Текст книги "Полицейское управление (сборник)"

Автор книги: Вильям Дж. Каунитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

Тикорнелли в отчаянии хлопнул ладонью по матрацу.

– Да, у меня была назначена встреча с Галлахером у Йетты. Он должен был погасить часть долга. Он занял у меня пять кусков.

Скэнлон с сомнением покачал головой.

– Ты одалживаешь лейтенанту полиции пять тысяч долларов?

– А что, разве ваши деньги не такого цвета, как у других?

– Под сколько процентов?

– Под три. И только потому, что он был легавым. Обычно я беру пять. Ты знаешь, я всегда уступаю, когда дело касается вашего брата.

– Сто пятьдесят долларов в неделю? И это с жалованья лейтенанта? Здесь что-то не так, Уолтер.

– Галлахер бывал у меня и раньше, и мы всегда сходились в цене.

– Он мог просрочить возврат долга?

– Немножко. Но сегодня отдавал вовремя.

– Сколько?

– Недельный процент и еще две тысячи. Он позвонил мне в клуб накануне вечером и предложил встретиться у Йетты.

Скэнлон старался вспомнить, что было перечислено в списке вещей, взятых на теле Галлахера. Насколько он помнил, первым пунктом стояли шестнадцать долларов. Если Тикорнелли сказал правду, где же деньги? Первыми прибыли Трамвел и Стоун. Скэнлон сразу же отбросил эту мысль. Полицейские не могли взять у своего, особенно у мертвого.

– Чем же занималась Йетта Циммерман?

– Старая шлюха заправляла только своей поганой кондитерской и больше ничем. Ну, принимала ставки по мелочи. У нее не было ни одного врага во всем свете. А если уж на то пошло, то и у твоего ирландского приятеля Джо Галлахера тоже.

Скэнлона так и подмывало ответить, что у одного из них уже наверняка были враги. Но он промолчал. Умный легавый знает, когда придержать язык.

Глава 4

Часы еще не пробили восемь, когда Тони Скэнлон вошел в дежурку. Повсюду виднелись следы ночного пиршества. Недоеденный сандвич облепили мухи. В белой коробке лежало три куска пиццы. Во всех углах валялись банки из-под пива. С экрана телевизора женщина-диктор в огромных очках читала утренние новости: президент предостерегает жителей Майами от вмешательства в советско-кубинско-никарагуанские отношения. «Все одно и то же», – подумал Скэнлон, выключая телевизор. В комнате было прохладнее, чем на улице. Теплое утро сулило жаркий день.

Сев за стол, Скэнлон взял первую папку. Его взгляд упал на утренний выпуск «Дейли ньюс», лежавший слева. Заголовки кричали о смерти Джо Галлахера. Герой, убитый на посту. В газете была еще одна статья, рассказывающая о человеке, который убил шестерых, испытывая при этом огромное наслаждение. Одну из жертв он застрелил, потому что у него было предрождественское настроение. Прочитав газету, Скэнлон скомкал ее и бросил в корзину. «Интересно, есть ли в этой стране правосудие? Как можно применять англо-саксонские законы к дикарям? Может, больше подойдут исламские законы – око за око, зуб за зуб? Некоторые в городе уже осознали эту истину. Скорбящие родственники хлынули в Чайнатаун и на Девятую авеню, упрашивая тамошних гангстеров покарать убийц, насильников, членовредителей. Люди уже поняли, что им не добиться справедливости в залах суда. Разве можно их за это винить?» – подумал Скэнлон, раскрывая папку.

В отчете специалистов по баллистике были сведения о калибре пули, размере и весе оружия. На месте преступления найдено много неярких отпечатков. Но чтобы узнать, чьи они, надо было найти их владельцев. Преступление совершено в людном месте, и отпечатки пальцев помогут доказать лишь, что подозреваемые были там, но время их присутствия на месте по отпечаткам не определишь.

Рисунок места преступления был сделан в полярно-координатной проекции. Судя по всему, рост преступника – 165–170 сантиметров, а стрелял он с расстояния 155 сантиметров. Протоколы вскрытия написаны на гладкой серой бумаге. Сухим, обезличенным языком излагал судебный патологоанатом причины смерти. По краям листа отпечатана перекрестная проекция человеческого тела. Пунктиром обозначены места ранений. Раны загрязнены клочьями шерсти. Смерть обеих жертв наступила от остановки дыхания. Скэнлон вспомнил, что после дыхательного спазма наступает мгновенное онемение тела как результат приступа страха или повреждения центральной нервной системы.

Покончив с медицинским заключением, он перешел к результатам расследования. Донесение было написано обычным полицейским языком. Показания, касающиеся времени и места преступления, давала Мэри Холлиндер с Ностранд-авеню, 1746-а, из Бруклина, работающая официанткой в ресторане «Варшава», который располагался на Дриггз-авеню, 411, в Бруклине. Свидетельница утверждала, что, обслуживая клиентов, она заметила мужчину, внешность которого отвечала описанию преступника. Далее Холлиндер заявила, что видела в его левой руке хозяйственную сумку. Холлиндер утверждала, что во время разговора со своим знакомым, личность которого известна полиции и приведена в отчете 60/897–86, она услышала три громких хлопка. Очнувшись, она увидела вышеназванного преступника, бегущего в сторону синего автофургона. В руках у него было ружье. Свидетельница добавила, что узнала бы преступника, доведись ей увидеть его еще раз.

Он прочитал показания торговцев и прохожих, отчет бригад, собиравших улики, и рапорты детективов, ведущих расследование. Все они кончались двумя заглавными буквами: ОР – отрицательный результат.

Дойдя до «пятерки» со сведениями о трех ребятах, находившихся на месте преступления, он отметил, что они назвали только свои имена. Департамент запрещал указывать малолетних жертв и свидетелей преступлений. В рапорте повторялось то, что говорил ему Лью Броуди на месте преступления. Но, прочитав последнюю фразу, Скэнлон крепко сжал губы: свидетели утверждали, что не узнают преступника, если увидят его еще раз. Родители этих свидетелей не разрешают им смотреть фотографии или присутствовать на опознании. Скэнлон понял, что лишился единственных очевидцев преступления.

Шум в дежурке заставил Скэнлона поднять глаза. Он увидел, как Кристофер вставляет фильтр в кофеварку. Потом тот налил воды и насыпал кофе, резким движением расстегнул сумку и извлек оттуда снедь. Поскольку Кристоферу предстояло дежурить первые три часа, на нем лежала обязанность сварить кофе и закупить еду в кондитерской у Вишневски. Такова традиция.

Скоро запахло свежим кофе. Начала собираться дневная смена. Все потянулись к кофейнику. Из спальни участка, шаркая ногами, вышел Эрик Кроуфорд, толстый детектив с покатыми плечами. Он зевал и чесал задницу. Взглянув на Мэгги Хиггинс, стоявшую около кофейника, он стянул спереди резинку трусов и крикнул:

– Эй, Мэгги, глянь, что я для тебя припас!

С презрением посмотрев на него, Хиггинс произнесла:

– Надо еще разобраться, способен ли ты на что-нибудь.

Приняв вызов, он спустил трусы. Хиггинс недоверчиво посмотрела на вялый член и отошла.

– Между прочим, все это можно затолкать в наперсток. Слава Богу, мне это не грозит.

Она вернулась к кофеварке. Остальные весело рассмеялись конфузу незадачливого детектива, стоявшего в не по размеру огромных боксерских трусах.

Поднявшись из-за стола, Скэнлон подошел к двери и с силой захлопнул ее, давая понять, чтобы ему не мешали. Его культя болела, что случалось всегда, если он не высыпался.

Достав из нижнего ящика записную книжку, он сделал пометки. Подробно записал разговор с Греттой Полчински и Уолтером Тикорнелли. Еще раз перечитал «пятерку», которую бегло просмотрел прошлой ночью. Что-то не давало ему покоя.

В разделе «Время происшествия» нижеподписавшийся, беседовавший с Сигрид Торссен с Зэд-авеню, 2347, Бруклин, утверждал, что она сидела на скамейке в парке Макголдрик со своей восьмимесячной дочерью, когда на соседнюю скамейку сел человек, похожий по описанию на преступника. Свидетельница сказала, что мужчина кормил голубей земляными орехами. Она посмотрела на него, а он, в свою очередь, хмуро взглянул на нее и отвернулся. Далее свидетельница добавила, что мужчина вел себя подозрительно.

Отложив в сторону показания Торссен, он нашел в папке показания другого свидетеля, Томаса Тиббса, проживающего на Пинкфлауер-драйв, 1, Скарсдэйл, Нью-Йорк. Томас Тиббс, управляющий федеральным сберегательным банком, который расположен на Уолл-стрит, 311, утверждает, что он шел на восток по Дриггз-авеню, когда услышал три громких хлопка, похожих на ружейные выстрелы. Посмотрев в ту сторону, откуда доносились выстрелы, он увидел мужчину, выбежавшего из лавки и направившегося к синему фургону, припаркованному у тротуарa. В правой руке бежавшего, по утверждению очевидца, было ружье. Тиббс уверял, что, если ему покажут фотографию преступника, он узнает его.

«Что делал Тиббс на Дриггз-авеню в это время дня?» – записал Скэнлон.

Заполнив пометками семь страниц, он взял конверт, в котором лежали фотографии с изображением места преступления. Разорвав бечевку, вынул цветные снимки 8x10. Внимательно всматриваясь в каждый, он старался отыскать ускользнувшие от него детали. В конце концов, сырое мясо всегда выглядит как сырое мясо. Сунув фотографии обратно в конверт, он занялся портретом преступника, нарисованным со слов свидетелей, и подумал: «Так кто же ты, приятель? Зачем ты это сделал?» Потом с болью вспомнил, что вещественных улик слишком мало.

Перелистывая машинопись, он вспомнил разговор с Уолтером Тикорнелли, покопался в толстых папках, вытащил документы с описью ваучеров. Как он и предполагал, Хиггинс выписала счет на шестнадцать долларов и тридцать два цента. Если Тикорнелли сказал ему правду и если расчеты верны, то на момент смерти у Галлахера было две тысячи сто пятьдесят долларов. «Так куда же делись деньги?» – спросил он себя. Немного поразмыслив, поднялся с кресла и вышел из комнаты.

Офицер полиции Кайли О'Рейли никогда не читал временное распоряжение номер 11, датированное 4 марта 1983 года: «Своевременное выявление и меры, принимаемые к служащим, склонным к злоупотреблению спиртным».

О'Рейли работал вот уже шестнадцать лет и, говорят, одиннадцать из них «не просыхал», а нью-йоркское управление полиции хоть и кичится своей технической оснащенностью, но не дает в обиду пьянчуг, служащих в его рядах.

О'Рейли вошел в историю Службы. Одно время он был грозой баров северного Манхэттена. Его бесконечные пьянки часто кончались тем, что он выстраивал на стойке батарею бутылок и упражнялся в стрельбе. Чудеса, но при этом не пострадал ни один человек, и вскоре О'Рейли стал легендой. Но настал день, когда у начальника северного манхэттенского участка уже не было сил смеяться над Кайли О'Рейли. Случилось это одним ноябрьским вечером, в шесть часов, в день получки. Офицера полиции О'Рейли занесло в его привычном состоянии к собору Спасения. Сдуру он принял витражи второго этажа за цель, вспомнив при этом инструкции, полученные во время упражнений в школе новобранцев. О'Рейли точно исполнил указания, выбив окна ванной на втором этаже. Когда первая пуля разбила окно, Теренс Вудс восседал на стульчаке, пожиная плоды прекрасного пищеварения и листая свежий «Плейбой». Преподобный в ужасе выскочил из туалета, не успев натянуть штаны, и с отчаянным воплем бросился к двери, спасаясь от расстрела.

После первого же прыжка он споткнулся на скользком полу, упал, и плоды прекрасного пищеварения хлынули как из рога изобилия.

Через час у Кайли О'Рейли изъяли оружие и доставили его в 93-й участок. В качестве наказания он должен был вылизать все здание. Надо сказать, что делал он все очень тщательно, а закончив, возвратился в гараж и спрятался в ящик для покойников. Эти ящики имелись в каждом участке и предназначались для немедленной доставки в участок найденных трупов. В том, в который влез О'Рейли, им была загодя спрятана бутыль из-под пепси, наполненная виски.

Покинув участок, Скэнлон прошел между двумя громадными зелеными стеклянными шарами-плафонами, висящими при входе в похожее на крепость здание, и направился к гаражу.

Толкнув входную дверь, он вошел внутрь. Тут было по-военному чисто, все стояло на местах. Две бензоколонки, рядом красные ведра с песком. Смазанный портативный генератор был готов к работе на случай, если прекратится подача тока. Рядом стоял вентилятор. На кирпичной стене висели аварийные фонари.

«Форд» Джо Галлахера стоял внутри заграждения из веревок. Машина была покрыта белым порошком для снятия отпечатков пальцев. Приподняв веревку, Скэнлон нагнулся и подлез под нее, заглянул в машину, облегченно вздохнул, увидев, что все на месте. Слава Богу, уборщицы еще не добрались до этой машины.

Он перелез через веревку, подошел к одному из ящиков для трупов и сдвинул крышку. Вытянувшись во весь рост, скрестив ноги, в ящике лежал Кайли О'Рейли.

– Как дела, лейтенант? – пропел он.

– Кто-нибудь подходил к этой машине?

Подрыгав ногами, О'Рейли приподнялся, сел на край и ответил:

– Эта машина принадлежит мертвецу, лейтенант. Нет, здесь никто не появлялся.

Увидев полупустую бутылку пепси, Скэнлон направился обратно к машине.

Подойдя к ней с правой стороны, Скэнлон сунул руку под сиденье. Ничего. Он залез в щель между сиденьем и спинкой и повел рукой к левому борту. Ничего. Встав коленями на переднее сиденье, начал искать сзади. Ничего. Кайли О'Рейли изумленно наблюдал за ним, отпивая маленькими глотками из бутылки. Теперь уже все сиденья были сдвинуты и все четыре дверцы открыты. Поставив ногу на бампер, Скэнлон гадал, где же могли быть спрятаны деньги. После нескольких неудачных попыток ему пришлось вылезти из машины и покинуть гараж.

Вернулся он через несколько минут, помахивая связкой ключей, раздобытых среди вещей, принадлежавших Галлахеру.

Предвкушая что-то необычное, Кайли О'Рейли ждал.

Открыв багажник, Скэнлон нагнулся и начал искать на ощупь, раздвигая инструменты и другое барахло. Ничего не найдя, он отвернул гайку запасного колеса и на дне гнезда заметил мятый конверт. Взяв его в руки, открыл и обнаружил две тысячи сто пятьдесят долларов. Тикорнелли сказал правду, думал он, глядя на деньги. Но почему Галлахер был столь осторожен? Почему спрятал деньги в машине? Револьвер и жетон обычно внушают полицейским ощущение собственной неуязвимости.

Готемский федеральный сберегательный банк имел стеклянный фасад, и было видно, как банковские служащие занимаются со своими клиентами. Выйдя из машины, Скэнлон немного поколебался, потом вернулся обратно, выдернул переносной радиоприемник из розетки и положил его на щиток.

– Теперь пусть только скажут, будто не знали, что это полицейская машина.

– Нам надо было взять свои фирменные пакеты с инициалами и положить на щиток. Можно и так отличить частную машину от полицейской, – сказала Хиггинс, открывая дверцу. Они вошли в банк и спросили, где можно видеть мистера Тиббса.

– Я уже сто раз рассказывал все другим полицейским, – произнес мистер Тиббс. Это был мужчина среднего роста, с тонкими темными зализанными волосами, разделенными пробором. Он носил костюм «тройка» и перстень на правой руке, свидетельствующий о корпоративной солидарности.

– Боюсь, вам придется рассказать еще раз, – произнес Скэнлон.

Выйдя из-за стола, банкир пригласил детективов сесть в желтые кресла, стоявшие у стеклянного стола. У него был огромный светлый кабинет с ванной комнатой. Усевшись в кресло, Скэнлон оглядел фотографии банковских служащих, висевшие на стене. У всех были суровые проницательные лица, иногда просто сердитые. Отведя взгляд от фотографий, он посмотрел на банкира, который глазел на Хиггинс, примостившуюся на краешке кресла. Ее высокую грудь обтягивала тонкая блузка. Заметив красноречивый взгляд банкира, она скрестила ноги, чтобы юбка приподнялась чуть выше, обнажая колени. Одарив ее еще одним красноречивым взглядом, Тиббс повернулся к Скэнлону.

– Мы очень благодарны вам за согласие встретиться с нами, – вкрадчиво произнесла Хиггинс.

Взглянув на нее, Тиббс улыбнулся.

– И делаю это с удовольствием, детектив Хиггинс.

Откинувшись на спинку кресла, Скэнлон расслабился. В этой сцене Хиггинс играла главную роль.

– Мистер Тиббс, вы утверждаете, будто видели, что выбежавший из лавки человек держал в правой руке ружье.

Тиббс облизал камень перстня.

– Совершенно верно, – произнес он, не отрывая от нее глаз.

– Все произошло в считанные секунды, – сухо заявила Хиггинс. – Как вы можете столь смело утверждать, что это было ружье, а, к примеру, не палка и не какая-нибудь труба?

Отняв руку от губ, он самодовольно улыбнулся.

– То, что я видел, детектив Хиггинс, имело ствол и затвор. Значит, это было ружье.

«Самодовольный пень», – подумал Скэнлон.

– Мистер Тиббс, может статься, вас будут допрашивать в суде. И тогда вы ответите, откуда у вас такие глубокие познания в области огнестрельного оружия.

На лице Тиббса промелькнула самодовольная улыбка. Вперив взор в бедро Хиггинс, он сказал:

– Я заядлый охотник, детектив Хиггинс. И к тому же в армии меня неплохо обучили этому ремеслу.

Она приготовилась задать ему следующий вопрос, но он перебил ее:

– Пожалуйста, называйте меня Томом.

– Хорошо, Том, вы не заметили, были ли обрезаны стволы ружья?

– Заметил. Были.

– В прошлый раз вы сказали, будто что-то в убийце показалось вам странным, когда он бежал к фургону. Сначала вы не могли сказать, что же именно. Но у вас было время подумать. Теперь вы можете ответить на этот вопрос?

– Я ломал голову, но не могу сказать, что же именно насторожило меня. Единственное, что я сразу заметил, – так это то, как он бежал. В этом было что-то неестественное.

– Могли бы вы уточнить?

– Боюсь, что нет.

– Вы бы узнали убийцу, увидев его вновь?

– Непременно.

Перед тем как прийти сюда, Скэнлон захватил с собой несколько набросков, подготовленных художником, и выложил их из конверта на стол, надеясь, что свидетель выберет нужный.

– Будьте добры, взгляните, может, вы кого-нибудь из них узнаете? – спросил Скэнлон.

Тиббс внимательно посмотрел на рисунки.

– Вот этот человек выбежал из лавки, – сказал он, выбрав четвертый по счету.

Тиббс не ошибся.

Хиггинс посмотрела на Скэнлона, как бы говоря: «Он чертовски хороший свидетель».

Присяжные обычно больше верят банкирам и священникам. А вот полицейские, судьи и врачи, как правило, пользуются дурной славой. Скэнлону все это начинало надоедать. Было время, когда полицейские не работали со свидетелями. Это было делом окружного прокурора. Сейчас все по-другому. И Скэнлон отлично постиг эту премудрость.

Его размышления прервала Хиггинс:

– Есть какие-нибудь вопросы, лейтенант?

Обхватив руками колени и откинувшись назад, Скэнлон спросил:

– Вы женаты, живете в Скарсдэйле и работаете в Манхэттене. Это верно?

Банкира охватило дурное предчувствие.

– Да.

– Как вы добираетесь до работы, мистер Тиббс?

– Семьсот шестнадцатым от Скарсдэйла. Это занимает…

Не договорив, свидетель запнулся. В его глазах появился страх. Скэнлон понимающе кивнул. Ему была известна тайна Тиббса, и он хотел, чтобы тот знал об этом. Скэнлон не будет давить на него, по крайней мере, сейчас. Поднявшись из кресла, он произнес:

– Спасибо за помощь.

Глядя в испуганные глаза банкира, Скэнлон пожал ему руку.

Сигрид Торссен жила в южной части Бруклина, в Бат-Бич, на Шестьдесят второй улице. Когда она открыла дверь, они увидели, что на руках у нее ребенок, а голова замотана белым полотенцем. Пока Скэнлон показывал полицейское удостоверение и объяснял цель своего неожиданного прихода, Хиггинс вошла в квартиру и погладила ребенка по руке.

Свидетельница впустила детективов. Хиггинс не переставала восхищаться ребенком. Торссен провела детективов в большую гостиную, разделенную стеной на две части.

Сигрид Торссен, женщина скандинавской наружности, была красива: высокая и стройная, с матовой кожей и большими карими глазами. Вокруг рта пролегли едва заметные морщинки. На ней были темно-коричневые шорты и хлопчатобумажная кофточка с короткими рукавами, сквозь которую отчетливо проступали соски. Она предложила им сесть и извинилась.

– Пойду уложу ребенка.

Она направилась в спальню. Скэнлон не мог оторвать взгляд от ее стройных ног, тугих голеней и круглой попы. Сидевшая рядом Хиггинс нагнулась к нему и прошептала:

– А она хороша!

– Это я и сам вижу, – произнес он, провожая взглядом удаляющиеся ноги.

Когда спустя некоторое время свидетельница вернулась, Скэнлон заметил, что она накрасилась и причесалась. Длинные светлые волосы лежали у нее на плечах.

Сев в кожаное кресло, Сигрид спросила:

– Чем могу быть полезна?

Скэнлон напомнил о показаниях, которые она давала другим детективам. Она внимательно слушала его, кивая и поддакивая, устремив взор на выцветший ковер.

– Вы сказали, что в мужчине, который сидел рядом с вами на скамейке, было что-то странное, пугающее. Не могли бы вы рассказать, что показалось вам необычным?

Сигрид Торссен взглянула на него.

– Да, действительно, в нем было что-то странное, но что именно, не могу сказать.

– Вы хотите что-нибудь добавить?

Она покачала головой.

Не отрывая от нее взгляда, он спросил:

– Вы не отказались бы ответить на вопросы под гипнозом, миссис Торссен?

– Под гипнозом? Но почему?

– Потому что вы – единственный человек, видевший убийцу так близко. Под гипнозом вы могли бы вспомнить что-нибудь очень полезное для нас. – Подавшись к ней, он добавил: – Я уверяю вас, что это совершенно безопасно. Мы пришлем за вами машину, а к ребенку приставим нянечку.

– Я хотела бы посоветоваться с мужем. Я дам вам знать.

Скэнлон достал конверт с рисунками.

– Пожалуйста, взгляните и попробуйте его узнать.

Разложив перед собой рисунки, она стала их внимательно рассматривать.

– Вот этот человек сидел на скамейке в парке и кормил голубей.

Она указала на того же человека, что и Томас Тиббс.

– Миссис Торссен, я хотел бы задать вам еще один вопрос.

Она напряглась.

– Что вы делали в парке Макголдрик?

– Что же тут неясного, лейтенант? Я сидела на скамейке с ребенком и наслаждалась прекрасным июньским деньком.

– Понятно, – сказал Скэнлон, не отводя взгляда от ее прекрасных глаз. – Миссис Торссен, какие у вас отношения с Томасом Тиббсом?

Теперь он видел, каких усилий ей стоило сохранить хладнокровие.

– С кем? – переспросила она.

– С Томасом Тиббсом, – повторил он. – Я думаю, что вы, приехав в Манхэттен, встретились с ним, а потом отправились в Гринпойнт, чтобы вместе провести время. Вы никак не могли найти место для стоянки, поэтому вылезли с ребенком, а Тиббс тем временем продолжал поиски.

Она молчала, неотрывно глядя на Скэнлона и судорожно вцепившись в сиденье.

Он продолжал:

– Вы и Тиббс оказались втянутыми в расследование убийства. Я задаю такие вопросы вам и Тиббсу, только чтобы подготовить вас, если эти же вопросы вам зададут в другом месте.

– Спасибо за заботу, лейтенант.

Она встала. Разговор был окончен.

– Так вы обсудите вопрос о гипнозе с вашим мужем? – спросил он, идя за нею к двери. – Я был бы вам очень благодарен.

– Да, конечно, – ответила она, берясь за дверную ручку. – Мы с мужем обсудим это. У нас нет тайн друг от друга.

– Я рад. Так и должно быть, – ответил Скэнлон.

Дожидаясь, пока в потоке транспорта не появится просвет, Хиггинс спросила:

– Как вы обо всем догадались?

– По их показаниям, – ответил Скэнлон. – Живя в Бат-Бич, на краю Бруклина, она оказывается с ребенком в Гринпойнт. Он работает в Манхэттене, едет семьсот шестнадцатым из Скарсдэйла, а потом оказывается в Гринпойнт в самый разгар рабочего дня. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы вычислить это.

Промчавшийся автобус окутал их облаком выхлопных газов.

– Их можно будет использовать в суде? – спросила Хиггинс, так резко беря с места, что заскрипели шины.

– Пока дело дойдет до суда, если дойдет, они успеют условиться, как им врать.