Текст книги "Одна против зомбей (СИ)"

Автор книги: Виктор Гламаздин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

"Нет, определенно мне никак нельзя терять эту работу, несмотря на то, что я явно не войду в список миллиардеров "Форбса", даже если пропашу в ОВО "LАДИК" тысячу лет, – подумала я. – Надо сделать все, чтобы не облажаться с этими вонючками из погребальной шараги".

6

Я достала из кармана пудреницу, открыла ее и посмотрелась в зеркальце. Там я увидела бледное лицо какой-то истерички с вытаращенными от страха глазами и стоящие дыбом волосы.

– Ты выглядишь, как полное ничтожество, Ника! – сказала я своему отражению – Ты мне противна! А ну соберись, тряпка!

Разозлившись на себя, я отвесила собственной физии несколько легких пощечин, сопровождая их пафосными фразами:

– Если ты не впаришь "ИNФЕRNО" страховку, тебя ждут позор, нищета и постыдная смерть! Сейчас решается твоя судьба. Выстоишь – получишь сто лет удачи. А коли сломаешься, то лучше сразу удавись. Прямо тут. На собственных колготках. По крайней мере это будет более геройским поступком, ежели позорное бегство. И скотам этим поднасрешь заодно. Им придется ментов вызывать. Следакам отвечать. В желтой прессе может даже шум поднимется.

Но вешаться я не стала. А провела короткий, но энергичный "бой с тенью", молотя воздух кулаками и ногами. И решительным шагом двинулась к двери в кабинет Хорькоффа, воскликнув (надеюсь, в приемной не велась видеосъемка):

– Будь готова на все, Ника! Будь готова голой танцевать на расчлененных трупах, ловить зубами револьверные пули и торговаться до выпадения грыжи!

Но тут инстинкт самосохранения заставил меня притормозить и подумать о вечном. В смысле о том, что настоящая победа – это победа без пойманной лобешником пули.

Несколько секунд я отбрыкивалась от позывов к выживанию, но потом все же заключила с ними разумный компромисс: да, я захожу в кабинет, но без пафоса и крика: "Стреляйте мне в башку, суки! Там все равно мозгов нет!".

Чтобы выстрелом не задело моих жизненно важных органов (к слову, они у меня все жизненно важны, других с собой не ношу), мне пришлось вспомнить азы баллистической экспертизы.

Дабы правильно представить себе траекторию предполагаемого полета пули из пистолета Хорькоффа, я сымитировала стрельбу.

Муляжом для имитации стал неоднократно проверенный в разных серьезных операциях указательный палец правой руки. А чтобы уж совсем приблизить следственных эксперимент к действительности, я произнесла:

– Бах! Ба-ба-бах!

Затем я провела "стволом" своего воображаемого пистолета по обивке кабинетно двери линию, пытаясь представить себе, на какой высоте будет лететь пущенная в меня пуля, и даже озвучила ее полет:

– З-з-з-з-з-з-з-ж-ж-ж-ж-ж-ж!

"А если он пальнет в меня сидя?" – пришло мне в голову.

Я подошла к рабочему месту секретутки и прикатила оттуда ее кресло (попутно прихватив со стола маркер) к двери столь вожделенного, но таящего смертельную угрозу кабинета. Затем я села в это кресло и начертила на двери линию предполагаемой траектории полета пули, выпущенной сидящим стрелком.

– Специалист-эксперт первого ранга Ника Лодзеева баллистическую экспертизу провела, – доложила я самой себе. – Ее результат: меня могут укокошить на высоте свыше метра, – доложила я себе. – Блин, так что же, мне теперь туда раком заползать? Или перед собой какой-нибудь компьютерный моноблок держать? Нет, пуля из того ствола прошьет любой моноблок, как нефиг делать. Это тебе не ментовский "макарон", тут где-то 11-миллиметровый калибр, он и рельсу прошибет... ну, если тот шибко ржавым будет.

Я почесала затылок и крепко задумалась. Умирать сегодня мне почему-то совсем не хотелось.

"А чего тебе терять, старуха? – решила я саму себя подбодрить. – Кому ты нужна? Кто будет плакать на твоей могиле, если тебя укокошит шальная пуля? С Толиком ты разосралась. Так что вперед на танк, хоть умрешь геройски, раз жизнь не удалась".

Я встала с кресла. И пинком отправила его к столу секретутки.

– Вроде как очередями пока не стреляют, есть шанс прорваться, – проговорила я, приставив ухо к кабинетной двери. – Да и зачем ему по мне сандалить? Ника, вперед! Труба зовет!

Я прислушалась. Вроде в кабинете все было тихо-спокойно.

Я еще тщательнее прислушалась. Результат тот же.

Тогда я прислушалась так, что аж в ухе зазвенело. Но ни выстрелов, ни стонов боли, ни воплей вроде: "Умир-р-р-раю!", "Как жесток мир!" или "А ведь я был создан для счастья и любви!", – не было слышно.

Тогда я встала на карачки, чтобы в меня труднее было влепить пулю, и дотянулась до дверной ручки. Я открыла дверь в кабинет загадочного властелина царства весьма странных существ. И отправилась на карачках сражаться под пулями, а может даже и под гранатами (кто его знает, чего там Хорькоффу надарили оружейники), за свое место под солнцем.

Подгоняла я себя весьма незатейливыми мыслями: "Решившийся на самоубийство клиент – полуфабрикат для делового сотрудничество. Нынче ихний президент явно не в состоянии не только послать меня на хрен, но и серьезно поторговаться".

Одной рукой опираясь об пол, а другой – той, в которой была папка – прикрывая голову от возможных рикошетов, я на четвереньках вошла, точнее, вползла, стуча по паркету костлявыми коленками, в кабинет Хорькоффа.

Не спеша лезть к нему с деловыми предложениями, я огляделась. И удивилась. Этот кабинет не походил ни на один из тех, где мне пришлось побывать. Он был заделан то ли под древнеегипетскую гробницу, то ли под храм (петроглифы на стенах, заделанный под саркофаг стол, пластиковые фигуры богов Древнего Египта у стен и все такое прочее).

Я выглянула из-за папки – Хорькофф сидел за столом, держа в трясущихся руках пистолет. Но снят ли тот с предохранителя, мне разглядеть не удалось.

ГЛАВА 10 . МОЖЕТ, ОН И НЕ ПРЕУВЕЛИЧИВАЛ?

1

Стараясь не шуметь и не делать резких движений, я медленно поднялась с пола и приблизилась к главе "ИNФЕRNО". А затем, опасливо косясь на пистолет, я приняла лихой и придурковатый вид, сунула папку под мышку и представилась:

– Доброе утро! Я Ника Лодзеева из компании ОВО "LАДИК".

Хорькофф не замечая меня, упорно твердил, споря неизвестно с кем:

– Нет, мне точно пипец! Говорю же, мне пипец! Пипец! Полный пипец!

"Не заикается и не воняет, – отметила я, наблюдая за президентом корпорации гробовщиков. – Опять же – очков не носит, глаза нормальные. А еще он совсем не такой робот, как остальные. Вряд ли Хорькофф зомби. Тем более что вряд ли зомби с таким чувством про "пипец" сможет сказануть".

Я, сестрицы, не этнограф и даже не синхронистка-переводчица с сорока семи языков. Однако кое-что о других народах ведаю.

Один дока-дипломат, исколесивший всю планету, как-то, будучи основательно под мухой, открыл мне одну из главных тайн человеческой цивилизации, рассказав, что у разных народов выражение "пипец" описывает совершенно разные моменты жизни представителей этих народов.

Когда: "Мне пипец!" – вопит прожженный в финансовых аферах штатовец, это всего лишь значит, что курс скупленных им втридорога акций обвалился, их надо было сбросить еще вчера, а сегодня за них не дадут и ломаного цента.

Когда: "Мне пипец!" – кричит, сбросив тарелку с макаронами на пол, итальянец, это значит, его жена пересолила спагетти, а любимый футбольный клуб снова проиграл с позорным счетом 0:6.

Когда: "Мне пипец!" – плачет индус высшей касты, это всего лишь значит, что его карма навек загрязнена, поскольку на него ненароком упала тень презренного шудры.

Когда: "Мне пипец!" – скулит, ломая едальные палочки о пересушенные суши, японец, это всего лишь значит, что он потерял лицо перед начальством и обязан отрезать себе кухонным ножом палец, передав оный в белом накрахмаленном платочке боссу вкупе с извинениями.

Когда: "Мне пипец!" – шепчет, трясясь от страха, абориген Берега Слоновой Кости, это всего лишь значит, что земляки решили его схарчить, следуя совету деревенского колдуна.

Хорькофф не был ни штатовцем, ни итальянцем, ни индусом, ни японцем, ни даже дикарем из африканской глубинки. И поэтому я застыла от любопытства, пытаясь понять, зачем сидящий в кресле мужчина, дрожащими от нервного напряжения руками на моих глазах досылает патрон в патронник.

2

– Прощай, Динара! – Хорькофф посмотрел на стоящую перед ним свадебную фотографию, на которой он целовался девушкой в пышном подвенечном платье – молоденькой пышкой, судя по ее широко открытым глазам, сильно ошалевшей от обрушившегося на нее счастья.

Хорькофф повернул пистолет к себе концом, именуемым в среде военных и реконструкторов "выходным отверстием ствола", а в среде не нюхавших портянок гражданских пиплов – "дулом".

Но сразу палить во все стороны Хорькофф не стал. Он замер, заворожено смотря в черный зрачок пистолета. Хорькофф пристально всматривался во тьму, скрывающуюся внутри дула. А скрывающаяся там внутри тьма пристально всматривалась в Хорькоффа.

Так они самозабвенно глядели друг в друга минут пять. Поединок этих взглядов шел в настолько плотной, вязкой и архизловещей тишине, что мне показалось, будто ее щупальцы сомкнулись на моем горле и начали душить.

Чтобы не задохнуться, я выпалила:

– Доброе утро! Я из компании ОВО "LАДИК". Пожалуйста, не стреляйте. А если уж совсем невмоготу, то пальните по какому-нибудь Тутанхамону, коих у Вас тут полным полно.

Я досадливо поморщилась. Ибо почувствовала, насколько глупо и легкомысленно звучат мои слова в кабинете, под потолок заполненном грозовой атмосферой древнегреческой трагедии.

Надо было выжать из себя пафос и сказать что-либо величественное вроде: "Гордо и ясно ты умер, умер, как Муза учила" или "И как над пламенем на грамоте тайной бесцветные строки вдруг выступают, так выступят вдруг пред тобою из мрака картины, сокрытые в нем ".

Хорькофф бросил пистолет на стол. Я подумала, что президент "ИNФЕRNО" совершил это, услышав меня. Но ошиблась. Тот разбирался со своими тараканами в голове и меня в упор не видел.

Хорькофф обхватил голову руками и простонал:

– Н-не смо-о-о-г! – и начал плакать и биться головой о столешницу, стилизованную под верхнюю крышку саркофага древнеегипетских царей.

Я тоже не смогла... спокойно смотреть на такую истерику. Отвернулась от Хорькоффа. И стала шарить взглядом по кабинету.

Вдоль его стен стояли выкрашенные в яркие цвета двухметровые пластмассовые фигуры главных персонажей египетской "Книги мертвых".

В универе я по ней делала презентацию для зачета по культурологии. И до сих пор помнила главных персонажей этого мистического опуса – богов Древнего Египта, половина из которых, вообще-то, больше походила на демонов.

Хотя, раз в то время еще не произошло размежевание на богов и демонов, то все потусторонние создания тех древних эпох вполне можно оформить в номенклатуре сверхъестественных существ нашего времени в разделе "Высшие Духи".

Ближе всех остальных египетских богов ко мне стояла статуя богини Маат – олицетворение правды-справедливости и гармонию человека с богами и контролируемой ими части нашей Галактики. Из волос богини торчало, словно попугайский хохолок страусиное перо, придавая облику Маат вид вздорной и ветреной девицы.

Богиня грызла меня хищным взглядом широкого, достающего ей аж до уха глаза со здоровенным черным зрачком, будто говоря: "Чо приперлась, дурочка?! Тут тебе не студенческая попойка – на халяву не бухнешь. Здесь власть имеют такие мистические силы, про которые ты, смертная, даже и помыслить не можешь. А коли сможешь – враз обсеришься со страху".

Я рассердилась и плюнула наглой богине в ее наглый глаз и даже показала ей фак – исподтишка, конечно, чтобы хозяин кабинета не заметил, как обращаются с его богами.

За Маат стояли фигуры ее мужа Тота и Анубиса.

Тот – прародитель бюрократии, бог информации и средсв ее переработки, имел маленькую голову ибиса с длинным и тонким клювом. И такой вид, на мой взгляд, вполне себе соответствовал образу покроителя покровитель библиотекарей, писцов и архивариусов.

Анубис же никак не походил на солидного бога – проводника душ в загробный мир. Голова шакала явно показывала на происхождение из семейства мелких пустынных бесов. Вместе с тем, зная, что Анубис покровительствует кладбищенским неприкаянным призракам и имеет голос среди судей Царства мертвых, я в знак уважения слегка поклонилась богу и мысленно попросила у него, чтобы помог устроиться на Том Свете, когда я покину Этот.

За Маат с Тотом маячила фигура сидящего на троне бога вечной жизни и попутно царя загробного мира Осириса. С первого же взгляда становилось понятным, что это существо вне жизни и смерти, вне добра и зла, ибо оное представляло собой зеленую мумию с забинтованным от шеи до пяток телом, у которого не спеленутыми были лишь руки. Они цепко держали позолоченные символы царской власти – скипетр и цеп, скрещенные наподобие серпа и молота в гербе СССР.

Осирис мрачно глядел на меня своими пустыми зелеными глазницами. И трудно было понять, то ли он недоволен всем на свете, то ли – исключительно тем, что его вместо храма посадили в какой-то офисный кабинет, глумясь над историческим величием невинно убиенного и восставшего из ада, став в результате его царем существа.

– Леонтович – гаденыш! – воскликнул Хорькофф, ударив кулаком по столу. – Так меня подставить... У-у-у-у!

Я вздрогнула и развернулась к Хорькоффу.

Вид его щедрых мужских слез резко прибавил мне смелости. Я распрямилась и сделала шаг к Хорькоффу. Но тут же сделала два шага назад, ибо мой потенциальный клиент снова схватился за пистолет.

3

"Может, мужик и не преувеличивал насчет пипеца? – подумала я. – Во всяком случае для меня сейчас он может наступить в любой момент".

Кстати, сестрицы, я вам еще не обо всех, известных мне видов пипеца поведала вам, сестрицы. Расскажу сейчас вдобавок, пока меня еще не пристрелили, про несколько из них. Можете спокойно записать все эти расклады хоть на салфетке. Я вас не тороплю.

Итак, записывайте. Диктую медленно и тщательно выговаривая каждую букву.

Когда: "Мне пипец!" – выдавливает бразильский мулат, это всего лишь значит, что либо он насмерть подавился бананом, либо фанерную фавелу опять разметало тропическим ураганом.

Когда: "Мне пипец!" – блеет какой-нибудь упившийся коньяком француз, это всего лишь значит, что правительство повысило пенсионный возраст, а работодатели заморозили рост заработной платы.

Когда: "Мне пипец!" – говорит не дожевавший до конца мороженую треску гренландец, это всего лишь значит, что где-то рядом в ледниках проснулся очередной вулкан.

Когда: "Мне пипец!" – вопит мексиканец, бросая на пол сомбреро, это всего лишь значит, что на самом интересном месте слезливого сериала у этого мексиканца кончилась текила.

И только тогда, когда фразу "Мне пипец!" гордо выпятив грудь и втянув в плечи обвислый живот произносит наш русский пацан, то дело действительно дрянь. Как минимум – падение астероида на его родной Мухосранск. Как максимум – падение самого Мухосранска вместе с Землей на Солнце.

А такая фигня, как экономический кризис, гражданская война, вторжение НАТО в страны корейских исламистов, вторжение корейских исламистов в страны НАТО вкупе с десятибалльным землетрясением и жарой за пятьдесят, нас обычно совершенно не колышет. Смешны нам эти детские шалости людей и Природы. У нас своих заморочек хватает.

4

Меня несколько напряг вернувшийся в руку Хорькоффа пистолет, ибо в "Настольной книге для начинающих киллеров" написано: "Коли сжал кулак, бей. Коли вынул нож, режь. А коли достал ствол, мочи всех – и свидетелей тоже". Ведь, как ни крути, а свидетель-то я.

Я отошла от Хорькоффа, прикрывая папкой грудь. И, подумав: "Береженого Бог бережет", – спряталась за шкафом.

Оттуда я наблюдала, как палец самоубийцы нервно дрожит на спусковом крючке.

"А ведь это вовсе не какой-нибудь хрен с бугра там за столом погибает, а мой клиент, очень ценный, между прочим, клиент, – подумала я и ощутила, что надо не спасаться, а спасать. – Кто не рискует, Ника, тот не пьет шампанского. Так и просидишь, подруга, на дешевом кефире до старости, ежели будешь укрываться от пуль и своего счастья за всякими там шкафами".

Каждому из нас хотя бы раз в жизни выпадает шанс совершить ПОСТУПОК – деяние, после которого круто изменится к лучшему жизнь либо самого этого человека, либо кого-то из тех, кому он поможет или спасет. И сейчас я отчетливо понимала: только что шанс на такой ПОСТУПОК получила от судьбы и я.

С этого момента мое тело действовало само по себе, а сознание лишь отстраненно наблюдало за происходящим.

Моя голова высунулась из-за шкафа. Мои глаза прицелились. Моя рука бросила папку в пистолет Хорькоффа... Увы, мое пострадавшее от лап вахтера и заломов Мымры и секретутки запястье сбойнуло. И бросок вышел неудачным: папка попала богине Маат прямо в лобешник.

Та грохнулась на статуи ее коллег – Тота и Анубиса. Те тоже дали слабину – не смогли удержаться на ногах и в обнимку завалились на сидящего на троне Осириса. При этом сладкая парочка неудачников – Анубис и Тот – дружно шмякнула своими дурными башками Осириса по его могучей длани, коей тот крепко сжимал позолоченный жезл.

Оный, не потерпев насилия, вылетел из руки Осириса, словно щегленок, выпущенный рукой добросердечного христианина из клетки в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы. И взмыл, вращаясь и сверкая позолотой, к потолку. А потом, скользнув по вытянутой на метр крокодильей морде злого бога Амата, ударился о пистолет Хорькоффа.

Раздался громкий выстрел.

Я распласталась на полу и заверещала голосом ханыги, которого кореша-пропойцы застукали на краже баблосов из общака:

– О, мой га-а-а-д! Не убивайте! Я ни при делах, меня Пал-Никодимыч подста-а-а-вил, гой пархатый!

ГЛАВА 11 . СОВЕТУЮ КОЛОТЬСЯ СРАЗУ

1

Я зажмурилась от страха, ожидая, когда пуля вопьется мне куда-нибудь, и молясь, чтобы она при этом не покалечила в моем организме ничего серьезного. А лучше бы вообще отскочила от него, будто от стелы из метеоритного железа.

Однако пуля побрезговала нами с Хорькоффом. Она лишь скинула со стола фотографию невесты моего клиента. Я вскочила с пола и бросила любопытный взгляд на лежащую у ног Хорькоффа продырявленную пулей фотку. Пуля попала невесте прямо в накрытую прозрачной фатой голову.

– Классный выстрел, – вырвалось у меня. – Тянет на мастера двенадцатого дана школы "Пьяный барсук".

Хорькофф недоуменно глянул на меня – не мигая и не говоря ни слова.

– Меня зовут Ника Лодзеева, – поведала я несостоявшемуся самоубийце. – А Вы, как я понимаю, Андрей Яковлевич Хорькофф? Так?

Хорькофф кивнул.

Я подняла из-под стола свою папку, выпавшую при обнимашках с полом. Заметила лежащий на полу пистолет. И загнала его ногой под трон Осириса. Наткнушись на его мрачный взгляд, в ответ подмигнула богу и улыбнулась, мол, раз дело в моих руках, значит, все будет хорошо, старина.

– Раз уж я Вам, господин Хорькофф, рискуя почти простреленным телом, жизнь спасла, то... – заговорила я.

Но тут же замолкла, ибо клиент разрыдался, как дитя на допросе.

– А на кой хрен мне такая жизнь!? – пробулькал сквозь слезы и сопли хозяин кабинета.

– А на кой хрен Вам такая смерть?! – возмутилась я. – Мозги по кабинету. Похороны в закрытом гробу. И зона для самоубийц в самом гадюшном закутке преисподней. Там черти бросят Вас в котел с кипящим салом и начнут пырять самостийными трезубцами.

Я осуждающе посмотрела на Хорькоффа. Тот пристыжено отвел взгляд от моих пышущих праведным гневом глаз. Наверное, вспомнил, что в его жилах гуляет русская кровь, и решил больше не позориться перед героическими предками.

– Настоящие мужчины так со своей не застрахованной ни в одной фирме головой не поступают, – заявила я. – Сразу видно, что Вы не знакомы с самурайской философией ритуала сеппуку. Подозреваю, что Вы даже не читали трактат Нитобэ Инадзо "Бусидо – душа Японии" и в простецком невежестве своем даже не ведаете о доктринах, описывающих каноны поведения настоящего воина с позиции мистико-эзотерического отношения к смерти, посмертию и бессмертию.

Подтверждая свое абсолютное незнание самурайской философии, Хорькофф громко захлюпал носом.

– А чо там у Вас стряслось-то? – поинтересовалась я. – Наехал кто?

– И-и-и...

– Бандиты? Рейдеры? Сионисты-исламисты? Воинствующие иеговисты?

– И-и-в-в-в-и...

– Оборотни в погонах? Нацисты?

– И-и-и-и...

– Гомофобы? Гомофилы? Гомо эректусы?

– И-и...

– Чинуши? Люди в черном? Фанатики из "Анашы-эль-ганджубаса"? Кто-нибудь из боевого крыла франкмасонов?

– И-и-и...

– Да-да, все понятно. Все-таки спецслужбы докопались. Самый скверный вариант. Небось с пятой колонной шашни водите? А как насчет фэбээровского ЦРУ и госдеповского АНБ? Тут советую колоться сразу. Против чекистов не каждый олигарх даже полдня в пыточном застенке выстоит – школа имени товарища Ежова рулит. А Вас наверняка не обучали даже банальной системе противостояния методикам экспресс-допросов в полевых условиях, ведь так?

– Нет-нет! – отчаянно замотал головой Хорькофф. – Ничего такого! Я патриот и не изменял Родине даже с женой!

– Тяжелый случай. Ну тогда, значит, проигрались в казино. Я помню тоже плакала, когда четыреста баксов в покер прокакала – доблефовалась, дуреха.

Хорькофф отрицательно закрутил головой.

– Нет? – я задумчиво почесала нос. – Может, полицаи накрыли-таки скрывавшийся у Вас на даче в бане подпольный цех по производству фальшивого спайса под видом натурального стирального порошка?

– Упаси меня Боже от такой напасти! – вздрогнул мой собеседник.

– Так чо ж тогда с Вами все-таки стряслось, Андрей Яковлевич? Надо признаться, Вы меня заинтриговали. За всю свою долгую и полную опаснейших приключений жизнь я еще не встречала столь загадочного случая, чем Ваш. Утолите мое любопытство, а я никому не поведаю, как Вы меня из пистолета пытались укокошить отравленной разрывной пулей.

– Долго рассказывать...

Хорькофф вытащил из пиджака платок, вытер слезы и сопли. Подошел к кабинетному бару, достал оттуда бутылку с этикеткой "Слеза Святого Валериана" и пару серебряных стопок инкрустированных перламутром и вырезанными из янтаря головами Медузы из рода Горгон.

– А я, представьте себе, никуда не спешу, – поведала я клиенту. – У меня еще есть несколько свободных минут перед Концом Света. Ктулху спит. Антихрист занят выборами президента Пиндостана. Матросы с русского сухогруза отравили Годзиллу, слив в Тихий океан мазут вперемешку с недопитым метиловым спиртом. А боевых роботов-трансформеров потырили стартаперы из отечественной модернизационной коррупции и наукоемких мошеннических технологий.

– А кстати, Вы по какому вопросу ко мне?

– И по вопросу спасения жизней президентов корпораций вроде вашенской тоже. Уж кому-кому, а Вам нельзя раскисать. Вы же не нищеброд-гастарбайтер, а глава огромной корпорации. От Вас зависит судьба сотен подчиненных, а также их семей, престарелых родственников и домашних животных.

– Вам-то какое дело до моих проблем? – одарил меня недоверчивым взглядом собеседник.

– Ни-ка-ко-го!

– Гм.

– И именно поэтому Вы можете быть со мной полностью откровенны. Можете считать меня психотерапевтом и попом в одном флаконе и исповедаться, дабы облегчить душу и уберечь сердце от инфаркта. Уверена, Вы не раз плыли на пароходе, ездили на паровозе и летали на самолете. И всегда после второго стакана виски Вы выливали на собеседника ушаты как своих личных заморочек, так и общегосударственных проблем. Ну не может русский человек без этого. Он лучше от закуски откажется, чем от такого душевного трепа. А почему Вы были так откровенны? Нет, стаканы тут ни при чем. Все дело в том, что на постороннего человека, которого никогда больше не увидишь, легче вывалить с души все накопившиеся там камни, чем на знакомого человека, который потом будет сливать полученные от Вас сведения цээрушникам и Вашей теще.

Хорькофф разлил валерьянку по стопкам, проговорив:

– Ну не знаю...

– Разве ж Вы не видите, что у меня на лице написано: "Она умрет под пыткой, но никого не сдаст"? – возмутилась я. – Ко мне все мои однокурсники плакаться в жилетку бегают. И коллеги по работе. Даже мой злейший враг, по воле которого я уже почти поседела, Пал-Никодимыч, иногда жалуется мне на свою недооцененность начальством. У уж Пал-Никодимыч чует стукача за версту, ибо тертый мужик, такого на хромой козе не объедешь.

Хорькофф пододвинул ко мне одну из стопок.

– Живете по принципу "Один не пью!"? – одобрила я такой жест. – Уважаю. Как говорится, завтрак съешь сам, а валерьянкой поделись с другом. За дружбу!

Я чокнулась с Хорькоффом и лихо опрокинула содержимое стопки в горло. Хорькофф сделал то же самое.

Пойло имело жуткий вкус. Я скривилась. Хорькофф тоже. А после произнес:

– Не знаю, с чего и начать рассказ. Не со свадьбы же.

Я подняла с пола фотографию молодоженов и поставила ее на стол перед Хорькоффом.

– А почему бы и не со свадьбы? На ней в истории мировой художественной литературы обычно все заканчивается. А Вы начнете – и тем самым лихо утрете всем сказочникам и новеллистам ихние пьяно-сизые носы. Начните со счастья, а про беду расскажется само собой. Мои британские коллеги доказали.

– Полгода назад я женился...

Последовавший далее рассказ Хорькоффа был невыразимо скучен. Поэтому я воспроизведу оный в романтической версии, облагороженной моим литературным талантом и искрометным остроумием.

2

У брачующихся в Москве провинциалов, не разбирающихся в хитросплетениях столичных традиций и всерьез считающих, будто нулевой меридиан проходит через Красную площадь, а не через Гринвичскую обсерваторию, в фаворе – либо топтанье по маршруту: Манежка с Садом – Мавзолей – Собор.

Уж сколько шпилек на туфлях сломали невесты и дамы их свиты о брусчатку Лобного места, но, один фиг, народ прется туда, толкаясь друг с другом, спасая падающих в обморок пожилых родственников, успокаивая жаждущих пописать на исторические реликвии юных участников ритуала, лаясь с гаишниками и мучаясь с парковкой.

А вот настоящий знаток столицы никогда поведет свадебную компашку не в загазованный центр города к мнимому "нулевому меридиану", на свежий воздух Воробьевых гор. Оттуда можно хоть целый день любоваться городом и никто с тебя не сдерет ни копейки штрафа и не сопрет сумочку у зазевавшейся подружки невесты.

Именно сюда после бракосочетания и направились погожим летним днем Хорькофф со своей молодой невестой Динарой – все из себя такие красивые в смокинге и подвенечном платье.

Новобрачных сопровождала традиционная пьяная толпа из родственников и родственников родственников, друзей и друзей друзей, знакомых и знакомых знакомых, а также еще кучу каких-то мутных типов, которым даже самый беспечный тверской фермер не рискнул бы доверить охрану покосившегося сарая с проржавевшими насквозь широкозахватными сенокосилками конструкции лауреата Сталинской премии товарища Волкова, произведенными на Люберецком заводе сельскохозяйственного машиностроения в 1949 году.

Программа свадебных гуляний прошла в штатном режиме. Проехались до Смотровой площадки на шарабанах, пугая кобыл дикими криками и разбрасывая мелочь и пустые бутылки из-под шампанского. Выпустили из клеток на волю белых голубей; при этом почему-то вместо оттертого от невесты на задний план Хорькоффа в небо его птичку запустили нанятые в цирке лилипуты. Выпили и закусили на лужайке возле двухсотлетних дубов. Разняли подравшихся гостей, причем сделали это вяло и неспешно, следуя всегда сбывающейся народной примете: свадьба без драки – к скорому разводу.

В общем, ничего особенного – свадьба, как свадьба. Двоих – в больницу, троих – по домам. Никаких современных изысков с бородатыми певицами или катанием на ездовых бегемотах.

Хорькофф и Динара, пользуясь тем, что свита перестала их доставать идиотскими напутствиями и пожеланиями, подозвали пока еще почти трезвых фотографа и видео-оператора. И те сняли новобрачных на фоне невероятно красивой панорамы Москвы, открывающейся со смотровой площадки.

Но едва Хорькофф с Динарой почувствовали красоту и торжественность момента, и каждый из молодоженов осознал, что не ошибся в выборе своей половинки, как тут же их свита начала бабахать петардами.

А нанятый за бешеные деньги всемирно известный на весь Нагатинский затон рэпер Ай Эм Си Три Пи О (в девичестве Сережа Хлыстик) загундел под фанеру какой-то бред. После десяти минут такого жестокого рэпа, ошалевший от него народ вдруг перестал бухать и вспомнил о двух вещах.

Во-первых, о том, что вообще-то заказывали для свадьбы в агенстве вовсе не Ай Эм Си Три Пи О, а Армандо Кристиана Переса, известного среди продвинутых меломанов Лыткарина, Наро-Фоминска и Бронницы в качестве Ары Спаниеля.

А во-вторых, народ вспомнил о программе праздничного вечера. Оная предусматривала, что после Воробьевых гор надобно ехать к Новодевичьему монастырю, дабы ненавязчиво покормить в тамошнем пруду белых лебедей. А затем предусматривалось фотканье у фонтанов Поклонной горы. И еще следовало не опоздать в ресторан на скромный банкет из четырехсот персон.

Рэперу налили вискаря, дали денег и попросили заткнуться. Рэпер надулся, для виду поломался, но вискаря дернул и деньги забрал. Однако не угомонился, а предложил всем станцевать хип-хоп. Тогда зарвавшемуся рэперу вознамерились набить морду. Но тот мигом просек всю серьезность изменившейся обстановки, перестал выеживаться и испарился.

Ни секунды не сожалея о ретировавшемся надоедале-репере, все начали потихоньку грузиться в шарабаны.

Тут Хорькоффа подозвал к себе Иван Адыгеич – отец невесты, крепыш с бычьей шеей и глубоким белым шрамом на скуле. Покровительственно похлопав зятя по заляпанному шампанским плечу, тесть объявил Хорькоффу:

– Вместе с Динарой отдаю под твою руку, Андрюха, мое детище – корпорацию "ИNФЕRNО". Сам теперь буду заниматься только сырьем, банками и строительством. Силы уже не те, чтобы за всем уследить. Да и времена спокойнее стали, открытого беспредела в Москве почти нет. Даже зверье уже по понятиям жить научилось и лишь по мелочам пакостят. Нынче не девяностые, когда, чуть отвлекся, и уже без штанов остался, а друганы в овраге пострелянными валяются. Так что, бери "ИNФЕRNО" и владей!

– Я потрясен, Иван Адыгеич, – растерялся Хорькофф. – Это так неожиданно. Я даже не думал, что когда-нибудь смогу попасть на такое место, о котором даже и не мечтал.

– Не скромничай, Андрюха. Ты показал себя в "Санктпитермотос" полным... орлом. Уверен, и тут не подкачаешь. Коллектив весь мной на дело натаскан, как борзые на зайца. А если что, не миндальничай, заставляй и тапочки в зубах таскать, и стойку на ушах делать, голос подавать, когда прикажешь. А если рычать начнут, то ошейником по хребтине.

Хорькофф обрадовано заулыбался. Но его лицо тут же приняло озабоченное выражение.