Текст книги "Одна против зомбей (СИ)"

Автор книги: Виктор Гламаздин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Двери – в щепки! Тележка – на бок! Ее содержимое – на пол! Я – на свободе!

А охранники остались с носом. Страшно и представить, что они со мной сделают, коли заловят. Ясно, что убивать мою тушку будут долго и мучительно. Вероятно, над ней многажды надругаются – не исключено, уже над мертвой.

ГЛАВА 7 . А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

1

Я быстро шагала по коридору, нервно оглядываясь и тяжело дыша после бега.

"Вроде оторвалась от этих сволочей", – подумала я и попыталась понять в какой стороне от меня кабинет президента "ИNФЕRNО". Увы, после бегства от погони у меня напрочь исчезла ориентация в здешнем офисном пространстве. Я даже не представляла себе, на каком этаже нахожусь.

И, поскольку без посторонней помощи дорогу к Хорькоффу мне было не найти, я решила поговорить с кем-либо из местных.

Одна из стен коридора, по которому я шла, была сделана из прозрачного стекла. Сквозь оное я увидела зал, где кипела обычная офисная работа – за компами пахали сотрудники "ИNФЕRNО" (все в темных очках!), отделенные друг от друга невысокими перегородками.

Скорее всего, это был отдел планирования, поскольку стены зала были увешаны всякой шнягой, посвященной тендерам, расчетам стоимости того или иного проекта, а также аналитическими таблицами и графиками.

"Быстро спрашивай и быстро смывайся отсюда", – проинструктировала я себя, входя в зал. Здесь, кстати, пахло той же неприятной фигней, как и от вахтера с Мымрой.

"Ну и что?! – подумала я. – Если от них несет не "Шанелью", то это вовсе не значит, что народ повыкапывался из могил".

Расспросив дружно заикающихся сотрудников о том, как добраться до кабинета Хорькоффа (оказалось, тот сидит всего лишь этажом выше), я собралась покинуть зал, но тут произошло странное: вся тутошняя братва вкочила и направились быстрым шагом в закуток, отделенный от рабочего сектора зала мрачной темно-фиолетовой перегородкой.

"Может, зря себя насчет ходячих трупешников накручиваю? – засомневалась я, глядя вслед шустро умотавшим за перегородку сотрудникам. – Зомби тупы и должны еле шевелиться. А эти – шустрые. Не, это не ожившие мертвецы, те едва ноги волочат, выбравшись из могил".

Любопытство, говорят, сгубило кошку. Но каждая женщина – кошка (если она, конечно, не сука). Вот и я как самая настоящая из женщин не могла не полюбопытствовать: а чем же там, за таинственной перегороднкой, занимаются загадочные обитатели таинственного "ИNФЕRNО"?

"Тут, в "ИNФЕRNО", вероятно, просто какой-то синдром – ну вроде сорок седьмой хромосомы, как у даунов, – размышляла я, суетливо шакаля по залу. – Ведь могло так получиться, что в эту компанию специально понабрали людей с дефектами речи и глазными болезнями... На какие шиши набирали? Так ведь может, какой-нибудь спонсор подкинул бабла на тот проект. А потом оный стал самоокупаемым и даже дает нехилую прибыль".

На цыпочках я подошла к перегородке, из-за которой раздавались странные звуки, заставившие меня снова насторожится.

"Почему спонсор подкинул им бабла? – продолжила я рассуждать. – А потому, что всем этим сам переболел когда-то и шибко настрадался. Вот после и решил, разбогатев, помочь таким же бедолагам, как он. Собрал их сюда со всей России. И дал им работу... М-да, версия, конечно, так себе. Но другой-то покамест ни фига нет".

Более-менее успокоивши себя, я заглянула за ширму и там – о, ужас, ужас, ужас! – увидела, как сотрудники "ИNФЕRNО", с жутким и отвратительным аппетитом едят собачьи консервы. Прямо из банок! Руками!!!

"Пора смываться, Ника! – крикнул мне инстинкт самосохранения. – Только уходи по-тихому, чтоб эти твари не засекли. Иначе схарчат и косточек не оставят".

Я, стараясь ступать как можно тише, медленно сделала несколько шагов назад. Еще пара шагов – и я без потерь для имиджа покину опасную зону, оставшись целой и невредимой.

Вдруг из моего кармана громко просигналил о входящем вызове мобильник. Падла! Жаль, раньше не убила об стол этого предателя!

И – о, ужас-ужас-ужас! – все услышали его веселенький рингтон – мелодия песни "Жил-был у бабушки серенький козлик" из "Пиратов Карибского моря".

Меня будто жидким азотом обдало – обожгло и заморозило одновременно. Все ощущение на миг исчезли. Только почувствовала, как непроизвольно дергается глаз. Но определить, какой – левый или правый, – так и не смогла.

Время вдруг потеряло свою прежнюю скорость. Я видела, словно в замедленном кино, как ко мне поворачиваются десятки лиц и открывается рот у ближайшего ко мне существа, решившего мне что-то сказать, и столь же медленно делают шаг в мою сторону двое других существ.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – завопила я, осознав, что по собственной воле влезла в логово кровожадных зомби, и бросилась бежать.

2

Страх и просящийся наружу литр вина, наспех переработанного почками, занесли меня в сортир. Запершись в туалетной кабинке, я первым делом очистила мочевой пузырь от совершенно лишней в предстоящих боях с нежитью жидкости.

Затем я, мало чего соображая от ужаса, опустила крышку унитаза и села на нее на корточках, опершись спиной, орошаемой холодным потом, в котором плыли косяки мурашек, о стену.

Сидела я в такой странной позе – замороженная страхом и заторможенная испугом, почти не дыша и трясясь, – минут десять, пока не накопила сил, чтобы крепко-прекрепко выругаться – словно капитан морского буксира, поскользнувшийся медузе и основательно приложившийся к палубе бородатой физиономией.

И тут же я почувствовала, что меня начало потихоньку отпускать – из мышц уходила дрожь, да и дышать становилось все легче и легче.

Обычный пипл за всю жизнь не сможет испытать столько ужаса, сколько испытала я сегодня. И что-то подсказывало мне: ужастик, где я играю главную героиню, еще не дошел до кульминации, и еще полезут из подвалов и чердаков клыкастые оборотни, голодные людоеды, зло хохочущие призраки и прочие зубастики.

Я опустила ноги на пол и собралась было встать. Но тут мое подлое воображение подсунуло мне такую картинку: в тубзик врываются воющие от голода зомби и, мерзко похрюкивая, рвут меня на части. И снова поджала под себя ноги, обхватила трясущиеся колени дрожащими руками и, даваясь слезами, пробормотала:

– Сожрут меня тут, на хрен, без соуса и не подавятся! Как пить дать, сожрут. А я так молода, так молода: сына не родила, дерево не посадила и не построила не то что дом, но и даже собачью будку.

Снова зазвонил проклятый телефон-предатель, чуть было не сделавшей меня завтраком для зомби с "ИNФЕRNО". Трели мобильника настойчиво предлагали мне откликнуться на вызов.

– Это кто же такой упертый-то? – пробурчала я и достала из кармана телефон.

На его экране высветилась надпись: "Шеф".

"Тебя, блин, мне тут только и не хватало, зараза!" – выругалась я.

3

Я поднесла мобильник к уху и поприветствовала начальника, старательно чистя голос от всяческих панических ноток:

– Еб... Доброе утро, Пал-Никодимыч. Как Ваше драгоценное здоровье?

– Ты где, Лодзеева? – буркнул шеф.

– В дристалище, – призналась я.

– Где-е-е!? – поразился шеф.

– В смысле в Чистилище, в самом сердце резиденции дьявола, – поправилась я. – Пробралась в логово Хорькоффа. А тут прямо, как в "Муравейнике" под Ракун-сити. "Амбрелла" рулит – кругом один бешеные зомби. Готовлюсь к решающему сражению с их полчищами.

– Задолбала ты меня с-своим дурацким юмором! Кончай шутить! Дело с-серьезное.

– Согласна, Пал-Никодимыч. Дело серьезней некуда. Такой крутизны мне еще не подворачивалось. Возможно, чтобы впарить полис, мне придется погибнуть или кого-либо замочить.

– Помни, Лодзеева: облажаешься – вылетишь на улицу! – пригрозил Пал-Никодимыч. – Нам неудачницы не нужны. Если не сможешь добраться до Хорькоффа, с-считай, ты у нас не работаешь".

– Вот ведь паршивец! – сказала я, возвращая мобильник в карман. – "Помни, Лодзеева: облажаешься – вылетишь на улицу". Говнюк! Так и норовит мне трудовой стаж изгадить. "Нам неудачницы не нужны". Это я-то неудачница?! Да ты, старая галоша, сам голимый неудачник! Недаром меня мама предупреждала насчет таких начальников-засранцев, ох, не даром.

"И закопают тебя на городской свалке", – вспомнились мне слова мамы. И я громким шепотом спросила себя:

– Ника, ты хочешь лежать на городской свалке среди тухляка – грязных луж, где плавают гнилые помидоры и арбузные очистки, холмов из пластиковых упаковок от пищевых товаров, набитых с окровавленными бинтами и ампутированными при операциях конечностей мешков, отходов мясокомбинатов и автосервисов, трупов бездомных зверушек и прочей дохлятины?

– Не хочу! – ответила себе я еще более громким шепотом.

Мне действительно не хотелось такого конца. Очень не хотелось. Поэтому надо было срочно менять свое отношение к ситуации и к жизни в целом.

Я напряглась и достала со дна своей измученной души центнеры мужества и тонны отваги. Страясь не уронить их на пол сортира, вышла из кабинки. И подошла к зеркалу.

Оттуда на меня глянула бледная, насмерть перепуганная деваха с широко открытыми от ужаса глазами. Если бы кто-нибудь из сослуживцев видел меня сейчас, то не поверил бы своим глазам, глядя на мое лицо с глазами от ужаса расширенными до состояния катящихся в противоположные лузы биллиардных шаров.

– Дрейфишь, старуха? – спросила я свое отражение.

Оное не ответило.

– Чо молчишь-то? – поинтересовалась я.

Отражение снова не произнесло ни слова.

– Конечно, дрейфишь, – констатировала я. – А чо дрейфить-то?! Прикинь, если б они тут действительно людей жрали б, то их ментура-прокуратура давно бы всех за решетку упекла. Ты тут хоть одно пятно крови видала? Ни фига ж ведь не видала. И вообще: после мерзкого выпендрежа перед элитой "Кольчужника" в лице Толика и Тохи мне теперь уже нельзя чего-либо боятся. Мосты сожжены – слова сказаны. Либо я пройду сквозь шеренги живых мертвецов к цели, либо Толик и Тоха назовут меня балаболкой и лохушкой, имея на то полное право. Ибо самая главная заповедь человечества гласит: "За базар надо отвечать!"

Я сжала замолотила ногами и руками по воздуху, представляя, как лихо отоварю толпу нападающих на меня зомби, и приговаривая:

– Да если бы даже тут зомби шастали, чо тут такого? Чо ужасного в том, что здесь работают зомби? На меня лично никто пока не напал. Конечно, общаться с ними тяжело – все какие-то упертые и воняют. А так, в принципе, ничего особенного. Толик, допустим, с бодунища гораздо страшнее выглядит, а уж прет от него тогда о-го-го как.

Проведя "бой с тенью" и отмолотив воздух хуками, крюками и любимой двоечкой (прямой левый – в солнечное сплетение, прямой правый – в нижнюю челюсть), я обрела возможность трезво рассуждать на совершенно бредовую тему – о зомби.

И, что вы думаете, сестрицы, ситуация уже перестала казаться мне совершенно безнадежной. Ведь еще британские ученые доказали, что большая часть зомби не столь уж и крута. А я, ловко ускользнув от неповоротливых охранников, убедилась на собственном опыте в правоте сего научного вывода.

Ведь что говорит нам, сестрицы, наука? А наука нам говорит, что простые зомби – это тупые и медленные существа со слабым зрением, испорченным хронической глаукомой и обострением катаракты. Поэтому в основном пользуются слухом и обонянием. Чтобы кусаться, используют старые, еще не выпавшие зубы. Боли не чувствуют, хотя прежняя нервная система еще работает.

Таких зомби можно было и не бояться. Хороший удар туфлей по лбу угомонит любого из них.

Более опасны те зомби, что успели вдоволь нажраться живой плоти в первые же часы после смерти.

Такие твари быстро бегают, и реакция у них о-го-го какая. Но есть и серьезный недостаток – тупость и выпавшие зубы. Зато отрастают когти, которыми они и рвут жертв на мелкие кусочки, которые во время своих кровавых банкетов запихивают в глотку, не жуя.

Из-за того, что нервная система таких чудовищ перерождается, они не чувствуют, как у них при сверхнапряжений рвутся мышцы и ломаются кости.

Те из зомби, кто таким образом сильно покалечился, уже не могут носиться по городу за орущими от ужаса блондинками. Такие твари (зомби-калеки, конечно, а вовсе не блондинки) терпеливо поджидают в засаде своих жертв, прячась в темных местах – под лестницами и в подвалах.

Это очень опасные создания – хитрые и предусмотрительные. Советую вам, сестрицы, остерегаться их. Коли услышите, что кто-то закопошился в темном подвале, сразу стреляйте из всех стволов, а лучше киньте туда гранату.

И наконец – самые крутые зомби. Они сожрали много-много живых пиплов. И стали большими, сильными и быстрыми.

У них отрастают большие клыки и прорезаются игольчатые, как у акулы, зубы. Форма черепа становится похожей на голову слона, уши растут вверх и становятся похожими на ослиные.

Такие зомби уже больше новый биологический вид, нежели просто мутировавшие от Т-вируса пиплы. Сей вид обладает интеллектом на уровне пятилетнего ребенка и некоторыми магическими качествами – в частности, умеют отнимать жизненную энергию у людей.

Однако ничего похожего на такие типы я в офисе "ИNФЕRNО" не встретила. Тут тянули лямку какие-то неправильные зомби. Я про таких даже в Большой антисоветской энциклопедии нежити не читала.

"Может, все-таки смыться отсюда, пока не сожрали?" – спросила я у себя.

В такой мысли был резон. Но только не для меня – заложницы чести и жертвы подлых интриг Пал-Никодимыча, покусай его вурдалак.

"Нет! – ответила себя я. – Прочь пораженческие мысли! Мила Йовович никогда бы не стала в панике драпать от зомби. Она бы обдала их такой мощной волной презрения, что они сами удавились бы от отчаянья. И я не стану драпать. Выполню миссию даже ценой жизни. Да, именно так: выполнить миссию и умереть! Нет, лучше так: выполнить миссию или умереть. А еще лучше: выполнить миссию и не умереть. Пусть лучше Пал-Никодимыч сдохнет от зависти, видя, какая я великолепная страховщица".

5

Я посмотрела на свое отражение строгим, требовательным взглядом. Расправила плечи. Выпятила вперед нижнюю челюсть, как Шварценеггер в "Терминаторе". И произнесла:

– Я не тварь дрожащая, а, типа, право имею! Вперед, Ника! Испепели нежить пламенем священной ярости! За веру! За добро! За Русь святую! За достойную пенсию!

– "Сим победиши!" – проговорила я, рисуя губной помадой на своей белой папке православный крест, и добавила: – Трепещи, нечистая сила!

Я воздела к потолку сживающие папку руки и, грозно потрясая ею, направилась к выходу из сортира со словами:

– Страшись, мертвец, животворящего знака! Страшись меня – бича в длани Божьей! Я буду лупить твоей башкой по стенам! Я буду выкалывать твои черные глазищи ручкой с логотипом ОВО "LАДИК"! Я буду петросянить тебя тупыми шутками из "Кривого зеркала" до тех пор, пока твои залитые трупным ядом мозговые извилины не заплетутся в клубок! Я тебя расстреляю из...

Тут я сбилась с пафосного стиля, поскольку попытка открыть пинком дверь уборной, провалилась. Дверь не поддалась моей ноге.

Повторялась история с моим входом в офис "ИNФЕRNО". Только у клозетной двери не имелось второй створки.

"Чего-то не везет мне сегодня с входами-выходами, – отметила я. – А вдруг меня тут нарочно закрыли? Зачем? Типа, испугались. А чего им меня бояться? Так ведь я могу раскрыть все их тайны и продать материал газетчикам или слить его в интернет. Но не легче ли меня сразу пришить, чем на всю жизнь законопатить в сортире? Да никто не будет конопатить: дождутся вечера, когда лишних глаз в офисе не будет, вытащат меня отсюда и замочат. Потом кровь выпьют, а мясо сожрут. Я, хоть и не собачатина, но, думаю, зомби придусь по вкусу".

– Ну уж нет, не видать вам моей кровушки! Выпустите меня отсюда, злыдни! – рассердилась я и пригрозила незримому противнику: – А то ща как тут все повышибаю, на фиг, что весь офис рухнет.

Зло ругаясь, я стала долбить ногами ни в чем не повинную дверь.

Та не поддалась.

Последние остатки страха покинули меня. На его место пришла злость на проклятых зомби.

– Я выкину ваши вонючие тела из окон, – пригрозила я коварным тварям. – А потом отрыву вам ноги и руки, победно хохоча над вашими беспомощными телами у моих ног. Вашенские же челюсти, в бессильной злобе клацающие зубами, я вырву и отнесу Пал-Никодимычу. Пусть старик знает: Лодзеева – это никакая-то там гламурная мадамочка и недаром ест свой хлеб, она, ежели придется, и упыря на скаку остановит, и избу с чертями сожжет.

Вдруг мне пришло в голову, что дверь может открываться совсем в другую сторону. Я проверила догадку и, проклиная свою тупость, легко вышла из нужника, пропитанного запахом моего страха.

Чтобы вернуть себе боевой дух, я грозно помахала папкой в сторону кабинета Хорькоффа, и от души обматерила всех зомби мира, а заодно с ними и Пал-Никодимыча. Досталось от меня и П.П. Прушкину. Хотя, если подумать, он тут был совсем ни при делах.

6

Страх сползал с меня, словно тающий на мартовсков солнце снег с крыши ржавого "жигуля", простоявшего без чехла всю зиму во дворе, капая на пол сортира остатками паники и самоедства.

И я поняла, что всю жизнь делала дела не так, как надо. Я ведь как себе говорила все время? Я говорила себе: "Ника, сваргань эту дребедень и будет тебе счастье". Но после честно выполненной работы никой радости не наступало. И так по жизни у меня и пошло: рассчитываю, что сделаю домашнее задание, и будет пряник, а вместо него пролет; бегаю на работе, как бешеная лисица, а праздника все нет и нет.

А ведь надо вести себя по-иному, сестрицы. Надо не ждать бонусов по окончанию какой-либо дерьмовой работы, это ослабляет мускулатуру и тормозит мозги.

Следует порадовать себя перед началом – улыбнуться, откушать пастилы, погладить мурлыкающего кошака, – а потом уже приниматься за мытье полов и стирку-глажку.

И еще. Знайте, сестрицы, даже из самой гнилой ситуации выход всегда есть и не обязательно в окно пятнадцатого этажа. Просто мы о нем не догадываемся, и тут надобно хорошенько пораскинуть мозгами.

Да-да, знаю-знаю, каждой из вас кажется, что уж ее-то ситуация точно безнадежна.

Сестрицы! За последние 50 000 лет в человеческом обществе все эти ситуации повторялись миллионы миллионов раз – в шалашах и пещерах, вонючих лачугах и отделанных позолотой и мрамором дворцах. И раз человечество уцелело, значит, выход есть.

Я вдохнула полной грудью пахнущий дезодорантом воздух сортира, затем выдохнула все лишнее, задержала дыхание и вышла в коридор.

ГЛАВА 8 . ВООБЩЕ-ТО, Я ЧЕЛОВЕК ДОБРЫЙ

1

"Чего мне бояться-то! – подбадривала я себя, шагая в сторону кабинета Хорькоффа. – У меня тут кругом полным полно знакомых. Я уже кучу социальных инвестиций в "ИNФЕRNО" совершила, пообщавшись с местным душевным народом. Я очень плотно сблизилась с вахтером и Мымрой, а уж с мужиком и бабой, с которыми мы катались на лифте, мы вообще кореша. Так что, можно сказать, меня тут каждая собака знает... Нет, о собаках лучше не вспоминать! Лучше обратиться к светлой стороне Силы и попросить у ангелов-архангелов поддержки в драке против нежити. Пусть меня научат ее упокаивать".

Я подняла над головой папку с крестом и с чувством произнесла:

– Господи, помоги мне, недостойной рабе твоей Нике! И спаси меня, грешную, от козней нечистой силы и от живых мертвецов, да не смогут они причинить мне никакого вреда. И пусть на каждого ихнего ожившего мертвеца у меня найдется свой омертвевший живец!..

Я вошла в приемную Хорькоффа, бормоча самопальные молитвы и держа перед собой папку с нарисованным крестом.

– Боже, защити ничтожную рабу Твою Нику Лодзееву! – шептала я. – Именем Твоим заклинаю нечистую силу: изыди препоганая, на фиг, из этого офисного планктона! Изыди и убей себя, гадина, об стол!

Сидящая в приемной секретутка (тоже в темных очках!) повернулась ко мне и поинтересовалась:

– Вы по к-какому в-вопросу?

– Изыди, Сатана! – прошептала я, потрясая папкой перед секретуткой.

Но, увидев, что секретутка не собирается корчиться в муках от созерцании святого креста, я тут же убрала папку под мышку и сказала:

– Здрасьсе! Мне надо на одну секундочку к Андрею Яковлевичу. По делу! Срочно!

– Т-только по з-записи или п-приглашению. П-просто так к нему н-нельзя.

"И у этой дикция ни к черту", – отметила я и вытянула шею, чтобы рассмотреть имя секретутки на бейджике, пришпандоренном к ее блузке.

На оном было написано: "Секретарь приемной Снежана Перебойко".

– Драгоценная Снежана, – улыбнулась я ей самым дружелюбнейшим образом, – а кто Вам наплел, будто я "просто так" иду к вашенскому боссу? Надо рыло начистить тому бесогону, который наплел Вам такую лажу! Затем его следует связать, закрыть в комнате, обитой поролоном и заставить там пару суток слушать выступления депутатов верховной рады. А после этого вруна следует кинуть в кишащую рыбами-мутантами Москву-реку.

Секретутка недоуменно посмотрела на меня.

Чувствуя прилив вдохновения, я продолжила вешать ей на уши лапшу:

– Шмыгунов, которые "просто так" отвлекают внимание президента архикрутейшей международной корпорации, надо колотить шваброй и спускать с лестницы. Только услышали заветные слова: "Я к тебе просто так пришлепал", – сразу же гасите этого пришлепавшего ушлепка шваброй по кумполу. Поверьте мне, иного пути борьбы с такими балаболами нет. Британские ученые доказали это еще в прошлом веке. На подобные темы написаны тысячи диссертаций. Если хотите, я вам парочку научных монографий по этому вопросу занесу в понедельник. Вам как будет удобнее – утром в приемной или вечером в вестибюле?

Секретутка озадаченно наморщила лоб, все меньше понимая, о чем идет речь. Чтобы и самой не запутаться в собственных измышлениях, я потихоньку начала возвращать нашу занимательную беседу в более деловое русло:

– Я, Ника Лодзеева, представитель ОВО "LАДИК" – самой серьезной страховой компании среди наиболее продвинутых. И никогда не позволю себе какое-то там "к тебе просто так". Тем более что мы тут ни с кем не пили на брудершафт. Или пили? Я чего-то вспомнить не могу. Вроде я у вас танцевала польку-бабочку на корпоративе по поводу юбилея, нет? Или это были похороны и мы пили вермут? Или это были похороны, совмещенные с юбилеем и вермутом, а потом еще и усугубленные вискарем?

– Нет!

– Точно?

– Так Вы по з-записи или по п-приглашению? – кажется, секретутка начала терять терпенье.

– Не принимайте меня за ту, кем не являюсь, ибо являюсь вовсе не той, кем кажусь Вам в данный момент, будучи неправильно понятой и превратно истолкованной, – завернула я.

И, кстати, весьма мощно завернула. Так завернула, что и сама не поняла, чего сказала.

– Не п-понимаю. О чем Вы? – моя загадочная фраза встревожила секретутку.

– Я Вам ответственно заявляю, что просто так никогда и ни к кому не захожу.

Я с важным видом выдержала паузу, чтобы секретутка прониклась серьезностью услышанного, и посоветовала ей:

– Обязательно запишите это на каждую страницу своего ежедневника, ибо моей и вашенской фирмам предстоит многовековая дружба. Причем, заметьте, оную не разрушит даже наша с Вами смерть от глубокой старости.

– Как Ваша ф-фамилия?

– Лодзеева! Заметьте, я не стала врать, хотя в данных обстоятельствах имею на это полное право. И, кстати, я уже представлялась Вам. Но Вы, к стыду своему, уже все забыли. И как с такой короткой памятью можно работать на столь ответственном посту?

– Я н-ничего не з-забываю, – буркнула секретутка и начала сверяться с лежащим у нее на столе списком.

– Это правильно, что Вы не стали передо мной извиняться за забывчивость. Не надо, не извиняйтесь, – продолжила я грузить собеседницу. – Вообще-то, я человек добрый. И уже Вас простила. Я даже простила вашенского вахтера за то, что он меня зверски покалечил, и я теперь почти инвалид со всеми вытекающими из этого последствиями. Вот посмотрите, что со мной сотворил этот монстр.

Я показала секретутке синяки на руке.

Мельком взглянув на него, секретутка начала перечитывать список, пытаясь найти там мою фамилию.

– И не важно, если меня еще не успели внести ни в какие списки, – заявила я. – Главное, чтобы Вы меня к своему начальнику пустили. Он, поди, уж заждался меня. Думает, небось: "Чо, блин, за дела?! Хочу застраховаться, а ни одного страхового агента под рукой нет, хоть ты тресни от безнадеги и тупиковости ситуации". А агент-то – вот он! Молодой и красивый. Умный и обаятельных. Образованный и высокопрофессиональный. Сидит себе тихонько в приемной и время на всякие объяснения ненужные тратит.

Наконец секретутка оторвала взгляд от списка и повернулась ко мне, сообщив:

– Вашей ф-фамилии тут нет.

2

– Правильно! – не растерялась я и улыбнулась, словно выиграла кучу денег в лотерею. – Ее там нет и быть не должно! А, знаете, что это значит?

– Что?

– Это значит: Вы обязаны спросить своего босса, готов ли он, несмотря на столь длительное ожидание моего появления, расстаться со мной, так и не встретившись и не узнав от меня суперважных новостей, которые вне всякого сомнения произведут кардинальные изменения в нынешней стратегии развития "ИNФЕRNО". И как знать, может, через двадцать лет, сидя на своей мультимиллионерской вилле на Канарах, Вы будете с волнением вспоминать тот день, когда увидели мое улыбающееся лицо – лицо мыслительницы и поэтессы, принесшего в "ИNФЕRNО" эру процветания и денежного благополучия. А этот агент – мыслительница и поэтесса – будет в это время сидеть в своей скромной квартирке в Выхино и думать: "Я этим калоедам принесла триллионы баксов прибыли, а они, суки, даже открытку мне ко дню рождения не прислали!"

– К-какие у с-страхового агента м-могут быть "с-суперважные н-новости" для п-президента н-нашей к-корпорации? – поинтересовалась секретутка.

– Те, естественно, которые содержат в себе наиприятнейший сюрприз.

– Н-например?

– Например, встреча со мной – это всегда наиприятнейший сюрприз. И наша с Вами дружеская и высокодуховная беседа – тому ярчайший образчик. С нас с Вами вполне можно писать картину "Мозговой штурм главных проблем мира и войны". Уверена, знатоки выложат за это полотно кучу миллионов. Особенно, если на заднем плане будет тот гроб, что висит над вашенской проходной, а мы с Вами будем одеты в бронированные готические бикини, а в руках у нас будут сверкать двуручные мечи.

– О чем р-речь? – запуталась секретутка.

– Вы ведь меня сегодня не планировали встретить, так?

– Так.

– А встретили. И вижу, Вас это чрезвычайно взбодрило. А ведь я еще не использовала и тысячной части имеющейся у меня информации. Господин Хорькофф просто умрет от счастья, пообщавшись со мной.

– П-пришлите з-заявку по электронной п-почте на наш к-корпоративный адрес или отправьте ф-факс.

– Драгоценная моя, Вы не находите, что между нами затеялся какой-то совершенно трансцендентальный разговор с элементами абстрактного сюрреализма?

– Чего-чего?

– Я Вам – про "в огороде бузина", а вы мне – "в Киеве хунта". Как говорится, не Петров, а Зильберштейн, не в преферанс, а в подкидного, и не выиграл, а проиграл.

– К Андрею Яковлевичу н-нельзя.

– Понимаю. Занят человек. Въехала, чай не даун. И поэтому я к господину Хорькоффу только, типа, на одну минуту. И не на секунду больше. Если я хоть на пару минут задержусь сверх отпущенного мне срока, то можете заехать мне своей компьютерной клавой по морде лица. Оно нисколько не обидится, ибо Вы будете в своем секретарской праве.

– Н-нельзя! Ни на м-минуту, ни на с-секунду!

"Пора применить смекалку", – решила я, подошла к окну и воскликнула:

– Ой-ой-ой, смотрите! Кто-то из вашенских с верхних этажей выкинулся!

Секретутка рванулась к окну и стала искать взглядом труп на тротуаре. Я же бросилась к двери с табличкой "Президент корпорации "ИNФЕRNО" Андрей Яковлевич Хорькофф".

И каково же было мое изумление, когда у себя на пути я обнаружила... обманутую мной секретутку, негодующую на мое профессиональное вероломство.

"Вот это скорость!" – оценила я физическую подготовку Снежаны.

Та схватила меня за руку и повторила:

– Н-нельзя!

– А почему? Его, что ль, в кабинете нет? – я попыталась освободиться от захвата с помощью приема из айкидо, которым занималась целых полгода. – Так бы сразу и сказали б!

Увы и ах, все мои полугодовые тренировки посыпались прахом на пол приемной (зря я на них время тратила, сестрицы: не катит никакое человеческое тайдзюцу против мертвякского ниндзюцу).

Секретутка обладала стальной хваткой и медвежьей силой. Та сила тащила меня к выходу из приемной. А та хватка не давала мне вырваться из вражеского захвата.

– Постойте! – я уперлась ногами в дверной косяк и этим смогла остановить процесс моего изгнания. – Давайте поговорим! У меня, кстати, одна знакомая есть. Ее тоже Снежаной зовут. Она торгует собой по телефону. Говорит, у них там все Снежаны да Миланы. А на самом деле – Ленки, Машки да Наташки.

Секретутка отпустила меня. И я шлепнулась на покрытый ковром пол, прошипев:

– О, мой га-а-а-д, блин-на-фиг!

Моя противница ухватила меня за шею и попыталась поставить на ноги. Но я не далась – вывернулась из захвата и очутилась на карачках. В такой позиции даже мой небольшой борцовский опыт оказался неплохим противовесом чудовищной силе противницы.

У нас с ней завязалась отчаянная борьба в партере. И если б в приемной сейчас оказалась съемочная группа киношников, они сняли бы самую лучшую сцену в истории мирового порномотографа.

И дали бы нам с секретуткой "Оскара" в номинации "Лучшие героини фильма о горячей лесбийской любви". Причем, надо честно признать, что "Оскара" за роль первого плана все-таки отдали бы секретутке. Уж больно красиво и жестоко она меня выворачивала мехом вовнутрь.

Да, сестрицы, я дралась аки пойманный на краже заячьей шкурки древний норманнский берсерк на рынке Великого Новгорода. Я отчаянно сопротивлялась гнусному насилию, производимому надо мной секретуткой, – брыкалась, кусалась и плевалась. И многажды обозвала свою спарринг-партнершу словами, считаемыми чересчур грубыми и неуместными в употреблении даже в самых продвинутых кругах элитных питерских клошаров.

В безнадежной борьбе с секретуткой я все-таки достигла небольшого успеха – сбила с нее очки.

"Опа!" – я замерла от неожиданности, увидев перед собой совершенно черные, как антрацит, глаза секретутки. А та, пользуясь тем, что я остолбенела от изумления, перестав трепыхаться, тут же ухватила меня за шкирку и выкинула в коридор, словно котенка, обгадишего ее любимые туфли.

3

О моих ощущениях после проигранной секретутке битвы рассказывать не стану. Почитайте опусы, где описываются чувства Наполеона, коими тот бередил свои душевные раны воспоминаниями о русских морозах и пиках казаков, несущихся на своих ретивых лошадках за его каретой, и вы, сестрицы, без труда поймете мое состояние.

Та легкость, с которой меня одолела секретутка, показала мне, насколько я слаба и беззащитна. И это – аж после десятилетия упорных тренировок!