, как он был раним и как легко впадал в отчаяние. Требовалось совсем немного, чтобы заставить его страдать. И все же я покинула Троя, и он терпел самую жестокую муку, которую причиняет разбитое сердце. Я не оставила ему никакой надежды, считая, что суждено сбыться всем тяжелым предчувствиям, которые он носил в себе всю жизнь.
Заглянув в глаза Джиллиан, я увидела поселившуюся в них боль, которая передалась мне. И я стремилась прочь от этих воспоминаний и от безумия Джилл. Будет ли и меня так же, как и ее, терзать чувство вины, пока и я не потеряю рассудок и не останусь один на один со своими беспокойными мыслями.
«Ах, Трой, Трой, знал бы ты, что меньше всего я хотела причинить тебе боль».
Однако мне следовало выбросить из головы мысли о Трое. Я была теперь женой Логана и не хотела, чтобы ему пришлось из–за меня страдать, как Трою.
Я приняла душ, переоделась и спустилась вниз, чтобы найти Тони и послать его поговорить с Мартой.
Но ни Тони, ни Логана в кабинете не оказалось. Куртис, увидав, как я их разыскиваю, сказал, что мужчины уехали в Бостон.
– Какие–то дела, связанные с фабрикой в Уиннерроу. – Куртис так расстроился, что не мог в точности передать их слова.
– Ничего страшного, Куртис, спасибо. – Я не знала, плакать мне или смеяться над фанатичной преданностью Логана фирме Таттертонов. Устав с дороги, он отказался от отдыха, желая продемонстрировать Тони свою решимость и энергию. Да и Тони следовало подумать, что он делает и почему он так настойчиво старался вовлечь Логана в дела фирмы. Ведь он добился своего: мы жили в Фарти, пользовались вместе с ним его богатством, Логан работал у него. Тони следовало побольше уделять внимание Джиллиан.
– А еще они просили вас не беспокоиться и обещали вернуться к обеду.
Как бы мне хотелось почувствовать себя счастливой и веселой, вместо того чтобы испытывать беспокойство и грусть. Я решила, что мне не помешает прогулка: может быть, она развеет мрачные мысли.
На мне были светло–голубая тонкая летняя блузка и юбка. Хотела сначала вернуться за свитером, потому что стало прохладно и с моря дул свежий ветер, но потом передумала. Я шла, обхватив себя руками, и настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как очутилась далеко от дома. Остановившись у входа в лабиринт, я оглянулась на особняк.
В окне я заметила Джиллиан, она сидела неподвижно, и это делало ее похожей на манекен. Конечно, на таком расстоянии трудно было отчетливо видеть ее лицо, но мне показалось, что оно выражало страх, который передался мне. Меня вдруг повлекло в лабиринт. Я чувствовала себя ребенком, которому не терпится узнать конец сказки. Стоило мне ступить в лабиринт, и я вспомнила, как вошла туда в первый день своего пребывания в Фарти. Я тогда не представляла, что такое лабиринт. Меня подгоняло любопытство, желание найти выход, я самоуверенно двинулась вперед, поворачивая сначала направо, потом налево. Но высокая живая изгородь плохо пропускала свет, и я поняла, что потеряла ориентацию. Дорогу назад я не помнила, паника охватила меня. Я ускорила шаги, почти перейдя на бег.
Наконец я остановилась, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Напрягла слух, стараясь услышать шум прибоя и определить, где нахожусь. Но вместо этого до меня донеслось тук–тук–тук.
Кто–то поблизости стучал молотком. Я двинулась на звук, пока не услышала, как закрылось окно и стук прекратился. Я шла тогда в том же направлении, что и сейчас, сложив руки на груди, как это делала бабушка. Несколько раз свернула и, выйдя из лабиринта, оказалась перед коттеджем Троя.
И сейчас я опять стояла перед ним.
Коттедж остался прежним: появляющийся из тумана сказочный домик, уютно расположившийся у подножия сосен. Конечно, никто уже здесь не стучал, мастеря чудесные игрушки Таттертонов, и ласковый свет больше не освещал окон. Вокруг были лишь холодные тени и темные окна, напоминавшие глаза слепого – такие же пустые, бесцветные и безжизненные, – не отражавшие даже маленького заборчика, которым был обнесен коттедж.
И все же при взгляде на этот домик сердце мое забилось.
«Ах, Трой, Трой, как бы мне хотелось вернуться в тот день, когда я впервые оказалась у дверей твоего коттеджа и, познакомившись с тобой, пыталась разговорить тебя. Как бы мне хотелось, чтобы ты снова оказался здесь и смотрел на меня, как тогда, своими темными глазами, которые не спеша, медленно изучали мое лицо, шею, высоко вздымавшуюся грудь, талию, бедра, ноги. Ты словно вбирал меня в себя своими глазами. Как напряженно всматривался ты в мое лицо. Я чувствовала на губах твой взгляд. Я сознавала, какое сильное впечатление произвела на тебя, и поняла силу своего женского обаяния. Как ни один мужчина, ты, Трой, дал мне возможность почувствовать себя женщиной…»
Я поймала себя на том, что, забывшись, обнимаю себя все сильнее. Что со мной происходило? Я ничего не могла понять. Мне не следовало думать обо всем этом. Ведь рядом со мной теперь была моя настоящая любовь. А Трой навсегда ушел в небытие. Я не должна была допускать, чтобы безумные видения Джиллиан так сильно повлияли на меня.
Я взяла себя в руки и пошла к коттеджу. Меня поразило, что двор был заботливо ухожен: газон аккуратно подстрижен, клумбы взрыхлены. Даже стекла в окнах казались чистыми.
С минуту поколебавшись и подождав, пока внутри меня стихнут голоса, шептавшие предостережения, я отодвинула задвижку и вошла в дом. Сердце в груди у меня трепетало, как птица, готовая улететь. Как только я переступила порог, у меня перехватило дыхание. Кресло Троя стояло на прежнем месте, повернутое к камину. На мгновение мне показалось, что в кресле сидит Трой и сейчас он обернется ко мне, как тогда, в день нашей первой встречи. Но, конечно, вокруг никого не было, а тишина и пустота угнетали сверх всякого ожидания. Я вздохнула и задержала дыхание, когда мой взгляд остановился на полке с инструментами, которыми пользовался Трой, мастеря игрушки. Каждый инструмент лежал на своем месте.
Слева от меня скрипнула половица, как будто там прошел кто–то невидимый, я вскрикнула и, не раздумывая больше, выскочила из коттеджа. По щекам текли слезы, в которых смешались страх и печаль. Я бросилась в лабиринт и помчалась по коридорам между стенами живой изгороди, то и дело сворачивая в туннели. Один раз я споткнулась и едва не уткнулась в зеленую стену лабиринта. Наконец я остановилась в середине коридора, с трудом переводя дыхание, чтобы собраться с силами.
Как и много лет назад, я поняла, что заблудилась в лабиринте. Бежала охваченная паникой и, конечно, запуталась в бесчисленных туннелях, дорогу через которые знала раньше так хорошо. Мое возбуждение еще не улеглось, и я никак не могла сосредоточиться. Каждый новый коридор был похож на предыдущий. Я даже не могла определить, как вернуться к коттеджу.
Чтобы немного успокоиться, я заставила себя рассмеяться. «Какая ты глупая, Хевен, – думала я. – Ведь столько лет ходила по этому лабиринту, а теперь совсем растерялась. Возьми себя в руки, подумай, соберись. Только представь себе картину, когда Тони и Логан, вернувшись, придут сюда тебя выручать. Вот будет смешно! И как это могло случиться?»
Я снова пустилась в путь по коридорам, проклиная злосчастный лабиринт. Мне казалось, что я хожу кругами. И кому это только понадобилось устраивать подобные ловушки! Наверное, у создателя лабиринта было своеобразное чувство юмора. Я вздохнула и стала перебирать возможные комбинации, но запуталась еще больше. Между тем быстро темнело. Сколько же я брожу по лабиринту? Я полностью утратила чувство времени и совершенно потеряла ориентацию. Сердце продолжало колотиться в груди: мне никак не удавалось его успокоить; периодически я даже негромко вскрикивала. Отчаянно старалась сохранить относительное спокойствие, но это становилось все труднее.
Я пошла по одному из коридоров, повернула направо, потом налево. Все казалось знакомым, но когда я решила, что выбрала правильное направление, оказалось, что я еще дальше углубилась в лабиринт и теперь находилась одинаково далеко как от дома, так и от коттеджа Троя. Тени здесь казались еще длиннее и темнее. Все в этой части лабиринта было чужим и неприветливым. Воображение подсказывало мне: лабиринт, возможно, хотел отомстить мне за то, что я уехала из Фарти и раскрыла его тайны.
Я решила, что разумнее всего будет поворачивать один раз направо, другой раз налево. В результате я доберусь так до конца лабиринта, даже если у меня уйдет на это в десять раз больше времени. Опустив голову, я побрела дальше. Несколько минут спустя до моего слуха донеслось щелканье ножниц. Я остановилась и прислушалась. Очевидно, это был один из садовников. Я пошла на звук и, сделав несколько поворотов, вышла на пожилого мужчину, подстригавшего зеленую изгородь. Я не хотела его пугать, поэтому стала ждать, в надежде, что он сам меня заметит. Но все равно, когда он обернулся и увидел меня, вид у него был такой испуганный, что он был готов броситься бежать.
– Подождите, не пугайтесь, – успокоила я его. – Это я, миссис Стоунуолл, Хевен. – Я не знала этого человека, наверно, его наняли после того, как я уехала в Уиннерроу, чтобы работать в школе.
– Ох, мисс, – только и смог выговорить он, – ох, Господи. – Мужчина стоял, держась рукой за сердце. – Как вы меня напугали. Я рад, что это вы, а не что другое.
– Должна признаться, я бродила по лабиринту и заблудилась.
– А это совсем не сложно. Даже я тут несколько раз терял дорогу.
– Вы давно здесь работаете? – спросила я, надеясь, что разговор его успокоит и он не будет ничего преувеличивать, рассказывая об этом происшествии другим слугам.
– Я работаю здесь несколько месяцев, мадам.
– И нравится?
– Вообще да, но несколько минут назад я бы этого не сказал, – и он весело рассмеялся. – Я уж решил, что мне явился один из призраков, которых видел Рай Виски.
– Ах, уж этот Рай Виски, – улыбнулась я. – Он способен кого угодно напугать своими рассказами.
– Тут вы правы, мадам. Но на днях я определенно слышал чьи–то шаги по другую сторону изгороди. Я пошел на звук и дошел до того места, где туннели сходятся, так что я должен был встретить того, кто шел по другому туннелю. Только…
– Только что?
– Там никого не было. Но я могу поклясться на Библии, что отчетливо слышал чьи–то шаги.
Секунду я молча смотрела на него.
– Знаете, мне кажется, что, если наслушаться рассказов Рая Виски, воображение может сыграть любую шутку, – сказала я. Садовник согласно кивнул.
– Я уж тоже так подумал, мадам. А если вы ищете короткий путь к дому, то сначала сверните направо, потом два раза налево и еще раз направо, вот и все.
– Спасибо. Мне как–то даже неудобно, что я заблудилась.
– И напрасно. Доброй ночи, мадам. – Он поднял голову. – Уже слишком темно, чтобы продолжать работу. Сейчас закончу здесь и тоже пойду.
– Правильно, – сказала я. – Еще раз спасибо.
Я сделала так, как объяснил садовник, и вышла на лужайку в нескольких ярдах от того места, где вошла в лабиринт. Идя к дому, я взглянула наверх: Джиллиан все еще стояла у окна.
Только теперь она медленно кивала головой, словно мое блуждание по лабиринту и возвращение оттуда, подтвердило какие–то мысли, тревожившие ее сознание. Как будто с моей помощью обрели форму образы, жившие в ее больном воображении. Джиллиан улыбнулась мне и, удовлетворенная, отошла от окна.
Я торопливо вошла в дом, чтобы скорее почувствовать его уютное тепло и обрести покой среди людей. Я была очень рада, что Тони и Логан еще не вернулись. Поднявшись к себе, умылась холодной водой, которая остудила мои горевшие щеки и вернула спокойствие… Вскоре приехал Логан.
– Куда вы оба ездили? – спросила я, когда он раздевался, собираясь принять душ.
– Тони хотел познакомить меня с человеком, занимающимся продажей игрушек за границу. Интересный человек. Рассказал обо всем очень подробно. Ему показалась привлекательной наша идея построить фабрику в Уиннерроу. По его словам, европейцы проявляют повышенный интерес к нашей «глубинке», так что нас ждет успех. Тони понравилось это предложение.
– Правда?
– Да, – ответил Логан и помолчал, внимательно глядя на меня. – Почему у тебя такой грустный вид?
– Я искала Тони, чтобы поговорить с ним о Джиллиан, но вы уже уехали. Она в очень тяжелом состоянии, а он, кажется, не обращает на это внимание. Марта Гудман очень встревожена и даже подумывает об уходе.
– Господи, да что ты говоришь.
– Да, дорогой, это так. Я пойду в гостиную, мне нужно поговорить с Тони.
– Хорошо, я тоже скоро спущусь.
Тони был у себя, он тоже принимал душ и переодевался к обеду, но спустился раньше Логана. Его голубая домашняя куртка из вельвета сидела на нем щеголевато. Глаза Тони светились, и выглядел он счастливее, чем обычно.
– Хевен, не хочешь ли выпить со мной аперитив перед обедом.
Я стояла у рояля, положив руку на полированную крышку.
– Не сейчас, Тони. Я хочу поговорить с тобой до обеда.
– Да? О чем же?
– Ты заходил к Джиллиан? Говорил с Мартой?
– Нет, я…
– Почему ты стараешься там не бывать? – Настаивала я, подходя ближе к Тони. Он промолчал, глядя на меня, но не успел ответить: к двери подошел Кур–тис, и Тони заказал виски с содовой.
– Хорошо, сэр, – ответил Куртис и вопросительно посмотрел на меня.
– Мне ничего не надо, Куртис, – сказала я. – Итак? – снова задала я свой вопрос, когда дворецкий вышел.
– Я не избегаю Джиллиан, просто был занят, а почему ты так разволновалась?
– Я беспокоюсь потому, что Джиллиан не такая, как раньше. Она стала совсем другой. Марта Гудман сказала, что просила тебя зайти и убедиться самому. Она очень расстроена всем этим и, мне кажется, собирается уйти.
– Марта?
– Да, Тони. Если бы ты был повнимательнее, то заметил бы это. Ты должен сейчас же пойти наверх, поговорить с ней и пригласить доктора для Джиллиан.
– А что с ней такое?
– Она очень изменилась, – объяснила я, поглаживая гладкую поверхность рояля. – Джиллиан не живет больше в прошлом, она переносит прошлое в настоящее.
– Не понимаю.
– Она думает, что видит призраки, которые преследуют ее за совершенные ошибки.
– Теперь ясно. – Голова Тони была повернута в сторону, так что я не видела его глаз.
– И тебя устраивает, что она берет на себя всю вину за смерть моей матери и даже… Троя.
– Что? – Тони резко обернулся, глаза его сверкали словно крохотные язычки пламени. Я чувствовала, как между нами растет напряжение.
– Я понимаю тебя. Я так же поступила не только по отношению к ней, но и к Люку. Когда другие берут всю вину на себя, нам становится легче нести собственную ношу. Но это несправедливо и неправильно. Марта Гудман права: Джиллиан становится хуже с каждым днем. Скоро она впадет в транс, станет равнодушной ко всему. Ты не можешь больше уклоняться от ответственности за нее.
– Это звучит странно, – сказал Тони, кривя губы. – Я не виню ее в смерти Троя, и моей вины в этом нет. Я сделал для брата все, что было возможно в сложившихся обстоятельствах, но ты же знаешь сама, как он был подавлен и несчастен. Трой был уверен, что ночные кошмары его погубят, они постоянно преследовали его, он даже видел во сне надгробную плиту со своим именем. Он знал, что делает, когда выбирал дикую лошадь Джиллиан. Я считаю, что он совершил самоубийство, – сказал Тони и вздохнул.
Куртис принес виски, и мы прервали наш разговор. Тони сел на кушетку, а я осталась у рояля.
– А теперь о Джиллиан, – продолжал Тони. – Я сделал все, что может сделать человек в подобных обстоятельствах: о ней заботились, никто ее не беспокоил, даже желания ее удовлетворяли, насколько это было возможно. Но это не значит, что я должен ради нее пожертвовать собственным рассудком. За ней двадцать четыре часа в сутки смотрит профессиональная сиделка. И я не вижусь с ней не из–за какого–то нелепого чувства вины, а потому, что я занят. И все дело только в этом.
– Ты так занят, что не замечаешь, что происходит в Фарти. Все слуги потеряли покой из–за Джиллиан, – сказала я. Тони холодно улыбнулся и положил ногу на ногу. Аккуратно расправив складку на брюках, он пристально посмотрел на меня.
– А ты не думаешь, что Джиллиан беспокоит в первую очередь тебя? Ее присутствие раздражает тебя, да?
– Конечно же нет, я забочусь только о ней самой.
– Ясно, – ответил Тони и отхлебнул виски. – Хорошо, завтра я приглашу доктора. А что мне делать, если он посоветует поместить ее в лечебницу? Мне что же, надо отправить ее туда, чтобы слуги перестали рассказывать нелепые истории?
– Мы должны сделать то, что будет лучше для нее, – сказала я. Меня била дрожь, и я ничего не могла с собой поделать.
– Конечно.
– Тони, – начала я, усаживаясь на стул у рояля, – этот коттедж Троя…
– Что там еще с этим коттеджем? – нахмурился Тони.
– Ты там все сохранил, как было при Трое. Это словно настоящий мемориал.
– Ты была там? – в глазах Тони мелькнул страх, но он быстро подавил его. – Понятно. А что, по–твоему, я должен был с ним сделать? Сжечь?
– Нет, но…
– Ты права в одном, Хевен, – сказал Тони. С лица его исчез гнев и разочарование. – Все мы должны примириться с нашим чувством вины, с собственными призраками. А для Троя я сделал все, что мог, я был сердит на него, за то что он ушел из жизни… но это не означает… не могу сказать, что мне его не хватает.
Я прикусила губу, стараясь проглотить стоявший в горле ком. Глаза мои стали наполняться слезами.
– В какой–то степени мы все немного эгоистичны в своем горе, – продолжал Тони. – Каждый считает, что только он может глубоко страдать, а другие на это не способны. Не думай, что только у тебя разбито сердце.
Наше затянувшееся молчание нарушил приход Логана.
– Я просто умираю от голода, – заявил он. Он посмотрел на Тони, потом на меня и снова на Тони. – Что–нибудь случилась?
– Нет, – поторопился ответить Тони. – Ничего такого, с чем нельзя было бы сразу справиться. – Он повернулся ко мне: – Ведь так, Хевен?
– Да, – подтвердила я, потом поднялась со стула и провела легонько пальцами по клавишам. Тони и Логан вышли из комнаты, я последовала за ними. Постепенно мелодия, которую когда–то играл Трой, стихла; мы приступили к обеду.
Глава 6. Лицо в темноте
На следующий день приехал доктор, чтобы обследовать Джиллиан. Он сделал заключение о ее очень хорошем физическом состоянии, но отметил, что смятение души и отсутствие четкого восприятия реальности уступило место повышенной нервной напряженности и неуравновешенности. Доктор прописал Джиллиан успокаивающее средство. Марта Гудман была полностью удовлетворена, она согласилась остаться и продолжать присматривать за Джиллиан.
На следующий день после визита доктора Тони и Логан отправились в Уиннерроу вместе с архитектором Полом Грантом. Они намеревались осмотреть место, выбранное для строительства фабрики. Я присоединилась к ним через неделю, чтобы вместе ознакомиться с эскизами и обсудить предварительные предложения, касающиеся самого строительства и обустройства прилегающей территории. Пол произвел на меня хорошее впечатление, и мне сразу понравились все его предложения. Он изготовил в масштабе модель будущей фабрики с прилегающей к ней зоной. Сам макет походил на одну из искусных игрушек фирмы Таттертонов.
– Мне бы хотелось сохранить в этой части лес, – сказал Пол, указывая на участок справа от фабрики, – и проложить по кругу подъездной путь с необходимыми ответвлениями. Конечно, само здание будет выполнено из древесных материалов. Металл и камень в таком роскошном обрамлении были бы… – он поднял на меня глаза, – совершенно неуместны. Как по–вашему?
Я не ответила, но Пол почувствовал, что его работа одобрена, и, улыбнувшись, продолжал объяснение. Задуманное им сооружение напоминало жилой дом, который хорошо вписывался в окружающий пейзаж. Цеха были просторные, для мастеров предусматривалась столовая. Много места отводилось под складские помещения, значительную площадь занимал упаковочный цех. В здании фабрики для Тони и Логана был запланирован кабинет. Пол предусмотрел даже зону отдыха.
– Мне бы хотелось взглянуть на макет, когда вы его полностью закончите, – сказала я.
– Конечно, миссис Стоунуолл, я лично привезу его вам. – Я видела, что Пол явно пытался со мной флиртовать, но ни Тони, ни Логан, казалось, ничего не замечали.
С этого времени Логан стал часто наведываться в Уиннерроу. Тони несколько раз присоединялся к нему, но чаще Логан ездил один. Он действительно стал всем руководить. Для себя же я решила, что до завершения строительства фабрики в моем присутствии в Уиннерроу не было необходимости.
Спустя месяц после начала работ Логан занялся поиском в Уиллисе мастеров–резчиков для будущей фабрики. И каждый раз, когда после очередной поездки он рассказывал мне о людях, с которыми встречался, передо мной всплывал образ дедушки. Некоторые из имен все еще хранились в моей памяти. Логан хотел, чтобы я сопровождала его в этих поездках, но мне казалось, что для меня это будет очень тяжело: слишком ярки были воспоминания, связанные с тем, что я потеряла навсегда.
Моя жизнь в Фарти постепенно вошла в спокойное русло. Когда Логан бывал в отъезде, я обедала с Тони. Он часто говорил со мной о театральной жизни Бостона, предлагал взять билеты на тот или иной спектакль или представление.
– Когда обсуждается вопрос о показе какой–либо вещи в Нью–Йорке, наше мнение в конечном итоге становится решающим. В театральном мире мы играем не последнюю роль, – постоянно говорил Тони. Он всячески старался уговорить меня пойти вместе с ним на одну из премьер. Я же занимала свое время чтением, иногда ездила верхом и помогала Марте Гудман ухаживать за Джиллиан. Успокаивающие средства возымели свое действие: она уже не находилась в таком напряжении и скорее напоминала послушную маленькую девочку. О призраках бабушка вспоминала теперь редко.
Но однажды в субботу вечером я решила изменить своим обычным занятиям и согласилась поехать с Тони в театр, отчасти из–за того, что мне порядком наскучила моя жизнь, а еще захотелось увидеть новую пьесу. Логан находился в Уиннерроу и не собирался возвращаться раньше среды. Я направилась в гардеробную, чтобы подобрать подходящее платье. Я стала перебирать вещи, которые купил для меня Тони, чтобы заполнить шкафы в наших новых комнатах. Эти наряды были частью сюрприза, подготовленного им для меня, но я так и не собралась до этого времени их рассмотреть.
Почти в самом конце ряда я заметила черное атласное платье с юбкой в складку и лифом из кружевной ткани. Платье было без рукавов, со спущенными плечами и довольно глубоким, показавшимся мне несколько откровенным вырезом в форме сердечка. Тони имел прекрасный вкус. Я обнаружила это еще когда мы ездили с ним покупать для меня одежду. Это было после моего зачисления в частную школу Уинтерхевен, где учились девочки из состоятельных семей. Я надела платье и, взглянув на себя в зеркало, сразу же ощутила в животе знакомое покалывание, которое возникает от сознания своей женской привлекательности. Грудь моя была высоко поднята, отчего резко обозначалась ложбинка. В этом платье я выглядела очень женственно и обольстительно. От моего скромного, простодушного вида не осталось и следа.
Я подобрала и заколола волосы, оставив открытой длинную шею. В том месте, где она плавно переходила в плечи, кожа у меня была гладкая и нежная. Сверху я собиралась накинуть легкую шерстяную шаль ручной работы, так как летний вечер обещал быть теплым. Я только слегка воспользовалась косметикой: наложила легкие тени и подкрасила губы светло–розовой помадой.
Покончив с этой процедурой, я отступила назад и оценивающе взглянула на себя в зеркало. У меня поднялось настроение. Было приятно нарядиться и поехать развлечься. После нашего медового месяца Логан с головой ушел в работу: он постоянно был занят делами фирмы или на строительстве фабрики, поэтому мы редко куда–либо выбирались. И теперь я уже была рада, что согласилась принять настойчивое приглашение Тони поехать с ним в театр. Мне показалась весьма заманчивой мысль о том, что я появлюсь в высшем обществе Бостона и меня будут развлекать.
Легкий стук в дверь вывел меня из задумчивости. Вошел Тони в черном фраке, белой рубашке с галстуком–бабочкой. С минуту он только смотрел на меня, не в силах вымолвить ни слова. Взгляд его выражал беспокойство.
– Что–то не так?
– Н–нет, ничего, – запинаясь проговорил Токи, но тут же взял себя в руки, выдохнул и ослепительно улыбнулся. – Тебе как нельзя лучше идет черный цвет. Так же как и твоей бабушке. Господи, Хевен, ты неотразима. Твоя бабушка была красавицей, мать – еще красивее, но ты затмила всех.
– Спасибо, Тони, но я…
– Я надеялся, что ты выберешь именно черное платье. Но больше всего мне хотелось видеть на тебе вот это. – В руках он держал самое дорогое брильянтовое ожерелье Джиллиан и серьги к нему.
– Ах, Тони, я не могу, не должна это надевать, – сказала я, отступая.
– Ерунда. Я настаиваю. Они тускнеют в своем футляре в комоде.
Тони подошел ко мне сзади и, приложив к шее ожерелье, быстро застегнул. Потом взял меня за плечи и повернул к зеркалу.
– Только посмотри, не ожерелье украшает тебя, а твоя красота подчеркивает его блеск. – Сияние камней согревало мне кожу, вызывая в животе знакомую возбуждающую дрожь. Тони погладил пальцами брильянты, и я задержала дыхание. Его голубые глаза ярко сверкали, не уступая блеску драгоценных камней.
– Спасибо, – сдавленно произнесла я. Он прижался губами к волосам у меня на макушке и закрыл глаза.
– От тебя пахнет жасмином. Это духи Джиллиан. Ли их тоже любила, – прошептал он.
– Я… они здесь стояли, поэтому…
– Я рад, – проговорил Тони. – Этот запах будит только приятные воспоминания. Не забудь, – добавил он и, взяв мою руку, положил на ладонь серьги. – И не задерживайся. Хочу приехать в театр пораньше, чтобы показаться с тобой в свете.
– Ах, Тони, пожалуйста…
– Жду тебя внизу, машина у дверей, – сказал Тони и вышел. Он словно помолодел на двадцать лет.
Я быстро вдела серьги и еще раз взглянула на себя в зеркало. Я чувствовала, что играю с огнем, разбудив в Тони воспоминания о моей матери, которая, если верить безумным речам Джиллиан, соблазнила его, чему, впрочем, он совсем не противился.
Но по сравнению с матерью я была не так молода и считала себя более опытной в отношении мужчин. Ничего неожиданного произойти не могло. Я держала себя в руках и знала, что собиралась просто немного развлечься. И ничего плохого не было в том, чтобы чувствовать себя красивой и знать, что тобой восхищаются. Ведь каждая женщина стремится быть в центре внимания.
А может быть, грешно было так думать и любоваться собственным отражением? В этом и состояла трагедия Джиллиан, которая любила себя, свою красоту до такой степени, что захотела навсегда остаться молодой и прекрасной. Возможно, ее безумие стало расплатой за это желание. Не ждет ли и меня та же участь?
Достав шаль, я накинула ее на плечи, в последний раз бросив взгляд в зеркало. И в этот момент перед моим мысленным взором появилась одна из фотографий матери из ее альбома. Ее отца, Клива Ван Ворена, уже не было рядом. Джиллиан с ним развелась и вышла замуж за Тони, и теперь вместе с матерью на фото оказался двадцатилетний красавец Тони Таттертон. И казалось странным, что красивая, обычно сияющая улыбкой девушка, никогда раньше не испытывавшая смущения перед объективом фотоаппарата, на этот раз не могла изобразить на лице даже подобие улыбки. В глазах ее застыло беспокойство, точно такое, какое отразилось сейчас в моем зеркале. Что это было? Воспоминание о матери или я заглянула в собственное будущее? Изображение выглядело пророческим. Что же ждало меня впереди?
Но мне не хотелось позволять этим мыслям омрачить мое приподнятое настроение. Я рассмеялась, посчитав страхи плодом своего богатого воображения. И отголоски этого смеха постепенно растворились в глубине комнат, пополнив собой богатую коллекцию призрачных звуков, переполнявших замок Фартинггейл–Мэнор.
Пьеса, которую мы смотрели в театре, оказалась веселой, не дававшей ни минуты скучать комедией на тему семьи. Сюжет ее не сложен: молодая девушка должна была в силу договора выйти замуж за дряхлого старика–миллионера. Она по–прежнему любит сына богача, но в брачном контракте есть специальная оговорка: сын не получит ни гроша из наследства, если девушка не станет женой старика. Еще задолго до конца первого акта старик умирает, но его сын и девушка скрывают это, представляя его либо спящим, либо дремлющим в кресле, что порождает массу комических ситуаций. Естественно, в финале любящие сердца соединяются в браке.
– А не хотелось ли тебе, чтобы жизнь походила на фильм или пьесу со счастливым концом? – спросил Тони по пути домой.
– Конечно, – согласилась я.
– Ты знаешь, мне порой кажется, что мое богатство напоминает крепость. Верно, что счастье купить нельзя, но деньги помогают легче переносить невзгоды, позволяют облегчить жизнь, делают ее более приятной.
