Текст книги "Одна против зомбей (СИ)"

Хорькофф достойно оценил мои таланты певицы и танцовщицы – скривился, будто его шилом в мошонку ткнули, и сквозь зубы выдавил из себя:

– Спасибо, обнадежили.

Видимо, перспектива провести десять лет на зоне вовсе не казалась ему "романтическим приключением".

– Это, конечно, самый оптимистический вариант, – заявила я, садясь. – Возможно, на волне народного негодования с Вами решат разобраться народные мстители в лице депутатов Госдумы. Впрочем, и от них можно отмазаться, если Ваши зомби не выйдут на вольную охоту... Не понимаю, как Вы еще только тут до сегодняшнего дня в покое работали, не пойму.

– Какой покой?! Живем, как на пороховой бочке.

Хорькофф шумно вздохнул, с тоской глянул на прострелянную фотографию и убрал ее в ящик стола.

– Зато дисциплина, небось, у вас тут на уровне, – предположила я.

– Любой мой приказ исполняется беспрекословно. Если прикажу сотрудникам, чтоб из окна выбросились, только спросят в какое именно окно кидаться.

Хорькофф подошел к окну, окинул тоскливым взглядом мостовую (может, представляя, что уже лежит там – весь разбившийся в лепешку) и добавил:

– А вот без приказа действуют только в рамках служебных обязанностей. Приходится в директивном порядке заставлять людей расходиться после работы по домам, мыться, бриться, переодеваться и чистить обувь.

– Короче, все жили счастливо и превратились в зомби в один день.

Хорькофф вернулся за стол и опустошил стопку. Но этого ему показалось мало, и он хлебнул прямо из горлышка бутылки.

Я неодобрительно покачала головой и демонстративно поставила свою безутешно пролитую стопку "Слезы Святого Валериана" на стол, стукнув по нему дном: мол, хорош гулять, братва, пора и делом заняться.

– И во всем виноват я – доверчивый дуболом, поверивший в сказочку Леонтовича, – сказал Хорькофф. – Еще неделя-другая и разразится такая буря... такая бу-у-у-ря...

"А ведь, пожалуй, ему и впрямь самый настоящий русский пипец – глубочайший и беспросветнейший, от которого только чудо спасти может. Ну а чем я не чудотворщица?" – подумалось мне.

И вдруг идея, которая уже не одну минуту плавала в виде бесформенного желе в моих мозгах, начала резко выкристаллизоваться в коммерческое предложение. Детали еще не оформились, но суть вопроса стала мне полностью ясна.

На всякий случай (чтобы и клиент дозрел, и у меня было время додумать нужную мысль до последнего куска мозаики), я разразилась потоком слов, больше отражающих мое эмоциональное состояние, нежели какую-нибудь продуктивную мысль:

– И чего? Неужто Вы – гигант корпоративно-биологического прогресса и отец всем своим заикам-зомби, в смысле суперменам-сотрудникам – раскиснете? Неужто обольетесь слезами и сами застегнете на своих руках принесенные операми кандалы?

– Гм.

– Есть две категории людей – одни сдаются всегда, другие только при вставленном в задницу кипятильнике.

Хорькофф озадаченно почесал в затылке. Видимо, задумавшись о том, к какой категории себя отнести.

– Первые из них – унылые и серые алкаши – пашут до гроба за копейки, ублажают всех вышестоящих тварей, платят за все огрехи власти, голосуют за подонков, если и воруют, то просто тырят по карманам мелочь, – продолжила я. – А вторые, наоборот, еще со времен Пира и Шекспира объявили себя хозяевами планеты.

Я пронзила острым взглядом левый глаз (именно тот, который должен был пострадать от заточки беспредельщика) собеседника.

А тот замер, словно кролик перед удавом, вслушиваясь в слова моей пафосной речи. И я, довольная эффектом, продолжила:

– Они берут от жизни все. Их жизнь разноцветна и полна благородного риска и подвигов. Им насрать на конфликты. Они заставляют власть делать все, что захотят и плюют на все бытовые неурядицы вроде десятимиллиардного долга или разбомбленного по ошибке государства. Они возвышаются не только над жизненной суетой, собственными грехами и пороками, но и над Жизнью и Смертью, над Добром и Злом, над Человечеством и Античеловечеством.

– Э-э...

– Как-как?

– И я бы тоже хотел...

– Что?

– Ну-у-у, "над Добром и Злом" и все такое.

– Да будет так! – выпалила я с облегчением, поскольку не имела ни малейшего представления, куда именно заведет нашу беседу моя пламенная речь в духе старика Ницше.

Я гордо задрала подбородок, важно надула щеки и торжественно заявила теперь уже не потенциальному, а практически кинетическому клиенту:

– Видите ли, милорд, пока Вы метались мыслями от виселицы до кружки с цианидами в поисках выхода на Тот Свет, мы на Этом уже подумали, как решить все Ваши проблемы – от рака грудей до нашествия живых мертвецов и мертвых судебных приставов.

– У меня нет никакого "рака грудей"!

– Так у Вас и грудей-то нет. А вот как насчет зомби и судебных приставов, а?

Из открытого окна послышались тревожные звуки сирены. Едва заслышав их, Хорькофф вздрогнул и сжался. Наверняка вспомнил о страшной судьбе Армена Кацашвили.

А еще мой собеседник более наверняка задумался о том жутком, что ждет его самого, если не удастся разрулить ситуацию с охваченной зомбиэпидемией корпорацией "ИNФЕRNО", которую Иван Адыгеич отдал в руки Хорькоффу абсолютно живой и здоровой.

– В этот тяжелый для Вас момент, господин Хорькофф, – я подошла к окну и с громким стуком захлопнула его, – наша героическая фирма ОВО "LАДИК", в которой страховали свои драгоценные жизни такие великие люди, как Мишка Япончик и Дед Хасан, готова протянуть Вам дружескую руку помощи.

– И в этой руке будет противоядие от "Новой эры"? – Хорькофф посмотрел мне в глаза с недоверием и укором, мол, пошто ж измываешься над будущим каторжником, злыдня?

Я с достоинством арабского шейха встретила этот взгляд. И объяснила специально для недоверчивых клиентов:

– ОВО "LАДИК" может застраховать как Вашу личную гражданскую ответственность, так и вину корпорации в целом. Представьте себе: к Вам ломиться толпа адвокатов, а Вы их всех отправляете к нам. А у нас им ловить будет нечего. С нашими даже столичный мэр не рискует связываться.

– Ну да?!

– Зуб даю! У нас такая крыша, что мы любое министерство сможем враз раком поставить. Ни полицаи, ни олигархи, ни высокопоставленные чинуши не рискнут на нас наезжать. Пусть кто на нас батон попробует крошить, мигом роту джигитов подгоним, и в ответку за наезд всех недоброжелатей уконтрапупим. Мы серьезная фирма, и нам, что взорванное застраховывать, что застрахованное взрывать – без разницы.

– Гм. Так-таки раком?

– Чо?! А-а-а! Не только раком поставят, но еще и прикажут на карачках ползти до Дома министров, почему-то называемым нашими интеллектуальными быдланами "русским Вайт Хаусом", а быдланами без интеллекта – "неамериканским Белым Домом".

– Вы серьезно?! – ожил Хорькофф.

– Насчет быдланов из Вайт Хауса?

– Насчет страховки.

– А то! Серьезней не бывает. Купите у нас страховой полис и спите спокойно, плюнув на любое количество исков, которые направят против Вас. Зачем, Андрей Яковлевич, Вам грузить себя проблемами и бегать по судам, заламывая руки от отчаяния в зыбкой надежде разыскать сострадание под скамьей подсудимых?

Я открыла папку и достала оттуда бланки договоров и рекламные буклеты.

– А у Вас есть право заключать столь серьезный договор? – осведомился Хорькофф, судя по всему не очень-то верящий в свое спасение.

– Да, у меня есть на то доверенность.

– Рискованно поручать простому агенту такие вещи.

– Во-первых, я не простой агент. Простых агентов в столице, как собак нерезаных. Но кто им чего доверит, кроме полиса на тысячу пятьсот четыре рубля шестьдесят копеек? Такие вещи поручают самым надежным и интеллектуально развитым представителям. Я Вам рассказывала о теме своей будущей диссертации?

– Нет.

– Как-нибудь расскажу за рюмкой чаю. Тогда Вы просто обалдеете.

Глаза собеседника, словно светофор, попеременно светились изнутри разной шнягой. То надеждой. То опасением. То отчаяньем. То снова надеждой.

Мне даже как-то неловко стало разводить на бабки человека, оказавшегося в столь стремной ситуации, что он стал верить трепу представителю низшей касты служителей страхового культа. Но на что не пойдешь, чтобы втереться в такое безысходное доверие к клиенту и ухватить зубами столь грандиозный кусок страхового пирога.

И совершенно незачем расстраивать клиента, рассказывая ему, что мое начальство плюнет на любой договор, ежели придется платить при страховом случае больше десяти штук баксов. В конце концов у моего клиента имеется в рукаве наикрутейший тесть. И П.П. Прушкину, возможно, придется-таки заплатить Хорькоффу кучу бабок. Так чего его расстраивать? Пусть бедолага хоть несколько ночей поспит спокойно, мирно похрапывая возле молодой супруги.

Так что совесть моя перед клиентом чиста, как моча младенца. И перед моим начальством тоже. От меня требовали заключить крупный контракт лихой кавалеристской атакой – без долгих юридических заморочек, многочасовых деловых переговоров и экспертизы? Требовали. И если я такой контракт заключу, мои боссы только рады будут. И отстегнут мне кучу комиссионных.

А контракт, чую, будет крупным. У "ИNФЕRNО" не может не быть сверхприбылей. Уж в этом-то Пал-Никодимыч никогда не ошибался. Не пощупав будущую дойную корову за финансовое вымя, мой начальник не стал бы украшать ее рога всякой рекламной ботвой и домогаться агентами.

Итак, я могу сделать одновременно счастливыми президента "ИNФЕRNО", руководство ОВО "LАДИК" и себя любимую. Так фигли раздувать байровщину на пустом месте?

– И все же, – засомневался Хорькофф, – Вы одна... Я бы понял, если бы на Вашем месте сидели...

– Таков стиль ОВО "LАДИК", – перебила я Хорькоффу. – Каждый ее агент одновременно – и ее полноправный представитель, и юрист, и бухгалтер в одном лице. Это повышает эффективность работы на порядок.

– Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.

– Мне не нравится Ваша пораженческая меланхолия.

– А что, у ОВО "LАДИК" не бывает провалов?

– Это Вы меня, типа, подколоть хотите? – я укоризненно покачала головой. – У всех бывают провалы. Вся наша жизнь есть сплошной провал, за который неизбежно следует наказание – мучительная и беспощадная смерть. Правда, кто-то ухитряется умереть во сне или от алкоголя. Тут уж кому как повезет.

– Вот-вот.

– Но наша контора всегда легко разруливает любые заморочки в пять минут, следуя двум святым для российского бизнеса парадигмам: "Цель оправдывает средства" и "Утром деньги – вечером стулья". Таков уж наш добрый русский менталитет в сочетании со звериным оскалом чуждого нашей общинности и соборности капиталистического дискурса, без ножа режущего духовные скрепы народного единства.

Хорьков задумался. Крепко задумался. Так задумался, что я даже не рискнула его тормошить и примостилась на углу стола, дабы беззаботным болтанием своих красивых ног, придать оттенок легкомысленности деловой беседе, дабы та перестала окрашивать наш архиважнейший диалог суицидными тонами абсолютной безысходности, в которой ко всему прочему начали явственно проступать вкрапления научно-популярной эсхатологии.

– Неужели Вам так жалко денег – этих никчемных грязных бумажек, проклятых основателями всех массовых религий? – спросила я, увеличив амплитуду ногоболтания.

Тут мой собеседник заставил меня удивиться и переменить мнение о его инфантильной фрустрации. Он оглядел кабинет, словно о чем-то советуясь со стоящими (а частью теперь уже по моей вине и частично лежащими) богами. А потом перевел взгляд на меня. В этом взгляде был только холодный расчет и тусклое мерцание цифр калькуляторов и конвертеров валют.

Хорькофф подошел ко мне и, выдвинув ногу вперед, патетически заявил:

– Послушайте меня, девушка. Если Вы меня обманите, я Вас из-под земли достану.

– Рада, что мы наконец-то перешли на деловой тон! – весело откликнулась я на угрозу. – Вот таким Вы мне гораздо больше нравитесь. А то уже заколебала всякая лирика. "Я во всем виноват!". "Доверчивый дуболом, поверивший в сказочку Леонтовича". "Еще неделя-другая и разразится бу-у-у-ря"...

– Я не шучу. Учтите, мне уже терять нечего. И я готов... на многое!

– Давайте-давайте! Наезжайте-угрожайте! Настоящий бизнес в Москве всегда начинается со слов: "Запомни, чувак, мы тебе не какие-нибудь лохи из Усть-Наливайска. И если ты нас кинешь, то замочим не только твою любимую канарейку, но и до йоркширского терьера твоей невестки доберемся!"

– Не надо над этим шутить!

– Какие шутки! За такими с Вашего позволения "шутками" стоят, точнее лежат закопанными или погребенными под речным илом миллионы покойников. В лесах Подмосковья перестали расти мухоморы. Потому что там лишь за 1990-е не меньше ста тыщ трупов прикопали. Мне знакомый мент рассказывал. Настоящий полковник. Из тех, которые даже жене не врут.

Хорькофф рванул воротник на горле. Клиенту почему-то резко перестало хватать воздуха. Ну нет у мужика чувства юмора. И ничего с этим не поделать. Не прививается оно мичуринскими методами. С таким чувством надо либо родиться, либо пригодиться.

Я продолжила ерничать:

– Начните рассказ с того, что, где б я не скрылась, Вы все равно доберетесь с тесаком в руке до моего беззащитного горла и перерубите оное – бледное и тонкое, с двумя голубыми прожилками – со словами: "Так будет с каждым, кто решит меня поиметь!"

– Вы меня неправильно поняли, – смутился Хорькофф. – Я совсем не боюсь, что Вы меня...Просто...

– Просто мы теперь с Вами не просто один расстроенный мужчина и одна обаятельная женщина, а подельники, то есть деловые партнеры на всю оставшуюся на свободе жизнь. И теперь нас сможет разделить только Следственный комитет или смерть.

В общем, с трагических переживаний по поводу разразившейся в "ИNФЕRNО" катастрофы Хорькофф весьма легко переключился на деловую волну.

Не слушая мои наивные пояснения по всем пунктам реализации моей гениальной идеи по спасению тонущей в потусторонней мгле корпорации, Хорькофф взял буклет и стал рассматривать находящуюся там таблицу выплат по страховому случаю.

Отчаянье ушло с лица клиента. И на оном сначала появились интерес и надежда, а потом желание поиметь со сделки хороший гешефт. Вот тут я и поняла, чем такой простой романтик, как я, отличается от пиплов с предпринимательской жилкой в селезенке.

Я бы ни за что не смогла бы после таких мавританских страстей, коими только что пылала душа Хорькоффа, переключиться на деловую волну еще бы часа два, а то и три.

А вот мой собеседник уже забыл, что собирался пустить себе пулю в главную извилину мозга, и начал оной чего-то там активно химичить.

Видя это, я залилась соловьем:

– И не надо есть меня таким недоверчивым взглядом! Мы за все заплатим! Клянусь в том здоровьем своего начальства – П.П. Прушкина и Пал-Никодимыча. Пусть у них отсохнут мениски и выпадут пупки, коли я нарушу такую страшную клятву! Пусть их расстреляют из травматов рейдеры! Пусть им всю жизнь голуби будут гадить на шляпы! Пусть...

– Конкретней! – потребовал Хорькофф, все более превращаясь из рохли и нытика в акулу капитализма – явно взыграла буржуйская кровь, наверняка его предком был недострелянный чекистами купчик или биржевой маклер.

– Кокретность – мое второе имя! – бодро откликнулась я. – Мы компенсируем Вам: бабки, выплаченные сотрудникам за причиненный им ущерб, судебные издержки и даже стоимость Ваших нервов, истрепанных во всей этой катавасии. Целый лимон штатовских тугриков получите.

– Вы издеваетесь!? – Хорькофф раздраженно бросил прочитанный буклет с вложенным в него договором на стол передо мной. – Это же смешные деньги! Вы хоть чуток представляете, какими мы тут суммами ворочаем?

– А то ж! Понимаю – не к босякам пришла.

– Нас такие гроши не спасут!

– Да, на такие бабки особо не разгуляешься, – не стала спорить я. – К сожалению, на большее, чем лимон баксов, я договариваться не рискну. Вероятность страхового случая – стопроцентная. И ясно, что ОВО "LАДИК" придется раскошелиться и выплатить всю сумму. Я б вообще не стала бы страховать вашенские риски, не имей на то жестких указаний от начальства в обязательном порядке заключить договор с "ИNФЕRNО". Нашим он почему-то очень важен, – я пододвинула буклет обратно к Хорькоффу.

– Пустяшный разговор. Такую мелочь я легко могу снять и со своего личного счета. Я рассчитывал на серьезные деньги, – Хорькофф передвинул ко мне буклет.

– И все-таки, Андрей Яковлевич, даже столь малое количество баксов на дороге не валяется, – я снова пододвинула буклет к Хорькоффу.

– Не смешите мои тапочки! Я даже в последнем классе школы зарабатывал больше. Это несерьезно!

"А ведь и в самом деле, только для такой нищебродки, как я, лям зелени – солидный куш, – лишь теперь до меня дошло, насколько серьезно влип клиент. – Для таких же пацанов, как Хорькофф, это мусор".

– К сожалению, я не могу увеличить размер выплат, – развела я руками. – Это грозит: ОВО "LАДИК" – разорением, а мне – могилой. Моя контора сурова с нашкодившими агентами. Прецеденты были. И не все легко отделывались простым и добрым контрольным выстрелом в затылок.

Вдруг зазвонил мой мобильник. Я поднесла его к уху и услышала голос Пал-Никодимыча:

– Как у тебя там дела, Лодзеева?

– Дела идут, контора пишет! Все зашибись, Пал-Никодимыч, – отрапортовала я. – Уже почти заканчиваю переговоры. Осталось все ничего: дать пару консультаций по порядку страхования, добить пару несущественных деталей в договоре, обсудить открывающиеся перед нами глобальные перспективы и отобедать на торжественном ужине в мою честь.

– Мы сами все добьем, обсудим и отобедаем. Сейчас мы с юристом к вам подъедем.

– Зачем?! – не поняла я. – И сама справлюсь! Не нужно!

– Дело слишком серьезное, чтобы тебе доверить. Считай, твоя работа с Хорькоффом кончена. Мы теперь вместо тебя с ним потолкуем.

– Так все уже ж практически на мази! – я растерянно моргала глазами, силясь врубиться в смысл происходящего, который хоть и ускользал от моего сознания, но на подсознательном уровне весьма сильно тревожил мою интуицию, которая прямо-таки вопила о том, что сейчас меня очень даже чувствительно кинут на бабки.

– И это хорошо! И это правильно! Так и надо работать! Ты молодец, Лодзеева! Я всегда говорил, что ты далеко пойдешь и всех нас обгонишь. Однако формальности мы должны добить сами. Тут столько нюансов, о которых ты пока по молодости и не ведаешь. А мы матерые спецы. Будем разбираться, что к чему.

Постепенно вместе с предынфарктным состоянием до меня начал доходить смысл комбинации, которую замутил шеф. И я спросила его напрямик:

– А как же мои комиссионные?! Нет, я не имею ничего против замены игрока в команде. Вопрос лишь в том, за кем будет засчитан победный гол и кто получит за него премиальные.

– Тут вопрос сложный, – шеф замялся и дальше понес откровенную пургу, от каждой порции которой мое сердце все сильнее сжималось в тревожном предчувствии провала.

Я увидела, как Хорькофф вытащил из буклета вложенный между страницами типовой договор страхования и попытался его прочесть, но заметив, что держит оный вверх ногами, истерически захихикал.

Похоже, после озвученного мной предельной суммы контракта клиент снова начал погружаться в мир отчаянья и стремительно терял последнюю надежду на спасение. Впрочем, я тоже ее теряла.

– Не переживай, Лодзеева, будешь в шоколаде, – пообещал шеф.

– Но мы же договаривались, Пал-Никодимыч! – мой голос дрогнул от обиды.

– Да все будет нормально! – заверил меня шеф. – Переведем тебя на постоянку, премию годовую получишь... наверное. Не обидим.

– О, мой га-а-а-д!! – простонала я в трубку. – Мы же договаривались!

"Накрылись мои процентики! – моему отчаянью не было границ. – Это ж беспредел!"

– Та договоренность должна не ослаблять позиции ОВО "LАДИК" на российском рынке, а укреплять их самим фактом своего существования, – парировал мои обвинения довольно туманной фразой шеф (скорее всего, ее ему подсказал крутящийся поблизости юрист). – Пойми, Лодзеева, "ИNФЕRNО" – уже не твой уровень компетентности.

– Но я почти...

– Все! Жди нас. Мы скоро приедем и заменим тебя на переговорах. Пока развлекай Хорькоффа.

Я сунула мобильник обратно в карман. И почувствовала, как по лицу текут слезы.

Такого подлого удара я еще не получала. У меня появилось ощущение, будто мне и в самом деле врезал со всей силы какой-то невидимка. Под дых. Даже дыхание перехватило. И наверное, с минуту я вообще не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни выругаться матом.

Мне разом вспомнились все мои сегодняшние приключения. Штурм офиса "ИNФЕRNО". Возня с вахтером. Путешествие по страшному холлу первого этажа. Эпическая битва с Мымрой. Рукопашная с секретуткой. Драпанье от охранников. Езда на "колеснице смерти". Сортирные переживания...

"Ника, тебя развели! – сообщила себе я. – Они тебя развели, суки, как самого тупейшего лоха!"

– Что-то случилось? – спросил Хорькофф.

– Па-а-а-длы! – прохрипела я, глотая слезы. – Я им верила, как родной маме. А они хотят зверски прокатить меня! Они всю жизнь мне поломали, падлы! Надули! Меня надули! А ведь это, все равно что приманить к себе конфеткой доверчивого ребенка и после этого разбить ему стальным ломом голову.

ГЛАВА 1 5 . ЕСТЬ ПРАВДА НА ЗЕМЛЕ!

1

– Что-то произошло? – насторожился Хорькофф.

– Андрей Яковлевич, Вам не попадалось пособие "Как отомстить кинувшему тебя начальнику и остаться в живых?"?

– Не слыхал о таком.

– А жаль. Мне бы сейчас такая информация пригодилась, ибо в мою кровожадную голову на сей счет не лезет ни одной вегетарианской мысли.

– Как я понял, прознав о нашей беседе, Ваше руководство решило подсуетиться и явиться сюда. И в чем проблема?

– Ни в чем особенном. Просто за все свои страдания и сожженные в заморочках с Вашими сотрудниками нервы я не получу ни копейки комиссионных.

– Мне бы Ваши заботы!

Хорькофф убрал со стола бутылку и стопки. Достал из кармана несколько белых драже и бросил их в рот. И по кабинету распространился запах ментола.

– И сама умом понимаю – это фигня по сравнению с нашествием зомби. А вот сердцу не прикажешь – очень хочется взять ножницы и отрезать Пал-Никодимычу его лживый язык. Нет, сначала надавать по ребрам бейсбольной битой, а потом уже обезъязычить коварную тварь.

– Те, кто придет, смогут значительно увеличить сумму контракта? Имею в виду – увеличить на несколько порядков.

– Скорее, будет наоборот, – кипя от негодования, я встала, подошла к окну и стукнула кулаком по подоконнику. – У шефа такой нюх, что он мигом просечет все наши с Вами игры. Нет, договор-то он подпишет. Но при этом – занизит размер страховых выплат. Да еще добавит в стандартные пункты кучу взятого с потолка тухляка, чтобы при страховом случае уже не наша шарага была бы Вам должна, а Вы ей.

Я говорила одно, но думала совершенно о другом. О том, что, вероятнее всего, именно сейчас моя запыхавшаяся от сегодняшней беготни судьба остановилась у развилки и решает, в какую сторону податься. Или меня тут сломают обстоятельства, или научусь их ломать и больше не стану прогибаться под всяких Пал-Никодимычей и иже с ними. Пусть лучше они прогнутся под меня.

Мое внимание привлекла горгулья на карнизе. Мне вдруг показалось, будто она ободряюще подмигнула мне: мол, не тушуйся, девка, иди напролом!

Я зажмурилась и затрясла головой. Открыла глаза и увидела, что горгулья уже вернула себя прежний вид безжизненной лепнины.

И тут меня, словно током долбануло. Видимо, именно так и приходит к человеку озарение. Я вдруг поняла, как насолить шефу и одновременно с этим получить причитающееся мне вознаграждение за труды тяжкие и страдания ужасные.

"Этот глюк – знак свыше! – прокомментировал гаргульино амикошонство мой внутренний голос. – Ника, бери судьбу за жабры, пока она тебя не ухватила за задницу!"

– Гм, а знаете, Андрей Яковлевич, я, пожалуй, помогу Вам гораздо круче, чем предложила, – сказала я, развернувшись к Хорькоффу. – Что нам какой-то жалкий лимон?! Плевок по репутации, а не сумма! Даже порядочная трешка в Москве и та больше стоит.

Я подошла к Хорькоффу, пристально посмотрела ему в глаза и сказала:

– Давайте, пока не примчался мой начальник с нашим юристом, замутим более крутую бодягу.

– Задумали аферу? – деловито осведомился Хорькофф, давая понять, что готов на любую авантюру, лишь бы выпутаться из столь стремной ситуации.

– Не-а! Просто подумала, раз у меня в доверенности нет ограничения на сумму сделки, то почему бы не увеличить ее до предела.

– Но сюда, как я понимаю, движется Ваш начальник, который тут же дезавуирует Ваши полномочия.

– А если ему не удастся войти в "ИNФЕRNО", и мы заключим договор без этой козлиной морды?

– Но законность такой сделки...

– Не парьтесь! Ежели успеете сегодня проплатить свой страховой взнос через банк, то все станет тут же абсолютно законным.

– Даже не знаю. Порядочно ли это?

– И кто это говорит? Почтенный баден-вюртенбергский пастор? Святой отшельник с горы Мудадзян? Нет, это говорит доктор Франкенштейн наших дней – человек, превративший добрых и чистых сердцем сотрудников богоугодного заведения в слуг Тьмы и тварей из преисподней. Оставьте лицемерие ханжам и смело ввязывайтесь в самое величайшее приключение в Вашей жизни. Будет о чем после эмиграции в Лондон, рассказывать у камина внукам, чтоб те не забывали о далекой Родине даже в ночных кошмарах.

– Не надо издеваться над человеком, попавшим в западню.

– Так ведь я же Вас прямо сейчас из нее вытащу! – хлопнула я ладонью по столу, испытывая тысячу чувств одновременно, главными из которых были отчаянье, надежда и острый принцип вдохновенного авантюризма. – Только прикажите своим баранам не пускать сюда моих козлов. Иначе данным мне в ОВО "LАДИК" полномочиям – кранты!

– У охраны и без того четкий приказ – никого не пускать. Мы ввели своего рода карантин... Кстати, а Вы-то как ко мне просочились?

– Исключительно с Божьей помощью, – я взяла в руку папку и указала на крест на ней. – А еще и с поседевшим от переживаний сердцем и острым желанием ужраться в зюзю валерьянкой в компании незнакомого мужчины. Итак: по рукам?

– Вообще-то, я не верю в Деда Мороза.

– О-о-о-о, я не Дед Мороз. И даже не Снегурочка. И естественно, ушлые хорьки из ОВО "LАДИК" сдерут с наивной корпорации "ИNФЕRNО" определенное количество денежных знаков.

– Сколько?

– Два процента от страховки.

– Идет!

– Аукцион добрых дел мирового масштаба начался, господа! На торги выставляется лот самых мирных и послушных зомби! После оглашения первоначальной цены санитары оттаскивают рухнувших в обморок и долбанутых инфарктом.

Хорькофф преобразился, снова превратившись из рохли и нытика в гиганта мысли и наследного принца русской олигархии (вот ведь актер!). На его лице появилось хищное выражение, как у волка, уловившего среди степного разнотравья заячий запах.

– Итак, мадмуазель, какова цена вопроса?

Я не ответила не сразу. Высчитывая предел страховых выплат, я долго шагала по кабинету. С одной стороны, надо было помочь Хорькоффу и себе, а с другой, не разорить родную шарагу. У нас там ребята резкие. Могут ведь и не понять моего мстительного юмора.

От волнения я забыла о существовании калькулятора и подсчитывала сумму на пальцах. Из-за этого постоянно путалась в расчетах и не могла вычислить ничего конкретного. Оставалось одно – брать цифры с потолка.

– Ну раз пошла такая пьянка... – замялась я,– то пусть будет три...

Хорькофф презрительно фыркнул.

– ...Тринадцать миллионов! – на ходу сориентировалась я.

– Издеваетесь?! – возмутился Хорькофф. – Чтобы замять скандал и отмазаться от следствия, мы одних только взяток чинушам будем вынуждены дать в сто раз больше.

– Можно и больше. В знак моего к Вам уважения и бескорыстной любви к размеру комиссионных страховочку можно увеличить. Очень даже вполне себе на нормальную сумму, коя никак не заденет Ваших интересов, а наоборот, послужит их укреплению и процветанию...

– Банкуем! – нетерпеливо потребовал Хорькофф.

"Как бы не добанковаться до того, что Пал-Никодимыч собственноручно удавит меня ", – заволновалась я.

Но тут же подавила в себе панику. Собралась духом. Сжала кулаки, и волевым усилием выдавила из себя:

– О, мой га-а-д! Тогда... Тогда милли... ард... ов... пять! Долларов. Штатовских. Соответственно страховой взнос – полтора процента. Это где-то лямов семьдесят пять будет.

"Сейчас пошлет меня куда подальше", – пронеслось тревожным холодком в моей голове, и я вдобавок к кулакам сжала еще и зубы, затаив дыхание в ожидании ответа Хорькоффа.

И чем дольше длилось ожидание, тем активнее работало мое воображение. В голове роились мыслишки вроде: "Е-мое! Моих комиссионных лимончиков получится аж целых семь! Я – вся из себя такая... ну, в общем, миллионерша и роскошная светская львица – буду купаться в золоте и брильянтах, отрываться в Куршавеле и пускать фейерверки во дворе виллы напротив президентской дачи! И тогда пацаны из "Кольчужника" заценят меня о-го-го как. Особенно, если я им подарю старинный бронепоезд и современную межконтинентальную ракету".