Текст книги "Золотое царство"
Автор книги: Виктория Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
– А покушать? – возопил кот, закатывая глаза. – Позавтракать забыли!
– Времени на то нет, – коротко ответствовал Вертодуб и отправился будить хозяина.
Вестрень просыпался туго, сопел и что-то недовольно бормотал, но Вертодуб был настойчив.
– Вставай, хозяин!
– Чего там? – слабым голосом протянул рыбарь, с трудом открывая глаза. – Что за нужда ни свет ни заря подыматься?
– Лодку твою надобно!
– А…
Вестрень встал с неохотой, надел старые заплатанные валенки и протопал на улицу. Вертодуб с Витомыслом отправились за ним, а стрелок тем временем загружал свой простой мешок кушаньями и яствами из мешка заветного. Преимущественно набирал он ржаной хлеб и сушеную рыбу – хранятся дольше, да и есть надежда, что кот не приест всего сразу. Отдельно Андрей сделал небольшой свежий запас из жареной птицы и мяса, который нужно было уничтожить до вечера, потому как еда скоропортящаяся, тем паче на такой жаре, даром что северные земли близко – с утра солнце так и печет.
– Все собрал?
В горницу заглянул Витомысл – лицо сосредоточенное, в руках весло – ни дать ни взять царский кормчий при исполнении.
– Все, – кивнул Андрей, плотно затягивая мешок, – теперь надобно нам еду беречь пуще глаза, а то Баян наш ненаглядный одним махом все запасы слопает.
– Не слопаю! – снова обиделся кот. – Я, чай, животинка не глупая, понимание имею!
– Где ж оно было, твое понимание, когда мы с той птицы навернулись? – спросил его стрелок. – У меня до сих пор синяки не прошли!
Кот вопрос проигнорировал и важно отправился к двери, высоко задрав хвост и нахально им помахивая.
– Есть у него совесть или нет? – в изнеможении обратился Андрей к Витомыслу за сочувствием, но тот проявил несвойственную дотоле черствость и вышел за дверь. Стрелок еще немного постоял посреди горницы, почесал затылок и пошел следом за товарищем.
Лодка, грузная и потемневшая от времени, стояла, ткнувшись носом в рыхлый песок. Была она невелика, борта сплошь испещрены глубокими отметинами, оставшимися, очевидно, от стычек с прибрежными камнями. Кое-где виднелись и заплаты, но что было всего хуже, так это то, что в самой лодке была небольшая пробоина, которую старый рыбак постоянно замазывал, но вода все равно понемногу набиралась в лодку.
– Это чего такое? – изумился Андрей, обнаружив на дне лодки довольно-таки внушительную лужицу. – Али она у тебя дырявая?
– Дырявая и есть, – кивнул Вестрень, – да вы не берите в голову. До Снежети доплывете – сам плавал, знаю, только дорогой вычерпывать придется. А так лодка ничего, крепонькая еще, не один годок послужит.
– Это как это не брать в голову? – Стрелок совсем рассердился. – А ежели потонем мы с твоей посудиной?
– Не потопнете, – строго сказал старик, пожевав губами, – говорю же, до Снежети в самый раз.
– Что делать будем? – обратился порядком растерявшийся Андрей к товарищам. – Неужто так и поплывем?
– А куда деваться, – развел руками Вертодуб, – отступать некуда!
– Эх, – неодобрительно покачал головой стрелок, – ну да ладно. Садимся, братцы. Весла где?
– У меня весла, – отозвался Витомысл, – только их всего два. Плыть не споро будем!
– Ну что поделать, – повторил стрелок, – уж как-нибудь, значит, придется.
Кот опасливо потрогал воду лапой, поежился, но вдруг смело прыгнул в лодку. Прыгнул первым, доказав тем самым молодцам и самому себе, что он тоже не лыком шит и храбрости ему не занимать. Андрей только хмыкнул, Витомысл улыбнулся:
– Смотрите, братцы, эвон как наш Баян разохотился! Еще, чего доброго, придется его выставлять от нас поединщиком, коли случай такой приведется! Вот только где бы меч эдакий махонький раздобыть?
Кота перспектива участвовать в двоеборье совершенно не радовала, но он и виду не подал, отвернулся куда-то в сторону и начал умываться лапой. Следующим в лодку залез Витомысл, совершенно не выспавшийся и потому чрезвычайно суровый. Вертодуб прыгнул за ним и до того оказался тяжел, что лодка немного осела и накренилась. Увесистый молодец смекнул, что близко к бортам держаться не следует, и сел ровно посередке, едва не наступив на хвост коту.
Андрей передал Вестреню волшебный мешок, отвесил хозяину низкий поклон и, вскинув на плечи потяжелевший дорожный тюк, забрался в лодку к товарищам. Вестрень поспешил опробовать приобретение, представив, каких огромных рыбин он может теперь добывать. Не без опаски сунул в мешок руку и вытащил за хвост такого увесистого леща, что даже ахнул. В жизни не доводилось старому рыбаку безо всяких усилий ловить эдаких чуд, посему всякие мысли о незваных гостях покинули его. Вестрень уселся поудобнее на речном бережку и начал сосредоточенно удить рыбу из мешка.
Лодка медленно плыла вперед, рассекая грудью речную гладь. Вертодуб единолично завладел веслами и греб что есть сил, на все корки ругая Золотинку.
– Это ж надо! – причитал молодец. – Все реки как реки, впадают себе в море, и всего делов! И только наши все через пень-колоду, все не как у людей… ну то есть как у других рек! С чего бы это нормальная река из моря начало брала? Нет, я всегда говорил, что в нашем краю и лешак ногу сломит! Теперь старайся вот, а все равно плывем, братцы, еле-еле! Ну разве это куда годится?
И он со злостью плашмя ударил веслом по воде, окатив и себя и товарищей ледяной водой. Больше всего досталось коту, который опрометчиво примостился у самого борта. Вымок, сердешный, весь, хоть отжимай, и таким вдруг показался жалким и несчастным, что проникся даже сам Вертодуб.
– Ты это, – виновато проговорил он, – извини, Баян, нечаянно оно вышло. Не хотел, право слово.
Мокрый Баян от изумления и ужаса слова вымолвить не мог, потому только смотрел на обидчика своими рыбьими глазами и часто-часто моргал.
– Извини, – еще раз сказал Вертодуб и сильнее налег на весла.
Задул сильный ветер, да такой, что путники моментально продрогли до костей и кутались в свои дорожные плащи. Хуже всего пришлось опять же коту, который на пронизывающем ветру совершенно окоченел и задубел, как мокрое белье на морозе. Витомысл сжалился над беднягой и закутал его в полу своего плаща. Коту от того радости было немного, разве что ветер больше не задувал в морду, а что в плаще, что без него – все равно холодно.
– Мерзну, – пожаловался он, и это было его первое сетование, не связанное с едой. Возымело оно странное действие – стрелок, привыкший, что ежели кот говорит ноющим тоном, то, стало быть, он голоден, залез в заплечный мешок и достал оттуда половину жареной перепелки.
– На, покушай.
На птичку налипли хлебные крошки, и вообще вид у нее был не очень аппетитный, однако кот возрадовался безо всякой меры и со всхлипом в нее вгрызся. Вертодуб, чувствующий себя крайне виноватым, облегченно вздохнул.
Ветер между тем с каждой минутой становился все холоднее, все пронзительнее, будто и не ветер вовсе, а огромная колючая сеть была протянута над водой. Река бурлила, волны то и дело норовили захлестнуть лодку, сквозь пробоину набиралась вода, да так, что молодцам все время приходилось ее вычерпывать. Пальцы костенели на пронизывающем ветру, зубы сами собой выстукивали дробь. Кот, живо справившийся с перепелкой, снова впал в тоску и искал утешения у вконец замерзшего Витомысла. тот засунул Баяна себе под рубаху и кот для чего-то перебирал там лапами, нещадно царапая голый живот своего спасителя.
– Да сиди ты уже спокойно! – не выдержал Витомысл. – Чего там шуруешь?
– Поудобнее устраиваюсь, – виноватым голосом отозвался кот из-под рубахи и, еще раз проведя по коже когтями, затих. Было ему тепло и сравнительно хорошо, в животе у Витомысла что-то таинственно урчало, наводя кота на приятные мысли о только что съеденной птичке.
Ветер утих, но было по-прежнему холодно, в довершение ко всему пошел снег. Крупные белые хлопья падали и падали, покрывая реку белым ковром. Снежинки, словно живые, лезли в глаза, рот, уши, путались в волосах, таяли и стекали за шиворот противными холодными струйками. У молодцев даже зубы стыли, тут не то что дробь выбивать – говорить и то сложно. Да и не о чем было разговаривать, не жаловаться же, в самом деле, на снег и стужу. Так, в полном молчании, прошел час, за ним другой. Снег тем временем пошел сплошной стеной, берегов не было видно, казалось даже, что лодка не плывет, а неподвижно стоит на одном месте. Одежда давно насквозь промокла и задубела, снег и тот таять перестал, он лежал на плечах и спинах холодной ледяной коркой. Молодцы и вовсе приуныли, Вертодуб знай только греб себе да греб, стрелок о чем-то натужно думал, а Витомысл сидел, понурившись, и смотрел в одну точку. Одному коту все было нипочем, давно уже свернулся он в уютный клубок и посапывал носом, видя, должно быть, чрезвычайно приятные сны.
Далеко за полдень решено было подкрепиться. Чтобы не снесло по течению обратно, Вертодуб пристал к берегу, положил весла, с наслаждением расправил усталые плечи. Стрелок достал из мешка хлеб и рыбу, раздал товарищам. Воду черпали прямо из реки и пили по очереди из щербатой кружки, которая нашлась у предусмотрительного Вертодуба. Хорошо было бы, конечно, глотнуть вина, наверняка удалось бы согреться, но стрелок захватил с собой всего один небольшой кувшин и решил приберечь его на крайний случай. Когда все доедали уже по последнему куску, проснулся кот, высунулся из-под рубахи, увидел, что опять едят без него, и поднял крик. Вылезать на холод ему совершенно не хотелось, как не хотелось и остаться голодным, потому он нещадно колотил лапами но животу Витомысла и нудно завывал на разные голоса. Дабы прекратить это безобразие, стрелок вручил Баяну кусок печеной рыбины и остаток своего хлеба. Кот милостиво принял еду и съел с жадностью все до последней крошки. Еще раз поглядел на всех жалостливо, убедился, что больше ничего не дадут, и, вздохнув, забрался обратно под рубаху. Отчалили.
Снова потянулись долгие часы посреди снега и холода. Стрелок сменил на веслах Вертодуба и теперь греб сам, с удивлением отмечая, что занятие это неплохо согревает. Вертодуб же сразу присоединился к Витомыслу, который сосредоточенно вычерпывал воду из лодки, да так быстро орудовал своей кружкой, что Витомысл только руками разводил.
– Не, брат, так дело не годится, – покачал головой Вертодуб, с трудом разгибая затекшую спину, – ежели до самого вечера воду черпать – к ночи живы не будем. Это дело как-то решить надо.
– Да как его решишь, – вздохнул Витомысл, – коли лодка дырявая!
– А вот как, – неопределенно проговорил Вертодуб, озираясь. – Эй, Андрейка, нет ли у тебя какого куска тряпки?
– Ие-а, – отозвался задремавший было стрелок, – у меня нет. А вот у него, – тут он показал рукой на шевелящийся живот Витомысла, – всякого добра невпроворот. Я его добро покидал к себе в мешок, а чего там, как – не разобрал. Глянь, коли хочешь.
– Угу, – кивнул Вертодуб и взял мешок из рук Андрея. Долго он там копошился, извлекая на свет самые различные вещи, зашиб руку о злополучное точило и наконец на самом дне обнаружил старый промасленный платок. Совершенно непонятно, зачем понадобился коту этог кусок грязной тряпки, хранящий следы дегтя, свиного жира и воска, однако платок оказался как нельзя кстати. Вертодуб, ругая себя последними словами за то, что не сообразил раньше, с силой втиснул платок в дыру, да так ловко, что вода мгновенно перестала сочиться. На холоде платок тогчас обледенел и пристыл к доскам. Вертодуб даже крякнул от удовольствия.
– Давно бы так! – улыбаясь, сказал он и гордо посмотрел на товарищей – оценили ли?
Товарищи оценили, однако не так, как хотелось того Вертодубу. Стрелок просто одобрительно ему улыбнулся, Витомысл причмокнул языком и покачал головой. Про кота и говорить нечего было – дрых он под рубахой у Витомысла, аки страшный зверь сурок.
После того как Вертодуб решил проблему протекающей лодки, плыть стало сразу как-то веселее и, главное, спокойнее. Стрелок неспешно греб, думая о чем – то далеком, Витомысл что-то насвистывал, поглядывая по сторонам. Вертодуб, опасливо косясь на живот Витомысла, достал из-за пазухи неведомо откуда взявшуюся там корочку хлеба и начал ее с удовольствием жевать. Так прошел час, за ним другой. Стрелка на веслах подменил Витомысл, Витомысла – Вертодуб. Постепенно стали сгущаться сумерки, белая мгла рассеялась, и сияла над рекой, отражаясь в спокойной воде, ясная луна. Звезды медленно зажигались в небе одна за другой, задул резкий ветер, пригоршнями бросающий холодный и мокрый снег. И не успел еще стрелок решить в уме сложный вопрос – а опасен ли в этих краях черный всадник Темнополк, как вдали показались белые стены Снежети.
– Глядите-ка! – воскликнул Андрей, вскакивая на ноги. – Неужто добрались? Это и вправду Снежеть?
– Снежеть и есть, – подтвердил всезнающий Вертодуб, – приехали, братцы.
– Не приехали, а приплыли, – противным голосом поправил его кот, выбираясь из-под рубахи. – Стоило ли из-за того будить? Ну вас!
Лодка тем временем ткнулась носом в песок. Вертодуб выбрался первым и еще посетовал сам на себя – нет бы пройти аккурат до причала, всего-то каких-нибудь десять саженей! Там бы и лодку пристроили, да и разузнали бы обстановку у тамошних работничков. С другой стороны, рассудил он, лучше уж без лишнего шума войти в город, прикинувшись мирными рыбаками, у которых нет лишних монет для портовых пошлин. Правда, непонятно, как быть с лодкой, ну да об этом после уж как-нибудь, а покуда надобно идти и искать ночлег.
– Ну что, мужики, – обернулся Вертодуб к «товарищам, – все ли? Никого не забыли?
– Все, – вздохнул стрелок, до последнего надеющийся, что кота Баяна удастся где-нибудь позабыть. Однако надежды его, как всегда, не оправдались, потому как кот нашел в лице Витомысла сочувствующего и теперь ни на шаг от него не отходил.
Через городскую охрану молодцы прошли довольно спокойно, стражники на воротах спросили только, за какой надобностью путники прибыли в Снежеть. Вертодуб ответил за всех, назвавшись рыбаками, спросил еще, есть ли где постоялый двор и где достать хороших снастей. Стражники объяснили обстоятельно, один даже начертил на бересте план города, причем до того загадочно, что ничего нельзя было разобрать. Молодцы поблагодарили дружелюбных стражей, низко поклонились и чинно вошли в город.
Крепость Снежеть с первого взгляда не понравилась стрелку. Ему, выросшему в Золотом царстве, чудно было видеть ровные улицы, аккуратно вымощенные белым камнем, высокие дома, тоже из белого камня и все на один лад. Нет, в царстве правителя Кусмана все было совершенно не так – улицы хоть и чистые, но беспорядочно разбросанные по всему городу, да так, что некоторые суеверные граждане считали, будто улицы и переулки время от времени сами меняют свое месторасположение. Дома тоже не отличались однообразием – строили их с задумкой, порой такой, что сами потом приходили в недоумение – это как же такое можно было удумать? Колонны спереди, колонны сбоку, даже на покатой крыше и то порой ютилась пара-тройка колонн. Окна узорчатые на солнце играли такими красками – любо-дорого поглядеть. Тут же, в Снежети, все было не так. Город был поделен на квадраты, в каждом квадрате было выстроено по четыре одинаковых дома. Улицы расчерчивали город, причем в середине каждой был непременно крохотный пятачок, на котором располагались лавки. Этог факт удивил Андрея больше всего – в Снежети не было базара, где была бы сосредоточена вся городская торговля. Не было в Снежети и кабаков с разными ценами и выбором напитков, вместо этого были заведены многочисленные трактиры, курируемые самим правителем, князем Истрой из рода Сигримов. Князь сам устанавливал цены, контролировал пивоваров, так что никакого разнообразия не было и в помине.
– Скучный город, – вздохнул Вертодуб, грустно глядя на очередную вывеску трактира, ничем не отличающуюся от двенадцати предыдущих, встреченных ими, – то ли дело у нас, братцы! Каждый кабак – целое событие, и не знаешь, напоят тебя или по голове кувшином треснут. Я, помнится, опосля похода в один кабачок неделю в лежку лежал – до того пиво крепкое было! Потом уж узнал, что в него хозяин подмешивал, с тех пор туда ни ногой. А тут? Тьфу ты…
– Посмотреть не на что, – согласился стрелок, – а я-то, дурак, сказок про Снежеть наслушался, думал – тут не жизнь, а малина. И вот на тебе…
– Скукота! – присовокупил Витомысл, и на этом дискуссия окончилась, потому как молчавший до сих пор Баян подал голос:
– Кушать хочу!
– Нечего кушать, – сурово ответствовал Вертодуб, – вся еда в лодке осталась, я давеча специально выложил нам ее беречь надобно!
– Вон, – кот кивнул мордой на трактир, – туда! Там покушать дадут!
– Не дадут, – усмехнулся стрелок, – у нас денег нет тутошних. Наше серебро в здешних местах не жалуют.
– Значит, кушать не будем? – ужаснулся кот. – Значит, голодать будем?
– Будем, – подтвердил Андрей, – тебе оно даже полезно – эвон ты какой пухлый!
Кот оскорбился и состроил такую ужасную рожу, что стрелка даже передернуло.
– Хватит тебе, – проговорил он с отвращением, – чего корчишься?
– Кушать не дают, – капризно заявил Баян и вдруг издал радостный вопль. Видимо, ему в голову пришла до того замечательная идея, что устоять на ногах не было никакой мочи. И кот пустился в пляс. Выглядело это, надо сказать, довольно странно, а все потому, что Баян был поперек себя шире. Будто бы мохнатый мячик катался по земле, периодически грузно подпрыгивая и шлепаясь прямо на землю толстым животом. – Придумал! – наконец проорал кот. – Андрейка! Развязывай мешок!
– Это еще зачем? – нахмурился стрелок, которого радость кота совершенно не задела. – Там еды нет.
– Есть там еда! – вопил Баян, прыгая. – То есть нет! То есть она есть!
– Так есть или нет, – разозлился Андрей, – говори толком!
– Есть! Монеты есть тутошние, в узелке завязанные!
– Да откуда же им у тебя взяться, – усомнился Вертодуб, – ты, чай, тут и не был никогда.
– Я-то не был, – заявил кот, – а Яга моя была, и не раз. Она, вишь, путешествовать по разным землям дюже любит. Ну и привозит мне оттудова разные разности. В основном, конечно, кушанья да заедки, но бывает, и так просто гостинчики – то рыбку каменную, то рог позолоченный. А то монетки чужеземные. Я еще, помнится, обрадовался было – а нельзя ли их пожевать? Ну проглотил, конечно, парочку… Яга потом насилу меня выходила. А остальные уж завязал в тряпицу да от греха подальше в уголок и спрятал – авось пригодятся когда-то. Вот они и пригодились. Развязывай мешок, Андрейка!
Андрей недоверчиво хмыкнул, но в мешок все-таки полез. Долго там копался, снова зашиб палец об точило, ругнулся и наконец достал какой-то пыльный узелок. Пощупал и забросил его обратно.
– Ты чего это, – испугался Баян, – деньгами швыряешься!
– Соль это, – сказал стрелок и снова начал раскопки. Опять проклятое точило пришлось аккурат на руку, теперь уже Андрей умудрился раскровенить всю ладонь. Хотел было уже со злости прекратить все поиски, но тут вдруг будто бы сам собой ткнулся в руку небольшой, но увесистый комочек. Стрелок прикинул – по весу тяжелый, очевидно, это и были монеты. – Этог, что ли? – спросил Андрей у кота, вытаскивая узелок, – Ничего другого вроде нет.
– Этог, этог, – радостно закивал кот, – вишь, экие на тряпице узоры! Это я от праздничного сарафана Яги оторвал. Ух и досталось мне тогда от нее! Два дня не кормила.
– Как же ты выдержал? – насмешливо спросил Вертодуб. – Тебе ж и часу без кушаний не прожить!
– Да я что, дурак? Вот еще, голодать! Сам в погреб полез, горшок сметаны нашарил, а больше мне ничего и не надо было. Ну там еще от рыбы копченой бочок отгрыз. Помидорчиков соленых пожевал. Грибочками маринованными закусил. Еще солонинка была в бочке, к ней тоже приложился. А так – ничего. Только обидно было.
– Обжора! – с чувством произнес стрелок и развязал узелок. На ладонь ему высыпались круглые монеты, тонкие, как бумага, но довольно увесистые. Металл был бледно-желтого цвета, холодный как лед и на удивление крепкий. Вертодуб, который на спор гнул в ладони не то что монеты, но и конские подковы, не смог даже немного согнуть такую хрупкую на вид монетку.
– Из чего же они их делают? – поразился он, возвращая монету стрелку. – Вот бы из такого металла мечи ковать!
– Их и так куют, – усмехнулся Андрей, – недаром здешнее оружие да доспехи по всему свету славятся. Слышал, может, про богатыря тутошнего, Ильна Кривжеца?
– Ну слыхал вроде, – кивнул Вертодуб, – а что?
– А то, что доспех его никто прорубить не мог. Больше скажу – Ильи и в зубах морского змея побывал.
– И чего?
– Да ничего. Переломал бедняге всю челюсть. тот же, сам знаешь, глупый – все как дитя малое в рот тянет. Жевал змей Ильна, жевал, все зубы сломал, а чтобы выплюнуть – не догадался. Он же и камни ест, для пущего сварения желудка. А тут – на тебе, какая-то букашка мелкая, а такая жесткая, что никак с ней не сладишь. Ну и помер, бедный, с голоду, ему ж без зубов никак – разве что воду пить.
– Страшная смерть, – ужаснулся кот, потихоньку приходя в себя, – я так не хочу! У меня пока, тьфу-тьфу, все зубы целы, потому кушать надобно!
– Идем, идем, – успокоил его стрелок, – все бы ему кушать да кушать! Прожорливый ты наш!
И молодцы всей компанией дружно отправились в трактир.
Что есть порядочный кабачок в Золотом царстве? Да что там в Золотом, в любом из царств, разбросанных по необъятным землям жаркого края! Как заходишь в кабак, сразу тебя валит с ног – и дымно, и шумно, и запах стоит такой, что голова кругом. Если дело к вечеру, то столов свободных нет и в помине, а то бывает, и с утра трактир полон народу. Пиво и вина льются рекой, мечутся между гостями замызганные мальчишки с горшками, мисками и тарелками. Сам хозяин стоит за прилавком, на его потном лице непременно выражение довольства и угодливости. Он сам отпускает вино, принимает деньги, переругивается с гостями и раздает своим помощникам затрещины направо и налево. Пол грязный, затоптанный, залитый пивом, валяются кое-где и черепки битой посуды, кости, обгрызенные куски хлеба. Гости сидят за дубовыми словами, пьют, едят нехитрые закуски, разговаривают, спорят. Порой посреди разговора у кого-то не выдерживают нервы, он вскакивает из-за стола, и начинается добрая драка. Милое дело – родной кабачок! Стоит ли говорить о том, что молодцы, войдя в трактир, были сильно удивлены?
– Вот те на! – только и смог проговорить Вертодуб. Удивляться и в самом деле было чему.
Трактиры в Снежети можно было без излишней скромности назвать образцом чистогы, добропорядочности и удобства. Изящная резная лесенка, покрытая толстым красным ковром, вела в просторную и светлую горницу. Окна, отнюдь не закопченные, а, наоборот, вымытые до блеска, были закрыты занавесками из зеленого газа, на полу ровным слоем разложены опилки. С потолка спускались изящные светильники с хрустальными висюльками. Нигде не было видно ни пылинки, ни пятнышка, как будто бы хозяин трактира целыми днями только и делал, что следил за порядком. Но что изумило молодцев больше всего, так это то, что грязных мальчишек, служивших, что называется, на подхвате, не было и в помине. Вместо них обязанности прислужников исполняли три красивые девицы, одетые в чистые сарафаны. Завидев новых гостей, одна из девушек тогчас подбежала к ним.
– Здравствуйте, гости дорогие, – заговорила она нараспев, – что кушать будете?
– Да мы это… – растерялся стрелок и посмотрел на Вертодуба. Но тот только плечами пожал – я, дескать, в кабаках разбираюсь, да только не в здешних. Это и кабаком назвать сложно, ни дать ни взять – царский дворец.
Положение спас, как ни странно, кот.
– Здрасте, – выпалил он, – покушать хотим! Жаждем, мочи нет! Так что тащи, милая, все что есть. Как говорит ся, что в печи – на стол мечи. Сама там прикинь, чем нас так накормить, чтобы сыты были. Ну курочку зажарь, да не одну, блинков, медку можно. Оладушек, пирожков, рыбки, расстегайчиков – все как положено. Поняла?
Девица кивнула, улыбнулась еще шире и умчалась выполнять заказ. Молодцы еще немного постояли, поглядели по сторонам и наконец уселись на длинную лавку возле окна. Вертодуб привычно поставил локти на стол и с изумлением обнаружил, что скатерть не липкая от жира и грязи. Ткань была до того белой и чистой, что из такой и скатерть-то делать совестно, уж лучше нашить бы царю-батюшке новых нательных рубашек. Царь, знамо дело, рыхлый да неженный, ему бы шелка заморские да атласы тонкие, а где такое в Золотом царстве найдешь? Там, поди, и ситец в цене, льна днем с огнем не сыщешь, это все товар завозной, дорогого стоит. Вот и приходилось ходить Кусману в такой одежке, что людям на глаза показаться совестно. Раз в год, конечно, приходилось обшиваться – заказывал владыка в соседних землях дорогие ткани, выписывал самолучших мастеров. Приказывал и себе одежку сотворить, и челядь всю обшить, и не абы как, а по высшему классу. Да только отчего-то каждый раз выходило так, что бояре все при полном параде, как с иголочки одеты, на воеводу посмотреть приятно, ополченцы да стрелки все сияют золотом да серебром. Одному только царю все как-то не везло – то кафтан сошьют такой, что и поясе узковат, а шитье такое, что уже и не переделать. То рукава у рубах коротки, перешивать начнут – еще хуже выйдет. Про сапоги сафьяновые и речи нет – ни разу еще не выходило, чтобы с размером угадали, всякий раз получается, что нога в голенище еле-еле входит, а до носка и вовсе не просунуть.
Право слово, загадка была с этими чужеземными умельцами, руки у мастеров, что ли, не из того места росли – да только бедный царь Кусман завсегда без ничего оставался. Вот и приходилось владыке заказывать для себя наряды у собственных портных. А те, известное дело, как одежу шьют! Девке какой из бедняцкой семьи еще такое надеть впору, даже лестно будет, все-таки обновка. А царю каково? Один раз и вовсе конфуз случился: сшили царю два кафтана из синего бархата, все вроде бы хорошо, да только материю портные взяли из старых царских запасов. Сшили, конечно, неплохо, ничем не похаешь, слова не скажешь, да только того не учли, что тот самый бархат на обивку трона пошел. Но деваться некуда, не голым же ходить царю-батюшке! Вот и проходил Кусман с год ли, больше, в синем кафтане. Это еще ежели на улице али в опочивальне – ничего, не заметно, а ежели в тронном зале, то совсем беда. Как усядется, бывало, государь на трон, так по залу шумок пройдет, и хотели бы промолчать, да мочи нет – уж больно забавно получается. Кусман поначалу, конечно, гневался, грозился даже повесить непутевых портных, да потом махнул рукой. Сам еще громче всех смеялся.
От долгих размышлений Вертодуба оторвала девица, подошедшая к столу с огромным подносом, заставленным всевозможными блюдами. Дымился в глиняном горшке густой борщ, заправленный сметаной, блестящими спинками посверкивала лежащая в миске форель. Рядом высилась целая гора пирожков, копченая горбуша лежала на деревянной дощечке. Девица осторожно поставила тяжелый поднос на стол, поклонилась гостям и умчалась за новыми кушаньями.
– Еда! – возопил кот и довольно заурчал, примериваясь к рыбке. Его тут же осадил Витомысл, которому почему-то вдруг взбрело в голову соблюсти все приличия.
– Погоди, – строго заявил он, – негоже эдак! Надо спервоначала дождаться, покуда на стол накроют, вина нальют или там кваса, а потом уже и за еду приниматься Понял?
– Не понял, – изумился кот, – чего тут накрывать? Вот же – полный стол!
– Негоже так, – повторил Витомысл, – коли уж мы в стороне чужой, давай не выступай.
– Ишь ты, – усмехнулся Вертодуб, – откуда это ты, брат, здешние законы знаешь? Не бывал же ты здесь, от куда ведомо?
– Оттуда, – туманно ответствовал Витомысл. – Наука есть эдакая. Этикет называется. Тут он в почете большом.
– Это что ж это за наука такая? – удивился Верто дуб. – Ты уж, коли такой умный, давай просвещай нас, неучей.
– Дурака учить – только портить, – отрезал Витомысл. – Чего тут учить? Вкратце ежели, то общий смысл таков – другому в рожу не плюй, вот тебе и будет счастье великое. Коли в дом пришел, хозяев уважь, даже если оно тебе и не по нутру будет. Так что, мужики, нечего тут выступать, меня только слушайте, и беды не будет.
– Из-за этой твоей етикетки нам теперь голодать надобно? – начал Баян, подпустив слезу в голос. – А я кот сирый да хворый, кожа да кости остались! Кушать хочу дюже, моченьки моей нет уже никакой, с утра до позднего вечера все в трудах да в заботах, страдания да лишения всего измучили, до погибели довели безвременной! Ой, то ли прочила мне моя матушка, такого ли хотела для своей ненаглядной детушки, для того ли ночей недосыпала, куска недоедала!
Пока кот жалостливо расписывал грустные перипетии своей жизни, девица уже два раза успела прибежать с подносом и выставить новые закуски и яства.
Когда на столе уже не осталось места из-за многочисленных мисок и мисочек, Баян оживился:
– Кушать уже можно?
– Нельзя, – строго сказал Витомысл, – погоди еще.
Баян только тяжко вздохнул. Наконец девица принес ла два маленьких садка с непонятными зверями в них и, поставив на стол, низко поклонилась:
– Кушайте на здоровье!
– Спасибо! – радостно заорал кот и набросился на форель. Ел он с таким аппетитом, что молодцы только переглянулись – эвон какая животинка прожорливая! Впрочем, долго любоваться котом никто не стал, все были слишком голодны, Вертодуб облюбовал толстый кусок копченого мяса и сосредоточенно его жевал, стрелок хлебал уху деревянной ложкой. Витомысл неторопливо поедал морошку с большого медного блюда и заедал ее пшеничным хлебом.
Спустя полчаса с ужином было покончено. До отвала наелись все, причем кот накушался так, что уснул прямо на лавке. В зубах у него был надежно зажат кусок вареного мяса из борща. Стрелок посмотрел на кота с неприязнью и отправился выспрашивать насчет ночлега. Оказалось, что переночевать можно тут же, наверху были небольшие горницы. Стоило это недорого, вместе с обильным ужином укладывались аккурат в сумму, пожертвованную котом. Обо всем стрелок договорился быстро, подошедший Вертодуб наказал еще разбудить завтра засветло. Девицы покивали, поулыбались и взялись проводить молодцев. Наверх вела винтовая лестница с медными перилами. Разбуженный Баян честно одолел восемь ступенек, после чего заявил, что дальше он не пойдет и, если его никто не возьмет на руки, спать будет прямо тут. Спорить с ним не хотелось никому, поэтому Витомысл просто закинул переевшего кота себе на плечо.
В горницах было светло от свечей, горящих в хрустальных подсвечниках. Три небольшие кровати стояли в ряд, на полулежали крашеные циновки. Вертодуб наказал девицам разбудить завтра засветло, те пожелали постояльцам спокойного сна и, поклонившись, отправились восвояси.
