Текст книги "Эффи Стенхоуп (СИ)"

Автор книги: Виктория Лейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Эффи!

– Здравствуй, Томас, – она села в кресло. – Присаживайся.

Он не двинулся с места. Стоял и не мог оторвать взгляд. Ревность, злоба, вина и ощущение собственного бессилия разрывали его на части.

– Как ты?

Пару секунд Эффи смотрела на него и, казалось, вот-вот истерически рассмеется, но сумела взять себя в руки.

– Сегодня меня не обливали холодной водой и дали одну таблетку вместо двух, – улыбнулась она. – А тут еще и визит моего дорогого супруга. Отличный день.

– Я не хотел отправлять тебя сюда, – Томас устало опустился в кресло и потер лоб.

– И все же я здесь.

– Ты не оставила мне выбора. – Ее спокойствие сбило его с толку и все заготовленные слова вылетели из головы.

– Выбор есть всегда, Томас, – Эффи грустно усмехнулась. – Свой ты сделал. И не говори, что так велел твой отец. Ты хотел меня наказать, признай и хоть раз в жизни поведи себя как взрослый мужчина.

Ее слова больно ударили по самолюбию, но он пришел сюда не для того, чтобы ругаться с ней.

– Я заберу тебя домой, – сказал Томас, наблюдая за ее реакцией, но в глазах Эффи не отразилось ни радости, ни благодарности.

– И на каких же условиях? – спросила она, точно они заключали сделку.

– Если ты будешь вести так, как полагается достойной жене.

По дороге в лечебницу Томас не сомневался, что домой вернется уже вместе с женой и даже распорядился подготовить комнаты к ее прибытию. Конечно, она согласится, ведь выбора у нее нет.

– А мой муж повел себя достойно, когда упрятал меня сюда? – с вызовом спросила Эффи.

– Ты сама во всем виновата! – воскликнул он. – Если бы ты не спуталась с этим фенианским отродьем…

Каждую ночь, закрывая глаза, Томас представлял жену в объятиях О’Брайена. До этого момента он не думал, что, оказывается, хорошо помнит его лицо – в Клиффорд-Холле Оливер почти не появлялся, но, память, как выяснилось, штука коварная. И стоило лишь подумать, как они с Эффи… Воображение рисовало самые отвратительные, развратные картины, и в такие моменты он думал, что застань их на месте преступления, верно, убил бы обоих.

– А если бы это был кто-то другой? – Эффи тяжело дышала, но все еще держала себя в руках, и Томас, как бы ни был он зол на жену, не мог не восхищаться ее силой воли. – Если бы это был не крестьянин, а «благородный» джентльмен, – она намеренно сделала упор на слове «благородный», но из ее уст это прозвучало как издевка. – Тебя не столь душит сам факт моей неверности как то, что я, по твоему мнению, вляпалась в грязь. Ты ведь именно так считаешь, да? Скажи мне, Томас.

– Да! – зло выкрикнул он. – В чем он лучше меня? В чем, Эффи! – Томас схватил ее за плечи и от души встряхнул.

– Отпусти! – она дернулась и кое-как вырвалась из его хватки. – И не смей больше ко мне прикасаться.

– Ты. Моя. Жена, – процедил он сквозь зубы, сжимая ее руку так, что Эффи шикнула от боли. – И я имею право прикасаться к тебе, независимо от того, нравится тебе это или нет. – Томас все же отпустил ее руку.

В глазах Эффи появился страх. Она отступила на несколько шагов.

– Вот тебе и ответ, Томас. Ты видел во мне лишь вещь, собственность, которой можно распоряжаться по своему усмотрению. Но я человек. И то, что я родилась женщиной, не делает меня хуже.

– Хочешь сказать, этот ирландец видит в тебе человека? – его начал душить истерический смех. – Думаешь, он любит тебя? Нет. Ты просто-напросто его шлюха.

Томас даже не успел понять, что произошло. Жгучая боль обожгла щеку, а в глазах Эффи плескалась столь откровенная злоба, что не по себе стало уже ему. Она ударила его. Его Эффи. Странно, но это отрезвило. Миг спустя, показавшийся им обоим вечностью, Эффи, осознав, что только что сделала, отдернула руку. Смотрела на него испугом, ожидая ответной пощечины, но Томас лишь измученно опустился в кресло.

– Ты ведь знаешь, кто отец твоего ребенка? – спросил он.

Томас и сам это знал. Последнее время они ночевали в разных комнатах, и ответ был очевиден.

– Знаю.

Если бы она раскаялась, если бы попросила прощения, сказала, что забудет своего любовника и вернется к мужу, Томас простил бы ее.

– Скажи, что не любишь его! – крикнул он, вскочил с кресла и схватил ее за плечи. – Скажи, что это были лишь похоть и скука! Ну, же! Говори! Оправдывайся! Я поверю тебе!

Эффи понимала, что это ее шанс выбраться отсюда, и, возможно, единственный.

– Я люблю его.

Услышать это оказалось еще больнее, чем узнать, что она носит под сердцем ребенка от другого мужчины.

– Ты останешься здесь, – зло бросил Томас и оттолкнул ее. – До тех пор, пока я не сочту нужным забрать тебя. Если я сочту нужным. – Он направился к выходу и уже в дверях обернулся. – А когда твой выродок появится на свет, я отдам его в работный дом.

Томас ушел, хлопнув дверью, и оставшись в одиночестве, Эффи сползла по стене и схватилась за голову.

***

Уолден Клиффорд стоял у окна и глядел вдаль, но мысли его были далеко от происходящего во дворе. На столе лежал распечатанный конверт с лондонским адресом а в руках мужчина держал письмо. После того, как невестку увезли в лечебницу, он сделал все, чтобы это осталось тайной. Уолден знал, что от Грейс трудно что-либо скрыть, ровно, как и то, что сестра очень привязана к Эффи, но и здесь он нашел выход. Слуга доставил леди Честертон письмо от имени невестки, в котором она сообщала, что больше не может ждать и уезжает в Дублин одна. Конечно, вскоре правда неизбежно открылось бы, но к тому моменту Грейс уже будет в столице, и он, Уолден, найдет способ удержать ее. Когда ему сообщили, что дело сделано, он выдохнул с облегчением, решив, что все улажено, но, как вскоре выяснилось, упустил кое-что важное. Мэриан, та самая компаньонка Эффи, будь она проклята, которую он уволил еще в начале весны, каким-то образом прознала о случившимся и отправила срочную телеграмму в Лондон. Мистер и миссис Стенхоуп были в ярости, впрочем, ничего другого Уолден и не ждал. Элинор тотчас послала ответную телеграмму, требуя от брата немедленно вернуть дочь домой, и не в Гринборо, а в Англию и угрожала серьезными проблемами. На памяти Клиффорда это был первый раз, когда сестра общалась с ним в подобном тоне. Но, как бы там ни было, Уолден не собирался вести с ней разговор, и уж тем более, отступать от задуманного. Эффи хоть и была дочерью Элинор, но более не принадлежала ей, и ни о каком возвращении в Англию не могло быть и речи. Такого позора для своей семьи он не допустит.

Клиффорд отхлебнул виски и швырнул телеграмму в камин.

***

Домой Томас вернулся в расстроенных чувствах. Он был невероятно зол на Эффи, но вместе с тем его душило чувство вины. Она не любила его, и сама это говорила, но Томас помнил и то, как Эффи пыталась наладить их совместную жизнь. Вспоминал, как прогнал ее, когда она явилась к нему в кабинет в одном лишь халате на голое тело; как пыталась говорить с ним о своих интересах, а он только отмахивался и много других незначительных на первый взгляд моментов, которым не придавал значения. Все это время Эффи пыталась достучаться до него, найти точки соприкосновения, но каждый раз оказывалась перед запертой дверью. Томас любил ее, но понимал, что своим неумением строить отношения, болезненной зависимостью от воли отца и инфантильностью с каждым днем все больше отдалялся от жены. Эффи кипела жаждой жизни, задыхалась в мрачном великолепии Клиффорд-Холла, и он, Томас, единственный, кто должен был стать ей поддержкой, отвернулся от нее. И не он ли сам толкнул ее в объятия в О’Брайена? При мысли об Оливере его лицо исказилось ненавистью – скорей бы этот фений оказался на виселице, где ему самое место.

«Я заберу ее отсюда. Все кончится, и мы уедем в Уэльс». Да, они уедут. Томас, конечно, не собирался воспитывать чужого ребенка, но был готов позволить Эффи иногда видеться с ним. Может быть, раз или два в год.

– Она смирится, – в комнату зашел Уолден. – У нее нет выбора, и очень скоро Эффи это поймет. До родов она останется в лечебнице, нельзя допустить чтобы кто-то узнал о ее беременности, а потом… Знаешь, даже хорошо, что так вышло. Так нам будет легче держать ее в узде. Если она хочет, чтобы у ее выродка была относительно благополучная жизнь, пусть ведет себя как полагается. Донеси это до нее, Томас.

– Уходи, – не поворачиваясь, ответил он. – Я хочу побыть один.

Прежде, чем Уолден успел ответить, в дверь постучали.

– Да? – Клиффорд-старший недовольно посмотрел на дворецкого, робко заглянувшему в кабинет. – Я, кажется, просил нас не беспокоить.

– Простите, лорд Клиффорд, – смутился слуга, – Но, пришла посетительница. Мисс Лаура Теренс.

Уолден устало закатил глаза:

– Только ее здесь не хватало. Ну, да ладно. Впусти ее. – Он снова повернулся к сыну. – Договорим позже. – И с этими словами вышел из кабинета.

Лаура ждала в холле. Она сидела на кушетке, грациозно попивая поданный горничной домашний лимонад с мятой. Ее золотистые волосы были уложены в простую, но элегантную прическу, да и голубое платье было скромного, но очень изящного покроя и явно из дорогой ткани. Вместо привычных вычурных и безвкусных драгоценностей тонкую шею украшали жемчужные бусы. От наблюдательного взгляда Уолдена не укрылось, что Лаура очень стремилась походить на Эффи.

– Доброго вечера, мисс Теренс, – вежливо поприветствовал он. – Рад видеть вас в нашем доме. Желаете вина или шампанского?

– Спасибо, сэр, – Лаура скромно опустила глаза, – но ничего не нужно. Ваша горничная уже принесла мне напиток. Благодарю за гостеприимство.

– Как ваши дела? – соблюдая формальности, поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, ибо вопрос его не подразумевал, перешел к делу. – Вы, наверное, к Томасу? Он ждет вас в кабинете.

Клиффорд проводил девушку взглядом, и, дождавшись, пока за ее спиной закроется дверь, презрительно фыркнул. Он прекрасно знал, с какой целью она явилась сюда, но не опасался – никакой угрозы Лаура не представляла.

– Здравствуй, Томас.

Он повернулся. Меньше всего ему сейчас хотелось говорить с кем-либо, а тем более, с ней.

– Здравствуй. Проходи, садись, – Томас указал на кресло возле камина, а сам занял место напротив. – Принести тебе чего-нибудь?

Здесь, в кабинете Лаура чувствовала себя увереннее.

– Да. Можно вина или бренди.

Он встал с кресла и взял с каминной полки открытую бутылку ирландского виски и два бокала.

– Это сгодится? Знаю, ты не любишь ирландцев, как, впрочем, и я, но, согласись, виски у них отменный.

– Пожалуй, одно из немногих их достоинств, если не сказать единственное, – кривовато улыбнулась она.

– Послушай, я… – Томас, конечно, не мог забыть, что сделали с ней фении и теперь чувствовал себя виноватым. – Прости меня.

– Все в порядке, – Лаура мягко улыбнулась и чуть наклонилась вперед. – Я уже оправилась, насколько это возможно. Но я пришла поговорить не об этом. – Она вздохнула. – Ты не злишься на меня?

– За что?

– Ну… то письмо, которое я прислала твоему отцу, насчет Эффи и этого… как его?

– О’Брайен, – бросил Томас, и в лице его скользнула злоба.

– Ну, да. Ты ведь знаешь, почему я это сделала. Явно не потому, что заботилась о репутации вашей семьи.

Томас посмотрел на нее с удивлением. Обычно Лаура имела свойство притворяться, делать вид, что желает всем добра, а на деле преследовала свои цели. Сейчас же на ней не было масок.

– И даже не потому, что ненавижу твою жену. То есть, я ее, конечно, ненавижу, но не так сильно, как все думают.

Томас протянул ей бокал и, вздохнув, опустился в кресло.

– Не важно, каковы были твои цели, Лаура. Я не держу на тебя зла. Но, знаешь, сейчас мне кажется, что лучше бы я ничего не знал.

Она в два глотка осушила бокал и дрожащей рукой поставила его на столик.

– Так, значит, я зря пришла сюда?

Лаура с самого начала ни на что не надеялась, но чувствовала, что должна использовать этот последний шанс, пусть даже это и не принесет ей ничего, кроме унижения и разочарования. Но так она хотя бы будет знать, что попыталась. Видимо, не зря говорят, что на чужом несчастье счастья не построишь.

– Нет, не зря. – Томас взял ее руку. – Ты сказала правду, а это дорогого стоит. – Он вздохнул. – Но я ничего не смогу тебе дать, Лаура.

– Я понимаю.

Она встала с кресла и направилась к двери.

– До свидания, Томас.

========== Глава 26. Побег ==========

На вторник было назначено второе слушание по делу О’Брайена и других фениев. Ничего нового не произошло – те же вопросы, яркая обвинительная речь прокурора и равнодушный судья. Даже публика в зале собралась та же самая – Оливер увидел, как минимум десяток уже знакомых ему лиц зевак. Но все же положение его немного улучшилось – Чарльз Хокли, которого судили отдельно, нанял для «братьев» адвоката-американца, что вызвало ярое недовольство прокурора, поскольку все знали, что за океаном немало сторонников фениев, и именно оттуда Братство получает оружие и финансирование. Спонсорами выступали американцы, всегда недолюбливавшие англичан, а также ирландцы-иммигранты, которым повезло сколотить в Штатах капитал. Многим это казалось странным – зачем отдавать кровью и потом заработанные деньги в страну, которую ты покинул много лет назад. Но далеко не все англичане понимали, что ирландец останется ирландцем, где бы он ни был: родная земля для него все равно что родная мать, и никогда, ни при каких обстоятельствах его сердце не перестанет болеть за ее судьбу.

– Я могу вытащить вас отсюда, мистер О’Брайен, – заверил его адвокат. – Не обещаю, что приговор будет оправдательным, поскольку, будем откровенны, дров вы наломали знатно, но в моих силах максимально смягчить наказание. При наихудшем раскладе вас вышлют из страны, в Австралию, но это не так плохо. Я был там и знаю, о чем говорю. В лучшем же случае… А я надеюсь, что именно так и случится, вы отделаетесь годом тюрьмы, а то и меньше. После чего я бы настоятельно рекомендовал вам навсегда покинуть Ирландию.

Оливеру хотелось верить словам адвоката. Мистер Симмонс выглядел человеком порядочным и ответственным, а еще, без сомнения знал свое дело – недаром ведь прокурор изменился в лице, когда узнал, кто станет новым защитником О’Брайена, вместо того бездельника, которого приставили к Оливеру лишь потому, что того требовал закон.

– Я знаю, что потребуется от меня, – вдохнул он. – Но не могу этого сделать. И дело тут не в клятве: у других членов Братства, которых так жаждут повязать англичане, тоже есть семьи, жены, дети, больные родители… Они не преступники, но, думаете, суду будет до этого дело?

– Я понимаю, вас Оливер, – Симмонс похлопал его по плечу. – И вижу, что вы человек совести. Я не обещаю, что смогу отговорить судью от этой затеи, но даю слово, что попробую найти другой выход.

Найти другой выход не получилось. Судья и обвинитель были непреклонны – им требовалась информация. Веспер и Финниган молчали, и Оливер знал, что они скорее добровольно полезут в петлю, нежели выдадут своих, а Хокли допрашивали всего один раз. Даже находясь под следствием, Чарльз оставался потомственным аристократом, и англичане опасались задевать интересы местной знати, на поддержке которой держалась британская власть в Ирландии.

Под конец слушания Симмонс произнес лаконичную, но яркую речь в адрес своего подзащитного, чем немало разозлил прокурора, который, как уже понял О’Брайен, ненавидел ирландцев просто за сам факт их существования. Судья-англичанин, к которому Оливер, как ни странно, проникся уважением, тем не менее наотрез отказался снять обвинения. Однако, кое-чего Симмонс все же добился: слушание, которое вполне могло закончиться для Оливера петлей, решено было продолжить.

– В данном деле еще, без сомнения, остались вопросы, – заключил судья, – а потому я объявляю о продолжении заседания. Дата и время будут объявлены позже. – Он ударил молотком по трибуне. – Слушание окончено, господа.

– Судья благоволит вам, – сказал Симмонс, когда после заседания вернулся в камеру вместе с Оливером. – Это хорошо. Значит, наши шансы возросли.

О’Брайен был благодарен американцу, но еще больше Грейс, которая все это устроила. Он знал, что леди Честертон недолюбливает его, но это уже не имело никакого значения. Благодаря ей несколько дней назад Оливера перевели в другую камеру – потеплее и с более сносной кроватью; кормили два раза в день, снабдили теплыми вещами и выпускали на прогулку. Он хотел отблагодарить ее, но за все это время они еще ни разу не увиделись.

– Я понимаю, к чему вы клоните.

– И? – Симмонс посмотрел ему в глаза. – Вы ведь не хотите, чтобы все старания ваших друзей оказались напрасными?

– Конечно, не хочу. И умирать не хочу. Но кем я буду, если выдам своих?

Прежде, чем Симмонс ответил, за спиной Оливера щелкнул замок.

– Умным и рассудительным человеком.

Он обернулся и увидел Грейс. Она стояла, сложив руки на груди, и пристально смотрела на него.

– Леди Честертон, – соблюдая приличия, Оливер поднялся и едва не опрокинул стол. – Я уже несколько дней хотел увидеться с вами и отблагодарить.

– Оставь формальности, – отмахнулась она и без малейшего признака брезгливости опустилась на грязную скамью. – Я считаю тебя хорошим парнем, но стараюсь не ради тебя, скрывать не стану.

– Это не важно. Я все равно благодарен вам. – Оливер замялся, но все же решился. – Скажите только одно, как там Эффи? Она в порядке?

По лицу Грейс пробежала тень.

– Что? – в голосе Оливера отчетливо прозвучала тревога. – Что с ней?

– Не знаю, – честно призналась Грейс. – Я уже неделю не получала от нее вестей. А последнее письмо было каким-то сухим. – Она с прищуром посмотрела на Оливера. – И это еще одна причина, по которой ты должен согласиться на требования судьи. Когда она уйдет от мужа, а, зная ее, я не сомневаюсь, что Эффи это сделает, ты будешь нужен ей. Нужен живым.

– Пусть остается с Томасом, – Оливеру было больно это говорить, но он думал о благополучии Эффи. – Даже, если меня оставят в живых, то какое будущее ждет ее со мной? Я не хочу для нее такой жизни.

– Я говорила ей тоже самое, – вздохнула Грейс, – но Эффи невыносимо упряма, и в этом вы двое стоите друг друга. Я бы сказала тебе, «откажись от нее, если любишь», но знаю, что она ни за что не откажется от тебя.

Оливеру было и радостно и больно слышать это, но он все же предпочел бы, чтобы Эффи вернулась к мужу. Так будет лучше для всех.

– А потому, – без церемоний продолжила Грейс, – не будь идиотом и сделай то, что говорит адвокат.

– Хокли вы сказали то же самое?

– Не сравнивай себя и его. Чарльз аристократ, и худшее, что ему светит, это штраф и год тюрьмы, причем в гораздо более сносных условиях. И даже если англичане отберут его дом и земли, у него есть недвижимость за океаном, ровно, как и счета в иностранных банках. Так что он может позволить себе такую роскошь, как молчание, а ты – нет.

Оливер понимал, что Грейс права. Тысячу раз права, черт подери, но…

– Мой ответ нет. И дело не верности Братству. Как вам известно, я уже не состою в нем, но я не хочу, чтобы хорошие люди оказались вот здесь, – он похлопал рукой по скамье. – Они не участвовали в набегах, не убивали людей, но суду не будет до этого дела. Их посадят, а их жены и дети отправятся в работные дома.

Грейс вздохнула.

– Видит Бог, я не хотела говорить тебе этого, Оливер, но ты не оставил мне выбора. – Она замолчала, собираясь с силами и наконец решилась. – Эффи ждет ребенка.

К такому повороту Оливер был не готов. Конечно, он знал, что теоретически это может случиться, но они с Эффи всегда были осторожны – так ему казалось.

– Она уйдет от Томаса, я знаю это. Посмотри мне в глаза, Оливер О’Брайен. Посмотри и скажи, имеешь ли ты право оставить ее одну. Но скажи это не мне, а своей совести.

– Мисс Честертон, я…

– Если твоя любовь к ней хоть чего-нибудь стоит, ты сделаешь правильный выбор. – Грейс не собиралась уговаривать его. – Подумай. А завтра я вернусь.

Вместе с адвокатом она вышла из камеры, и надзиратель громко захлопнул дверь. Оливер остался в одиночестве. Отчаяние завладело им.

***

Ночью в стенах лечебницы безысходность чувствовалась особенно остро. Было полнолуние, и некоторые из пациентов, подверженные влиянию лунных фаз, вели себя буйно. Эффи слышала вопли, доносящиеся и соседней палаты – ее соседка страдала сильнейшими припадками, и по ночам нередко бесновалась, рвала на себе волосы, кричала и сыпала проклятьями.

Сьюзан, чья палата находилась этажом выше, и с которой Эффи встречалась на прогулках, рассказывала, что когда Бесноватая Джейн только поступила сюда, то была вполне адекватной. В лечебницу женщину упрятал двоюродный брат, пожелавший стать единоличным владельцем семейного состояния.

– Какая же я дура, – вздохнула Эффи, глядя в окно.

Она могла бы сейчас быть в Клиффорд-Холле, пусть даже и под надзором, но там ее хотя бы не пичкали лекарствами и не подвергали ежедневным унизительным осмотрам.

«Доверьтесь мне, мисс. Когда придет ваш муж, сделайте все, чтобы он оставил вас здесь. Я помогу вам выбраться отсюда», заверил ее санитар Конноли, с которым Эффи успела подружиться, и она поверила ему. Поверила, не зная, даже его имени, не зная, почему он это делает – просто увидела что-то в его глазах, что убедило ее – так будет правильно. Но с момента их короткого разговора прошло уже четыре дня, и за все это время санитар даже не взглянул в ее сторону. Неужели, он хотел лишь поглумиться над ней? А ведь казался таким располагающим…

Она вздрогнула, услышав щелчок замка. Дверь с тихим скрипом отворилась, и в палату проскользнул Конноли.

– Все готово, леди Клиффорд, – шепотом сказал он. – Следуйте за мной, но только тихо.

Ей не потребовалось повторять дважды. Она бесшумно спрыгнула с подоконника на пол, сунула ноги в тапочки и последовала за Конноли.

Коридор был пуст. Лампы не горели, и единственным источником света была полная луна за окном. В ее молочно-белом сиянии окружающая обстановка казалась еще более жуткой, а они, словно призраки скользили в звенящей тишине.

– Почему вы делаете это? – она схватила его за руку, когда они оказались в одном из темных углов.

– Помните тот день, когда ваш муж привез вас в Гринборо? Констебль с помощниками хотели выселить из дома семью задолжавшего арендатора, а вы ему помешали. Это мы жили в том доме. И сейчас живем, благодаря вам. – Юноша улыбнулся. – Люди знают о вашей доброте, миледи. Знаете, как вас называют в округе? «Наша леди Клиффорд». Они любят вас. И я вас люблю, – заявил он простодушно. – И вся моя родня.

Эффи не знала всего этого. Конечно, она видела, что местные жители расположены к ней, но не могла и предположить, что настолько. Но Клиффорд-старший наверняка был в курсе, и, наверное, это еще одна из причин, по которой свекр невзлюбил ее. Он понимал, что теряет авторитет в глазах народа, а быть на вторых ролях, да тем паче за женщиной, Уолден не привык.

– Куда мы идем? – спросила Эффи, когда Конноли открыл дверь, ведущую в подвал, зажег керосиновую лампу и жестом велел следовать за ним.

– К черному ходу, – объяснил санитар. – Здание больницы построили сто двадцать лет назад, и раньше здесь находилась резиденция одного генерала, а он страсть как боялся набегов ирландцев, и построил тоннель, выводящий к реке.

Конноли отодвинул один из стеллажей, и Эффи увидела небольшую дверь, почти рассохшуюся от времени. Санитар тем временем достал из кармана халата отмычку и легко вскрыл замок.

Из темноты на них тотчас дохнуло холодом и затхлостью.

– Не бойтесь, миледи, – Конноли улыбнулся и ободряюще взял ее за руку. – Это совсем не страшно. Следуйте за мной.

Они шли минут пять. Конноли освещал дорогу лампой, но под ногами все равно сгущался мрак. Несколько раз Эффи спотыкалась и по собственным ощущениям в кровь разбила ногу.

Наконец свет выхватил металлическую дверь. Конноли снова ловко поработал отмычкой, и они вышли на улицу.

– Все в лучшем виде МакМайкл, – санитар поприветствовал мужчину в простой, но добротной одежде. – Теперь позаботься о том, чтобы леди добралась туда, где будет в безопасности.

Эффи окончательно растерялась. Да, у нее не имелось при себе ни денег, ни документов, но она рассчитывала добраться до дома Грейс, а там уж что-нибудь придумать. Конечно, это было бы первое место, где Уолден и Томас стали бы ее искать, но других вариантов не оставалось. А тут…

– Там у дороги стоит экипаж, – МакМайкл указал вправо. – А в нем одежда. Не Бог весть какая, конечно, но моя жена передала вам ее. Переоденьтесь пока, а потом я отвезу вас, куда скажете.

У нее защипало в глазах.

– Но Конноли… – Эффи обернулась на санитара и коснулась его руки, – вас же накажут!

– Не накажут, м’леди, – успокоил парень. – Сегодня даже не моя смена, и никто не знает, что я здесь.

– Спасибо вам! – в порыве чувств Эффи обняла парнишку.

– И вам, – улыбнулся он, явно смутившись, но вдруг сделался серьезным. – Позвольте дать совет: уезжайте как можно дальше. У вас ведь есть друзья, которые могут защитить вас?

Первая, кто приходила на ум – Грейс, но Эффи не получала от нее писем с того дня, как оказалась в лечебнице. Был ли тому виной Клиффорд-старший, или же она уехала в Дублин, Эффи не знала. Но в любом случае ехать к ней сейчас – не лучшая идея.

– Я могу отвезти вас в Корк и там посадить на корабль. Капитан одного торгового судна наш человек, и он позаботится о том, чтобы вы добрались до Англии.

Англия… За год с небольшим родная страна казалась ей сном. Слишком много произошло за это время. К тому же Эффи не была уверена в том, что родители согласятся принять ее. Было бы слишком легкомысленно рассчитывать на это, а она уже знала, какими последствиями может обернуться беспечность.

– Везите меня на вокзал, – сказала Эффи, после того как переоделась и вышла из экипажа. – Но сперва мне нужно отправить две телеграммы.

Комментарий к Глава 26. Побег

группа вконтакте – https://vk.com/lena_habenskaya

========== Глава 27. Сжигая мосты ==========

Она попросила ирландца вывезти ее за несколько миль от Гринборо и высадить на постоялом дворе. Ближайший оказался на выезде из деревушки Мэддел-Марш, где два раза месяц проводились ярмарки. Третья часть здешней земли принадлежала Клиффордам, и Эффи понимала, что останавливаться тут опасно, но «Гриффин Инн» был единственным ночлегом на сорок миль вокруг, так что выбирать не приходилось.

– Пожалуйста, доставьте это на почту и пошлите в Дублин, – Эффи передала ирландцу две записки.

Одна предназначалась Грейс, а вторая семейному адвокату в Лондоне. Эффи не была уверена, что леди Честертон получит послание, но если она покинула Гринборо, то, стало быть, находилась сейчас в Дублине и, скорее всего, остановилась в гостинице «Меррион» [1] – приезжая в столицу, она всегда выбирала именно это место. В сложившихся обстоятельствах Эффи могла рассчитывать не столько на собственные силы, сколько на удачу и покровительство высших сил, в которые никогда толком не верила, руководствуясь принципом «на Бога надейся, да сам не плошай».

Она зарегистрировалась под именем Кэтрин Давенпорт и велела управляющему купить билет до Дублина. Очевидно, фортуна действительно благоволила ей, ибо ближайший поезд отходил со станции уже следующим утром.

Ночь Эффи провела без сна – напряженно прислушивалась к звукам, доносящимся по ту сторону, и в каждом шорохе ей чудилось, будто это пришли за ней. Она не могла знать, как скоро в лечебнице обнаружат ее отсутствие, но надеялась, что это произойдет не раньше утреннего обхода, ведь в таком случае получится выиграть несколько часов и покинуть Мэддел-Марш прежде, чем Клиффорды бросят все силы на ее поимку.

Конечно, Дублин будет первым местом, где муж и свекр станут искать ее, но в столичном банке у нее имелся счет, а деньги сейчас были нужны как никогда, да и бросать Оливера на произвол судьбы Эффи не собиралась.

Ранним утром, наспех позавтракав, она прибыла на станцию, где села на поезд.

Дорога до столицы заняла четыре дня. Каждый раз, когда состав останавливался на очередной станции, и пассажиры выходили на перрон – кто покурить, а кто просто прогуляться, Эффи оставалась в купе и напряженно смотрела в окно, вглядываясь в толпу. Ее соседки – средних лет женщина с двумя дочерьми, оказались на редкость разговорчивыми и за время пути рассказали Эффи всю свою жизнь. Она же отвечала на их вопросы крайне осторожно: представилась той же Кэтрин Давенпорт, круглой сиротой и что едет в Дублин повидать дальних родственников по отцовской линии.

До того дня Эффи никогда не путешествовала в одиночестве – да что уж там говорить – даже в Лондоне ходила на прогулку исключительно в обществе родителей или компаньонки, ибо приличная леди никогда не выйдет из дому в одиночку. Теперь же ей оставалось лишь нервно усмехаться – некоторое время назад Эффи еще много чего не могла представить, а сейчас просто брала и делала это. Было страшно, тревожно, но вместе с тем она чувствовала, как внутри просыпается сила. Сила, о наличии которой она раньше не подозревала. Осознание этого давало ей веру в себя – Эффи конечно не могла знать будущего, но знала другое, не менее важное – она может позаботиться о себе.

Сойдя с поезда, она увидела на станции Грейс. Эффи нашла ее не сразу – платформа кишела пассажирами и встречающими, тонула в клубах паровозного дыма и какофонии множества голосов. Но вот в людской толпе мелькнуло знакомое лицо, а через пару секунд ее окрикнул родной голос:

– Эффи!

Придерживая подол изумрудно-зеленого платья, Грейс быстрым шагом пробиралась через толпу. Несмотря на охватившее ее волнение, Эффи не сдержала усмешки, заметив на стройных ногах тетушки изящные, но слишком смелые туфельки, которые многие, верно, сочли бы неприличными.

– Я получила твою телеграмму вчера вечером, – Грейс заключила ее в объятия. – Правильно сделала, что приехала. – Она отстранилась и пристально посмотрела в ее лицо. – Боже… да ты бледна, как смерть! И похудела. Что они с тобой сделали?

– Все хорошо, – успокоила Эффи, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Она решила, что не время сейчас рассказывать о своих злоключениях. Главное, то, что она свободе. Она сбежала из лечебницы. До сих пор не верилось, что ей удалось провернуть такое, казалось бы совершенно невозможное предприятие. Эффи понимала, что ее очень скоро обнаружат, но теперь она знала, что делать. У нее был план.

– Я отослала телеграмму одному человеку и просила связаться с тобой.

Адвокат Джейсон Уолш был не только профессионалом в тонкостях законодательства, но и другом ее брата Джоанны Мальсибер, и Эффи знала, что стряпчему [2] можно доверять.

– Да, он прислал мне в записку в отель. – Грейс кивнула. – И сегодня в шесть мы встречаемся в «Доусоне» [3]. Эффи, – Грейс нахмурилась, – что ты задумала?