Текст книги "Эффи Стенхоуп (СИ)"

Автор книги: Виктория Лейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Это сестра О’Брайена. – Эффи чуть было не назвала её по имени. – Хорошая девушка.

Возвращаясь домой, на одной из улиц она увидела Оливера. Он стоял возле кожевенной лавки и разговаривал о чём-то с рыжим бородачом. Сердце пропустило удар. Боль, что за три недели немного поутихла, возвратилась снова.

– Что с тобой? – Томас заметил, как поменялось её лицо.

– Ничего, – неожиданно резко бросила Эффи и тут же устыдилась. – Прости. Голова разболелась.

Оливер увидел её прежде, чем они успели свернуть за угол. “Надо было ехать в экипаже”, подумала Эффи. Их взгляды встретились. Всего на мгновение, но как много увидела она в его глазах! Удивление, боль, злобу и… тоску. Она поняла, что он также до сих пор думает о ней, но это открытие не принесло ни удовлетворения, ни торжества. Эффи пришпорила Артемиду и ускакала вперёд.

Вечером, когда она уже приняла ванну, переоделась в ночную сорочку и распустила волосы, к ней в комнату вошёл Томас. Тихонько притворил дверь и оставил подсвечник на журнальном столике.

– Экономка говорит, что сегодня будет гроза, – сказал он, – а я же знаю, что ты боишься молний.

Ей хотелось побыть одной, да и молний она перестала бояться с тринадцати лет, но не выгонять же его из спальни?

Они улеглись в постель, и Томас погасил свечи. Эффи знала, зачем он пришёл, но не была настроена на близость. Она повернулась на бок, и почти сразу почувствовала, как сильные руки обняли её спины.

– Мне нравится, что ты спишь с распущенными волосами, – прошептал Томас, целуя её в шею, – ненавижу эти отвратительные спальные чепцы…

– Не сегодня, – мягко, но всё же настойчиво сказала Эффи, выкручиваясь из его рук. Она уже жалела, что не надела проклятый головной убор.

Томас, будто обжёгшись, убрал руки и перевернулся на спину так, что скрипнула кровать.

– Скажи честно, я тебя чем-то обидел? – спросил он, глядя в расшитый французскими лилиями полог.

За три недели это был уже девятый раз, когда она отказывала ему в близости.

– Нет, – Эффи повернулась к мужу, – я просто устала.

– Да от тебя прямо холодом веет! – воскликнул он, и Эффи вздрогнула. Первый раз на её памяти муж повысил на неё голос.

– У меня. Болит. Голова, – процедила Эффи. – Впрочем, ты, конечно же, всё равно можешь взять то, что хочешь. Жена – собственность мужа, не так ли? – спросила она с издёвкой.

Томас встал с постели и зашагал к двери.

– Спокойной ночи, Эффи, – сказал он прежде, чем вышел из спальни.

***

В преддверии зимы в Гринборо по традиции устроили ярмарку, которую проводили здесь ещё с тюдоровских времен. Местная легенда гласила, что сам Генрих VIII ездил сюда покупать лошадей, и именно в Гринборо приобрёл великолепную пару скакунов для Анны Болейн, когда та ещё не была королевой. Правда это, или нет, выяснить было невозможно, но то, что и по сей день в деревушку ежегодно стекались торговцы всех мастей, сомнений не оставалось. И чего только здесь не найдёшь! Деревянная посуда ручной работы, ткани и украшения из полудрагоценных камней, одежда и обувь, домашняя утварь и восточные сладости, привезенные ирландскими перекупщиками с берегов Османской Империи… Но главной достопримечательностью были лошади. Племенные, на любой вкус и кошелёк, они резво кружили в деревянных загонах в то время как ушлые продавцы заманивали покупателей, расхваливая товар, клятвенно уверяя, что именно у них самые лучшие скакуны.

Богачи и бедняки, арендаторы и землевладельцы расхаживали меж палаток и загонов, присматривались, торговались, а, бывало, что и ругались, не доходя едва ли до драки – горячий ирландский нрав проявлялся здесь во всей красе.

Одни приходили с целью купить, другие поглазеть, третьи поболтать да посплетничать… Ярмарка была не просто местом, где продавали и покупали – это было место встречи, отдыха и общения.

Эффи с мужем и свёкром явились сюда за всем сразу – Томас и Клиффорд-старший присматривали лошадей для охоты, а Эффи в компании Маргарет и Грейс коротала время в одном из шатров за бокалом глинтвейна.

День выдался студёным и ясным – мелкий снежок, выпавший поутру, ещё не успел окончательно растаять, блестел и переливался в непривычно ярком осеннем солнце.

Миссис Болтон демонстрировала купленное по сходной цене испанское кружево, которым собиралась украсить платье, то самое, в котором планировала явиться на рождественский бал.

– Дамы, – к их столику подошёл Чарльз Хокли, – позвольте угостить вас отменным вином, – он поставил перед ними серебряный поднос, – берите ваши бокалы и идём к загону. Там сейчас начнётся аукцион. И, ставлю пятифунтовик, нас ждёт что-то чрезвычайно интересное.

– Надеюсь, мой дорогой муж не потратит половину нашего состояния, как это было в прошлом году, – усмехнулась Маргарет. Азартный нрав мистера Болтона давно стал местной притчей во языцех.

У загона толпился народ. Томас с отцом заняли места в первых рядах. Седовласый мужчина в шляпе цилиндре и черном расстёгнутом пальто стоял за трибуной и громко призывал всех включиться в гонку. Две белые, с крапчатыми боками кобылки и пегий жеребец ушли сразу – стартовая цена в двадцать гиней в итоге не превысила и шестидесяти за голову. Томас не участвовал, его интерес был сосредоточен на чёрном двухлетнем скакуне, гордо ожидавшего своей очереди. Эффи достаточно разбиралась в лошадях, чтобы понять и разделить выбор мужа – жеребец был прекрасен. Настоящая ирландская порода, воплощение мощи и грации, он стал бы гордостью даже самого искушённого владельца.

– Тебе нравится? – спросил Томас.

Эффи кивнула:

– Он великолепен, но я не променяю свою Артемиду даже на королевского скакуна. Да и не думаю, что мы с ним поладим, – она задумчиво посмотрела на жеребца, – а вот тебе наверняка подойдёт.

– Что ж, – заключил Томас, – тогда он будет моим.

Торги начались.

– Тридцать гиней! – зычно провозгласил организатор и ударил молотком, – стартовая цена тридцать гиней!

Томас ждал. Он знал, что нет смысла включаться в гонку в самом начале.

– Тридцать пять гиней! – донеслось из толпы.

– Сорок гиней! – вторил следующий.

Через несколько минут сумма возросла уже до шестидесяти.

– Шестьдесят две гинеи, – Томас, наконец, решил, что пришло время.

Повисла тишина. Сумма была не заоблачной, но уже не всякому по карману и несколько участников покинули игру.

– Шестьдесят две гинеи раз! – крикнул организатор.

Хокли отпил вина и зевнул.

– Кажется, я ошибся. Это даже как-то скучно. Помню, в прошлом году здесь кипели шекспировские страсти.

– Шестьдесят две гинеи два!

Томас полез за кошельком.

Чарльз похлопал друга по плечу:

– Повезло тебе сегодня, Клиффорд.

– Шестьдесят семь гиней.

Эффи вздрогнула и едва не выронила бокал. У противоположного конца загона стоял Оливер.

Томас нахмурился, окинул соперника недоумённым взглядом и посмотрел на Чарльза. Стоящие вокруг любопытные наблюдатели заметно оживились. Организатор хитро улыбнулся.

– Итак, у нас новый игрок. Шестьдесят семь гиней раз!

– Семьдесят гиней! – Томас не собирался сдаваться.

“Что он делает?” Эффи вцепилась в ограждение. Сердце её отчаянно колотилось. Такая сумма значительна даже по меркам не бедного человека, что уж говорить о простом арендаторе?

– Восемьдесят три.

– Наверняка пьяный, – хмыкнул Клиффорд-старший, насмешливо разглядывая О’Брайена.

Но Оливер не смотрел ни на Уолдена, ни на Томаса, его взгляд был прикован к Эффи. Она яростно сжимала бокал и едва сдерживалась. “Прекрати!”, хотелось закричать ей, но сделать этого Эффи не могла.

Томас деликатно закашлялся, с трудом сдерживая смех.

– Девяносто и покончим с этим, – снисходительно сказал он, – моя жена замерзла и хочет есть.

Даже с такого расстояния Эффи видела, как заиграли желваки на лице Оливера.

– Девяносто пять.

К загону стекался народ. Разговоры стихли, только шепотки прокатывались по толпе. Некоторые косились на О’Брайена и даже показывали пальцем.

– А этот молодой человек определенно не привык сдаваться! – организатор потряс указательным пальцем. – Уважаю, уважаю…

– И этот народ ещё хочет получить независимость… – Клиффорд-старший сокрушённо покачал головой.

– Девяносто пять гиней раз!

– Сто тридцать! – почти закричал Томас, которому было уже не до веселья.

– Ты уверен, что тебе так нужна эта лошадь? – Эффи не теряла надежды остановить это безумие.

– Уверен, – неожиданно резко ответил он и добавил уже мягче, – надо же, в конце концов, проучить этого идиота. Ты согласна?

– Это ребячество!

– Ступай, выпей вина вместе с Грейс, – посоветовал Томас.

– Сто тридцать гиней раз!

Эффи посмотрела на Оливера. Он не был пьян, но взгляд его горел огнём. Эффи прожигала его глазами, точно пыталась передать мысли на расстоянии. “Прекрати это. Пожалуйста, прекрати”. Она видела, Оливер всё понимал, но отступать не собирался.

– Сто пятьдесят гиней!

Даже организатор, немало повидавший на своём веку, изумлённо притих. Оливер стоял в центре толпы, глазевшей на него так, словно он предстал перед ними, в чем мать родила. Грудь вздымалась от тяжёлого дыхания, с губ срывался пар.

– Сто пятьдесят гиней раз!

– А мне нравится этот парень… – уважительно сказала Грейс, – он, конечно, безумец, но хорош, зараза.

Стоящие дамы недовольно фыркнули, услышав слово “зараза”, но Грейс было всё равно.

– Так, значит, мне надо стать безумцем, чтобы ты наконец полюбила меня? – задумчиво протянул Чарльз.

– Ты опять за своё, Чарльз Хокли… – Грейс устало закатила глаза, хотя без сомнения осталась довольна.

– Сто пятьдесят гиней два!

– Идиот. – Заключил Томас.

– Сто пятьдесят гиней три! Продано! – молоток ударил по трибуне. – Поздравляю, молодой человек!

Деревянной походкой, на негнущихся ногах Оливер подошёл к организатору и отдал ему кисет. Мальчишка-конюх вывел жеребца из загона и передал О’Брайену поводья.

– Держите, сэр.

Зеваки, поняв, что представление окончено, начали расходиться. Томас убрал кошелёк во внутренний карман пальто, поправил шляпу и взял Эффи под руку.

– Идём, дорогая. Ты наверняка замёрзла.

Она послушно двинулась за ним, напоследок оглянувшись. Оливер так и стоял у загона, глядя ей вслед, пока жеребец заинтересованно обнюхивал нового хозяина, легонько толкая его в плечо блестящей мордой.

– Вот пусть теперь попробуют попросить отсрочки платежа, – хмыкнул Клиффорд-старший, когда они уже сидели в экипаже.

За всю дорогу Эффи не произнесла ни слова. Сто пятьдесят гиней. Этими деньгами можно оплатить два месяца аренды, купить круп и муки на зиму, три десятка кур или четырёх овец… И уж, конечно, этот жеребец, как бы хорош он ни был, стоил от силы девяносто гиней – хотя за такие деньги можно взять неплохую пару племенных лошадей из Англии или Шотландии. “Но если этот идиот, в конце концов, окажется на улице, клянусь, что и пальцем о палец не ударю”, думала она со злостью. Вот только Сару и Джеральда жаль – они-то в чем провинились?

Дома Оливера, как он и думал, ждал знатный скандал. Сара плакала, отвесила звонкую пощёчину и кричала, кричала… Джеральд голоса не повышал, но назвал идиотом, отчитал, заявив, что если они все окажутся на улице, Оливер может идти, куда глаза глядят вместе со своей “чертовой лошадью”.

– Завтра же отведешь коня на ярмарку и продашь, – сказал он. – А потом пойдешь к Клиффордам и попросишь прощения за свою глупость.

Оливер не пытался оправдываться, хоть и знал, что скорее пустит себе пулю в лоб, нежели отправится на поклон к Томасу и его заносчивому отцу. Он проклял себя в тот момент, когда передал организатору деньги, но было поздно. Злость затуманила его разум, а теперь он сидел в своей комнате, обхватив голову руками – потерянный, раздавленный и одинокий. Кому и что он хотел доказать? Себе? Эффи? Женщине, которую он любит, и которую сам же прогнал, убеждая себя в том, что всё это для её же блага? Томасу? Этому богачу, который виновен лишь в том, что ему повезло владеть той, что никогда не будет принадлежать ему, Оливеру? Но он не хотел владеть Эффи – это неправильно, когда один человек является собственностью другого. Он просто хотел быть с ней, и невыносимо было видеть её с другим, представлять, как Томас целует её, как они занимаются любовью, засыпают и просыпаются вместе… “Что ты можешь дать ей О’Брайен?” Ничего.

Пошатываясь, добрёл до зеркала и уставился в глаза собственному отражению. Оливер видел перед собой глупого, ничтожного человека, но кое-что он всё ещё мог сделать. Открыв нижний ящик колченогой тумбы, достал облупившуюся шкатулку. Внутри лежали деньги, его личные сбережения на “чёрный день”, который, судя по всему, настал. Оливер берёг их на другой случай, но выбора не осталось – он не простит себе, если из-за его выходки Сара и дядя останутся без крыши над головой.

– Вот, – О’Брайен швырнул на обеденный стол несколько купюр. – Сто пятьдесят гиней.

Хлопнув дверью, он вышел из дома. Ночь Оливер провёл у Финнигана.

========== Глава 17. Правосудие по-фениански ==========

Подготовка к рождественскому приёму отнимала почти всё её время. Ещё в первых числах декабря она выписала из Дублина десять отрезов алого и зеленого шёлка, что должны были украсить холл. Вместе с Мэриан и другими служанками разобрала старые коробки на чердаке, в которых хранились ёлочные игрушки и интерьерные украшения. Со смерти прежней леди Клиффорд они так и пылились в сундуках.

Эффи не хотела ударить в грязь лицом, тем более, что новость о грядущем вечере разлетелась по Гринборо в считанные дни. Она понимала, что от неё будут ждать соответствия бывшей хозяйке, имевшей репутацию одной из благороднейших леди в графстве .

Вместе с Мэриан Эффи составила примерную смету расходов и, вычислив окончательную сумму, покачала головой – не слишком ли для одного-единственного вечера?

– Не тревожься, о деньгах – успокоил её Томас, когда она представила ему свои расчёты. – Этот дом уже много лет не видел настоящего праздника… Мы в состоянии это позволить.

– Ну, как знаешь, – пожала она плечами. – Но если что-то изменится, обязательно дай мне знать. Не хватало ещё влезть в новые долги.

Томас не скрывал от неё бытовые вопросы, и с недавних пор Эффи взяла под контроль часть семейных расходов, внеся попутно кое-какие изменения – например, рассчитала прежнюю экономку, которая, как выяснилось, не брезговала присваивать хозяйские деньги.

В последние три недели их отношения снова понемногу налаживались. Захваченная приготовлениями, Эффи попросту не имела возможности думать о собственных переживаниях – насущные дела вытесняли мрачные мысли.

Несколько дней назад из Корка вернулась Лаура, и, соблюдая приличия, Эффи нанесла ей визит. Это далось ей нелегко, но дело было не только в формальностях – она искренне жалела девушку. В свете пережитого, прошлые обиды уже не имели значения, да и сама Лаура, приняла её тепло и без обычного сарказма. Эффи понимала, что дело не во внезапно вспыхнувшей симпатии – Лаура была сломлена. Сломлена морально и физически, и она хотела её поддержать. Сказала, что будет рада видеть её на рождественском вечере, на что Лаура обещала подумать. Этот визит не избавил её окончательно от угрызений совести, но всё же принёс некоторое облегчение.

– Ты стала настоящей леди Клиффорд-Холла, – сказал Томас, наблюдая за её приготовлениями. Он огляделся вокруг. – Мне даже кажется, что этот дом ожил с тобой.

Эффи подумала, что он сейчас снова заговорит о детях – вчера она слышала, как Клиффорд-старший обсуждал с сыном этот вопрос. “Твоя жена исполняет супружеский долг?” “Как часто это происходит?” Она едва удержалась от того, чтобы влететь в кабинет и поставить свёкра на место. К счастью, Томас не горел желанием обсуждать с отцом интимные вопросы и ловко перевёл разговор в другое русло. Но Эффи взбесило другое – Уолден говорил о ней так, словно она была племенной кобылой, основная задача которой произвести на свет здоровое потомство.

Конечно, рано или поздно ей придётся стать матерью, и время от времени она даже завидовала Маргарет Болтон, наблюдая, как та возится с трёхмесячной дочерью. Эффи хотела детей, но почему-то всё время откладывала этот этап.

Вопреки её опасениям, Томас заговорил о другом:

– Как ты смотришь на то, чтобы после Рождества поехать в Шотландию? Помнишь, я рассказывал тебе о своём троюродном брате? Так вот, он и его жена приглашают нас погостить у них пару-тройку недель. Что ты об этом думаешь?

– Я думаю это как раз то, что нам нужно.

Путешествия всегда помогали ей привести мысли в порядок. Да и перспектива какое-то время не видеть Клиффорда-старшего казалась весьма соблазнительной. Эффи вдруг поймала себя на том, что все эти недели почти не думала об Оливере – она по-прежнему любила его, но за насущными делами эта боль оставалась где-то на краю подсознания. Значит, им и правда лучше уехать.

– Отлично. Тогда в первых числах января отправимся в путь, – улыбнулся он и поцеловал её в висок.

– А, может, сразу после Рождества? – предложила она. – Новый Год в дороге не так уж и страшно.

Томас удивлённо взглянул на неё:

– Тебе так не терпится уехать?

– Просто соскучилась по светской жизни, – ответила Эффи и подколола, – кое-кто же отказался брать меня в Дублин…

– Ну, перестань, – смеясь отмахнулся он. – Обещаю, летом поедем туда, куда захочешь. Хоть в Африку.

Эффи вновь сделалось стыдно. Томас из кожи вон лез, чтобы сделать её счастливой, закрывал глаза на то, что добрая половина мужей ни за что не потерпели бы, чувствуя при этом, что терпит поражение.

Иногда ей казалось, что она любит его – не той острой, безрассудной любовью, как Оливера, но другой – благодарной. Эффи никогда не испытывала к нему отвращения или неприязни, но ничто в Томасе – ни его дела, ни слова, не могли тронуть её сердца. Она принимала его ласки, делила супружескую постель и в Гринборо их считали идеальной парой, истинно викторианской четой, где жена дополнение своего мужа, но уж никак не самостоятельная личность.

– Значит, поедем в Африку, – Эффи рассмеялась.

***

Гленн Финниган только-только закончил ужин, когда в дверь постучали. Три коротких удара с промежутком в три секунды. Мужчина остановился, мгновенно подобравшись, поставил на место пустую кружку и вышел в коридор. Он не сомневался в том, кто был по ту сторону двери, но, тем не менее, осторожно сдвинул шторку и выглянул в окно. На крыльце темнели три знакомых силуэта. Финниган открыл дверь.

На пороге стояли Веспер, МакТаннер и О’Брайен. Изрядно продрогшие и запыхавшиеся, с остатками снега и дождя на одежде и волосах, они явно очень спешили сюда.

– Наши люди поймали их, – коротко сказал Оливер, игнорируя приглашение войти в дом, – они сейчас в старой церкви.

Гленн кивнул и снял с вешалки кожаный плащ:

– Сейчас вернусь, только ружьё захвачу.

Всё разрешилось даже быстрее, чем он ожидал. Финниган не сомневался, что рано или поздно его люди выйдут на след фенианцев-предателей, разгромивших имение Теренсов, но налётчики оказались ещё неосторожнее, чем он думал.

– Их взяли на Иствудской дороге, – сообщил Веспер по дороге на место, – всё это время мерзавцы не покидали графство, отсиживались на постоялом дворе на границе.

– Полагали, что успешно залегли на дно, – хохотнул Малкольм, – вот же дураки! Неужто, полагали, что смогут удрать?

Никто ему не ответил.

Старая церковь находилась на самой окраине Гринборо, и её задний двор с кладбищем упирался в границу леса. Лет сорок, если не больше, она стояла покинутой – стёкла в стрельчатых окнах частично отсутствовали, двери были выломаны, а фрески на стенах почти истёрлись. Из внутреннего убранства остался только алтарь да несколько чудом уцелевших скамеек. Всё, что представляло собой хоть какую-то ценность, растащили ещё во времена Картофельного Голода.

Даже днём это место производило тяжёлое впечатление, не говоря уже о ночи – легенды о блуждающих здесь призраках хоть раз да слышал каждый из жителей. Но среди явившихся не было склонных к мистицизму, да и волновало их сейчас совсем другое.

– Они внутри, – сказал Оливер, когда добрались до места.

Привязав лошадей, вошли внутрь. На старом алтаре тускло коптили две масляные лампы. В центре же, связанные по рукам и ногам, стояли на коленях трое налётчиков в окружении людей с ружьями, среди которых был и Чарльз Хокли.

При появлении Гленна они расступились. Не считая синяков и разбитых носов, пленники были невредимы – задержать их, судя по всему, не составило особого труда, и операция обошлась без нанесения увечий.

– Почему мы здесь? – хрипло спросил один из них, тот, что постарше.

Оливер помнил его. Брайан Смит, кузнец, живший в паре улиц от его дома. Лица двух других были знакомы ему лучше. Кимбол Мерфи и Джеффри О’Тул – пятнадцатилетний юнец, чья семья арендовала лачугу по соседству.

– А где бы вы хотели быть? – спросил Финниган, свирепо глядя ему в глаза. – Там, где тепло и безопасно? Там, где можно прокутить награбленное?

– Мы не грабили, – выплюнул Мерфи, – лишь взяли то, что у нас отняли.

Губы Финнигана сжались в тонкую нитку. Ярость душила его.

– Отняли? – медленно переспросил он. – Тогда скажи на милость, кого из ваших женщин изнасиловал старый Теренс, раз вы сотворили то же самое с его дочерью?

Гленн знал, кто надругался над Лаурой. Он перевёл взгляд на Смита, но тот лишь криво ухмыльнулся.

– Поделом этой английской сучке. Финн, дружище, мне чудится, или ты как-то слишком симпатизируешь нашим “друзьям”?

Оливер посмотрел на Гленна. Тот едва сдерживался, чтобы от души не пнуть Брайана по лицу, а тот, кажется, только этого и ждал.

– Значит, по-вашему, это и есть философия Братства? – уточнил Гленн. – Кто мы, Смит? Грабители, насильники, убийцы? Для этого ты пришёл к нам? Удовлетворить свою жажду крови? Ответь же, мне “друг”.

– Ирландия для ирландцев! – чуть ли не со слезами выкрикнул Мерфи.

– Ты не ирландец. – Оливер покачал головой. – Никто из вас.

Больше всего ему было жаль беднягу О’Тула. Мальчишка трясся, как осиновый лист и затравленно переводил взгляд с одного конвоира на другого. Губы его предательски дрожали.

– Вы предали нас, – заключил Хокли. – Предали Фенианское Братство.

– Да что ты можешь знать об этом, богатей? – рыкнул Смит. – Твоя задница в тепле, ты не знаешь голода, а вдовушка Честертон, небось, ещё и согревает твою постель по ночам. А скажи ведь, хороши они, эти английские кобылки? – ухмыльнулся он и развязно цокнул языком.

Терпение Хокли исчерпало себя. Оливер даже не успел толком понять, что произошло – раздался глухой удар, и Смит, охнув, завалился на бок. Мыча от боли, он корчился на полу, сплёвывая кровь и выбитые зубы. Совершенно не к месту Оливер вдруг подумал, что холостяк Чарльз и впрямь влюбился по уши.

– Отступникам нет прощения, – Финниган говорил, не скрывая сожаления, – а наказание за предательство только одно – смерть.

Все они: и пленники, и их стража знали, чем завершится эта ночь. Даже О’Тул, всё ещё не веривший, что его жизнь оборвётся через несколько минут, понимал – это конец. Оливер знал, что он тогда пытался отговорить Смита от надругательства, но согласился участвовать в нападении и убил дворецкого. Будь на то его воля, он, может, и отпустил бы беднягу с миром, но решения принимали Финниган и Хокли.

Один из фениев снял с предохранителя ружьё. В опустевшей церкви тихий щелчок показался неестественно громким. Мерфи стиснул зубы, Джеффри жалобно всхлипнул, и только Смит продолжал нагло ухмыляться.

– Подожди, – остановил Гленн.

Мужчина удивился, но ствол опустил.

–Дай его мне, – Гленн осторожно взял у него ружьё. – Держи, – он подошёл к Оливеру и протянул ему оружие. – Я хочу, чтобы это сделал ты.

О’Брайену показалось, что он ослышался, но Финниган стоял перед ним, держа ствол, и терпеливо ждал.

– Ты сомневаешься в моей верности? – Оливеру понадобились все его силы, чтобы голос прозвучал без дрожи.

– В верности нет, – Финн покачал головой. – Только в решимости. По себе знаю, как нелегко в первый раз нажать на курок, но так нужно.

Это не было проверкой на вшивость, но Гленн хотел, чтобы он прошёл “боевое крещение”, и троица предателей, без сомнения заслуживала смерти, вот только… Оливер не чувствовал, что способен отнять жизнь.

– У тебя доброе сердце О’Брайен, – сказал Финн, отведя его в сторонку, – это хорошо. Но в решающий час твоя рука не должна дрогнуть.

– Я понимаю, – ответил он, глядя туда, где ждали своей участи осуждённые, – но Джеффри… – Оливер покачал головой, – он же ещё ребёнок. Кейн, Смит и Мерфи просто использовали его.

– Он нарушил кодекс, – отрезал Гленн. – Мы не убиваем гражданских, не насилуем женщин и не грабим дома. Если фениев будут воспринимать как разбойников, успеха нам не достичь. А их участь, – он кинул взгляд на пленников, – послужит уроком всем тем, кто играет не по правилам. – Тяжёлые ладони Финнигана опустились ему на плечи. – Если чувствуешь, что не в силах сделать это, так и скажи. Я всё устрою сам.

– Я могу, – коротко ответил Оливер.

Сглотнув, он принял ружьё из рук Финнигана. Ладони вспотели, а сердце заколотилось с удвоенной силой. О’Брайен понимал, что не может позволить себе утратить доверие Гленна и других братьев, но как же страшно это было! Он много размышлял о восстании, не сознавая до конца , что именно, представляет из себя война. Знал, что рано или поздно ему придётся убивать, но думать и делать – разные вещи.

Остальные члены Братства разошлись, и Чарльз сочувствующие похлопал его по плечу:

– Постарайся попасть в голову или в сердце, – посоветовал он. – Так быстрее.

Пленники стояли на коленях, глядя ему в лицо. Теперь ясно, почему перед казнью осуждённым завязывают глаза – выдержать этот взгляд невозможно. Они смотрели ему в глаза и видели в них собственную смерть. Оливер был их палачом.

Он не хотел убивать, и в тот момент сочувствовал им всем, за исключением, разве что Смита, злился на Гленна и самого себя. Финниган легко мог бы сделать это и сам, но выбрал его, Оливера. Он знал, что если откажется, никто его не убьёт его и даже не осудит, но доверие будет потеряно.

– Что, парень, кишка тонка? – ухмыльнулся Брайан. – То же мне, фенианец…

“Я должен это сделать. У меня нет выбора”.

Мерфи стиснул зубы и набрал полную грудь воздуха, словно пытаясь надышаться перед неминуемой смертью.

– Я готов, – коротко сказал он.

О’Тул не выдержал – беззвучно заплакал. Глотая слёзы, он, сбиваясь и заикаясь, бормотал молитву.

У Оливера задрожали руки. Он направил ружьё на Смита и закрыл один глаз, прицеливаясь. Голова. Сердце. Вздохнув, он крепче сжал приклад. Нельзя допустить, чтобы из-за его трусости эти несчастные умерли в муках, если он промахнётся.

С облупившихся стен на него укоризненно глядели Святые, ропща на богохульника, что дерзнул пролить кровь в Доме Божьем. Оливер никогда не считал себя истово верующим, да что там – даже в церковь не ходил, но в окружении печальных лиц ему стало нехорошо.

Неужто, он и, правда, способен на это? Остановить чьё-то сердце, оборвать одной пулей, будто кто-то дал ему право решать, кому жить, а кому умирать.

“Один выстрел, пожалуйста, один выстрел…”, читалось в обречённом взгляде О’Тула. Оливер направил на него ружьё.

– Прости меня, Джефф.

О’Брайен стиснул зубы и нажал на курок. Прогремел выстрел, а вскоре за ним ещё два.

========== Глава 18. Клетка ==========

– Разве разрешение семейных споров арендаторов не входит в обязанности леди Клиффорд-холла? – Эффи наклонилась вперед, упираясь пальцами в полированную крышку стола. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, мистер Клиффорд.

Внешне она оставалась решительной и невозмутимой, но внутри дрожала как листок на ветру. Прежде ей не доводилось вступать со свёкром в открытый конфликт.

– Когда дело касается финансовой стороны вопроса, – Уолден впился в неё взглядом, и в глазах его плескался едва сдерживаемый гнев, – то женщине надлежит не вмешиваться. – Он выдержал короткую паузу, – Именно так и поступают добропорядочные жёны.

Эффи понимала, что разумнее всего сейчас будет отступить и попросить прощения, но обострённое чувство справедливости не позволило ей сделать этого.

– Я вступилась за женщину, что десять лет страдала от мужа-садиста, – медленно проговорила она, – страдала не потому, что ей это нравилось, а потому, что попросту не имела возможности уйти. И я дала ей эту возможность.

Две недели назад к ней пришла миссис МакМайкл, супруга констебля и, давясь слезами, умоляла помочь. Рой исправно колотил её два-три раза в неделю, запирал дома и не давал возможности написать родственникам в Шотландию. И в один и дней, когда муж отбыл на службу, бедная женщина выбралась через окно и прибежала в Клиффорд-Холл.

Эффи, выслушав её историю, распорядилась выделить миссис МакМайкл двести пятьдесят гиней и предоставить один из пустующих домов, куда женщина уже на следующий день перебралась вместе с детьми. Кроме того, Эффи помогла миссис МакМайкл составить заявление и отправить его в местный суд – таким образом, бывшие супруги находились сейчас в стадии бракоразводного процесса.

Возможно, если бы на месте МакМайкла оказался какой-нибудь деревенский пьянчуга, Эффи отделалась бы очередным неодобрительным выговором от свёкра, но констебль был давним другом Клиффорда-старшего, и вроде бы даже помогал Уолдену проворачивать какие-то мелкие аферы.

– И какую такую возможность, позволь уточнить? – он криво усмехнулся. – Провести остаток дней с позорным клеймом разведённой женщины? По-твоему, это благородный поступок?

– МакМайкл издевался над женой десять лет, – сквозь зубы процедила Эффи, – оскорблял, унижал, избивал ногами… Известно ли вам, мистер Клиффорд, что по милости этого, с позволения сказать, человека, у неё случились два выкидыша?

Она понимала, что откровенно вредит себе, но вместе с тем чувствовала свою правоту, пусть даже это и грозило ей серьёзными неприятностями.

– Ты полагаешь, что за это время изучила местную жизнь и наши обычаи, – Клиффорд-старший, наконец, взял себя в руки, что вовсе не означало, уступку, – так вот, Эффи, смею тебя разуверить: это не так.

Она понимала, что Уолден, при всём его изощрённом уме, не мог привести разумных аргументов в свою пользу и перешёл в атаку.

– Выходит, в Гринборо, колотить своих жён в порядке вещей? – холодно осведомилась Эффи. – Со своей супругой вы так же поступали, мистер Клиффорд? – она нашла в себе силы не отвести глаз.

Уолден посмотрел на неё так, словно хотел ударить.

– Очевидно, мой сын слишком мягок с тобой, – процедил он, сверля её полным ненависти взглядом, – а я ошибся, когда полагал, что ваш брак станет хорошим решением.

Терять Эффи было уже нечего.

– А вот Томас считает иначе, – ласково ответила она. – И я очень рада, что он не похож на вас.