Текст книги "Последний вольный (СИ)"

Автор книги: Виктор Волох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Я не знаю, как той полуграмотной старухе удалось сплести такую сложную структуру, но работу она сделала на совесть. Её кости давно истлели, а проклятие цветет и пахнет. Леся – «громоотвод». Она притягивает к себе энтропию. Неудачи, мелкие катастрофы, странные сущности из Нави – всё это липнет к ней, как мухи на мёд.

Обычный маг этого даже не заметит, если не знает, куда смотреть. Но если я настрою зрение, то вижу вокруг неё серебристую дымку, похожую на статические помехи старого телевизора. И поверьте, находиться внутри этого поля – удовольствие сомнительное.

– Привет, – тихо сказала Леся.

Она прислонила велосипед к дереву, скинула тяжелый походный рюкзак, но на плед не села. Опустилась на траву в трех метрах от меня. Это у нас неписаное правило: соблюдать дистанцию, чтобы её «фон» не коротил мои амулеты.

– Ты как, Макс? – она внимательно посмотрела на меня своими прозрачными глазами. – Выглядишь паршиво.

– Спасибо на добром слове.

– Я серьезно. Фон тяжелый. Случилось чего?

Я поморщился. Скрывать что-то от Леси бесполезно – она чувствует ложь и тревогу лучше любого детектора.

– Привет из прошлого. Человек из Совета заходил.

Она понимающе кивнула, не став лезть с расспросами.

– Ну что, глянешь?

– Показывай свою находку.

Леся только этого и ждала. Она расстегнула рюкзак и с предельной осторожностью, словно там была бомба, извлекла сверток, замотанный в плотную тряпку. Наклонилась вперед, положила сверток на край моего пледа и тут же отпрянула назад.

Тряпка развернулась. Я подался вперед.

На выцветшей ткани лежал предмет, похожий на куб. Но сделан он был не из камня или стекла. Материал напоминал застывшую, темно-бордовую кровь или густое вино, схваченное морозом. В глубине граней что-то едва заметно пульсировало, и от одного взгляда на эту штуку у меня заныли зубы.

Куб был увесистым, размером с крупный апельсин или, если быть точным, грань была сантиметров семь-восемь. Цвет густой, насыщенный, как у выдержанного гранатового вина или запекшейся крови. На стекло это похоже не было: материал казался слишком плотным, матовым, поглощающим свет. Но если присмотреться, в самой его глубине, в вязкой темноте, медленно дрейфовали крошечные белые искры, словно звезды, пойманные в янтарь.

– Хм, – я сел поудобнее, не решаясь пока коснуться находки. – И где, говоришь, ты это откопала?

– Раменки. Тот квартал, который сейчас расселяют под снос. Старая «сталинка», номенклатурный дом. Я залезла на чердак…

Леся замолчала, покусывая губу.

– Но там какая-то чертовщина, Макс. Я была на этом же чердаке три недели назад. Я помню тот угол – там было пусто, только голубиный помет и старые газеты. Я все там облазила. А сегодня захожу – лежит на полке старого стеллажа. Прямо на уровне глаз. И главное – ни пылинки на нем. Вокруг грязь вековая, а он чистый, будто вчера из магазина.

– А хозяева? Ты говорила, что тебе его отдали.

– Там сторож был, таджик. Он меня спалил, когда я спускалась. Я думала, всё, полицию вызовет. А он увидел эту штуку у меня в руках, побелел весь и машет рукой, мол, забирай и уходи, только унеси это отсюда. Говорит, оно «шептало» ему по ночам.

– «Шептало»? – переспросил я. – Очаровательно. Ты его голыми руками брала?

Леся кивнула.

– И?

– Оно… мигнуло. Буквально на долю секунды. И холодом обдало, как от открытого морозильника. Я его в тряпку замотала и сразу к тебе.

Сейчас куб вел себя смирно. Ни свечения, ни холода. Я прищурился, переключая зрение на другой регистр.

Все маги видят изнанку мира, но прорицатели вроде меня – это как специалисты по работе с данными на фоне обычных пользователей ПК. Для меня магия… Это информационный поток. Обычно я могу считать историю предмета, просто глянув на него: кто сделал, кто держал в руках, с какими мыслями, сколько раз роняли на пол. Если вещь старая, она «фонит» эмоциями бывших владельцев, как старый диван пахнет пылью.

Но сегодня система дала сбой.

Я не то что не мог прочитать историю этого куба, я вообще его не видел в магическом спектре.

И это был нонсенс. Особенно учитывая, что его принесла Леся. Из-за её проклятия она в ментальном диапазоне светится как новогодняя ёлка – клубящийся, серебристо-серый туман, полный статических помех. Этот «серебряный пепел» липнет ко всему, к чему она прикасается. Её рюкзак фонил серебром, плед, на котором она сидела, искрился, даже трава под её кедами была «заражена».

А куб был черным. Абсолютно, идеально пустым.

На нем не было следов Леси, хотя она несла его через полгорода. На нем не было следов сторожа или старых жильцов. Это была дыра в реальности, слепое пятно, «битый пиксель» мироздания, который просто игнорировал законы магической физики.

Любая магическая вещь, будь то амулет или проклятая вилка, фонит. Чем мощнее предмет, тем громче этот фон. В центре Москвы, где эфир и так забит ментальным шумом миллионов людей, разглядеть что-то тонкое – всё равно что пытаться услышать шепот на рок-концерте. Поэтому я и потащил Лесю в этот заброшенный котлован. Здесь, среди ржавой арматуры и бурьяна, образовалась своего рода «тихая зона», мертвая точка, где никто не мешает.

Но этот куб… Он не просто молчал.

Обычно артефакты экранируют, накладывая слои маскировки, как глушитель на пистолет. Но даже самый лучший глушитель оставляет след. Здесь же было другое. Куб активно жрал любое излучение. Он не прятался, он притворялся пустотой. А создать такую маскировку может только мастер высшего пилотажа.

Я перестал буравить предмет взглядом и посмотрел на Лесю.

– Ты нашла не просто «что-то странное». Ты нашла бомбу замедленного действия.

– Ты знаешь, что это? – тихо спросила она.

– Без понятия. И это меня пугает больше всего. – Я помолчал. – Ты говорила, он мигнул, когда ты его взяла?

– Да. Искры внутри… они словно проснулись. А потом погасли.

– А еще что-то было? Ощущения, звуки?

Леся передернула плечами, обхватив колени руками.

– Может, мне показалось, Макс. Нервы и всё такое…

– Говори.

– Мне показалось, что он меня видит. Даже когда я убрала его в рюкзак. Знаешь, такое мерзкое чувство, как будто тебе смотрят в затылок в пустом переходе.

Я откинулся на шершавую кору клена, чувствуя, как внутри нарастает холод. Это совсем плохо.

– Макс? – Леся сразу уловила перемену в моем настроении. – Всё серьезно?

– Хуже некуда.

– Почему?

Я замялся. Я учу Лесю основам защиты уже пару месяцев, но стараюсь не погружать её в политику нашего мира. Она, наивная душа, всё еще надеется найти свое место среди «своих». Я не хотел быть тем, кто объяснит ей, что для большинства магов она – в лучшем случае любопытный экземпляр, а в худшем – расходник.

– Слушай, – начал я, подбирая слова. – В нашем мире нет понятия «частная собственность». Есть понятие «сила». Маги, по своей сути, – хищники. Увидел блестящее – забери, пока не забрали другие. Мелкую побрякушку можно спрятать. Но такая штука… Это как ходить по вокзалу с чемоданом денег, на котором написано «Воруй меня». Любой, кто узнает про этот куб, горло перегрызет, чтобы его получить. И поверь мне, «нежно» они просить не будут.

Леся молчала, глядя в траву.

– Но ты так не делаешь, – наконец сказала она.

– Я – исключение, подтверждающее правило. Или просто идиот.

Она коротко, невесело усмехнулась и отвернулась.

Я смотрел на неё и думал о злой иронии судьбы. Проклятие, которое висело на Лесе, было шедевром той деревенской ведьмы. Это была магия хаоса в чистом виде. По сути, Леся была ходячим генератором невероятности.

То, что случается один раз на миллион, рядом с ней происходит постоянно. Только вот полярность у этого магнита была вывернута наизнанку. Саму Лесю проклятие берегло – она могла пройти по минному полю, и ни один взрыватель не сработал бы. Она была идеально защищена от случайностей.

Зато все окружающие платили за эту удачу двойную цену. Энтропия, отведенная от Леси, била рикошетом по всем, кто оказывался рядом.

Жить с ней в одном доме было невозможно, через неделю у соседей взрывались бойлеры и обрушивались потолки. Домашние животные дохли или сбегали. Дружба с ней была экстремальным видом спорта. Чем больше она привязывалась к человеку, тем сильнее его било мироздание.

Она как-то рассказывала, что парень, с которым она первый раз пошла на свидание, на ровном месте сломал ногу в двух местах, просто выходя из подъезда. С тех пор она ни с кем не сближалась.

Я потратил уйму времени, копаясь в старых гримуарах, пытаясь найти способ снять или хотя бы ослабить эту петлю, но пока глухо. Старая магия – грубая, но вцепляется намертво, как клещ.

– Леся? – позвал я.

– М-м?

– Я тут подум…

Слова застряли в горле. В затылке резко кольнуло, а во рту появился отчетливый привкус меди. Мой внутренний радар взвыл сиреной. Я метнул взгляд в будущее, всего на полминуты вперед, и увидел то, от чего кровь отлила от лица.

Леся уставилась на меня. Она не видела того, что видел я, но мои рефлексы она знала.

– Макс?

Я вскочил на ноги, одним движением сгребая куб и кинул его под плед.

– Вали отсюда!

– Что?

– Нет времени! – рыкнул я. Сценарий уже запустился, счет шел на удары сердца. – В кусты, живо! И сиди тихо, как мышь под веником, что бы ни случилось.

Леся не стала спорить или задавать вопросы – жизнь диггера приучила её к мгновенным реакциям. Она тенью скользнула за широкий ствол бука и растворилась в зелени так, будто её там и не было.

– Не дыши даже, – прошептал я.

Я развернулся ровно в тот момент, когда кусты орешника на краю поляны раздвинулись, и на свет вышел человек.

Он был огромен. Не просто накачанный, шкаф два на два. Черное пальто трещало на плечах, толстая шея переходила в бритого затылка. Типичный «бык» из девяностых, который каким-то чудом дожил до наших дней, только в глазах у этого «быка» светилось не тупое желание набить морду, как это обычно бывает, а расчетливый интеллект. И еще – Тьма. От него фонило так, что у меня заныли зубы.

– Курганов, я полагаю? – голос у него был низкий, рокочущий, как работающий на холостых дизель. Он окинул меня цепким взглядом, проигнорировав спрятавшуюся Лесю, словно точно знал, кто здесь главная цель. – Не имели чести быть представлены.

Глава 2

Мы застыли посреди поляны. Ветер стих, и даже вороны на ветках заткнулись, почуяв, что сейчас здесь станет жарко. Я стоял, стараясь держать лицо кирпичом. Знаете это паскудное чувство, когда понимаешь, что сам загнал себя в ловушку? Вот оно самое.

Я вышел из дома «голым». Ни травмата, ни защитных амулетов, ни даже простейшего накопителя энергии. Месяцы спокойной жизни сыграли со мной злую шутку – я расслабился, потерял хватку. Идиот.

А теперь передо мной стоял Темный, от которого за версту разило силой, и если он решит ударить прямо сейчас, от меня останется только мокрое место и кеды. Я лихорадочно сканировал линии вероятности, прокручивая в голове ближайшие секунды, пытаясь нащупать хоть один сценарий, где меня не размазывают тонким слоем по газону.

– Не припомню, чтобы мы пили на брудершафт, – наконец выдавил я, стараясь, чтобы голос звучал скучающе.

– Зови меня Горелый.

– Изысканно, – я даже бровью не повел. – А чего не «Уголек»? Или «Окурок»? Было бы душевнее.

– Петросянишь? – его лицо осталось каменным, только в глазах полыхнуло недоброе.

– Пытаюсь разрядить обстановку. А ты что, смеяться не умеешь?

Он криво ухмыльнулся, обнажив желтоватые зубы:

– Язвить ты мастер, Курганов. Слышал о тебе.

Я промолчал, но внутри всё сжалось. Принялся сканировать веер вариантов будущего, и картина вырисовывалась паршивая. Девять из десяти сценариев этого разговора заканчивались тем, что Горелый без предупреждения превращал меня в кучку пепла.

Я лихорадочно искал причину. Почему? Он не выглядел как психопат, который убивает ради удовольствия. Он был профессионалом, «торпедой». Значит, должен быть триггер.

И тут меня осенило.

Я замер, стараясь не выдать паники. Триггер лежал буквально в полуметре у меня за спиной, на краю пледа. Леся в спешке не успела убрать куб в рюкзак, просто прикрыла краем шарфа, но уголок торчал наружу. Стоит Горелому сделать шаг в сторону или вытянуть шею, он увидит артефакт. И тогда мне конец. Он убьет меня просто чтобы не оставлять свидетелей, заберет приз и уйдет.

Сейчас его внимание было приковано к моему лицу, но это вопрос пары секунд. Глаза у таких ребят бегают быстро.

Нужно было действовать нагло.

Я принял решение мгновенно. Сделав вид, что разговор окончен и мне скучно, я демонстративно повернулся к нему спиной. Жест безумный, поворачиваться затылком к боевому магу, но это был единственный шанс перекрыть ему обзор своим телом.

– Ладно, бывай, – бросил я через плечо, присаживаясь на корточки, якобы чтобы свернуть плед.

Руки сами потянулись к ткани, нащупывая твердые грани куба.

– Я не закончил, – голос Горелого ударил в спину, тяжелый, как могильная плита. – Эй! Ты оглох?

Я не обернулся. Продолжал спокойно, методично сворачивать плед, стараясь как можно надежнее укутать куб в плотную ткань. Руки работали сами, на автомате.

– Ты оглох? – голос Горелого стал ниже. – Я с тобой разговариваю.

– И? – я сунул сверток в свой старый, потертый рюкзак и потянул молнию.

«З-з-з-ип»

За спиной сгустился воздух. Волосы на затылке встали дыбом, а между лопаток нестерпимо зачесалось, верный признак того, что в тебя целятся чем-то убойным. Он накачивал заклинание. Еще секунда, и он ударит, просто от злости, от непонимания моей наглости. Никто в здравом уме не поворачивается спиной к темному боевику, если только он не бессмертный или не камикадзе.

– Гаси, – бросил я через плечо. – Не советую устраивать фейерверк в центре города.

Я почувствовал его замешательство. Он ожидал страха, мольбы, прыжка в кусты, чего угодно, но не рутинных сборов.

– Ты, похоже, не врубаешься, кто перед тобой, – прошипел он, но давление магии чуть ослабло.

Я закинул рюкзак на одно плечо, чувствуя тяжесть куба, бьющего по пояснице, и наконец повернулся.

Школа выживания, которую я прошел в юности, вбила в меня один урок: если боишься – атакуй. Или хотя бы делай вид, что тебе скучно. Страх не ушел, нет. Он сидел в животе, но вместо того, чтобы парализовать, он обострил чувства до предела. Я видел, как напряглись мышцы под его пальто, видел недоумение в его глазах. Моя поза была оскорблением, плевком в лицо его авторитету. Он сейчас решал: я настолько крут, что могу себе это позволить, или просто идиот?

За моей спиной, за толстым стволом старого клена, я чувствовал Лесю. Она вжалась в кору, перестав даже дышать, как мышь, почуявшая ястреба. Мне нужно было увести его внимание от дерева. Любой ценой.

– Плевать я хотел, кто ты, – сказал я, глядя ему прямо в переносицу. – Ты приперся сюда не знакомиться. Тебе что-то нужно. Рожай быстрее, у меня дел невпроворот.

Горелый прищурился. Гнев на его лице сменился холодным расчетом. Он явно переоценивал мои силы, и это играло мне на руку. Он медленно разжал кулаки, гася заклинание.

– Ты встречался с Сергеем, – утвердительно сказал он. – Час назад.

– И? – я смотрел на него исподлобья.

– Он тебя вербовал? – тон Горелого не подразумевал вопроса.

– А тебе какая печаль?

– Ты подписался?

Я замялся. Сканировать будущее сейчас было бесполезно, веер вероятностей дрожал, как осиновый лист. Сказать «нет» – подумает, что я торгуюсь. Сказать «да» – убьет на месте как конкурента. Промолчать – примет за согласие.

– Я на Сергея не батрачу, – наконец отрезал я. – И на Совет тоже. У меня аллергия на начальство.

Горелый хмыкнул, и напряжение вокруг него чуть спало. Убийственное заклинание, висевшее в воздухе, рассеялось.

– Грамотно, – кивнул он. – Умный мальчик.

Он помолчал, разглядывая меня, как лошадь на ярмарке.

– Мы платим щедрее. И без налогов.

Мне потребовалась секунда, чтобы переварить услышанное.

– Ты мне работу предлагаешь? Прямо здесь, в кустах?

– Нам нужен «нюхач». Видящий. Могли бы взять кого-то со стороны, но… лучше ты. Ты хоть и с придурью, но опытный.

– И каков мой интерес?

– Доля. С куша.

– С какого куша?

– А? – он не понял.

– Я спрашиваю, что делить будем? Золото Колчака? Биткоины? Или просто «спасибо» в карман положим?

Горелый криво ухмыльнулся:

– Ты ж провидец. Вот и раскинь мозгами. Сам скажи, что мы ищем.

– Смешно, – процедил я. – Обхохочешься.

Ухмылка сползла с его лица мгновенно. Взгляд снова стал тяжелым, давящим.

– Я не шучу, Курганов. Тема серьезная.

Если я соглашусь, он потащит меня с собой прямо сейчас. Если начну тянуть резину, он воспримет это как слабость или отказ. А отказы такие люди не любят.

– Нет, спасибо. Я не работаю за идею и за обещания светлого будущего. Утром деньги – вечером стулья.

– Доля будет жирная. Хватит, чтобы этот гадюшник, – он кивнул в сторону моей лавки, – купить и сжечь.

– Это ты так думаешь, что она будет, – я покачал головой. – Возвращайся, когда будет конкретика. Или аванс. А воздух сотрясать я и сам умею.

Лицо Горелого потемнело. Воздух вокруг снова стал густым и вязким. Я почувствовал, как линии будущего резко перестроились, окрашиваясь в багровые тона. Мирный исход разговора таял на глазах.

– Это твое последнее слово? – тихо спросил он.

Я заставил себя смотреть ему прямо в глаза, хотя инстинкты вопили: «Беги!».

– Не пытайся меня пугать, Горелый. Не на того напал.

Горелый смерил меня тяжелым, оценивающим взглядом, так мясник смотрит на тушу, прикидывая, с чего начать разделку. Он не стал выплескивать силу напоказ, но я кожей чувствовал, как вокруг него сгущается пространство. Он был на взводе.

– Сдается мне, Курганов, – пророкотал он, – я тебя сейчас в асфальт укатаю. И даже не вспотею.

– Рискни здоровьем, – бросил я небрежно.

На лице покерфейс, а внутри пожар в борделе во время наводнения. Я был пуст. Ни амулетов, ни оружия, куб в рюкзаке тянет плечо, а Леся сидит в кустах всего в пяти метрах за моей спиной. Если начнется замес, нас обоих пустят на фарш. Я видел, как веер вероятностей передо мной дробится и рассыпается, и в большинстве веток будущего я уже был мертв. Всё зависело от того, поверит ли этот амбал в мой блеф.

Горелый помедлил секунду, вглядываясь в мои глаза. А потом его губы растянулись в нехорошей усмешке. Будущее резко схлопнулось в одну кровавую точку.

– Ты пустой, – припечатал он. – Блефуешь, сука.

Черт. Черт. Черт.

Он раскусил меня. Каждая линия вероятности теперь вела к бойне. Я лихорадочно перебирал варианты, стараясь, чтобы голос не дал петуха.

– Плохая идея, Горелый. Очень плохая.

– Да неужели? – он картинно развел руки в стороны, открываясь. – Ну давай. Удиви меня.

Двадцать секунд до удара.

Я нырнул в поток времени, отчаянно ища хоть одну тропинку, где я остаюсь жив. Что я должен сделать? Что сказать?

Ударить первым? Бесполезно. Бежать? Не успею.

Десять секунд.

Воздух вокруг Горелого начал темнеть, наливаясь багровым, как гематома. Солнечный свет в парке померк, сменившись тяжелым маревом Тьмы. Он начал формировать «пресс».

И тут я нашел. Крошечный просвет. Одно слово.

Я даже не успел обдумать это, просто выплюнул имя, которое высветилось в сознании.

– Варламов.

Горелый замер, словно наткнулся на невидимую стену. Тьма вокруг него мгновенно рассеялась, и вечернее солнце снова ударило по глазам.

– Чего? – его голос просел на октаву.

Я стоял молча, не двигаясь и стараясь даже не моргать.

– Ты… – он сглотнул. – Ты под Варламовым ходишь?

Я медленно, очень медленно приподнял бровь.

– А сам как думаешь? Стал бы я тут с тобой лясы точить пустым?

Горелый замялся. Секунды тянулись. В его глазах мелькнул неподдельный страх. Старый Варламов был легендой, страшилкой, которой пугали молодых магов, и, похоже, Горелый в эти сказки верил.

– Почему ты сразу не…?

– Ты не спрашивал.

Лицо Горелого снова окаменело, но агрессия ушла. Осталась только настороженность цепного пса, который понял, что облаял не того прохожего.

– Передай Деду, что мы настроены серьезно, – буркнул он, пытаясь сохранить остатки авторитета. – Он нам не указ, времена нынче не те.

Слова были дерзкими, но я видел, драться он больше не полезет. Слишком велик риск.

– Старик умный, он в этот блудняк не полезет. И тебе не советую.

– Я тебе не курьер и не почта России, – отрезал я. – Хочешь что-то сказать, иди и скажи ему в лицо. Если духу хватит.

Горелый сверлил меня взглядом еще пару секунд, потом сплюнул на траву и начал пятиться к деревьям.

– Еще увидимся, Курганов.

Почувствовал резкий всплеск силы, хлопок телепортации, от которого заложило уши, и он исчез.

Я простоял столбом еще секунд десять, параноидально сканируя будущее, чтобы убедиться, что он не вернется и не ударит в спину. Только когда был уверен на сто, двести процентов, что горизонт чист, ноги превратились в вату. Я сполз спиной по шершавому стволу клена и плюхнулся задницей на землю. Сердце колотилось где-то в горле, отдавая в виски.

– Господи Иисусе, – выдохнул я в пустоту. – Пронесло.

– Макс? – тихо позвала Леся.

– Ушел, – выдавил я.

Попытался встать, но ноги не слушались, будто из них вынули кости. Руки тряслись мелкой, противной дрожью, классический «отходняк» после смертельного риска. Всё, на что меня хватило, так это сидеть на траве и тупо смотреть в одну точку, пока Леся осторожно выбиралась из своего укрытия.

Птицы, заткнувшиеся при появлении Горелого, снова зачирикали, как ни в чем не бывало. Мир вернулся в норму, словно и не было здесь только что машины для убийства. Леся подошла и опустилась на колени, ближе, чем обычно позволяла техника безопасности.

– Ты как?

– Нормально. – Я пятерней зачесал волосы назад, а потом сцепил пальцы в замок, чтобы унять тремор. – Жить буду.

Леся инстинктивно дернулась ко мне, чтобы коснуться плеча, поддержать, но в последний момент одернула руку. Проклятие. Между нами всегда должна быть дистанция. Но я перехватил её взгляд, в огромных серых глазах плескался такой неподдельный страх за меня, что стало немного легче.

– Что это было, Макс?

Я глубоко вздохнул, выравнивая дыхание. Леся «чуткая», она слышит голоса и чувствует фон, но видеть варианты будущего, как я, где нас раз десять за последнюю минуту могли испепелить, она не могла. Для неё это был просто напряженный разговор.

– Это было твое первое знакомство с Темным, – хрипло сказал я. – С почином.

– Они все такие… жуткие?

– Горелый… это еще цветочки. Просто цепной пес. Бывают и похуже.

Я наконец заставил себя подняться. Ноги всё еще были ватными, но держали. Первым делом я хлопнул по рюкзаку, проверяя, на месте ли этот чертов куб. На месте. Тяжелый, как грехи моей юности.

– Я не поняла одного, – спросила Леся, поднимаясь следом. – Кто такой Варламов?

– Вратарь хоккейный. Или блогер кучерявый, не помню, – буркнул я, отряхивая джинсы.

Леся посмотрела на меня как на умалишенного.

– Шучу, – я криво усмехнулся. – Понятия не имею, кто он сейчас. Знаю только, что в девяностые это имя открывало любые двери и закрывало любые рты. Это единственное, что могло остановить Горелого.

– Но почему?

– Потому что Горелый решил, что я, человек Варламова. А связываться со «старой гвардией» ему кишка тонка. Он, может, и отморозок, но жить хочет.

– А на самом деле? – Леся прищурилась. – Ты с ним связан?

– Я этого Варламова в глаза не видел. Может, он вообще уже десять лет как на Ваганьковском лежит.

Глаза Леси округлились.

– Ты… ты блефовал?

– На все сто.

Я быстрым шагом направился к выходу из парка.

– И в этом наша проблема, Леся. Горелый сейчас на измене, он побежит к своим, начнет «пробивать» информацию. И очень скоро выяснит, что я взял его на понт. И вот тогда он вернется. Злой как черт и с подкреплением.

– И что нам делать?

– Валить отсюда, – бросил я, ускоряя шаг. – Быстро и далеко. Пока он не понял, как я его развел.

Моя берлога находится прямо над магазином, на втором этаже. Это типичная для центра «перепланировка»: снесенные перегородки, превратившие трешки в одну большую студию. У окна, то, что я гордо именую кухней (плитка на две конфорки и старый холодильник «ЗиЛ»), посередине, продавленный диван, стол, заваленный книгами, и пара разномастных стульев для гостей, которых у меня почти не бывает.

На стенах висят три выцветшие акварели с видами дореволюционной Москвы, наследство от предыдущего жильца, который, кажется, спился в этих стенах еще в девяностые. Из окон открывается вид на кривые переулки и крыши Хитровки. Солнце уже упало за горизонт, и город начал вспыхивать электричеством. Желтые квадраты окон в сталинских высотках за рекой, красные габариты машин на набережной, мне нравится иногда лежать в темноте и смотреть на эту мозаику, гадая, кто там живет и о чем думает.

Леся забралась с ногами на диван, обхватив колени, а я рухнул в свое любимое кресло, которое скрипнуло, принимая знакомую тяжесть.

– Ну вот, – выдохнул я, ставя на стол стакан с водой (руки всё еще требовали чего-то покрепче, но я сдержался). – Теперь ты понимаешь, почему я не хожу на корпоративы с коллегами.

Леся посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом. Я покачал головой, пытаясь убедить в этом скорее себя, чем её:

– Всё обошлось. Мы ушли целыми, а это главное. И ты молодец. Среагировала четко: сказали в кусты – значит, в кусты. Без самодеятельности.

– Не разговаривай со мной как с ребенком, – тихо огрызнулась она. – Я не школьница.

– Не начинай. Ты жива, я жив. Значит, я всё сделал правильно.

Леся слабо, вымученно улыбнулась, но улыбка тут же погасла.

– Макс… Ты был страшным.

– В смысле?

– Твой голос. Он стал… пустым. Я думала, ты его сейчас убьешь. Прямо там, не сходя с места.

– Я блефовал, Леся.

– Нет, – она покачала головой. – Блеф, это когда врут. А ты был готов.

Я промолчал. Она была «чуткой», её не обманешь. В тот момент, когда Горелый начал давить, во мне проснулось то, что я десять лет пытался похоронить. Инстинкт убийцы.

– Он искал слабину, – наконец сказал я, уходя от ответа. – Если бы я дернулся, он бы нас разорвал.

– Я думала, ты никого из них не знаешь.

– Я знаю этот тип людей.

– Он говорил так, будто знает тебя лично, – не унималась Леся. – Назвал тебя по фамилии. Знал, что ты встречался с Сергеем.

Я смотрел в окно, на огни Яузы.

– Макс? – в её голосе появилась настойчивость. – Откуда ты знаешь такие имена? Варламов… Горелый… Это связано с тем временем? До магазина?

– Леся… – в моем голосе прорезалась грубость, которая напугала её в парке.

Она осеклась, но взгляда не отвела. В её серых глазах было только упрямство и желание понять, с кем она вообще связалась.

– Меньше знаешь, крепче спишь, – сказал я наконец, глядя ей прямо в глаза. – Это не поговорка, это инструкция по выживанию. Держись от этого подальше. Просто знание таких фамилий может укоротить тебе жизнь лет на пятьдесят.

Леся чуть наклонила голову, глядя на меня исподлобья:

– Ты же сам сказал, что я уже в беде. Куда уж больше?

Я замялся. В нашем мире есть негласное правило: не выносить сор из избы и не грузить «спящих» внутренней кухней. Совету бы очень не понравилось, что я провожу ликбез для посторонней. Впрочем, плевать я хотел на Совет.

К тому же, я никогда не верил в ложь во спасение. Незнание не освобождает от ответственности, оно просто делает тебя легкой мишенью.

– Ладно, – я потер переносицу. – Что ты вообще знаешь о Темных? Кроме сказок?

Леся подобрала ноги под себя, устроившись в углу дивана. В её руках дымилась большая кружка с чаем, и она грела об неё бледные пальцы.

– Ну… Я думала, это маги, которые, типа, перешли на сторону зла. Как в «Звездных войнах».

– Если бы всё было так просто, – усмехнулся я. – Нет никаких «сторон». Темные, это не фанатики с красными мечами. Это идеология. Они называют это «Право Сильного».

Я попытался подобрать слова, которые были бы ей понятны.

– Смотри. Они считают, что мораль, совесть, законы, «хорошо» и «плохо», это сказки для бедных. Ошейник, который придумали слабые, чтобы сильные их не сожрали. Или, наоборот, инструменты, которыми пастухи управляют стадом.

Темные уверены: если ты соблюдаешь правила – ты овца.

Вот, например, сегодня. Ты спросила у сторожа разрешения забрать куб. Темный бы даже спрашивать не стал. Он бы просто взял.

– То есть украл? – уточнила Леся.

– Для тебя это кража. Для него… естественный отбор. Он бы сказал, что ты не воруешь только потому, что боишься. Боишься, что мама заругает, что Бог накажет или что совесть замучает.

Леся задумалась, глядя в кружку:

– Но сторож мог вызвать ментов.

– В точку! – я щелкнул пальцами. – Вот мы и добрались до сути. Единственное, что реально удерживает людей, это страх наказания. Закон работает, только если за ним стоит сила: полиция, суд, тюрьма.

Для Темного мага единственная реальная власть, это его собственная Сила. Если ты достаточно крут, чтобы прогнуть реальность под себя, значит, ты имеешь на это право.

Для них слабость это не просто недостаток. Это грех. Это клеймо. Если ты не можешь защитить свое, значит, ты этого не достоин. Если тебя ограбили, избили или убили, ты сам виноват, потому что позволил этому случиться.

Леся нахмурилась, переваривая услышанное.

– Жестоко.

– Жизненно, – поправил я. – Это не просто философия, которую обсуждают на кухнях под винишко. Они живут так. Каждую секунду.

Леся подняла на меня глаза, и я увидел в них сомнение. Она всё еще пыталась мерить их человеческими мерками.

– Тот амбал в парке, Горелый, – жестко сказал я. – Как думаешь, что бы он сделал, если бы нашел тебя там, в кустах?

Она поежилась:

– Не знаю. Побил бы?

– Всё, что угодно, Леся. Всё, что взбрело бы ему в голову. Мог бы просто пройти мимо, как мимо тумбочки. Мог бы убить, просто чтобы не оставлять свидетелей. Мог бы развлечься с тобой и бросить истекать кровью в канаве. Или забрать к себе в особняк как живую игрушку.

Леся замерла, кружка в её руках дрогнула.

– И самое страшное не это, – добил я. – Самое страшное то, что он бы даже не задумался. У него бы пульс не участел. Для него ты, не человек. Ты ресурс. Или помеха. И ни один другой Темный его бы не осудил. В их мире, если ты не можешь перегрызть глотку врагу, значит, ты корм. Теперь понимаешь, с кем мы имеем дело?

Глаза Леси расширились. Кажется, до неё наконец дошло. Романтический флер тайного мира развеялся, оставив запах крови и грязи.

– Ты… ты знаешь их, – тихо сказала она. Это был не вопрос.

– Да.

Она открыла рот, чтобы спросить что-то еще, но я покачал головой:

– Не надо. Не сейчас. И не об этом.

Повисла тишина. Слышно было только, как гудит холодильник и как за окном сигналят машины в пробке на набережной.

– Мне пора, – наконец сказала Леся, ставя кружку на стол.

Я кивнул и встал.

Проводил её до двери. Она, как всегда, держалась на расстоянии вытянутой руки, техника безопасности, чтоб её. Но сегодня между нами появилась другая дистанция.