Текст книги "Одна против зомбей (СИ)"
Автор книги: Виктор Гламаздин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Гламаздин Виктор
Одна против зомбей
Гламаздин Виктор
ОДНА ПРОТИВ ЗОМБЕЙ
Роман о настоящей русской девушке, нежной, хрупкой и р а нимой, той самой, что и упыря на скаку упокоит, и избу с чертями сожжет. В общем, это наш ответ бородатым евроледям и пошлым гламурным тусовщицам.
ЧАСТЬ I. ПРИЗРАК ЗОМБИ
ГЛАВА 1. СЛИШКОМ МОЛОДА, ЧТОБЫ УМЕРЕТЬ
1
Меня зовут Ника Лодзеева. Родилась и живу в Москве. И надеюсь выжить в ней, даже когда наступит Зомбиапокалипсис.
Призрак этого грядущего ужаса преследует меня ночными кошмарами с восьми лет – после того, как мама сводила меня на премьеру широко разрекламированного отечественного ужастика.
Увы, ни маме, ни организаторам сего шоу не пришла в голову простая мысль: крутить этот фильм только для взрослых. Более того, поскольку ужастики уже давно стали сегментом детского кино, то и здесь, на премьере, не менее трети зала было забито подростками и малолетками вроде меня.
Вот объясните мне, сестрицы, что за дауны сидят в Минкульте!? На вполне целомудренный эротический мувешник, где самым крутым кадром являются целлюлитные ляжки главной героини, мелкоту не пускают.
А вот на кино, где либо братва жарит утюгом пузо заныкавшему добро барыге, либо нежить трескает за обе щеки кишки еще живого человека, иди, кто хошь. И какой дурак придумал такие правила?!
Я бы этого ушлепка заперла бы суток на трое в камеру, где беспрерывно бы крутились ужастики, а потом заставила бы есть кровяную колбасу под строгим присмотром пары мордоворотов. Не хочешь жрать? Получи в лоб. Снова не хочешь? Тогда опять получая звездюлей...
Итак, мы с мамой сели в кресла. И вполуха прослушали речи режиссера, продюсера, сценариста и прочих придурков, которые сварганили вышеупомянутый ужастик.
Все они несли откровенную пургу. Тогда как раз пришла с Запада мода не рассказывать о том, чего хотел сказать фильмом (а чего говорить, и так ясно: бабла хотел подкалымить), а благодарить всех подряд за то, что помогли этот кал скундепать.
Теперь дошли даже до того, что при награждении за лучшую роль в рекламе банно-прачечного комбината, лауреаты обливаются соплями не меньше, чем получатели "Оскара", и вешают на уши беззащитным слушателям свежеизготовленную, еще дымящую паром килограммовую лапшу.
Мол, верь мне, братва: я б никогда б не смог так гениально сыграть ту толстую бабку, что совала в бак простыни, если бы не мои друзья по съемочной площадке и наш оператор с помощником режиссера, с которыми мы так творчески бухали в конце рабочего дня.
И сегодня самый замухранной актер какого-либо театрика, раскланиваясь после спектакля перед публикой, считает своим долгом загрузить ее разной ботвой. О том, что он немножечко гой, гай или гей. О том, что пора покончить с кровавым правящим режимом. И о том, за свой потрясающий успех этот солист должен благодарить жену Мусю, дочку Пусю и тещу Зусю, а главное свою собачку Кусю, поскольку именно укус ее блохи подарил ему столь глубокое проникновение в роль нищего забулдыги в спектакле "Обоссанные и позабытые"...
Я сильно устала от всей этой словесной шелухи и, стала просить маму увести меня домой. Ну в самом деле: какого черта оставаться в зале, если тут вместо обещанного кино идет сплошная говорильня?!
Мама попросила меня "еще немножко потерпеть". Я тоскливо вздохнула и, придав лицу выражение глубочайшей скорби и беспредельного страдания, приготовилась и дальше терпеть тупые и монотонные речи создателей ужастика.
Фортуна не любит суетливых. И мое безграничное терпение было достойно вознаграждено. Словесный понос киношников иссяк. Они под жидкие аплодисменты покинули сцену. А с экрана убрали занавес.
Я сильно обрадовались такому развитию событий. И когда в зале погас свет, то не удержалась и крикнула:
– Ура-а-а!
Мама осуждающе посмотрела на меня. Но ничего не сказала. Она никогда не отчитывала меня при посторонних. И за это ей от меня – большое мерси, ибо хуже нет, когда родители выносят мозг своему потомству прямо на глазах у публики. Постоянный ор на ребенка в общественных местах ведет к тому, что оба – и родитель-тиран и ребенок-жертва становятся неврастениками и ненавидят друг друга.
2
Фильмец начался весьма бойко. До сих пор, сестрицы, каждый кадр стоит у меня перед глазами. Прикиньте: в кипящей красновато-оранжевой магме верхней мантии Земли возникли сияющие ярким рубиновым светом буквы. Они взлетели, словно воробьиная стая, и стремительно понеслись вверх, сквозь пласты базальта и гранита.
Каков масштаб, а!? А дальше – круче! В близком к поверхности Земли пласте осадочных пород движение этих букв замедлилось. И для нас, зрителей, стало возможным разглядеть среди глины, известняка, песчаников и сланцев, находящихся на пути летящих букв окаменелости, останки древних существ. От кембрийских трилобитов и юрских динозавров до шерстистых носорогов и мамонтов Плейстоцена.
Достигнув слоев земли с захоронениями людей, полет букв еще более замедлился. Они медленно миновали слой нафаршированного строительным мусором суглинка и попали в залитый темной водой широкий бетонный водоотвод.
Здесь буквы проплыли, словно стая китов среди айсбергов, мимо кусков грязного пенопласта, фанерной таблички "Проезд закрыт! Зона биологического заражения!" и трупов мышей. И как только буквы удалились от мертвых мышей, у тех загорелись красным светом глаза-бусинки.
Покачиваясь на волнах, буквы сложились в титр: "Самый страшный фильм самого безжалостного режиссера самой ужасной киноэпохи". Затем слова титра распадались на огненные буквы.
Те взлетели над водой и понеслись вверх, рассыпая по пути крупные искры. Оные пролетели сквозь бетон стока и фундамент старого дома и оказались в большом подвале, где находились сваленные в кучи старые плакаты фильмов ужасов и муляжи зомби и вампиров.
И тут огненные буквы погасли, сменившись строками с именами и фамилиями ребят из съемочной группы...
Столь юную и неискушенную в черных жанрах зрительницу, как я, мувешник, как говорится, зацепил. Затаив дыхание от переживаний, я пялилась на экран, несмотря на то, что, по большому счету, там уже пошел полный отстой. Ужастик, несмотря на огромный бюджет, оказался довольной примитивной шнягой.
Любой школьник четвертого класса подобную историю легко придумает и расскажет друзьям на переменке. Выйдет нечто вроде: "А тут зомби набежали. А они как рванут от зомби в переулок. А там тупик. А она кричит от страха. А он затаривается патронами и чипсами с минералкой. А зомби за дверью как завоют. А он в зомби из ружья как пальнет картечью". И т.д. и т.п.
3
Все было хорошо до момента, когда на экране не произошло потрясшее мою неокрепшую психику событие: мерзкие зомби погнались за беззащитной белокурой девочкой. Она кричала: "Помогите! Спасите! Я слишком молода, чтобы умереть!" Но никто из не пришел ей на помощь.
В свои восемь лет я считала себя уже немало повидавшей, взрослой дамой. Однако, как только я увидела, что маленькой блондинке на экране грозит неминуемая и чудовищно жуткая погибель, меня парализовало от ужаса.
И я ощутила себя той, кем и была на самом деле – слабой и беззащитной девочкой, которую норовит схарчить любой упырь. И я почувствовала некое внутреннее родство с юной жертвой подлых зомби. Ну, типа, мы обе ждали сказку, а очутились в кошмаре. Ну а когда девочка подвернула ногу и упала, а злодеи-зомби накинулись на нее, мой паралич мигом рассосался. Я бросила пакет с попкорном в экран и заорала на весь зал:
– Отстаньте от нее, проклятые зомбики!
Но кровожадные твари меня не послушались. Они радостно завыли. Оторвали у девочки ноги. И начали их грызть, чавкая и хрустя костями.
Их беспомощная жертва заорала и окинула с экрана зрителей полным страданий и отчаянья взглядом. Мне, естественно, показалось, что она смотрит именно на меня, ожидая хоть какой-нибудь помощи. Но чем я могла ей помочь, сестрицы!? Чем?!
Я отвернулась от экрана, заплакала и сквозь слезы попросила маму:
– Пожалуйста, выключи телевизор!
– Нельзя, Ника, – мама погладила меня по голове и взяла за руку. – Фильм не положено останавливать. Пойдем отсюда.
Мы с мамой встали и начали пробираться к выходу, натыкаясь на колени сидевших в нашем ряду зрителей. А все наши телодвижения в темноте зала сопровождались несущимися с экрана довольным урчаньем насыщающихся зомби и криками их жертвы.
– Почему никто не защитил ее от зомбиков? – спросила я маму.
– Потому что это все понарошку, – шепотом объяснила она. – На самом деле зомбиков не существуют.
4
"Фига себе, "понарошку"! – возмутилась я, считая, что уже достаточно прожила на свете (восемь лет – не хрен собачий), чтобы понять, где игра, а где реальная мочиловка. – Мне эти ходячие трупаки померещились, что ли?!"
Нет, сестрицы, я к тому времени уже знала, что в кино убивают не по-настоящему. Да и выступление актеров, рассказавших перед началом фильма о том, как эта лабуда снималась, тоже убедило меня в том, что большинство участников съемок остались целыми и невредимыми. "Они, небось, вовремя смылись от зомби, – рассудила я, – а те загрызли каскадеров и не успевшую удрать белокурую девчонку".
В пользу этой версии работало то, что на презентации той девочки среди съемочной группы не было. Значит, не уберегли малышку. И мне стало понятно, почему режиссер и его прихвостни, бакланя о спецэффектах, заверяли публику: "За время съемок ни одно животное не пострадало".
"Ага-ага, животное, может, и не пострадало, а вот человеков слопали", – подумала я и пожаловалась:
– Я боюсь зомбиков! Они ведь и мне могут уши пооткусывать.
– Не бойся, Ника! Клянусь тебе, они выдуманы, – стала успокаивать меня мама, не забывая энергично тянуть меня за руку и вести к проходу. – Их играют загримированные актеры. Им за это деньги платят.
Тут я впервые не поверила родной матери. И было отчего. Если зомби – это актеры, то как они могут так лихо грызть своих жертв? "Нет, мама, – подумала я, – в фильме играли настоящие зомби. Меня не проведешь. Они, возможно, и сейчас сюда приехали со съемочной группой. И сидят, небось, в темных углах – голодные и злые".
Как только я заподозрила наличие нежити в зале, меня накрыло волной паники. И мне стали чудиться разные подозрительные силуэты во тьме зрительного зала – страшные твари с щупальцами, длинными клювами, острыми клыками и горящими красным светом глазами.
Вдруг один из зрителей – пьяный, наверное, – громко захрапел. Но мне тогда этот звук показался рычанием подкрадывающегося хищника. И в моем сознании тут же возникла мысль о том, что это рычат зомби. Мол, они засекли, что я в курсе их тайны, и решили помешать нашему с мамой бегству, схарчив прямо в зале, пока все пяляться на экран.
От ужаса, словно от удара электричеством, мои волосы встали дыбом. И я завопила на весь зал:
– А-а-а-а! Валим отсюда, мама! Валим, пока не замочили! Зомбики всюду! А-а-а!..
Во время нашего панического бегства мама совершенно напрасно призывала меня к "правильному поведению", ведь правильное поведение – следствие правильного мышления. А из мыслей в моей замороженной страхом башке крутилась только одна: "Беги, Ника! Беги, пока тебя не съели!"
Когда мы с мамой выскочили из зала, я облегченно вздохнула и радостно произнесла: "Вырвались!" И эту радость мне не испортило даже то, что, оказалось, я со страху немного обделалась. С кем не бывает... Нет, ну а чего вы хотите от восьмилетнего ребенка?
ГЛАВА 2. ТРЕТИЙ ЭЛЕМЕНТ
1
Тот киносеанс нанес моей психике тяжелейший удар. Злодейка-судьба взяла за меня жабры и выкинула из уютного мирка детских мечтаний, где живут очаровательные принцессы, добрые волшебники и говорящие драконы.
Выпертая столь грубым образом из сказки, я оказалась в мире, наполненном восемью миллиардами потенциальных зомби. Короче, сестрицы, мировое Зло обступило меня со всех сторон.
После того проклятого ужастика меня стали донимать кошмары. Снилась столь разнообразная хрень, что даже матерые специалисты по кошмарам вряд ли смогли бы ее подвести под общий знаменатель и хоть как-то классифицировать.
Жаль, что не существует аппаратуры, которая записывает кошмары сразу в киноформате. А то бы я озолотилась.
Ибо мои кошмары – это не только насыщенные высоким качеством каждого пикселя картинки преисподней и не отображаемые ни одним кодеком движения демонов. Это еще и звук, который льется не только с каждой набегающей на пляж кровавой волны, но и даже с каждой черной песчинки этого пляжа. Я б не имела бы конкурентов даже среди самых матерых героинщиков и любителей паленых спайсов.
Я уж не говорю про тщательную проработку сцен. Представьте, сестрицы, к примеру, такую картину:
Бородатые чернокнижники тыкают в фотку с моей физиономией иглами, выточенными из бедренных костей младенцев, и вопят:
– Умри! Умри! Умри!..
Или вот такой кадр:
Бледные некроманты поднимают из могил нежить и пускали ее бродить возле моего дома, дабы найти меня...
Или такой:
В окно моей комнаты влезает харя черного дракона и пытается выковырять меня из-под одеяла, а я отбивалась от чудища подушкой, лупя ею по покрытой вороненой чешуей наглой морде...
А бывало, я встречала во снах одноклассников. И такие сны были самые запоминающиеся.
Идешь себе по лугу. Вокруг цветочки голубеют, бабочки крылышками машут и птички поют о том, как хорошо жить на свете.
И вдруг – небо темнеет, птички-бабочки-цветочки падают замертво на землю, а она начинает шевелится. Из-под нее выбираются – с обезумевшими рожами и трупными пятнами на руках – те, с кем я учусь в школе. И вся эта милая компашка устремляется ко мне, стремясь повалить меня и обглодать до косточек.
И все бы было нормально, если бы я могла смыться. Но ноги отнимаются, я застываю на месте, с ужасом наблюдая за приближением однокашников-зомби, сверлящих меня глазищами, в которых плещется тьма, а в ней плавают могильные черви...
По несколько раз мне снился один и тот же сон.
Я иду на уроки через школьный яблоневый садик, и вдруг попадаю в джунгли к папуасам-людоедам, деревня которых окружена изгородью, на колья которой насажены человеческие головы.
Папуасы по приказу своего шамана, привязывают меня к дереву, под которым большая лужа крови, а вся его листва забрызгана ошметками внутренностей. И ко мне подходит – медленно-медленно – шаман с покрытым петроглифами ритуальным ножом из обсидиана...
Тут я обычно с криком просыпалась и потом до утра не могла снова уснуть, слушая, как беспокойно трепыхается мое детское сердечко...
После таких жутких ночей я весь день ощущала жуткую усталость. Поэтому училась в школе довольно посредственно, несмотря на кучу талантов, здравый ум и твердую память.
2
Через пару лет связанные с зомби кошмары стали ослабевать. Я справила свое десятилетия, спрыснув его детским шампанским и пожелав себе больше никогда не думать о зомби.
Однако мысли о живых мертвецах все-таки не оставляли меня. А потом случилось страшное...
Мы с мамой шли из продуктового магазина домой вдоль липовой аллеи. И нам на глаза попались, сидящие на скамейках пенсионерки.
– Мама, а почему эти бабушки сидят без дела? – спросила я. – У них, наверное, много денег, раз работать не хотят.
– Они долго трудились и теперь заслуженно отдыхают, а государство им платит пенсию, – ответила мать.
– А почему они похожи на зомбиков?
– Они старые. У них мало сил. Ты тоже станешь со временем старой и немощной. Так что, когда станешь взрослой, заботься о трудовом стаже и высокой пенсии.
Мама погладила меня по волосам и добавила:
– Опасайся в будущем таких работодателей, которые будут пытаться тебя надуть, например, втюхивая про испытательный срок или платя "серую" зарплату. А есть такие нехорошие начальники, которые все соки высасывают из подчиненных, а потом выбрасывают их на улицу – больными и бессильными. И те уже не смогут добиться достаточного трудового стажа и получить достойную пенсию.
– И что тогда со мной случится? – заволновалась я.
Мать указала на спящих у помойного бака местных клошаров, укрытых грязным рваньем.
– Умрешь нищей. В ночлежке. На вонючем, набитым клопами матрасе. И закопают твой труп черной-черной ночью в черном-черном мешке в черной-черной земле городской свалки.
– А почему вон те трупы не суют в черные-черные мешки и не закапывают черной-черной земле? – указала я на бомжей, посчитав их мертвецами.
Вдруг куча рванья зашевелилась. Из-под нее показалась опухшая от побоев и битв с зеленым змием рожа бомжа.
Он открыл мутные глаза. Увидел меня. И приглашающе замахал мне грязными руками: мол, иди к нам, подружка, у нас веселей, чем в школе – будем вместе по помойкам шастать, пить водку и искать приключений на свою искусанную вшами задницу.
Тут же проснулась еще пара бомжей. Они начали чесаться и что-то бухтеть себе под нос.
– Зо-о-о-мбики! – вскрикнула я, видя, как оживают "трупы". – Это зомбики!
– Останешься без работы, превратишься в такого же "зомбика", – сообщила мне мать, указывая на бродяг.
Я ужаснулась такой перспективе и разрыдалась во весь голос...
Вдруг бомжи направились к маме. Они, вероятно, надеялись стрельнуть у нее денег на выпивку. Но я подумала, что "зомби" хотят покусать ее, и загородила маму собой.
– Идите прочь, проклятые зомби! – сквозь слезы закричала я. – Я сейчас сама вас всех покусаю!
Я достала из переполненной урны пустую банку из-под пива и бросила ее под ноги клошарам, дабы те не усомнились в серьезности моих намерений принять бой, даже если он станет для меня последним.
Московские клошары отличаются от своих парижских коллег умом и сообразительностью. Поэтому они сразу смекнули, что мы не желаем с ними общаться и, а желаем вызвать сюда полицаев с дубинками, и быстренько свалили от нас по своим важным делам.
Мать с открытым от изумления ртом смотрела спектакль, в котором я громко ругалась и грозила кулачком бомжам.
– Процесс зашел слишком далеко, – наконец пришла в себя мама. – Думаю, Ника, тебя надо сводить к врачу...
Вечером этого злополучного дня мы с мамой сидели в кабинете детского врача.
Желтовато-фиолетовые круги под его глазами лучше всех учебных пособий и научно-популярных фильмов доказывали простую научную истину о том, что неправильный опохмел приводит к длительному запою.
Сей Гиппократ микрорайонного розлива начал беседу с нами с более чем странного пассажа:
– Каждый высококвалифицированный специалист достоин того материального достатка, которым соответствует его способностям и прилагаемым к труду способностям.
То есть такое начало было странным для меня – десятилетней девчушки. А вот маму столь замысловатое изречение эскулапа (наверняка домашняя заготовка) ничуть не удивило.
Она достала из сумочки конверт с деньгами и положила на стол перед бескорыстным бойцом с коварным зеленым змием и бесстрашным борцом с отечественной системы бесплатной медицины.
Трясущимися с бодуна лапками врач быстренько сгреб конверт в ящик стола и, удовлетворенно хлюпнув носом, изрек:
– Маленькие деньги всегда стоят большого труда.
После этого медикус вышел из кабинета.
– Мама, а чему дядю доктора так колбасит? – спросила я у матери.
– А кого сейчас не колбасит? – ответила вопросом на вопрос мать, и я заподозрила, что в роду у нас были евреи...
Через пять минут врач вернулся – раскрасневшийся, помолодевший лет на сто и пахнущий дешевым коньяком.
– Значит, Мика, ты настаиваешь, что зомби существуют? – не стал ходить вдоль и около темы врач, усаживаясь в кресло.
– Я не Мика, а Ника, и ни на чем не настаиваю, – заявила я. – Хотите ничего не знать о зомби, не знайте. И можете даже не носить с собой микстуру от них. Только не жалуйтесь, когда покусают. Я Вас предупредила, и теперь моя совесть чиста.
– Ты всем рассказываешь про зомби? – спросил меня врач.
– Нет, конечно, – фыркнула я. – Я же не сумасшедшая. Это попы могут спокойно говорить, что черти и бесы повсюду шныряют. Их в дурку не упекут, потому что Конституция религию защищает. А вот я, чтобы про зомби рассказывать, должна сначала культ соответствующий организовать и зарегистрировать его, а потом уже трепаться о том, что кругом зомби и весь мир в опасности.
Эскулап рассмеялся и задал странный для российской медицины вопрос:
– Слушай, Ника, а кто, по-твоему, Бог?
– Человек, который может то, чего другие не могут, – ответила я. – Непонятно, почему он до сих пор не утопил в Москве-реке всех нехороших дядек и не сжег всех зомбиков планеты в Митинском крематории.
– Ты сильно боишься их? – поинтересовался у меня непутевый коллега старика Гиппократа.
– Очень, – призналась я и пустила слезу.
– Доктор, ее можно вылечить? – мать обняла меня и с надеждой посмотрела на врача.
– Вполне! – легкомысленно обнадежил маму этот шарлатан. – Главное, чтобы девочка находилась под наблюдением школьного медика.
– Но он же не психиатр! – заподозрила неладное мама.
– Да он, скорее всего, даже и не врач-то толком, – сдал с потрохами всех школьных медиков страны любитель паленого коньяка и вымогатель незаслуженных взяток. – Сами знаете, кто в школу идет работать. Явно не соискатели Нобилевской премии. Но пригляд – дело нужное. Это завсегда пригодится.
– А что будет, если про фобию Ники узнают в школе? – забеспокоилась мама.
– Никто ничего не узнает, гарантирую, – заверил нас медикус. – Есть такое понятие, как врачебная тайна.
3
Этот спившийся халтурщик, которому я бы даже насморк лечить не доверила, врал нам, как сивый мерин.
Запомните, сестрицы: нет такого понятия, как врачебная тайна!
Сию нехитрую истину я испытала на собственной тонкочувствительной шкурке уже через неделю после нашего с мамой визита к детскому врачу.
Я сидела тихо за партой в классе, чьи были стены увешаны портретами известных русских писателей и поэтов, и, никого не трогая, и ждала начала урока литературы.
И тут ко мне подваливают трое придурков-одноклассников и начинают гнобить меня и называть "больной на голову" и "дурой, верящей в зомби".
– Ничего я не больная! – обиделась я. – А зомби существуют!
Придурки расхохотались надо мной и стали корчить мне рожи и изображать оживших покойников.
Вдруг мне вспомнились мои сны про луг и вылезающих из-под земли зомби-одноклассников. И мне тут же стало казаться, будто наехавшие на меня придурки и в самом деле – сначала медленно и еле заметно, а потом уже все более и более быстро и явно – превращаются в ходячих мертвецов (ну там трупные пятна, длинные клыки, налитые кровью глазищи и все такое).
Я заорала так, что в классе задрожали стекла и со шкафа упал глобус, а потом вскочила на ноги и бросилась к выходу из класса, расталкивая одноклассников, еще не пришедших в себя от моего крика...
Неделю я была в совершенно невменяемом состоянии. Ну а потом, типа, отошла. Правда, школу пришлось сменить. На старую же у меня не хватало смелости даже посмотреть. Мне чудилось, будто над ней клубится мгла, а из ее окон слышатся стоны боли и крики отчаянья.
Впрочем, и в новой школе мне пришлось немало претерпеть за мою веру в существование зомби. Нет, там меня за них не гнобили. Просто я жила своей жизнью (чтением всякой оккультной макулатуры и просмотром ужастиков и фантастики), а мой класс – своей.
Школа, уроки, домашнее задание – все это мало интересовало меня. Даже попытки одноклассников заигрывать со мной не радовали меня, а раздражали.
И, хотя благодаря интернету я уже знала про все виды секса вплоть до скотоложства, но меня вся эта любовь-морковь лишь напрягала. И хоть я понимала, что благовоспитанная леди не должна накатывать в торец каждому ухажеру, что хватает ее за задницу, но сердцу-то не прикажешь. А оно кричало мне из-под ребер: "А еще и ногами его потопчи, развиздяя!"
4
И окончила я с горем пополам школу.
И вступила я во взрослую жизнь, где царило Зло, порождающее оборотней в погонах и кровососов-чиновников, а также прочую нежить и нечисть.
И нарисовался в багровой пелене моего тревожного будущего вопрос: продаться с потрохами, как и миллиарды землян, Тьме или начать против нее свою маленькую партизанскую войну?
И восстала я – маленькая и худенькая, словно бамбуковая удочка, – против мирового Зла и ополчилась против оного всеми своими силами...
М-м-м, слышали ли вы, сестрицы, про Теорию третьего из элементов, формирующих нашу судьбу? Нет!? Ох, и темный же вы народ. Тогда слушайте сейчас меня, и не говорите потом, что не слышали.
Судьба каждого из нас определяется, конечно же, поступками. Но что лежит в их основе? Мотивы. А откуда мы получаем их и соответственно судьбу?
Кроме двух известных всем элементов мотивации: воспитания извне и физиологии внутри, есть еще и третий. Это самопрограммирование в детстве с помощью мечтаний и кошмаров.
Именно они являются главной побуждающей силой наших поступков, из которых и складывается наша судьба. Мечта и кошмар, стремление совершить поступок и страх перед его последствиями, стремление остаться в стороне от совершения поступка и страх перед последствиями своей пассивности...
А дальше уж никуда не деться – составленный человеком в детстве стереотип реакций на окружающую среду и бурчание собственного живота ведет одного перца в президенты и олигархи, а другого в массажисты и трубачи.
То есть ребенок мечтает, скажем, стать президентов США, а кошмарами программирует себя на роль уборщика сортира в гвинейском притоне. И если кошмары победят, то с президентом случится полный пролет.
Конечно, все это только гипотеза из прикладной психологии. Однако в моем случае эта теория права на все сто. Я уникальный продукт единства и борьбы противоположностей – кошмара и мечты. Одно у меня вытекает из другого. Я программирую себя на то, что рано или поздно придется биться с зомби за право жить на планете Земля. И в то же время покрываюсь мурашками при мыслях об этом. Такая вот, блин, диалектика.
Пока все остальное население планеты потихонечку сходит с ума от селфи (презираю селфитиков, этих неудачников с гигантским комплексом неполноценности), я готовлюсь к захвату планеты Земля прожорливой нежитью.
Ну даже не столько самими оной, сколько ее хозяевами. И не обязательно оные будут землянами.
Вот, скажем, вариант: звездные корабли на орбите беззащитной Земли распыляют мерзкую и коварную шнягу. В итоге: на нашей планете эпидемия – мы резко превращаемся в тупых зомби.
А потом корабли садятся. Из них выбегают кривоногие зеленые человечки. Они тырят все наше добро, а мы – зомби, – радостно завывая, грузим оное в трюмы их пиратских посудин...
Помню, посмотрела я какой-то мультик про то, как некогда великая сверхраса, выродилась в паразитических червяков, летящих на звездолетах, чьи поисковые системы ищут на чужих планетах разумную жизнь, в которую эти паразиты вселяются и пожирают.
И настолько меня захватила мысль, что зомби могут появляться и у сверхразумных народов, что я даже создала собственную Теорию всемирного некробиоза, доказывающую неизбежность появления во Вселенной зомби.
За основу моей теории я взяла пропиаренную Джорджем Лукасом в "Звездных войнах" гипотезу о населяющих космос колоний вирусов – мидихлорианах. Эти хитрозадые микробы-симбионты, используя тела разумных существ в качестве жилищ и бесплатных ресторанов, вырабатывают некое квазиразумное энергетическое поле – "силу". Она дает кучу способностей: гипноз, телекинез, умение испускать молнии, вызывать огонь, общаться с мертвыми и даже видеть будущее.
В биологии такое взаимовыгодное сосуществование двух совершенно разных живых организмов называется симбиозом. И о нем знают все.
А о моей Теории всемирного некробиоза не знает никто, кроме меня (даже британские ученые!). Ее суть заключается в том, что кроме естественного симбиоза, есть еще и сверхъестественный некробиоз – взаимовыгодная связь хозяина живого организма и наличествующей в оном нежити.
Эта некробиотическая связь работает так: микроб-некробионт питается не веществом и энергией того существа, в котором находится, а проводит через потусторонний мир каналы в тела чужаков и откачивает у них жизненную силу, отдавая часть ее своему хозяину.
Существо с некробионтом внутри нелегко укокошить, поскольку появление возле трупа любой живности тут же даст ему энергию для восстановления тела хозяина.
Прикиньте, сестрицы, такую жуть. Только что ваш взвод перестрелял кучу народа. Стоите вы такие все из себя веселые и хмельные от счастья из-за первых в вашей жизни лично приконченных людей.
И вдруг начинаете чувствовать, как из вас уходит жизненная сила. И не только из вас – вон со стенки посыпались мертвые тараканы, в углу, заверещав, окочурилась пара крыс.
И тут вдруг до вас доходит: "Ептыть! Да мы же кормим собой покойников!"
Получившие от вас жизненную силу трупы медленно встают и недобро на вас скалятся. Вы стреляете по ним. Они снова встают. Вы бросаете в них гранаты. А проклятым неубиенцам на них плевать. Вы фигачите их из огнемета. А они, как ни в чем не бывало, снова прут на вас – обожженные до костей и дымящиеся...
Страшно? А рано еще страшиться. Я ведь не все дорассказала.
Самое важное, что пока вокруг этих тварей живая природа, он могут наращивать свои некроресурсы до бесконечности. Более того, колонии некробионтов, естественно, не будут чужды естественному отбору и видовой изменчивости.
Соответственно начнут мутировать в разных чудовищ и носители некробионтов. И тогда на Земле появится великое множество сверхопасных тварей. И не всех их можно будет уничтожить мегатонными плутониевыми боеголовками.
К чему это я? А к тому, что источником возникновения зомби на Земле, кроме Umbrella corporation, космических симбионтов, могут быть причастны еще и мистические некробионты, про биологию которых без вскрытия низших демонов и исследования их хромосом, анатомии и физиологии совершенно бесполезно разговаривать.
Я несколько раз задавала себе вопрос: а можно ли использовать в себе некробионтов, но не стать зомби? Но весь мой организм тут же передергивало от отвращения. Даже за все плюшки на планете я ни за что не заимею сродство с ходячими мертвецами. Лучше я буду с ними расправляться. Такова моя карма и долг перед Отечеством и всем человечеством.
ГЛАВА 3. ШУМ-ГАМ, ТОЛПЫ ДЕБИЛОВ
1
Не думайте, сестрицы, что я какая-то там зайчишка-трусишка. И пожалуйста, не считайте меня, паникершей! Наоборот, я человечек смелый. Порой героический. А иногда и вовсе отмороженный.
Но так вот вышло, что после того злосчастного киносеанса в детстве я – на данный момент уже вовсю взрослая мадмуазель и почти выпускница факультета психологии – панически боюсь зомби. Да знаю я, знаю, что их нет. А все равно боюсь.
Не подумайте также и о том, будто я все эти годы даже лапкой не повела, чтобы отделаться от проклятой фобии. Я много чего делала, чтобы преодолеть свои страхи: ходила по психиатрам и экстрасенсам, прыгала с парашютом, ездила к шаманам и ламаистам, занималась рукопашкой, два года вместе с моим парнем – Толиком из Бибирево – изучала фехтование и стрельбу из разного оружия в клубе исторической реконструкции "Кольчужник"...
