Текст книги "Последний вольный (СИ)"

Автор книги: Виктор Волох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7

Я усмехнулся, скармливая Бурану последние кусочки мяса, потрепал его по мощной, покрытой инеем холке и двинулся на голос.

Обогнув скальный выступ, я увидел старую, почерневшую от времени лачугу, сложенную из кривых бревен. Перед ней, на плоском валуне, сидел человек, который выглядел древнее, чем эти горы. Он колдовал над котелком, подвешенным над маленьким, но жарко горящим костерком.

Герасим, или, как он предпочитал, чтобы его звали в узких кругах, Гера, выглядел на крепкие шестьдесят, хотя ему было далеко за восемьдесят. Сильный, жилистый, он сидел в одной льняной рубахе с закатанными рукавами, игнорируя мороз Верхней Нави. Его волосы, когда-то цвета соломы, теперь были белыми как лунь. На поясе висел короткий меч, ксифос, но висел так привычно и небрежно, словно был частью тела.

– Самое паршивое на такой высоте, заставить воду закипеть по-человечески, – проворчал он вместо приветствия, не поднимая головы. – Вечно недовар. Ладно хоть ты вовремя.

Я сел на соседний валун, чувствуя, как холод камня пробивает через брюки.

– Вижу, ты не потерял хватку, старик.

– Цыц! Я забыл о прорицании больше, чем ты когда-либо узнаешь, щенок.

– Вот я и удивлялся, сколько ты еще помнишь.

– О, обхохочешься. – Герасим метнул в меня колючий взгляд из-под кустистых бровей. – Знаешь, в чем беда вашего поколения? Никакого уважения к старшим. Думаете, раз научились видеть на пять минут вперед, так уже бога за бороду ухватили…

Я глянул на котелок, пропуская его ворчание мимо ушей.

– Вода закипит через девяносто пять секунд.

– Это не кипение. Это бульканье. На такой высоте температура кипения ниже, физику учи, двоечник. И кого ты лечишь своими цифрами? Имей терпение хоть раз в жизни.

Я усмехнулся.

– Рад тебя видеть, Гера. Живым.

– Еще бы. Будь добр, подай кружки. Вон там, в сумке.

Я достал две помятые эмалированные кружки и стал ждать. Было что-то успокаивающее в этом ритуале: смотреть, как Герасим с видом алхимика заваривает горные травы, слушать его ворчание. Вид отсюда открывался невероятный – бесконечные пики Рипейских гор, залитые холодным солнцем, дикая, первозданная мощь.

– Я удивлен, что эта халупа еще стоит, – сказал я наконец.

– Простоит, – буркнул он, разливая пахучий отвар. – Подольше, чем ты, возможно.

– Полагаю, ты знаешь, зачем я здесь.

Герасим фыркнул в кружку.

– Еще бы. Ты шумишь, когда идешь сквозь время, Максим. Я весь день покоя не знал, всё ждал, когда ты нарисуешься. Наследил в эфире, как слон в посудной лавке.

– Ладно. – Я обхватил горячую кружку ладонями. – Почему ты отказал Сергею?

– А сам как думаешь? – Он ткнул в меня пальцем. – Я не хочу лезть в ту мясорубку, в которую ты с разбегу прыгаешь. И если у тебя есть хоть капля мозгов, ты тоже свалишь. Возвращайся к Изольде, забейся в самую глубокую щель и сиди там, пока шторм не утихнет.

– Это не так просто.

– Если влезешь – сдохнешь. У Совета нет столько золота, чтобы оплатить твои похороны. – Он сердито зыркнул на меня. – Раньше мне приходилось пинками гнать тебя к этим бюрократам. А теперь ты сам лезешь в пасть?

– Есть кто-то еще. Темные.

– Плюнь и разотри.

– А что насчет твоего дома? Зачем превращать дачу в камеру пыток?

Герасим криво ухмыльнулся, обнажив крепкие желтые зубы.

– Попался, да? Нечего было нос совать.

Его ухмылка тут же погасла.

– Эти ребята играют без правил, Макс. Если хочешь, чтобы они от тебя отстали, говори на их языке. Языке силы и смерти.

Я отвернулся, глядя на облака внизу.

Герасим изучал меня долгим, тяжелым взглядом.

– Было время, когда ты бы душу продал, лишь бы увидеть, как Темный маг подыхает в такой ловушке. Передумал? Стал гуманистом?

– Дело не в этом. – Я снова повернулся к нему. – Слушай, я был не в курсе раскладов. Я сидел в своей лавке, торговал благовониями. Но ты-то в курсе. У тебя уши везде. Что происходит?

Герасим отхлебнул чаю, поморщился, потом пожал плечами.

– Нарывало давно. Темные хотят легализации. Полной. Я знаю, – он поднял руку, пресекая мои возражения, – они и так в шоколаде. Бизнес, власть. Но им мало. Они хотят кресла в Совете. Официально. Чтобы переписать Законы под себя.

Я уставился на него.

– В Совете? Ты серьезно?

– Старые новости, парень. Совет расколот, как гнилой орех. «Голуби» хотят договориться, «ястребы» хотят войны, но боятся. Темные давят. Они вербуют. Агрессивно. Кого-то покупают, кого-то…

– Я знаю, что бывает с теми, кого не купить, – жестко сказал я.

– Но они не едины. В этом вся соль. – Герасим махнул рукой куда-то на юг, в сторону невидимой Москвы. – В этом Святилище лежит артефакт Предтеч. Калибр – планетарный. Тот Темный князь, который его хапнет, станет абсолютным лидером. Он подомнет под себя все кланы. Совет тоже хочет эту игрушку – как ядерный чемоданчик, чтобы диктовать условия. И всем им нужен Видящий, чтобы вскрыть замок. – Он ткнул пальцем мне в грудь. – И все они предпочтут увидеть тебя мертвым, чем работающим на конкурентов. Вот почему я здесь, в этой дыре. И ты должен быть здесь.

Мы помолчали. Только ветер свистел в щелях хижины.

– Что делает эта штука? – спросил я.

– Без понятия. Защита такая, что мозги плавит на подлете. Совет знает больше, но молчит. Я не подхожу близко. Жить охота.

– Так вот что ищут Горелый и Хазад.

Герасим покачал головой.

– Горелый и Хазад – это просто кулаки. Мясо. Кто-то дергает их за ниточки. Кто-то очень умный и очень старый.

Я вспомнил женщину в маске. Холодный взгляд, властный голос. Почему-то я был уверен – это она.

– Так теперь ты знаешь расклад, – прервал мои мысли Гера. – Что будешь делать?

– Не знаю, – честно ответил я.

Герасим фыркнул.

– Чушь собачья. Ты попрешься на этот бал, хоть кол на голове теши. Я скажу тебе, чем это кончится. Светлые и Темные будут рвать друг другу глотки за эту железку. Прольют море крови, разнесут половину Москвы, пока кто-то не победит. А потом всё пойдет по-старому. – Он замолчал, глядя на меня в упор. – Что с тобой, Максим?

Я молчал, крутя пустую кружку в руках.

– Когда ты приполз ко мне после Воронова, – тихо сказал Герасим, – я тебе говорил: «Забудь о мести. Уйди в тень. Живи своей жизнью». Тогда ты послушал. А теперь лезешь в петлю. Ты же умнее этого.

– Может, я просто устал прятаться, – сказал я, поднимая глаза. – Может, мне надоело быть «терпилой». А как насчет друзей? Семьи? У тебя нет ничего, за что ты бы встал и дрался до конца?

– Ты вообще слышишь, что я говорю? – Глаза Герасим стали жесткими, как льдинки. – Помнишь мой первый урок? «Всё, что ты впускаешь в свою жизнь, ты должен быть готов бросить за десять секунд. И уйти, не оглядываясь». Всё остальное – балласт. Якорь, который утянет тебя на дно. Ты спрашиваешь, есть ли у меня что-то, за что я бы сдох? Нет, Максим, ты, идиот, нет! Вот почему мне восемьдесят три, и я всё еще копчу это небо. Думаешь, ты нашел бы меня здесь, если бы я сам не захотел? Как только ты уйдешь, я снимусь с якоря. И ты меня не увидишь, пока всё не уляжется. Или пока я не прочту твой некролог.

– Тяжело так жить, – сказал я наконец.

– А кто обещал, что будет легко?

Я поставил кружку на камень со звонким стуком.

– Спасибо за чай, Гера.

Герасим промолчал, отвернувшись к огню. Я встал и пошел прочь. Симаргл, дремавший у скалы, поднял голову и проводил меня долгим взглядом. Я не стал его гладить на прощание.

– Бывай, Буран.

Я достал из кармана костяной ключ, чтобы вернуться домой.

Всю дорогу обратно меня грызли мысли.

Когда я встретил Герасим, я был разбит. После того, как я сбежал из плена чернокнижника Воронова, я горел желанием вернуться и убить их всех. Герасим, старый циник и мастер прорицания, подобрал меня, вытащил из депрессии и научил главному: управлять собой. Как гасить гнев, как отстраняться. «Холодная голова живет дольше», – говорил он.

Это спасло мне жизнь. Если бы я тогда вернулся мстить, меня бы размазали. Уйти в тень, стать никем, позволить миру забыть о Максиме Курганове – это был единственный выход. И я это сделал.

Но теперь…

При всём моем уважении к сединам, мы с Гером так и не стали настоящим тандемом «Мастер и Ученик». И сейчас, шагая по промерзшим камням Нави к порталу, я вспомнил почему.

В нём была эта мертвая отстраненность. Пустота, которой он гордился и которой я втайне завидовал. Я понимал: именно то, как Герасим отрезал себя от людских страстей, давало ему ту кристальную ясность видения, до которой мне было как до Луны пешком. Его дар был чистым, как водка из морозилки, и таким же обжигающе холодным.

Я не мог заставить себя стать таким. Сбежал в свою лавку на Хитровке, забился в щель подальше от клановых войн, но я не стал отшельником. Оброс связями, странными, кривыми, но живыми. Изольда, ветреная Ветряна, теперь вот Леся… Делало ли это меня худшим Видящим, чем он? Или, может быть, я приобрел что-то, что старый циник давно потерял?

К тому времени, как я вывалился из портала обратно в Лосиный Остров, солнце уже садилось. Западное небо над Москвой полыхало багровым заревом, словно город снова горел, как в двенадцатом году. Верхушки сосен чернели на этом фоне острыми пиками. Земля еще хранила остатки дневного тепла, но лес уже затихал, готовясь к ночной охоте. Люди уходили, уступая место тем, кто прячется в тенях.

Я прислонился к шершавому стволу осины, глядя в небо. Впервые я всерьез взвесил совет Герасима.

Что, если бы я послушал его? Просто развернулся, плюнул на всё и исчез? Спрятался бы в такой дыре, где меня не найдет даже поисковая собака. Я снова был бы в безопасности, как в те годы после побега из подвала Воронова…

А был ли я в безопасности?

Эта мысль ударила меня под дых. Я замер. Откуда она взялась? Я ведь всегда считал, что моя «нора» надежна. Я не лез в политику, не светился на радарах. Я был в безопасности. Если уйду сейчас, сохраню шкуру.

Но даже прокручивая в голове маршруты отхода, я уже знал ответ. Я никуда не пойду.

В самый черный час моей жизни Сергей и весь их хваленый Совет бросили меня подыхать. Они отвернулись, спасая свои кресла. Если я сейчас сбегу, бросив Лесю на растерзание Горелому и той твари в маске, я стану ничем не лучше их. Я стану таким же упырем в дорогом костюме, только без костюма.

Я отбросил сомнения, как пустую пачку сигарет, и потянулся к витиеватым корням вяза, чтобы открыть проход.

Знакомить двух существ из разных миров – это всегда русская рулетка. Никогда не знаешь, когда выстрелит. Особенно если один из них, перепуганная девчонка с проклятием, а вторая – древняя хтоническая сущность, выглядящая как ночной кошмар арахнофоба.

Спускаясь по темному туннелю в будуар Изольды, я нервничал. В голове крутились сценарии катастрофы: Леся впала в истерику, Изольда потеряла терпение и вышвырнула её (или, что хуже, спеленала в кокон). До сих пор Леся держалась молодцом, но у любой психики есть предел прочности. Что, если остаться один на один с гигантской говорящей паучихой было последней каплей?

Погруженный в эти мрачные мысли, я сначала даже не узнал звук, который доносился из глубины зала. Он был настолько неуместен здесь, в подземелье Нави, что мозг отказывался его классифицировать.

Я замедлил шаг, озадаченный. Завернул за последний поворот, отодвинул бархатную портьеру и замер.

Звук был приглушенным, доносился из-за тяжелой парчовой ширмы в дальнем углу, но это был искренний, живой смех. В подземелье Нави, в логове хтонического чудовища, это звучало так же дико, как церковный хор в привокзальной чебуречной.

Изольда царила в центре зала, нависая над огромным дубовым столом.

– Вот, видишь? – прострекотала она.

Она колдовала над платьем цвета утреннего тумана над рекой, что-то меняя в его структуре прямо на ходу. Изольда работала всеми четырьмя передними лапами одновременно. Зрелище было гипнотическим: костяные иглы и ножницы мелькали с такой скоростью, что сливались в размытое пятно. Она вплетала в ткань отблески заклинаний.

– Твои инстинкты не врали, ягодка. Болотная зелень тебя мертвит, а вот жемчужно-серый… это твоё. Я убрала лишнюю тину, так что примерь-ка еще раз.

– Ага, сейчас! – крикнула Леся из-за ширмы. – А то розовое мне тоже понравилось!

– Розовое оставим для похорон врагов, оно их с толку собьет… О, явился, не запылился. Привет, Максим.

– Здравствуй. – Я кивнул на гору шелка и бархата, наваленную на ближайшей оттоманке. – Вижу, времени зря не теряла.

– Макс! – голос Леси звучал глухо, будто она боролась с узкой горловиной. – Ты видел эти вещи? Это отвал башки! Тут такие ткани…

Я криво усмехнулся, глядя на паучиху.

– Женская тяга к шмоткам сильнее инстинкта самосохранения, да? Арахнофобия капитулировала без боя.

– Не будь язвой, – отмахнулась Изольда когтистой лапой и скользнула через комнату, чтобы перекинуть платье через верх ширмы. Тонкие обнаженные руки Леси взметнулись, перехватывая наряд. – Держи, радость моя. Покрутись пока, а я займусь нашим угрюмым рыцарем.

Изольда дернула бархатный шнур, открывая другую примерочную нишу, где на манекене висел мой «костюм Князя Тьмы».

– Теперь слушай сюда, Максим, – её тон резко сменился на стальной. – Прежде чем ты влезешь в этот шедевр, поклянись мне здоровьем, что будешь его беречь.

– Конечно.

– Я серьезно, Курганов. Ты будешь вешать его на плечики, чистить только сухим паром… как это у вас называется?

– Химчистка.

– …и не дашь его порвать, прожечь, заляпать эктоплазмой или растворить в кислоте.

– Да ладно тебе, – я закатил глаза. – Не так уж часто это случалось.

– О, неужели? – Изольда угрожающе щелкнула жвалами. – А как насчет того первого кафтана, который я сплела тебе из лунной пряжи?

– Это было десять лет назад! – возмутился я. – Я тогда бежал из подвалов Воронова! Ты бы вообще заметила разницу, если бы вместо кафтана не вернулся я сам?

– Это был полный гардероб, Максим! И одна из лучших моих работ по вплетению удачи. С небольшой штопкой он бы до сих пор носился…

– Ты прекрасно знаешь, что там была мясорубка. Я не мог вернуться и попросить охрану отдать мне мои вещички.

– А тот зипун, который я сшила тебе для Охоты на Жар-Птицу? – не унималась она. – Ты хоть представляешь, как трудно вывести кровь волшебного существа из бархата? Она же светится в темноте! А парадный мундир для Вече? Ты просил сделать его огнестойким, и я сделала. Я даже дала тебе гарантию на температуру плавления стали. А потом…

– Я просил огнеупорный, а не драконоустойчивый! – огрызнулся я. – И вообще, тот инцидент с младшим Горынычем был не моей виной. Это была самооборона!

– О чем вы там спорите? – крикнула Леся, шурша тканью за ширмой.

– Ни о чем, – хором рявкнули мы с Изольдой и переглянулись.

В её изумрудных глазах мелькнула странная искра.

– Думаю, будет правильно, если она пойдет с тобой на бал, – вдруг сказала паучиха, понизив голос.

Я моргнул. Я сам крутил эту мысль в голове всю дорогу обратно, но услышать это от неё…

– Сборище Совета – не песочница для новичков, Изольда. Там акулы плавают.

– Ей когда-нибудь придется учиться плавать. К тому же, Максим… – Изольда наклонилась ко мне, и её дыхание пахло полынью. – Ты не делаешь ей одолжения, пряча её под юбкой. Судьбу не обманешь, сидя в норе. Ей нужно увидеть тех, кто на неё охотится.

Прежде чем я успел спросить, что она видит своими многогранными глазами в линиях вероятности Леси, Изольда развернулась всем своим массивным телом и скользнула в свои личные покои за дальней портьерой.

– Одевайся, – бросила она через плечо. – И только попробуй помять лацканы.

Я пожал плечами, вошел в нишу и уставился на костюм, разложенный на столе. Черная ткань словно поглощала свет, обещая сделать меня тенью и королем одновременно. Наверное, стоило попросить джинсы и бронежилет, но с Изольдой спорить – себе дороже.

– Что это было? – с любопытством спросила Леся через стенку. Голос её звучал приглушенно. – Про Жар-Птицу и Горыныча? Вы серьезно?

Я начал стягивать свой свитер, чувствуя себя немного глупо за ширмой.

– Изольда вечно ворчит на то, в каком состоянии я возвращаю её шедевры, – крикнул я, расстегивая джинсы. – Будто я специально катаюсь в них по асфальту.

– А это ведь нечасто случается, правда? – голос Леси звучал с надеждой.

– Нет. – Я замялся, мысленно перебирая последние пару лет. Драка с упырями в Люберцах (минус пальто), стычка с огненным элементалем в Капотне (минус пиджак). – Не совсем. – Я снова посчитал. – Ладно, может быть, статистика не в мою пользу. Но я прихожу к ней за «броней» только тогда, когда собираюсь сунуть голову в улей с очень злыми пчелами.

– Ты имеешь в виду, как сейчас?

– Да, как…

Я замолчал, уставившись снова на свой новый прикид. Изольда его слегка усовершенствовала, как я посмотрю, вшила руны под прокладку, их было практически не видно, но я их ощущал.

– Макс?

– М?

– Возьми меня с собой. На бал. Я не буду путаться под ногами, честно.

Я не ответил сразу, и Леся приняла мое молчание за сомнение.

– Ну послушай. Если эти упыри меня ищут, то многолюдный прием в центре – самое безопасное место, так? Там куча магов, охрана, ментальный фон забит под завязку. Им будет труднее что-то выкинуть на виду у всего Совета. И я могу помочь. Услышать что-то, заметить… У меня же чуйка.

Я наконец справился с брюками и взял в руки галстук-бабочку, пропуская шелк сквозь пальцы.

– Изольда надоумила, да?

Леся замолчала. Тишина была красноречивее любых слов. Я покачал головой, накидывая ленту на шею и глядя в зеркало.

– Быстро же она к тебе прикипела. Обычно она гостей пытается либо съесть, либо унизить.

– Так, эм… можно?

– Можно, – выдохнул я. – Собирайся.

– Правда? – в её голосе прорезался щенячий восторг. – Круто!

Я покачал головой, но улыбаться не стал. Мне хотелось спросить, понимает ли она, что просится на казнь, где главным блюдом можем стать мы. Но портить момент не хотелось.

Едва слышный шорох, звук хитина о бархат, предупредил меня, что хозяйка вернулась.

– Ну, как успехи, красавец? – прострекотала Изольда, бесцеремонно отдергивая штору. Понятие личного пространства для древней богини Недоли было чем-то абстрактным.

Она оглядела меня с ног до головы всеми восемью глазами, и я услышал довольное цоканье жвал.

– Хорошо. Даже очень.

Я повернулся к зеркалу.

На вешалке это был просто дорогой черный костюм. На мне… Из зеркала на меня смотрел не уставший владелец лавки с Хитровки, а кто-то другой. Холодный, уверенный, знающий себе цену. Князь, который вышел из тьмы, чтобы собрать дань.

Если бы я встретил этого парня в переулке, я бы перешел на другую сторону улицы. И это мне нравилось.

– Ну?

Я бросил последний взгляд, поправил запонки.

– Годится. Ты волшебница, Изольда.

– Я богиня, дурачок, не путай табель о рангах. – Она протянула мне что-то белое. – На, приколи к лацкану.

Я с любопытством посмотрел на предмет. Это была бутоньерка, но не из цветка. Это был сложный узел, сплетенный из той же мерцающей белой паутины, похожий на стилизованный цветок папоротника. Я почувствовал магию – тонкую, вяжущую, с фирменным почерком Недоли, но она спала.

– Что это?

– О, думаю, ты сам разберешься, провидец.

Изольда скользнула к соседней примерочной, где шуршала Леся.

– Ну что, ягодка, готова поразить свет?

Я вышел в центральную залу, вертя в пальцах белый узел и сканируя его будущее. Структура плетения была знакомой… Это была инверсия. Зеркало. Этот узел не создавал удачу, он поглощал неудачу. Он создавал вакуум вокруг носителя.

Мои глаза расширились. Ох…

Это был щит. Щит от Леси. Изольда сплела эту штуку, чтобы я мог стоять рядом с ней, держать её за руку, танцевать и не получить при этом люстрой по голове или инфаркт. Ювелирно. Чертовски ювелирно.

Я приколол бутоньерку к лацкану. Она тут же словно приросла, став частью костюма.

– Все готовы? – раздался бархатный голос Изольды. – Давай, Максим, не спи, ты должен это видеть.

Я поднял глаза как раз в тот момент, когда бархатная портьера отлетела в сторону.

Из полумрака вышла девушка.

На секунду я забыл, как дышать. Это была Леся, но мозг отказывался соотносить это видение с той девчонкой в кроссовках, которую я знал.

На ней было платье цвета речного тумана и лунного света. Бело-зеленое, словно сотканное из утренней дымки над омутом. Оно оставляло плечи и руки обнаженными, облегало стан и ниспадало вниз сложными, текучими слоями, напоминающими рябь на воде. Ткань мерцала при каждом движении, меняя оттенок от бледного нефрита до снежного серебра.

Вокруг её рук была наброшена прозрачная шаль, тонкая, как паутинка бабьего лета. Каштановые волосы были убраны в высокую, сложную прическу, переплетенную белыми лентами, открывая тонкую, беззащитную шею.

Она выглядела как Мавка, как хозяйка Медной горы, вышедшая к людям на одну ночь. Красивая той пугающей, потусторонней красотой, от которой в старых сказках добры молодцы теряли голову и уходили жить в лес.

Леся неуверенно замерла, теребя край шали, и посмотрела на меня огромными глазами, ожидая вердикта. В этом наряде, в этом свете её бледность казалась аристократичной, а её странность – загадочностью.

– Ну? – спросила Изольда с гордостью Пигмалиона.

– Твою ж мать… – выдохнул я честно.

– Ну, что скажешь? – спросила Леся. В её голосе звенело нервное напряжение, но улыбка была от уха до уха.

Я смотрел на неё несколько долгих секунд, прежде чем ответить. Сказать правду – что она выглядит так, будто сошла с полотна Врубеля, – значило бы выдать слишком много эмоций.

– Недурно, – наконец выдавил я. – Совсем недурно.

Изольда презрительно фыркнула, и этот звук был похож на треск разрываемой ткани.

– Не слушай этого сухаря, ягодка. Ты выглядишь совершенно. Еще пара штрихов, и ты будешь готова затмить их всех.

К тому моменту, как мы наконец раскланялись с хозяйкой подземелья, солнце уже рухнуло за горизонт. Когда корни вяза расступились, выпуская нас обратно в мир, над верхушками сосен Лосиного Острова уже высыпали первые, колючие звезды. Воздух остыл, пахло прелой листвой и надвигающейся ночью. Парк затих, словно прислушиваясь к нашим шагам.

– Тебе понравилось? – спросил я, когда мы выбрались из оврага на твердую почву.

– Очень! – Леся сияла. Трудно было поверить, что всего несколько часов назад она готова была упасть в обморок от одного вида паучьих лап. – Слушай, а Изольда… Она правда та самая? Ну, из древних мифов? Недоля? Ткачиха судеб?

– Если бы мне пришлось делать ставку, я бы сказал, что мифы писали с неё. Ну, или с её сестры. Люди любят упрощать.

Леся затормозила, глядя на меня широко раскрытыми глазами. До неё наконец дошел масштаб.

– Но это же… это сколько ей лет?

– Тысячи три? Четыре? До крещения Руси точно. – Я пожал плечами. – Я никогда не спрашивал. У женщин неприлично спрашивать возраст, особенно у тех, кто может откусить тебе голову за бестактность.

Парк стремительно пустел. Одинокие собачники и спортсмены-энтузиасты разбежались по домам, и здесь, в самой глухой части лесопарка, мы остались одни. Когда последние отсветы заката погасли в небе, мы поднялись на пригорок и вошли в березовую рощу.

Я сунул руку во внутренний карман пиджака и достал стеклянный стержень – заземлитель, который использовал на крыше. Сжал его в кулаке и начал шептать формулу призыва.

– Что ты делаешь? – с любопытством спросила Леся, кутаясь в шаль.

– Вызываю нам «бизнес-класс», – усмехнулся я. – Элементаль воздуха по имени Ветряна. Только, ради бога, будь с ней повежливее. Она дама ветреная, в прямом смысле.

Ветряна, должно быть, крутилась где-то поблизости, подслушивая сплетни сосен. Едва я закончил фразу, как передо мной из ниоткуда возник тугой вихрь из прошлогодней листвы и пыли.

– Привет, Максимка!

Леся подпрыгнула, когда голос раздался прямо из пустоты, а вихрь уплотнился, принимая форму полупрозрачной девицы в сарафане, сотканном из тумана и тополиного пуха. Ветряна ткнула в Лесю призрачным пальцем:

– О! А это кто?

– Это Леся, – представил я. – Можешь уплотниться на секунду? А то девушку пугаешь.

– Ладненько!

Леся снова вздрогнула, когда Ветряна, по её мнению, материализовалась из воздуха в полуметре от её носа. Сегодня внучка Стрибога решила примерить образ русалки-утопленницы: длинные, распущенные волосы, в которых запутались сухие листья, и бледная кожа. Она подплыла ближе, бесцеремонно разглядывая Лесин наряд.

– Красивое! Блестит, как иней!

– Эм, приятно познакомиться, – выдавила Леся, пытаясь вернуть челюсть на место. Она сделала шаг назад, но Ветряна тут же закружилась вокруг неё волчком, быстрее, чем глаз успевал следить.

– Ветряна, тормози! – окликнул я. – Нам нужно в Замоскворечье, в особняк Морозова. Подбросишь?

Ветряна замерла в воздухе, и её глаза-вихри загорелись восторгом.

– О, бал! Танцы! Я хочу туда! Там музыка гремит, там бокалы дзынькают!

И с радостным визгом она растворилась в порыве ветра, оставив нас одних посреди березовой рощи.

– Ветряна! – рявкнул я в пустоту. – Ветряна, твою дивизию!

Хлопок, и элементаль снова возникла перед нами, моргая белесыми ресницами.

– Привет, Максимка! О! – Она снова ткнула пальцем в Лесю, словно видела её впервые. – А это кто?

Я тяжело вздохнул, массируя переносицу. Память у духов воздуха короче, чем у золотой рыбки.

– Можешь отнести нас в особняк? Нас обоих. Сейчас.

– Погнали!

Ветряна налетела на нас, как шквал. Я почувствовал тошнотворное чувство развоплощения, когда тело начинает превращаться в туман… Но вдруг всё резко прекратилось. Меня вышвырнуло из потока, и я больно ударился подошвами о землю, едва устояв на ногах.

Я огляделся, ошарашенный. Такого раньше не случалось. Ветряна отлетела метров на пять и парила там, надув губы. Она указывала на Лесю пальцем.

– Не хочу её брать.

– В чем дело? – спросил я.

– Она кусается. – Ветряна поежилась, и по её призрачному телу прошла рябь. – Больно. Жжется, как молнии.

Леся поникла. Возбуждение и радость от нового платья мгновенно слетели с неё, оставив привычную маску обреченности.

– Это я, – глухо сказала она. – Моё Лихо. Я знаю.

– Всё в порядке, – начал я.

Леся покачала головой.

– Ничего не в порядке, Макс. Я должна была догадаться. Нельзя мне к нормальным… существам. – Она попыталась улыбнуться, но вышла гримаса боли. – Иди один. Я доберусь на метро… или вообще не пойду. Встретимся потом.

– О, я думаю, мы можем придумать кое-что получше. – Я шагнул к ней и протянул руку. – Дай ладонь.

Леся посмотрела на мою протянутую руку, потом мне в глаза. В её взгляде плескался страх.

– Эм, ты что делаешь?

– Изольда очень старая и очень мудрая тётка, – сказал я спокойно. – Твое проклятие ей как слону дробина. И прямо сейчас оно не может навредить и мне тоже.

Я коснулся белой бутоньерки на лацкане своего пиджака.

– Видишь этот узел? Пока он белый, я в «домике». Я заземлен. Так что, – я улыбнулся, – готова лететь?

Леся смотрела на меня долго, пугающе неподвижно. Когда она наконец заговорила, её голос был холодным и злым.

– Ты издеваешься надо мной?

Я опешил.

– Что?

– Я никого не могу касаться. Ты прекрасно это знаешь. Я ломаю судьбы, Макс. Если это такая шутка… то она очень жестокая.

– Леся! – Я постучал пальцем по плетеному цветку. – Изольда сплела это специально для тебя. Это «науз»-перевертыш. То же самое заклинание, что и твое проклятие, только вывернутое наизнанку. Оно жрет неудачу. Пока ты рядом с ним, Ветряна будет в порядке. И я тоже.

Маска холода на лице Леси треснула, и я увидел под ней паническую неуверенность. Она посмотрела на меня, потом на Ветряну, которая всё еще дулась в сторонке. Я не убирал руку.

Леся сделала один нерешительный шаг вперед, почти войдя в зону досягаемости. А потом вздрогнула, как от удара током, и отшатнулась назад, мотая головой.

– Нет. Я не могу.

Я опустил руку, но не отступил.

– Леся, всё будет хорошо.

– Ты не знаешь этого! – выкрикнула она, и в голосе прорвались слезы. – Откуда ты можешь знать наверняка? А если не сработает? А если я тебя убью?

– Я не знаю? Может быть, потому что я, черт возьми, вижу будущее? – Я остановился и глубоко вздохнул, давя в себе раздражение. Сарказм тут не поможет. – Я знаю, ты не видишь, как эта штука работает. Ты привыкла ждать удара. Но поверь мне хоть раз. Просто поверь.

Леся стояла, обхватив себя руками за плечи, и отчаянно мотала головой, борясь с желанием и диким, животным страхом навредить единственному человеку, который пытался ей помочь.

– Слушай, я думал, вы с Изольдой нашли общий язык? – я начал терять терпение. – Эта старая ведьма тебе симпатизирует. Поверь, она бы и когтем не пошевелила ради абы кого. Если она сплела этот узел, значит, он держит удар. Поверь её мастерству.

– Нет.

– Да ё-моё! – я в сердцах пнул кучку прошлогодней листвы. – И что ты собираешься делать? Куковать тут до рассвета, пока лесничий не найдет?

Леся снова покачала головой. Её лицо окаменело, а голос стал пугающе ровным, безжизненным.

– Я доберусь сама. Особняк Морозова в Замоскворечье, так? Я найду дорогу. Метро еще работает.

– Нет, ты не можешь. – Я шагнул к ней, перекрывая путь. – Ты не дойдешь даже до Садового кольца. Горелый, Хазад и та тварь в маске тебя пасут. Твое Лихо, может, и отведет глаза одному пьяному гопнику, но оно не спасет тебя от трех боевых магов, которые идут по следу!

– Значит, придется рискнуть.

– Это не риск! Это суицид! Ты труп, если высунешься отсюда одна!

– А ты труп, если я тебя коснусь!

Я замер, уставившись на неё. Леся тяжело дышала, глядя на меня с яростью загнанного зверя. Потом она осознала, что именно выкрикнула, и сдулась. Закрыла глаза, сделала глубокий, дрожащий вдох и распрямила спину. Когда она снова посмотрела на меня, в её глазах был страх.

– Спасибо, что пытался, Макс. Правда. Но не надо. Лети с Ветряной один. Я доберусь. Или нет.

– Вот оно что, да? – медленно протянул я. – Ты боишься.

Леся застыла, потом нервно дернула плечом.

– Всё в порядке, – бросила она сухо. – Иди.

– Ты боишься того, что случится. – Я коротко, нервно рассмеялся, пытаясь разрядить обстановку. – Слушай, дурочка, тебе не о чем волноваться. Всё будет нор…

Леся уставилась на меня тяжелым взглядом.

– Тебе смешно?

– Нет. – Я тут же стер ухмылку. – Послушай, бояться нечего…

– Ты не можешь этого знать, – в её голосе прорезался металл.

– Знаю. Я видел…

– Ты не знаешь всего!

– Я знаю достаточно об этом узле, чтобы…

– Заткнись!

Я отшатнулся, словно получил пощечину. Леся шагнула ко мне, и её обычно испуганные глаза теперь метали молнии.

– Ты вечно думаешь, что знаешь всё! – выплюнула она мне в лицо. – Что ты самый умный, что видишь всех насквозь! Но ты ни черта не знаешь! Ты не знаешь, каково это – носить это в себе. Ты никогда не чувствовал, как оно жрет всё, к чему прикасается. Перестань строить из себя бога, Максим! Ты не понимаешь, с чем играешь!

Я уставился. Никогда не видел Лесю такой. Эта тихая мышка, которая обычно боялась лишний раз вздохнуть, сейчас орала на меня посреди темного леса.