Текст книги "Последний фарт"
Автор книги: Виктор Вяткин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
– Дух Леса оберегает тайгу. Ямы роются для мертвецов, – проговорил старик назидательно. – Искать надо. – Он надел лыжи и пошел впереди.
Вот следы человека и лося сбежались и тут же разошлись в разные стороны. Человек, сделав огромную петлю, снова вернулся к тропе. Он, видно, падал, перекатывался через сугробы, кусты, метался в разные стороны. Вот он снова выскочил на тропинку, И следы потерялись у вырытой ямы.
– Вот он, – кивнул старик на клочок меха, засыпанный снегом.
Старатель лежал головой вниз, поджав коленки. Торчали одни носки торбасов, проношенных до портянок.
Гермоген показал на веревку, свисающую с ворота. Миколка соскользнул вниз, обвязал человека за пояс. Гермоген повернул ручку ворота, и из ямы показался труп старателя. Левая рука его застыла у груди, прижимая шапку. На худом лице была гримаса ужаса.
Гермоген принес из избушки брезент, завернул татарина и опустил в яму.
– Он плохо жил, но не сделал худого другим, – сказал старик и, сняв шапку, бросил горсть земли.
Миколка взялся за лопату. Похоронив, татарина, Гермоген засыпал и другие ямы. Уходя, он оглядел терраску.
– Сойдет снег, все ямы заложим дерном. Пусть трава сохранит тайну. Пусть весенние воды сотрут следы работы пришельца.
Глава третья
В начале марта Полозов вернулся в Элекчан. Мирон поправлялся медленно, и неизбежность операции стала очевидной, а Амосов не приезжал. Полозов, беспокоясь, сообщил Лизе о болезни Мирона и попросил ее в случае каких-либо осложнений с собаками помочь Амосову. Канов с письмом ушел в Олу.
Старик Амосов приехал в конце апреля. Весна затягивалась, и старик ждал, пока уплотнится снег, а ночные заморозки сделают его пригодным для легкой и быстрой езды. Проводив Мирона, Полозов направился на Олу, но дорогой нажег ярким снегом глаза, и они разболелись. Полозову было больно смотреть на свет. Пришлось отсиживаться в жилище охотника в верховьях реки до самого паводка. Потом Полозов соорудил маленький плот и, вооружившись длинным шестом, поплыл вниз по течению.
Вода лизала ичиги, плескалась в лицо. На поворотах, сквозь кипящие буруны, проглядывали каменистые глыбы; и скалистые берега. Нужно было быть очень внимательным. Плот стремительно несло, и только в устье реки Полозову удалось прибиться к берегу.
Солнце уже легло. Серый свет белой ночи матовой дымкой кутал поселок. Еще кое-где дымились печи, но людей не было видно. В доме Попова было темно, только окна склада светились. В ту минуту, когда Полозов проходил мимо склада, из дверей выбежала женщина и, кутая лицо в платок, повернула к поселку. Он остановился и тихо позвал:
– Елизавета Николаевна? – Она вздрогнула и оглянулась.
– Я не ко времени окликнул вас?
– Нет-нет, что вы? – Лиза улыбнулась.
– Вы чем-то взволнованы?
– Вы понимаете, Попов набрал пушнину и не собирается рассчитываться с охотниками. Что делать?
– Н-да-а. Этого допустить нельзя.
– Может, вы поговорите с ним? Он вас побаивается. Пожалуйста, я вас очень прошу. – Она протянула ему руки. Платок соскользнул с шеи, и он увидел разорванный воротник блузки.
Полозов повернулся и вошел в склад. Попов сидел за столом красный и перебирал бумаги в ящике стола.
– А, это вы, – привычно улыбнулся он. – Надеюсь, не с обидой. – Когда-то вы правильно определили деловые принципы: и тот ревет и другой орет, а кто кого дерет, сам черт не разберет, – засмеялся он, но, взглянув на Полозова, сунул в ящик руку.
Полозов двинул стол вместе с купцом к стене.
– Руку-у! Руку, черт! – застонал тот. – Освободите руку!
– Зачем же? Так будет спокойней беседовать. А пришел я посчитаться не по нашим делам.
– Вот откуда ветер? – Он удивился: когда же Лиза успела нажаловаться на него?
– Если вы не заплатите охотникам, я из вас дух выжму.
– Вы-ы!.. – Глаза Попова заметались. – Я позову, я упеку!.. – Он не мог подобрать нужных слов.
– Потише, потише! – Полозов перешел на «ты». – Пока позовешь, я выбью из тебя все живое, – пригрозил он.
– Кар-р-аул! – истошно завопил Попов.
Полозов сгреб его, рывком вытащил из-за стола и несколько раз так тряхнул, что Попов тут же пообещал рассчитаться с охотниками в трехдневный срок!
– Договорились, – Полозов отпустил его. – Но если обманешь, приду не один, и поговорим посерьезней. А о нашем разговоре советую помолчать. Мне будет неловко, а тебе стыдно! – Он засмеялся и вышел.
За углом склада стояла Лиза и жалась к стене.
– Я все слышала. В какое положение вы поставили себя, меня?
– Совсем не хотел, а пришлось. Но я немного совсем, – Полозов вытер о полу куртки вспотевшие руки.
– Да разве можно было смолчать? Не говорите Лене, а? – Он заглянул ей в глаза и, заметив слезы, смутился: – Теперь уже дела не поправишь. Мне, видно, лучше уйти. Потребуюсь, ищите меня у Вензеля.
– Хорошо, – согласилась она. – Пусть будет что будет…
Полозов проснулся. Глаза резало, будто в них насыпали песку. Щурясь, он опустил ноги с нар, поднялся. В юрте никого. В тусклое оконце едва проникал желтоватый свет и рассеивался по полу. За стеной уже спокойней бурлила Ола.
Вечером Канов удивил Полозова: отказался выпить. Весь вечер шептался с Вензелем, а после ушел с ним в юрты охотников. Иван лег и не слышал, когда они вернулись. Утром, чуть свет, они снова ушли.
Полозов ополоснул лицо из ковша и устало уселся на нары. Весна. Надо возвращаться в тайгу. Это их долг перед новой властью, а где достать денег на одежду, продукты, снаряжение.
Да и Бориска столько времени один. Совсем, поди, одичал человек.
Глухие голоса отвлекли его от размышлений. Он услышал низкий бас Канова:
– Токмо дерзание! Токмо смелость!
Уж не бунтует ли старина? – Полозов усмехнулся и лег. Через минуту в юрту, толкаясь, вошли охотники, рыбаки.
– Да разве можно перегораживать реку сетями? Где возьмут люди рыбу?
– Пароходов нет. Продуктов нет, что делать будем?
– Как это сдать ружья? А чем промышлять зверя? Видно, в комитете совсем утратили разум!
– Разве можно взять пушнину и не заплатить?
Канов торопливо протолкался к столу и стукнул кулаком.
– Тихо! – гаркнул он, заглушая шум. – Сия газета «Известия» Петропавловского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов! – вытащил он из-за пазухи серый листок, свернутый трубочкой, и поднял над головой. – Советы изъяли у рыбопромышленников снасти, рыбалки. Взяли в свои руки торговлю. Я так мыслю: вскрыть склады.
– Правильные слова говорит человек!
– Разве купцы ставили метки на хвостах рыбы?
– Выгнать худых людей из комитета, своих посадить! – снова загалдела толпа.
Полозов понял, что местные власти пытаются разоружить охотников. Назревает стихийное выступление, а время ли?
– Сыне, а сыне? Ты внемлешь? – повернулся Канов к Полозову.
– Оставь Ивана. У него сильно болят глаза, и он совсем не видит, – одернул его старик Вензель. – Зачем здесь слова, их там говорить надо. Как молчать, когда боль кричит у всех в один голос! Пошли! – И он двинулся к выходу.
– Подождите! – вскочил Полозов. – Так же нельзя! В Петропавловске другое дело. Там народная власть отобрала у богачей рыбалки, товары. А кого представляете вы?
– Ты не прав, сыне! Власть, яко главу всякую, надобно мыть и стричь! – зарокотал Канов.
Снова поднялся шум.
– Тихо! – успокаивал Полозов. – Спешить с этим нельзя! В поселке есть умные люди: старик Амосов, учитель Куренев. Посоветуйтесь. Подумайте. Сперва свою власть утвердите, а после уже действуйте законно.
– Верно говорит парень. Как известить нам всех таежных людей?
– Петьку наладить, Федота! Ребята расторопные, только скажи! – Толпа снова вняла Полозову.
– Истинно! За мной!.. – Канов рванулся к выходу. За ним побежали и остальные.
Полозов положил на глаза тряпочки, смоченные в чайном отваре, завесил окно, лег. Вроде полегчало.
– Дома он! Давайте! – резанул в ухо звонкий голос.
Полозов поднялся. На пороге стоял Петька и кому-то махал рукой.
Тут же в юрту вошли Лена и Павел Григорьевич. Полозов пригласил их сесть. По их озабоченному виду он понял, что пришли они неспроста.
Лена мяла в руках платок, видно было, что волновалась. Петька нетерпеливо ерзал на скамейке и поглядывал в дверь. Рыбак рассказывал:
– Власти перестали отпускать охотникам товары, потому что охотники не захотели сдавать оружие, как было приказано. Охотники возмутились, их поддержали рыбаки. Толпой они кинулись к сетям и принялись корежить, портить. Я к ним. А кто меня послушает. Чужой я тут. Дескать, какое твое дело. Не понимают, что добро-то не сегодня, так завтра перейдет к народу. Да разве их вразумишь? Подготовки нет, не время еще, да и сил маловато. Набьют, наковыряют, а после?
– Что я могу сделать? – спросил Полозов.
– Утихомирить этого длинного дурака. Он баламутит всех.
– Словно с ума сошел человек. Бегает с палкой, распоряжается, никого слушать не желает. Вот и решили к вам, – поддержала его Лена.
Полозов показал на свои воспаленные глаза. Она вынула из сумочки темные очки, подала.
– Вензель сказал, что у вас глаза от света болят. Может, очки помогут, – Лена встала. – Идемте, а то как бы не опоздать.
– Да-да! Покуда они не наделали еще больше глупостей, – заторопился Павел Григорьевич. – Подлечит ноги Мирон, вы подготовите тылы в тайге, тогда и за грудки можно…
Полозов надел очки, вышли. Ничего, можно терпеть.
В поселке было шумно. У складов купцов толпился народ. Полозов увидел, как Канов сбил замок на дверях склада Попова.
Толпа хлынула к прилавкам, оттеснила Ивана, и он не сразу пробился на склад.
– Это же похоже на грабеж! Нельзя! – крикнул он, но его никто не слушал.
– Где мука? Куда девал товары? – волновались люди, заглядывая в закрома, лари. – Сплавил все, мордастый!
– Воздадим негоднику! – рявкнул Канов и двинулся на Попова. За ним бросились и другие.
– Прекратить! – Полозов вскочил на прилавок. – За это судить будут! Люди добрые, нельзя так! Не по закону!
К его голосу прислушались. Толпа остановилась в нерешительности.
И Попов смог пробиться к Полозову.
– Спасибо, любезнейший! – ухватил он за руну Ивана. – Не забуду.
Но тут по толпе прокатился шепоток, и все устремились к дверям.
Полозов не понимал, почему все так поспешно, покинули склад. Он недоуменно посмотрел вокруг. Канов, перехватив его взгляд, показал рукой на море. В бухте стоял военный корабль с расчехленными орудиями, и белое знамя с красным кругом полоскалось на его мачте.
…Лиза встретила сестру у крыльца.
– Ну что? – спросила она.
– Там такое творилось. Ворвались в склад твоего благоверного…
Лиза пропустила сестру в дверь и помогла снять жакет. На кухне в белом халате и поварском колпаке беззвучно хлопотал кореец Пак.
– Чито гостей не будет? Можина подавать? – В дверях показалось его улыбающееся лицо.
– Давайте! – холодно ответила Лиза и прошла в столовую.
Вернувшись с корейцем из тайги, Попов объявил, что берет Пака поваром и все ведение хозяйства поручает ему. Лиза обиделась. С тех пор между супругами как бы определились отношения. Они стали совсем чужими и только жили под одной крышей. Лиза решила дождаться парохода и уехать, а пока мирилась с присутствием Пака.
Еще не успел Пак накрыть на стол, как пришел Попов и позвал Лизу к себе в кабинет. Скоро она вернулась расстроенная, с красными пятнами на лице.
– Что? – подняла голову Леночка.
– Уговаривал бежать с ним в низовья Колымы. Пригрозил оставить без копейки.
– Проживем, сестренка! Будем шить, давать уроки. – Лена обняла Лизу.
Лиза задумалась и вздохнула:
– Будет ужасно, если он уедет и не расплатится за меха. Как после смотреть людям в глаза?
– Поговорю с ним.
Лена вошла в кабинет Попова.
Попов выбрасывал бумаги из ящиков в горящую печь.
– Зачем ты здесь? – глянул он рассерженно на Лену.
– Хотите бежать – это ваше дело. Но не рассчитаться с людьми – это подло!
– Непременно! Непременно! – замахал рукой Попов. – Все до последнего гроша! – Он украдкой затолкнул тюк под стол.
– Боже мой, да вы сейчас похожи на грабителя. Вы лжете! – Она подошла к столу. – Вам не удастся обворовать!..
– С ума сошла! Как смеешь? – побагровел Попов.
– Смею! Вы в этом убедитесь!
Попов скользнул по ней глазами и расхохотался.
– Уморила-с! Позвольте полюбопытствовать, каким это образом? Может, – в драку со мной? А? Дура, ты дур-р-ра!
– Нет, не кулаками! Просто чуть свет пойду в поселок и все расскажу! – Лена хлопнула дверью и вышла.
Попов притих. Такая сумасшедшая и верно способна поднять людей. Кроме того, он не хотел встречаться с Токедо. Японец должен был появиться со дня на день, но Попов сделал выбор, и теперь было самое подходящее время обставить японцев.
Василий Михайлович уложил все необходимое. Кто знает, сколько продлится путешествие? Пожалуй, следует прихватить комплект зимней одежды. Он вынес тюки на кухню, попросил корейца разбудить его в пять, а сам принялся укладывать ценные бумаги. Когда часы пробили одиннадцать, тихо открылась дверь и на пороге появился Пак. Василий Михайлович удивился.
– Ты зачем?
– Чито говорить капитану Токедо, когда он не найдет своего друга? Бедный морячка получит такую печаль? – вздохнул кореец, кланяясь.
– Вон! – заорал Попов, схватившись за задний карман брюк.
– Сыпасибо! – невозмутимо отвесил поклон Пак. – Помирай здесь, помирай там, наша думай все равно! – махнул он рукой на тайгу. – Совсем голова работай нету. Капитана Токедо присылай вам. – И он положил на стол маленький конверт. Попов вскрыл письмо, быстро прочитал. Лицо его стало багровым.
– Кто передал, когда?
– Другой люди, моя не снай. Моя не смотри.
Попов на миг задумался. Токедо сообщал, что в шесть утра он будет у него дома. Значит, жди раньше.
– Я думаю, предложить тебе службу и дальше, – мягко сказал Попов.
– Твоя плати, моя служи! – не задумываясь, ответил Пак.
– Иди, завтра решим, – кивнул он.
Пак, кланяясь, так же бесшумно ушел. Попов приоткрыл дверь и временами поглядывал на Пака. Пак походил, затем сел на тюки и задремал. Тогда Попов закрыл дверь и открыл окно, опустил на землю рюкзак, пальто. Положив в карман документы и набросив на плечи пижаму, он вышел.
Кореец приоткрыл один глаз, посмотрел ему вслед и снова задремал.
Василий Михайлович подобрал с земли тюк, пальто, перелез через забор. Перебежав улицу, он постучал в окошко Мякинину, и они вместе ушли из поселка. Мякинин служил приказчиком коньячной фирмы «Густав и К°». Он давно задумал прихватить, что можно, от хозяев и скрыться.
– Ну вот и все. Мы опять вместе, как в детстве, – Лена разделась и легла рядом с сестрой. – Помнишь, мы всегда с тобой шептались под одеялом. – Она обняла сестру и вдруг расплакалась.
– Лена, бог с тобой. Ты чего? – Лиза приподнялась на локте.
– Не знаю. Видимо, устала. Все одна и одна, а ты словно чужая. Хочется, чтобы никто больше не стоял между нами.
Лиза положила руку на ее голову.
– Эх ты, мышонок! Видела я как-то в зоопарке змею. Лежит себе в искусственном гроте, положив голову на камень, и не шелохнется. Принесла служанка беленьких мышей в клетку и ушла.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – удивилась Лена и внимательно посмотрела на сестру.
– А ты послушай.
Лена покорно умолкла.
– Вдруг один мышонок вздрогнул, замер, уперся лапками, как бы сопротивляясь, а сам пополз к змее.
– Не понимаю, к чему ты это?
– Попал однажды в подобную клетку знакомый тебе мышонок… – продолжала Лиза, не ответив сестре. – Заметался он в поисках пропитания, и ничего у него за душой, кроме смазливой мордашки и белой шубки. – Она сжала пальцами виски. – Привлекательной гувернантке не просто без знакомых и рекомендации. Устроилась, но тут же пришлось уйти.
Леночка сжала ее руку.
– И снова то же. И снова… А все держалась. Все принца ждала, а он так и не пришел. Сложилось что-то похожее на положение белой мыши в клетке. Не подай руку случайный человек…
– Попов? – встрепенулась Леночка и села. – И это все ради меня?
Лиза тоже поднялась и обняла сестру:
– Это был другой. Тот человек имел большие связи, помог устроиться на службу в «Русское товарищество котиковых промыслов». Он отнесся ко мне хорошо, сделал много доброго, но затем неожиданно был отозван в свою страну…
– Саяки? Ты его любила? – тихо спросила Лена.
Лиза не ответила, прислушалась.
– Все еще боишься своего Попова? – шепотом проговорила Леночка. – Я же рядом! Ну что ты! Теперь на него наплевать. Но как ты с ним?..
Лиза улыбнулась и тоже заговорила шепотом:
– Началась война, и «Товарищество» свернулось. Я лишилась работы, а тут и бабушка умерла. Положение отчаянное, и выбирать не приходилось…
– И ты могла?
– Как видишь…
На кухне завозился Пак. Сестры приумолкли: кореец внушал им недоверие.
Теперь уже скрипнула дверь в кабинет Попова. Загремели на кухне ведра.
– Безала хозяина, ай, яй, яй!.. – послышался голос Пака на кухне. Хлопнула входная дверь.
Лиза обрадованно вскочила.
– Неужели освободились?
Лена прошла в кабинет Попова. Столы пустые. Узла нет. Не было на вешалке и пальто Василия Михайловича.
– Тш-шш-шшш… – поднял руку Попов. – Теперь бы только не спугнуть. – Он вытер лицо и пошел в обход зимовья. Мякинин вынул из кобуры пистолет и сунул в карман.
Дождь хлестал косым ливнем. С веток падала хвоя, сережки тополей прилипали к лицам. Ноги погружались в мох, точно в вынутую из воды губку. Попов тихо бранился. Приказчик следовал по пятам такой же мокрый и оборванный, с заросшим бородой лицом.
Путешествие оказалось трудным. Появление двух странных русских настораживало таежных жителей. Голод вынудил их застрелить домашнего оленя. Слухи быстро расползлись по тайге, и дальше их встречали просто враждебно. Наконец они добрались до зимовья татарина. Подходили, осторожно таясь за деревьями. Дверь в избушку оказалась раскрытой. Было тихо, и только дождь пощелкивал по стенам да шевелил листья кустарника.
Но вот в зимовье что-то стукнуло. Донесся шорох.
– Там! – Попов бросился к двери. Под нарами зажглись два зеленых глаза, и, чуть не сбив с ног купца, метнулась мимо росомаха.
Они вошли в зимовье. В углу валялась опрокинутая бадья, на полу – клочья оленьей шкуры. У очага – чайник, ведро, груды породы. На шесте лежали рукавицы, обрывки брезента.
Попов бросился в кладовку. На полу валялись обглоданные кости, рассыпанная мука. Мякинин полез под нары. Попов стоял у дверей. Странно. Никаких признаков человека. Попов вышел, прошел по заросшей тропинке. И шурфов совсем не видно. Если бы он не вспомнил этого приметного дерева, то никогда бы не разыскал землянки. Дождь все хлестал. Ключ вздувался. Будет паводок, надо торопиться.
Но куда же девался татарин? Убежал или замерз в тайге?
Не встречался он и в Оле. Имущество все на месте. Тут что-то случилось, но что?
Попов долго ходил вокруг зимовья. Что-то блеснуло. Попов поднял, прикинул на руке – самородочек. Да, от такого фарта не уходят.
Из зимовья выбежал Мякинин с лотком.
– Ты погляди, – показал он на собранные в уголке желтые крупинки. – Да тут несметные богатства. А? – Лицо его растянула улыбка. – Нам счастье приперло, Василь. Инородцы его! Факт! Доведись тебе или мне, да разве мы бы не перевернули тут все вверх дном? Я насыпал пару мешочков этих песков!
– Зачем? – холодно спросил Попов.
– Как зачем? Застолбим ключ. Если не сами развернемся, продадим.
– Ну, ну, действуй! – равнодушно сказал Попов и отвернулся.
Мякинин убежал в избушку. Купец обошел терраску, сделал затесы на деревьях, зарисовал их в записной книжке и пошел в зимовье.
Из трубы печки уже тянуло дымком. Мякинин лопатой ковырялся в углу. Нары были разворочаны. На столе лежали собранные кости, кучка муки. На печи в чугунке грелась вода.
– Чего это ты? – покосился Попов.
– Ела же росомаха, и мы поедим.
– Я не о том. Чего ищешь, милейший?
– Не хитри, Василь, а то ты не знаешь? – Мякинин метнул на Попова недоверчивый взгляд.
– Брось, брось, дорогуша! Еще нечего делить, а ты уже того… – Попов похлопал приказчика по спине. – Дай-ка лопату.
– Я ничего, а вот ты… Факт. Помни, Василь, на мне далеко не уедешь!
Попов не ответил и принялся копать земляной пол подряд. Мякинин наблюдал.
Уже потускнел день. Сварилась и дурно пахла похлебка. Ключ еще больше вспучился и лизал переход, сделанный еще Бориской. Среднекан вышел из берегов, мял кусты, метался на перекате. Попов бросил лопату.
– Дурни, мы с тобой, милейший. Последний идиот не запрячет золото в жилище, а тайгу не перекопаешь. Если смоет переход, подохнем тут с голоду. Поесть бы?
– Садись! – Приказчик поставил на стол чугунок и стал жадно есть. – От такого не умирают, горячее. Поджечь бы халупу, а потом поискать, может, где в стенах?
– Можно, – усмехнулся Попов, вынул ложку, вытер и сел. – Вон сколько твоих тюков с мехами в моем лабазе, а ты все жадничаешь. Даже тут готов протянуть ноги, а зачем? Да и у меня, слава богу, кое-что собрано. Хватит нам, считаться не будем.
Мякинин глянул насмешливо.
– Не будем, говоришь? Ну что ж. А поискать надо, раз пришли.
Попов зачерпнул ложку похлебки, проглотил, скривился и, прикрыв рот рукой, выбежал из зимовья. Вернулся он бледный с покрасневшими глазами.
– Река гуляет. Через час-два отрежет. Надо спешить. Давай огонь.
Он набросал в угол сена, сухие дрова и поджег…
Раннее утро застало Попова и Мякинина у перехода через ключ. Мякинин с шестом нерешительно топтался, опасливо поглядывая на ревущие валы воды.
– Должно же у татарина быть золото? Где-то же он его спрятал. А ты спешишь, Василь. Не нравится мне это.
– Иди, иди! Вот снесет переправу, тогда понравится, – усмехнулся Попов, прижимая ногами концы жердей. – Мы не можем не доверять друг другу.
– А чего это ты меня посылаешь первым? – недоверчиво глянул Мякинин. – Давай ты, а я подержу, – он решительно оттеснил купца и занял его место.
– Что ж, пойду первым. Пожалуй, возьму твой узелок, чтобы тяжелей, а то, и верно, отпустишь жерди, и я не удержусь.
Мякинин забросил на спину купца свой рюкзак и снова придавил настил. Балансируя шестом, Попов перебежал на другой берег. Лицо его стало белым.
– Ну вот и все, а ты боялся! – крикнул он хрипловато. – Давай! Только гляди под ноги. Переход жидковат, не оступись!
Мякинин пошел, и когда он был уже на середине, то почувствовал, как жерди закачались под ногами и стали расползаться. Он поднял глаза на купца.
– Василь?! – заорал он. – Что ты делаешь?!
– То же, что думал сделать ты со мной, да не решился! – осклабился Попов, раздвигая жерди настила.
– Ты с ума сошел, Василь! Гра-би-би… – Приказчик упал. Поток подхватил его и понес.
Попов оперся на шест и спокойно смотрел, как кувыркала вода Мякинина. На повороте ключа он успел ухватиться за куст.
– Василь! Шест! – взмолился он, захлебываясь. – Спаси… Все твое будет! – Попов быстро побежал по берегу.
– Ладно уж, держись, – подал он конец шеста.
Когда Мякинин ухватился за него, Попов осторожно повел шест за кусты и оттолкнул им Мякинина от берега.
От дождей Колыма поднялась и стала величаво выходить из берегов. Вся пойменная часть была залита. Высокий кустарник то ложился под напором воды, то трепетно всплывал и снова исчезал в бурном потоке. На затопленных островах темнели вершины деревьев. Даже большой остров едва виднелся, а река все поднималась.
Гермоген сидел на обрубке бревна и наблюдал, как с треском ломали о камни деревья, как подпрыгивали и исчезали они в клокочущем водовороте. Промчалась мимо полузатопленная лодка. У скалы она взлетела в воздух и скрылась в пучине.
Старик только покачивал головой и опасливо косился на юрту. В юрте спал Попов. Пришел он мокрый, оборванный и как волк набросился на еду, а после попросил продукты впрок и лодку. Что мог дать старый человек, когда в юрте одни крохи. Отмолчался.
Вышел и купец, сел на скале над самым обрывом и просидел до вечера. Вода поднималась, и на другой берег переправиться было невозможно. В юрту вернулся злым, глаза дикие. Пришлось старику отправить Машу на ключ Озерный, верши прибрать. Всю ночь Попов ворочался, а утром чуть свет вскочил и снова стал требовать продукты. Отдал ему Гермоген остатки сушеного мяса, вяленую рыбу, две пачки галет.
Через несколько дней уровень Колымы стал быстро падать. Первым поднялся над водой остров. Вдоль берега темнели извилистые полоски мусора, выглянули коряги.
Старик отправил Миколку с продуктами к Маше, поставил чайник и лег, а на следующее утро он разбудил Попова, молча показал на лодку и ушел в тайгу.
Днем лодка уже стояла на другом берегу, Попова не было. Ушел, значит. Хорошо.
Гермоген полез на нары, где лежали продукты. Пусто. Забрал купец все до последней крошки. Он покачал головой, разжег трубку, сел. Придут ребята, чем кормить? Разве попробовать накиднушкой поймать немного рыбы.
Вода быстро спадала. Вот уже оголился лесок на мыске в устье Среднекана. Там сталкивались течения, и паводок наносил целые завалы, плавника.
Старик побрел по берегу… Рыба не ловилась, и он завернул к мыску. Да, в этот раз тут натащило всего, как никогда: и целые деревья, и даже нарты. Уж не карбас ли? – заметил он в завале просмоленный борт барки.
Старик раскидал коряги. Карбас оказался разбитым. Кормовую часть отломало и унесло. Видно, где-то паводок захватил приказчика с товаром. Под носовой обшивкой оказались ящики, мешки и большая оцинкованная банка. Гермоген ощупал мешки. Мука. А у него в юрте пусто и голодно. Отсыпать бы, но нельзя чужое. Гермоген поднял банку, взболтнул. Полная и славно пахнет: спирт. Он вздохнул и принялся укладывать товары.
Подыскал место, чтобы видно было с реки: пусть хозяин сразу увидит свое добро. Только к вечеру закончил старик работу. Сделал навес. Ящики с консервами уложил на ветки, чтобы не поржавели, а на них сверху взгромоздил мешки с мукой. Пусть ветерком продует.
– Допустим, что действительно белочехи разгромили Советы во Владивостоке, а на Камчатке власть захватил контрреволюционный комитет… – в раздумье говорил Полозов Лене. – Но откуда так осведомлен Саяки, и почему он информирует обо всем Елизавету Николаевну?
– Он надеялся и заинтересован в том, чтобы слух распространился по поселку. Для устрашения… – добавила она тихо. – Сестра верит японцу. Так что на побережье пока держится один Охотск…
– Мне кажутся странными эти визиты, – повторил Полозов. – Что общего между Елизаветой Николаевной и этим Саяки?
– У него не закончены какие-то расчеты с Василием Михайловичем, – Лена отвела глаза. – Мне это крайне неприятно, но что делать?
– А вашей сестре?
– Убеждена, если б он оставил нас в покое, было бы лучше.
Они медленно шли по тропинке, что петляла среди кустов. Кругом было так хорошо! Все зазеленело. На лиственницах появились мягкие и нежные иголочки, зацвел шиповник.
Уже вторая неделя как Полозов снял, повязку с глаз. В день бунта он долго был на улице и, должно быть, от яркого света у него снова заболели глаза. Когда Полозов вернулся в юрту, то от жжения в глазах он не мог заснуть всю ночь.
Канов пришел только утром, опустошенный и унылый. Тут же собрал мешок, взял топор и отправился в тайгу. Вечером узнали охотники о бегстве Попова и тихо разошлись. Уехал куда-то и Вензель. На том и закончился весь шум.
В юрте Полозов оставался один. А через день со своей женой – фельдшером пришел Куренев. Принес вяленых хариусов, пару уток.
– А ну, мать, обследуй молодого человека.
Фельдшер промыла Ивану глаза, сделала примочку, после убрала в юрте. Вскоре они ушли.
Фельдшер приходила еще два раза, да и Лена присылала то капли, то разные примочки, а сегодня вдруг пришла сама.
– Вы хорошо к нам относитесь?
– Стараюсь!
– Вы сегодня свободны? Тогда пройдемте к нам, – она взяла его под руку. – Не бегите так. Если вы торопитесь…
– Нет-нет, – он сбавил шаг, и они молча дошли до дома.
Лиза стояла на крыльце, увидев их, побежала навстречу.
– Наконец-то! – Они поздоровались. – Сегодня будете обедать у нас…