Текст книги "Предчувствие весны"

Автор книги: Виктор Исьемини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 47 Ливда – западный Сантлак

Ночью Хромой готовил зелье. Тщательно сверял каждый шаг с рецептом, точно отмерял порции порошков и подолгу размышлял над словом «щепоть». Смешивая в первый раз, не волновался, а тут вдруг пробрало...

Когда жидкость была готова, меняла долго сличал результат с остатками старой смеси, которой опоил Жабу. Вроде, похоже. Наконец, Хромой решил, что от его сомнений толку все равно нет. Он приготовил напиток – и будь, что будет. С этой благой мыслью меняла завалился в постель и проспал до утра сном праведника.

На следующий день поплелся в лавку, прихватив горшок с сонным зельем. Сперва подошел к воротам – поздороваться с солдатами и узнать, где нынче можно будет отыскать Лысого. Оказалось, сержанта ждут к полудню с обходом. Переговорив со стражниками, Хромой вернулся в лавку. В это утро клиентов не случилось, да и за окном было тихо. Погода не располагала к странствиям, на смену оттепели пришло похолодание, падал тихий снежок. Должно быть, из-за погоды движение в Восточных воротах было вялым. Лишь изредка за окном лавки стучали подковы, с грохотом катились колеса или хрустел ледок в замерзающих лужах, когда его ломали подошвы пешеходов.

Хиг заявился около десяти часов – как всегда жизнерадостный, улыбающийся.

– Здорово, Хромой! Мне Обух велел к тебе зайти, забрать чего-то, ну и дальше с тобой – куда прикажешь.

– Привет, Хиг. Вот кувшин, снеси купцу Томену Троту, – Хромой назвал адрес, – Это сонное зелье. Пусть Трот вольет поровну в бочки, которые завтра повезем.

– Повезем? Так завтра в дорогу? А куда? – Улыбка Хига немного померкла. Как и многие горожане, Коротышка не любил покидать Ливду. Его вселенная заканчивалась за городскими стенами.

– Тебе ничего не рассказали, что ли? Завтра отправимся в путь. Ехать больше суток, так что собирайся надолго. Приедем в замок Леверкой.

– Леверкой... – разбойник задумался. – Что-то знакомое.

– Знакомое? Это родовой замок нашего графа!

– Это ты брось, – строго отрезал Хиг. – Мне он не граф, я человек вольный.

– Называй, как хочешь. В замке гарнизон – свора молодых рыцарей. План таков: они пьют вино с вот этим зельем, – Хромой встряхнул кувшин, – засыпают, мы их вяжем. Все просто.

– Что-то слишком просто, – засомневался Коротышка, – знаешь, Хромой, когда мне расписывают будущую работу так, что будет очень просто, я тут же понимаю: что-то не так. В нашем деле не бывает, чтобы просто, чтобы все прошло по плану.

– Но этот план придумал я, – напомнил меняла.

– Это, конечно, лучше... – однако энтузиазма в голосе разбойника не прибавилось.

– Только каких-нибудь железяк все-таки с собой прихвати. Если не в самом замке, так в дороге могут понадобиться. И еще, когда Троту зелье снесешь, ты уж проследи сам, чтобы исправно в бочки все влили, до капли.

– Ладно.

– И скажи купцу, пусть одежду тебе подберет. Во-первых, выглядишь ты, как... хм... как вольный человек. Во-вторых, замерзнешь в дороге. Все-таки ехать далеко. Пусть Трот тебя оденет как одного из своих работников.

– Хорошо. А в замке народу много?

– Человек пятьдесят или больше. Но я не хочу много людей с собой брать, это будет подозрительно. Подумай, кто может потребоваться из ваших. Обух обещал, что с нами снарядит, кого ты назовешь.

– Э, Хромой, – Хиг беспечно махнул рукой, – разве я когда в помощниках нуждался? Тем более, если с тобой в паре! Ты только продумай все, как следует, и не говори, что все будет просто.

Хромой с сомнением поглядел на приятеля. Коротышка снова приободрился... Хиг весело подмигнул.

– Ну, как скажешь, – решил наконец меняла, – еще напомни Троту, пусть для меня какой-нибудь тулупчик приготовит. Хоть высплюсь в дороге...

Разбойник удалился, а Хромой погрузился в тяжелые раздумья. Коротышка никогда не унывает и всегда весел, незаменимый исполнитель, но планировать операции ему Обух никогда не доверяет. А этот поход целиком и полностью – идея Хромого. Меняла вытащил план замка, который вручил ему при последнем свидании Эрствин, и погрузился в раздумья.

***

Около полудня Хромой убрал карту и переставил стул к окну. С утра, вроде, зарядил снег, но сейчас непогода прекратилась, и даже сквозь толстые дешевые стекла несложно было отличить стражника в ярко начищенной каске от простолюдина. Когда на улице появился Лысый, важно вышагивающий во главе полудюжины подручных, Хромой вышел на крыльцо. Сержант, похоже, собирался пройти мимо, но меняла окликнул:

– Привет, Коль! Можно два слова тебе?..

Стражник нахмурился и, бросив своим: "Давайте к воротам, я сейчас догоню!" – обернулся к Хромому.

– Ну, чего тебе? Говори скорей, видишь – я на службе.

– А я как раз по служебному делу. Коль, загляни ко мне, сделай милость. Хочешь, сейчас, а хочешь, на обратном пути.

Меняла говорил спокойно, но настойчиво. Лысый подумал и кивнул:

– Ладно.

В лавке Хромой сразу приступил к делу:

– Не беспокойся, я тебя не задержу. Завтра – тот самый день, когда я выведу из города обоз. Несколько повозок и десяток людей. Я тоже еду. Мы уговаривались, что нас пропустят без досмотра, помнишь?

– Сделаем, – нехотя буркнул сержант.

– Коль, для меня это важно.

– Да что ж там такое?

– Обещал же, расскажу, если вернусь живым. Ну, если мы порешили насчет завтра, то у меня все.

Лысый уже не делал вид, что торопится.

– Все, говоришь?

– Да, если ты не хочешь потолковать о Жабе и Рыбаке.

– Тише ты! – неожиданно всполошился Токит. – Тише говори!

Хромой не впервые подумал, насколько удобней и безопасней иметь дело с теми разбойниками, что носят лохмотья, а не кольчуги. У тех побольше и честности, и отваги.

– Не беспокойся, в этой лавке ты под моей защитой, – важно промолвил меняла, но послушно стал говорить тише. – Что, надоела вся эта история? Хочешь закончить?

– По-моему, пора. Твой приятель сухой. Я хочу сказать – выжат досуха.

– Хорошо, тогда слушай, как это все закончить. Я тоже кое-что слыхал... насчет Раша, – меняла постарался напустить на себя таинственный и многозначительный вид. – Он очень зол, особенно из-за золота. Все-таки в наше неспокойное время золото – единственная незыблемая ценность. Хотя, если вдуматься – что в нем? Металл... Однако Раш не задумывается, он очень убивается, говорят из-за золота.

– Ты знаешь об этом... – Лысый поскучнел. – Когда завяжем, я пересчитаю, кому сколько причитается... и уж тогда окончательно...

– Коль, ты не понял. Я не в претензии, я же тебе сказал: меня устроит столько, сколько ты сочтешь нужным выделить на мою долю. Ты только завтра не подведи.

Лысый, похоже, смутился, во всяком случае, он буркнул:

– Ты хороший друг, Хромой. Но я тебе еще подкину монет, не сомневайся.

– Спасибо, Коль, ты тоже хороший друг. Так вот, я кое-что знаю. Лучше всего провернуть последнее дельце послезавтра или через два дня. Только не спрашивай меня, почему! Это не моя тайна.

– Ну... Я уж вовсе не думал ни о каких дельцах... Раш вконец рассвирепел, страшно к нему лезть.

– Послушай меня и решишь после этого, делать последний заход или нет, – терпеливо повторил Хромой, – в конце концов, ты можешь сработать в открытую, хлопнуть точку Рыбака как стражник, конфисковать, что найдется, и сдать в казну.

– Можно и так, конечно... да под конец твой приятель сдал очень сладкое местечко... Жалко упускать...

Стражник оттянул воротник и повертел головой, будто ему стало жарко. Он и боялся Рыбака, и хотел накрыть последнее из названных Жабой "местечек". И еще ему очень хотелось услышать хоть что-то ободряющее. Жадность в его душе уже одолевала трусость, но Лысому хотелось получить ну хоть какое-нибудь обоснование собственной алчности. Хоть что-то, что оправдает пренебрежение осторожностью.

– Сладкое местечко? – повторил Хромой. – Это уж как ты решишь. Мой совет таков: пару дней откармливай Жабу, отпаивай, хоть бы и вином с Архипелага. Но, когда ты пойдешь за сладким, возьми Жабу с собой – и он при этом должен казаться здоровеньким и сытеньким. В общем, прихвати его с собой и оставь его там, на месте.

– Как это?

– А так. Будто он и был налетчиком. Будто тайно возвратился и стал мстить Рыбаку, но при последнем дельце спалился. Если там сторож – будто сторож его уделал. Понимаешь? Это будет последнее дело, после смерти Жабы все прекратится – и Рыбак решит, что Жаба стоял за всеми налетами, а если Жаба сдох, то и бояться нечего. Рыбак успокоится, все стихнет. Но сделать это нужно через два дня.

Сержант, выслушав план менялы, изменился в лице, даже вспотел и стащил каску с теплым подшлемником, чтоб утереть лысину.

– Да почему ж через два-то?

– Коль, ради нашей дружбы – не спрашивай! Тебе нравится моя задумка?

– Еще бы, Хромой... Задумка, что надо... Ну, ладно, я пойду. Служба!

– Но завтра ты?..

– Буду в воротах с рассветом, не сомневайся!

Когда дверь за стражником захлопнулась, меняла сел и тоже утер потный лоб. Кажется, Лысый согласился с датой – два дня, два дня... То есть последний налет состоится, когда Хромого не будет в городе. И не случится такого, что милый друг Коль Токит надумает оставить на месте преступления не один труп, а два – Жабы и некоего менялы... Милый друг совсем не глуп – пусть у него не слишком богатое воображение, но, если ему дать хорошую идею, он вполне способен ее развить.

***

Наутро Хромой явился к Восточным воротам. Зимой он обычно являлся в лавку несколько позже. Сейчас на улице, ведущей к въезду в город, собралось с десяток повозок да несколько пешеходов. В теплое время здесь бы стояла толпа и время от времени кто-нибудь забегал бы в лавку обменять монету-другую... Да и за воротами поджидала бы изрядная вереница телег и фургонов, всадников и пешеходов... Но то летом, а сейчас повозок было немного, и меняла сразу увидел Томена Трота. Купец, как и его подручные, кутался в широченный тулуп и казался массивным, будто гном. Особенно походил на сына Второго народа Коротышка Хиг – из-за невеликого роста. Недоставало разве что бороды и топора побольше. Хромой подошел к обозу, обменялся приветствиями с Хигом и Тротом, купец представил приказчиков – все угрюмые бородатые мужчины.

Пока не взошло солнце, невозможно было определить, что с погодой, каким будет нарождающийся день. За ночь выпало немного снега, свежий белый пух укрыл промерзшие до дна лужи, сравнял застывшие отпечатки обуви. Путешественники, ожидая, прохаживались по улице вдоль вереницы саней, изредка переговаривались, а больше – зевали.

Наконец, поскрипывая свежим снежком, появились стражники – Лысый и шестеро солдат. Сержант шагал важно, не оглядываясь, будто не замечал никого. Солдаты скрылись в портале, несколькими минутами позже вывалили из караулки – вместе с предыдущей сменой. Те, кто провел ночь в башне, ежились и потягивались. Лысый скомандовал – отворять. Он вручил одному из солдат, тощему парню по кличке Червяк, здоровенный ключ. Стражник отпер замок, осторожно вытащил пудовую железяку из кованых дужек и унес в башню.

Стражники, беззлобно ругаясь, потащили засов – массивный окованный железом дубовый брус. Потом навалились на створки. Лысый махнул рукавицей переднему в веренице ожидающих – возница тряхнул вожжами, лошадка качнула тяжелой головой, выпуская струи пара из ноздрей, и затопала, увлекая сани к воротам. Стражники привычно быстро оглядывали возы и кивали. Обоз Трота тоже осмотрели, но только для вида. На менялу Токит не глядел, с деланным равнодушием махнул рукой – мол, проезжай быстрее...

За воротами открылась белая равнина. Необъятная пугающая безразличная пустота – особенно удивительная после тесноты городских улиц. Хромой подумал: как давно он не оказывался зимой за воротами. Летом все иначе, летом большие и малые частички Мира окрашены разными цветами... или море – когда путешествуешь морем, нет этого застывшего единообразия, волны находятся в непрерывном движении, надувается и опадает парус, раскачивается горизонт... Хигу стало еще больше не по себе, он перебрался на повозку, в которой оказался Хромой и попросил:

– Давай поговорим? А то скучно.

– Говори, – меняла приготовился, что беседа будет долгой и устроился среди поклажи поудобней.

И в самом деле разбойник болтал несколько часов подряд. Вспоминал свои незамысловатые приключения (в каждом из его рассказов кого-то били), припоминал последние слухи... Потом пейзаж изменился – стали попадаться полоски леса, хутора и поселки. Вдалеке от дороги виднелись серые столбы дыма. Несколько раз дорога огибала стороной холмы, увенчанные замками. Быть может, летом не удалось бы так просто миновать родовые гнезда сеньоров, но зимой и господа предпочитают сидеть по домам. Постепенно Хиг привык, успокоился и затих. Меняла задремал. Около четырех часов обоз въехал в небольшой город и направился к постоялому двору. Томен Трот объяснил, что здесь они заночуют. Конечно, засветло можно проехать и дальше, но впереди до самого Леверкоя не будет такого надежного пристанища. Так что лучше здесь.

На постоялом дворе тоже не было ничего примечательного, путешественники пристроили лошадей и повозки, поели и разошлись по комнатам.

С рассветом собрались в дорогу. С утра зарядил снежок – сперва небольшой, потом сильнее и сильнее... Горизонт сразу сузился, Мир пропал, остались только сугробы справа и слева от дороги. Томен и его люди забеспокоились, стали понукать лошадей. Они опасались сбиться с пути. Хиг тоже заволновался, возвратились его страхи перед необъятностью Мира. Коротышка стал нервно озираться, поминутно дергал Хромого, выясняя, сколько еще ехать, да когда кончится снег...

Наконец возница указал темную массу, проступившую среди шершавой белесой завесы снегопада:

– Вон замок-то Леверкой. Подъезжаем!

ГЛАВА 48 Замок Леверкой, западный Сантлак

Небо казалось похожим на грубую ворсистую ткань светло-серого цвета. Ветра не было, и снеговой полог медленно валился на землю, клочья-снежинки росли, приобретали очертания, затем, попадая на лица и руки возниц, стекали печальными каплями, а белесое покрывало опускалось и опускалось, неутомимо и монотонно...

Очертания зубчатых стен все более явно проступали сквозь ажурную белесую пелену. Над ними угадывались контуры башен, верхушки тонули, вязли в падающем с небес призрачном пологе. Хромой спрыгнул в снег и побежал к передним саням, которые уже достигли ворот.

Купец Томен Трот забарабанил кулаком по облепленной снегом створке, откуда-то сверху, с едва различимого бруствера, осыпались мягкие хлопья. Снег глушил звуки, и голос караульного был едва различим.

– ...Кто?

– Это я, Томен Трот! – выкрикнул купец и отступил на шаг. – Отворяйте, пока нас здесь снегом не завалило!

Загремело железо, по ту сторону ворот раздались проклятия, охрана бранила мороз, из-за которого заедает засов... Наконец ворота дрогнули, заскрежетали, к ногам приезжих посыпались здоровенные комья слежавшегося снега. Наконец створки медленно пошли в стороны. В открывшемся проеме встали плечом к плечу латники, выставив облепленные снегом копья. Хромой подумал, что можно было бы захватить Леверкой и без этих хитростей с вином, просто выбрать непогожий денек, ворваться, разогнать немногочисленную охрану... Да нет, вспомнил меняла, за графом следят. Только он сунется из Ливды с войском – а в Леверкое уже узнают...

Трот шагнул к караульным, сдвигая на затылок большую мохнатую шапку и открывая лицо, чтобы его легче было узнать. Латники опустили копья. Старший даже стащил рукавицу, чтобы поздороваться с купцом за руку.

– Что привез, Трот? Опять господам вино?

– А что? Разве они не ждут? – рассмеялся купец. – Не поверю, что молодые господа вину не рады!

– Они-то рады, – старший стражник не разделял оптимизма гостя. – А нам опять ничего.

– Как же ничего? И вам нынче пару бочонков привез на пробу. Подешевле, конечно, но все-таки не местная кислятина. Приличное винцо.

– Да ну! – лицо солдата вмиг просветлело. – Эх, а мы-то здешней дряни рады, да и та нечасто перепадает! Сейчас парням скажу, скинемся, кому сколько Гилфинг послал. Наконец-то ты, Трот, о нас вспомнил!

– Да это не я, – Трот махнул рукой возницам, давая знак. Обоз пополз во двор замка. – Компаньона подыскал. Он и раздобыл по сходной цене.

Компаньоном был Хромой, роли они распределили заранее.

– Благослови тебя Пресветлый, мастер! – с чувством вымолвил стражник, улыбаясь меняле щербатым ртом.

Обоз въехал в наружный дворик. Сквозь снежную пелену проступили очертания замковых укреплений. Внутренняя стена, отделяющая форбург, оказалась еще выше и массивней, чем первая – осмотрев ее, Хромой перестал думать о том, чтобы захватить Леверкой нахрапом, вторая стена также охранялась.

Солдаты впустили повозки во внутренний двор, дальше пришлось поработать – сгрузить бочки и закатить их на склад. Люди Трота трудились споро и ловко, так что Хромой с Хигом предоставили бочонки им, а сами взялись таскать ящики с мороженой рыбой – это проще. Местные помогли распрячь лошадей, но к товару их Трот не подпускал. Должно быть, опасался, что чего-нибудь сопрут.

Наконец разгрузка закончилась, и Трот отправился переговорить с молодыми господами. Меняла, на правах компаньона, увязался с ним. По дороге присматривался к темным переходам и галереям. Жилое здание оказалось значительно больше, чем Хромой представлял себе, изучая план. В чертеже Эрствина, похоже, были нарушены пропорции, хотя расположение переходов сохранилось. Изнутри замок выглядел мрачно и даже жутковато. Впечатление усиливали следы пожара, попадавшиеся то там, то сям – победители так и не привели палас в порядок после штурма. Времени у них было предостаточно, но не было желания – вероятно, никто из сеньоров, владевших замком сообща, не считал Леверкой собственностью и не хотел заботиться о нем.

***

Молодые господа не представляли собой ничего интересного, просто юнцы. Тощие, жилистые, словно гончие псы – как почти все здешние дворянчики. Одеты в потертые колеты и камзолы с потускневшим шитьем. У некоторых платье с чужого плеча. Взгляды злые, голодные. Обычные сантлакские молодые господа, в общем.

Единственное, что бросалось в глаза – так это насколько они успели друг другу надоесть. Хромой ожидал, что встретит шумную гурьбу веселящихся молодчиков, непрерывно задирающих один другого, смешливых, довольных собственным положением. Однако юные дворяне выглядели угрюмыми – сперва меняла даже усомнился, захотят ли они пировать вместе – а ведь на этом и строился план. Похоже совместное житье в занесенном снегом замке им порядком обрыдло. Зато Трот сомнений не ведал – расплылся в улыбке и объявил:

– Приветствую, мои юные герои, мои отважные Гвениадоры и неистовые Авейны! Я счастлив снова лицезреть благородное общество бесстрашных воинов и пылких сердец!

– На кой хрен мне пылкое сердце, – проблеял один из отважных Гвениадоров, – если ты снова баб не привез!

– Ты ж обещал, – поддержал приятеля другой неистовый Авейн, – Гангмар тебя дери.

– Или ты решил, что можешь нас обмануть, подсунув вместо девки этого мужлана? – третий указал на Хромого. – Что за пугало с тобой, Томен?

Меняла решил, что остроумцам он непременно напомнит при случае их веселые шутки, но сейчас постарался засунуть обидчивость поглубже, и даже соорудил на лице улыбку.

– Я, мои добрые господа, компаньон мастера Трота. А девочек мы вам непременно привезем, едва благословит нас на то Гунгилла Прекрасная, послав добрую погоду. Нынче же не сезон розам цвести, снег валит такой, будто у ангелов понос.

– Ах, мои добрые господа, – подхватил Томен, – вы ведь дозволите переночевать под сим благородным кровом? Мы уж и лошадок распрягли...

– Да ночуйте, – махнул рукой один из юнцов, выглядящий побойчее прочих, тот самый остряк, которого взял на заметку Хромой. – Томен, держи!

Трот поймал брошенный мешочек, звякнули монеты.

Бойкий юноша обернулся к приятелям:

– Ну что, друзья, не совершить ли нам возлияния в честь Матушки Гунгиллы? Попросим у Прекрасной, чтобы скорей пришла весна, и зацвели розы?

Молодые дворяне одобрительно забубнили. Их предводитель кликнул вассалов, велел катить бочонок в зал.

Когда компания удалилась, радостно галдя в предвкушении выпивки, Томен Трот обернулся к Хромому:

– Видите, мастер, каково с ними?

Потом, понизив голос, добавил:

– Этот ок-Рейсель – самый паскудный из всех. Гонору на троих достанет, а денег в кошельке в самый раз за бочонок. Небось, трижды пересчитывал... Ну что, вернемся к нашим? Сейчас сеньоры налакаются, к нам солдаты пожалуют – вина просить.

Мнимые купцы возвратились в помещение, где сложили груз. Там, в пристройке, прилепившейся между паласом и крепостной стеной, приезжим дозволили заночевать. Отведенный им сарай являлся, по сути дела, складом, там и печи не было, пришлось разводить костер, будто в чистом поле... Дым поднимался к дырявой кровле и медленно вытекал сквозь прорехи.

Сперва к гостям явился пожилой мужчина в кольчуге, исполняющий при молодых сорванцах должность кастеляна. Этот, многократно пересчитывая медяки и ругаясь из-за каждого гроша, уплатил за соленую и свежую рыбу. Не забыл и попенять купчишкам, которые бессовестно спаивают молодых господ. Вот ужо пожалуется он, кастелян, родителям юношей. Хромой налил ворчуну кувшин вина из бочки, предназначенной солдатам. Старик ругаться не перестал, но, заполучив кувшин, убрался.

Потом пришли, гремя кольчугами, солдаты – те самые, что встречали в воротах форбурга. У этих тоже было плохо с наличными, Хромой, принимая медяки, только качал головой. Между монет, которые сыскались у солдат, оказались даже эльфийские, очень старые, с красивыми чеканными профилями. Тоненькие отверстия у обреза монет свидетельствовали: кругляшки давно используют не как средство платежа, а в качестве украшений – их подвешивали к цепочке или тесьме. Похоже, солдаты поживились где-то в замке имуществом, оставшимся от леверкойских дам. Возможно, прежде монеты принадлежали Лериане. Эти монетки меняла сложил в тайник на поясе, он подумал, что юной кузине Эрствина будет приятно получить такой подарок... Хотя невероятно трудно догадаться, как примет странная девица монетки. Вдруг разревется? Малыш Эрствин за глаза зовет ее плаксой.

Замок стих, Хромой с Хигом отправились проверить, как дела у золотой молодежи. Осторожно проскользнули в палас – и тут же, у самой двери, наткнулись на латника, задремавшего сидя в обнимку с алебардой. Хиг, не задумываясь, врезал спящему сапогом под ребра, тот, гремя кольчугой, съехал на пол. Задребезжало древко.

– Зачем? – осведомился Хромой.

– Летом такого не стукнешь, ногу отбить можно о железяки, которые на него навешаны. А зимой, в сапогах – так, вроде, ничего, – пояснил Коротышка, приподнимая ногу и демонстрируя тяжелую обувку, позволяющую лупить солдат в доспехах.

– Я говорю, зачем так громко?

– А чего, они же спят, – пожал плечами разбойник. – Вот и проверили. Если твое средство сработало, он от пинка не проснется. А если бы проснулся, мы с тобой вдвоем его бы спокойно утихомирили. Ну и уж дальше шли бы осторожно. А так – видишь, никто не бежит на звон. Значит – порядок... А этот верзила на меня смотрел косо, я все замечаю. Ну что, дальше идем?

– Идем.

И приятели двинулись по спящему замку. Вскоре они попали в совершенно темную галерею. Насколько помнил Хромой – юнцы встретили их с Тротом здесь, то есть можно предположить, что большой зал – в противоположном конце этого перехода. Хромой мог воспользоваться амулетом ночного зрения, но у Хига такого не было, поэтому меняла решил дальше идти в одиночку. Он пересек коридор, где отовсюду тянуло холодом, и оказался перед массивными дверями, которые размерами походили на крепостные ворота. Богато жили бароны Леверкойские! В щель между створок пробивался слабый свет. Хромой тихонько потянул ручку и заглянул – за длинным столом в живописнейших позах спали юные рыцари, цвет знати, отважные Гвениадоры и неистовые Авейны...

***

Следующий день Хромой посвятил изучению замка. Обошел палас, проглядывая комнату за комнатой – повсюду пыль, голые стены... ненадолго спустился в подвал. Ненадолго – потому что огромные подземелья старинной крепости были пусты. Победители вывезли все подчистую. Как и большинство столь древних сооружений в здешнем краю, Леверкой был возведен на месте эльфийского поселения, так что можно было предположить, что нижние этажи замка (как обычно бывает с замками, построенными на эльфийском фундаменте) окажутся обширны и благоустроены, но терять время на осмотр Хромому не хотелось. Поднявшись из подземелья, он обошел двор, прошел по заснеженному брустверу, даже взбирался на верхушку донжона – оглядеть окрестности.

Снег перестал, и, насколько хватало глаз, повсюду сиял невероятно свежей и чистой белизной зимний пейзаж. Ни движения, ни звука, ни единого цветного пятнышка. Хромой поглядел вниз – ровные, геометрически выверенные контуры стен и башен, также занесенные снегом, укрытые пушистыми мягкими подушками... на другой башне, пониже, но такой же массивной, как и донжон, виднелись следы пожара, над бойницами тянулись смолистые черные языки копоти, въевшейся в камень.

А вон другая башня – возможно, там ок-Рейсель держал в заложниках Лериану... Немало крови пролилось ради обладания этим замком, и вот он захвачен без единого выстрела, без удара, без звука. Захвачен в одну ночь. Перепились все, даже стражники в караульной башенке над наружными воротами. В самом деле, очень просто.

Хромой затопал вниз, держась рукой за холодные камни стены, ступени были покатыми и скользкими. Возвратился в палас, там шла работа – спящих солдат люди Трота перетаскивали в большой зал, где заснули мальчишки. Из соображений безопасности пленников заковали в цепи, которые обнаружились в подвале Леверкоя – едва ли не единственное имущество баронов, оставленное захватчиками на месте. Помимо цепей, надумали использовать еще одну уловку – пленников раздели донага. Голый человек не опасен, это общеизвестно. Чтобы пленники не простудились, в камине развели жаркое пламя, да еще натаскали соломы – укрыть.

Раздевать немытые тела – грязная работа, но Хиг и приказчики Томена Трота исполнили ее беспрекословно, дело, как понял Хромой, было им не в диковинку. Тем более, попутно они обчистили карманы жертв.

Меняла заглянул в зал, проверить, как идут дела. Навстречу ему попался Хиг с ворохом одежды и оружия. Разбойник подмигнул:

– Все в порядке! Наши птенчики ощипаны, а даже не пикнули! Ну и здоровы они дрыхнуть!

– Они же зелья выпили, – пожал плечами Хромой. – Ладно, я сменю караульного у ворот, а ты тут приглядывай.

– Ладно. Слушай, а я вот чего не пойму – что мы дальше будем делать?

– Дождемся малыша, да и возвратимся домой. Чего же еще?

– Не, это я понимаю... А какая Обуху выгода?

– Выгода немалая. Ты представляешь, какой выкуп можно взять за этих мальчишек? Это же все – старшие сыновья, наследники. Папаши непременно станут хлопотать, чтобы вернуть любимых деток.

– Ну, а Обух?..

– Ему положена доля, только не трепись. Это секрет. Когда малыш Эрствин станет собирать выкуп, обухова доля пойдет через меня. Ладно, я к воротам.

Короткий зимний день пролетел быстро. Хромой сидел у огня в караульной башенке, иногда выходил на бруствер – поглядеть на запад, в сторону Ливды. Так тихо здесь, вдали от моря, так спокойно. Зима... Зимой здесь очень тихо и спокойно, но едва ли мир продлится после того, как сойдет снег, и просохнут дороги. В Леверкое опять будет литься кровь...

Ближе к вечеру, когда заходящее солнце окрасит белый пейзаж оттенками розового, Хромой различит темные точки на дороге – всадники. Отряд в три десятка кавалеристов приблизится к Левркою неспешной рысью... Подует ветер с моря, развернет знамена над колонной. А когда можно будет различить фиолетовый и серый на флагах и щитах, Хромой спустится к воротам и, ухмыляясь, потянет тяжелый засов.

А пока что он сидит у огня и размышляет о странных вещах, что творятся с ним. Хромому совершенно очевидно, что приключения не закончились, напротив – очень и очень многое только начинается. Вот только придет весна...

Оставим его наедине с мечтами и сомнениями – пусть отдохнет, ему осталось совсем немного спокойных зимних дней. И ему, и Миру. Мир затаился под снегом, Мир тоже ждет весну, чтобы начать. Мир ждет весну.