Текст книги "Слой 1"

Автор книги: Виктор Строгальщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

В номере было свежо и чисто, и Виктор Александрович отметил про себя: хорошо, что пили и курили у банкира, а не здесь. На всякий случай он проверил портфель – документы лежали на месте.

Раздевшись до белья и повесив верхнюю одежду в шкаф, Слесаренко приготовил на утро чистую рубашку, а использованную сунул в пакет. В ванной комнате он открыл кран с горячей водой, и пока она стекала, мутная и фыркающая, Виктор Александрович присел на корточки возле тумбы и принялся настраивать электробудильник, тыча пальцами в кнопки почти наугад. Когда на табло появилась искомая цифра, он поздравил сам себя и полез в портфель за сменой белья.

Вода не становилась чище и горячее. Слесаренко пристроился на краю ванны и закурил, разглядывая припухшее лицо в настенном большом зеркале, и сквозь шум падающей струи услышал негромкий, но отчетливый стук по двери снаружи. «Ну, не терпится банкиру», – съязвил Виктор Александрович и пошел открывать.

На пороге номера стояла девица в коротком фартучке и черных колготках. Слесаренко уставился на нее с недоумением и сказал оторопело:

– Чем могу быть полезен?

В ответ девица улыбнулась удивленно:

– Простите, но вы сами вызвали дежурную.

– Я никого не вызывал, – сказал Слесаренко.

– Понимаю, – еще раз улыбнулась девица. – Вы позволите, я войду и все вам объясню?

– Э-э… – замялся Виктор Александрович, – зачем?..

Не надо… – но девица уже проскользнула мимо него и направилась к кровати. В голове у Слесаренко закружились разные нехорошие мысли, и самая нехорошая была: это провокация, сейчас я ее вышвырну отсюда с треском.

– Послушайте, милочка!.. – Он начал выстраивать фразу, но девица полу-присела у тумбочки и сказала:

– Подойдите сюда, пожалуйста. Вот видите эту красную кнопочку? Это вызов дежурной. Вы, наверное, заводили будильник и нажали ее случайно.

– Да, так и было, – с облегчением вздохнул Виктор Александрович. – Огромное вам спасибо и извините за причиненное беспокойство. Как-никак второй час…

– Ничего страшного, – сказала девица. – Это наша работа. Кстати, уж если я пришла… Быть может, у вас есть какие-нибудь пожелания?

– Спасибо, все в полном порядке, – торопливо сказал Слесаренко. – Абсолютно никаких пожеланий.

– Тогда доброй ночи, – девица сделала книксен и исчезла за дверью, осторожно ее затворив.

– Фу ты, черт, – сказал Виктор Александрович и вытер ладонью взопревший лоб. – Уже мерещится всякое…

Он прошел в ванную и только там, поймав себя в зеркале, уразумел, в каком комичном виде он принимал дежурную девицу.

Прохладные, гладкие простыни гостиничной постели не приносили сон, и лежавшему с закрытыми глазами Виктору Александровичу привиделся другой гостиничный номер и другая история.

Пару лет назад он жил в Москве в двухместном «люксе» гостиницы «Россия». Соседом у него был знакомый сургутский мужик лет сорока, бывший профсоюзный работник, прилепившийся нынче к нефтяной торговле. Встретились с ним в службе оформления. Одноместных номеров не было, и они «через шоколадку» взяли на двоих «люкс», состоявший из общей спальни и маленькой гостиной с диваном. Этот диван и спас Виктора Александровича впоследствии.

Сургутский мужик оказался при деньгах и неутолимой жажде трахаться с кем попало. Каждый вечер он затаскивал в номер то горничных, то проституток и приглашал в компанию Слесаренко, не принимая никаких отговорок.

Виктор Александрович в болтовне и выпивках участвовал, но от сомнительного секса уклонялся. Подолгу гулял по Красной площади, сидел в буфете за чашкой чая. После полуночи осторожно входил в номер и укладывался спать на диване в гостиной, стараясь не слушать доносящиеся из спальни хлюпанья и вздохи. Самым главным было заснуть до того, как пресытившийся сосед отправлялся вместе с девкой в ванную и устраивал там обезьяний цирк под душем.

Как-то глубокой ночью, вытурив использованную девку, сосед растолкал и без того едва ли спавшего Слесаренко и попросил выпить с ним на пару.

– Надоело все, – сказал сосед. – Гадко на душе, друг, пойми!

Потом он схватился за телефон и вызвал дежурную. Прибежала заспанная тетка, умильно кривила губы перед богатым клиентом.

– Ты говоришь, все, что угодно? – громко вопрошал ее сосед. – Только деньги плати, говоришь?

– Все, что пожелаете, Николай Евгеньевич, – расшаркивалась тетка. – Только чуть потише, пожалуйста, родной мой.

– А вот мы сейчас и проверим, – не снижая голоса, рявкнул сосед. – Любые деньги! Понимаешь? Любые деньги! Но приведи нам сей секунд… нет, не баб, не телок, не блядей, а… двух ласковых женщин! Понимаешь? И чтоб с ними поговорить, понимаешь?

Тетка виновато кланялась, разводила пухлыми руками.

– Да где ж я вам возьму среди ночи двух ласковых женщин? Ласковые все давно спят по домам…

– Ага! – с восторгом заорал сосед. – Ага! Не можешь? А говорила: все могу! – передразнил он тетку, задергавшись в кресле и поводя плечами. – Уел я тебя, старая? Скажи: уел?

– Уели, батюшка, уели, – вздыхала тетка.

– Вот то-то, – удовлетворенно сказал сосед и сунул тетке «зеленую». – Проваливай, обманщица! Свободна до утра.

Потом сосед снова скис: жаловался на судьбу и вороватых партнеров по бизнесу; на московских чиновников, гребущих подношения лопатами за каждую визу на нужной бумаге; на гадких бандитов, уже расстрелявших того и того из соседского окружения. Тяпнув еще полстакана коньяку, сургутянин заставил Виктора Александровича одеться и потащил его куда-то вниз, в гостиничные подвалы, и Слесаренко, казалось бы, хорошо знавший «Россию», вдруг очутился в неведомом ранее ночном кабаке с цыганами, сразу же окружившими соседа орущим табором. Шампанское пузырилось в ноздрях перебравшего и почти не соображавшего уже соседа, но тот вдруг словно проснулся и опять потащил куда-то Виктора Александровича, и они оказались в огромном бассейне, где плавали мужики и девки, по большей части голые. Сосед в одежде и с бутылкой в руке рухнул в бассейн, на спор пробовал пить шампанское под водой из горлышка, захлебнулся и чуть не утонул. Его откачивали всей компанией. Сосед наблевал в бассейн, и Слесаренко поволок его, мокрого, в номер, где усадил боком на крышку унитаза, и сосед снова блевал в соседнюю раковину биде, да так и заснул на стульчаке, уронив голову между колен. Слесаренко снял с него пиджак и повесил на плечики в ванной сушиться, предварительно освободив карманы.

Деньги из бумажника и стянутого резинкой круглого свертка он разложил на столике для просушки, и к утру они скрючились и лежали охапкой бумажного хвороста. Проспавшийся сосед собирал их и разглаживал, материл себя и не помнил ничего из слесаренковских рассказов о вчерашнем, только вздрагивал при каждом новом повороте загульного сюжета и тряс головой. Вечером он явился изрядно поддатый с девками и полузнакомыми футболистами из старого состава «Спартака», и все потекло привычным руслом и закончилось спаньем вповалку на полу, в креслах и по трое на каждой кровати. Только Виктор Александрович спал в одиночку на «своем» диване и назавтра улетел домой: слава богу, командировка закончилась.

Глава девятая

Когда Кротов спустился в ресторан – на пять минут позже назначенного срока, стараясь соблюсти некую форму гостевой гостиничной вежливости, – он с удивлением обнаружил, что пришел на завтрак едва ли не последним.

Раскланявшись с присутствующими, он присел за общий стол, накрытый по-шведски, на полный выбор, и первым делом налил себе кофе из большого кувшина-термоса. Пятнадцатиминутный обжигающий душ почти изгнал остаточные явления ночного перепива и перекура, и Кротов слегка погордился собой, что вот он сидит, свежий и гладко выбритый, – настоящий мужик, умеющий пить без ограничений и без печальных последствий. Но только он хлебнул кофе и повел глазами по расставленной обильной еде, как быстро понял, что переоценил свои возможности, и с трудом продавил большим глотком горячего кофе охвативший горло спазм. Сидевший наискосок Кульчихин, все замечающий и все понимающий (сволочь), утешительно подмигнул Кротову и негромко пробасил:

– Курить бросай, Виталич.

Сам Кульчихин ел с аппетитом и (точно сволочь!) прямо-таки светился здоровьем. Кротов отыскал глазами Слесаренко и по-братски улыбнулся, увидев его пустую тарелку и огромный бокал минералки: наш человек…

В автобусе Кротов хотел подсесть к Слесаренко, но кресло рядом уже занял секретарь ассоциации Винников, что-то рассказывал думскому заму, потрясывая пачкой бумаг. Слесаренко молча кивал, искоса поглядывая в бумаги, потом рассмеялся и одобрительно похлопал Винникова по колену. Кротов прошел в глубь салона и устроился на свободное место у окна.

Ночной разговор с думским начальником оставил по себе двойственное впечатление. Кротов впервые увидел в Слесаренко в общем-то близкого ему по характеру и образу мыслей человека: неглупого, упрямого, принимающего жизнь такой, какая она есть. Тем неприятнее было Кротову размышлять о неизбежном дальнейшем раскруте сложившейся ситуации. Он не любил обманывать людей, даже совсем незнакомых, как не принимал безоговорочно и само слово «обман». Жизнь устроена так, что в неисполнении обещанного не всегда есть заведомость, а в неполной правде не всегда есть предательство, ибо слаб человек – жизнь сильнее его. Честно говоря, Кротов еще и сам не знал, как будет поступать далее, но тонкая ниточка внутреннего родства, протянувшаяся ночью меж ними, уже опутывала душу несвободой.

– Пять грамм? – спросил Кротова возникший у кресла Винников.

– Побойся бога, Борис Васильевич! – сердито произнес Кротов и добавил помягче: – Спасибо, все хорошо. Сервис на высшем уровне.

– Веников не вяжем, – удовлетворенно хмыкнул секретарь. – Ладно, пойду к прессе…

Кротов немного помедлил, сам себя и толкая, и осаживая, затем поднялся и боком двинулся вперед по узкому проходу.

– Можно, Виктор Александрович?

Слесаренко глянул на него, кивнул на соседнее кресло.

– Как самочувствие?

– Могло быть и хуже, – вздохнул Кротов. – Кульчихин советует: надо с куревом завязывать. Вон какой огурчик…

– Ну, у него жена молодая, – хмыкнул Слесаренко, – надо беречь организм.

– Кто не курит и не пьет…

– …Тот совсем наоборот! – неожиданно закончил фразу Слесаренко, и оба рассмеялись. В промежутке передних сидений появились седые усы и насмешливый взгляд директора завода «Сибнефтемаш» Толчеева.

– Веселитесь, начальнички?

– В меру сил, – ответил Слесаренко.

– Тогда анекдот. Идет вдребезги пьяный мужик по темной улице. Вдруг видит: что-то большое, черное, страшное… «Ты кто?» – спрашивает мужик. – «Я черное уродище-е-е!» – «Сгинь, сгинь!» – машет руками мужик и идет дальше. Смотрит – что-то большое, белое, страшное… «Ты кто?» – «Я белое уродище-е-е!» – «Сгинь, сгинь!». Идет дальше, дрожит от страха. И тут видит: что-то маленькое, серое… «Ага, я тебя знаю! – радостно вопит мужик. – Ты серое уродище! Сгинь, сгинь!» – «Пройдемте, гражданин…».

Смеялись почти до слез. С первого сиденья поднялся заинтригованный Кульчихин в любимом своем сером пиджаке, спросил:

– Вы чего там, мужики?

Слесаренко переглянулся с Кротовым, и они оба заревели:

– Ты серое уродище-е-е! Сгинь, сгинь!

Кульчихин вытаращил глаза, а Толчеев уткнулся головой в спинку кресла напротив и затрясся придушенным смехом.

– Винников! – грозно крикнул Кульчихин, – этим не наливать!

Автобус с тяжелой грацией летел по шоссе, плавно поглощал рессорами ухабы. Подвешенные к потолку телевизоры сверкали какой-то видеомагнитофонной эстрадной глупостью. Из конца салона уже опять тянуло сигаретным дымом, рыбным запахом бутербродов.

– Могу я посмотреть документы, Виктор Александрович? – спросил Кротов.

– Прямо здесь, сейчас? – Слесаренко замялся, потом пожал плечами и сказал: – Почему бы и нет, собственно… – и достал из портфеля пластиковую папку с бумагами.

Перелистав наскоро документы, Кротов пришел в состояние крайней озабоченности.

Содержание папки не явилось для него полным откровением. Он и раньше догадывался, что на одну лишь госдумовскую зарплату в Москве прожить невозможно, требуется какая-то подпитка, партийная или ведомственная, а Луньков не имел ни той, ни другой по причинам вполне определенным. Следовательно, депутату приходилось самому искать покупателей на депутатские услуги, в чем Алексей Бонифатьевич, судя по множеству обозначенных им в документах «контор», весьма и весьма преуспел. Впечатляющим контрастом с этими откровенно лоббистскими бумагами выглядели копии думских распечаток с результатами голосований, в которых позиция депутата Лунькова частенько выражалась значком «О» – отсутствовал, а ежели депутат присутствовал, то голосовал подчеркнуто против позиций правительства, что совсем не мешало ему использовать упомянутое правительство для депутатского вымогательства.

Квалифицированный и рисковый журналист «размотал» бы эту папочку с бумагами на целую серию сенсационных публикаций, способных поставить недвусмысленный крест на политической карьере господина народного избранника, и Кротов с чисто зрительским любопытством и равнодушием наблюдал бы это падение с высот, если бы среди бумаг ему не встретилась одна, от которой Кротова бросило в пот: экспортную сделку с АО «Инвестнефть» он лично финансировал из «теневых» банковских денег по словесному указанию президента головного банка Филимонова, и если после публикации в эти бумаги вцепятся «органы», то кротовский банк неизбежно всплывет, как всплывет и его собственная, а отнюдь не филимоновская, фамилия.

– Я передам, или вы сами? – спросил он соседа.

– Обсудим, – тихо сказал Слесаренко и убрал папку в портфель.

Путь до Тюмени в полусонном автобусе давал Кротову необходимую возможность не спеша и старательно обдумать случившееся и назревающее. Слесаренко, убрав бумаги, откинулся в кресле и смежил веки, но сама его пространственная близость мешала Кротову, словно дремлющий думский начальник мог подслушать его нехорошие банкирские мысли. Выручил Винников, вернувшийся из официантского турне по салону. Кротов с извинениями освободил кресло и чуть ли не силой усадил в него слегка озадаченного секретаря.

Дурацкая эстрада в телевизорах сменилась не менее дурацкой американской комедией, которую Кротов уже видел к тому же. Он снова забрался на свободное место сзади у окна, скрестил руки на груди и прикрыл глаза, обозначив для окружающих дремоту как просьбу не беспокоить. Кротову хватало и собственного беспокойства, граничащего с легкой паникой.

Позавчера, во вторник, свозив на кладбище Дмитриевскую родню и вернувшись к себе в офис, он нашел на столе записку от главбухши: «С.В.! Срочно позвоните Ф.!». У банка был собственный оператор на «межгороде», и уже секунд через сорок в трубке раздался голос Филимонова.

– Приветствую вас, Сергей Витальевич! Как обстоят дела?

У одного из крупнейших клиентов банка – объединения «Обьнефтегаз» – образовалась триллионная бюджетная задолженность, следствие повальных неплатежей в нефтяной промышленности, собственных финансовых вольностей и недальновидности инвестиционной политики руководства объединения. Налоговые службы пытались наложить руку на счета объединения, что разъярило нефтяного «генерала», полчаса оравшего матом на Кротова по телефону и требовавшего «решить проблему, твою мать, а как – меня не колышет!». Потом на связь вышел президент банка Филимонов, назвал пару фамилий и телефонных номеров, и Кротов позвонил по ним и передал, что требовалось, и вскоре налоговики отстали, но не насовсем, просто ослабили нажим, а в конце прошлой недели атаковали снова. Кротов как раз и собирался сейчас доложить президенту банка о настырности налоговой полиции и необходимости более высокого ей противодействия, но Филимонов остановил его на полуслове.

– Этим вопросом мы занимаемся. В конце концов, мы всего лишь банк, всего лишь касса. Если Агапов сам себе вырыл долговую яму – пусть сам из нее и вылезает активнее. Короче: половину всего, что будет поступать на агаповские счета, переводи в погашение по долгам. Сначала в федеральный, потом уже в местные бюджеты.

– Не лучше ли наоборот? – осторожно спросил Кротов. – Сначала в местные: я же все-таки в области сижу, в Тюмени.

– Сидеть ты будешь гораздо севернее, – холодным голосом пошутил Филимонов. – Вопрос закрыли. Все агаповские вопли переводи на меня. Теперь о главном.

– Слушаю вас внимательно, – сказал Кротов.

В ближайшее время к тебе заглянет Луньков. Знаешь такого?

– Вы имеете в виду депутата? Этого, из Госдумы?

– Совершенно верно. Выслушай Алексея Бонифатьевича самым старательным образом. Со всем, что он скажет, соглашайся, но ничего конкретного не обещай. Понял меня?

– Нельзя ли немного подробнее?..

– Странный вы человек, Сергей Витальевич, – сказал президент банка, переходя на «вы», что свидетельствовало о первой степени недовольства. – Я сообщил вам все, что считал необходимым и возможным сообщить. Впрочем, могу и добавить: от дружбы не отказывайся. В личном плане. Понял меня? В личном плане. Мужик он общительный, в чем-то даже интересный, хотя и болтлив до занудства. Последнее нам совсем не во вред, Сергей Витальевич, как ты сам полагаешь?..

Депутат Луньков появился в кабинете банкира в тот же день, около пяти часов пополудни, когда Кротов, уже собирался поехать домой, а оттуда на Сашкины поминки. Он уже запер сейф и достал из бара початую бутылку виски, чтобы слегка взбодриться на дорогу, когда дверь вдруг открылась без стука и спроса.

Первой в кабинет влетела восторженно-испуганная секретарша, хлопала глазами и все повторяла: «Сергей Витальевич, к вам… Сергей Витальевич, к вам!..». Следом возник невысокий, снисходительно-властного вида мужчина в светлом костюме. Прошел, улыбаясь, к столу, артистично выкинул раскрытую ладонь.

– Луньков. Весьма рад знакомству. Красиво тут у вас. Хорошо живут тюменские банкиры! – Луньков обернулся к задержавшемуся в дверях спутнику, бородатое лицо которого показалось Кротову знакомым. – Представлять вас, надеюсь, не требуется?

– Тесен мир, Сергей Витальевич, – произнес луньковский спутник, приближаясь к хозяину кабинета. – Я смотрю, вы вкусов не меняете, – добавил он, кивнув на бутылку виски. – Достойно похвалы.

Последняя фраза высветила фонариком дальний закоулок памяти, и Кротов сразу вспомнил, где и как он познакомился с этим человеком.

– Юрий…э… – промямлил Кротов, запнувшись на отчестве, но был остановлен примирительным жестом.

– Не утруждайтесь, Сережа, мы же тогда были с вами на «ты», не так ли?

– Приятно видеть вас снова, Юра, – сказал банкир.

– Я смотрю, вы тоже своих вкусов не меняете. Достойно похвалы!

– Не надо меня пародировать, Сережа, – улыбнулся луньковский спутник. – Одежда, как и глаза, есть зеркало души.

Как и тогда, при первой встрече, загадочный столичный «эксперт» Юрий, лохматый и бородатый, был одет в поношенные джинсы и свитер с низким воротом. В этой одежде он пил с Кротовым виски в гостиничном номере, свободно шлялся по коридорам Дома правительства, валялся на лужайке бывшей бурбулисовской госдачи или восседал в старинном кресле своего шикарного офиса, замаскированного щербатой дверью обычной коммуналки в угловом доме Первого Тверского-Ямского переулка. Кротов вспомнил и его фамилию, и его – до ранней пенсии – профессию, и даже место работы: ГРУ ГШ – Главное разведывательное управление Генштаба (если Юра не врал, конечно), – и прочие приметы и подробности совместно проведенных тех четырех московских дней.

– …Ну вот и ладненько, – сказал депутат. – Угощать будете, или нам свое доставать?

– Милости прошу! – Кротов сделал приглашающий жест к дивану. – Хорошо, что вы меня застали. Филимонов звонил мне, но даже не намекнул, что визит возможен сегодня. У меня тут, понимаете, некие обстоятельства…

– Знаем, сочувствуем, – сказал Луньков, усаживаясь и поддергивая вверх брючины. – Тяжело терять друзей. Предлагаю первым делом помянуть покойного. Если я не ошибаюсь, это его картины?

– Да, это работы Саши Дмитриева, – подтвердил Кротов, с настороженностью фиксируя поразительную депутатскую осведомленность.

– Хороший мастер, – сказал Юра. – Одна беда – его картины не вписываются в интерьер. Я не имею в виду ваш кабинет, Сережа, извините, вообще в любой интерьер. Они слишком… личные, слишком самостоятельные. Не удивлюсь, если узнаю, что при жизни он почти ничего не продал. Я прав?

Кротов кивнул и подумал: «Искусствоведению, гад, тебя тоже учили в разведке?».

Тогда, в Москве, Кротова как раз утвердили директором тюменского филиала «Регион-банка», и был банкет в ресторане гостиницы «Метрополь», где на глаза Кротову и попался этот бородатый парень в джинсах и свитере, угнетавший чопорных метрополевских официантов непристойной одеждой и вольными манерами. После полуночи наиболее стойкая часть компании переместилась в «Россию», в кротовский номер, где гуляли уже до упора, и бородатый ушел оттуда последним, а утром явился первым и увез Кротова на дачу, сославшись на распоряжение президента банка Филимонова. Там, на даче, принадлежавшей ранее ельцинскому фавориту Бурбулису, ныне опальному, а потому госдачи лишенному, у них и состоялся главный разговор в присутствии известного столичного журналиста и американского бизнесмена с армянской фамилией. Разговор этот прямых последствий не имел, но о его содержании Кротов с той поры не обмолвился ни единому человеку. Больше они не виделись и даже не перезванивались. Кротов почти забыл о существовании бородатого Юры, и его появление в компании с депутатом Луньковым явилось для банкира полной и малоприятной неожиданностью, потому что самым точным и честным словом, коим Кротов мог определить суть и повод тех давних общений с Юрой, было слово «вербовка».

И вот теперь таинственный Юра сидел на кротовском диване рядом с нардепом и смотрел на Кротова веселыми глазами.

– Неловко говорить, но у меня, мужики, и в самом деле цейтнот… Может, перенесем разговор на завтра?

– В принципе, не возражаю, – сказал Луньков. – Хотя для, если так можно выразиться, пристрелки нам хватит и часа. Вы успеете, Сергей Витальевич.

– Тогда я вас слушаю.

– Более того, – продолжил депутат, – я намерен вместе с вами посетить семью покойного художника, засвидетельствовать свое уважение и искреннее желание помочь всем, чем я помочь в состоянии. Вы согласны?

– Конечно, пожалуйста. Светлана будет рада…

– Вот и отлично, – подвел итог Луньков. – А теперь о наших с вами проблемах и задачах. Думаю, в телефонном разговоре с вами господин Филимонов был не слишком многословен?

– Он вообще почти ничего не сказал, кроме…

– Достойно похвалы, – вставил реплику Юрий. – Это демонстрирует его большое доверие к вам, Сергей Витальевич, и его высокую оценку ваших способностей принимать ответственные, самостоятельные решения.

– Нельзя ли попроще, мужики? – спросил Кротов, слегка озлившись на словесные вихляния москвичей. – Вы же не в Думе, Алексей Бонифатьевич.

– Мало вы меня знаете, Сергей Витальевич, – печально сказал Луньков. – Впрочем, теперь мы будем видеться куда чаще. Дело в том, что принято решение возложить на вас, уважаемый, весьма серьезные и не менее почетные обязанности.

– Интересно бы узнать, какие? – сказал Кротов.

– Прошу вас, Юрий Дмитриевич.

Джинсовый «эксперт» покатал в ладонях стакан с выпивкой; брякнул о стенки нерастаявший лед.

– Вы у нас будете, Сергей Витальевич, – торжественно произнес «эксперт», – начальником финансового штаба.

– Какого штаба?

– Начальником финансового штаба по выборам губернатора Тюменской области.

– Это Рокецкого, что ли?

Гости переглянулись и покачали головами.

– Узко мыслите, уважаемый, – сказал депутат. – Неужели все вещи и понятия на свете для вас существуют только в единственном числе? Еда – хлеб, река – Волга, губернатор – Рокецкий… Какой-то вы зашоренный.

– Послушайте, мужики! – Кротов поднялся из кресла. – А что, если я вас сейчас просто на хер пошлю? И с великим, притом, удовольствием. Юра, мы же с вами еще тогда разговор закончили. И, кажется, поняли друг друга.

– Сядьте, Сережа, пожалуйста, – без улыбки и озорства в глазах сказал «эксперт». – И постарайтесь помолчать, пока я буду говорить. Это в ваших же интересах.

– Какие мы ранимые, словно барышня, – сожалеюще начал Луньков, но Юра оборвал и его:

– И вы тоже воздержитесь от реплик, Алексей Бонифатьевич. Так вот, уважаемый друг мой Сережа, ваш филиал будет опорной базой в предвыборной кампании Алексея Бонифатьевича Лунькова – кандидата на пост губернатора Тюменской области. Такое решение принято в Москве по предложению Филимонова. Только упаси вас боже звонить ему и переспрашивать: он ответит «нет», а назавтра вас уволит. Решение существует, вы его будете выполнять.

– Так до губернаторских выборов еще как до Китая пешком! – удивился Кротов.

– Я же просил вас, Сережа, – укоризненно сказал «эксперт». – Продолжим… Со временем, после регистрации кандидата, вы откроете на его имя официальный счет для сбора пожертвований, где будете аккумулировать взносы в рамках сумм, определенных законодательством. Как вы сами понимаете, это будет всего лишь… верхушкой айсберга. В течение ближайших двух месяцев вам переведут на другие счета соответствующие суммы, которые вы обналичите и передадите нашим доверенным лицам.

– Это не так просто, – угрюмо заметил банкир. – Мы вообще с наличкой почти не работаем.

– Купите доллары у Центробанка или на валютной бирже, это же элементарно.

– Но как я их спишу! – почти крикнул Кротов и инстинктивно оглянулся на окна.

– Не волнуйтесь, – сказал Юра. – Никто вас не «слушает», мы проверяли. Иначе не стали бы столь откровенно беседовать с вами в этом кабинете.

– Черт, нервы, – вздохнул Кротов.

– Прежде всего мы рассчитываем на вашу сообразительность, ваш талант опытного дельца. И не надо делать оскорбленное лицо, Сергей Витальевич! Делец – хорошее слово! Как вы лихо тогда с «Инвестнефтью» сработали! Да и нынешняя ваша комбинация с переработкой нефти на Омском заводе… Достойно похвалы!

– Это уже шантаж, братцы.

– Обойдемся без эмоций, – сказал Юрий. – Мы только фиксируем вашу профессиональную состоятельность.

– Да уж, фиксируете…

– А вы что хотели? – вмешался в разговор Луньков. – И рыбку съесть, и на хер сесть?

– Я же вас тоже просил, Алексей Бонифатьевич, – не повышая голоса, произнес джинсовый Юра. – Не мешайте уважаемому банкиру собраться с мыслями: его задачи, если вдуматься, посложнее ваших.

– О каких суммах идет речь? – спросил Кротов.

– Для начала миллиарда полтора. И лучше в русских деньгах.

– Вы с ума сошли, – сказал банкир.

– Это для начала, – спокойно продолжил «эксперт». – Дальнейшее обсудим со временем.

– Вы, похоже, чего-то не понимаете, мужики! – сказал Кротов. – У меня ведь не частная лавочка. Да и частнику таких денег никто на руки на выдаст.

– Выдавали, и побольше. Почитайте газеты, милейший.

– Ну, я не знаю…

– Согласимся: не знаете. Пока… Так и быть, придем вам на помощь, уважаемый директор филиала. Финансовую компанию «Народное доверие» знаете?

– Конечно, знаю, – сказал Кротов. – Она у нас на обслуживании.

– Сколько у них денег на счету?

– Два миллиарда сто восемьдесят миллионов с хвостиком, – не задумываясь, ответил банкир.

– Достойно похвалы… Держим, как говорится, руку на пульсе? Достойно, достойно… Так вот, «хвостик» оставите, а два миллиарда – только цифру круглую не делайте, подозрительно выглядит – выдадите им на руки. И без возражений, пожалуйста. Не получится наличкой – выпишите чек. Хотя не грех бы и подсуетиться насчет наличной суммы. Сходите в Центробанк, поплачьте в манишку…

– Хорошо, допустим, – поднял руки Кротов. – А что будет дальше?

– Это вас уже не касается, милейший.

– Позвольте, как это не касается? Что с «Доверием»-то будет? Как они эту сумму вернут, чем замотивируют?

– А никак, – ответил Юра. – Лопнут, проворуются и сбегут. Как говорится, методы господина Мавроди – в жизнь!

– Вы мне кошмарные вещи говорите, мужики, – устало сказал Кротов.

– А ты целку-то из себя не строй, – бросил Луньков, и джинсовый Юра на этот раз промолчал; по всему было видно, что главное уже сказано, а душевные страдания русской банкирской интеллигенции его мало трогали. Юра одним глотком допил виски и выплюнул на дно опустевшего стакана последнюю нерастаявшую льдинку.

– Будем работать, Сергей Витальевич! Кстати, наш армяно-американский друг передает вам большой привет. Вы ему очень понравились. И знаете чем?

– Понятия не имею.

– Тем, что вы человек не без совести.

– Нашли время и место о совести говорить…

– Ну вот видите! – расхохотался «эксперт». – Прав был Арутюнчик, абсолютно прав! Не-ет, мы с вами сработаемся, милейший друг Сережа, и очень хорошо сработаемся, поверьте старому душеведу.

– А почему вы не спросите меня о самом важном? О том, как я отношусь к идее скинуть с кресла Рокецкого?

– Это уже по части глубокоуважаемого депутата, – развел руками «эксперт».

– Наконец-то и мне слово предоставили, – криво усмехнувшись, сказал Луньков, поднялся с дивана и прошествовал по ковру, перекатываясь с пятки на носок. В конце кабинета он замер, потом резко повернулся, махнув полами пиджака.

– Вы понимаете, в чем ваша беда, Сергей Витальевич? Вы не политик по складу ума. Нет-нет, я не имею в виду умение думать одно, говорить другое, а делать третье, и даже не способность честно врать, без чего ни один политик дня прожить не может, уж поверьте мне на слово. Вы и сами не такой уж простой, каким пытаетесь казаться. Я имею в виду совершенно другое: вы слишком прямолинейно формулируете цель, а потому промахиваетесь, стреляете в противоположную сторону. Вот вы сказали: скинуть Рокецкого… Если бы у нас была именно такая цель – скинуть, мы бы действовали абсолютно другими методами. Накопали бы или сочинили убедительный компромат, настучали Черномырдину, подставили бы сына или жену-банкиршу… Да мало ли как можно облить грязью человека, заставить его оправдываться, а раз начал оправдываться – значит, виноват, людей уже не переубедить. Так вот, Сергей Витальевич, зарубите себе на носу: такая победа нам не нужна. Мы хотим победить Юлианыча в открытом бою, на глазах у всех! Мы хотим доказать народу, что Рокецкий исчерпал себя как лидер, что он не способен совершить прорыв, увлечь людей великой идеей, развернуть перед ними перспективы новой жизни. Мы обязаны доказать – и докажем, что я буду лучшим губернатором, чем он. Вот какая победа нам нужна! И мы ее добьемся!

– Браво, браво, – сказал Юра. – Достойно похвалы.

Депутат быстрым шагом вернулся к дивану и сел напротив Кротова, наклонившись к нему корпусом.

– Поэтому я и не спрашиваю вас, Сергей Витальевич, о разных глупостях типа «любит не любит». Мне абсолютно не важно, как сегодня – я подчеркиваю: сегодня! – вы относитесь к Рокецкому и что вы думаете обо мне. Меня вы просто не знаете. Но мы начнем с вами работать, и через полгода вы сами подойдете ко мне и скажете: «Ты был прав, Луньков». Надеюсь, к тому времени мы уже будем на «ты». Вот так-то, уважаемый.