Текст книги "Последний вольный (СИ)"

Автор книги: Виктор Волох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Леся…

– Прекрати! Хватит мной командовать! Я не хочу твоих… Я не хочу… – Голос её сорвался, превратившись в сдавленный хрип. Я сделал шаг вперед, но она отскочила, сверля меня безумным взглядом. – Нет! Не подходи!

Я сделал глубокий, медленный вдох, пытаясь погасить вспышку раздражения. Леся смотрела на меня, кусая губы, чтобы не разрыдаться, и я лихорадочно перебирал в голове слова, которые могли бы пробить эту стену паники.

– Слушай, – сказал я наконец, стараясь говорить мягко. – Ты верила мне до сих пор. Поверь еще раз.

– Нет! Я не… Я не могу… – Леся отвернулась, судорожно запустив пальцы в свою идеальную прическу, разрушая работу Изольды. Она дышала так часто, будто пробежала марафон. – Ты не понимаешь, о чем просишь, Макс. Я не могу подойти. Я…

– Если Изольда говорит, что узел держит, значит, он держит. Она богиня, Леся, а не торговка с рынка. Ты не причинишь мне вреда.

Леся судорожно втянула воздух.

– Макс, ты не знаешь, каково это – носить в себе Навь. Я живу только потому, что каждое утро говорю себе: «Так надо. Не смей никого касаться. Ты – проказа». Если я позволю себе поверить… Если я хоть на секунду расслаблюсь… – Она осеклась, осознав, что говорит вслух то, что прятала годами. Прижала ладонь ко рту, и в её глазах плескался животный ужас.

Я смотрел на неё – одинокую, перепуганную фигурку в роскошном платье посреди дикого Лосиного Острова, и наконец понял. Вся моя злость испарилась. Осталась только жалость. Тяжелая, горькая жалость к человеку, который сам себя запер в одиночную камеру.

Я протянул к ней руку, ладонью вверх.

– Леся…

Но она узнала это выражение в моих глазах. И это стало последней каплей.

– Не смотри на меня так! – взвизгнула она, пятясь к деревьям. – Не смей меня жалеть! Я не пойду на этот чертов бал! Я не хочу быть с тобой! Вали отсюда!

Я старался держать голос ровным, хотя внутри всё кипело.

– Всё в порядке, успокойся…

– Заткнись! – заорала она так, что с ближайшей березы сорвалась ворона. – Меня тошнит от тебя! От твоей тупой магии, от твоего высокомерия! Ты строишь из себя всезнайку, а сам такой же слепой, как и все! Я больше не хочу твоих уроков! Оставь меня в покое!

Вы, наверное, уже поняли, что я не святой и уж точно не кандидат в психотерапевты. Мой лимит терпения к чужому дерьму крайне низок, и я органически не перевариваю, когда на меня орут люди, которых я пытаюсь вытащить из петли. Вероятно, поэтому у меня нет ни постоянной девушки, ни нормальных друзей, но это тема для отдельного разговора под бутылку водки.

Разумная часть меня понимала: Леся несет чушь, чтобы вывести меня из себя, чтобы я плюнул и ушел. Это была защитная реакция. Проблема была в том, что это работало.

Я глубоко вдохнул носом вечерний воздух и незаметно сжал левую руку в кулак, вгоняя ногти в ладонь, чтобы болью перебить гнев. Затем медленно разжал пальцы. Когда я заговорил, мой голос звучал спокойно. Почти. Слишком спокойно, как затишье перед бурей.

– Давай проясним одну вещь, – произнес я, чеканя слова. – Я не оставлю тебя здесь одну, когда по лесу рыщут Темные.

– Это не твой выбор!

– Нет, мой, – огрызнулся я, теряя контроль. – Мне плевать, какую истерику ты закатываешь. Я не дам тебе сдохнуть из-за твоей глупости.

– Попробуй останови меня!

Глаза Леси были огромными и черными в сумерках. Она дышала загнанно, стоя вполоборота, напряженная как струна. Еще одно слово, еще одно движение, и она рванет в чащу, в бурелом, в темноту. И у меня было паскудное предчувствие, что в таком состоянии, на адреналине и магии хаоса, она может бежать быстрее меня.

Я замер, просчитывая рывок.

– Знаешь что? – сказал я, чувствуя, как напрягаются мышцы ног, готовые к погоне. – Ладно.

Я настиг Лесю в один прыжок, прежде чем из её горла вырвалось что-то, кроме сдавленного писка. Она попыталась метнуться в сторону, как заяц, но я перехватил её запястье одной рукой, а другой жестко обхватил за плечи, прижимая к себе.

И в ту же секунду я шагнул в зону поражения.

Для моего магического зрения проклятие Леси выглядело как клубящийся серебристо-серый туман, вечный спутник, дышащий ей в затылок могильным холодом. Стоило мне коснуться её кожи, как этот туман ожил. Серебряные щупальца Нави, жадные до чужого тепла, рванулись ко мне, чтобы ударить, сломать, искалечить. Если бы я не доверял мастерству Изольды больше, чем самому себе, у меня бы кишка тонка была сделать этот захват.

Но щупальца так и не коснулись моего тела.

Едва добравшись до лацкана пиджака, смертоносная энергия вдруг изогнулась, словно наткнувшись на невидимую воронку. Поток энтропии закрутило и всосало в белый плетеный узел бутоньерки, как воду в сухую губку. Серебристая муть лилась с Леси непрерывным потоком, стекая по моей одежде, как дождевая вода с промасленного брезента, не причиняя вреда. Я заметил краем глаза, как белоснежные лепестки амулета начали сереть, наливаясь тяжестью, но сейчас мне было не до этого.

Я на голову выше, тяжелее килограммов на двадцать и прошел школу уличных драк в девяностые, поэтому самонадеянно полагал, что удержать хрупкую девчонку, дело плевое.

В тот момент я усвоил важный урок: пытаться удержать здоровую, накачанную адреналином и паникой двадцатилетнюю девушку, которая всерьез решила спасти твою (и свою) жизнь бегством, – это всё равно что пытаться искупать дикую рысь в тазу. Без наркоза.

Всё длилось секунд тридцать, но это были очень долгие секунды, наполненные локтями, коленями и ногтями.

К тому моменту, как возня затихла, я держал Лесю в жестком захвате: её левая рука была заломлена за спину (аккуратно, чтобы не сломать, но надежно), а правым предплечьем я фиксировал её шею, прижимая спиной к своей груди. Вторая рука Леси вцепилась в мой рукав, пытаясь разжать стальные тиски, но тщетно.

Ветряна наблюдала за нами с ветки ближайшей осины, болтая полупрозрачными ногами. Ей, очевидно, было весело. Духи любят драму.

– Ладно, – выдохнул я, когда Леся в очередной раз заехала мне пяткой по голени. – Хватит пытаться оторвать мне руку. Замри и слушай.

Леся дернулась еще раз, всем телом, потом вдруг обмякла, как тряпичная кукла. Её плечи задрожали мелкой дрожью.

– Так-то лучше, – прохрипел я ей в самое ухо, стараясь перекричать шум крови в ушах. – Смотри вокруг. Небо не упало. Молния меня не убила. Твое проклятие меня не касается, Леся. Я держу тебя, и я все еще жив. Дошло?

Повисла долгая, звенящая пауза. Лес молчал. Ни дерево не рухнуло, ни земля не разверзлась.

– Да, – наконец выдавила она приглушенным, ломким голосом.

– Отлично, – я чуть ослабил хватку, но не отпустил. – План такой: мы идем на этот чертов бал. Как только окажемся внутри, за периметром защиты, можешь делать всё, что твоей душеньке угодно. Хоть в туалете прячься, хоть шампанское глуши. Но до тех пор я тебя не отпущу. Ясно?

Она судорожно кивнула, царапнув щекой ткань моего пиджака.

– Ветряна! – рявкнул я. – Тащи нас в особняк!

– Бо-о-ольно, – капризно протянула элементаль, с опаской косясь на серебристую дымку вокруг нас.

– Всё будет нормально. Она тебя не обожжет, я буфер. Работай!

– Ну… ладно! – Ветряна спрыгнула с ветки и закрутилась волчком.

Вихрь налетел на нас, и мир снова потерял очертания. Я почувствовал, как мое тело распадается на молекулы воздуха. Случайные клочья Лесиного проклятия попытались лизнуть Ветряну, но бутоньерка на моей груди сработала как громоотвод, жадно втянув их в себя.

Через секунду мы уже не стояли на земле – мы были ветром, несущимся над ночной Москвой к огням Замоскворечья.

Леся ахнула, но звук растворился в свисте ветра прежде, чем она успела испугаться по-настоящему. Наши тела потеряли плотность, рассыпавшись на миллионы ледяных искр. Я всё ещё держал её за руку, но теперь это ощущалось так, словно я сжимал поток холодного, скользкого дыма. Если бы она захотела вырваться, я бы не удержал – пальцы прошли бы сквозь туман. Но теперь она держалась за меня. Вцепилась обеими руками в мою призрачную сущность, как утопающий в соломинку.

Ветряна взмыла вверх свечкой, и земля под нами смазалась в черно-зеленое пятно, когда мы пробили кроны деревьев и вырвались в открытое небо.

Не думаю, что когда-нибудь забуду этот полет. В нём было что-то первобытное, языческое – дикая смесь ужаса и восторга. Опасность осталась внизу, в тенях леса, и ждала впереди, в особняке Совета, но здесь, мы были свободны. Вся эта грязная возня, интриги, проклятия – всё осталось на грешной земле. Я летал с Ветряной сотни раз, но всегда один. Разделить это чувство с кем-то… это было странно. И пугающе интимно.

Москва ночью – это не город. Это живое, дышащее чудовище, одетое в электричество.

Вместо аккуратной сетки столиц, здесь царил хаос колец и радиальных лучей. Сверху Садовое кольцо выглядело как раскаленная золотая цепь, брошенная на черный бархат. Проспекты разбегались во все стороны светящимися реками лавы. Москва-река, черная, маслянистая змея, извивалась через центр, отражая в своей чешуе огни набережных и рубиновые звезды Кремля.

Сталинские высотки вздымались из тьмы как готические замки злых колдунов, подсвеченные снизу прожекторами, их шпили царапали брюхо неба. А где-то там, на горизонте, пульсировали холодным неоном башни Сити – зубы дракона из стекла и бетона.

Над нами, в редких разрывах городского смога, проглядывали настоящие звезды – холодные и равнодушные глаза предков. Орион и Большая Медведица смотрели на двух маленьких духов, несущихся сквозь ночь. Ветряна поднималась всё выше, в стратосферу, где воздух был тонок и чист, оставляя суету мегаполиса далеко внизу.

В какой-то момент я оторвал взгляд от гипнотической паутины огней и посмотрел на Лесю.

Её фигура была соткана из тумана и лунного света, полупрозрачная, зыбкая. Серебристая дымка её проклятия смешалась с магией воздуха, и теперь она казалась величественной. Она жадно впитывала этот вид. Всё, что я мог четко разглядеть – это её глаза. В них отражалась бездна, и в этот миг в них было что-то вечное, древнее, как сама Навь.

Только отчаянное давление её призрачной руки на моем запястье напоминало мне, что она всё ещё здесь, что она всё ещё человек, а не дух ветра.

Я почувствовал странный укол сожаления, когда Ветряна наконец начала снижение.

Мы миновали центр, перелетели через реку. Внизу поплыли невысокие крыши Замоскворечья – старой купеческой Москвы, где время течет медленнее. Вместо стекла и стали здесь были уютные дворики, купола церквей и особняки за высокими заборами.

Земля стремительно неслась навстречу. Ветряна заложила крутой вираж, гася скорость, и мягко, как падающее перо, опустила нас на брусчатку.

Перед нами, скрытый от посторонних глаз густым парком и мороком отвода глаз, возвышался особняк Морозова. Темный камень, готические башенки и окна, залитые теплым, живым светом свечей и магии.

Мы прибыли на бал.

Глава 8

Официально этот особняк, спрятанный в лабиринте переулков Замоскворечья, числится как «Усадьба купцов Морозовых», объект культурного наследия, вечно закрытый на реставрацию. Но в Теневой Москве его называют просто – Терем. Это не самое высокое здание в городе, сталинские высотки взирают на него свысока своих шпилей, но по концентрации власти, древней магии и кровавого золота на квадратный метр оно даст фору Кремлю.

Для простецов это просто мрачный фасад за высокой чугунной оградой, но для Видящих он сиял, как Китеж-град, поднявшийся из вод. Столп силы, пронзающий небо, символ того, что старые роды всё еще держат эту землю за горло. Официально внутри – пустые залы и леса реставраторов. И поскольку никто из смертных туда не заходит, никто не может сказать обратное.

Ветряна высадила нас в маленьком, заросшем липами сквере, куда не добивал свет уличных фонарей. Глядя вперед, я видел другие пары, выходящие из тонированных «Майбахов» или просто шагающие из воздуха на брусчатку. Они двигались к сияющему зеву парадного входа, как мотыльки на огонь Купальского костра.

Я чувствовал себя бодрым, злым, живым. Адреналин после безумной скачки по небу еще гулял в крови. Работа предстояла грязная, но я был готов.

Рядом со мной Леся не сводила глаз с громады особняка. Она выглядела так, будто вот-вот расплачется или упадет в обморок, но путешествие сквозь стратосферу выжгло все слезы. Я ждал, скажет ли она что-нибудь, попросится ли назад, но вместо этого она лишь опустила взгляд и начала мелко дрожать, плотнее кутаясь в призрачную шаль, сотканную Изольдой.

Особняк стоял недалеко от Водоотводного канала, и с черной воды тянуло сырым, пронизывающим до костей ветром, в котором слышалось дыхание речных русалок.

– Идем внутрь, – сказал я, беря её под локоть. – Нечего мерзнуть. В аду сейчас теплее.

– Я в норме, – выдавила Леся.

Я мысленно вздохнул, подавив желание закатить глаза, обнял её за плечи, чувствуя через ткань пиджака, как она напряжена, и потянул к парадному входу.

– Там есть гостевые комнаты, – сказал я ей на ухо. – Будуары, курительные салоны. Я найду тебе тихий угол, где можно отсидеться за защитным контуром.

Леся молча покачала головой.

Я остановился и посмотрел на неё в упор.

– Что не так?

– Я иду с тобой.

– Чего?

Леся не подняла глаз, упрямо глядя себе под ноги. Я возвел очи к черному московскому небу, едва сдерживаясь, чтобы не ляпнуть что-то язвительное, от чего ситуация станет только хуже.

Сначала мне пришлось чуть ли не силком тащить её сюда, через небо и страх, а теперь, когда я предлагаю безопасное укрытие, она упирается рогом. Я вижу чертово будущее, я знаю, какой курс доллара будет в следующий вторник, но женская логика для меня всё равно остается темным лесом, слишком много нитей вероятностей.

– Ладно, – выдохнул я наконец, беря себя в руки. – Твой выбор. Но слушай внимательно. Ты входишь в место, где знание – это заточка в рукаве. Рот на замке. Ничего о себе не рассказывай. Даже имя свое, «Леся» называй, только если прижмут к стенке. Полное имя, фамилию, дату рождения, забудь. Для мага Имя – это ключ к душе.

Я сжал её плечо чуть сильнее, чтобы дошло.

– Маги делят человечество на два сорта. Есть «Свои», волки. И есть овцы. Просто переступив этот порог, ты заявляешь, что ты не овца. Но доказывать это придется каждую секунду. Они будут судить тебя по тому, как ты стоишь, как смотришь, как держишь бокал. Люди там тебе не враги ну, по большей части, но и друзьями их назвать язык не повернется. Не расслабляйся ни на секунду. Спиной ни к кому не поворачивайся.

Ветер вернулся, взъерошив мои волосы, но на этот раз в нем не было речного холода. Я поднял глаза. Ветряна парила надо мной, снова растворившись в воздухе до состояния легкой ряби.

– Ты остаешься? – спросил я в пустоту.

Ветряна весело хихикнула и указала призрачным пальцем на сияющий особняк.

– Сделаем еще одного Искрящего Человека? Как в музее? Бах!

Леся посмотрела на меня, потом перевела взгляд на пустое место, где, по её мнению, висела элементаль. Она привыкала угадывать присутствие духа по движению воздуха.

– Искрящего Человека?

– Не спрашивай, – буркнул я. – Долгая история с пиротехникой.

Ветряна закружилась над нашими головами, как пьяная бабочка. Леся проследила за ней взглядом.

– Она думает, что ты устроишь веселье?

Вот это комплимент.

– Учитывая, что в её понимании «веселье» обычно включает разрушения и вызов МЧС, надеюсь, что нет.

– Не ты! – прошелестела Ветряна мне в ухо. Она ткнула пальцем в Лесю. – Она. Ох!

Лицо элементали вдруг озарилось детским восторгом. Она задрала голову вверх, увидела что-то в грозовых тучах над Москвой, может, отблеск далекой молнии или другого духа, и свечкой взмыла в ночное небо, исчезнув прежде, чем мы успели сказать хоть слово.

Мы с Лесей переглянулись. Вздохнули синхронно и двинулись к дверям.

Если снаружи особняк выглядел просто мрачным купеческим гнездом, то внутри царила совсем другая эпоха.

Вестибюль был спроектирован с размахом, достойным Екатерины Великой. Никакого модерна или хай-тека. Только тяжелый имперский шик восемнадцатого века. Высокие сводчатые потолки, расписанные нимфами и героями, сияли позолотой. Пол был выложен шахматкой из черного и белого итальянского мрамора, отполированного до зеркального блеска сотнями лет шаркающих подошв.

Огромные хрустальные люстры с настоящими восковыми свечами (магия не давала им оплывать и коптить) заливали пространство теплым, живым светом. Вдоль стен стояли малахитовые вазы в человеческий рост и лакеи в напудренных париках – живые люди или големы, поди разбери.

К нам, скользя по мрамору бесшумной походкой, направился подросток в расшитом золотом кафтане.

– Добрый вечер, сударь, сударыня, – произнес он с поклоном, в котором не было ни капли подобострастия, только вышколенная вежливость. – Вы на Ассамблею?

Я протянул ему плотную карточку с золотым тиснением. Паренек пробежал по ней глазами, на секунду задержав взгляд на гербе, и почтительно вернул.

– Благодарю-с. Кованая клеть в правой нише. Верхний ярус, Золотой зал.

Я кивнул, убирая приглашение во внутренний карман, и двинулся к указанной нише, где за ажурной решеткой скрывался подъемник. Леся с нескрываемым любопытством оглянулась на паренька в кафтане и, когда мы отошли на безопасное расстояние, прошептала:

– Кто это был? Швейцар?

– Ученик. Отрок, – тихо поправил я. – Мальчик на побегушках, мечтающий, что когда-нибудь ему позволят не просто открывать двери, а входить в них. Я сам когда-то начинал так же. Подавал пальто и надеялся, что меня заметят.

Мы вошли в тесную кабину лифта, стилизованную под карету: бархатные сиденья, зеркала в бронзе и никакой панели с кнопками, только рычаг из слоновой кости. Я потянул его вверх, и решетчатые двери с лязгом сомкнулись. Кабину дернуло, и мы плавно поползли вверх, хотя снаружи особняк казался всего в три этажа ростом. Здесь, внутри магического контура, пространство имело свои причуды.

– Слушай внимательно, – сказал я, глядя на свое отражение в зеркале, проверяя узел галстука. – Публика там будет пестрая. Настоящие маги, старые Бояре, их цепные псы, адепты-карьеристы и целая свита приживалок и содержанок, охотниц за магической кровью.

Лифт гудел, набирая скорость, и уши заложило, как в самолете.

– Что бы ты там ни увидела, не удивляйся. Если увидишь, как кто-то прикуривает от пальца или у кого-то змеиные глаза, ноль эмоций. Ты видела вещи и пострашнее. Готова?

Леся глубоко вдохнула, расправляя плечи в своем лунном платье.

– Готова.

– Добро. Надевай маску.

Кабина мягко остановилась, и кованые двери разъехались в стороны.

Нас встретил «предбанник»: шлюзовая камера безопасности, замаскированная под роскошный коридор. Путь преграждали четверо. Это были волкодавы – Гвардия Совета. Огромные мужики в дорогих, но плохо сидящих на грудах мышц костюмах. От них за версту несло чарами поиска и боевой волшбой.

Их глаза, цепкие и профессионально оценивающие, скользили осматривая нас с ног до головы. Старший, с перебитым носом и аурой, тяжелой, как могильная плита, шагнул вперед и молча протянул руку.

На этот раз проверка приглашения была не формальностью. Он провел над карточкой светящимся перстнем, потом так же просканировал нас. Я почувствовал, как чужая магия лизнула кожу, ища скрытое оружие или злой умысел, но «науз» Изольды надежно скрывал Лесино проклятие, выдавая лишь белый шум.

Убедившись, что мы чисты (насколько это вообще возможно в нашем кругу), гвардеец вернул карточку и коротко кивнул.

– Проходите. Приятного вечера на Ассамблее.

За их спинами возвышались массивные двустворчатые двери из мореного дуба, украшенные резьбой. Они медленно, торжественно распахнулись сами собой. Зал, в который мы шагнули, плевал на законы физики и архитектуры Замоскворечья.

Если снаружи это был особняк, то внутри, настоящий дворец, раздутый магией до размеров стадиона. Потолок уходил в бесконечную высь, теряясь в дымке, где вместо электрических ламп сияли сотни парящих сфер, имитирующих созвездия. Вдоль стен тянулся двойной ярус балконов с резными перилами, утопленных в тени так, что наблюдатели оставались невидимыми. В центре зала, подпирая этот невозможный небосвод, возвышалась исполинская колонна из цельного малахита, похожая на окаменевшее Мировое Древо.

Всё здесь кричало о деньгах и власти. Золото, хрусталь, паркет из редких пород дерева, отполированный до состояния катка. Свет отражался от зеркал в пол, множился и дробился, так что в зале было светло, как в полдень на Красной площади. Это слепило, и мы с Лесей на секунду замерли, моргая, пока глаза привыкали к этому великолепию.

Сотни людей. Мужчины во фраках и мундирах, женщины в платьях, стоимость которых могла бы покрыть внешний долг небольшой африканской страны. Они двигались, разговаривали, смеялись, сбивались в стайки по интересам.

Входная группа располагалась на возвышении, и с нашей позиции «галерки» мы видели весь этот террариум как на ладони. Слева, на эстраде, живой оркестр наяривал что-то из классики, и пар пятьдесят кружились в вальсе. Справа была зона для «серьезных людей»: столы с зеленым сукном для преферанса и магического покера, где ставками были не только деньги, но и годы жизни. У центральной колонны ломились столы с икрой и шампанским, а в дальнем конце, полускрытая малахитовым стволом, в воздухе висела, медленно вращаясь, прозрачная сфера, дуэльная арена, внутри которой уже мерцали чьи-то щиты.

Мы простояли там минуту, просто впитывая атмосферу. На нас пока никто не смотрел, мы были свежим мясом, еще не брошенным на сковородку. Но это ненадолго.

– Ну, – выдохнул я. – Погнали.

Я взял Лесю за руку. Она вздрогнула и рефлекторно дернулась, пытаясь вырвать ладонь, привычка одиночки, боящейся навредить. Но я не разжал пальцев, лишь ободряюще улыбнулся ей. Она замерла, глядя на наши сцепленные руки с недоверием.

– Давай немного пошумим.

Мы начали спускаться по широкой мраморной лестнице. Леся шла рядом, стараясь держать спину прямо, как учила Изольда. Пока мы шли, я скосил глаза на свой лацкан, стараясь сделать это незаметно.

Белоснежный узел-бутоньерка, сплетенный паучихой, менял цвет. Четверть его уже налилась чернильной тьмой – чернота медленно ползла по волокнам, всасывая невидимый серебристый туман Лесиного проклятия, как губка впитывает грязь. Защита работала, но счетчик был включен.

Я повел Лесю к оркестру и танцполу, лавируя между гостями. Вокруг нас текли реки шелка и бархата. В моих джинсах и свитере я бы здесь выглядел как сантехник, пришедший чинить унитаз во время коронации, но в «доспехах» от Изольды мы вписывались идеально.

Паучиха, может, и живет в норе под землей, но тренды сечет лучше любого кутюрье. Большинство мужчин были в смокингах или стилизованных мундирах, похожих на мой, а женщины… ну, они были в платьях. Я, честно говоря, не отличу кринолин от ампира, даже если мне приставят пистолет к виску. Я мужик, чего вы от меня хотите? Есть причина, по которой я доверяю свой гардероб древней хтонической сущности, а не собственному вкусу. Главное – на нас смотрели. И во взглядах этих я читал интерес.

Первый раунд остался за нами.

Оркестр на эстраде рвал жилы и струны. Играли Свиридова – вальс из «Метели». Музыка кружила голову, заставляя сердце биться.

– Танцуем? – бросил я Лесе, когда мы подошли к краю паркета.

Она мотнула головой, в глазах мелькнул испуг.

– Нет, спасибо. Я лучше постою…

– Неверный ответ.

Я потянул её на себя, увлекая в круговорот пар.

– Макс! – пискнула она, упираясь каблуками в мрамор. Кто-то из стоящих рядом «бояр» скосил на нас надменный взгляд, и Леся тут же перешла на панический шепот: – Ты с ума сошел? Я не могу… Я не умею… Я же всех тут угроблю!

– Расслабься, – процедил я сквозь зубы, перехватывая её правую руку своей левой и поднимая в позицию. – Узел держит. Изольда свое дело знает.

– Но я не умею танцевать! Я тебе ноги отдавлю!

– Просто следуй за мной. Не думай. – Я жестко, но аккуратно положил её вторую руку себе на плечо. Ладонь у неё была ледяная и влажная. – Вот так. Спину ровно. Начинаем с левой. Раз, два, три…

– Я не могу!

– …раз, два, три. Пошла! – скомандовал я и рванул её в первый поворот.

Леся споткнулась, чуть не повисла на мне мешком, но я удержал её жестким каркасом рук, заставив выпрямиться. Через пару тактов она перестала сопротивляться и начала отчаянно цепляться за меня, как утопающий за бревно, пока мы лавировали между кружащимися парами.

Со стороны я, может, и выгляжу как человек, который танцует только после литра водки на сельской свадьбе, но на деле вальсирую неплохо. Это у меня тяжелое наследие юности, проведенной в «ученичестве» у боярина Волкова. Старый чернокнижник любил повторять, что идеальный слуга (или идеальный убийца) должен уметь не только резать глотки в подворотне, но и кружить голову дамам на приеме. Он вбивал в меня эти «па» палкой, пока я не падал от усталости.

С тех пор я нечасто пользовался этим навыком, но это как езда на велосипеде, или как умение вскрывать замки: руки помнят.

У танцев есть одна приятная особенность: если партнер ведет уверенно и нагло, девушка может вообще не понимать, что происходит, но со стороны это будет выглядеть вполне сносно. Я держал ритм, позволяя Лесе привыкнуть к тому, что пол не уходит из-под ног, а сам сканировал толпу поверх её макушки.

Знакомых лиц было мало. Меня в такие места обычно зовут только в качестве мишени или «того парня, которого надо принести в жертву», а местная публика – это сливки общества. Элита. Те, кто решает судьбы, пока пьет шампанское. И большинство из них с радостью увидели бы мою голову на блюде.

Конечно, не все были магами. Многие были бы только адептами, или, может быть, даже не ими. Некоторые были бы заколдованы, и они проснулись бы завтра утром, вспоминая эту ночь как не более чем сон. А некоторые были бы учениками или даже рабами, здесь только по прихоти своих мастеров. А так же миллионеры с верхушки, знающие о изнанке мира, и поверьте времени они зря не теряли.

В чем главная подстава с магами, по их физиономии хрен поймешь, кто перед тобой. Никаких горящих глаз или искр из ушей, если только они не рисуются. Некоторые любят понты, конечно, но по-настоящему опасные игроки шифруются до последнего. Легко пялиться на женщину в платье из павлиньих перьев, которое больше открывает, чем скрывает, или на пижона в красном кафтане с тростью-змеей. Но бояться надо тех, кого ты не замечаешь. Серых мышек в углу.

Оркестр сменил темп на медленный, тягучий блюз. Леся начала понимать, что пол не уйдет из-под ног, и её судорожная хватка на моих плечах ослабла. Я почувствовал через ткань пиджака, как отпускает напряжение в её спине.

– Ну как, весело? – спросил я ей на ухо.

Вокруг неё всё еще клубилась невидимая для остальных серебряная муть проклятия, но белый узел Изольды на моем лацкане работал как пылесос, отводя энтропию от танцующих пар.

– Я тебе это припомню, – выдохнула Леся. Она всё еще была бледной, но глаза блестели.

– Сочту за «да».

– Все смотрят?

– Ага. Не парься, ты только начала входить во вкус.

Пальцы Леси больно впились мне в предплечье.

– Почему они все пялятся? – прошипела она. – У меня что, рога выросли?

– Наверное, гадают, где ты украла это платье. Или душу.

– Макс! – Леся дернулась, чтобы пихнуть меня, и чуть не сбилась с шага.

– Тс-с. Спокойно. Уронишь нас обоих – вот тогда точно запомнят.

Леся издала звук, похожий на нервный смешок.

– Мы тут свежее мясо, – пояснил я уже серьезно, ведя её в поворот. – Здесь все пасут всех. Сотня глаз уже записала нас в свои досье. Не удивляйся, если к тебе начнут клеиться с расспросами, как только музыка стихнет.

– Ко мне? Зачем?

– Любопытство. Сбор компромата. Кто ты, чья протеже, сколько стоишь.

– И что мне отвечать?

– Что угодно, главное, тумана напусти побольше. Ври, недоговаривай, улыбайся. Пусть сами строят теории, не мешай им ошибаться.

Мы сделали еще круг, пройдя опасно близко к эстраде. Музыканты, квартет бледных девиц. Взгляды у них были стеклянные: морок или легкая некромантия, чтобы не отвлекались. Мы развернулись обратно к центру, и я наконец увидел того, кого искал.

– Глянь через мое плечо, – шепнул я. – Видишь лощеного типа в темно-синем костюме с иголочки? Болтает с тем клоуном в красном.

– Мм… да, вижу. Кто это?

– Сергей. Наша главная заноза в заднице. Голос Совета.

– Тот, что звонил?

– Он самый.

Мы сделали еще один оборот.

– Ты пойдешь к нему? – спросила Леся.

– Пусть помаринуется. – Я заметил, как Сергей бросает на нас раздраженные взгляды. Ему не нравилось ждать.

Музыка стихла. Я с улыбкой отпустил Лесю и отвесил ей легкий, полушутливый поклон. Вокруг раздались вежливые, редкие хлопки.

– Это было… – Леся замялась. Она выглядела иначе, раскрасневшаяся вся. Впервые за всё время, что я её знал, она не казалась жертвой. – Я никогда…

– Знаю.

Я взял её под руку и повел с паркета, пока оркестр не грянул что-то бравурное. Торопиться не стал. Я знал, что Сергей сам нас перехватит.

Он материализовался из толпы, как черт из табакерки, прежде чем мы успели дойти до буфета.

– Максим! – Сергей изобразил радостное удивление, достойное «Оскара». – Какая встреча. Рад, что ты всё-таки выбрался из своей норы.

– Здравствуй, Сергей. Спасибо за приглашение.

– Не стоит. – Его взгляд скользнул по Лесе, цепкий и оценивающий. – Кажется, мы не представлены?

– Надеюсь, ты не пытаешься её увести, Сережа? – усмехнулся я, слегка сжав локоть Леси. – Это Сергей, мой старый… знакомый. Мы с ним много чего пережили.

Сергей поклонился ей с безупречной светской грацией.

– Честь имею. – Он выпрямился, и улыбка стала чуть холоднее. – Максим, если дама позволит, мне нужно украсть тебя на пару слов. Тет-а-тет. Борис, будь добр, развлеки сударыню.

Мужчина, тенью стоявший за спиной Сергея, шагнул вперед. Типичный чинуша из аппарата: серый костюм, серое лицо, глаза-буравчики.

– Прошу прощения, – сказал я Лесе. – Я скоро вернусь. Никуда не уходи.

– Всё в порядке, – сказала она и улыбнулась Сергею загадочной улыбкой, которой я её учил. – Приятно познакомиться.

Сергей снова поклонился, развернулся на каблуках и двинулся сквозь толпу. Я пошел следом. За спиной я слышал, как Борис начал что-то бубнить про архитектуру зала.

– «Скоро вернусь»? – пробормотал Сергей, не оборачиваясь, когда мы отошли достаточно далеко. – Ты так и не научился не давать обещаний, которые не можешь сдержать, Макс.

– Не будь таким самоуверенным.

Люди расступались перед Сергеем, провожая нас взглядами. Сергей был здесь фигурой, я – темной лошадкой в слишком хорошем костюме.

– Я согласился только послушать, Сережа.

– Думаешь, выторгуешь условия получше?

Я лениво усмехнулся.

– О, ты удивишься, сколько народу нынче интересуется вашим каменным истуканом. Конкуренция на рынке бешеная.