Текст книги "Полицейское управление (сборник)"

Автор книги: Вильям Дж. Каунитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 43 страниц)

– Я тоже так думаю, – согласился адвокат.

Скэнлон заметался по комнате, потом выбежал вон, хлопнув дверью. Лицо его выражало неприкрытую злобу. Полицейские по-прежнему крутились возле комнаты для развода караула. Не обращая внимания на их вопросительные взгляды, Скэнлон пошел к лестнице. Услышав за спиной шаги, он обернулся. Его робко нагонял Род.

– Лу, мне жаль, что так получилось. У меня не было выбора.

– Интересно, почему? – спросил Скэнлон.

– Мне еще четырнадцать лет служить в полиции. Через полгода дело Галлахера забудется. А я так и останусь легавым, который помог посадить сержанта полиции. Никто не вспомнит, что этот сержант был убийцей. Вспомнят только, что я – та сволочь, которая свидетельствовала против него.

– Послушай, сынок, нельзя, чтобы это так закончилось.

– Ерунда, Лу, – пробормотал Род, показывая рукой на полицейских у комнаты для развода караулов. – Видите, как они смотрят на вас? Они даже не знают, почему арестован Харрис. Им это и не важно. Важно только то, что полицейский арестовал другого полицейского. Вы даже не из особого отдела, имеющего право задерживать полицейских, вы – уличный легавый. Мне не надо лишних сложностей. Я не настолько предан Службе.

Скэнлон стоял на лестнице, смотрел, как Род возвращается в кабинет капитана. На душе у него было гадко.

Он снова взглянул на полицейских и пошел наверх. Харрис все еще сидел в кабинете со своими защитниками. Герман Германец и Джек Фейбл стояли перед дверью.

– Что сказали эти двое? – спросил Фейбл Скэнлона.

– Они сказали, что ничего не видели, не слышали, не нюхали и не щупали, – ответил Скэнлон. – Этот арест добром не кончится. Я не хотел бы, чтобы это коснулось и вас. Так что лучше молчите о том, что вам известно.

Джек Фейбл поморщился.

– Тони, почти все пятнадцать лет в полиции я служил начальником участка. За это время у меня выработалась своя теория о том, как вести себя в подобных передрягах. Проще говоря, мне на все наплевать.

Скэнлон ухмыльнулся во весь рот. Фейбл был легавым старой закалки. Таких, как он, мало осталось в полиции. Новое поколение полицейских ходило в темных костюмах, с чемоданчиками, в которых лежали пара яблок, банан и термос с чаем. На пальцах они носили печатки с названиями колледжей, но до сих пор говорили: «Это промеж тебя и я». Они любили порассуждать о том, как «качество улик детерминировано статистической концепцией вероятностей».

Герман Германец закусил губу.

– Галлахер был не идеальным, но вполне приличным мужиком.

– Мы, как три последних динозавра, ждем падения метеорита, который уничтожит наш вид.

– Мне плевать на это, – еще раз повторил Фейбл.

Подошли Броуди и Кристофер.

– Звонили парни из лаборатории, – сказал Броуди. – Отпечатки сапог Харриса совпадают с отпечатками на крыше «Кингсли-Армс». Это точно, Лу. Инструменты, найденные в рюкзаке, были использованы для взлома двери на крыше.

Дверь позади них открылась, и вышел адвокат Харриса.

– Джентльмены, я только что поговорил со своими клиентами. Я официально заявляю, что мои клиенты ни при каких обстоятельствах не будут отвечать на вопросы полиции.

– Клиенты, адвокат? – переспросил Скэнлон.

– Мне только что позвонила Мэри Энн Галлахер. Она наняла меня в качестве своего защитника.

Глава 23

Уголовный суд Кингс-Каунти находится на Шермерхорн-стрит, в некогда престижном торговом районе Бруклина, который теперь превратился в квартал мелких уличных торговцев, киосков и лавочников-зазывал.

Прокуратура располагалась на первом этаже здания в стиле барокко. Когда Скэнлон вошел в канцелярию, все смолкли. Чудовище появилось. Там его уже ждала записка: «Лейтенант Скэнлон, когда составите обвинительное заявление, зайдите к помощнику окружного прокурора Голдфарбу в комнату 617».

Помощник окружного прокурора Голдфарб был человеком маленького роста, лет тридцати, почти лысым, в черном костюме. Он носил оранжевый галстук.

– Пойдем в кабинет, лейтенант.

Скэнлон обратил внимание, что помощник окружного прокурора предпочитает туфли на высоком каблуке. Он вошел следом за ним в маленькую комнату со стеклянными стенами.

– Я буду поддерживать обвинение, лейтенант. И я прочел ваше заявление и письменные показания. Должен сообщить вам, что ваше дело против Харриса, мягко выражаясь, необоснованно. И если хотите выиграть его, вам необходимо представить суду более веские и убедительные доказательства. – Он устало опустился на один из двух обшарпанных стульев.

– Но у нас есть доказательства, которые непосредственно связывают Харриса с убийством Циммерманов в Манхэттене, – неуверенно возразил Скэнлон.

– Ну да, знаменитые ковбойские сапоги. Но можете ли вы сказать, хотя бы приблизительно, когда оставлены следы? За неделю до того, как были убиты доктор и его жена? Или, может быть, за месяц? Или в ту самую ночь? – Помощник прокурора судорожно зажег сигарету. – У вас вообще нет доказательств, которые связывают Харриса с убийством Йетты Циммерман и лейтенанта Галлахера. Представленные вами отпечатки пальцев очень подозрительны. На том бланке были и другие отпечатки. А что касается пишущей машинки, то отпечатать на ней заказ мог любой работник участка. В общем, я позволю вам предъявить только обвинение в убийстве Циммерманов, а не Галлахера. Последнее не прошло бы на суде из-за нехватки доказательств. По-моему, у вас может хватить улик, только чтобы задержать Харриса за убийство врача и его жены. Но их недостаточно для того, чтобы вынести обвинительный приговор.

– Вы забываете, что я видел, как Харрис выбросил свой рюкзак на насыпь. В этом рюкзаке нашли инструменты, которые использовались для вскрытия крыши «Кингсли-Армс». Той самой крыши, с которой убили доктора с женой.

Помощник прокурора встал и зашагал по комнате.

– Вы видели, лейтенант, лишь, что Харрис выбросил на шоссе через насыпь что-то похожее на рюкзак. Но вы не вправе свидетельствовать о содержимом рюкзака. Вы также не можете определенно утверждать, что рюкзак, который ваши люди нашли на шоссе, и есть тот самый рюкзак, который Харрис выбросил на насыпь.

Скэнлон вскочил, чувствуя, как злость переполняет его.

– Вы хотите сказать, что инструменты и грим не пройдут в качестве улик?

– Я только хочу сказать, что не удивлюсь, если суд поддержит требование защиты и запретит использовать их в качестве доказательств. – Помощник прокурора стряхнул пепел с сигареты. – Отпечатки пальцев Харриса были обнаружены на рюкзаке, инструментах или гриме?

Скэнлон глубоко вздохнул.

– Нет. – Он досадливо покачал головой. – Скажите, что мне надо предпринять, чтобы его осудили?

– Вам надо иметь гораздо больше, чем у вас есть. Видите ли, лейтенант, я занимаюсь только предъявлением обвинения. Я советую вам поговорить с кем-нибудь из судебных помощников прокурора, они смогут дать вам дельный совет.

– Как вы думаете, у нас хватит улик, чтобы предъявить Харрису обвинение в убийстве Циммерманов?

– Еще бы. Обвинение можно предъявить и статуе Свободы. Все сложности начинаются потом.

Заместитель начальника следственного управления Макаду Маккензи стоял посреди вестибюля суда, разглядывая узор на медных дверях лифтов.

– Сюда, – позвал он, махнув Скэнлону, когда тот вышел из лифта. – Арест Харриса всполошил всех, – сказал Маккензи. – Из-за тебя нам предъявят иск на миллион долларов. Ты и твои люди все испортили, лейтенант. Этот Харрис нанес вам сокрушительный удар, когда вы позволили ему избавиться от рюкзака.

– Знаете что, шеф, я ничего не позволял Харрису. И еще, знайте, что мы все равно осудим Харриса и его любовницу.

– Как? У вас даже нет доказательств, чтобы арестовать Харриса за убийство Галлахера. И вы не можете встретиться с миссис Галлахер, чтобы допросить ее. У вас нет никаких улик против нее. – Он вытер шею платком. – Комиссар полиции приказал передать, чтобы вы держались подальше от миссис Галлахер. И не пытайтесь ее допрашивать, не лезьте к ней. Ее адвокат звонил комиссару и угрожал, что подаст в суд на управление, если кто-нибудь попытается замарать ее доброе имя. Так что теперь миссис Галлахер вне подозрений.

Скэнлон усмехнулся.

– Старый Малыш Бобби и впрямь печется о своих людях.

– Он всего лишь политик, который заботится о собственной заднице. Ты бы поступил точно так же на его месте.

Герман Германец, Джек Фейбл и детективы 93-го участка стояли кружком у открытых дверей зала заседаний суда. Когда Скэнлон подошел, они посторонились. Первым начал Гектор Колон:

– Teniente, я связался с Хосе Родригесом из латиноамериканского землячества. Он попробует через своих поискать машину, которая нас интересует.

Скэнлон уставился на Колона.

– Ну, как прошла вечеринка?

Детектив смутился и отвел глаза.

– Нормально, Лу.

– Я поговорил с «братишками» с окраин, – сказал Крошка Биафра. – Они проверят кое-какие бордели и притоны.

Хиггинс добавила:

– Судя по описанию водителя, вполне вероятно, что он «голубой». Я беседовала с сержантом Роджерсом, начальником отдела наблюдения за гомиками. Он пошлет своих людей в бани и бары, где собираются гомосексуалисты.

– Я хочу, чтобы вы вернулись в участок и собрали все, что у нас есть по этому делу. Когда слушание дела закончится, я вернусь, и мы вместе подумаем, не упустили ли чего, – сказал Скэнлон.

– Мои люди сделают то же самое, – сказал Фейбл.

– Спасибо, Джек. Поговори со своими детективами, которые работали над делом Циммерманов. Быть может, кто-нибудь из них записал что-то на спичечном коробке и не включил в рапорт. – Скэнлон повернулся к своим детективам: – Это относится и к каждому из вас. Проверьте в своих записях каждый листок бумаги, каждый спичечный коробок, посмотрите, может быть, вы что-то упустили.

Шаги удаляющихся детективов эхом отдавались в мраморном коридоре. Скэнлон взглянул на Германа Германца.

– Вы пойдете посмотреть, как предъявляют обвинение?

– Я ни за что не упущу такую возможность. Обожаю драки в суде.

Атмосфера тревожного ожидания царила в зале суда. Все места были заняты. Скэнлон увидел Мэри Энн Галлахер в траурном платье, она сидела посреди зала и шепталась с каким-то мужчиной. Скэнлон протиснулся сквозь толпу по стеночке, чтобы разглядеть человека, с которым она говорила, и узнал Бена Коэна, одного из самых известных мастеров внесения залогов.

Оглядевшись, Скэнлон с изумлением увидел в дальнем конце зала Линду Циммерман. Продвигаясь вдоль стены, он протиснулся к ней.

– Все нормально? – шепнул он.

Ее взгляд был устремлен на резную скамейку у стола судьи.

– Да, нормально.

– Я сожалею из-за того, что случилось в банке.

Она не ответила.

Судебный пристав встал перед столом судьи и отчеканил:

– Встать! Суд идет. Председательствует почтенная Флоренс Мейерс.

По залу пролетел шорох, когда все поднялись и снова сели по знаку пристава. Было объявлено первое дело в списке:

– Народ против Джорджа Харриса.

Скэнлон прикрепил к лацкану карточку со своим именем и подошел к столу судьи. Тем временем два офицера ввели арестованного в зал. Харрис был небрит. Адвокат Берк начал торопливо совещаться о чем-то со своим клиентом.

Пристав обратился к Скэнлону:

– Офицер, поднимите правую руку. Клянетесь ли вы подтвердить ваши показания?

– Да.

– Джордж Харрис, – произнес пристав хорошо поставленным голосом, – вы обвиняетесь в преступлении по статье сто двадцать пять пункт пятнадцать уголовного законодательства в том, что вы…

Адвокат обратился к судье:

– Ваша честь, если суд не возражает, защита отказывается от требования огласить обвинение.

Судья Мейерс ответила:

– Просьба принимается.

Адвокат:

– Ваша честь, защита просит сразу провести слушание дела и освободить подзащитного из-под стражи под залог.

Обвинитель:

– Могу ли я напомнить суду, что это дело об убийстве? Обвинение представило дело prima facie и просит назначить залог в двести пятьдесят тысяч долларов,

Судья пролистала бумаги.

– Ваше дело prima facie слабовато, прокурор.

Адвокат защиты:

– Ваша честь, мой клиент занимает должность в полицейском управлении. У него безупречная репутация, как профессиональная, так и личная. У него семья, дом. Его знают в общине. Побег исключается. И я заявляю перед судом, что мы снимем с него несправедливое обвинение.

Обвинитель:

– Ваша честь…

Судья:

– Потерпите до начала слушания, советник. Сумма залога – двадцать пять тысяч долларов. Дело передается в суд присяжных. Пожалуйста, следующее дело.

Мэри Энн Галлахер и Коэн встали со своих мест. Скэнлон покинул зал суда, снимая на ходу свою карточку. Линда Циммерман догнала его в вестибюле, схватила за руку и спросила:

– Господи, что происходит?

Он отвел ее к одной из мраморных колонн, подальше от любопытных взглядов.

– Линда, содержание дела далеко не исчерпывается тем, что вы слышали по радио и читали в газетах. Я считаю, что вы имеете полное право знать все.

Он рассказал ей о своих подозрениях относительно Харриса и миссис Галлахер. Описывая, какие ему поставили ограничения в расследовании, Скэнлон заметил негодование на лице Линды. Он уже почти закончил свой рассказ, когда Мэри Энн Галлахер, Харрис, Коэн и адвокат Берк вышли из зала суда.

Их тотчас окружила толпа репортеров. Адвокат сказал им, что его клиент не будет делать заявлений для прессы. Тем временем сквозь толпу пробились две женщины и обняли миссис Галлахер.

– Пэт? Джоан? Как мило, что вы пришли, – сказала миссис Галлахер, искоса поглядывая на Скэнлона и Циммерман.

Харрис повел миссис Галлахер к выходу. Он оглянулся на Скэнлона, и победная улыбка засияла на его губах.

– И вы называете это правосудием? – гневно сказала Линда. – Харрису позволили покинуть суд со своей шлюхой, а вы даже не можете арестовать ее!

– Линда, это только первый раунд.

– Да пошли вы к черту! – выкрикнула она и убежала.

Скэнлон стоял на крыльце уголовного суда Манхэттена, наблюдая за потоком людей, входящих и выходящих из здания. Увидев Джейн Стомер, которая протискивалась сквозь толпу на улицу, он снова подумал, как все-таки совершенны ее фигура, лицо, губы, и со всей остротой ощутил, что без нее жизнь его пуста.

Она остановилась и сняла солнечные очки. Увидев его, развернулась и пошла обратно в здание. Он побежал за ней, догнал в мраморном вестибюле.

– Мне нужен твой профессиональный совет, – сказал он, хватая ее за руку.

Она обернулась.

– Я догадывалась, что ты придешь. Я слышала, что вы провалили дело Харриса.

– Мне нужна твоя помощь, Джейн. Позволь мне пригласить тебя на обед.

– Если все ограничится профессиональным общением, то я согласна. В противном случае забудь об этом.

Они вышли из здания через боковую дверь. Он подошел к киоску и заказал две порции сарделек с соусом и луком и два стакана сока. Протянув руку, чтобы взять салфетки, Скэнлон почувствовал пристальный взгляд Джейн.

Они перешли через дорогу и сели на скамейку в парке. Взяв булочку с сарделькой обеими руками, Джейн откусила немного и стала жевать в ожидании начала рассказа.

Скэнлон говорил неторопливо. Он изложил свое отношение к делу, рассказал, как собирал улики против Харриса, как арестовал его. Наконец заговорил о том, что ему запретили допрашивать миссис Галлахер.

Джейн слушала, то и дело потягивая сок через соломинку, окрашивая ее губной помадой. Завершив повествование, Скэнлон впился зубами в свою «горячую собаку» и стал ждать ответа. Джейн тщательно счистила с пальцев горчицу.

– Бруклинский помощник прокурора был прав: дело безнадежное. У вас нет улик, подтверждающих причастность Харриса и миссис Галлахер к любому из убийств. И у вас нет фактов, которые доказывают преднамеренность убийства. Полицейская страховка не служит доказательством, хотя и создает сильное предубеждение против миссис Галлахер. Вам надо хотя бы доказать ее участие в преступном сговоре. Если бы вы поймали Харриса с оружием, инструментом и гримом, вы смогли бы осудить его. Но вам все равно не удалось бы обвинить миссис Галлахер.

Она допила свой сок.

– Единственный способ обвинить ее – это запугать Харриса. Если вы сумеете его настращать, он начнет валить все на нее, чтобы спасти свою задницу. Но это предполагает соглашение между вами и Харрисом о том, что в обмен на показания он получит минимальный срок.

– И что ты посоветуешь?

– Я бы занялась поисками оружия. Если вы его найдете, то, возможно, сумеете доказать, что оно принадлежит Харрису. Тогда, имея отпечатки пальцев, след сапога и шрифт от машинки, вы сможете засудить его. И если будете вести себя достаточно нагло, он, возможно, захочет договориться с вами.

– Слишком много «может быть» и «если», – сказал Скэнлон. – А можно это оружие пустить как доказательство, если я его найду?

– Если на нем все еще есть серийный номер и тебе удастся проследить его путь до покупателя, а покупателем окажется Харрис.

– Что еще?

– Обойдите все банки в районе, где они живут и работают. Счет на покупку грима должен быть в банке, и тот, кто его выписал, наверняка заполнял квитанцию. Я еще проверила бы библиотеки, посмотрела, не брал ли кто-нибудь из этих двоих учебника по косметологии. – Она скатала салфетку в шарик и бросила его в стакан из-под сока. – Дело стоит того, Скэнлон? Попытка перехитрить систему, которой, по-видимому, все до лампочки?

– Я думаю, что да, – ответил Скэнлон, забирая у нее стаканчик и поднимаясь.

Он выбросил мусор в урну и вернулся. Вдруг Джейн с улыбкой сказала:

– Спасибо за цветы. Они были очень красивые, но лучше бы ты их не присылал.

– Я где-то читал, что цветы – самый короткий путь к сердцу женщины. – Он пожал плечами. – Я хочу, чтобы ты знала, какие чувства я к тебе испытываю.

– Пожалуйста, Скэнлон, не усугубляй, и так несладко.

– Нелегко быть неудачливым дряхлым детективом.

– Неудачливым, Скэнлон? Это ты неудачлив?

– Да, неудачливым. Больным несбыточными мечтами.

– И ты это чувствуешь ко мне?

Он накрыл ее руку своей.

– Я сам испортил наши отношения и теперь пытаюсь их наладить. Но все, что я ни скажу или ни сделаю, оказывается глупостью.

Джейн высвободила руку.

– Цветы не были глупостью.

– Тогда я пришлю еще.

– Пожалуйста, не надо. Я уже сказала тебе в прошлый раз, что встречаюсь с другим.

– Ты несправедлива к этому мистеру Как-бишь-его.

– К кому?

– К тому, с кем ты встречаешься. – Он начал поглаживать пальцами ее ладонь. – Я думаю, ты встречаешься с ним для того, чтобы забыть меня. Я думаю, что ты все еще любишь меня, и это несправедливо по отношению к господину Как-бишь-его.

– А можно поинтересоваться, где ты научился постигать мысли женщин и смысл их поступков?

– У моего психиатра, доктора де Несто.

– Ты, наконец, пошел к психиатру?

– Да. Я хотел узнать, почему так вел себя, когда потерял ногу. Чтобы понять, почему я не мог поделиться с тобой своим несчастьем.

– Доктор сумел помочь тебе понять это?

– Да, Джейн. Я много узнал о себе.

– Я горжусь тобой, Тони, – сказала она, положив руку на его плечо. – Такому человеку, как ты, трудно открыть кому-либо свою душу.

Он посмотрел на ее руки и смущенно сказал:

– У меня была важная причина. Когда я потерял тебя, то понял, как много ты для меня значишь. И… ну, еще я надеялся, что, сумев понять, почему я так себя вел, смогу снова завоевать твою любовь.

Она отвела взгляд.

– Доктор помог тебе преодолеть слабость?

– Думаю, что помог. – Он заерзал. – Понимаешь, я еще не был с другой женщиной, так что не могу знать наверняка.

– Все это время?

– Я просто не мог заставить себя делать это с другими. Я все еще борюсь с тревогой. Я до сих пор не знаю, когда и как сказать женщине, что я калека. Боязнь отпора – это кошмар. Ты просто не можешь себе это представить.

Она провела ладонью по его щеке.

– Я думаю, что никогда не понимала, насколько тебе было трудно.

– Есть еще одна причина, почему я не спал с другими. Это… это было бы все равно что порвать нить, которая, я чувствую, все еще существует между нами. Я не мог заставить себя это сделать.

Он отвернулся, жалея, что не может заставить себя пустить слезу. Наклонившись, он поцеловал ее в губы, потом молча встал и, не оборачиваясь, ушел. «Должен быть густой туман», – подумал он, вспомнив, как Роберт Тейлор играет такую сцену. Актер ушел, растворившись в тумане. А драматический исход Скэнлона сопровождался вонью, источаемой проезжавшим мимо грузовиком мусорщика. Он не понимал, почему так повел себя с Джейн. Может, чутье полицейского подсказало, что надо попробовать разжалобить ее, сыграть на материнском инстинкте. «Ну и черт с ним, в бою, любви и на Службе все средства хороши».