Текст книги "Последний вольный (СИ)"
Автор книги: Виктор Волох
Жанры:
Городское фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
– Ладно…
– Ты на ярмарке?
– Да, но Макс, тут народу – тьма! Я не могу… я задену кого-нибудь, дистанцию держать нереально…
– Плевать на дистанцию! Я буду через две минуты. Просто двигайся, не стой на месте, и… Леся? Леся!
Связь оборвалась. В трубке повис мертвый гудок. Я грязно выругался, сунул телефон в карман и прибавил ходу.
Ярмарка на Бульварном кольце, отдельный круг ада для социофоба. По выходным здесь не протолкнуться. Аллеи забиты палатками с «авторской» керамикой, медом, антиквариатом сомнительного происхождения и вязаными носками. Сюда стекаются все: туристы с камерами, хипстеры со смузи, городские сумасшедшие, реконструкторы в кольчугах, студенты, карманники и просто зеваки. Найти одного человека в этом бурлящем вареве, всё равно что искать иголку в стоге сена, который к тому же горит и пляшет калинку. Для обычного человека – задача невыполнимая.
Но для мага…
Леся свернула с переулка к рядам с виниловыми пластинками. Для большинства она была просто девчонкой в поношенной куртке и с рюкзаком за плечами, одной из тысяч. Только странная, дерганая пластика выдавала её. Она шарахалась от любого, кто подходил слишком близко.
Она двигалась галсами, прижимая локти к бокам, чтобы не дай бог не коснуться прохожего и не спустить на него свору мелких бед. Время от времени она нервно оглядывалась через плечо, сканируя пеструю толпу огромными, испуганными глазами. Она чувствовала охотника, но не видела его.
Леся свернула в глухой проулок за рядом шаурмичных, где толпа немного редела. Она качнула головой, отмахиваясь от промоутера в костюме коня, который пытался всучить ей флаер, обогнула стойку с палеными кроссовками и шагнула в тень арки.
Я шагнул из густой тени прямо перед ней. Леся подпрыгнула на месте, едва сдержав вскрик, но тут же узнала меня.
– Макс?
– Сюда. Живо!
Одно из лучших качеств Леси, она знает, когда нужно заткнуться и бежать. В обычной жизни она может вынести мозг бесконечными вопросами, но когда я говорю «двигай», она двигает. Леся юркнула за мной вниз по бетонным ступеням служебного входа. Я придержал для неё тяжелую металлическую дверь, а затем с силой захлопнул, провернув задвижку.
Мы оказались в гулком чреве подземного паркинга. Бесконечные ряды дорогих иномарок стояли между опорными столбами. Люминесцентные лампы на потолке гудели, заливая бетонный пол мертвенно-бледным светом. Шум ярмарки и города здесь превратился в далекий, невнятный гул.
– Макс? – эхо подхватило её шепот. – Что случилось?
– Хвост, – бросил я, озираясь. – Двое. Мужик и баба.
Я их еще не видел глазами, но линии вероятности горели красным. Если бы мы не нырнули в эту нору, они бы уже висели у нас на плечах.
Леся посмотрела на меня растерянно, пытаясь отдышаться.
– Они бы взяли тебя в коробочку на выходе из переулка, – пояснил я, кивнув на дверь. – Найди щель и забейся в неё.
Пока Леся семенила к дальней стене, прячась за массивным черным внедорожником, я выудил из кармана холщовый мешочек. Смесь печной золы, сушеной полыни и пыли с трех перекрестков, классическая «оморочка» для следопытов. Я метнулся к противоположному концу гаража, приоткрыл дальнюю дверь, впустив узкий луч света, имитируя побег. Затем двинулся обратно, щедро рассыпая серый порошок веером, налево и направо.
Зола вспыхивала тусклыми искорками, касаясь бетона, и тут же исчезала, стирая наш магический след. Словно мы растворились в воздухе. Закончив «подметать», я быстро вернулся к Лесе, которая жалась к колесу джипа.
– Что ты делаешь? – спросила она беззвучно губами.
Я вытряхнул остатки пыли на то место, где мы стояли, скомкал мешочек и сунул в карман.
– Путаю след. Отвожу глаза. Ты как, цела?
Лицо Леси потемнело, в глазах плескалась паника.
– Макс, я… я задела кого-то там, наверху. Пыталась увернуться, но этот мужик сам подлез, и… – она запнулась. – Макс? Что с лицом?
Я сканировал будущее, и от того, что я увидел, сердце пропустило удар и ухнуло куда-то в пятки.
– Вниз! – прошипел я. – За машину, быстро!
Глаза Леси расширились, но спорить она не стала. Молча нырнула вниз, вжавшись в пол рядом с огромным колесом черного «Гелендвагена». Я выдернул из рюкзака свой плащ-морок, накинул на плечи и шагнул в самую густую тень, натягивая капюшон. Ткань тут же поплыла, мимикрируя под грязный бетон стены. Леся на секунду отвела взгляд, а когда повернулась обратно, ее глаза скользнули сквозь меня, уставившись в пустоту.
– Макс? – одними губами прошептала она.
– Я здесь, – выдохнул я едва слышно. Леся вздрогнула. – Вниз. И ни звука.
Я замолчал, сливаясь с темнотой. Мгновение спустя железная дверь, которую я захлопнул, лязгнула. Леся тоже это услышала и превратилась в статую. Я стоял в углу, перестав дышать, просто еще один сгусток мрака в этом подземелье.
Ручку двери дернули снаружи. С той стороны повисла тишина. А потом металл зашипел. Вспыхнул ядовито-зеленый, мертвенный свет, гнилостная магия разложения. Пыль взвилась в воздух, и там, где секунду назад был замок, образовалась сквозная дыра с оплавленными краями. Дверь со скрежетом подалась внутрь.
Вошли двое. Они сменили одежду после ночного погрома, но я узнал их мгновенно. Первым скользнул Хазад, тощий, жилистый, с дергаными движениями. Теперь, при свете ламп, я разглядел его лицо: смуглое, с прямым носом и бегающими глазами параноика. От него все еще несло той помойкой, в которую я его скинул, смесью гнили и дешевого одеколона.
Второй была она. В отличие от Хазада, она не сняла маску, скрывавшую нижнюю часть лица. Я невольно подался вперед на миллиметр. Хазад сбежал по ступеням, вертя головой как филин. В руке он сжимал какой-то предмет, похожий на костяную иглу, и злобно хмурился.
– Ну? – спросила женщина. Голос ее звучал глухо из-под ткани. Она осталась на площадке, сканируя пространство поверхностным взглядом.
Я видел, как ее голубые глаза скользнули по рядам машин и прошли прямо сквозь меня. Реакции – ноль. Я знал, что с такого расстояния «Морок» не пробить обычным зрением, но тревога в животе не унималась.
– Погоди, – буркнул Хазад.
– Она здесь или нет?
– Эта дрянь глючит, – раздраженно выплюнул некромант, тряхнув рукой. – Тупая кость. Бесполезный кусок…
Он поднял ладонь, и вокруг костяной иглы начала сгущаться черная дымка.
В этот момент я почувствовал колебание эфира. Со стороны Леси. Я скосил глаза вниз. Серебристая, искрящаяся дымка её проклятия, обычно висевшая плотным коконом, вдруг ожила. Тонкая, невидимая для обычного глаза нить энтропии метнулась вперед, растянувшись на добрых двадцать метров, обогнула капот джипа и коснулась предмета в руке Хазада.
– Сука! – взвыл Хазад, отдергивая руку.
– Что?
– Я, блядь, не верю! Оно сдохло! Просто рассыпалось в прах!
– Ясно, – рассеянно бросила женщина.
Она продолжала сканировать гараж, медленно поворачивая голову слева направо. Её взгляд снова прошел мимо того места, где мы прятались, и я превратился в камень.
– К лешему, – злобно прошипел Хазад, сунув костяную крошку в карман. – А след?
– Сбит. Пепел с перекрестков.
Хазад вскинул голову, прищурившись:
– Ты же говорила, она простая? Обыватель?
– Она не ведьма. – Глаза женщины, холодные льдинки, снова ощупывали стену, у которой я стоял. – Но в ней что-то есть…
Я перестал дышать. Взгляд женщины замер. Она смотрела прямо мне в переносицу, сквозь слои магии и ткани. Опять. Откуда она знает? Прошло пять секунд. Десять. Вечность.
– Ну? – поторопил Хазад.
Женщина наконец отвернулась, и я позволил воздуху выйти из легких тонкой струйкой.
– Та дверь, – сказала она, указывая на дальний конец гаража, где я оставил щель света. Голос её снова стал деловым и жестким.
Она двинулась к выходу, исчезая за бетонными столбами. Я напряг слух, пытаясь уловить их разговор. Хазад бубнил что-то неразборчивое, заканчивая фразой: «…а если их там нет?»
– У нас есть её адрес, – донесся до меня голос женщины. – Решим всё по порядку.
Дверь в дальнем конце скрипнула, и их шаги затихли на лестнице.
Леся дернулась было встать, но я жестким жестом приказал ей оставаться на месте. Я выждал целую минуту, прокручивая в голове варианты будущего, не вернутся ли они, не оставили ли ловушку. Чисто.
Я стянул «Морок» с плеч, чувствуя, как ткань становится просто тряпкой.
– Уходим. Быстро.
– Кто это был? – спросила Леся, вскакивая на ноги. В её голосе было больше тревоги, чем страха, она явно не расслышала последнюю часть разговора.
– Мужика зовут Хазад. Некромант, падальщик. Имя бабы не знаю, но встречаться с ней тебе противопоказано по медицинским причинам.
Мы выбрались на улицу тем же путем, что и пришли, петляя дворами, чтобы сбить возможный хвост. Только когда мы отошли на пару кварталов, Леся неуверенно спросила:
– Они все время говорили «она». Они имели в виду…?
– Да. Тебя.
Леся захлопнула рот, побледнела, и остаток пути до Хитровки мы проделали в молчании.
В моей берлоге над магазином было тихо. Гоша куда-то сгинул, наверное, ушел ворчать на голубей. Леся свернулась калачиком на продавленном диване, на том же месте, где сидела вчера, и наблюдала за мной поверх кружки с чаем. Ее бледные пальцы судорожно сжимали горячий фаянс.
Она молчала последние десять минут, пока я запирал двери и проверял защитные контуры. Молчала и слушала. Теперь ей нужны были ответы.
– Вот такой расклад, – подытожил я, глядя в окно на серые крыши Хитровки. – Горелый, Хазад и та баба в маске пытались вскрыть Святилище прошлой ночью. Обломали зубы. Теперь они ищут другой путь.
– Куб? – тихо спросила Леся.
– Горелый охотился за ним еще вчера, а эти двое с ним в одной упряжке. Теперь они охотятся на тебя.
Леся на секунду замолчала, обхватив кружку обеими руками.
– Зачем?
– Скорее всего, они отследили след куба до того подвала в Раменках. Они не знают, что ты отдала его мне, иначе штурмовали бы мою лавку, а не рыскали по ярмаркам. Сейчас ты для них, единственная ниточка. И они не те люди, которые бросают клубок на полпути. – Я замялся, чувствуя, как совесть царапает изнутри. – Прости, что втянул тебя в этот блудняк.
Леся лишь качнула головой, глядя в остывающий чай.
– Как они меня нашли? Ну, там, в гараже?
– У Хазада был заговор на поиск. Или амулет из кости. Способов много, он использовал что-то грубое, на крови. Леся…
– Это было мое Лихо, да? – перебила она. – Оно помешало ему.
Я моргнул.
– Ты это чувствовала?
Леся кивнула.
– Иногда. Когда мне очень страшно. Будто часть меня… темная часть… тянется наружу и касается угрозы. И угроза рассыпается. Как песок.
– Хм. – Я откинулся на спинку скрипучего дивана. Я всегда считал проклятие Леси пассивным полем энтропии, чем-то вроде радиации. Но то, что она сказала, заставило меня пересмотреть теорию. Если она чувствует Навь так ясно, может, это не просто проклятие, а симбиоз?
– Она сказала, что у них есть мой адрес, верно?
Я потянулся за стаканом воды на столе. Когда Леся задала вопрос, рука моя дрогнула. Я сделал вид, что просто хочу пить, и сделал долгий глоток, надеясь скрыть заминку. Это было то, о чем я не хотел говорить вслух.
– Да.
Леся помолчала, разглядывая чаинки на дне кружки.
– Сторож-таджик не знал, где я живу, – наконец рассудила она. – Он знал мой номер, но… А, ну конечно. Имя. Фамилия. Пробить прописку в Москве, дело пяти минут, если есть связи в ментовке. – Она подняла на меня взгляд, в котором не было слез, только усталая обреченность. – Значит, домой мне нельзя?
Я тяжело выдохнул.
– Нет. Там уже наверняка засада. Или ловушка.
– А соседи? – вдруг спросила она. – Баба Валя с первого этажа? Они же не тронут их?
– Леся, очнись! – рявкнул я, может, слишком резко. – Тебе не о соседях надо думать! Эти упыри не знают жалости. Они перешагнут через труп и даже не заметят, что испачкали ботинки. Они опасны.
Леся кивнула, снова уставившись в кружку.
– Я знаю.
Я потер лицо ладонью и вздохнул.
– Извини. Я сорвался. Я не должен был вообще тебя в это впутывать. Если бы я знал, что твоя находка приведет к войне кланов…
– Нет. Это то, чего я хочу.
Я уставился на неё как на умалишенную.
– Леся, – осторожно начал я, подбирая слова. – Если эти трое тебя поймают, они тебя выпотрошат. В прямом и магическом смысле. Ты это понимаешь?
Леся спокойно посмотрела на меня своими прозрачными, серыми глазами. В них не было безумия, только странная, пугающая ясность. Она провела пальцем по краю кружки.
– Когда ты звонил мне утром, ты боялся, что я не приду, да?
– Я… – Я поперхнулся воздухом. – С чего ты взяла?
– Ты всегда твердишь, какой твой мир страшный и жестокий, – сказала она тихо. – Будто пытаешься меня отпугнуть. Будто думаешь, что я сбегу. – Она окунула кончик пальца в чай и посмотрела на каплю. – А меня это не пугает, Макс. Знаешь почему?
– Леся…
Она подняла взгляд и встретилась с моим.
– Если уж за кем-то и должны охотиться монстры, то пусть лучше за мной. Если бы я была обычной девчонкой, они бы меня поймали еще там, на рынке. А я… Я – ходячая беда. Об меня они могут и зубы обломать.
Я смотрел на неё и молчал. В этой хрупкой фигурке вдруг проступил стержень, которого я раньше не замечал. Она приняла свою суть «громоотвода».
– Ладно, – сказала Леся, прерывая затянувшуюся паузу. – Ты говорил про какой-то тест? Пока мы не отвлеклись на погоню.
– Я… – Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. – Да. Хорошо.
Бордовый куб лежал на журнальном столике между нами, выглядя темным и зловещим в утреннем свете.
– Попробуй взять его.
Леся кивнула и подчинилась. Куб оказался в её тонких пальцах. Она смотрела на него без страха, потом перевела взгляд на меня.
Я схватил огрызок карандаша и клочок бумаги, быстро нацарапал слово, древнюю формулу на глаголице, универсальный ключ активации для примитивных артефактов. Затем толкнул записку через столик, стараясь держаться подальше от зоны поражения.
– Это «Слово-отмычка». Универсальный код. Держи куб на вытянутой руке и произнеси то, что написано. Четко, вслух.
Леся уже потянулась к бумажке с кодовым словом, но вдруг замерла, словно вспомнила о чем-то важном. Она сунула руку в карман своей потрепанной куртки и с виноватым видом выложила на стол какой-то предмет.
– Слушай, Макс, я тут пока шла к тебе, через дворы срезала… Ну, там, где старую часовню сносили. Нашла вот. Споткнулась о него в куче мусора. Думала, железяка ржавая, а оно… странное.
Я скосил глаза. На столе лежал увесистый, потемневший от времени стержень, напоминающий то ли старинное веретено, то ли ключ от очень сложного амбарного замка. Металл был желтоватым, похожим на медь или плохое золото, и покрыт вязью, от которой рябило в глазах.
Я прищурился, сканируя предмет поверхностным взглядом. «Фонило» от него слабо – так, еле слышное гудение, какое бывает от намоленных иконок или вещей, долго лежавших в «хороших» местах. Никакой темной энергии, никакой угрозы. Просто старая, напитанная чьей-то верой побрякушка.
– Любопытная штуковина, – хмыкнул я, не чувствуя особого интереса. Голова была занята другим. – Похоже на оберег, век девятнадцатый, может, раньше. Благодатью от него несет, как от просвирки.
– Ценная? – с надеждой спросила Леся. – Я подумала, может, продать? Деньги сейчас не лишние будут, если мне бегать придется.
– Может и ценная, – я небрежно сдвинул находку на край стола. – Антиквары на Измайловском за такую, может, и отвалят пару тысяч. Или на Сухаревке барыгам скинем, когда пыль уляжется. Но сейчас это не приоритет, Леся. У нас тут бомба замедленного действия под носом, а ты мне цветмет показываешь. Спрячь обратно и не свети.
Леся послушно сгребла «веретено» обратно в карман, явно разочарованная тем, что не принесла «миллион долларов», но и успокоенная моей реакцией.
– Ладно. Спрятала. А теперь что с этим «кирпичом» делать?
Леся снова потянулась вперед и взяла бумажку с кодом. Для моего зрения серебристая дымка её проклятия-оберега тут же окутала листок, «пробуя» его на вкус, изучая структуру чернил. Бордовый куб молча висел в её другой руке. Серебристый туман соскальзывал с его граней, как вода с жирного гуся, не в силах проникнуть внутрь.
Одушевленные предметы, или, как их называли маги, «Живые Вещи», обладают собственной волей. Упрямой и жесткой. Пока они сами не решат проявить силу, для всех остальных это просто дорогое пресс-папье. Есть только один способ заставить такую вещь подчиняться, найти её особую цель. Или угадать хозяина.
Вещь не подчинится никому, кроме того, кого она признает.
Но если у тебя хватит наглости предположить, кто может быть её хозяином…
– Исток, – произнесла Леся.
Куб отозвался мгновенно.
Свет рванул наружу. В одно мгновение моя мрачная берлога озарилась нестерпимым сиянием. Это были цвета сырой магии: багровый, как венозная кровь, и ослепительно-белый, как каленое железо.
Внутри куба, в его темной глубине, вспыхнули руны. Тонкие нити силы вырвались наружу, оплетая пальцы Леси, но не обжигая, а ластясь к ней, как котята к кошке. Они заплясали по стенам, по продавленному дивану, по столу, высвечивая каждую пылинку.
На одно мгновение Леся преобразилась. В этом сиянии она больше не была забитой девчонкой-сталкером в дешевой куртке. Она выглядела как жрица древнего культа, держащая в руке сердце бога. Её глаза, обычно испуганные, сейчас смотрели вверх с изумлением, отражая бурю огня.
Затем свет схлопнулся. Комната вернулась в нормальное состояние, только в глазах плясали разноцветные зайчики.
Леся ойкнула и разжала пальцы. Куб упал, глухо ударился о подушки дивана, отпружинил и замер. Теперь он снова выглядел просто темным, холодным камнем.
Леся повернулась ко мне и уставилась на артефакт. В комнате повисла звенящая тишина.
Я медленно выдохнул, чувствуя, как по спине течет холодный пот.
– Ну, вот и приехали, – глухо сказал я.
– Что… что это было? – голос у неё дрогнул.
Я встал, рывком отодвигая стул.
– Это было доказательство, Леся. Худшее из возможных. – Я подошел к шкафу и начал выкидывать оттуда вещи. – Тебе нужно исчезнуть. Залечь на дно в таком месте, где даже черти боятся ходить без фонаря. Собирайся. Я объясню всё по дороге.
Глава 6
Я объяснял всё на ходу, сбивая дыхание, пока мы петляли проходными дворами, а потом продолжил в прокуренном салоне пойманного такси, пока не прибыли на место. Леся неустанно расспрашивала меня. Я ожидал, что после первых же подробностей она замкнется в себе, но её вопросы не иссякали. Казалось, теперь, когда плотина молчания прорвана и я наконец вывалил на неё правду, она решила вычерпать этот колодец до дна.
Познание Изнанки, настоящей, гнилой сути нашего мира, где правят чернокнижники и твари Нави, это всегда водораздел. Момент истины для любого неофита. Реакция на грязь говорит о человеке больше, чем его резюме.
Я видел всякое. Одни, осознав, что игры с силой – это прямой путь на кладбище, впадают в панику, пакуют чемоданы и бегут в глушь, надеясь, что там их не найдут. Других бьет такая дрожь, что зубы стучат, и они ломаются, превращаясь в параноиков. Я думал, что изучил весь спектр человеческого страха.
Но Леся…
Она едва не отправилась к прабабке дважды за последние сутки. По её следу идут волкодавы из самых темных кланов, готовые перегрызть глотку за тот камень, что лежит у неё в кармане. Ей только что сказали прямым текстом: «Они не остановятся, пока не найдут тебя».
А она даже бровью не повела. В её глазах я видел лишь, расчетливый интерес. Почему она была, так спокойна? Видимо мне не дано этого понять, по крайней мере сейчас… И кажется, именно в этот момент, глядя на её профиль в мелькании уличных фонарей, я впервые осознал, насколько плохо я знаю Лесю.
Все эти месяцы я смотрел на неё через призму её беды. Для меня она была «пациентом», ходячим казусом, сложной магической задачкой. Я изучал её проклятие, искал способы экранировать её фон, думал, как починить этот сломанный механизм судьбы. Но никогда не задумывался, что за всей её безумностью и неким мужеством, скрывается внутри, этой хрупкой оболочки и что на самом деле заставляет её вставать по утрам.
– А много таких заговоров? – спросила Леся, переступая через поваленную сосну. – Они могут найти меня как-то иначе?
– Вагон и маленькая тележка, – отозвался я.
Мы углублялись в чащу Лосиного Острова, стараясь держаться подальше от протоптанных аллей и асфальта. Слева, на просеке, компания студентов жарила шашлыки, гоняя мяч и пугая белок громкой музыкой.
– Поиск по крови, по следу, по фантому… Но серьезная волшба требует времени и подготовки. Ритуал на коленке не слепишь. Если у Горелого и той ведьмы есть мозги, они пока просто обложили твой дом наблюдением и ждут, когда ты совершишь ошибку.
– А мое Лихо? Оно поможет?
– Твое проклятие, Леся, питается хаосом. Ему нужна случайность, чтобы сработать. Если они применят ритуальную магию, жесткую структуру, где каждый шаг выверен по звездам, твоему Лиху будет негде развернуться. Против лома нет приема, если нет взрывчатки.
Впереди показалась семья с детьми и лабрадором. Собака, почуяв неладное, глухо зарычала в нашу сторону, но хозяин дернул поводок. Мы замолчали, пропуская их и давая Лесе возможность обогнуть их по широкой дуге, чтобы случайно не «наградить» ребенка ветрянкой или сломанным самокатом.
– Я всё равно не догоняю, – снова начала она, когда голоса отдыхающих стихли за спиной. Мы перешли через ручей и углубились в ту часть леса, где бурелом лежал нетронутым годами. – Почему так важно, что я смогла его включить? Ну, зажегся он и зажегся.
– Это не просто «включить», Леся. Это «признать». Я просидел над этой дрянью полночи, вливал в него силу, сканировал, и для меня он оставался куском мертвого камня. Ты его коснулась, назвала Имя, и он лег к тебе в руку, как верный пес.
Я перешагнул через гнилой пень, покрытый мхом.
– Одушевленные предметы, или Живые Вещи, сами выбирают хозяина. Я уверен на сто процентов: для любого другого мага, включая меня и Горелого, этот куб – бесполезный сувенир.
– Ты говорил, они этого не знают…
– Они вероятно не знают деталей. Но они знают природу Предтеч лучше нас. И они наверняка догадываются, что артефакт такого уровня свяжется только с носителем определенной крови. Или определенной сути.
– И что это меняет?
Мы вошли в зону «старого леса». Здесь деревья стояли плотнее, стволы были толще, а шум города, МКАДа и электричек исчез. Здесь пахло прелой листвой, грибницей и древней, тяжелой силой. Птицы здесь пересвистывались короткими, тревожными сигналами.
– Я к тому, что они охотятся за тобой не просто как за воровкой, утащившей ценность, – пояснил я. – Они охотятся за тобой, потому что ты… отмычка. Они думают, что только твоими руками смогут открыть то, что им нужно. В любом случае…
– Это значит, что они не отстанут, – закончила за меня Леся. – Пока либо не поймают меня, либо кто-то их не остановит.
Я промолчал. Врать ей смысла не было.
Мы прошли ещё метров двести в тишине. Лес вокруг стал совсем диким, буреломным, словно мы перенеслись на сотню верст от Москвы, хотя до ближайшего метро было полчаса-час ходу. Это была пограничная зона, стык Яви и Нави, где Леший водит кругами, а компас сходит с ума.
– Ладно, – выдохнула Леся, озираясь на мрачные ели. – А что мы делаем здесь? Я думала, мы ищем бункер.
Мы остановились на небольшой поляне, окруженной кольцом старых, скрипучих осин. Лосиный Остров – уникальное место. Официально это национальный парк в черте мегаполиса. Для людей это место для прогулок и пробежек. Для Видящих… самый большой «дикий карман» в Москве. Здесь, если знать тропы, можно найти существ, которые помнят еще кривичей.
– Мне нужен прикид для приема в Совете, – сказал я, отряхивая плащ от хвои. – А тебе нужно место, где тебя не достанет никакая поисковая магия, даже на крови. Это единственное место в Москве, где можно получить и то, и другое, если знать, к кому постучаться.
– И к кому мы стучимся? – Леся поежилась от внезапного порыва холодного ветра.
– К Бабке, – коротко ответил я, глядя в чащу, где между деревьями начала проступать покосившаяся избушка, которой секунду назад там не было. – К хозяйке этого сухого болота. Только рот не открывай и ничего у неё не ешь.
Даже при том, что в Лосином Острове в выходные яблоку негде упасть, у него есть свои «медвежьи углы». Мы пришли именно к такому.
Пересохший ручей, который местные называли Гнилым, прорезал в глинистой почве глубокий, кривой овраг. Его склоны поросли крапивой в человеческий рост и буреломом. На самом краю обрыва, вцепившись корнями в осыпающийся грунт, стоял огромный, почерневший от времени вяз. Его корни, узловатые и толстые, как удавы, спускались вниз, образуя причудливое сплетение.
Хотя голоса гуляющих и лай собак доносились совсем рядом, здесь, в низине, царила глухая тишина. Склоны и плотный кустарник надежно скрывали нас от любопытных глаз. Впрочем, главная причина безлюдности была иной: место «фонило». Обычные люди подсознательно обходили этот овраг стороной, чувствуя беспричинную тоску и желание уйти.
Леся окинула взглядом грязь и переплетение корней.
– Здесь? – с сомнением спросила она.
Я криво усмехнулся.
– Смотри и учись.
Корни вяза образовали перед нами подобие глухой стены. Я секунду изучал их, вспоминая нужный узел, затем протянул руку и постучал костяшками пальцев по витееватому наросту, похожему на бородавку.
– Изольда? – негромко позвал я, обращаясь к дереву. – Это Максим. Мы войдем?
Леся удивленно посмотрела на меня:
– Изольда? Та самая? Которая вела «Магию Красоты» по первому каналу в девяностых? У моей мамы все кассеты с её шейпингом были записаны. Она же… пропала без вести в девяносто восьмом. Говорили, бандиты или пластика неудачная.
– Бандиты там и рядом не стояли, – буркнул я. – А вот пластика… скажем так, радикальная.
Последовала короткая пауза, а затем Леся подпрыгнула, когда голос раздался словно из-под земли – бархатный, глубокий, с интонациями, которые когда-то гипнотизировали миллионы домохозяек с экранов пузатых телевизоров «Рубин».
– Максимка, радость моя! Заходи, не стесняйся. Устрой девушку в будуаре, пока я закончу с заказом.
Земля под ногами дрогнула. Раздался низкий, утробный гул, и мы оба поспешно отступили назад. Склон оврага зашевелился. Корни вяза, казалось, ожили – они начали извиваться, как клубок разбуженных змей, расползаясь в стороны и вверх. Глина и сухая земля осыпались дождем, открывая зияющий черный проход, уходящий прямо в глубь оврага.
Когда грохот стих, корни замерли, сплетясь в форму высокой стрельчатой арки. Внутри клубилась бархатная, пахнущая дорогими духами и сыростью темнота.
Я жестом пригласил Лесю.
– Прошу. Только не пугайся. Она… специфическая женщина.
Леся колебалась всего секунду, прежде чем шагнуть в темноту. Любопытство пересилило страх. Я последовал за ней, пригнув голову, чтобы не задеть свисающие корешки, и с еще одним тяжелым гулом живая дверь сомкнулась за нашими спинами, отрезая нас от солнечного света.
Как я уже говорил, первый шок для новичка – это осознание того, что магия реальна и смертельно опасна. Второй переломный момент наступает, когда они начинают встречать существ из сказок и легенд.
Проблема в том, что в реальности Баба Яга или Кикимора выглядят совсем не так, как на картинках Билибина. И самое сложное здесь, научиться не судить по внешности. Особенно если эта внешность когда-то была на обложках всех журналов страны.
Люди падки на внешнюю красоту, как сороки на блестяшки. Психологи называют это «эффектом ореола»: если кто-то хорош собой, мы подсознательно кредитуем его доверием, умом и добротой. Это естественный баг человеческой прошивки, от которого трудно избавиться. Но как только ты ступаешь на Изнанку, от этой привычки лучше лечиться. Быстро и радикально. Потому что некоторые из самых злобных тварей выглядят как ангелы с рождественских открыток.
Взять хоть того же Индрик-зверя, которого в «Голубиной книге» всем зверям отцом величают. Не начинайте мне про этих «священных коняшек». Почему-то у всех в голове засел слащавый образ, словно с палехской шкатулки или доброго советского мультика: белая грива, влажные глаза, разве что самоцветами не испражняются. Красивые? Спору нет, загляденье. Невинные? Ага, держи карман шире. Это территориальные отморозки, а их рог – костяная пика. Насаживают на него любого, кто на их заветную поляну сунется, с усердием опричника времен Ивана Грозного. После первой же встречи с таким «светлым чудом» быстро понимаешь, почему наши предки лишний раз в заповедные рощи не совались.
Но это правило работает и в обратную сторону. В темных углах мироздания живут существа, которые выглядят как внебрачные дети Вия и Ктулху. Одного взгляда на них достаточно, чтобы поседеть или намочить штаны. Но если у вас хватит духу (или глупости) не убежать с воплями, а поздороваться, вы с удивлением обнаружите, что с ними вполне можно иметь дело. Они не безопасны, в магическом мире вообще нет ничего безопасного, кроме смерти, но часто они честнее и порядочнее большинства людей, которых вы встретите на Тверской.
Я пытался объяснить это Лесе, сбиваясь и подбирая слова, пока мы брели по темному коридору к логову Изольды.
– Она торгует одеждой? – шепотом спросила Леся, опасливо косясь на земляной свод.
– Лучшей в Москве. Хотя большинство магов к ней не ходит. Брезгуют или боятся.
– У неё слишком дорого?
– Дело не в деньгах. Дело в том… как она выглядит.
– Она уродлива?
– Не совсем. Просто… приготовься. То, что ты увидишь, может не совпасть с твоими ожиданиями.
Туннель, по которому мы шли, казался кротовой норой после залитого солнцем леса. Но чем дальше мы углублялись, тем разительнее менялась обстановка. Земляной пол сменился гладким, отполированным до зеркального блеска камнем – темным лабрадоритом с синими искрами в глубине. Вместо сырости пахнуло дорогими благовониями, сандалом и старой кожей.
Туннель сделал последний изгиб и вывел нас в овальную залу, от вида которой у Леси перехватило дыхание.
Это была не пещера. Это была сокровищница, вырезанная внутри холма. Здесь царил не просто достаток – здесь пахло имперской роскошью, той, что была утеряна в семнадцатом году и теперь сохранилась лишь в музеях Кремля.
Стены были затянуты штофом густого винного цвета с золотым шитьем. Под потолком, игнорируя отсутствие электричества, парили хрустальные люстры, сотни подвесок которых ловили свет магических сфер и рассыпали его мириадами радужных бликов. Пол устилали персидские ковры такой толщины, что в них тонули ноги.
Комната была заставлена мебелью, достойной Эрмитажа: кушетки с гнутыми ножками, обитые бархатом, массивные зеркала в тяжелых золоченых рамах, столики из карельской березы. И повсюду – ткани. Шелк, парча, бархат, кашемир. Они лежали рулонами, свисали водопадами с манекенов, переливались всеми оттенками: от глубокого изумрудного до нежно-жемчужного.








