Текст книги "Тай-Пен (СИ)"

Автор книги: Виктор Коллингвуд

Соавторы: Дмитрий Шимохин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Тай-Пен

Глава 1

Глава 1

Через полчаса я уже был в ателье на Кузнецком мосту. Лева, бледный и взволнованный, встретил меня у входа.

– Что случилось? – коротко спросил я.

– Его забрали, Владислав Антонович, – зашептал портной, оглядываясь по сторонам. – Вчера вечером. Какие-то люди. Сказали, из-за старого дела.

Я завел его в мастерскую и запер дверь.

– Какого дела? Говори толком.

И Лева рассказал мне историю, от которой у меня похолодело внутри. Эту историю как-то рассказывал Изя, но я забыл. Несколько лет назад Изя был замешан в одной из самых громких и дерзких афер в Москве. Вместе с подельниками, оборудовав фальшивую нотариальную контору, он умудрился «продать» дом московского генерал-губернатора Закревского какому-то богатому англичанину. Когда обман вскрылся, разразился чудовищный скандал. Чтобы замять дело и не позорить Москву перед всей Европой, Закревский приказал гильдии московского купечества компенсировать англичанину все убытки. Купцы заплатили, но затаили злобу.

– И вот теперь, – закончил Лева, – сынки тех самых купцов, что тогда платили, нашли его. Мне передали, чтобы я сообщил вам: если вы не вернете им деньги, которые их отцы заплатили англичанину, они сдадут Шнеерсона в полицию, и он отправится на каторгу. Настоящую.

Я вернулся в гостиницу. Ситуация была патовой. Я сел в кресло и начал лихорадочно думать.

Привлечь Кокорева? Невозможно. Он только-только начал объединять вокруг себя московское купечество для битвы за ГОРЖД. Если выяснится, что его ближайший партнер – подельник известного мошенника, укравшего деньги, репутации Кокорева придет конец.

Обратиться в полицию? Еще хуже. Изя – беглый каторжник с поддельными документами. Любое официальное расследование немедленно вскроет его прошлое. Даже если не обвинят в старой афере, его все равно упекут в Сибирь, и на этот раз навсегда. Не говоря уже о том, какие еще тайны из его бурной одесской жизни могут всплыть.

Нет. Ни Кокорев, ни полиция мне не помогут. Эти купчишки-отморозки все рассчитали верно. Я должен действовать сам. И решать проблему тем единственным способом, который у меня остался. Силой.

Я подозвал к себе Рекунова.

– Степан Митрофанович, – начал я. – Нужны вы и все ваши люди, причем вооруженные до зубов. Изя попал в переплет, и мы едем его спасать.

Он не задал ни одного вопроса, лишь молча кивнув.

Через час мы стояли перед богатым купеческим особняком в Замоскворечье, куда, по сведениям Левы, и увезли Изю. Я, Рекунов и четверо бойцов.

– Дверь вышибаем, – тихо скомандовал я. – Действуем быстро и жестко. Мне нужны все, кто там есть, живыми, но очень напуганными.

Двое людей Рекунова с разбегу ударили плечами в массивную дубовую дверь. Замок вылетел с треском. Мы ворвались внутрь.

В большой зале за накрытым столом сидели пятеро молодых купчиков. Увидев нас, они вскочили, хватаясь за ножи и револьверы. Но они были просто избалованными отморозками, играющими в бандитов. А против них стояли люди, прошедшие таежные войны.

Все закончилось за минуту. Рекунов и его парни действовали без единого выстрела – слаженно, быстро и жестоко. Удар в челюсть, выбитый из рук револьвер. Через мгновение все пятеро похитителей лежали на полу, стеная и корчась от боли, а над ними стояли мои люди с наведенными на них стволами.

– Где он? – спросил я у того, кто, видимо, был главным.

– Да пошел ты! Ты знаешь, кто мой отец? – огрызнулся наглец.

– А мальчик что, папу ищет? – оскалился я и тут же зарядил ему между ног: и больно, и обидно. – А мальчику объяснили, что не надо трогать чужое? – вновь прорычал я. – Если нет, то я сейчас объясню!

Купчик тут же завыл и начал костерить меня, я же нагнулся, приставив дуло револьвера к его колену.

– Считаю до трех, а потом ты станешь калекой, – предупредил я таким голосом, что самому стало немного страшно.

Вот тут наглеца пробрало, он весь задрожал и кивнул на дверь в соседнюю комнату. Я распахнул ее. В маленькой каморке, привязанный к стулу и избитый, сидел Изя. Увидев меня, он издал какой-то нечленораздельный звук, в котором смешались облегчение, радость и ужас.

Я разрезал веревки.

– Ты в порядке?

– Таки почти, – прохрипел он, растирая затекшие руки. – Курила, я знал, что ты придешь!

Я повернулся к похитителям, все еще лежавшим на полу.

– Еще раз, – сказал я им ледяным голосом, – вы или ваши друзья тронете хоть волос на его голове, я не буду вышибать двери. Просто сожгу этот дом вместе с вами. Вы меня поняли?

Они испуганно закивали.

– Пошли отсюда, – бросил я своим.

Мы вышли из особняка, оставив за спиной униженных и перепуганных купчиков. Проблема была решена. По-нашему.

Интерлюдия. Приамурье, прииск Амбани-Бира.

На прииске «Амбани-Бира» наступила осень. Зарядили промозглые дожди.

Владимир Левицкий стоял на крыльце своей избы и с тревогой смотрел на раскисшую, чавкающую под ногами землю. Тайпины с азартом ворочали камни и промывали песок, золота в хранилище прибывало с каждым днем. Но это богатство не радовало, а пугало. В бочках из-под муки уже виднелось дно, запасы пороха и свинца подходили к концу, а Тит с утра до ночи чинил изношенные кайла и лопаты, ругаясь на чем свет стоит.

Левицкий тяжело вздохнул. Он исправно вел учет, следил за порядком. И чувствовал себя сторожем.

«Он бы что-нибудь придумал, – с тоской подумал Левицкий о Тарановском. – Он бы снарядил караван. Нашел бы выход. А я… я просто жду, когда придет зима».

В этот момент, прервав его мрачные мысли, с тропы, ведущей к стойбищу, показался запыхавшийся Орокан.

– Господин Левицкий! – крикнул он, подбегая. – В стойбище гости! С той стороны пришли!

– Гости? – нахмурился Левицкий. – Кто?

– Маньчжуры! Торговцы! На большой джонке пришли. У них зерно, порох, железо! Все есть! Золото берут!

Через десять минут в избе Левицкого сидел «военный совет»: молчаливый и опасный Сафар, кряжистый, похожий на медведя кузнец Тит и рассудительный Захар.

– Мы не знаем этих людей, – начал Левицкий, излагая свои сомнения. – Обычно мелкие торговцы на лодках ходили по Амуру. Разведчики маньчжурского даотая? Если они узнают о нашем прииске, нам конец.

– Порох кончается. Зерно тоже, – ровным голосом ответил Сафар.

– Кайла сточены, заступы ломаются, – прогудел Тит. – Скоро работать будет нечем. Надо идти.

Левицкий обвел взглядом их решительные лица. Он был здесь главным, и ему предстояло принять решение. Преодолевая свою природную осторожность, он кивнул.

– Хорошо. Мы пойдем. Но с максимальной осторожностью. Сафар, Тит, возьмите каторжан. Тайпинов не брать. Возьмем с собой лишь немного золота, для пробы.

Через час небольшой, хорошо вооруженный отряд двигался по раскисшей таежной тропе. Они шли налегке, но тяжело увязая в грязи и переходя вброд ручьи.

Не пройдя и половины пути до стойбища Амги, Сафар, двигавшийся впереди, резко поднял руку, останавливая отряд. Левицкий замер, прислушиваясь.

Сначала он ничего не различил, кроме шума ветра и крика птиц. А затем до его слуха донесся далекий, едва различимый звук. Хлопок. Потом еще один, и еще. Это была не редкая перестрелка охотников. Это была частая, беспорядочная пальба. В стойбище шел бой.

Левицкий и Сафар переглянулись. В их глазах не было страха – только холодная решимость. Левицкий выхватил из кобуры тяжелый револьвер, Сафар проверил затвор ружья. Знаком Левицкий приказал носильщикам залечь в кустах, а сам, вместе с Сафаром и остальными бойцами, начал осторожно, от дерева к дереву, продвигаться вперед, к источнику звука.

Глава 2

Глава 2

Мы вышли из особняка, оставив за спиной униженных и перепуганных купчиков, лежавших среди опрокинутой мебели и разлитого шампанского. Проблема была решена. По-нашему.

В гостиничный номер «Лоскутной» Рекунов и его люди почти внесли на руках обмякшего Изю. Мой одесский компаньон был в плачевном состоянии: сюртук порван, на скуле наливался багровый синяк, а из разбитой губы сочилась кровь. Он не стонал и не жаловался. Молчал, и это было хуже всего. Его просто опустили в кресло, и он так и остался сидеть – маленький, побитый, с отрешенным взглядом, устремленным в никуда.

Убедившись, что он жив и, кажется, цел, я отвел Рекунова в сторону. Посмотрел ему прямо в глаза.

– Степан Митрофанович, благодарю. Вы и ваши люди действовали безупречно. Быстро и без лишнего шума. Я ваш должник.

Он был удивлен. Я видел это по едва заметному движению бровей, по тому, как на мгновение смягчился тяжелый, немигающий взгляд. Он, возможно, впервые увидел во мне не своенравного барина, за которым ему приказано присматривать, а командира, который ценит своих людей. Он молча кивнул, и мне показалось, что толстый слой льда между нами наконец-то дал первую трещину.

Когда Рекунов и его люди ушли, я остался с Изей наедине. Налил в стакан коньяку из дорожной фляги и протянул его своему компаньону. Он взял дрожащей рукой и сделал большой, судорожный глоток.

– Ну, рассказывай, Изя, – спокойно сказал я. – Как тебя угораздило?

Услышав в моем голосе не гнев, а усталое сочувствие, Изя мгновенно преобразился. Молчаливая маска мученика треснула, и из-под нее выглянул знакомый мне одесский артист. Он картинно застонал, схватился за ушибленный бок, а его лицо приняло выражение вселенской скорби.

– Ой-вэй, Курила, это было ужасно! – начал он, строя из себя умирающего лебедя. – Я попался на глаза своим старым… знакомым. Они узнали, что я теперь при делах, что я теперь солидный человек, и предложили снова «чего-то намулевать». Какую-то грязную аферу с векселями. А я им – нет! Я теперь честный коммерсант, у меня партнеры, у меня репутация! Я отказался! Так они, эти поцы, видимо, из мести и заложили меня этим купчикам! А те уже меня подкараулили, прямо у мастерской Левы, он все видел! Схватили, в мешок – и туда…

Он мастерски выстроил историю так, чтобы выглядеть невинной жертвой, пострадавшей за свою добродетель. Я слушал, терпеливо качая головой, мысленно отделяя зерна от плевел. То, что его узнали старые подельники, было правдой. То, что он благородно отказался от аферы… здесь, я думаю, Изя слегка приукрасил действительность.

– Изя, Изя… – сказал я, когда он закончил свою трагическую повесть. Мой тон был не гневным, а скорее отеческим, как у командира, отчитывающего нерадивого, но ценного солдата. – О таких вещах нужно предупреждать немедленно. Я не могу защитить тебя от твоего прошлого, если не знаю о нем. Твои «старые дружки» – это не твоя личная проблема. С той минуты, как мы стали партнерами, это наша общая проблема.

Я посмотрел очень серьезно, так что он перестал стонать и выпрямился.

– Поэтому слушай меня внимательно. Если эти твои… знакомые… появятся на горизонте снова, хотя бы тенью мелькнут, ты немедленно сообщишь мне. Ты не будешь играть в героя. Не будешь пытаться решить все сам. Ты придешь ко мне. Это понятно?

Изя, видя, что его не ругают, а о нем заботятся, искренне и уже без всякой игры кивнул. Маска «умирающего лебедя» исчезла, и на его избитом лице появилось выражение детской, беззащитной благодарности.

– Понял, Курила. Понял. Спасибо.

Я решил не тратить время даром и закрыть самое первое дело, с которого и началась вся эта петербургская эпопея. Велел подать экипаж и отправился в особняк сенатора Глебова.

Встреча наша носила теплый, почти дружеский характер. Мы сидели в его уютном, отделанном дубом кабинете, и он с искренней радостью поздравил меня.

– Это лучшая новость за последнее время, Владислав Антонович, – проговорил он с улыбкой. – Вы не только спасли состояние этих несчастных сирот, но и подарили Ольге Владимировне надежду на личное счастье. Я безмерно рад за вас обоих.

– Благодарю, ваше сиятельство, – ответил я. – И как раз по этому поводу у меня есть еще одна добрая весть.

Я перешел на деловой, но уважительный тон.

– Новое правление ГОРЖД, как только будет официально утверждено, готово выкупить у наследников Левицких необходимый для дороги участок земли. Причем за полную сумму, которая изначально фигурировала в фальшивых документах, двести сорок тысяч рублей.

– Вот как! – Глаза Глебова блеснули. – Справедливость восторжествовала!

– Именно. Но для окончательного оформления сделки, – пояснил я, – требуется одобрение. Ваше, как официального опекуна. А еще согласие Дворянской Опеки.

– Можете на меня положиться, – с удовлетворением кивнул сенатор. – Я немедленно займусь этим вопросом и придам делу самый быстрый ход. Вы провернули невероятное дело, Владислав Антонович.

– Я лишь вернул то, что было украдено, – скромно ответил я. – И в этом мне очень помог один юноша.

– Ах, Плевак! – Лицо Глебова просветлело. – Гений! Невероятный, острый ум. Я поручил ему еще несколько дел, и он справился с ними блестяще. Этот юноша далеко пойдет!

– Я того же мнения, – согласился я. – И хотел бы лично отблагодарить его. Не подскажете ли его нынешний адрес, ваше сиятельство?

Еще немного посидев у Глебова, я отправился к будущему гению российской адвокатуры.

Карета остановилась у скромного доходного дома в одном из переулков близ университета. Контраст с роскошными особняками, в которых я провел последние недели, был разительным. Здесь пахло сыростью, кислыми щами и бедностью.

Федор Плевак жил на последнем этаже, в небольшой каморке, заваленной книгами. Когда он открыл мне дверь, на его худом, интеллигентном лице отразилось целая гамма чувств: сначала недоумение, затем узнавание и, наконец, крайнее смущение. Он был в простом, заношенном студенческом мундире и, очевидно, польщен и обескуражен моим визитом.

– Господин Тарановский! Какими судьбами? Прошу, входите, только у меня… не прибрано.

– Не беспокойтесь, Федор Никифорович, – улыбнулся я, входя в его скромное жилище. – Я приехал ненадолго. Прежде всего, чтобы еще раз искренне поблагодарить за вашу неоценимую помощь и блестящую работу в деле Левицких.

– Полноте, сударь, я лишь выполнял свой долг, – пробормотал он, краснея.

– Вы выполняли его гениально, – твердо сказал я. – И любой труд должен быть оплачен.

Я достал из кармана заранее отсчитанную пачку ассигнаций и протянул ему.

– Здесь триста рублей. Ваш гонорар.

При виде такой огромной суммы Плевако отшатнулся, словно от огня.

– Что вы! Я не могу! Это… это слишком много, да и вы уже оплатили! – залепетал он.

– Берите, – настойчиво сказал я. – Вы их заслужили. И это лишь малая часть того, что вы сэкономили для казны и наследников.

Он все еще колебался, и тогда я положил деньги на стол, заваленный книгами.

– Это плата за ваш труд, Федор Никифорович. Но я приехал не только за этим. Я хочу сказать, – я посмотрел ему прямо в глаза, – что, если в будущем у вас возникнут какие-либо трудности, знайте, что в моем лице вы всегда найдете друга и поддержку.

Он был глубоко тронут – не столько деньгами, сколько моим предложением.

– Благодарю вас, Владислав Антонович, – тихо сказал он. – Я… я этого не забуду.

Покинул его скромное жилище я с чувством глубокого удовлетворения, не просто заплатив талантливому юристу, а заручившись дружбой человека, которому суждено стать величайшим адвокатом России.

Я ехал в карете обратно в «Лоскутную», мои мысли, освободившись от груза сиюминутных интриг, устремились на восток, в Сибирь. Откинувшись на мягкую спинку сиденья и глядя на проплывающие мимо московские особняки, начал мысленно перебирать задачи, которые нужно было завершить перед отъездом.

Первое. «Сибирское Золото». Дождаться, пока поверенный завершит официальную регистрацию акционерного общества. С этим, благодаря покровительству великого князя, проблем быть не должно.

Второе. Земля. Завершить оформление покупки огромного участка на Амуре на мое новое, русское имя. Это фундамент всей будущей империи.

Третье. Специалисты. Нужно связаться с профессором Лавровым и нанять нескольких его лучших, самых толковых и отчаянных выпускников из Горного института. Без грамотных инженеров и геологов делать на приисках нечего.

Четвертое. Оборудование. Договориться о сложнейшей логистике: доставке готовых паровых машин, драг и бурильных установок по готовности в Благовещенск, а оттуда уже я легко перевезу их на прииск.

Я мысленно поставил галочки напротив каждого пункта. Все это было сложно, но решаемо. Но тут я перешел к пятому, самому прозаическому, но и самому важному пункту: припасы. Порох, оружие, свинец и, главное, провиант – тысячи пудов муки, крупы, солонины.

Оружие и порох придется возить по мере надобности из ближайших городов, так как выбора иного нет. А вот с едой дело обстояло по-другому, это зависимость.

Моя первая мысль была очевидной: закупать все у китайцев. Маньчжурия рядом, через реку. Это казалось самым простым решением. Но чем больше я об этом думал, тем яснее видел фундаментальные изъяны этого плана.

Полагаться на маньчжурских торговцев – значит, добровольно надеть на себя ошейник. Сегодня они приплыли – завтра нет. Сегодня у них одна цена, а завтра, прознав о масштабах нашей добычи и о нашей зависимости, они взвинтят ее в десять раз, и мы окажемся в ловушке. Постоянные крупные сделки с золотом неизбежно привлекут излишнее внимание маньчжурских властей. Рано или поздно на прииск придут не купцы с рисом, а чиновники с солдатами или бандиты. Да и сама по себе логистика, даже на коротком плече, была ненадежной. Ледостав, ледоход, поломка джонки – и весь наш огромный прииск в разгар сезона может остаться без еды.

«Нет, – с холодной ясностью понял я. – Зависимость от соседа, чьи намерения неизвестны, – это стратегический проигрыш. Нам нужно что-то свое. Своя продовольственная база. Свои мастерские. Максимальная автономия. Только так мы будем в безопасности и сможем развиваться».

И тут из осознания этой проблемы родилась новая, еще более масштабная идея.

'Стоп. Земля… У меня ведь будет земля! Огромный, плодородный участок. Зачем зависеть от китайцев, если можно выращивать свой хлеб на своей земле? Если на этой земле поселить людей, русских людей, крестьян… Они будут выращивать хлеб, картошку, держать скот. Они решат проблему с провиантом хотя бы частично на первое время.

И это будут русские люди! Свои! Не наемные китайцы, не бывшие мятежники-тайпины, а наши, православные мужики с семьями. Они станут опорой, костяком нового поселения. И они же помогут с доставкой оборудования от Благовещенска до прииска!'

План начал стремительно обрастать деталями. Людей нужно набирать сейчас, в центральных губерниях. Потом своим ходом в Сибирь, а там им придется зимовать в Благовещенске или Сретенске, а по весне, с первой навигацией, отправляться на мои земли. Там они начнут строить дома и распахивать первые поля. Это была уже не просто золотодобыча. Это была колонизация.

Я понял, что самостоятельно буду долго искать таких людей, и мне нужна помощь.

Имя пришло само собой. Кокорев.

Кто, как не он, бывший откупщик, чья сеть покрывала пол-России, сможет организовать вербовку переселенцев?

Я велел извозчику гнать к московской конторе Кокорева на Ильинке, не заезжая в гостиницу. Идея о создании собственного поселения на Амуре захватила меня целиком. Она была дерзкой, масштабной и абсолютно правильной со стратегической точки зрения.

Кокорев был на месте. Я застал его в огромном, заваленном бумагами кабинете. Он сидел за столом, и перед ним были разложены карты железнодорожных путей России. Очевидно, всеми мыслями он находился уже там – в будущем, где он, Василий Кокорев, двигает по этим стальным артериям грузы и капиталы.

– Василий Александрович, нужно поговорить, – начал я без предисловий.

Он оторвался от карт, и я увидел в его глазах усталый, но довольный блеск победителя.

– А, Антоныч, проходи! Что-то срочное? Дел – непочатый край!

– Дел станет еще больше, – усмехнулся я. – У меня родилась новая идея. Касательно нашего сибирского предприятия.

Я вкратце изложил ему свой план. Рассказал о продовольственной зависимости от китайцев, о рисках и, главное, о решении перевезти на наши амурские земли русских крестьян, которые будут кормить прииск.

Кокорев слушал меня, кивая, но я видел, что мыслями он все еще в своем Обществе, среди рельсов и паровозов. Для него мой план по переселению десятка семей казался хоть и дельным, но мелким, локальным предприятием.

– Мысль верная, Антоныч, – наконец произнес он, когда я закончил. – Свое хозяйство под боком – завсегда надежнее, чем на соседа уповать. Только мне сейчас, сам видишь, не до того. Пока этих французов из правления вычистишь, пока со Штиглицем все доли утрясешь… Голова кругом идет.

Он нажал кнопку звонка на столе. Через минуту в кабинет вошел приземистый, кряжистый мужик лет пятидесяти, с умным, цепким взглядом и окладистой бородой.

– Вот, познакомься. Ефим Кузьмич, мой главный управляющий по всем хозяйственным делам. Человек – кремень. Что ему ни поручи – все сделает в лучшем виде.

Он повернулся к управляющему.

– Слыхал, Кузьмич? Нашему компаньону, Владиславу Антоновичу, люди нужны. Крестьяне. Для заселения новых земель в Сибири. Нужно подобрать десяток семей – толковых, работящих, непьющих. И организовать их отправку. Займешься.

– Будет сделано, Василий Александрович, – ровным голосом ответил управляющий, смерив меня быстрым, оценивающим взглядом.

Кокорев снова уткнулся в свои карты, давая понять, что для него вопрос решен. Я же отозвал Ефима Кузьмича в сторону, чтобы обговорить детали.

– Нам для начала много не надо, – сказал я ему. – Семей семь, от силы десять. Нужно, чтобы они понимали: едут не на пустое место. Я обеспечу их всем необходимым на первый год: инструментом, скотом, семенным зерном, деньгами на обустройство.

– Понятно, – кивнул Кузьмич. – Условия какие для них будут?

– Располагаться они будут на моей земле, которую я сейчас оформляю. Налогов платить не будут ни в казну, ни мне. Первые пять лет – точно. Но есть одно условие: десятую часть урожая должны будут отдавать на нужды прииска.

– Десятина – дело божеское, – согласился управляющий. – А остальное?

– А остальное я буду у них же и выкупать. По твердой, хорошей цене. Им не нужно будет думать, куда девать излишки. Их задача – растить хлеб и кормить нас. А наша задача – дать им за это достойную жизнь.

Управляющий выслушал, и в его цепких глазах появилось уважение. Он увидел не барскую прихоть, а трезвый, хозяйский расчет.

– Условия добрые, – заключил он. – На такие люди пойдут. Я подберу вам лучших. Из наших, из староверов. Народ надежный.

– Вот и славно, – кивнул я. – Начинайте поиск. Как только я решу все дела, мы обсудим отправку.

Я покинул контору Кокорева с чувством глубокого удовлетворения. Еще один механизм был запущен. Моя сибирская империя начинала обрастать не только шахтами и заводами, но и пашнями. И людьми. Своими людьми.

Наследующее утро мне прямо в номер принесли телеграмму из Петербурга.

«МОСКВА ГОСТИНИЦА ЛОСКУТНАЯ ГОСПОДИНУ ТАРАНОВСКОМУ ТЧК ВОПРОС ОБ УЧРЕЖДЕНИИ ОБЩЕСТВА СИБИРСКОЕ ЗОЛОТО ВНЕСЕН НА ЗАСЕДАНИЕ СИБИРСКОГО КОМИТЕТА ТЧК СЛУШАНИЯ НАЗНАЧЕНЫ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ТЧК ВАШЕ ЛИЧНОЕ ПРИСУТСТВИЕ КРАЙНЕ ЖЕЛАТЕЛЬНО ТЧК ПОВЕРЕННЫЙ АЙЗЕНПЛЯТТ»

Два дня. У меня было всего два дня.

В Петербург я прибыл на следующий день, усталый, но полный холодной решимости. Изя, которого я решил больше не отпускать далеко, был со мной, как и охрана. Они направились в гостиницу, а я прямо в особняк графа Неклюдова.

Граф принял меня немедленно, и по его серьезному лицу я понял, что он уже в курсе событий.

– Это будет непросто, мой друг, – сказал он без предисловий, наливая мне бокал вина. – Заседание – лишь формальность. Все решается заранее в кулуарах. И вам будут противостоять очень могущественные силы.

Он уселся в кресло напротив и начал обрисовывать мне политический ландшафт предстоящей битвы. Это был не просто совет. Это был брифинг разведчика перед высадкой во вражеский тыл.

– Во-первых, – начал Неклюдов, – у Комитета сейчас нет официального председателя. Это создает пустоту и усиливает роль «серого кардинала» – управляющего делами Владимира Петровича Буткова. Это старый лис, опытнейший бюрократ, которого не убедить эмоциями. Он будет смотреть только на бумаги, на выгоду для казны и на то, с какой стороны дует ветер.

– Понимаю, – кивнул я. – Кто еще будет решать?

– Ваш главный козырь, – продолжил граф, – это, конечно, великий князь Константин Николаевич. Его слово и поддержка могут перевесить все остальное. Он лидер партии реформ, жаждет развивать страну. Но и он не всесилен. Против него будет играть консервативное крыло.

Неклюдов загнул палец.

– Петр Александрович Валуев, министр внутренних дел. Умный, осторожный, прагматичный. Его главный страх – потеря контроля. Он будет видеть в вашем проекте угрозу на диких окраинах, рассадник бандитизма и крестьянских волнений. Он будет вашим главным оппонентом.

Он загнул второй палец.

– Михаил Христофорович Рейтерн, министр финансов. Ключевая фигура. Профессионал, который смотрит на мир через колонки цифр. Его интересует только выгода для казны: налоги, золотой запас, курс рубля. Он может вас поддержать, но только при условии жесточайшего финансового контроля и твердых гарантий. Он будет торговаться за каждый процент.

Граф сделал паузу, отпив вина.

– Далее – формалисты. Дмитрий Николаевич Замятнин, министр юстиции. Его будет волновать только юридическая чистота: устав, законность. И, конечно, представители Горного департамента. Эти будут стоять насмерть. Они увидят в вас опасного конкурента, который разрушит их уютный мир «откупов» и лишит их влияния. Именно от них ждите самых язвительных и каверзных вопросов по технической части.

Он откинулся на спинку кресла, подытоживая:

– Вот и весь расклад. С одной стороны – великий князь и, возможно, Рейтерн, если вы докажете ему выгоду. С другой – Валуев и вся старая гвардия из Горного департамента. Ваше дело оказалось в самом центре борьбы между «партией реформ» и «партией консерваторов-прагматиков». Исход этой битвы непредсказуем.

Я вернулся в свой номер в гостинице поздно вечером. До заседания оставалась одна ночь.

При свете одинокой масляной лампы я разложил на столе все свои «орудия». Вот пухлая папка с проектом «Сибирского Золота» с безупречными расчетами Изи.

Всю ночь я сидел над этими бумагами, выстраивая линию аргументации, готовя ответы на каверзные вопросы, которые мне зададут Бутков, Валуев и горные чиновники.

Утро застало меня за столом, с красными от бессонницы глазами, но с абсолютно ясной и холодной головой.

Я надел свой лучший сюртук, проверил каждую складку и узел галстука. Когда я спустился вниз, меня уже ждала карета.

Она остановилась перед величественным, строгим зданием, где заседал Сибирский комитет. Я сделал глубокий вдох, ощутив на лице холодный невский ветер, и шагнул навстречу судьбе.