Текст книги "Последний фарт"

Автор книги: Виктор Вяткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Он невольно вскрикнул, рванулся и не помнил, как оказался на другом берегу.

Босой, мокрый, в одном белье, он стоял и оглядывался. Луна выглянула из облаков, Бледный свет разлился по островку. Заметив шалаш, Полозов припустил, не чувствуя под ногами снега. Лишь тонкий лед хрустел и рассыпался, как стекло, да били по лицу ветки лозняка. Он забрался в шалаш. Темень, хоть глаз выколи.

– Бр-рр… – поежился Полозов. Он пошарил в сене. Вот и унты. Надел их, ногам стало тепло.

Где-то прохрустел снег, шелохнулся куст, и снова тихо. Полозов выглянул из шалаша. По небу, как бы покачиваясь на клочках облаков, плыла луна. С моря тянуло холодом.

– А-ах!.. – тихо ахнул девичий голосок. – Ты никак голый?

Полозов узнал Анку и быстро юркнул в шалаш. Анка протолкнула туда узел. В узле были меховые носки, полушубок и одежда, краюха хлеба и кусок вареной оленины.

– Одевайся.

Полозов быстро оделся.

– Заходи.

Анка влезла и тщательно прикрыла вход брезентом.

– Где Миколка? Почему пришла ты? Не знаешь ли чего о Маше? – засыпал Полозов Анку вопросами.

– Забрали солдаты, – Анка заплакала. – Когда ты побежал, Маша зацепила солдата за шею арканом. Миколка помог. Потом они прибежали ко мне в сарай и сказали, куда нести одежду…

– Как же ты решилась? А если узнают?

– Не узнают. Отец ушел к коменданту. Мать закрылась в чулане и не выходит. Боится шибко. А меня Федот на шитике подбросил. Тебе нельзя здесь, будут искать. Пошли. Федот подготовил стог сена, там переждешь.

Они выбрались из шалаша. Луна спряталась за тучу. Легли тени.

– А Лена, Лиза? Что с ними? – спросил Полозов.

– Лена уехала с Петькой в Ямск. Федот сказал, что так надо. Лизу заперли в комнате и не выпускают. – Анка не сказала о найденной винтовке, чтобы не волновать его. – Не бойся за них. Федот приглядит.

– Канов не попался?

– Нет, но его ищут. Кто-то донес, что он резал сети.

Хлопнуло несколько выстрелов. Лиза замерла, вслушиваясь. Ротмистр выскочил из дома. Через минуту вернулся, прошел в столовую. Громыхнула дверь в прихожей.

– Что такое? – В голосе ротмистра тревога.

– Виноват, ваше благородь! – Это голос солдата. – Ушел, сатана.

– Болван!

– Ногой меня, висельник! Прямо в пах, – оправдывался солдат. – В тамбуре. Там их целая шайка. Догонять его зачал, как мне веревку на шею, ну и засупонили.

В доме поднялась тревога. Хлопали двери. Ротмистр приказал снарядить солдат на розыски.

Полозову удалось уйти. От этой мысли у Лизы на сердце отлегло, по радости не было: Полозов ушел, а Мирон сидел в погребе. Лиза услышала голос Миколки.

– Разве человек зверь, чтобы охотиться на него из ружья? Я бросил аркан. Я бросил.

Его прервал незнакомый, женский крик:

– Нет, нет! Я!.. Я это! Не он!

– Куды, кикимора! – услышала Лиза грубый окрик. – Сиди, дуреха. Спросят.

– Это я аркан на тебя, – заплакала женщина. – Я.

Но вот скрипнула дверь кабинета, и донесся гневный голос ротмистра.

– В погреб этого подлеца. А эта девчонка чего тут?

– Плетет. Мол, это она меня арканом.

– Чушь. Чтобы такого солдата. – Ротмистр вышел.

– Я. Правда это, – слышно было, что девушка побежала к кабинету. – Миколка нет. Он так… За меня, однако… – бормотала она несвязно.

– Сама просит, – усмехнулся ротмистр. – Ну что ж, отвали ей двадцать пять шомполов, да погорячей! И чтобы после духу ее тут не было.

– Уж как-нибудь, – хихикнул Усов. – Пошли, мымра. Да и ты, парень, шевелись!

Хлопнула дверь. Стало тихо.

Лиза держалась за голову и тихо рыдала.

…С берега донеслись крики, стоны. Пороли, видимо, сегодня многих…

Вскоре Усов вернулся в прихожую.

– Ну как там? – выглянул ротмистр.

– Отчесали как надо, – вскочил Усов. Укусила, шалая. Еще чего прикажете, ваше благородь?

– Отдыхай. Из тебя выйдет толк. А парнем займемся после…

Шум в доме стихай. Старшие офицеры разошлись по квартирам. Осталось несколько младших офицеров и дежурный солдат Усов.

В столовой завели граммофон. Очевидно, Усов приоткрыл дверь в столовую, и Лиза расслышала:

– Триста офицеров вполне достаточно для порядка на побережье!

– Ну, положим, есть и грязная сторона кампании.

– За веру и отечество! – зазвенели стаканы, стало тихо.

– Эй ты, служба! Может, налить? – спросил кто-то солдата.

– Оно бы в самый раз к месту! Прозяб! Да ведь я в карауле, – ответил Усов.

– Пей дурак, пока подносят.

– Раз приказывают, нешто откажусь? Поколь их благородь не наведался, дай-кось. – Из прихожей послышалось бульканье и чмоканье.

– Я жду, госпожа Попова, – постучал в дверь дежурный офицер.

Она посмотрела в окно. На насыпи погреба сидел часовой, подняв воротник тулупа, а в погребе Мирон и Миколка. Как там они? Лиза вздохнула, поправила шаль, взяла сумочку, повертела в руках. Зачем она? И положив ее на столик, вышла.

На берегу было шумно. Всюду сновали военные. Казенный склад был раскрыт. Солдаты таскали оттуда тюки с пушниной и грузили на катер.

Подошли к складу Попова. Лиза открыла дверь, прошла в конторку и села. Сию же минуту появился и Саяки.

– Елизавета Николаевна, вы в добрых отношениях с золотоискателем Полозовым, – начал Саяки и, заметив испуг на ее лице, успокоил. – Не пугайтесь, это доверительный разговор старых друзей. Пока вас не беспокоили. Полагаю, вы догадываетесь о причине.

Лиза вздрогнула. Японец, как всегда, говорил мягко, спокойно улыбался, но выражение его лица было жестким.

– Судьба Дальнего Востока предрешена. В ближайшее время на побережье высадится добровольческая армия популярного среди сибиряков генерала. Полковник Бочкарев наведет порядок и здесь на побережье, а уполномоченный правительства Бирич и генерал Поляков займутся Камчаткой. Это военная тайна, но, как видите, я продолжаю доверять вам. Постарайтесь поступить благоразумно и предусмотрительно.

Лиза кивнула. Ей стало тревожно.

– Буду откровенен. Теперь особенно важно знать хотя бы кое-что о районах, представляющих государственные интересы Японии… – все так-же монотонно говорил Саяки. – Вот почему господин Полозов должен незамедлительно заняться поисковыми работами в районах Колымы. Мы с вами ему в этом поможем.

– Я?.. Почему?.. – ужаснулась она. – Вы требуете от меня предательства? Да вы с ума сошли!

– О-о-о… Я-то считал вас куда смышленей, – холодно усмехнулся Саяки. – Все в жизни относительно. То, что сегодня мы называем предательством, завтра может зазвучать по-иному. От вас я ничего не требую и потому сообщил больше, чем следовало, хотя мой долг обязывает… Но вы сами примите решение…

– Вы-то представляете, что вы мне предлагаете?

– Разумеется, я имею обыкновение, прежде чем говорить, думать, – Он смотрел на нее с улыбкой сожаления. – Поймите, фон Кремер имеет указание всячески содействовать выполнению моих задач, а он человек без сентиментов.

– В чем же я виновата? – простонала Лиза.

– В вашем доме найдено оружие. Это дает основание обвинить вас и вашу сестру в тягчайшем преступлении против правительства.

– Пусть судят! Я отвечу… Я одна во всем виновата…

– Не спешите, – все так же спокойно оборвал ее японец. – Кроме всего, фон Кремер намеревается заняться расследованием большевистской деятельности целой группы людей. Боюсь, что это имеет отношение к вам и к Елене Николаевне. А чем это кончится в условиях военного времени, да еще в контрразведке, догадаться не трудно…

Лиза только теперь поняла всю сложность своего положения. Она и Леночка в руках ротмистра. С ними могут поступить, как найдут нужным. Леночку станет допрашивать этот полупьяный офицер… Бог мой! Что же делать? Мысль ее сейчас работала четко, но решение не приходило. Надо было выиграть время, а после что-то предпринять.

– Не знаю. Попытаюсь… Возможно, Полозов согласится. Но все это не просто. Вы должны понять и мое положение… – прошептала она, не узнавая своего голоса.

– Я не сомневался, что вы умная женщина, – Саяки поправил шаль на ее плече. Она почувствовала цепкость его пальцев. – Вам очень дорог этот Мирон? Вижу, да. Возможно, удастся смягчить его участь. Я говорю: возможно, потому что многое зависит и от ротмистра фон Кремера…

– Но как мне связаться с Полозовым, не вызывая подозрения?

– Доверие за доверие, – Саяки глянул на часы. – И, наклонившись к ее уху, шепнул несколько слов и уже громко посоветовал: – Постарайтесь вести себя благоразумно. – Он поклонился и тихо вышел.

Ожидался шторм. Экспедиция готовилась к отплытию. В поселке для несения службы остался постоянный гарнизон.

Фон Кремер устраивал прощальный вечер. В столовой сидели несколько офицеров и отец Евлампий. Его раскатистый смех гремел на весь дом.

Лиза в шелковом платье стояла у окна и поглядывала на погреб. Она казалась спокойной, лишь руки выдавали нервное напряжение.

После разговора с Саяки она сразу побежала к Анке. Вся надежда была на Федота. У него столько друзей в стойбищах и в тайге. В такую погоду два-три смелых охотника могли бы бесшумно разоружить часового, открыть погреб. А там ночь и лодка скроют следы.

Домой она вернулась с надеждой. Лишь когда военные стали отправляться на корабли, она растерялась. Могли увезти Мирона и Миколку. Но, видимо, Саяки сдержал свое обещание, и арестованных покуда не трогали, оставляя в погребе.

Запасные ключи Лиза нашла сразу. Теперь она передаст их Анке, та – Федоту, и спасены Мирон с Миколкой. А вдруг Анка не придет или не найдет Федота? А тогда? Что же тогда?

Это-то и волновало Лизу сейчас.

Перед самым приходом гостей фон Кремер вызвал в кабинет Усова. Вскоре солдат вышел из кабинета несколько растерянный, И воровато спрятал в карман ключи от погреба. Лизу сразила мелькнувшая мысль. Неужели решили ночью?

Фон Кремер подошел к двери спальни Лизы и напомнил, что сегодня она хозяйка вечера. Лиза посмотрелась в зеркало. Лицо спокойное, а вот руки? Она постояла, растерла пальцы. Надо держаться всеми силами. Больше всего страшило, что среди приглашенных окажется Саяки. Нет, его не слышно. Пора идти…

Улыбаясь, она прошла в столовую. Офицеры держались степенно. Говорили мало. Один отец Евлампий, затесавшись в компанию военных, вел себя непринужденно, опрокидывал рюмку за рюмкой, смакуя, закусывал.

Лиза взяла графин со спиртом, налила себе рюмку и наполнила фужеры. Фон Кремер ухмыльнулся.

Что же делать? Что делать? – думала она.

Офицеры, изрядно охмелев, пьяно галдели, не обращая внимания на Лизу. А что если попытаться самой открыть погреб, подумала она. Был уже первый час ночи. Ясно, что Анка не нашла Федота.

Взгляд Лизы невольно задержался на бидоне с керосином, выдвинутом солдатами из угла. Создать пожар, панику… Она быстро выдвинула скамейку к выходу, поставила на нее бидон, прикрыла его салфеткой, а сверху пристроила лампу. Если кто-нибудь широко распахнет дверь, то обязательно заденет бидон. Он перевернется, свалит лампу. Пожара не миновать.

Ротмистр опьянел и вел себя все развязней. Двое офицеров, пошатываясь, вышли и стали надевать шубы. Лиза замерла, но офицеры вышли, не тронув дверью скамейки.

Лиза прошла в свою комнату, посмотрела в окно. Часовой у погреба закутался в тулуп с головой и, казалось, спал. А вдруг пьян? Не зря же он долго крутился с Усовым в прихожей.

Лиза вернулась в столовую, налила себе, ротмистру и предложила новый тост. Поперхнувшись, схватилась за грудь и выбежала из дома. Не побегут же следом, когда женщине плохо.

Она проскользнула к погребу. Часовой не пошевельнулся. Лиза быстро открыла замок, но сугроб мешал распахнуть дверь.

– Миколка, Мирон! Да помогите же! – зашептала она в ужасе. – У Белых камней дожидается лодка. Быстро туда.

Первым отозвался Миколка. Он навалился на дверь, сдвинул снег и вмиг исчез. Мирон вылезал тяжело, держась за спину. Солдат все так же неподвижно сидел наверху.

– Скорее же… Скорее… – торопила она Мирона. – Уходите…

– А вы? Вы как?.. Бежим!.. – Мирон схватил ее за руку.

– Бог мой, да уходите… Уходите!.. За сараем меня дожидается Федот. Встретимся, – солгала она.

Мирон, прихрамывая, побежал.

Проваливаясь в снегу, Лиза бросилась к дому. Навстречу с крыльца, – пошатываясь, сходил отец Евлампий. И тут в окнах дома метнулось зарево огня и осветило окрестность, поп увидел убегающего Мирона и кинулся за ним.

– Сюда-а… На помощь!.. Лови супостата…

Уже не отдавая отчета, не думая о последствиях, Лиза нагнала попа и повисла на его плече. А Евлампий волок ее за собой, бил по лицу и орал.

Дом пылал, как стог сена. Ветер разносил пламя и далеко раскидывал искры. От дома уже бежал с винтовкой в руках Усов. Зарево освещало его сонно-пьяное лицо.

– Где арестанты? – подскочил он к попу и, увидев Лизу, догадался: – Ах, су-у-ка…

Отец Евлампий показал на берег. Пригибаясь, Мирон бежал по сугробам.

– Ах, стерва… Ловко ты, – повернулся к Лизе Усов. – Я те покажу арестантов… У-ух! – крикнул он и помчался за Мироном.

– Воистину, дьяволица! – плюнул отец Евлампий. – Тьфу, блудница! – Он рявкнул на часового: – Чего стоишь, остолоп! Береги ее яко зеницу! – Помахав пальцем перед носом солдата, он вытер руки о подрясник и, пошатываясь, поплелся к пожарищу.

На кораблях заметили зарево. Залился трелью мотора катерок. Лизу втолкнули в погреб, и дверь захлопнулась.

– Вот и все, – простонала она и заплакала. – Уйдет ли Мирон? – теперь только это было для нее самым важным. Силы ее иссякли.

Дом горел, доносились крики, треск дерева, гул пламени, но все это ее больше не трогало. Она закрыла глаза. В таком состоянии Лиза сидела до тех пор, пока не услышала голос Саяки. Лиза вздрогнула и подняла голову. У раскрытых дверей погреба стоял Саяки.

– Госпожу Попову ждут на корабле. Прошу, – он подхватил ее за локоть и помог подняться наверх. – Благоразумие – оружие сильных, так говорят умные люди. Печально, что русским этого не понять. Ну что ж, вы сами выбрали дорогу, – проговорил он мягко.

Лиза молча оглянулась и схватилась за сердце. К толпе, собравшейся возле догорающего дома, подходил Усов. На вытянутой руке, он нес кожаную куртку Мирона… Земля поплыла под ее ногами, и она упала бы если бы не Саяки. Он поддержал ее.

– Вы слышите меня, мадам? – говорил ой ей в самое ухо. – Слышите? – Она не ответила. – У нас нет времени искать вам теплую одежду. Впрочем, в царстве теней всякая необходимость в ней теряет смысл.

Лиза, спотыкаясь, пошла на шум волн.

Какой-то офицер осветил фонариком покачивающийся на, волнах катерок, солдат, поддерживающих его веревками. Сильные руки подхватили ее и передали на корму. Луч света скользнул по ногам. Лиза удивилась. Оказывается, она шла в одних чулках. Пятка чулка прорвалась, и белая, как бумага, кожа, потеряла чувствительность. Кто-то усадил Лизу у борта. Конвойные разместились напротив. Саяки вскочил на корму и поднял руку.

Мотор затарахтел, катерок рванулся в темноту и, зарываясь в волнах, запрыгал.

Саяки зажег фонарик, и желтое пятно уперлось в лицо Лизы, пробежало по ногам, остановилось на солдатах, потухло.

– Море – могила храбрых. Это все, чем могу вам помочь, – шепнул Саяки, наклонившись к Лизе.

Она кивнула.

Когда во мраке блеснули огни корабля, он тронул ее руку, пожал. Набежала волна. Саяки навалился на борт. Лиза вскочила, оттолкнулась ногами от борта и вдохнула всей грудью студеную морскую воду…

Полозов потерял счет времени. На дальнем покосе Федот зарыл его в стог сена и, предупредив, чтобы дожидался, ушел. Оставленный кусок хлеба и оленину Полозов съел. Голод, мучил его.

Серый рассвет мутным пятном пробивался сквозь ночь, когда Федот добрался до убежища Полозова. Он принес Ивану лыжи, ружье и узелок с сухарями.

– Что в Оле? Что с Леной? – сразу же спросил Полозов.

– Поторопись, узнаешь все! – Федот показал на лыжи и, подняв воротник, заскользил. Свернул к реке и скатился на лед.

– Куда мы? – нагнал его Полозов.

– До шалашей сенокосчиков, а там решишь. Можно на Буянду, Среднекан, куда захочешь. Тут оставаться нельзя, солдаты.

– Почему решать должен я? – удивился Полозов.

– Тебе быть старшим. Так решили!

– Кто решил?

– Канов, Миколка, я!

– Миколка? Значит его отпустили? А Машу?

– Ее увез в тайгу старик Слепцов. Пропала девка: побили сильно. Миколку и Мирона выпустила из погреба Елизавета Николаевна.

– А где Лиза? – спросил Полозов, все еще ничего не понимая. – Где же она?

– Не знаю! Может, ее уже нет, как и Мирона.

– Да расскажи, черт возьми, толком! – заорал Полозов. – А Леночка? Что слышно о ней?

– Лена-то в Ямске, а стариков взяли.

– Стариков? – Полозов остановился. – Чего же молчишь? Собрать парней, и отбить. Да что мы…

– Пустое говоришь, – оборвал его Федот. – На корабле они, а корабли утром снимаются с якоря… – И Федот коротко рассказал о случившемся в поселке.

Полозов слушал, не поднимая головы.

– Мне, пожалуй, придется ехать в Ямск! – сказал он тихо. – Лена одна.

– Попасть туда невозможно, там тоже белые. – Федот сел на лед и стал разуваться. – Снимай-ка унты, пока темно, перебредем по перекату, запутаем следы и в тайгу двинем.

Полозов стоял и глядел на прозрачные струи воды. Ветер, поднимая воротник шубы, обсыпал крупой, как бы торопил. Федот уже брел по воде, высоко задирая голые ноги. А Полозов все стоял и убито тормошил в руках снятую с головы шапку. Впервые он плакал после смерти матери.

Глава четвертая

Был март, а морозы не отпускали. Над рекой висела молочная пелена, дымились наледи и густили белую мглу. Диск солнца тонул за сопками. Выцветал багрянец неба, и тайгу наполняла серая ночь.

За небольшим оленьим стадом устало тащились две упряжки. На передних нартах с тюками сидел пожилой якут и покрикивал на оленей, опасливо оглядываясь. На второй упряжке в овчинных тулупах сидели два солдата. Основной бочкаревский отряд проехал дальше в тайгу. Усов с напарником сопровождали реквизированную пушнину в Олу.

– Тут нам с тобой, Басов, надо глядеть да глядеть. А то как бы Ванька Полозов с ватагой не оглоушил, – выглянул из воротника Усов.

– А ты молодец видать на одних овец, – засмеялся Басов… – Нужен ты ему.

– Вот те крест. Намедни опять напал на целый отряд между Олой и Тауйском. Забрал все добро, сатана. Чистый разбойник!

– Так то на побережье, а не в тайге. Пошлют солдат и выловят.

– Попробуй вылови, ежели их до лешего. Все на лыжах, все с винтовками, да и мечутся, как оглашенные, с одного края в другой. А кого посылать? Дел невпроворот. И мясо надо, и ясак опять же. А сколь у нас войска-то? – Усов потер нос, щеки, выругался и сплюнул на снег.

– А куда это, – Басов сощурился, – ротмистр послал корейцев?

– Золото искать. И я хотел с ними, да не пустил, идол, – живо отозвался Усов. – Какой нажиток в нашей службе-то? Живота не жалеешь, вон как стараешься, а для кого? Я ведь добровольно служу. Отцу хотел досадить, сквалыга он ненасытный…

– А я по мобилизации. Муторно мне все это, – вздохнул Басов.

– Нешто сигануть норовишь? – моментально насторожился Усов.

– Тебе только скажи…

– Не, не выдам, – засмеялся Усов. – Сам без мала решился, да поколе зима, негоже. Куда сунешься?

– К Яныгину. Ты же у него служил, – предложил Басов.

– Охотник он, да и блатной. С таким в острог угодишь. Зверь он. Как-то захватили мы живьем тридцать пять большевиков. Яныгин приказывает мне: «Соединяй их прямым проводом с Кремлем».

– По телеграфу, что ль? – недоверчиво покосился Басов.

– Ничего себе – телеграф! – захохотал Усов. – Располоснули брюхо, вытянули кишки да на стенку на гвоздь. Вот тебе и прямой провод. Я ушел от Яныгина. Неспокойное дело. Вдруг опосля вспомнят?

Басов ничего не ответил и отодвинулся.

Поблек закат, туман поплыл вверх и запеленал небо.

Где-то далеко послышались голоса, но шуршание снега и скрип полозьев притушили звуки. Якут прикрикнул на оленей.

Заторопил свою упряжку и Усов:

– Ну-кося чесанем…

Но тут неожиданно грянули выстрелы. Олени испуганно рванулись. Навстречу им бежали вооруженные люди. Они мигом остановили обе упряжки.

– Ага-а, убивец! – налетел на Усова бородач с дубинкой. – Вот тебе, пес смердный, – приговаривал он, колотя солдата по голове и по спине.

Усов втягивал голову в тулуп, стараясь уклониться от ударов.

– Подожди! – подбежал к Канову Полозов и, отстранив его, толкнул Усова ногой. – Ты, кажется, хоронить меня собирался? А ну, рассказывай, подлец, кто убил Елизавету Николаевну? Ну-у?

Усов, озираясь, что-то мычал. Полозов поднял его за воротник.

– Вот крест, не я! Сама утопилась, ей-богу! – перекрестил Усов щепотью лоб. – Да ты чаво? Ведь вызволил я тогда тебя. Без мала догнал. Пальнул бы, да расхотелось. А ты эвон… – бормотал он, размазывая по лицу слезы.

Полозов с отвращением толкнул его и поднял ружье.

– Молодой я, малоумный! Бей вдосыть, жизнь оставь!.. – заголосил Усов и бросился к ногам Полозова.

– Не гоже так, сыне! – отвел ствол ружья Канов. – Воздать надобно, но советом всех.

– Да-да. Ты прав, старина, – опомнился Полозов и ударил себя в грудь. – Душа, черт ее раздери! Не могу видеть! Не только Мирона и Лизу – не пожалели и стариков. Пусть сам Федот за отца…

– Не зри! Иди распоряжайся. Постерегу. – Канов положил дубину на плечо.

Усов уткнулся лицом в снег, всхлипывал. Басов закашлял, стараясь привлечь внимание.

– Отвоевался, бандит? Тоже доброволец? – зло спросил Полозов, подавляя подступившую к горлу спазму.

– Напрасно ты. По призыву я. По неволе. – Басов вздохнул, потер рукавицей переносицу: – Возьми к себе в отряд? Пригожусь. Винтовки на нартах вон.

– Решим, что делать с тобой, – сказал Полозов Басову и пошел навстречу Миколке. Федот стоял на обрыве и перекликался с пастухами.

– Куда оленей-то? – спросил он, сдвинув со лба малахай.

– Отобранных у бедняков вернем. Подаренных богачами белогвардейцам – на мясо. А как ты считаешь?– отозвался Полозов.

– Верно решил, – согласился Федот. – Будем уходить дальше в тайгу, пригодятся.

– Каюр знает, чья пушнина на нартах? – спросил Полозов Миколку.

– Семен помнит все. – Парень потрепал старика-якута по спине и, увидев Усова, кинулся к нартам, вытащил винтовку и передал Полозову. – Отплати за Мирона.

– Не спеши! – оборвал его Полозов. – Решим все вместе потом.

Миколка подошел к Усову и оглядел его со страхом и отвращением.

– Я хочу его видеть покойником.

Усов громко заплакал, стараясь всех разжалобить. Подошел Федот.

– Это убийца! – Миколка ткнул Усова прикладом в бок. – Я видел, как он убил Мирона. С ним надо поступить так же.

– А как ты думаешь, Федот? – Полозов посмотрел на Федота.

Усов вскочил, всхлипывая, протягивал руки то к одному, то к другому.

– Плохой он, но зачем его смерть? Даже худая кровь не скажет о хорошем, – подумав, степенно и негромко заговорил Федот.

– Он хуже зверя! Ты забыл о своем отце! – Кровь прилила к лицу Полозова.

Федот терпеливо выслушал всех и досадливо поправил шапку:

– Нельзя болью тушить гнев, – Федот посмотрел на Полозова и все так же спокойно продолжал: – Добрая слава лучше плохой крови. Разве закон призван служить несправедливости? Ну, убьем его, пошлют карателей и примутся за таежников.

– Ты предлагаешь отпустить его, и все?

– Накажем, как это делают старики, и пусть уходит. Замерзнет, значит, тому и быть.

– Выпороть? – призадумался Полозов.

– Годится, – спокойно сказал Федот, снимая с пояса аркан.

– Дай сюда! – протянул руку Иван.

– Тебе нельзя, горячишься. Уж я как-нибудь сам. – Федот наклонился к Усову.

– А ну, паря, сбрасывай штаны.

Усов торопливо схватился за пояс.

В середине апреля прорвался южак. Снег потемнел и рассыпался, как подмоченный сахар. Гладкие склоны сопок ощетинились поднимающимися ветками стланика. Наледи заполнили пойму Горбы.

Небольшой отряд Полозова отбивал у бочкаревцев награбленное.

Полозов стал настоящим командиром. Его отряд уже знали и боялись бочкаревцы. Сведения о местонахождении банды Полозов получал от Петьки и Федота. У отца Макара отряд Полозова и решил ждать Петьку.

Старый охотник принял всех радушно, ни о чем не спрашивал, а через несколько дней поздно ночью они услышали лай собак.

В юрту вошел Петька с Павлом Григорьевичем.

Иван кинулся к рыбаку, помог снять кухлянку. Павел Григорьевич рассказал, что сейчас он приехал из Олы.

Сели все за стол.

Много добрых вестей привез рыбак. Он него Иван и его товарищи узнали, что на Камчатке хозяйничают партизаны. На Дальнем Востоке красные ведут успешное наступление, и в руках белых остался только Владивосток.

Павел Григорьевич вынул бумагу, расстелил ее на столе и принялся рисовать план местности.

Сидели долго, думали и решили, что Полозов, Канов и Басов уйдут в Среднеканскую долину. И составят как бы головной отряд по борьбе с остатками банд. До Буянды через перевал – рукой подать.

Петька обоснуется на реке Мякит у знакомых охотников, Миколке определили верховье Буянды.

Удастся привлечь кого-либо из местных жителей, хорошо. А нет, то будут следить за всеми дорогами, чтобы, в случае, если появятся белогвардейские, банды, вовремя предупредить Полозова и присоединиться к его группе.

– Вот бы найти надежного человека да подсунуть его каюром бочкаревцам. Тогда мы о них все будем знать, – предложил Павел Григорьевич.

– Я пойду каюром, – не раздумывая, предложил Федот.

– Не признают тебя в Ямске? – забеспокоился рыбак.

– Узнают, тоже не скажут. Разве я кому-нибудь сделал худо?

Миколка, как и решили, пошел к Слепцову. Давно он не был у друга деда. Он шел и узнавал знакомые с детства места.

Вот Герба, описав дугу, снова подходила к тому же склону сопки. Сквозь кустарник блестела наледь, там где-то и юрта Слепцова.

Почерневшая тропинка привела к жилищу старика. Слепцов вырубал ступеньки на спуске к реке.

– Уж не Миколка ли, однако? – поднял голову старик. Лицо его сбежалось в морщинки, и не понять, радуется он или сердится.

Миколка снял шапку.

– Зачем вернулся? Торопишься порадовать деда своими делами?

– Дед бить меня собирается? А? – сокрушенно спросил Миколка.

– Разве он не добра тебе желает?

– Добра? А я? Или не радовались бедняки возвращенным олешкам? Или они не получили обратно отобранные солдатами шкурки? Зачем говоришь так? – заволновался Миколка. – Вот прогоним богачей, купцов…

– Чего же ты пришел? Ну, беги обратно да скорей выгоняй. И Машку тащи за собой. Пусть еще выпорют разок. Или уже выдохся, как надутый пузырь? – Теперь голос старика прозвучал сердито.

– А разве у деда не украли его оленей? Или не ваши разговоры когда-то слушал я в юрте?

– Потерявший имеет сто грехов, а укравший только один, – усмехнулся старик. – Чего мы тут разболтались? – Он повернулся к юрте и крикнул: – Эй, Машка! Или ты не слышишь, что пришел гость? Или он не с дальней дороги?

Девушка выглянула в дверь.

– Миколка? Ты пришел? Один?

Он понял, о ком хотела спросить Маша, и махнул рукой в сторону Среднеканского перевала.

Маша подбежала к нему.

– Я знала. Я так ждала, – шептала она, вытирая глаза то одной, то другой рукой. Старик удивленно закряхтел и еще ожесточенней принялся вырубать ступеньку.

…За стеной звякнула крышка кастрюли. Позванивая, покатилось ведро и, ударившись о пенек, остановилось. И снова послышалось монотонное бормотание ключа.

– Опять притащился, лохматый? – обрадованно прислушался Полозов. Теперь явственно донеслось сопение, тихий хруст рыбных костей и довольное урчание. Облизывает сковородку, догадался Полозов и сел на нары.

Полозов долго сидел, радуясь наступающему дню.

Солнце раздвинуло небосклон, позолотило вершины сопок. Сразу запели птицы. На перекате запрыгали золотистые блики.

Когда весной старатели пришли в долину, то первым делом принялись искать следы работы Бориски. Они обследовали всю террасу, но не нашли и признаков его пребывания здесь.

Только на пепелище зимовья лежали кучки промытых песков. Кто мог засыпать шурфы?

Полозов подошел к забою и долго вглядывался в породу. На солнце засветилась желтая искринка.

– Нет, пирит, – пробормотал он огорченно и раздавил пальцами желтую крупинку. – Но где могут быть шурфы Бориски? – снова спросил он себя.

Из зимовья вылез Басов, потянулся, сел рядом.

– Да ты что, и впрямь намерен оставаться тут на зиму? А еда, одежда? – Басов встал и набрал горсть породы: – Не валяй дурака. Всей земли не перекопаешь. Ну где оно лежит, это чертово золото? Где?

– Под пустыми породами. Для этого будем делать разведочные шурфы, – спокойно ответил Полозов.

– У нас всего фунтов десять муки.

– Но нет пути назад. Мы должны помочь рабочей власти и не пускать банду.

– Но вперед-то дорога не закрыта. Зимы нам не пережить. Ничего у нас нет. Мы можем спуститься на лодке до Средне-Колымска.

– Мы будем здесь, пока в ревкоме нам не скажут что необходимость быть здесь миновала и мы можем уйти! Ясно? – Полозов злился, но сдерживал себя.

Басов нерешительно потоптался и посмотрел на сопки.

– Не раздобудем продуктов, тогда что? А если мы с Кановым возьмем да уйдем вниз. Кто нас там знает?.. – пригрозил он робко.

– Никто не уйдет, пока я жив!– Полозов ударил кулаком по шлюзу, разбил руку до крови и совсем рассвирепел. – Ты можешь катиться куда хочешь! Разве мы тебя уговаривали?!

Басов выдержал его взгляд.

– Ты не жалеешь ни себя, ни других. Да это еще куда ни шло. А вот Канов, он в годах. Ты совсем рехнулся, Иван! – заговорил он мягко. – Не сидеть же тут годы? Из Олы никаких известий. Может, про нас уже никто из живых не знает.

– Ты не мути, – перебил его Полозов. – Павел Григорьевич при тебе же говорил: Куренев охотится вблизи Олы. Если не он, то учитель передаст указания. Значит, ничего не изменилось, и будем ждать. А насчет Канова ты ошибаешься. Без меня он никуда не уйдет, да и я его нигде не оставлю.

– Ты вытянул из себя все жилы. Звереешь. Разве сам этого не замечаешь? – глухо заметил Басов. – Нельзя же так.

– Бывает, уж извини, – обмяк Полозов. – Жизнь всякое творит с человеком. А теперь запомни, мы не уйдем, если даже придется нам питаться похлебкой из оленьих шкур. – Полозов глянул на восходящее солнце и, повернувшись, направился к зимовью. – Пошли завтракать, и за работу, – добавил он таким тоном, точно и не было у них крутого разговора.

Лето не принесло успеха старателям, но работы не прекращались. Басов и Канов молча вздыхали, Полозов ворочал за троих: пусть видят, что и он не мед пьет. Усталость тупила мысли, да и шло время. Не за горами и зима. Река уже глухо звенела под ледяной крышей. Старатели заканчивали перестройку зимовья.

Облака нависли над самой землей, и казалось, снежинки слетают с деревьев. Перекур. Басов принес охапку хвороста, вынул спички. Канов уныло свесил голову, устроившись на пеньке. Полозов встал.

– Не надо костра, только размерит! Успеть бы закончить сегодня – и под крышу! – сказал он Басову. Тот молча разметал дрова и сел.

Полозов смел снег с двух длинных бревен, подсунул вагу под камень, приподнял.

– Отдохнули малость, и за дело. Теперь вот эту парочку, И порядок.