Текст книги "Одна против зомбей (СИ)"

Автор книги: Виктор Гламаздин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Мы с вашенской корпорацией соседи, между прочим, – сказала я, чтобы отвлечь собеседницу от самобичевания. – Моя контора – в двух шагах от "ИNФЕRNО". И вовсе не потому, что все хотят ставить свои офисы поближе к Красной площади. А исключительно ради следования самому главному закону логистики – будь в центре, и клиенты потянутся за тобой.

– И что? – спросила Мымра, перезагружая комп.

– А то, драгоценнейшая моя, что еще месяц-другой – и грянет Новый год, – сообщила я Мымре (вдруг она не в курсе). – Мы могли бы его встретить все вместе – народ из моей конторы и вашенская братва. Типа корпоратив. Шампанского попьем. Хороводом вокруг нее попляшем, а тем, кто захочет, разрешим даже голыми плясать. Потом долбанем чего покрепче. И дружно поприкалываемся над уснувшими под елкой коллегами. В общем, проведем наше мероприятие так, как его положено проводить.

После перезагрузки вырубленный мной моноблок ожил. Дабы полностью обезопасить его от происков всяких там страховых агентов, Мымра тут же вскочила с места, обошла стол, оторвала мои руки от корпуса монитора и оттащила меня на три метра от своего рабочего стола, прорычав:

– Не м-м-мешайте р-работать! – зарычала Мымра.

– А кто мешает-то?! – от всей души возмутилась я. – Работайте себе на здоровье, хоть до его полной потери! Никогда не мешаю тем, кто хочет трудиться, упиться или убиться. Вы сначала послушайте, чего говорю. Уверена, по окончанию моей короткой – всего на часик – речи Вы сами лично поведете меня в кабинет к главному начальнику. И скажите ему: "Поверьте, мой лорд, эта прелестная леди сможет защитить наш бизнес даже от метеоритного метеоризма". И поверьте мне, из офиса ОВО "LАДИК" никто не уйдет обиженным. У нас даже бывает так: входит к нам грязный и нищий старик или голодная и оборванная старуха, а выходит молодой красавец или красавица. Выходит и садится в Lamborghini или Ferrari. Садится и едет к топ-моделям или в клуб с мужским стриптизом. Кстати, о мужском стриптизе...

Мымра решила больше не тратить время на выслушивание моих басен. И, аки коршун на беззащитного цыпленка, накинулась на меня и потащила мое отчаянно сопротивляющее насилию тело в коридор.

Ну а я, цепляясь руками за все, за что только можно было зацепиться, пыталась вырваться из захвата Мымры. Но та была намного сильнее меня. Соотношение сил между ней и мной составляло приблизительно ту же пропорцию, какую состаляеют сила взрослой гориллы и китайской хохлатой собачки.

Жертвами нашей борьбы тут же стал стенд предбанника – сбитый со стены и безжалостно потоптанный. И с пола на наши с Мымрой игрища смотрели со своих фоток покойники. И на их лицах, скорее всего, царило выражение глубочайшего осуждения.

– Черт с ней, с елкой! – закричала я, будучи оттащенной уже к выходу из бюро пропусков. – Давайте чего-нибудь другое замутим. У нас до фига проектов. Лучшие специалисты... Самые высокотехнологические... Предлагаю...

Предложить я ничего не успела. Мымра так мощно наподдала мне коленом под зад, что я пулей вылетела из ее логова, приземлившись на живот и локти. Вслед за мной из бюро пропусков на бордовый ковролин холла вылетела моя папка, а за ней – буклеты и бланки полисов.

3

Я потерла пострадавшую от коварного удара ягодицу и проверила на переломы ушибленные при падении ребра и локти. Несмотря на то, что те оказались целыми, я все равно обругала Мымру:

– У-у, гадина! Мутантша недоделанная!

Итак, ситуация прояснилась до безобразия: в "ИNФЕRNО" явно работают одни маньяки и варвары. Им калечить людей так же просто, как чинушам красть денежку из народного кармана.

– Не корпорация, а отстой какой-то! – громко пожаловалась я неизвестно кому, наконец-то поняв, что в какой глубокой заднице очутилась по милости подлейшего Пал-Никодимыча, покусай его бегемот.

Какой-нибудь французский критический реалист и романтик натурализма вроде Эмиля Золя, чтобы выразить всю гнусность и мерзопакостность ситуации, накатал бы по такому поводу с десяток толстенных томов. И каждый из них был бы насыщен безысходностью и безутешной тоской.

Но мне для описания ситуации хватило всего лишь одного слова:

– Глушняк!

Казалось бы, мне теперь остается только поскулить насчет грубости Мымры, не оправданной ни одной гаагской конвенцией о защите прав некомбатантов, да отправится домой и впасть в многолетнюю депрессию.

Но депрессия ко мне и близко подходить боялась. Более того, вместо того, чтобы выть от тоски, мне хотелось лаять и кусаться. В каждом желудочке моего сердца, словно раскаленная лава в жерле проснувшегося через миллионы лет вулкана, билась о предсердечный клапан пламенная пассионарность.

Я достала из папки маркер. Подошла к двери, за которой сидела Мымра. Написала под табличкой "Бюро пропусков": "Осторожно, тут злая тетка!" И пошла по холлу к вестибюлю. Тихонько так себе пошагала, понурившись и проклиная Пал-Никодимыча вместе с вахтером и Мымрой до третьего поколения, но ничего не трогая и даже не харкая от отчаянья на паркет, ибо настоящий самурай и при поражении не должен терять благородства.

"М-да, уж если здесь, на первых подступах к вожделенному договору, такие заслоны, – подумала я, – то как мне, сестрицы, действовать дальше без роты десантников и пары десятков гранатометов РПГ-28, прозванных в народе "Клюквой"?

4

Насмотревшись на изображения трудовых будней преисподней и потерпев поражение в неравном бою с Мымрой (явно с детства занимавшейся вольной борьбой), я направилась к выходу из "ИNФЕRNО" с совершенно иным настроением, нежели то, с каким я сюда входила. "Ну какая, блин-на-фиг, тут страховка!? – подумала я. – Ноги бы унести отсюда, пока кости не переломали".

Переверстав план на сегодняшний день, я решила побыстрее смыться из пугающей все фибры моей бесстрашной души шараги, переполненной атмосферой страданий и ужасов.

Вторым пунктом моего переверстанного плана было заключение с Толиком мира. Без капитуляций, аннексий и контрибуций. Хотя нет, контрибуцию я с него все-таки стрясу. Нефиг измываться над моей святой верой в неограниченность резервов женской души.

И наконец, третий пункт. Самый тяжело выполнимый. Мне предстояло так наврать в три короба Пал-Никодимычу про мой визит к гробовщикам, чтобы старик расчувствовался и, смахнув с щеки слезу, пообещал никогда больше меня не направлять к таким упырям.

Итак, пока я все это деятельно обдумывала, первый пункт моего нового плана практически сам себя реализовал: из "ИNФЕRNО" я, считай, уже смылась, ибо вон уже виден вестибюль.

"А Толику звякну с улицы, – подумала я. – И обязательно помирюсь с ним. Ну чего я на него взъелась-то? Нормальный мужик – туповатый, брутальный и образованный. С деньгами дружит. И с головой ладит. Да, точно-точно-точно! Как только выберусь из этого гадюшника, сразу же звякну Толику. И хрен с тем маскарадом, постою там в чепчике или шляпке с теми дурами, не помру. Всего лишь час позора – и сохранена любовь на всю оставшуюся жизнь. Может, мы с Толиком будем любить друг друга до ста лет и умрем вместе, надорвавшись от хохота на диване перед телевизором, глядя на выступление очередного клоуна из политического или эстрадного бомонда страны".

5

Замороченная своими философствованиями, я неспешно брела по вестибюлю к выходу из офиса.

"Послушай, Ника, – обратилась я к себе, вдохновленная мыслями о будущих победах женского освободительного движения. – Ты ведь с детства мечтала о всяких там приключениях? Вот и радуйся. Конечно же, это не совсем то, чего ты ждала, но реальность всегда норовит испохабить мечту. Так что, давай шустрее двигай батонами и не привередничай. Представь себе, что ты играешь главную роль в боевике вроде "Обители зла". И все, что сейчас с тобой происходит, потом увидят десятки миллионов зрительниц. Что они о тебе подумают, глядя на твою унылую физиономию?.."

Вдруг в тишину моих мудрых мыслей безжалостно вторглись чьи-то громкие матерные вопли.

Я вздрогнула, повернулась к источнику воплей и увидела, как через проходную пара грузчиков везет тележки, груженные коробками с собачьими консервами.

При этом коробки настолько накренились на один бок, что один грузчик вынужден был придерживать их руками, мешая тем самым другому грузчику везти тележку. И тот материл напарника на чем свет.

"Они тут чего, псин разводят? – удивилась я, глядя на коробки, обклеенные пестрыми этикетками с изображением пуделей. – Для чего, интересно? Неужели продают блохастиков для охраны кладбищ?"

Я представила себе специально натасканную на охоту за грабителями гробниц стаю пуделей и хихикнула.

В этот момент грузчики загородили обзор вахтеру, сверяющему надписи на коробках с указанными в накладной товарами.

"Прорывайся, Ника, и все будет ништяк!" – крикнула мне интуиция. А разбуженный ею инстинкт охотницы за головами незастрахованных клиентов тут же вкатил в мою кровь дозу адреналина.

Я тут же забыла и про то, что собиралась уходить из офиса, и про мои терки с Толиком, и про финансовый матриархат, и даже про страшные картины в холле. У меня вообще отключилась голова. Мои ноги, ведомые заложенными в подсознание за время работы страховщицей рефлексами офисного воина, сами по себе понесли мое тело к турникетам.

"Ты зря гнобила богов, Ника! – укорила себя. – Не такие уж они и засранцы! Не упусти свой шанс! Не будь раззявой!"

Я лизнула опасливым взглядом зрачок камеры видеонаблюдения, прикрепленной к стене кронштейном. И представила себе, как сидящий где-то неподалеку охранник сейчас видит на мониторе все мои заячьи финты возле проходной.

"Ну и фиг с ним! – подумал я. – Даже если и заловят, то не станут же бить. Конечно, не станут – по крайней мере, ногами. Ну уж ногами по голове-то точно не настучат... Ты готова, старуха? Еще как готова! Ну тогда – вперед!"

Я перепрыгнула через турникеты. Подбежала к кнопке вызова лифта. Несколько раз нервно ткнула в нее пальцем, пытаясь ускорить приезд лифта. Оглянулась. И настороженно глянула на проходную.

Но вахтеру было не до меня. Он пытался прочитать заляпанную черной краской надпись на коробке.

Двери лифта разошлись. Я вбежала в кабину. Рассмеялась. И от радости, закрыв глаза, станцевала дикую смесь ламбады с боевой пляской африканских пигмеев.

ГЛАВА 6 . КОЛЕСНИЦА СМЕРТИ

1

Позади меня тактично кашлянули.

Я открыла глаза и обомлела: всего лишь на несколько секнд оторвашись от действительности, я тем пропустила момент, когда в лифт вошли двое сотрудников "ИNФЕRNО" (судя по надписям на бейджиках) – сутулый парень и дородная одная бабенция с двойным подбородком. И на каждым из вошедших были черные очки.

"Ни фига себе шустрость у очкариков! – изумилась я. – Ведь площадка перед лифтом была пуста. Откуда же они взялись? Всего на чуть-чуть отключилась – и вот блин-на-фиг, за спиной – сладкая парочка нарисовалась. Ниндзюцу рулит!?"

Чтобы не показаться сбежавшей из психушки пациенткой, я демонстративно повращала руками в локтевом и плечевом суставах: дескать, я тут вовсе и не танцевала с дури, а просто разминала покоцанные ревматизмом хрящи.

– Вам к-какой этаж? – спросил мужчина

– Тот, где вашенский гендир сидит, – почему-то сразу же раскололась я, даже не попробовав, как обычно, прогнать здешним аборигенам какую-нибудь туфту вроде: "Я, типа, на прием к министру сельского хозяйства топала и немного заблудилась. Где здесь у вас находится комитет по работе с колорадскими жуками?"

– "Г-гендиров" у нас нет, – объяснила мне женщина. – Есть п-президент к-корпорации – Андрей Яковлевич Х-хорькофф и его з-замы.

– Замы перебьются! Мне – к самому Хорькоффу. Кстати, классная фамилия. Наверняка он из рода остзейских дворян. У моей прабабки любовник был из таковских. Образовеннейший человек. "Евгения Онегина" наизусть знал. Расстреляли беднягу за спекуляцию валютой. Суровые времена были.

– П-приемная Андрея Яковлевича на п-пятнадцатом этаже, – сообщил мужчина. – Нам тоже т-туда.

– Что ж, вместе и тещу хоронить веселее, – не стала возражать я.

– Как в-выйдите – налево и до к-конца к-коридора, – добавила к словам мужчины свои пять копеек женщина.

– Спасибочки, благодарю, – кивнула я даме.

Мужчина нажал на панели лифта кнопку "15". Его двери закрылись. И он повез: очконосов – на рабочее место, а меня – к славе, богатству и успеху.

Непонятно откуда взявшийся скверный запах насторожил меня. Я принюхалась к соседям по лифту и поморщилась от отвращения.

"Они тут что, все одним-единственным парфюмом пользуются? – подумала я. – Может, его откуда-нибудь на халяву получают? На халяву, пожалуй, и в нашей шараге тоже народ всяким дерьмом надушился бы. Да я, может, и сама б облилась им с головы до ног".

Тут я вдруг обнаружила, что мужчина и женщина с удивлением смотрят на меня. А через мгновение до меня дошло: я настолько погрузилась в свои размышления, что непроизвольно произнесла свои мысли вслух.

Я съежилась под чужими взглядами. Нехорошие то были взгляды. Не смотрят так люди на людей. Хотя черт там разберет, что на самом деле срывается за черными стеклами очков. Может, наоборот, там светящиеся добротой зрачки и полные отеческой заботы белки, а?

Я поймала себя на том, что заискивающее улыбаюсь соседям по лифту. И подумала: "Ну и черт с ним! Почему бы и не улыбнуться людям. Чай не сумеречные вампиры какие-нибудь, клыками не сверкают, не кусаются. Есть, конечно, в них что-то нечеловеческое. Можно даже сказать, неживое".

Повернув мыслями в сторону нежити, я наткнулась на страшное подозрение: "Е-мое!!! А вдруг тут кругом – одни зомби?!"

– Вот ваш и наш этаж, д-девушка, – сказал мужчина, выходя из лифта вслед за женщиной.

– Идите н-налево и до к-конца к-коридора, – подсказала она мне.

Я сделала пару шагов в указанном направлении. Но тут решила узнать кое-что у бывших попутчиков. И спросила, не оборачиваясь:

– Мне тут случайно на глаза попалась целая гора собачьей жратвы. У вас тут чего, псин разводят?

– С-секрет, – раздался за моей спиной голос мужчины.

– Н-нельзя г-говорить, – произнесла женщина.

– Мне – можно, я, типа, своя, – сказала я, поворачиваясь к собеседникам. -Британские ученые доказали, что...

И тут я с изумлением увидела, что рядом уже никого нет.

"Шустрые ребята, – оценила я мастерство местных шиноби и куноичи. – Уровень – не ниже джонина А-класса... Но почему такие лихие ниндзи делают тайну из собачьих консервов? А вдруг у них здесь что-то ужасное происходит? Может тут производят архизлодейские эксперименты с псами-мутантами в суперсекретной подземной лаборатории?"

Тут мое воображение разыгралось не на шутку. Я представила себе, что случится со мной, если на пути к Хорькоффу попаду в лапы к зомби-псам. И меня накрыло видением...

2

Видение было диким по существу и ужасным по форме.

В огромной освещаемой факелами пещере среди обглоданных человеческих костей бегают, страшно рыча, зомби-собаки – таксы с горящими багровым огнем глазами и огромными клыками. У псов ободрана шкура на груди и боках и сквозь дыры проступают белые кости грудино-ключичных суставов и ребер.

Псы смотрят, как на железных цепях к ним опускается деревянный помост. На нем – я. А еще – вахтер и Мымра. И они, заломив мне руки за спину, дружно подпихивают меня к краю помоста.

– Отпустите меня, гниды-падлы-волки! – ору я, увидев внизу собак, с плотоядным интересом глядящих на меня. – Отпустите, а то хуже будет! Я вас на шнурки порежу, калоеды!

В трех метрах от дна пещеры помост останавливается. Вахтер и Мымра тащат меня к его краю.

Я упираюсь и визжу от страха. А собачья стая внизу рычит, глядя на меня голодными глазами, и скалит клыки.

– Ну пошутили и хватит! – говорю вахтеру с Мымрой. – Каюсь: была неправа, когда сунула свой нос в вашенские секреты. Но никому не расскажу, клянусь здоровьем своего начальства – П.П. Прушкина и Пал-Никодимыча. Пусть они сдохнут от сибирской язвы, коли я нарушу такую клятву.

Вахтер и Мымра злобно ухмыляются, обнажая остроконечные акульи зубы, и сбрасывают меня вниз.

– На помощь! – ору я. – Спасите! Убивают!

Шуганутые моим визжащим ором таксы уматывают в дальний угол пещеры.

– Ох ты ж, блин! – вырывается у меня при соприкосновении со дном пещеры.

Пытаюсь сразу же вскочить на ноги. Но не могу этого сделать из-за ушибленного колена. И заваливаюсь на бок.

– У-у-у, всех убью – одна останусь! – угрожаю собакам-зомби. – Подходите суки... и кобели тоже! Всем пасть порву! Моргалы выколю!

Застонав от боли в ушибленном колене, хватаюсь за лежащую рядом похожую длинную бедренную кость (наверное, тут баскетболиста схарчили). И осматриваюсь по сторонам.

Рядом никого. И только в укрытом мраком углу пещеры горят бордовые огоньки глаз собак-зомби. А еще из этого угла доносится ихнее нечеловечески злобное рычание.

Подползаю к стене пещеры и опираюсь об нее спиной, выставив перед собой кость, словно меч.

Одна из такс выходит из угла и неспешно приближается ко мне, радостно виляя хвостом и повизгивая от предвкушения чего-то архиприятного.

– Хорошая собачка! – говорю таксе, еще не потеряв надежду договорится с псинами по-хорошему. – Правильная собачка! Я тебя с нашим Мурзиком познакомлю. Будете с ним вместе крыс гонять.

Приблизившись ко мне, такса оборачивается и призывно тявкает в сторону угла, где скрылись другие зомби-собаки.

И они выходят оттуда, скаля клыки и принюхиваясь.

– Милые собачки! – говорю дрожащим голосом. – Очень-очень симпатичные.

Зомби-собаки приближаются ко мне. Я, настороженно следя за их движениями, перекладываю кость в правую руку и разминаю ее, разогревая суставы в преддверии схватки.

Я не замечаю, как ближняя ко мне такса готовится к прыжку. И лишь тогда, когда зубы чудовища впиваются в мою стопу, я обращаю внимание на коварную тварь – кричу от боли и дрыгаю ногой, колотя головой впившейся в мою плоть твари по стене пещеры.

Пользуясь тем, что я перестала следить за остальными таксами, те дружно бросаются на меня. И под сводами пещеры эхом отдаются звуки разыгравшейся внизу трагедии – мои крики и рычание и лай собак-зомби.

Мне не удается применить в бою подобранную кость из-за того, что в каждое мое предплечье вцепились зубами по две-три таксы. Кость выпадает из моих пальцев, и я под яростным напором собак-зомби падаю на спину, пытаясь отбросить их ударами ног.

Но все мои попытки оказать сопротивление кровожадным тварям бесполезны. И проклятые таксы вспарывают острыми клыками мое нежное горло. Из него столь сильной струей бьет кровь, что ее капли попадают на раскаленный факел и шипят, испаряясь.

Мое тело сотрясается от предсмертных конвульсий, словно по нему пустили ток. Я умир-р-р-р-р-р-р-р-аю!

А подлые зомби-собаки, повизгивая от наслаждения, рвут на куски мое тело. Такое молодое и красивое...

3

После подобных видений сходят с ума даже бывалые космонавты, акванавты и алконавты. Но мой разум уцелел:

– Ух ты, блин-на-фиг! – выдохнула я и испуганно потрогала шею, проверяя нет ли там ран от собачьих клыков.

А потом – порядка ради – я дала выволочку своему не в меру богатому воображению, обругав оное самыми нехорошими словами. И было за что. Ну это ж надо так нафантазировать – зомби-собаки! Хотя... А вот скажите мне, сестрицы, на милость: раз существуют зомби-люди, то почему бы не жить на свете зомби-псам, зомби-лошадям или, там, зомби-коровам, дающим зомби-говядину и зомби-молоко, а?

"Ладно, обо всем об этом подумаю после, – решила я, продолжив свой скорбный путь. – А сейчас надо держать ушки на макушке. А то иду, как Алиса в Стране, разинув рот и глядя на белых кроликов. А тут сожрут, и пикнуть не успеешь".

Я не зря насторожилась. Видать, чуйка на неприятности сработала. Именно благодаря ей я и смогла вовремя заметить ведомую подлым вахтером-руковыворачивателем толпу охранников, вынырнувшую из-за угла в дальнем от меня конце коридора. Какая встреча, япона мать!

"Эти двухметровые громилы всей толпой ищут, конечно же, не меня, хрупкую и беззащитную, – подумала я. – Чего меня искать-то? Тихо-мирно хожу себе тут по делам. Наверное, кто-то стащил из гардероба бобровую шубу начальника службы безопасности. Ну не станут же такие гориллы всем своим стадом мамонтов гнаться за самой безобидной тихоней на свете?"

Тут вахтер заметил меня и указад на меня охранникам.

"Эти станут!" – поняла я.

Трезво прикинув соотношение сил и всю мучительную для меня обоюдоострость взаимного рукоприкладства, я, не суетясь и не теряя достоинства, развернулась и задала стрекача.

Никогда доселе я не бежала столь вдохновенно, быстро и бесстрашно. Не смейтесь, сестрицы, бесстрашный бег существует. Это когда ты совершенно не задумываешься о том, куда бежишь. И какую ногу сломаешь. А также о том, через чего прыгаешь, в какой по счету коридор сворачиваешь, по какому цеху производственного корпуса "ИNФЕRNО" бежишь. И о том, что там с грохотом рушится у тебя за спиной, когда ты несешься, как ветер, по складу с элитными гробами, на какую гору пустых контейнеров для мусора залезаешь и зачем лезешь по сварной лесенке вверх и для чего открываешь тяжеленных люк...

Кстати, о люке. Из него я попала, проскочив темную комнатушку (вроде это была какая-то помывочная, поскольку я пару раз сослепу спотыкалась о лежащие на полу упругие резиновые шланги), вовсе не на помойку, а в столовку.

Но что это была за столовка, сестрицы! Я огляделась и не нашла ни единого признака присутствия в столовке здорового едального духа.

Многим из нас, сестрицы, приходится питаться вне дома. Да и по всему миру тенденция шпарит – хавать не здоровую пищу у себя на кухне, а фастфуд за столиком в чужой подворотне. Все пиплы планеты стали суетливее – ездят, летят, бегут; и даже если и захочешь постоять пару часиков у плиты, хрен на это найдешь время.

А в Пиндостане, говорят, так и вообще белые и желтые дома жрать перестали, чтобы тараканов не разводить. И только африканские американцы и прочие латиносы– поддерживают среди кактусов и манхеттенов освященные веками русские застольные традиции.

Однако даже пиплоиды, ни разу в жизни не стоявшие у плиты на кухне, легко определят: находятся ли они в месте, где хавают, или тут просто играют в бильярд.

Вот и я, искушенная в общепитовской шняге дама, войдя в любую обжираловку по одному только запаху могу определить, не только какое бухло пролили на пол за два часа до моего прихода, но и то, чем у барной стойки еще вчерашним вечером облевали обшивку стула стиля колумб.

Поэтому меня сразу же напряг нездоровый запах, царящий в абсолютно пустой столовке, в которую я пробралась, скрываясь от расправы со стороны несознательных работников плаща и кинжала, в смысле – охранников "ИNФЕRNО".

Меня не смутило бы, ежели б тут воняло, скажем, кислыми щами или тухлой рыбой. Меня не смутило бы даже то, если бы вместо еды, тут несло бы парфюмерией, краской или просто фекалиями.

Но здесь вопиюще пахло запустением. Даже дежурное освещение зала – блекло мерцающие холодной голубизной светодиоды под потолком – навевало своим холодным, мертвенным серовато-голубым светом мысли о моргах, секретных базах черных трансплантологов и захваченном Чужими космическим кораблем.

Я подошла к стене, на которой висели в аккуратных позолоченных рамочках грамоты и благодарности. Оказывается повара сей почтенной едальни весьма успешно участвовали в разных гурманских конкурсах и завоевали немало призов за свой умело замастряченный хавчик.

Последним в ряду втюханных в рамку документов была благодарность поварам от начальства "ИNФЕRNО", датированная прошлым годом. Никаких свидетельств тому, что в этом году здесь кого-то кормили-поили, я не нашла.

В поисках разгадки такой таинственной странности я решилась пройтись по пустынному залу, поглядеть на огромные расписные блюда на стенах, почитать висящие в резных рамках из красного дерева фирменные рецепты здешней поварской братии и поразгадывать страшные тайны этого архизагадочного места.

Надо признать, руководство "ИNФЕRNО", как и положено преуспевающей конторе, совершенно не жалело бабла на свой уставленный дорогущим оборудованьем пищеблок.

Он представлял собой весьма пристойненький зал для жратвы, поблескивающую стеклами пустых витрин и нержавейкой сложенных в стопки подносов линию раздачи, здоровенный морозильник, а также кухню, забитую котлами, разделочными столами, вытяжными конструкциями, стеллажами с посудой, посудомоечными комбайнами, плитами, холодильниками, шкафами с разными сортами масел, соусов и приправ.

Видимо, во мне возбудилось женское начало, поскольку я придирчиво проинспектировала пищеблок на предмет наличия-отсутствия надлежащего для удовлетворения потребностей желудка кухонное оборудование, представляя себе, что из него можно уместить в моей квартире.

Оборудование тутошней харчевни имело вид бравый и явно находилось в готовности номер один. Однако оное было настолько вылизанным и безжизненный, что прямо мурашки по коже бежали от одного взгляда на отсутствие даже капли жира или мучного пятна на шняге для готовки на пару и запекания.

Я заглянула в тепловой шкаф. Так профессиональные работники ножа и топора (имею в виду не разбойников, а кухонных дел мастеров) именуют шнягу, в которой медленно-медленно – дабы сохранить побольше полезной ботвы – готовят мясо и рыбу.

В шкафу этом мне не попалось на глаза ни единого следа жизнедеятельности не только человечков в белых колпаках, но даже бактерий. М-да...

Вдруг я наткнулась на погребок с бухлом. Вернее это был не погребок, а чердачок, поскольку бухлохранилище находилось над морозильником, и туда я поднялась по спиралевидной пупырчатой ленте стального пандуса.

Поднялась и увидела в почему-то совсем не закрытой на сто шестьдесят пять замков от шмыгающих по офису "ИNФЕRNО" всяких-разных страховых агентов кладовке стояли бочонки с пивом и упаковки с вином, и всякими аперитивами. Прямо не столовка, а ресторан какой-то.

Поскольку несознательные злыдни – вахтер и его банда охранников – объявили мне войну, то мне следовало действовать в соответствии с ролью бойца невидимого фронта.

А на войне, как вы, сестрицы, наверняка знаете, добыча свята, коли с боем взята. Все имущество противника – трофеи. А значит, я имела полное право промочить пересохшее от волнений горло вражеским пойлом.

И я тут же использовала свое освященное негласными военно-полевыми конвенциями и фронтовым кодексом чести право на полную катушку – вылакала литр белого итальянского игристого вина.

И стало мне после этого, сестрицы, очень даже спокойно. Правда, у меня началась легкая икота (неужто кто-то вспоминал обо мне?!), а еще щекотала горло отрыжка.

Успокоившись, я принялась, забыв о банде преследователей, спокойненько ходить по залу со столами, где на белоснежных скатертях стояли солонки, пустые вазы да салфетницы, и размышлять над загадками аборигенов "ИNФЕRNО".

5

Вдруг широкие двери столовки с грохотом распахнулись. И в нее ворвалась целая толпа исконных врагов всякого страхового агента – охранников. У одного из них я с ужасом заметила наручники, а у другого толстую резиновую палку.

В моем богатом кошмарами воображении тут же возникла картина: я висю в пыточном подвале – вниз головой на проходящей над замызганным цементным полом канализационной трубе, – а здоровенный красномордый детина лупит дубинкой мое истерзанное голое тело, облепленное мухами и покрытое черными гематомами и ранами...

– Мой га-а-а-д! – простонала я, чуя, что меня будут бить, возможно – ногами.

Морды нагло вторгнувшихся в столовку субъектов носили на себе печать Тьмы. Наполненные ею под давлением в миллионы марсианских атмосфер безумные от ярости глаза посланцев Зла были прищурены. Видимо, чтобы не дать переполнявшей их стекловидные тела силе ненависти разорвать склеру и вытечь из глазниц на пол.

Мощные бульдожьи челюсти охранников злобно щурились на меня крепкими зубами, которыми враз можно было перекусить мою бедренную кость.

А нагло выдвинутые вперед подбородки моих гонителей, словно высеченные из камня пьяным карикатуристом, телепатически взывали ко мне: "Чего ждешь!? Приласкай нас ломиком или хотя бы обрезком ржавой трубы".

Даже волосы на башке у моих преследователей не лежали ровно, как у мирных обывателей, а топорщились плесневелой щетиной среди овальных проплешин, придавая моим преследователям вид любимых питомцев доброго доктора Франкенштейна.

Охранники разошлись по залу, беря меня в кольцо. Действовали они быстро и бесшумно. Единственное, что я слышала – это хруст разминаемых ими толстых пальцев их медвежьих лапищ, каждой из которых можно было за минуту удушить до десятка дездемон, да еще бы времени и на пару гамлетов хватило бы.

Я сжала кулаки и пригнулась к полу, готовясь принять свой последний в этой жизни бой. Понятно, что против такой своры у меня нет шансов. Но хотя бы пару из них я на Тот Свет с собой прихвачу.

И тут внутри моего черепа прошелестел голос здравого смысла: "Ты дура, Ника! На кой хрен тебе эта кабацкая драка и удары подносом по жбану!? Делай ноги, пока их тебе не переломали!"

Мой внутренний голос почти всегда давал мне мудрые советы. Я им редко следовала и постоянно попадала в передряги. А вот сейчас я решила послушаться его.

Ведь, и в самом-то деле, ну на кой фиг мне бесплатно забитой ногами умирать на полу пусть и вполне себе чистенькой и комфортабельной столовки? Оно мне надо? Оно вам, сестрицы, надо? Оно даже Джету Ли со Стивеном Сигалом ни хрена не нужно! А уж они-то еще те любители расквасить носы и переломать руки-ноги плохим парням.

Я, не отрывая настороженного взгляда от окружающих меня гоблинов, начала отступать. К кухне. Затем перескочила через кассу раздачи и рванулась на второй этаж пищеблока.

Нет, я вовсе не собиралась запереться в винном складе. Наоборот, мой план военных действий предусматривал неожиданную для противника контратаку. Своим главным вундерваффе я избрала попавшуюся мне на глаза большую стальную тележку набитую кастрюлями, мелкими блюдцами, кружками, ложками-вилками и прочими салатницами, а также пустыми термосами и алюминиевыми канистрами.

Гонимая алкогольными парами и адреналиновыми впрысками я сильными толчками разогнала вышеупомянутую тележку до бешеной скорости "болид" и запрыгнула на все эти кастрюли и канистры, крикнув голосом ангела, вещающему прогрессивной общественности, что Страшный Суд уже начался и поздно записываться в натуралы и сдавать бабки в приходскую кассу:

– Побереги-и-и-сь! Зашибу-у-у-у!

Моя "колесница смерти" с ужасным грохотом промчалась через зал с застывшими в растерянности гоблинами, круша на своем победоносном пути столы и стулья и стирая в пыль падающую под колеса посуду, и выехала в коридор через двери.

Правда, не через те, что были распахнута, а через запасные, которые никто не открывал. Но закрыты они были до тех пор, пока в них не ударил стальной таран "колесницы смерти".