Текст книги "Последний фарт"
Автор книги: Виктор Вяткин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– Прошу. – Она провела его в столовую. – Знакомьтесь! Это…
– Мирон? Ты? – обрадовался Полозов.
– Ванек? Да можно ли такое придумать? А вымахал-то! Ну и силища! Вот удивил, – бормотал Мирон, обнимая Полозова.
Лиза засмеялась:
– А я-то знакомить вас собиралась. Ну-ну, беседуйте. А мне по хозяйству.
– Давеча мне говорили о каком-то энергичном золотоискателе. Мог ли думать? Ай, Ванюша-Ванюша! Все в высшей степени любопытно. Стало быть, вот ты какой! – Все еще волнуясь, Мирон усадил его рядом: – Расскажи о себе. Кем был, кем стал?
– Остался я тогда у Алексея, там жил, учился, – сбивчиво заговорил Полозов. – Пока его и его товарищей не взяли жандармы, кой-чего помогал. После их ареста пришлось уйти из гимназии. Работал. Но чужое все стало. Да и привыкнуть не мог к шумному городу. Тянуло в тайгу. Бросил все и ушел со старателями на Лену. Позднее попал в Охотск и, как видишь…
Мирон слушал внимательно.
– Одним словом, доброе семя взошло и завяло. Всего более досадно твое стремление к обогащению. А я-то, признаюсь, ждал другое.
– К обогащению? Нет, это совсем не то. Скорее, азарт искателя, охотника. А если я тебе нужен, располагай, как собой. А ты как здесь?
Мирон загадочно усмехнулся.
– Предположим, приехал учительствовать, а вакансии нет. Теперь служу агентом у одного купца. Стало быть, разъезжаю по побережью, поселкам, и, вообрази, меня это устраивает. Летом здесь сотни сезонных рабочих.
Вошла Лиза с подносом:
– Поговорили?
– Разумеется. Деньги для закупки продовольствия найдем. Мы еще поразмыслим с Ванюшей. Главное, не допустить хищников-предпринимателей.
– Я так и знала, – обрадовалась она. – Милый вы человек, Мирон. Отличнейший.
– Уж сразу отличнейший! – Он смутился.
Лена принесла самовар. Она кивнула Полозову и, уже не обращая на него внимания, заговорила с Мироном. На этот раз она держалась хозяйкой.
– Ты снова говорила обо мне? – посмотрела она недовольно на сестру.
– Ладно-ладно, Леночка! – замахала Лиза рукой и поспешно обратилась к Полозову: – Значит, вы довольны Мироном и мной?
– Конечно, я как бы ухватился уже за скобу двери своего дома, – засмеялся он. – В общем, я признателен вам за многое.
Часа через два он стал прощаться, договорившись встретиться с Мироном в избе эвена Амосова.
Лиза предложила завтра пойти на сопку погулять и набрать брусники.
– Мне кажется, Леночка не одобряет поход, – Полозов нерешительно поглядел на девушку. Уж больно она казалась ершистой.
– Почему вы так решили? – вскинулась Лена.
– Мне кажется, вы недолюбливаете меня.
– Пусть вам ничего не кажется! Мне лично никто не мешает. Мы будем ждать вас, господин Полозов. – И не ожидая ответа, Лена вышла из комнаты.
– Не обижайтесь на нее, – попросила Лиза. – Она ведь, очень чуткая, но еще дичится. Видимо, возраст. Так вы пойдете?
– Непременно.
Ночью шел дождь, а утром в прозрачной воде Олы отразилось голубое небо. Под ногами еще по подсохли лужи, и тропинка курилась паром. Пахло прелой землей и морем. Полозов быстро собрался и пошел в поселок.
Сестры уже были готовы и ждали его.
Подошел и Мирон. Он был в зеленой шляпе с большими полями, в брезентовом костюме и с ружьем.
Увидев Мирона, Лиза выбежала из калитки и столкнулась с Полозовым.
– Как хорошо, что вы все пришли!
Подошла Лена с ведрами и встала поодаль. Мирон снял ружье, покрутил в руках.
– Положительно не пойму, для чего взял. Ванюша, выручи! По крайней мере, тебе оно больше подходит, – он сунул Полозову ружье, глянул на солнце и деловито сказал: – Итак, в путь. Дорога дальняя.
Они с Лизой пошли вперед. За ними Полозов с Леной.
Подошли к броду. Здесь вода растекалась на наносной косе, можно, было перебрести только в длинных сапогах. Мирон уже поднял голенища, взял Лизу на руки и побрел.
– Держитесь! – Полозов протянул Лене руки, но она отпрянула.
– Я не ребенок!
– А Елизавета Николаевна ребенок? – усмехнулся он.
– Если вы такой джентльмен, то следовало сперва подумать о Мироне, – вспыхнула она и кивнула на брод. – Посмотрите, как ему трудно. Он такой хрупкий, а вы…
Мирон шел тяжело, осторожно ступая, чтобы не оскользнуться.
– Чего же вы стоите?
Пожалуй, взаправду уронит. Полозов, не раздумывая, вошел в протоку. Но Мирон уже вышел на мель и опустил Лизу.
– Дождались?.. Молодец!.. – крикнула Леночка.
Полозов оглянулся и увидел лишь мелькнувшие узкие плечи девушки и косу с белым бантом. Он вернулся на берег, подождал.
Но Лена уже показалась у поворота реки. Поднимая над головой ведерко с обувью, она брела по пояс в воде.
– Экая зануда. Простудится, – обозлился он и, уже не оглядываясь, перешел на другой берег.
Начался лес. Солнце пробивалось сквозь ветки лиственниц, и под ногами желтели пятна, похожие на опавшие листья клена. Полозов пошел быстрее и увидел Леночку. Тут начинался подъем на сопку, и она дожидалась сестру.
Заметив Полозова, она отвела глаза и опустила голову. Подошел Мирон и взял ружье.
– Тебе не до охоты. Может, чего подстрелю. – Он попрощался, повернул к реке и быстро пропал за густыми деревьями.
Солнце уже зарылось в дымчатую даль горизонта и высвечивало лишь вершины сопок. Внизу виднелась долина с лесом и голубыми петлями реки. Прогулка оказалась удачной: тепло, сухо, и Лиза развеселилась. Леночка была все так же сдержанна, молчалива и серьезна. Ей нравился Полозов, и было неприятно, что он больше разговаривает с Лизой.
Когда же Лиза поскользнулась и Полозов ее поддержал, Лена не выдержала и окликнула Ивана.
– Господин Полозов! Что-то случилось с дужкой ведра. Посмотрите, пожалуйста.
Он оглянулся. Лена ломала в руках ветку стланика. Ведро, накренившись, стояло рядом. Ягоды одна за другой скатывались на землю и алели в траве.
Полозов подошел, попробовал, все хорошо. Но он решил не подавать виду, а старательно поколотил по ведру и серьезно сказал:
– Пустяк, немножко заело. Теперь все хорошо! Позвольте, я понесу?
– Нет, спасибо, – Леночка схватила ведро и, перепрыгивая через камни, скрылась за кустом стланика.
– Серьезная у вас сестрица. Когда надо заговорить с ней, у меня сердце сжимается, – поделился он с Лизой.
– От обиды? – улыбнулась Лиза.
– От боязни огорчить. Не понимаю я ее. – Полозов говорил нарочно громко, чтобы слышала Лена. Она стояла у тропки и ждала их.
– Неправда. Вы все поняли, а я только этого и хотела, – сказала она весело. – Пойдемте быстрее, чаю хочу, – заторопилась она и снова побежала вперед.
Какой неловкий этот Полозов, а какой славный. В такого немудрено и влюбиться… – думала она.
– Лена, Леночка! Осторожней! – крикнула Лиза.
Леночка, не останавливаясь, оглянулась и, вскрикнув, села на камень. Звеня, покатилось ведро, посыпались ягоды. Полозов бросился к Лене. Подбежала и Лиза.
– Подвернулась нога. Кажется, растяжение, – Лена оперлась локтем о землю, приподнялась.
Полозов поднял ее. Но лишь, только Лена оперлась носком о землю, как на ее глазах блеснули слезы.
– Не могу. Придется вам пойти в поселок и прислать лошадь. – Она снова опустилась на камень.
Лиза осмотрела ногу сестры. Нога распухала на глазах, и уже темнело, а до поселка и за два часа не обернуться.
– Вот что, Леночка, оставлять вас тут нельзя. Вы можете кричать, бить меня даже, но я все равно вас понесу! Силы у, меня, слава богу! – Полозов поглядел на свои большие руки. – Начинайте, что вам больше по вкусу. Или постарайтесь побороть свое недоверие.
– Попробую! – болезненно улыбнулась она.
Он бережно взял ее на руки. Лена закрыла глаза и только покусывала от боли губы.
– Почему вы так недоверчиво относитесь ко мне? – спросил он тихо. – Верно, я неотесанный, но, ей-богу, не такой уж безнадежный.
Леночка не ответила и покрепче ухватилась за его шею. Лиза шла сзади с двумя ведрами.
– Вам больно?
– Не больно! – ответила она тихо.
Ее глаза сейчас были добрыми и печальными.
– Не надо рассматривать меня. – Лена припала к его плечу головой и закрыла глаза.
Полозов пошел медленнее, поджидая Лизу, Выплыла большая луна. Лиза нагнала их и спросила глазами: как? Он улыбнулся и качнул головой. Пошли молча. Полозов даже удивился, как быстро показались крыши поселка. Было приятно нести этого большого и капризного ребенка. Стараясь мягко ступать, ой подошел к дому Попова.
– Ну, вот и приехали, – сказал он Леночке и осторожно посадил ее на скамейку.
– Спасибо вам… – Она как-то по-другому посмотрела на него и, прихрамывая, пошла к крыльцу. Лиза помогла ей подняться на ступеньки. В дверях Лена оглянулась. – Напрасно мучила вас, возможно бы, и сама… – И нежная улыбка скрасила ее бледное лицо.
Лиза вернулась и протянула ему руку.
– Одни огорчения. Не приглашаю, придется заняться сестрой. Да и завтра рано вставать. Возможно, придет пароход, и муж поручил подготовить кое-что для отправки.
– Вам нужна помощь?
– Если сможете помочь, пожалуйста. К семи утра я буду в складе. – И она поспешно ушла.
Пурга крутила снежные спирали, застилая тайгу белесой мглой. Втягивая голову в воротник, Полозов пережидал порывы ветра. Олени падали на колени. Он ловил сердитое бормотание Софи, гортанный окрик Бориски и снова шагал. Впереди маячила длинная фигура Канова. Они по очереди пробивали дорогу.
Когда Полозов ввалился в зимовье и обессиленно растянулся на нарах, Канов уже разжигал в углу железную печурку. Ветер налетал с такой силой, что тушил огонь и маленькая избенка вздрагивала. Казалось, вот-вот она накренится и запрыгает по сугробам, как пустой спичечный коробок.
Канов упрямо растапливал печурку. Был он неутомим и, казалось, не знал усталости.
Полозов попытался встать, но задубевшая шуба держала. Он закрыл глаза…
Только в феврале удалось выбраться из Олы. Дорога оказалась тяжелой и отнимала все силы. А тут еще тянули каюры. То устраивали дневки, то давали отдых оленям, пускали на выпас, а затем по нескольку дней искали их по тайге. Наконец собрались.
Дней через десять после выезда транспорт обогнала собачья упряжка с богатым эвеном. Это было видно по резным нартам, огромной медвежьей дохе и почтительности, с какой смотрели на него каюры. Он даже не остановился, а едва притормозил нарты, проезжая мимо старшего каюра Александрова. С этого дня каюры точно задались целью отделаться от Полозова и его товарищей.
Вечером Александров распряг оленей и, жалуясь на плохие корма и глубокие снега, заявил:
– Олешки сопсем ослабли. Люди устали.
И дорогу пришлось пробивать старателям, да еще дожидаться Александрова. И теперь они еще ползут на перевале, и кто знает, не задержатся ли опять в этом зимовье? Дрова в печи разгорелись. Затрещала труба, загудела. Пламя забилось в дверках. Приятное тепло разморило Полозова.
Проснулся он от нестерпимой жары. Старатели уже поели и, оставив для него котелок похлебки, лежали на нарах раздетые до белья. Подъехал Александров. У открытой дверки печи с застывшими лицами сидели каюры.
Полозов сладко потянулся и вышел из зимовья. Пурга кончилась. В наступившей тишине было слышно, как потрескивают лиственницы, как гудит выдыхаемый воздух и клубами пара кутает лицо. Острый холод сразу же проник под одежду, будто он выбежал голым.
Выглянуло солнце, снег стал розовым, и туман напоминал стеклянную пыль, зависшую над землей, и она, мерцая, переливалась багровыми отсветами. Полозов закашлялся и вернулся в зимовье.
– Бр-р-р! Добрый морозец! Сегодня не придется подгонять оленей. Сами будут наступать на пятки, – подмигнул он Канову и повернулся к старшему каюру: – А славно нас встречает Буянда. Так, что ли? Как, старина, не придется спасаться от наледей на склонах сопок, а? – умышленно спросил он по-якутски. В таких случаях старик добрел.
– Не снай, – сухо ответил каюр по-русски, не поднимая головы.
– Брось, догор! Уж кому-кому, а тебе положено знать.
– Кому надо, а нам не надо, – резко оборвал его каюр. – Олешки снают, куда повернуть! – Он наклонился к тощему якуту, замотал головой.
– Что с ним? – встревожился Полозов.
– Боза мой, ты сего, Спирька? Смотри, не сдохни! – Александров заглянул в лицо каюра. Тот схватился за живот, застонал и растянулся на полу. Каюры повскакали, заохали.
– Сто будем говорить бедный отес? Как мозно такого вести дальсе? – сокрушался Александров, размахивая руками. Полозов понял, что каюр представляется и остальные его поддерживают, чтобы не ехать дальше.
– Хватит валять дурака! А то я живо вылечу вашего больного!
Спирька открыл один глаз, притих. Александров незаметно подтолкнул его ногой, и он снова заголосил.
– Ей-богу, понимай нету! Заболел селовек. Здать будем, когда подохнет, а мозет, поправляться наснет. Как бросать такого?
Полозов задумался:
– Собственно, с вами мы еще месяц будем тащиться, а нам недосуг. Давай мясо, – он прищурился, подсчитывая. – Три пуда, и мы обойдемся.
– Мясо! Как мозно? – замахал Александров руками. – Селовек мозет болеть до весны. Самим помирай не хочу. – И он сунул Полозову ладонь. – Проссай, позалыста!
– А, вот что ты задумал, пройдоха, – помрачнел тот. – Я не способен ни убить, ни избить слабого, но зато я выкурю вас, как тараканов.
Он подошел к Канову.
– Ты вот что, батя. Давай иди за оленями, и будем грузиться. Не пропадем. Ну их к черту. А я выворочу двери вместе с косяками и выну окно. Пусть…
Канов не отозвался, но поднял голову Софи.
– Куда в такой мороз? Без мяса, без дороги, это погибель искать. А если падут олени, заблудимся или другая беда? Ну, поедим муку, крупу, а дальше? Ты не горячись. Видишь, как относятся к нам якуты?
– А ты предлагаешь поесть все продовольствие в этом зимовье? Каюрам не надо возвращаться в Олу, они могут сидеть тут до весны.
Каюры снова расселись у печки. Спирька лежал, закрывшись кухлянкой, тихо стонал.
– Ну-у? – повернулся Полозов к старателям. Бориска не пошевелился. Канов заерзал. Софи приподнял голову.
– Вчорась каюры толковали, вроде бы собираются в стойбище Громова завернуть. А чего? Наймемся, да поработаем до весны. – Он покосился на Бориску: – Думали мы. Ну, куда в такую стужу?..
– А-а, понятно! Испугались, а какого черта не сидели в Оле? Зачем тащились? Оставайтесь. Уйду один! Давайте четвертую часть продовольствия, а упряжки не разделишь, – одну заберу. – Полозов оделся и пошел запрягать оленей.
Каюры переглянулись, но промолчали. Канов собрал в кулак бороду, повернулся лицом к стене. Ему стыдно было, но, договариваясь с Софи и Бориской, он не рассчитывал на упрямство Полозова.
– Терзаюсь. Не приемлет такого душа. Не гоже сие, – сказал он тихо.
– Подыхать твоя мордам хочит? Иди, дурной башка, – забрюзжал Бориска.
– Чист он, отрадно с ним. И в беде добр, и в гневе весел. Экой неуемный… – Канов поднялся. – Своего не минет никто. Идти надобно вместе.
– Цхе, шайтан! Зачем твоя болтай! Хочешь шагай, своя башка есть! – озлобился Бориска.
Канов проворно надел шубу, шапку и стал делить продукты. За дверями Полозов покрикивал на оленей. Канов вынес мешки, молча уложил на нарты, увязал. Полозов глянул, но не заговорил.
Так целый день, не глядя друг на друга, не разговаривая, они попеременно прокладывали следы для упряжки и к вечеру пробились не более десяти верст. Ночевали у костра. Мороз пронизывал одежду и растекался по телу студеной волной. Уснуть не удалось.
Утром донесся крик, и скоро показались олени. Софи погонял упряжку. Бориска шел впереди. Содрав с бороды ледяные наросты, хмуро шевельнул бровями.
– Мордам можешь бить, Ванька. Холода пугался, дермо делал! Как, берешь снова кампания, а?..
– Давай, – добродушно усмехнулся Полозов: – Я так и думал… А ну, грейтесь! – Он тут же налил по кружке кипятку продрогшим старателям и больше ни разу не напоминал об этом случае, как будто его и не было.
В правильности пути старатели убедились по огромным столбам пара, поднимающимся к небу. О горячих ключах в притоке Буянды Полозов слышал еще в Оле. Теперь можно было уверенно спускаться по руслу речонки, и она выведет в долину Буянды.
Морозы не отпускали. На мордах оленей наросли ледяные бороды и тихо позванивали. Одежду старателей покрывала снежная чешуя.
Полозов почти все время был впереди. Откуда только появились силы? Частые наледи усложняли дорогу. Приходилось постоянно выезжать на берег и двигаться по кустарнику, кочкам, по пояс в снегу. Олени падали, обдирали колени в кровь…
Куда ни погляди – сплошная стена тумана: вершин сопок не видно, деревья расплывчатыми тенями тонули в серой мгле. Лед с глухим грохотом лопался от мороза. Воздух звенел, нарты повизгивали, шаги были похожи на глухие стоны, и эти звуки, раскатываясь по тайге, вызывали тревожное чувство беспомощности.
Но вот откуда-то появился свежий след лыжни. Просто счастье. Полозов помахал шапкой и повернул налево по притоку. А вот и прорубь и утоптанная тропинка теряется в сугробе. Нелегко найти избушку в таком тумане.
Как из снежной пещеры, первой выскочила девушка с непокрытой головой. Заметив людей, она всплеснула руками, убежала в юрту, и точно из муравейника повылезли оттуда смуглые ребятишки, пожилая женщина и старик. Якут прикрикнул на малышей, сказал что-то женщине, и все послушно юркнули в темнеющую в снегу дверь. А старик пошел навстречу, холодно кивнул, скользнув глазами по нартам и путникам, обметанным инеем. Полозов поздоровался, спросил разрешения обогреться и переночевать. Старик молча распахнул дверь, пропустил его в жилище. Полозов сбросил шубу, шапку и, срывая лед с унтов, топтался у входа. Женщины и ребятишки столпились у очага и с любопытством поглядывали.
За пологом промычала корова, потерлась о загородку. Запах молока и навоза растекся по юрте, Полозов усмехнулся: чего доброго, еще угостят молоком.
Очаг едва тлел. В ледяное окошко проникало серое пятно света, не различишь, где люди, где свободные места на нарах… Полозов все еще стоял, не зная, куда сесть. Наконец старик поднял голову и молча показал на место у стола. Чувствовалось, хозяин недоволен.
Полозов поставил фляжку на стол и отвинтил крышку. Спиртной запах вмиг оживил старика.
– А ну, Матрена, чего стоишь? Поищи, пожалуй, рыбу! Может, кусок мяса найдешь! – окликнул он старую женщину и посмотрел на девушку: – Оробела никак? Почему не подбросишь дрова, не согреешь людей? – распоряжался он проворно.
Матрена повесила на гвоздь меховой мешок, который держала в руках. Из него выглянула круглая голова ребенка с румяными щечками. Малыш поглядывал по сторонам, как галчонок, да помахивал ручонками.
Ребятишки забрались на нары, притихли. Девушка склонилась у очага, и яркий свет огня метнулся над дровами.
– Маша? Не узнаешь? – обрадовался и удивился Полозов.
– Как не узнать! Ждала ведь! Приехал…
Матрена вынула балык, сушеную рыбу, отварную оленину и медвежье топленое сало. Маша быстро нырнула под полог и поставила на стол полную кружку молока.
– Пей, пока не остыло, – прошептала она, покосившись на старика.
Полозов выпил и усадил хозяев. Надо наладить хорошие отношения. Начинать разведку вдали жилища казалось страшным. Куда сунешься в такие морозы? И он налил спирт старику.
Канов тяжко вздохнул, развязал мешок и устроился чаевать со старателями на полу у очага.
Матрена усадила ребятишек рядом, взяла малыша на руки. Маша сидела напротив очага и молчала. Старик пил медленно, и его глаза счастливо щурились. Женщина поднесла кружку старшему, второму, третьему, выпила сама и остальное вылила в рот малышу. Тот хватил ртом воздух, всплеснул ручонками, сморщился и, закашляв, расплакался. Она сунула ему полоску замызганного сала. Он успокоился и принялся с удовольствием сосать лакомство.
Старик разговорился. Он пожаловался, что сын его Маркел все время в стадах оленевода Громова, дома почти не бывает и все заботы о семье взвалил на его старые плечи.
Маша пытливо поглядывала на Полозова, как бы чего-то ожидая.
Якуты быстро опьянели и улеглись спать на нары. Старатели разбросали оленьи шкуры и устроились на полу. Одна Маша сидела у очага и следила за огнем. В юрте стало темно.
Полозов задумался. Надо начинать работы, ставить палатку, а где? Метровый снег, впереди дикие морозы. Не ждать же до весны? Вспомнилась Ола, сестры. Он уже видел то мягкую улыбку Лизы, то сердитые глаза Лены. Вот он держит на руках девушку, чувствует ее дыхание. Ее волосы коснулись его щеки, и вдруг она крепко и ласково прижалась к его лицу.
Он вздрогнул и открыл глаза. Что такое? Рядом сидит Маша, заглядывает ему в лицо и нежно гладит его заросшую щеку.
– Маша?.. – не сразу пришел в себя Полозов.
– Приехал! Ой, как хорошо! Приехал ко мне? – шептала она. Он почувствовал ее жаркие губы.
– Постой… постой! Поговорим…
– Говори! Все говори.
– Я тогда в баране нашел желтую пулю. Откуда она у тебя, скажи?
В глазах ее застыл страх.
– Нельзя, – не спрашивай! Хочешь, я тебе дам фунт свинца? – она быстро наклонилась. – Я дождалась тебя… Подвинься. Пусти.
– Да ты что, Машенька? – Он испуганно отстранился и оглядел юрту.
Кругом спали. Отсвет угасающего огня пятнами вздрагивал в углу на стене и людях, покрытых мехами.
– Разве не для меня ты прошел дальний путь? Разве не для тебя бьется мое сердце? – заговорила она еле слышно. – Ждет оно.
Полозов не знал, что сказать.
Маша по-другому доняла его сдержанность. Она обхватила его шею.
– Ты рассердился, да? Пусть выгонят меня старики! С тобой я не боюсь! – И она прошептала ему на ухо. – Такие камни находят в Среднеканской долине. Там живет старик и мальчик…
Тут с гулом скатился оползень, и комья снега ударили в стену. Юрта дрогнула, все проснулись. Светало.
Старик встал и молча поставил чайник. Пока старатели пригнали оленей, запрягли, вскипел чай. Они быстро позавтракали и вышли из юрты.
Через некоторое время, загрузив нарты, старатели тронулись в путь. Они повернули оленей на старый след, чтобы подняться до Гербы и там свернуть на Среднеканский перевал. Полозов теперь знал, где следует начинать поисковые работы.
Подавленно брел Полозов за нартами. Встреча с Машей растревожила душу. Надо же было так! Может быть, она одна относится к нему так искренно и доверчиво.
Вот уже скрылась юрта. Река, описывая полукруг, образовала полуостровок. Он оглянулся. По берегу среди кустарника мелькала маленькая фигура на лыжах.
Маша? Чего она хочет? – Он повернулся и побежал по пробитой колее. Девушка скатилась на лед, скинула лыжи.
Он глядел на ее разрумянившееся лицо, блестящие черные глаза. Она подбежала.
– Вот и одни, как тогда. Возьми меня на руки, обними шибко, шибко.
