Текст книги "Полицейское управление (сборник)"

Автор книги: Вильям Дж. Каунитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)

Услышав, как поворачивается дверная ручка, Мэлоун обернулся. В дверях появился Джо Манелли, который посмотрел на лейтенанта с холодным вызовом, лицо его было бесстрастно.

Ни тот, ни другой не вымолвили ни слова.

Мэлоун подошел к столу и сел, не отрывая глаз от человека, стоявшего в дверях. Тот повернулся и молча вышел, захлопнув за собой дверь.

Итак, судя по всему, у начальства его ждал суровый прием. Для начала его заставили ждать и хорошенько понервничать. Что ж, посмотрим, кто кого.

В 6.48 начальник оперативного отдела Мак-Куэйд вошел в зал с кожаной папкой под мышкой. Взглянув на задремавшего лейтенанта, прошел к своему креслу во главе стола.

Открыв глаза, Мэлоун посмотрел на него и выпрямился, всем видом показывая внимание. Четыре золоченые звезды на погонах командира сверкали так же ярко, как золотые дужки его очков.

– Итак, мы наконец встретились, лейтенант. Я много слышал о вас последнее время.

Мэлоун откашлялся.

– Надеюсь, ничего плохого, шеф.

Мак-Куэйд открыл папку, вынул стопку докладных и начал читать вслух: «Лейтенант Мэлоун – надежный и грамотный командир. Дальновиден и последователен в исполнении долга, оценки выше средних».

Мэлоун с интересом слушал его.

Мак-Куэйд бросил бесстрастный взгляд на противоположный конец стола.

– Похоже, ваше начальство из следственного управления считает вас честным и грамотным работником. Вы согласны с этой оценкой?

Мэлоун увидел враждебно сжатые губы Мак-Куэйда и разозлился.

– Я всегда старался работать добросовестно, – сказал он.

– А сейчас? Скажите мне, лейтенант, какой смысл вы вкладываете в слово «честный»?

Мэлоун призадумался.

– Верность Службе и руководству.

Мак-Куэйд вдруг с такой силой хлопнул ладонями по столу, что очки, подпрыгнув, свалились с его носа. Вскочив, он заорал:

– Так какого же черта вы пытаетесь разрушить свое управление? Манелли предупреждал вас. Занглин предупреждал. Но нет! Вы стоите на своем, суете нос куда не следует, собирая в кучу всякое дерьмо! Послушайте меня хорошенько. Оставьте в покое управление, или я вас уничтожу. Выкину так быстро, что и глазом моргнуть не успеете. Понятно, Мэлоун?

Мэлоун посмотрел прямо в глаза начальника.

– Я не брошу дело Айзингер.

Мак-Куэйд был взбешен.

– Вы что, думаете, вы один святой? Никогда не ошибались? Не шли на поводу? На нашей Службе нет неприкосновенных. Если мы захотим, вы в наших руках. – Он начал рыться в папке и, выудив какую-то бумагу, помахал ею перед Мэлоуном. – Закон, правда, предусматривает пятилетний срок давности, но мы-то с вами знаем, что в суде нет закона. Есть инсценировка судебного заседания. Всякий на Службе это знает. У меня здесь доказательства того, что десять лет назад вы содействовали незаконному аборту. Вы совершили уголовное преступление.

«Манелли, грязный сукин сын», – подумал Мэлоун.

Мак-Куэйд продолжал:

– Я могу предъявить обвинение и докажу, что вы опозорили звание офицера и тем самым нанесли ущерб Службе. И могу сказать, что за этим последует: вас уволят.

Мэлоун выдавил улыбку.

– Дело такого рода никогда не будут пересматривать в суде, и вы это знаете.

Мак-Куэйд подался вперед.

– Может быть, да, а может быть, и нет. Как только вы предстаете перед судом, вы становитесь меченым. И, кроме того, должны будете заплатить судебные издержки в размере двадцати пяти тысяч из своего кармана. Наше учреждение не примет чека на издержки по административному делу. У вас есть такие деньги, лейтенант?

Мэлоун упрямо тряхнул головой и встал.

– Я еще не сказал, что разговор окончен! – заорал начальник отдела.

Мэлоун шел к двери, чувствуя, как подмышки щекочут струйки пота. Он уже взялся за дверную ручку, когда хриплый голос Мак-Куэйда остановил его:

– Вы не отступитесь, не так ли?

– Я не могу, – тихо ответил Мэлоун.

Лицо Мак-Куэйда вдруг смягчилось. Он похлопал по сиденью стула, стоявшего рядом с ним.

– Идите сюда и сядьте!

Мэлоун заколебался.

– Прошу вас.

Медленно шагая обратно, Мэлоун подумал, что нелегко идти против системы. Некоторые уже пробовали до него, но безуспешно.

Мак-Куэйд вытирал лоб платком, пока Мэлоун устраивался на стуле.

– Вы думаете, что все жизненно важные решения принимаются на улице, – сказал он, поворачиваясь к Мэлоуну, складывая платок и убирая его в карман. – Так вот, позвольте уверить вас, что нет. Не думайте, что так уж легко работать в этой соковыжималке. Правые хотят, чтобы мы убивали черномазых и пуэрториканцев, вооружив полицию базуками и гранатометами. Левые – чтобы мы допустили бунт, анархию, убийства. Политики смотрят на бюджет полиции и облизываются. Они хотят пристроить к нам своих дружков. Не будет больше лейтенантов и капитанов. Они хотят поставить штатских на руководящие должности в полиции. Свиней вроде членов совета. Вы посмотрите, что творится на Службе. У нас есть полицейские с желтыми билетами, есть такие, которые не умеют объясниться по-английски. Нас вынуждают нанимать женщин. Некоторые из них не весят и сотни фунтов даже в мокром виде; они не достают ногами до педалей в автомобиле, у них не хватает силенок, чтобы нажать на спусковой крючок табельных револьверов. Мы должны снижать уровень требований, чтобы брать на работу женщин и испанцев. Мы превращаемся в управление карликов. Всем угодить и не допустить развала управления – нелегкая задача.

Он взял очки и принялся постукивать дужкой по зубам; глаза его хитро следили за Мэлоуном.

– А теперь я скажу, почему вы должны закрыть дело Айзингер. – Он придвинулся ближе и заговорил тихо и доверительно. – Управление участвует в операции, настолько щекотливой, что в случае огласки Службе придет конец. Это все, что я могу вам сказать, лейтенант. Вы должны поверить мне на слово.

Мэлоун подавил дрожь. Его знобило.

– Операцией руководит Занглин?

– Да.

– А как мы поступим с убитой Айзингер, с погибшими Андреа Сент-Джеймс и двумя детьми? Просто забудем о них?

Мак-Куэйд положил подбородок на сцепленные пальцы.

– Я даю вам слово, что ни один человек из нашего управления не причастен к их гибели.

Мэлоун потер усталые глаза.

– Короче, чего вам от меня надо? – Он уронил руки на колени.

– Забудьте все, что связывает дело Айзингер со Службой, отделом. Не переходите в стан разрушителей.

Усталый, Мэлоун кивнул, сдаваясь.

Мак-Куэйд облегченно вздохнул.

– Ну и прекрасно. У вас ведь небольшая зарплата, верно?

Мэлоун знал, что последует за этим вопросом. Указание главному бухгалтеру о прибавке в пять тысяч долларов в год.

– Да.

– Я дам указание, чтобы вам прибавили.

«Взятка, даже названная по-другому, остается взяткой», – подумал Мэлоун. Вслух же он сказал:

– Спасибо, сэр.

Два обстоятельства привлекли его внимание при изучении карты отпечатков пальцев. Во-первых, от бумаги исходил горьковатый запах тлена, и, во-вторых, не было никаких данных. Сверху напечатано: «Убийство. Сара Айзингер». Отпечатки напоминали порванный пергамент: прерывистые линии, неясный рисунок, пробелы там, где не было кожи. Хоть они и промыли кожу растворителем и очистили ее, она оказалась слишком рыхлой из-за разложения. Тогда они срезали кожу с кончиков пальцев, вымочили в пятнадцатипроцентном растворе формальдегида, чтобы укрепить, потом накатали краску и сделали отпечатки. Бедная Сара, Все, что осталось от нее, – отпечатанная формула, выведенная из кругов и петелек: 405V101 12; I 17w100. Отныне у нее не было имени, только формула. Бедная мертвая Сара.

Отдел опознания располагался на пятом этаже. До похода к Мак-Куэйду Мэлоун заглянул туда и оставил отпечатки, снятые в квартире Станислава.

– Сделай одолжение, старик, – попросил он старого приятеля в отделе. Это было в двадцать минут пятого вечера.

Выйдя от Мак-Куэйда, он спустился на пятый этаж по гулкой металлической пожарной лестнице. Он хотел выждать, пока пройдет охвативший его гнев.

– «Мама» собирается подбросить мне деньжат, – бормотал он, сбегая по винтовой лестнице.

Отпечатки, снятые на месте преступления, и те, которые принес Мэлоун, были разложены на сравнительной доске. Черным обведены сходные линии. Отпечатки совпадали. Те, что были сняты с ночного столика Станислава, и те, что нашли в квартире Айзингер. Четырнадцать совпадений.

Мэлоун только что вбил еще один гвоздь в гроб противника.

Глава 18

Пятница, 3 июля, вечер

Проститутка, стоявшая на Кресчент-стрит, перестала подпирать стену и направилась к машине. Не дойдя несколько футов, остановилась и настороженно заглянула в салон. Не увидела ни радио под приборным щитком, ни лежавшей на заднем сиденье формы, ни пустых контейнеров из-под кофе. Потом ее опытные глаза уставились на сидевшего за рулем человека. Еще один женатик, вырвавшийся из дому за пачкой сигарет или за пакетом молока, решила она. Нагнулась к машине и улыбнулась.

– Привет, сладкий мой. На прогулку?

– Сколько?

– Двадцать, сладкий мой.

– Хватит и десяти.

– Пятнадцать, и ты получишь по высшему разряду.

– Ладно.

Она обошла машину и, замешкавшись, мельком взглянула на другую прогуливающуюся проститутку. «Сестра» заметила это и кивнула. Номер машины и описание «Джона» она запомнит. Уличная страховка от маньяков.

Открыв дверцу, она села рядом.

Детектив Пэт О'Шонесси протянул ей пятнадцать долларов.

– Поезжай по Кресчент и сверни на Сорок четвертую, – велела она. – Остановись перед тем грузовиком и подай чуть назад.

Она положила деньги в большой блокнот, достала из сумки пачку бумажных салфеток. Положила блокнот с деньгами в сумку, поставила ее на пол, зажав лодыжками. Обвила рукой шею мужчины, а другой начала массировать его через брюки.

– Какой большой… – Она расстегнула ему «молнию».

О'Шонесси быстро огляделся. Кнопки дверей утоплены, двигатель работает, стекло с его стороны чуть приспущено.

Зажав в руке салфетки, проститутка наклонилась к его коленям. Через четверть часа она все еще продолжала, но салфетки оставались чистыми. Прервав работу, она подняла голову.

– Ты пил, дорогой?

– Нет. – Он чувствовал себя мерзопакостно.

– Послушай, я уже выбилась из сил. Продолжение обойдется тебе еще в десятку. Не могу же я потратить на тебя всю ночь.

– Я сегодня не в форме. – Он оттолкнул ее голову, выпятил брюхо и застегнул «молнию».

– Конечно, я понимаю. – Она сунула салфетки обратно в сумку.

Он высадил ее на углу Хантер и Двадцать седьмой улицы. Настроение было ужасное. Он чувствовал злость, одиночество и омерзение. Даже ударил кулаками по рулю.

– Я не могу сделать это даже с черной проституткой! – заорал он.

Светофор на Двадцать седьмой и Бридж-Плаза переключился на красный. Расфуфыренные проститутки стояли в ленивых позах на всех углах, зазывая автомобилистов. По Двадцать седьмой сновали трансвеститы. В тени притаились сутенеры, зорко следя за подопечными.

– Я такой же, как они, ничуть не лучше! – плакал Пэт, тряся руль.

Загорелся зеленый свет.

И вдруг Пэту стало нечем дышать. Руки онемели, он почувствовал дурноту. Рванул ворот рубашки. Он уже доехал до середины Бридж-Плаза, когда резкая боль пронзила левую сторону груди и плечо. Схватившись руками за грудь, он пытался сделать вдох.

Испуганные водители вцепились в рули, пытаясь объехать машину О'Шонесси, которую развернуло поперек мостовой. Удар о бордюр. Машина пересекла тротуар и врезалась в витрину кафетерия. Боль прошла. Стало темно и тихо.

Мэлоун и Замбрано доедали макароны, когда Джино подошел и сказал, что Мэлоуна просят к телефону. Звонил Бо Дэвис.

– Пэт в реанимации в «Элмхерст дженерал».

– О'Шонесси, Патрик! – крикнул Мэлоун женщине за окошком регистратуры.

– Вниз, в коридор, и направо, – высунувшись, она показала рукой.

Расталкивая людей, каждого из которых привело сюда несчастье, он промчался по коридору и распахнул обитые толстой резиной двери, ведущие прямо в кардиологическое отделение. Чернокожий санитар с буграми мышц, выпирающими из-под коротких рукавов майки, преградил путь.

– Сюда нельзя, господа.

Мэлоун сунул ему под нос жетон.

– Одного из моих сотрудников привезли сюда. О'Шонесси.

– Им сейчас занимаются. – Санитар показал на дверь с маленьким окошком посередине.

Оба полицейских подошли и заглянули в оконце. Палата была разделена на отдельные кабины белыми занавесками. О'Шонесси лежал на топчане, слишком длинные ноги свисали. От него к пластиковым емкостям тянулись трубки. Цветные провода, опутывавшие грудь и руки, были подсоединены к мерцающим экранам приборов. Врачи и медсестры, склонившиеся над больным, боролись за его жизнь.

Мэлоун попытался успокоиться и начал разглядывать большую ступню О'Шонесси, в надежде, что она шевельнется. Но она оставалась неподвижной.

– Несмотря на всю его браваду, он был одинок, – сказал Мэлоун, отходя от окошка.

– Он слишком уж переживал последнее время.

Их кто-то окликнул:

– Эй, парни, вы из бригады?

В помещение вошел полицейский. Он был без головного убора, совсем молодой, лет двадцати с небольшим, с черными курчавыми волосами, большими карими глазами навыкате и крупными, как у лошади, зубами. Три верхние пуговицы на форменной рубашке расстегнуты, на шее блестит золотая цепь, в ухе – золотой шарик сережки.

Замбрано предъявил ему жетон. Полицейский схватил его за руку и поднес ее к глазам, разглядывая бляху.

– Вот это да! Никогда не видел так близко уполномоченного комиссара полиции. Большая честь для меня!

Отвернувшись, Мэлоун спрятал улыбку. Освободив руку, Замбрано изумленно покачал головой.

– Его значок и удостоверение в Сто четырнадцатом, – сообщил полицейский. – Мы сделали для него все, что могли.

– Спасибо, – ответил Мэлоун.

– В машине мы нашли игральную карту с телефонным номером. Его жена сказала дежурному офицеру, что ей наплевать на то, что с ним произошло.

– Они разводятся, – сказал Мэлоун.

– Еще один созрел, – рассудил полицейский. – Я-то побывал дважды в этой шкуре.

Замбрано, взглянув на часы, поторопил Мэлоуна:

– Надо идти. У нас встреча на Лонг-Айлендской автостраде. Мэлоун вернулся к окошку. Сестра склонилась над топчаном, поправляя трубки. Ее форменное платье задралось, обнажая длинные ноги и красивые бедра. Зад был тяжеловат. Пэт оценил бы ее на восьмерку.

Они неслись по Лонг-Айлендской автостраде на восток. В полицейской машине без опознавательных знаков. Молодые деревца выстроились вдоль дороги, трава блестела от росы. Полная луна медленно плыла по звездному небу.

Светящийся зеленый знак впереди гласил: «Дуглас-парквей». Через пять минут они миновали еще один указатель: «Округ Нассау». Окрестности изменились. Массивные строения Куинса исчезли, погасли огни большого города. Опустилась зловещая темная ночь. Они проехали перекресток Шелтер-Рок-роуд. За квадратным щитом рекламы на перекрестке прятался черный автомобиль. Джозеф Станислав и Эдвин Брэмсон ускользнули от преследовавших их людей Харригана, сделав запрещенный разворот посреди моста Куинсборо. Сейчас, сидя в черном лимузине, они разглядывали каждый проезжающий мимо автомобиль с помощью прибора ночного видения. Машину и Мэлоуна они видели у комплекса ОСН и сейчас узнали бы.

Мэлоун огляделся.

– Совсем ни к чему было вам тащиться со мной.

– Обожаю играть в полицейских. Моя служба подходит к концу, хочется немного встряхнуться перед выходом в отставку.

– Когда подаете бумаги?

– Осталось еще три года.

– У вас масса друзей на Службе. Они вас не оставят.

Замбрано громко расхохотался и наклонился к Мэлоуну:

– Пока ты работаешь, то для всех желанный гость, как только уйдешь, никому не будешь нужен. Помни это.

Мэлоун недоверчиво ответил:

– Я слышал это от многих.

Замбрано рубанул рукой воздух, будто каратист.

– Когда придет твое время, уходи и не оглядывайся назад. Раз и навсегда.

– Какие планы на будущее?

– Скорее всего, осяду во Флориде, как большинство наших. Буду травить байки о Службе, брать уроки ча-ча в штанах «бермуды».

– С вашими знаниями и опытом? Вас тотчас приберут к рукам предприниматели.

Они не заметили, как черный автомобиль, выкатившись из-за поворота, пристроился сзади. Станислав передал по радии описание машины и ее пассажиров. За рулем сидел Эдвин Брэмсон.

– Кто-то едет с ним.

– Ему не повезло, – заметил Станислав. – На следующем повороте развернись и возвращайся в город.

На Уиллис-авеню, у перекрестка, стоял восемнадцатиколесный тягач-трейлер с включенным двигателем, из выхлопной трубы валил густой черный дым. Два приземистых крепыша сидели в кабине. Они получили сигнал от Станислава и теперь в молчании наблюдали за дорогой. Ждали.

Подняв подголовник, Замбрано откинулся назад.

– Вообще-то я даже рад, что скоро уйду. Служба наша катится под откос.

– Почему?

– Ты видел этого полицейского в больнице? Рубашка расстегнута, на шее цепь и в довершение всего проклятая серьга в ухе! Уму непостижимо: нью-йоркский полицейский с серьгой! Еще немного – и они начнут румяниться и подводить глаза.

Мэлоун улыбнулся.

– Времена меняются. Полицейские уже не соблюдают субординацию.

– Да брось ты, Дэн! Серьги! Что, черт возьми, случилось с дисциплиной?

– Она осталась. Просто меньше стало формальностей.

– Дерьмо все это. Ты слышал, что стряслось в Сто двенадцатом?

– Нет.

Замбрано выпрямился и повернулся к Мэлоуну.

– Ночное дежурство с воскресенья на понедельник. Сержант не может связаться с патрульными в секторе «Ида-Мэри». Они не отвечают на его «85». Сержант принимается искать. Патрульная машина подвозит его к многоэтажному гаражу на бульваре Куинс. Здание выстроено в форме улья со спиральным пандусом. Под самой крышей тусклый свет. Сержант едет, и, как ты думаешь, что он там находит? Патрульную Дебору Моуден в одной рубашке, с задранными на руль ногами. И кто ее партнер? Патрульный Фрэнк Уотсон.

Мэлоун широко улыбнулся.

– И чем они занимались, инспектор?

– Тем самым. На дежурстве! В полицейском автомобиле! И знаешь, что эта нахалка сказала сержанту?

– Что у них обеденный перерыв. – Мэлоун рассмеялся.

– Верно. Ты откуда знаешь?

– Потому, что я ответил бы так же.

Пока они болтали, тягач, который уже ехал сзади, начал приближаться и пошел на обгон. Поравнявшись с ними, водитель трейлера резко вывернул руль и со всего маху врезался в полицейскую машину со стороны пассажира. Ее развернуло, бросив на разделительный бордюр.

– Берегись! – с опозданием крикнул Замбрано.

Мэлоун бешено крутил руль. После столкновения машину отбросило от бордюра, дверца и крыло прогнулись. Мэлоун все-таки справился с управлением. Грузовик продолжал преследование, пытаясь ударить бампером сзади.

Открыв окно со своей стороны, Замбрано высунул наружу руку с револьвером, прицелился в приближающееся чудовище и выстрелил шесть раз подряд. Тягач чуть отстал. Замбрано перезарядил револьвер. Мэлоун уворачивался от преследователя. Грузовик опять навис над ними – гигантское хищное чудовище. Мэлоун резко повернул вправо, но на этот раз уйти не удалось. Громадина врезалась в них – два задних колеса легковушки оторвались и покатились по дороге… Она беспомощно осела, со скрежетом скользя днищем и высекая искры, потом врезалась в ограждение.

– Выбираемся! – крикнул Замбрано.

Дверца со стороны водителя была смята, стекло хоть и треснуло, но не вывалилось, и Мэлоун, выбив лобовое стекло, стал вылезать на капот. Замбрано ногами вышиб дверцу, выбросился на асфальт и, сразу вскочив, успел повернуться лицом к грузовику. Оглянувшись, он увидел Мэлоуна, который на четвереньках сползал с машины. Приняв оборонительную стойку, Замбрано вытянул руку с револьвером и выстрелил, целясь в водителя грузовика. В этот миг Николас Замбрано не думал о таких вещах, как жизнь и смерть. Он слышал голос своего отца: «Николас, проживи жизнь честно. Помни, мы итальянцы, честь и гордость для нас – все».

Мэлоун был уже на земле, когда тяжеловоз ударил Замбрано, и тело, взлетев, исчезло во мраке. Грузовик смял машину, Мэлоуна отбросило в сторону.

Тягач отъехал задним ходом от искореженной машины и остановился. Хотя транспорта в этот час почти не было, и слева, и справа уже начали останавливаться машины, из которых выглядывали перепуганные люди, не спешившие бросаться на помощь.

Левая дверца грузовика распахнулась, и Ахмад Хамед, человек, звонивший Мэлоуну в присутствии Станислава, спрыгнул на землю. Поглядев на раздавленное тело инспектора Замбрано, он улыбнулся. Они выполнили задание. Ахмед выхватил висевший на поясе пистолет «хеклер-и-кох» и побежал к разделительному бордюру. Тут он увидел распростертое неподвижное тело Мэлоуна. Правая рука подвернута, левая вытянута вдоль тела, пальцы растопырены. Вокруг головы – лужа крови.

Засунув пистолет за пояс, Ахмад Хамед полез через бордюр.

Он знал, что Станислав спросит, удостоверился ли он в смерти Мэлоуна, и не хотел вызвать его гнев.

Правая нога Ахмада Хамеда едва успела коснуться земли с противоположной стороны разделителя, когда Мэлоун резко выпрямился и наставил на него табельный револьвер 38-го калибра. Почти в упор он три раза выстрелил в замершего от неожиданности человека. И Ахмад Хамед понял, что сейчас умрет. Он изумленно посмотрел на расплывающееся ярко-красное пятно и задрал рубаху непослушными пальцами. Увидел три кровавые раны на животе и медленно, как бы неохотно опустился на колени.

Мэлоун осторожно приблизился к нему, замахнулся ногой и ударом в лицо отправил Ахмада в вечность.

Последующих событий Мэлоун почти не помнил. Он был в полуобморочном состоянии, но все же смог, привалившись к барьеру, послать несколько пуль вслед удалявшемуся грузовику. Мэлоун помнил, как теплая густая жидкость пропитывала брюки, а он сидел, не чувствуя немеющих ног, и держал на руках тело Николаса Замбрано. От запаха горячего металла и крови его тошнило. Он не слышал воя сирен и не видел приближавшихся мигалок. Кровь смешивалась со слезами, и он глотал их, чувствуя горечь невосполнимой утраты.