Текст книги "Предчувствие весны"

Автор книги: Виктор Исьемини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 23 Замок Аривна в Феллиосте

Трельвеллин спустился по узкой винтовой лестнице. Ступени под ногами трещали, тронутые инеем стены дышали холодом. Люди так и не научились строить хорошее жилье... Вот, казалось бы, башня Аривненского замка – высока, стройна, с нее открывается великолепный вид. Сложена из прочного камня и вполне надежна в случае войны. Почему же не сделать ее удобной для мирной жизни? В жилом помещении наверху трещат в камине дрова, небольшую комнату можно натопить, но стоит выйти за порог – и стылый ветер из бойниц мигом обдает морозом. Нижний этаж, подвал – все выстужено. Ступени лестницы растрескались, подгнили, потому что летом здесь, напротив, будет не продохнуть от жары, льющейся в бойницы. А осенью и весной все пропитает влага.

Людей, строивших замок в Аривне, заботила лишь прочность стен, они готовились к войне, вовсе не думая о том, каково будет жить здесь в мирные дни – тем более, каково будет эльфу, привыкшему к милостям Матери. Милость Матери – это, прежде всего, мягкий климат. Привычные мысли пронеслись в голове – они возвращались всякий раз, когда Трельвеллин сходил или поднимался по лестнице. Пронеслись и умчались прочь, быстрые мысли эльфа. Когда король вышел на крыльцо, в голове уже были лишь дела. Эльфам трудно думать подолгу об одном и том же, сегодня Трельвеллину предстояло делать усилие над собой. Нынче – день для дел. Юный Элльгойн подвел жеребца, Трельвеллин легко вскочил в седло и бросил мальчику:

– Следи за огнем в камине. Я не желаю возвратиться в остывшую комнату, покрывшуюся льдом по углам.

– Да, ваше величество, – с достоинством склонил голову юнец.

– И не вздумай играться с угольками!

– Да, ваше величество... обещаю... – эта фраза была произнесена без энтузиазма.

Тем не менее, Трельвеллин теперь был спокоен – если Элльгойн пообещал, то исполнит в точности и не сожжет замок из-за нелепой игры.

Когда король закончил отдавать распоряжения, принц Аллок махнул рукой воинам конвоя, те вскочили на коней. Ворота со скрипом распахнулись, король поморщился, его раздражали эти непрерывный скрип, треск и стон дерева, раздающийся в любом строении, возведенном человеческими руками. Но ничего, скоро Трельвеллин возвратится на северный берег Великой, где нет ничего созданного руками короткоживущих, а здесь останется командовать Аллок Ллиннот, младший сын и великий воин... как он сам о себе думает. Сегодня король с сыном объедут окрестности Аривны, осмотрят напоследок здешние земли, Трельвеллин оценит приготовления к предстоящей кампании, сделанные сыном. После этого будет назначена дата отъезда.

Король первым выехал из замка, следом – Аллок и его кавалеристы. На дороге сын пристроился рядом и принялся болтать, указывая рукой – рассказывал, куда ведет дорога, что будет сперва, что потом.

– Аллок, – прервал разглагольствования принца Трельвеллин, – все это замечательно видно из башни. Сын мой, пойми, молодости свойственно тянуться пощупать своими руками, схватить, стиснуть, сжать пальцами. Старикам достаточно лишь увидеть, за многие годы старик перещупал все, теперь ему достаточно лишь увидеть. Я каждый день гляжу на эту дорогу и вижу дым из печных труб вон там, за лесом. В лощине деревня, осенью пастух выгонял на пастбище коров. Я знаю, сколько коров в этой деревне, и какой они масти. Влево уходят поля, и когда здешние крестьяне распахивали пашню под озимый посев, я видел всех взрослых. Я не знаю, как их звать, но этого мне не нужно. Даже если я и выучу их варварские имена, они умрут раньше, чем я сумею забыть. Но видел я всех. Дальше, за дубовым бором, холм – дорога взбирается на него и, стало быть, снова видна. С башни я вижу гораздо дальше, я вижу черный густой дым и знаю, что там гномьи кузницы, там расположились присланные Грабедором грубияны. И уж совсем далеко, однако различимо для глаз – город. За нынешний день мы не осмотрим больше, чем можно различить с башни, посему не трать слов. Слова тебе пригодятся, когда я стану задавать вопросы.

– Да, отец.

– И я не уеду, если мне не понравятся ответы. Оставляя тебя на южном берегу Великой, я хочу быть уверен, что ты справишься без моих мелочных, нудных, надоедливых, бестолковых, но совершенно необходимых советов.

– Да, отец.

Сегодня принц был готов выслушать все, что угодно, лишь бы отец решился оставить его, Аллока, командовать, а сам удалился.

***

Когда эльфы проезжали через деревню, встречные кланялись. Трельвеллин заметил, что некоторые даже нарочно вышли из домов, чтобы отвесить поклон. И выражение на лицах было странное – словно поклон доставляет крестьянам удовольствие. Король эльфов пытался понять этих людей, он подолгу беседовал с епископом, чтобы научиться глядеть на Мир человеческими глазами. Любое новое знание может оказаться полезным. И король думал. Пока Аллок носился по округе, отправлялся в вылазки к границе, обустраивал новые владения. Трельвеллин занимался тем, что размышлял. Оставив сыну то, что попроще, он занимался более сложным делом.

Не раз Трельвеллину казалось, что он ухватил суть, что вот-вот – и он поймет, но нет... нет. Пути, которыми движутся мысли короткоживущих, оставались для эльфа темны. Зачем кланяться? Выражать приязнь можно словами, песнями... просто улыбками, в конце концов.

Трельвеллин старательно улыбался в ответ и кивал, но коня пустил быстрее, чтобы поскорей миновать деревню. Дорога нырнула в лощину, поросшую лесом, затем взобралась на холм. С вершины открылся вид на лежащий вдалеке город. После завоевания многие горожане ушли на юг, эльфы не стали препятствовать. Тогда город ненадолго опустел. Позже часть жителей возвратилась, но это, как объяснили Трельвеллину, были городские низы, то есть те, кто не участвовал в управлении городом и не скопил богатств. Должно быть, для них оказалось безразлично, под чьей властью находиться, коль скоро власть и прежде принадлежала не им.

Теперь там поселили присланных Грабедором мастеров-оружейников. Гномов было много, шесть десятков, но в городе остались пустующие дома, и разместились бородачи без труда. Назывался городок Рамдор, туда и направлялся сейчас конвой. Когда поскакали с холма, Трельвеллин с удовольствием пустил коня в галоп, так, что морозный ветер свистел в ушах. Эльфы конвоя припустили следом, гремя доспехами гномьей работы. Им было весело, они кричали на скаку: "Хэй! Хэй!"

В городских воротах стояла стража – эльфы в кольчугах и шлемах. Здесь всадники, окутанные клубами пара, натянули поводья. Короля и принца приветствовали радостными криками.

– Как, работа кипит? – осведомился Аллок у старшего стража.

– А как же! Бородачи гремят железяками вовсю! Разве не слышите?

Грохот и звон в самом деле доносились весьма отчетливо, да и столб густого черного дыма, вздымающийся над Рамдором, указывал, где трудятся оружейники.

Аллок знал дорогу к кузнечным кварталам, в которых расположились гномы, и теперь принц возглавил кавалькаду, Трельвеллин ехал за сыном. Кузнечные мастерские окружала ограда, там Аллок спешился. Король спрыгнул на грязный снег, оглядел здоровенные груды угля, прикрытые рогожей ящики, мешки, бочонки, связки стрел и пик... поинтересовался:

– А почему мастерские разместили именно здесь? На юге есть город больше этого.

– Тот город, в самом деле, прежде был многолюдней, – кивнул принц, – но там жили большей частью купцы. Мастерские здесь получше обустроены, да дело даже не в этом. Гномы посоветовали не размещать их близко к границе. И их, и наши воинские лагеря, и склады припасов – все большей частью здесь, у Аривны. Так безопасней. Если воины людей прорвут оборону, им не достанется добычи. В том городе, на юге...

– Как он зовется?

– Феллиост, как и весь край. Феллиосту люди почему-то оставили прежнее название. Так вот, там почти не осталось жителей, купцы все съехали. Кто хотел возвратиться и жить, как раньше, тем позволили. Но поставили условие – снести городские стены. Теперь город Феллиост не укреплен. Это тоже сделано по совету гномов.

– Ты слушаешь их советы?

– Да, если они разумны. Я не собираюсь отступать, но если все же придется – обороняться будем в лесах, а города и замки не станут оплотом врагу, укрепления на юге Феллиоста уничтожены... Приветствую, мастер Имедромд!

Король оглянулся – гном-оружейник вышел встретить гостей. Гном был кряжистый, массивный. Даже по меркам его народа плечистый и мощный. Поверх грязного кафтана на гноме был надет грязный кожаный фартук, прожженный во многих местах. Шапки не было, жесткие волосы стягивал шнурок.

От фигуры коротышки валил пар, как будто гнома только что вытащили из печи. Возможно, так оно и было в самом деле.

***

Имедромд вытер черные ладони черным от копоти тряпьем и широко взмахнул ручищей:

– Идемте, ваше величество, ваше высочество, идемте! Поглядите, если будет на то ваша воля, как закаляются клинки, как плетутся кольчуги, как проклепываются доспехи.

Король поморщился – от взмаха гнома с фартука и закопченных лохмотьев в воздух взвилась туча частичек золы и копоти.

Затем Трельвеллина повели в царство огня и грохота. Гремели молоты, сипели мехи, звенело, бренчало и пело железо. Шуршал уголь, с шипением вспенивалась грязная вода, когда в нее швыряли раскаленные поковки. Среди приземистых гномов король с удивлением приметил рослые фигуры людей. Притянул за рукав сына и едва не в ухо (иначе не расслышать в таком шуме) спросил:

– Кто эти люди?

– Местные, – блеснув белыми зубами, откликнулся Аллок, – кузнецы здешние, из Рамдора, да деревенские тоже прибились.

– Помогают нам, да приглядываются! – подхватил Имедромд, услыхавший, о чем идет разговор. – Гномьему умению всякий кузнец рад поучиться!

Внимание короля привлекли громкие крики из соседней кузницы. Трельвеллин завернул за угол и остановился понаблюдать. Кузнец из местных, здоровенный, краснолицый, со стоящей торчком буйной бородой, препирался с гномом. Тот сердито надувался и привставал на цыпочки, тогда как человек неуклюже сгибался над низкорослым собеседником. Борода гнома топорщилась под фартуком, заботливо упрятанная от искр и горячего пара.

– Вот так делать надо! – орал верзила. – Гляди, гляди сюда, вот этак вот, чтоб движению простор!

– Никогда! – надрывался в ответ гном. – Слышишь ты, дылда?! Никогда так мы не ковали! Отродясь не делали подобного! Испокон веков! Это же непрочно!

– Так всаднику же! Между ног всаднику зачем прочность? У него там седло, понял? Ему – чтоб удобно, не нужно там железяк. Это кавалерийские доспехи, пойми наконец!

– Седло... – карлик задумался.

– Седло! Испокон веков, надо же! Да когда ваше племя в кавалерийской сбруе разбиралось-то? На лошадях ваш брат не ездит же! Вот гляди, гляди сюда, я тебе сейчас покажу...

– Ну-ка...

Трельвеллин улыбнулся – вот, мол, как учатся люди гномьему мастерству. Имедромд поспешно выступил вперед и поманил:

– А идемте-ка, ваше величество сюда, покажу готовые доспехи. Специально для ваших подданных изготовлены легкими...

Осмотр мастерских короля удовлетворил. Разумеется, Трельвеллин для порядка сделал несколько небольших, но дельных, замечания. С Аллоком иначе нельзя, не то вообразит, будто в самом деле может командовать войском и управлять Феллиостом самостоятельно. Поговорить Трельвеллин собирался о другом, но не хотел начинать при гномах и, тем более, при людях.

Эльфы закончили осмотр мастерских, напоследок сделали круг по городу (здешние также спешили приветствовать монарха, едва видели кортеж со знаменами) и выехали в ворота. Предстоял последний на сегодня визит – король собирался посетить воинский лагерь в лесу. Когда отъехали от Рамдора на полет стрелы, Трельвеллин подозвал сына и наконец спросил:

– Ну, а теперь рассказывай, что у тебя на уме. О чем ты с гномами сговорился? По какой причине лагеря, мастерские и склады отодвинуты от границы?

– Э... – принц замялся, – я хотел, чтобы сюрприз вышел. Есть у меня один план...

ГЛАВА 24 Вейвер в Сантлаке

К вечеру в трапезной «Золотой бочки» собрались люди. Конечно, не так много, как в предыдущие дни, когда в Вейвере стоял купеческий караван, но все же для маленького городка – вполне приличное количество. Мясник с женой и подручными, как обычно обосновался в углу, там было пусто и темновато. Лампы, подвешенные к потолочным балкам, недостаточно освещали дальние столы, но Гедор не стал просить свечу, как делал прежде. Огонек, дрожащий перед глазами, мешал бы ему рассматривать посетителей. Большая часть публики расположилась неподалеку от стойки, где светлей.

– Пожалуй, начнем, – объявил Гедор. – Вряд ли народу станет намного больше. – Торчок, ты первый.

Парнишка тут же поднялся и собрался двигать к стойке, но Мясник окликнул и велел подойти, встать перед собой, повернуться.

– А это что? Дай-ка мне... Давай, давай.

Торчок вытащил из-за голенища нож и послушно отдал.

– Теперь ступай.

Мясник положил отобранное у парнишки оружие перед собой. Вскоре у стойки возникло оживление. Торчок, притворяясь пьяным, бродил между столов и говорил гостям "Золотой бочки" гадости. Толстого ткача обозвал боровом, крестьянину, который остановился здесь же на ночь, сулил, что, пока он пропадает в городе, к жене наведается сосед, а то и двое разом. Кому-то наступил на ногу, с чьего-то стола смахнул на пол миску... Сперва над ним посмеивались, потом стали бранить, Торчок огрызнулся... Наконец не выдержал ткач и, сопя, стал тяжело подниматься из-за стола. Паренек скакал перед ним и улыбался слюнявым ртом.

Гедор отодвинулся от стола и кивнул старшему подручному:

– Я сейчас иду. Ты справишься?

– Давно не работал этак-то... но справлюсь, мастер, не сомневайся.

В это время ткач пошел на Торчка, сжимая кулаки, парень отступал. Толстяк махнул рукой, потом еще раз – Торчок увертывался. Горожанин, распаляясь, замахал кулаками энергичней, задел кого-то локтем, огрызнулся в ответ на брань... Тут Торчок подпрыгнул к неповоротливому противнику и съездил по носу. Ткач разъярился окончательно, ринулся на парня, тот бросился мастеровому под ноги, толстяк с разгона обрушился на соседний стол – прямо в миски со снедью. Приезжие крестьяне, которым помешали обедать, вскочили и, осыпая ударами, сбросили толстяка на пол. Городские заорали, чтоб не смели трогать их земляка. Слово за слово – никто и не понял, как, но началась большая драка. Зазвенела разбитая посуда, люди орали, толкались, сбившись в кучу...

Гедор широкими шагами приблизился к толчее и стал отшвыривать драчунов – хватал и одним рывком отправлял в полет, не разбирая, кто перед ним. Выдернул из сутолоки Торчка, парнишка орал, что его изувечили грубые мужланы, и демонстрировал небольшую ссадину на скуле. Никто и не заметил, как Селезень покинул стол в углу и присоединился к толкотне у стойки. Визгливые крики Торчка подействовали на драчунов отрезвляюще, люди стали приходить в себя и озираться, разжимая кулаки. В общем-то, выпили немного, и непонятно было, из-за чего схватились.

Селезень тихонько шмыгнул обратно за стол в углу и незаметно передал Деле вышитый кошелек. Женщина ссыпала монеты в собственный кошель, подвешенный к красивому пояску, а чужую вещицу проворно сунула под юбки. В их темный угол никто не глядел.

Гедор – все так же молча – развернулся и поволок всхлипывающего Торчка обратно за стол, по дороге внятно объявил: "Заткнись, баран! Сам виноват, нечего было к людям приставать!" Парнишка тут же умолк. Зато принялся орать толстый ткач, тот самый, из-за которого началась драка. У него пропал кошелек.

Все тут же стали озираться, не завалилась ли где вещь, прислуга принесла свечи, стали искать под столами. Гедор с женой будто бы из любопытства подошли к стойке, Мясник купил два стакана вина. Супруги стали в сторонке, прихлебывали, улыбались, глядя на суету. Ткач не успокаивался, вопил, что его в этом заведении избили селяне, да еще и кошелек украли. Он требовал звать стражу. Хозяину "Золотой бочки" не хотелось обращаться к людям сеньора, но деваться было некуда, он отправил сынишку за начальником стражи.

Когда пожилой ветеран, сопровождаемый парой молодцов в плащах с гербами ок-Дрейса, появился в дверях, Дела прошла мимо стражников и возвратилась к своему столу.

– Ну, из-за чего шум? – громко поинтересовался вояка.

– Кошелек украли, – выступил вперед ткач.

Гедор, привалившись к стойке, тихо заметил хозяину "Золотой бочки":

– Я же тебе говорил, нет порядка у вас... налей-ка еще, – и протянул стакан.

Кабатчик привычно наклонил кувшин над подставленной посудой, затем до него дошел смысл сказанного, и он с подозрением поглядел на постояльца. Тот невозмутимо положил на стойку медяк – плату за вино, и поднес стакан к губам, наблюдая за стражниками.

– Украли?.. – старый солдат нагнулся и поднял с пола вышитый кошель. – Этот, что ли? И стоило из-за тряпки шум поднимать?

– Тряпки? Да у меня там деньги... деньги... были...

Ветеран демонстративно перевернул пустой кошелек над ладонью другой руки и потряс, показывая, что, мол, пусто.

***

– Ну, вот что, расходитесь-ка. Поздно уже, давайте по домам, – решил стражник, затем обернулся к хозяину «Золотой бочки». – А с тобой я завтра зайду поговорить. Беспорядки, понимаешь, у тебя происходят. Ограбили доброго человека, побили...

Толстый ткач, который в самом деле в сутолоке пострадал больше всех, поглядел с надеждой. Неужто старик решился искать его пропажу?

– Украли красивый кошелек, – закончил старик, улыбаясь в усы. Растерянность толстяка доставляла ему удовольствие. – Хорошо, я пропажу вернул. В общем, расходитесь. Нечего тут...

Начальник стражи удалился, сопровождаемый молодцами. Те ухмылялись, довольные, что городские остались в дураках.

После ухода стражников несколько минут длилась тишина. Мясник допил вино, причмокнул губами и с громким стуком опустил на стойку стакан.

– Я же тебе говорил, что нет у вас порядка. И на стражу надежды никакой.

– Эй, – обернулся к Гедору избитый ткач. – Это ведь из-за твоего парня началось!

Гедор уставился в упор на мастерового, тот под холодным взглядом попятился.

– Из-за моего? Нет. Или ты хочешь сказать, что это паренек твои денежки присвоил, а не стражник?

– Стражник?..

– Нет, сам Гангмар из Проклятия нагрянул, чтобы твой кошелек выпотрошить. Торчок, может, и с придурью, так чего ж ты с дурнем связываешься? Ты ж видел, блажной пацан.

Гедор еще с минуту смотрел на ткача, то стушевался и умолк. Люди, смущенно поглядывая друг на друга, стали расходиться. Постояльцы по комнатам, местные – домой. Дела подошла к мужу и взяла за руку. Тот обернулся. Супруги собрались уходить.

– А скажи, мастер, чтоб ты присоветовал? – окликнул уходящих кабатчик. – Ну, чтоб порядок был?

Гедор бросил через плечо:

– Маленьким людям защитник нужен. Чтоб присматривал за порядком, пока добрые люди честно трудятся. Так у нас заведено, на побережье. Непременно есть такой человек, ему доверяют. Если что – к нему за советом, за защитой. Он всегда рассудит, поможет, вступится за обиженного. Правого поддержит, виноватого накажет – тихо, по-свойски, без стражников. Но и его уважают, человека этого, делятся с ним, чем Гилфинг послал.

– Это как? У нас же господин имеется, старшины цеховые... Священника можно спросить...

– И стража еще, – напомнил Гедор. – Завтра утром к тебе начальник заглянуть обещал, помнишь?..

Дела потянула мужа за руку, и молодые люди ушли. Трактирщик тяжело вздохнул, позвал жену, чтобы убирала со столов, и, прихватив колпачок на длинной рукояти, пошел по залу – гасить свечи под потолком. Он размышлял, во сколько обойдется завтрашний визит стражника. Тот ведь станет отступное вымогать, не то – к господину на суд, почему в "Золотой бочке" бьют и воруют. Да уж, защитники...

Около трех часов, когда "Золотая бочка" погрузилась в сон, окно комнаты, которую занимал Гедор, распахнулось, вывалилась веревка. Мясник быстро перебирая руками, соскользнул в снег. Подбежал к забору, подпрыгнул, ухватился за гребень и легкой тенью перемахнул наружу. Дом, где жили стражники, находился неподалеку, ближе к городским воротам. Старик начальник занимал половину здания, другая была казармой рядовых. Помещения имели раздельный вход. Мясник подкрался к двери и прислушался. Старый вояка звучно храпел, слышно было и на улице. Гедор осмотрел замок – дешевка. Дверь добротная, прочная – если выбить, будет много шума. Пришлось вытаскивать отмычки, пользоваться которыми Мясник не любил. После нескольких неудачных попыток замок со скрежетом отомкнулся. Гедор приоткрыл дверь и скользнул внутрь. Миновал сени, вошел в комнату, служившую старому вояке спальней. Начальник стражи спал, лежа на спине. Гедор подошел, вынул нож, с минуту разглядывал жертву, затем полоснул лезвием по горлу. Храп перешел в хрипение, бульканье... Мясник осторожно перевернул стул, положил набок подсвечник на сундуке рядом с кроватью, стащил труп на пол, отыскал меч и вложил в мертвую ладонь. Разбросал по полу подвернувшиеся под руку вещи... Вот теперь все.

***

Когда утром Гедор с компанией спустился в трапезную, там было пусто. Давешние крестьяне уже съехали, для новых постояльцев было рановато. Хозяин нервничал и поминутно косился на дверь, ждал начальника стражи.

Гости позавтракали, затем Гедор велел Торчку оставаться в "Золотой бочке", а сам с женой и Селезнем пошел прогуляться. Перед домом стражи собралась толпа, люди сэра ок-Дрейса расхаживали перед распахнутой настежь дверью. Лица солдат были хмурые.

Селезень пошел вперед узнать новости. Ему охотно объясняли, что ночью зарезан старый начальник стражи, а подручные покойного уже рядятся, кто теперь станет старшим. Горожане гадали, что за человек мог осмелиться на такое злодейство, ни одной достойной версии не возникло. Из дома вышел рослый белобрысый парень и прикрикнул на зевак:

– А ну, чего собрались? Пошли прочь!

Наверняка новый командир.

Люди стали неспешно расходиться. Гедор с женой немного задержались, и когда стражники, пыхтя, вытащили из дверей носилки с грузным телом, укрытым дерюгой, супруги посторонились, пропуская. При этом Гедор, будто продолжая давно начатый разговор, бросил жене:

– Видишь, до чего человека жадность доводит? Ткач этот, из-за горсти медяков...

Прохожих поблизости уже не осталось, так что можно было говорить достаточно громко. Белобрысый стражник, едва услыхал, о чем идет речь, тут же подскочил к Гедору:

– Эй, мастер, ты о каком ткаче?

Мясник обернулся к стражнику:

– Эй, да ведь ты вчера тоже был в "Золотой бочке"? Точно, я тебя помню! Слыхал, как этот толстый дурень своих денег требовал? Он, видно, в башку себе вбил, что покойный его гроши присвоил.

Гедор укоризненно покачал головой.

– Вот до чего может жадность довести, ай-яй-яй... Из-за горсти медяков!

– Так ведь не брал наш старшой, – растерялся стражник, – я за ним следом вошел, не мог он, и все это видели... Кошелек пустой валялся. И то удивительно, что никто допрежь нас не поднял!

– Тоже верно... сам не пойму, чего этот толстый дурень придумал, но он же денег требовал, верно?

На простодушном курносом лице долговязого парня отразилось зреющее решение – он уже определил виновного. Тут из-за спины Мясника выступил Селезень и уверенно заявил:

– А я думаю, кабатчик это. Он, небось, до сих пор трясется, ждет, что покойный явится к нему за покражу спрашивать. Ведь ясно же, что стражник денег не брал, это хозяин виноват, что у него в "Золотой бочке" ворье завелось. Ишь как ловко: его прислуга с фонарями под столами лазит, кошелек ткача ищет, а кошелек-то – вот он, пустой у дверей лежит!

– Хозяин – сопля, не смог бы управиться. Ткач-то вон какой кряжистый, да и драчун, – стал спорить Гедор, – вчера он заваруху в трапезной и устроил, из-за него драка началась, он селян задирал.

– А ну, пошли к Гангмару отсюда! – прикрикнул белобрысый. – Нечего лясы точить, уж сыщем преступника, так во всем признается!

Гедор, Дела и Селезень послушно зашагали прочь, по дороге увлеченно обсуждая предысторию убийства. Селезень твердил, что кабатчику могла помогать прислуга, стражник-то здоров был, едва ли рыхлый пьяница сумел бы справится один, да и ткач тоже, а Гедор упирал на то, что в драке побеждает тот, кто бьет первым, и ткач – драчун.

Едва свернули за угол и скрылись с глаз стражи, разговор тут же прервался. Троица отправилась прогуляться и на постоялый двор возвратились к двум часам. В "Золотой бочке" плачущая хозяйка рассказала, что стражники увели мужа. Да мало того, прихватили и двоих работников. За что?..